Текст книги "Последний поцелуй неба (СИ)"
Автор книги: Аида Золотая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Что у нее есть сейчас?
Кое-что она знает о его проблемах с партнером. Это пока никак не используешь. Еще она имеет материальные выгоды от визитов Закса. Но за дверью ее квартиры он по-прежнему уважаемый бизнесмен, семьянин, меценат. Ага, меценат! Оказывает помощь нуждающейся шлюхе. Которая разрушит его репутацию, его жизнь, разрушит его самого. Анна хмыкнула… и уцепилась за эту мысль, будто бы она была тем, что даст ей силы жить дальше – как это было всегда. Ей мало того, что он орет по ночам. Она хочет, чтобы и днем он выл от чувства собственного ничтожества.
Около шести часов вечера в дверь позвонили. Спрыгнув со стула, она вышла в прихожую, распахнула дверь и впустила Закса. Он вошел холодный с мороза, уставший, мрачнее обычного и неожиданно красивый со снежинками в черных волосах и на воротнике пальто.
– Холод собачий, – объявил он и наклонился к ней, чтобы поцеловать.
– Можно подумать, ты пешком ходишь, – ответила Анна и послушно поцеловала его холодные, уставшие губы, оживавшие от ее прикосновения и неизменно разгоравшиеся страстью, стоило ей дотронуться до них. Он заглянул в ее глаза и подумал, что, наверное, таким должно выглядеть небо. А потом сморгнул эту мысль. Никаких небес не бывает.
– Не хожу, – согласился Виктор. Он не видел ее два дня. Два дня, которые пробыл с Лизой. И не мог этого выносить. Никогда не думал об этом, но стоило подумать, начинал сходить с ума: он не мог жить с беременной его ребенком женой – верной, преданной, сексуальной; и едва обходился без чужой женщины, от которой мог получить только тело.
– Соскучилась? – непринужденно спросил он.
– Некогда было, – ее голос прозвучал так же непринужденно, и она настойчиво потащила Закса в комнату. Он скинул пальто и пошел за ней. Кривая усмешка на его губах тоже выглядела уставшей – совсем на него не похоже.
– И чем таким ты была занята?
– Разным. Теперь твоя очередь.
Он приподнял бровь. Но оставался спокойным и холодным. Легко казаться холодом, когда глаза у тебя цвета льда на асфальте.
– Я тоже занимался разным. Подробность за подробность.
– Мне тебе отчеты составлять? – спросила Анна. – Где, с кем и сколько раз? Фотографии прикладывать? Пока тебя не было, я успела многое.
– Даже не сомневаюсь, – отозвался он негромко. – Скучаешь по прежнему ритму жизни?
– Не переживай, он не сильно изменился.
– Совершая покупку, люди подписывают бумаги. Наши, если помнишь, подписаны кровью. Тогда за каким хером я должен это слушать?
– А ты меня за каким хером покупал? Я не помню там пункта про бухие наезды. Ты потом молча свалил? Я – молча себя развлекала.
– Ааа… – протянул он, и на лице его появилась неприятная улыбка. Она делала черты резкими и одновременно расставляла все на свои места в его образе. – Так мы обиделись?
– Нет. Зачем на тебя обижаться? То, что мог получить ты, досталось другому. Кому хуже?
– По всей видимости, ты не чувствуешь разницы между проституткой и бл*дью. Проститутка себе не принадлежит. Она с тем, кто ее купил. В данном случае тебя купил я. И я требую не гребанной верности, а выполнения обязательств. Ты же предпочитаешь бл*дствовать. Считаешь, меня это заводит?
– Я тебе хоть раз не дала?
– Корень проблемы в том, что ты никак не усвоишь, что, кроме меня, ты никому не должна давать! – гавкнул он.
– Б*я, и что же это, если не верность?
Он раскрыл, было, рот, чтобы ответить, но резко развернулся и отошел к окну. Сунул руки в карманы и несколько бесконечно долгих секунд стоял, перекатываясь с носков на пятки. Видимое усилие, чтобы вернуть собственное спокойствие. Потом посмотрел на нее. И медленно, спокойно, почти равнодушно спросил:
– Чего ты хочешь?
– В ресторан хочу. Выберу сама.
– Шикарно! – развел он руками. – Выбирай.
Анна выбрала. Популярный французский ресторан в центре города с архитектурным названием она знала еще со времен работы в эскорте. Негласный договор с управляющим позволял получать небольшой стабильный доход в семь процентов от суммы счета, оплачиваемого клиентом, которого девочки приводили на ужин.
У двери служил все тот же швейцар. Девушка кивнула, он в ответ многозначительно улыбнулся. И Анна под руку с Виктором вплыла в фойе. Оставив верхнюю одежду в гардеробе, они прошли в зал, где она совершенно сознательно потащила его за столик в центре. Там они оказывались на виду у всех. Закс повиновался, выглядел расслабленным и непроницаемым. В этот вечер он был не похож на себя – будто кто-то выпил его за день. И это единственное, что проглядывало за непроницаемостью на его лице. Даже если он пытался спрятать, оно лезло наружу.
Откинувшись на спинку стула, он внимательно наблюдал за женщиной напротив, чуть сощурив глаза – тоже прятал что-то, что не хотел, чтобы она видела. Подошел официант, зажег свечу, вручил им меню и ретировался. Они снова остались один на один – иллюзия посреди ресторана. Но при свечах – почему бы не быть иллюзии.
– Теперь ты скажешь мне, что скучала?
– Я скучала, – ответила она, внимательно изучая меню.
– Отлично. Исправляешься на глазах. Бери что-нибудь подороже – вдруг расщедришься признаться, что всю эту хрень ты выдумываешь на ходу.
– Не понимаю, о чем ты, – она перелистнула страницу.
– Неважно, – он чуть заметно улыбнулся и тоже раскрыл меню. Текста перед глазами не видел, просто рассматривал строки с занятными буквами. Они не имели для него никакого содержания. Снова вернулся к ее лицу. И теперь смотрел долго, разглядывая каждую черточку.
Она все еще не поднимала на него глаз.
– Сомелье пригласи. Я пить хочу, – сказала обиженно.
Закс усмехнулся и пожал плечами. Повел головой, осматриваясь. И наткнулся взглядом на женщину за столиком у окна, глядевшую в упор на них. Примерно его возраста. С копной русых чуть вьющихся волос. Красивая. И самым красивым в ней были глаза – немного кошачьи, определенно светлые. На память он пока не жаловался – среди его знакомых такой не было. Разве только где-то по пьяни. Но и эта мысль была отброшена. Незнакомка смотрела более на Анну, чем на него.
Он отвернулся к бару. Чуть кивнул. Пока сомелье шел к их столику, негромко спросил:
– Баб ты не обслуживала?
– Ты хочешь втроем? – по-деловому спросила Анна, отвлекшись от меню.
– Я-то нет. А дама за твоей спиной, кажется, не против.
Анна обернулась, посмотрела в направлении, указанном Заксом, и улыбнулась. госпожа Калинина собственной персоной. Анна кивнула и весело помахала рукой. Та только растянула в улыбке губы в знак приветствия и повернулась к своему собеседнику.
К ним подошел сомелье – заказ был сделан.
– Коллега? – осведомился Виктор, когда тот ушел.
– Наставница, – ответила Анна и откинулась на спинку стула, – как бы. Ольга Николаевна – добрейшей души дама, с большой фантазией и житейской хитростью. Помогает сирым и убогим, – девушка улыбнулась. – Она мне денег заняла, еще когда я школу заканчивала. Приличную сумму, детдомовке такую собирать бы много лет пришлось. Если бы вообще удалось. А она дала, без гарантий и процентов. И отрабатывать разрешила целый год, я хоть квартиру приличную снять смогла…
– Ни хрена себе, – усмехнулся Закс. – Сама доброта. Так ты из детдома?
– Да, – девушка отпила вина и снова заговорила: – Но у нее весело было. Она мне первое время такие тренинги устраивала. Гоняла, как жеребенка на выездке, правда, подготавливала к племенным случкам. Ну, в смысле, к самому процессу, сам понимаешь, – Анна посмотрела на Закса загоревшимся взглядом. – Она в этом бизнесе давно, знала, к кому меня отправить, чтоб я не скучала. Американские горки отдыхают. Зато потом любой аттракцион стал обыкновенной каруселью.
– И сколько тебе было надо? – поинтересовался Виктор, не отводя взгляда уже не от Анны, но от профиля женщины за столиком у окна. Взгляд был напряженный, холодный. И по-прежнему уставший. Потом он отвлекся и вернулся в действительность. Действительность была такова, что золотистые отблески свечи играли в волосах проститутки, которую… – За сколько тебя купили?
– Ты сейчас платишь дороже, – в ее голосе снова зазвучали деловые нотки. – Потому что моя цена возросла. Констант апгрейд оф кволити.
Он зло хохотнул и сверкнул глазами.
– Супер! Только тебя кинули, Аня. Это так называется. Тебя превратили в шлюху и заставили возвращать бабки. Профит.
С ее губ было готово сорваться ядовитое подтверждение, когда явился официант с очередной едой.
Анна сделала глубокий вдох и обвела неспешным взглядом зал. Калинина уже ушла. Но посетителей заметно прибавилось. Вечером здесь всегда было многолюдно. К роялю на сцене вышел музыкант. Свою программу он по-прежнему начинал с импровизаций: тихих, неспешных, обволакивающих задумчивыми звуками.
Официант, наконец, отошел от их столика, расставив перед ними блюда в идеальном порядке на длинной скатерти, волнами разливающейся по паркету, в абсолютном соответствии с изысканной обстановкой ресторана.
Анна улыбнулась и скинула туфлю. Удобно расположила ногу на стуле Закса, устроив между его бедрами. Прижала ступню к теплой ткани брюк, сделала несколько плавных круговых движений, надавливала сильнее, поглаживала пальцами, будто обнимая. И не отводила глаз от его лица. Улыбка ее стала довольной, а ноздри нервно вздрагивали. Она чувствовала, как его плоть напрягается все сильнее от каждого ее прикосновения.
Она мягко накрыла возбужденный пах своей ступней и с невинным видом отправила в рот сочный кусочек мяса с кровью, плотно захватив вилку губами.
– И ты тоже имеешь свой профит, – проворковала Анна.
Виктор скривил губы – то ли в полуулыбке, то ли насмешкой. Но глаза его все еще оставались спокойными, в то время как внутри бушевало пламя. Иногда и заснеженные шапки вулканов извергают лаву.
– Я играю честно, – ответил он обманчиво мягким голосом. – Оплачивая услугу, не требую плату назад. На что тебе тогда нужны были деньги, не расскажешь?
– Тебе все еще мало откровений?
– Не хочешь – не отвечай, – пожал плечами Закс и неожиданно перехватил рукой ее ступню, прижав к себе крепче. К тому месту, которого она касалась. Ладонь его стала поглаживать ее щиколотку, двигаясь к пальцам – сквозь шелковистую сетку чулка. Он обводил ее контуры и чуть заметно улыбался, расслабленно и отстраненно одновременно. – Предлагаю допсоглашение к нашему договору. Ты делаешь то, что ты хочешь. Полная свобода выбора и желаний. Кроме единственного – других мужчин. До тех пор, пока ты со мной.
Она задержала дыхание, прикрыла ненадолго веками глаза и издала странный тихий звук, как мурлыкающая кошка.
– Я тоже не заключаю нечестных сделок, – спустя бесконечное мгновение заговорила Анна. – Я и сейчас делаю, что хочу.
– Ну и зараза ты, Аня Протасова! – хохотнул он.
В скором времени веселье продолжилось: подробности рандеву Виктора Закса и неизвестной, но весьма эффектной блондинки, имевшей единственное сходство с его супругой в цвете волос, стали достоянием общественности. Публичность никогда его не интересовала, но все же он был фигурой публичной. Еще через некоторое время предали гласности «творческий псевдоним» его избранницы, равно как и ее профессию. Ольга Николаевна появлялась там, где нужно, и имела обширные связи. Нет, Виктор Закс не кинозвезда и не футболист, чтобы следить за каждым его чихом. Но слухи ползут быстро. Правда, медленнее, чем действует Анна Протасова.
Глава 11. Детский вопрос
Стоя у зеркала, она изучала свое лицо. Выглядела уставшей, хотя с чего бы ей уставать? В доме слуги. Работой не перегружена – в своем отделе появляется, когда хочет. Муж забыл дорогу домой – тоже не утруждалась. Беременность на раннем сроке не давала о себе знать приступами токсикоза. Живи и радуйся.
Синяки под глазами были не самым лучшим показателем радости.
Если бы можно было любить как-то иначе, она просила бы, чтобы ее научили. Безоглядность – не про нее. Каждую минуту она знала, что мучится. И каждую минуту она знала, что мучит его. Изощренное садомазо под названием «Семейная жизнь Виктора и Лизы Заксов».
Первый раз они занимались сексом по пьяни. Вернее, не так. Она занималась сексом с мужчиной, о котором мечтала с самого детства. А он – пользовал первую попавшуюся доступную барышню в радиусе пары метров. И нельзя было сказать, что она не воспользовалась случаем. Собственно, если бы она могла, повторила бы это снова.
Но Виктор оказался неожиданно понятлив. На следующее утро не было признаний в любви, не было цветастых объяснений, не было предложения руки и сердца. Но было то, на что она, по здравом размышлении, едва ли могла бы рассчитывать – они стали парой. Так длилось много лет. Она так хотела. Он не возражал. Им было хорошо вместе.
Когда-то им было хорошо.
А теперь она смотрит в зеркало на женщину, у которой чужое, не ее, лицо. И думает только о том, в котором часу Виктор припрется сегодня. И припрется ли.
Нет, ей грех жаловаться – он был заботлив и внимателен. Когда оставался дома. Даже поход к врачу оказался для него не самым сложным мероприятием. Звонил он тоже регулярно – в основном, чтобы сказать, что задерживается.
Но он не хотел ее. Ребенка – возможно. Ее не хотел.
Это особенно остро чувствовалось после смерти матери. Может быть, именно так ощущается одиночество?
В одиночестве она спала, просыпалась, ела, дышала воздухом, жила. И ничего на свете она не ощущала так, как это одиночество. Ее одиночество было продолжением ее любви. И тоже оказывалось никому не нужно.
Пригладив расческой волосы, она отошла от зеркала к шкафу. Надеть платье. Ехать куда-нибудь. Делать хоть что-нибудь. Самое главное – надеть платье. Хоть какая-то видимость перемены.
От собственных невеселых мыслей Лизу отвлек звонок в дверь. Она вздрогнула. Подумала, что это не может быть Виктор – раньше полуночи не явится. Теперь не было и полудня. И вышла из комнаты – вниз по лестнице.
– Не беспокойтесь, Варя, я сама! – крикнула она экономке, слыша ее шаги, та кивнула и скрылась. А Лиза дернула дверную ручку.
На пороге стояла вульгарного вида девица в косухе, кожаной красной юбке, едва прикрывающей трусы, являя на всеобщее обозрение улыбки ягодиц, обтянутых колготками-сеточкой. В дешевых ботфортах на высокой платформе. Через плечо болталась вместительная сумка, а на голове красовался парик брюнетки.
Лицо ее было ярко и разноцветно разукрашено. В глаза сильнее всего бросались зеленые тени. До сегодняшнего дня ими пользовались всего однажды, для маскировки синяка под глазом. Теперь тени пригодились для другого. Для важного.
Для первого выстрела Анастасии Гориной во Виктора Закса.
– Привет, что ли, – небрежно кинула Анна и нагло прошла мимо Лизы в дом, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Та ошарашенно обернулась, закрыла дверь и злорадно подумала: хотела новостей – получи.
– Девушка, а вы адресом не ошиблись? – поинтересовалась она.
– Не-а, не боись, – Анна бросила на нее быстрый взгляд и вернулась к рассматриванию огромного холла. Портьеры, картины, огромные напольные вазы, мебель, как из Эрмитажа. Криво усмехнувшись, она сказала: – Ты б меня куда провела, чтоб без лишних ушей.
– Услуги в вашем агентстве здесь точно не заказывали.
Анна расхохоталась.
– Ну, ok, – сказала она и расселась на обитом шелком диване. Дернула юбку, чтобы прикрыть кривой неаккуратный шов на колготках. Не получилось, она махнула рукой и весело спросила: – Я покурю? Ты не бойся, у меня электронная. Бешеные бабки отвалила, представляешь? Зато круто. И Вовка сказал не париться.
Она принялась выкладывать из сумки содержимое. Косметичка, портмоне, фаллоимитатор, мобильный, набор смазок, несколько презервативов…
Наконец, где-то на самом дне откопала сигарету и закурила.
– Так вот. Я, собственно, чего пришла-то. Вова говорит, ты его отпускать не хочешь. Типа церковь, грех, бла-бла-бла. Лажа все это. Ты же не можешь не въезжать. Вродь не дура, – Анна внимательно рассматривала лицо сестры. – Трахает он меня. И явно почаще, чем тебя. И во все дырки. Ты ж, небось, в жопу не даешь? Ты ж не извращенка, да? А мужику много-то не надо. Похрену ему на, самделе, читала ты Чехова или нет. Ему сунуть надо, в теплое и влажное. И чтобы без заморочек, но с фантазией. И тогда, когда он хочет, а не когда у тебя голова не болит. Знакомо ж, да?
Она заржала. В гнетущей тишине это звучало впечатляюще. Лиза внимательно разглядывала женщину на собственном диване, и происходящее казалось ей дурацким спектаклем. Блефом. Его любовницы домой еще не приходили. Но дело было не в том, что эта – любовница. Дело в том, что ей даже не больно. Будто оборвалось и замерло в воздухе, не долетев до асфальта.
Она медленно подошла к столу, осмотрела высыпанное на него содержимое сумки. Потом перевела взгляд на «гостью».
– Знакомо, – ответила она. – И где он тебя, такую, подобрал?
– Ну есть одно местечко на Северном.
– Давно?
– Да уж прилично.
– Супер.
Лиза села в кресло напротив барышни. Еще раз окинула ее взглядом. Потом тихо и ровно спросила:
– И сколько берешь?
Анна оживилась.
– Тебе по-родственному скидку сделаю, – и потянулась за игрушкой из сумки.
– Я занимаюсь изучением рынков с восемнадцати лет, – Лизино лицо посерело, нос как-то странно заострился, но она продолжала расслабленно рассматривать проститутку. – Системы скидок и акционные предложения – для идиотов. Сколько, спрашиваю?
На лице Анны нарисовалось глупое выражение. Она почесала за ухом, от чего парик шевельнулся, обиженно засопела и стала собирать скарб обратно в сумку. Туда же полетела и сигарета.
– Я, может, и идиотка. Но свою копеечку зарабатываю, радость людям доставляю. А такие, как ты, даже обслужить по-человечески своего же мужика не могут. Они с горя и шастают по бл*дям уличным.
– Так, может, научишь? – презрительно вытягивая губы, отчетливо проговорила Лиза. – Проведешь ликбез. Даже на практике. Заплачу.
Анна замерла и снова уставилась на Лизу. Потом кивнула и вынула из сумки мобильный.
– Ага. Ну, это мы запросто. Сейчас одному коллеге звякну, он любит, чтобы на нем тренировались.
– Чистоплотный? После него по больницам таскаться не буду?
– Сама у него выяснишь. Мне-то пофиг.
– Дура! – зло хохотнула Лиза Закс.
Следующее произошло за какие-то несколько секунд. Она пересела на диван, вцепилась ногтями в кожу косухи на плечах Анны и притянула ее к себе. Когда между их лицами оставалось несколько миллиметров, прошептала:
– Если я тебя убью, это будет актом милосердия. Иначе та же канава.
В то же мгновение опытный рот захватил губы Лизы уверенным, жестоким поцелуем, язык нагло блуждал у нее во рту, а небольшая ладонь грубо шарила по ее груди. Тоже несколько секунд. Мучительных, гадких, приторно-сладких, как дешевые духи, от которых гудит в голове. Лиза подчинялась. Понимала, что никогда не отмоется. И не могла остановиться, сжимая в кулаках кожу пошлой черной косухи и чувствуя под ней худые плечи этой мерзкой… отвратительной… твари. Сердце выпрыгивало из груди – от ненависти, не от страсти. И она не знала, кого ненавидит: эту женщину или себя?
Анна наваливалась на Лизу всем своим телом. Губ ее не отпускала. Кусала их, скользила по ним языком, сильно втягивала в себя. Коленом раздвинула Лизины ноги, а рука ее теперь блуждала у нее под юбкой. Лиза глухо застонала… и пришла в себя. Нет, она каждую секунду понимала, что происходит. Но собой стала от звука собственного грудного голоса, вырвавшегося откуда-то из черного, удушливого – ее естества. И поняла – больше в воздухе не висит. Размазало по асфальту.
Лиза резко толкнула Анну и откатилась по дивану в сторону. Дышать было тяжело. Говорить не могла. Могла только смотреть. Не на нее – прямо перед собой. Анна усмехнулась. Все когда-то бывает впервые. Впервые чувствуешь себя униженной и испачканной. Впервые понимаешь, что вся эта грязь с тобой, в тебе, всю жизнь, каждую минуту. Навсегда. Впервые переступаешь черту. За этой чертой пропадает страх, и становится на все и всех наплевать. И это тоже навсегда.
Анна поднялась с дивана, перебросила через плечо сумку. И легким шагом, весело напевая про Тико Тико, вышла из дома.
Тот далекий день пять лет назад тоже звучал популярными ретро-мелодиями. И именно тогда она увидела свою сестру впервые. До этого лишь несколько фотографий: Лиза на пеленке улыбается беззубым ртом, Лиза идет в первый класс, фотография на паспорт. Из всех старших детей отца Анна всегда больше всего хотела познакомиться именно с Лизой. Может, потому что ей казалось – они похожи. Внешнее сходство всегда бросалось в глаза. Может быть, ей нравилось то, что рассказывал про сестру отец. Но на все ее просьбы познакомить их Петр Михайлович всегда отвечал отказом. Потому что они не должны были соприкасаться – никогда. С любой точки зрения. Так, как Анна понимала это сейчас, пять лет назад она не могла понять.
Что это было? Кажется, какая-то вечеринка в стиле диско. Новогодняя. С мигающими шарами, отвратительно позитивным музлом и Лизой Гориной, праздновавшей в компании Виктора Закса. Они часто ходили одними и теми же тропами. Самой себе Анна напоминала блуждающую возле них волчицу. В ожидании удобного момента для нападения. Потому что лишить жизни – это самое малое, что можно сделать. А она хотела многого. Подчас – слишком.
Там, в том клубе, был калейдоскоп. Анна осматривалась. Сидела у бара, танцевала с каким-то сильно настаивающим парнем. А потом наткнулась взглядом на Лизу. Она стояла на противоположном конце зала, обнимая за шею Виктора Закса. И целовала его взасос. Разве что не раздевалась здесь же. Его руки шарили по ее телу, на котором было совсем немного одежды. А потом он отлепился от нее и весело рассмеялся. Что-то прокричал ей на ухо. Махнул рукой и пошел прочь. Лиза постояла, глядя ему вслед, еще несколько мгновений. Направилась к бару.
И Анна ринулась сквозь толпу, будто в бой. Зная, что сейчас расскажет Лизе, что ее парень грохнул ее отца.
Пусть знает.
Пусть задыхается.
Пусть сходит с ума.
И это будет самое малое, что она сможет почувствовать, если узнает.
Потому что она никогда не была на ее месте. Она никогда не знала, что такое жизнь, в которой чувствуешь себя гнилью. Она никогда не ненавидела так, что ничего не жалко отдать за мгновение мести.
Она никогда не шла вот так, уверенно и спокойно, чтобы разрушить чью-то жизнь.
И Анна будто видела себя со стороны, будто шла сама к себе. До тех пор, покуда не замерла.
«Лиза, тот, кого ты любишь, убил твоего отца».
Все что угодно, пусть наговорят тебе все что угодно, но только не это.
По спине пробежал холодный пот. Пофигу на то, что тело разжарено. Она чувствовала, что ее бьет озноб. Озноб такой силы, что она не могла заставить свое тело не дрожать.
Отвратительное чувство, напоминавшее жалость, проникло ей под кожу. И это тоже был яд.
Резко развернулась на каблуках и, прихватив по дороге первого попавшегося парня, Анна снова вернулась на танцпол.
Все было кончено. Тогда это было все. И она снова стала волчицей, ждавшей своего часа.
Настал. Закономерно.
Кажется, впервые Анна не считала, сколько дней не приезжал Закс. Дни незаметно перекали друг в друга, пока она металась по городу между университетом и клиникой и ненадолго забывалась тяжелым сном, не приносящим отдыха. А когда выныривала из мрачной круговерти, лишь удивлялась, как умудряется не заваливать сессию.
Не прошло и пары часов после ее визита к сестре, когда позвонил доктор Фурсов. Голосом, который не выражал никаких эмоций, сообщил, что Насте стало хуже. Петляя по улицам, пытаясь объехать пробки, она больше не думала о том, что было в доме Заксов. Было и было. Она в любом случае не жалела. И так слишком долго ждала, слишком часто думала сердцем. К черту всех!
К Насте ее не пустили, вместо этого Илья Петрович вручил длинный список лекарств и пачку рецептов, с которыми Анна металась по городу от аптеки к аптеке. Ночь провела в коридоре больницы на сдвинутых в ряд стульях. Днем мерила шагами коридор. Вечером до одури курила под мусорными баками. Домой уехала под утро, когда ее заверили, что кризис миновал, и девочке стало лучше. Закса не было. От этого легче дышалось.
Дом, университет, больница. Ничего лишнего, только по делу. Времени было жалко.
Прозвонить в клинику в Германии. Связаться с клиникой в Израиле. Тягостное ожидание ответов. И в один и тот же день она получила «добро» из обоих мест. И вдруг поняла, что именно все это время тревожило ее недоделанностью. Документы! Как вывозить Настю?
Плевать, что скоро полночь! Пока не выгрызешь сама – никто не подаст на блюдечке.
– Ты узнал что-нибудь про документы? – спросила Анна, едва Власов взял трубку.
– Узнал, – его голос тоже не выражал никаких эмоций, но и сонным не был. – Только нам не подходит. Ты одиночка. Никто тебе опеку не даст.
– Это я и без тебя знаю, – зло ответила Анна. – Думаешь, зачем я к тебе обратилась? Помоги мне решить эту проблему. И не говори, что ты не можешь. С твоими-то связями.
– Могу. Если бы не мог, не соглашался бы помочь. Ты готова слушать, а не психовать?
Она громко выдохнула и выпалила:
– Готова!
– Про Бенкендорфа из военной прокуратуры знаешь?
– Нет, а должна?
– Нет. Но могла. Не буду вдаваться в детали. Его младший брат – оперирующий хирург. Нефролог. Одна загвоздка. Пятнадцать лет живет в Израиле. Но стабильно ездит оперировать в Россию. Цена вопроса – семьдесят штук.
– Я поняла. Как с ним связаться?
– Сброшу в аське его контакты. Я взял на себя смелость ввести его в курс дела. Так что он предупрежден о тебе.
– Спасибо, Леш. Ты прости, что я так поздно, – сказала она устало.
– Ничего. Я собирался звонить тебе с утра. Ты деньги такие где брать собралась, а?
– Мне обещали помочь, – навела тумана Анна. – Еще раз спасибо. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Анют, – отозвался Леша и отключился.
Теперь в ее маршруте появились новые пункты: банки. Надо было найти такой, где дадут больше и быстрее. Она металась, как бешеная белка в чертовом колесе, из которого не видела выхода. К вечеру мечтала об одном: упасть в кровать. И спать, спать, спать…
– Нашла, где дрыхнуть, – услышала Анна ворчливый голос.
Вздрогнула и раскрыла глаза. Мясистая рука толстой кондукторши крепко вцепилась в ее плечо и резво трясла, как ореховое дерево.
– Выхожу, выхожу.
От конечной до клиники возвращаться обратно три остановки. Только бы Фурсов не ушел.
Но доктор был на месте, хотя и без халата, но в верхней одежде.
– Ну что? – спросил он ее, даже не поприветствовав толком.
– Я нашла врача, – стараясь унять дыхание после быстрой ходьбы, ответила Анна. – Константин Христофорович Бенкендорф. Мне сказали, он очень хороший специалист в этой области и будет в Питере в марте. Но для этого я должна перечислить ему деньги до конца месяца. Я боюсь, не успею. Тогда он приедет только в конце мая… Черт, я знаю, это не ваши проблемы, – она устало потерла лоб.
– Не мои, – согласился доктор. – Кофе хотите?
– Да, – согласно кивнула она.
Фурсов подошел к тумбочке, на которой стоял электрочайник и щелкнул кнопку. Вынул из шкафа две чашки и спокойно сказал:
– У меня только растворимый.
– Неважно, – Анна присела на стул, скинула куртку. – Илья Петрович, вы, случайно, не знаете Бенкендорфа? Я поняла, что он давно уехал из страны.
– Знаю. Его в наших кругах многие знают – светило. Правда, с чужих берегов, – он замолчал. Достал сахарницу, поставил на стол, параллельно отодвигая в сторону кипу бумаг. Туда же определил чашки. Всыпал кофе. Проделывал все деловито и с холодноватой отстраненностью. На него это было больше похоже, чем дальнейшие слова: – Май нам не подходит, Анна Петровна.
– Почему? – голос был тихим, а лицо девушки совсем серым.
– Я вас пугать не хочу, и обнадежить мне вас нечем. Донора нет. Детей до года у нас не оперируют, потому что вес не позволяет. Развиваться нормально она не может, потому что почки не справляются. Замкнутый круг. Бенкендорф такое делает. Он вообще чудеса творит, – чайник закипел и на некоторое время Фурсов замолчал. Налил в чашки кипяток. И, наконец, добавил: – Обычно донорами становятся родители или родственники, чтобы не ждать и не нести дополнительные расходы. Обращаться к госпоже Веревкиной, я полагаю, смысла нет?
– Нет, – еле слышно прошелестела Анна.
– Ясно. Еще 90-100 тысяч.
Повисла пауза, длинная и мучительная.
– Почему май нам не подходит? – настойчиво повторила Анна вопрос.
– Левая почка в данный момент не работает совсем. Правая отказывает. На диализе она может протянуть какое-то время, но… Врача, у которого Веревкина наблюдалась во время беременности, пришибить мало. Либо ее, если она не «наблюдалась». Простите…
– Я буду искать деньги, – мрачно сказала Анна и поднялась. – Спасибо за кофе.
– Вы же не выпили.
– Да, простите. Но все равно спасибо. Можно заглянуть к Насте?
– Можно. Я санитарок предупредил, чтобы вас в любое время пускали. Сейчас ей чуточку лучше.
Анна ушла. Пробыла некоторое время в палате, поговорила о какой-то ерунде с медсестрой.
Долго добиралась домой, автобусы как сквозь землю провалились. Автомобиль, подаренный Заксом, был на экспертизе по условиям залога. Ее собственный – стоял под домом.
Заложить и его? Что еще можно? Кому нужно? За-чем?
Продрогшая, голодная, озабоченная тем, где достать недостающую сумму денег, Анна зашла в квартиру и закашлялась от табачного дыма.
– Совсем охренел? – спросила она Закса, возникнув из сизых клубов на пороге кухни.
– Совсем, – отозвался Виктор. Голос был совсем как этот дым – какой-то тягучий, ползущий, нечеткий. Язык ворочался вяло и невнятно. – Где была?
– Гуляла, – она устало села напротив него, вытащила из пачки сигарету и кивнула на бутылку виски. – И мне налей.
Закс с готовностью потянулся по столу, едва не смахнув стакан на пол. Он совсем не походил на себя. Взъерошенный, помятый, неряшливый при том, что одет был с иголочки, как обычно. Хуже всего было лицо. Из него ушла всякая резкость и четкость черт, отчего он казался старше, чем был, лет на десять. В конце концов, до бутылки он все-таки дотянулся. Стакан с соседнего стола не без труда, но поставил. И сказал:
– Я у тебя поживу?
– Тебя жена из дома выгнала? – громко, зло рассмеялась Анна. Одним махом выпила виски и крупно вздрогнула всем телом. – Так здесь тебе не гостиница.
– Здесь не гостиница, – повторил Закс, мотнув головой. – Здесь притон. В котором я буду жить, сколько мне надо.
– Это моя квартира, если ты забыл. И я могу с ней делать, что захочу. Даже продать.
– Ты? – хохотнул Виктор. – Ты моооожешь. Ты много чего можешь… А я нихрена не могу. Я импотент, понимаешь? Полный. Во всем, кроме секса. Доказать?
– Что именно? Что ты импотент? Или обратное?
Он молчал, некоторое время глядя куда-то мимо нее. Кажется, он совершенно не понимал того, что говорила она, и того, что говорил сам. Если бы в этот момент его спросили, как он оказался в ее квартире, скорее всего, ответил бы, что не помнит. Он нашел себя за этим ее столом и с виски из ее бара.
