Текст книги "Буду твоим первым (СИ)"
Автор книги: Агата Лель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Часть 24
* * *
Я ехала до города несколько часов. К счастью, ночью было мало машин, и каким-то чудом мне удалось предотвратить столкновение. Учитывая, что половину пути я проплакала, ДТП стало бы оправданным исходом. Но, видимо, у меня действительно сильный ангел-хранитель, который оберегал меня всю дорогу до дома.
В коттеджный посёлок я приехала, когда уже практически рассвело, пропуска у меня, конечно, не было, но я опустила стекло и кивнула знакомому охраннику. Увидев меня, он обалдел, сразу же схватившись за рацию…
Я хотела только одного – лечь в свою постель и уснуть. Не раздеваясь, не снимая обувь. Просто уснуть. Желательно навсегда. Слишком уж длинным получился предыдущий день. Захочешь забыть – не сможешь.
Перед глазами постоянно стоял образ Найка в дверях лесной хибары, то, чем мы занимались, его дурацкое признание в любви...
А вдруг он все-таки не врал?
Вдруг?
Подъезжая к дому, я сначала решила, что словила галлюцинации – напротив стояла вереница разномастных машин. И люди – большое количество людей – стояли у ворот, трепались о чём-то, сжимая в руках бумажные стаканчики с кофе. Кто-то сидел на траве, кто-то, широко зевая, копался в телефоне.
"Стервятники", – мелькнула мысль, и едва я подумала об этом, как парень в бандане обернулся и, расширив до необъятных размеров глаза, едва не выронил из рук планшет.
– Это она!!!
Что тут началось! Сразу же вспыхнул прожектор, все повскакали со своих мест, начали включать диктофоны, микрофоны, наводить на меня объективы камер.
– Где вы были столько дней?
– Вас удерживали силой?
– Сколько их было?
– Вы знаете того, кто вас похитил?
– Какую сумму выкупа требовали с вашего отца?
– Вам удалось сбежать?
Вопросы сыпались на меня, словно крупа из продырявленного мешка, в приоткрытое окно мне тыкали микрофоны, ослепляя фотовспышками.
С едва слышным скрежетом в разные стороны разъехались ворота, и на улицу выбежали трое из охраны отца.
– Разошлись! Разошлись все! – рявкнул Рустем, грубо расталкивая народ от машины. – Дайте дорогу, я сказал!
Я всю жизнь ненавидела этого солдафона, начальника охраны, но сейчас была ему благодарна. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось – это отвечать на тупые вопросы.
Я заехала во двор и, не дожидаясь, когда за мной закроются ворота, буквально вывалилась из салона и поплелась к дому. В спину мне до сих пор летели вопросы и щелчки затворов фотоаппаратов.
– Адель! Дочка! – отец вышел на порог в одном домашнем халате и как был, босой, сбежал по ступенькам и прижал меня к себе.
Он послал меня, Адель. Сказал, что ему плевать и на мои условия он не пойдет.
– Неужели ты дома! Поверить не могу! – он разжал медвежью хватку и отошёл на шаг назад, осматривая меня с головы до ног. – Ты в порядке? Нужен врач? Рустем! – рявкнул во всё горло. – Звони Горнаеву, пусть дует сюда. Живо!
– Не надо врача, я в порядке, – сухо проронила я и, обойдя недоумевающего отца, пошла в дом.
Меня накрыло апатией, казалось, что даже если мир возьмёт и перевернется – мне будет всё равно.
– Ты что, сбежала от него, да?
– Нет, он меня отпустил.
– В смысле – отпустил?! – семенил за спиной папа. – Вот так просто, спустя пять дней?
– А не надо было?
– Он что-то рассказывал тебе? – отец остановил меня и развернул к себе лицом. – Что-то говорил? Обо мне?
– Ничего он не говорил.
– То есть он держал тебя в каком-то подвале, и вы не общались?
– А тебя больше всего волнует наше общение и то, не узнала ли я чего-то лишнего?
Отец на секунду стушевался, пожевал нижнюю губу. Я ощутила, что от него пахнет алкоголем, красные глаза выдавали, что он долго не спал.
Мне было жаль его, но… но мне нужно было хорошо подумать.
– Давай завтра поговорим, ладно? Я очень хочу спать, – я освободилась от его рук и на автомате поплелась по лестнице наверх, в свою комнату.
Но отец и не подумал отставать: уцепившись крепкой ладонью за резные перила, поспешил следом:
– Он чем-то пичкал тебя? Наркотики? Транквилизаторы?
– Всё потом.
– Он хотя бы тебя кормил?
– Ну я же жива.
– Адель! – окликнул он меня уже у двери, я обернулась. Глаза отца были полны тревоги и… чего-то ещё такого... Опасного. Крупные ноздри ходили в такт тяжёлому дыханию. – Он… этот подонок, он... насиловал тебя?
Вместо ответа я вяло улыбнулась и закрылась в своей комнате. После тесноты лесной лачуги мой собственный дом казался огромным, холодным и чужим. Я больше не чувствовала себя здесь хозяйкой. Не чувствовала себя в безопасности.
А если он не врал, и мой отец на самом деле творит все эти жуткие вещи? А вдруг?!
Не снимая обуви, я легла прямо на покрывало, закрыла глаза. Мир плыл и качался, расплываясь под веками разноцветными пятнами, внутри всё болело и жгло. Где-то там, в районе грудной клетки...
– Как она? – раздался за дверью незнакомый мужской голос.
– Не знаю, она ничего не сказала.
– Совсем ничего?
– Совсем. Нам нужен Горнаев, пусть осмотрит её, и эта, мозгоправка, как её там…
– Ионова?
– Да, она. Вроде бы она лучший специалист по стрессовым ситуациям.
– У Адель шок, она может надолго замкнуться. Никто не знает, где она была, и что этот ублюдок с ней делал… Крепись, Муше́г.
– Если он хоть пальцем её… закопаю, – прошипел сквозь зубы отец.
Я улыбнулась, не открывая глаз. Улыбнулась невесело.
Не только пальцем, папа. Знал бы ты…
– Может, стоило всё-таки сразу начать операцию? – осторожно спросил всё тот же голос. – Возможно, мы смогли бы предотвратить…
– Мы всё сделали правильно, Соломон. У нас не было выбора! Не было его! Моя девочка дома, значит, всё было не зря…
Они шептались о чём-то ещё, но я уже не могла разобрать слов – сон, липкий, вязкий, не приносящий облегчения, заволок моё воспалённое сознание, и я сама не заметила, как вырубилась.
Часть 25
* * *
Спала я очень тревожно, комкая покрывало и что-то бормоча под нос. То ли у меня поднялась температура, то ли было слишком жарко, но я чувствовала, как пот стекает по вискам за шею, доставляя неприятные ощущения.
Вдруг я услышала звук открывающихся створок балкона и, сонно прищурившись, обернулась. Стояла черная ночь, только свет луны освещал мою комнату. Ничего не было видно, одни силуэты: шкаф, комод и... фигура крепкого мужчины.
Я отвернулась, снова уткнувшись лицом в подушку, решив, что мне это просто почудилось, но спустя несколько секунд за спиной прогнулся матрас, и затылок обдало горячим дыханием.
– Мажорка…
– Найк, – я улыбнулась. Не оборачиваясь, нашла в темноте его ладонь и прижала к губам знакомые пальцы. – Ты пришёл за мной. Как ты смог обойти охрану?
– Я не хочу тебя потерять, – прошептал он, целуя мою влажную шею. – Я не врал тебе, Адель.
– Поцелуй меня ещё раз. Я так скучала.
Он повернул к себе моё лицо и поцеловал в губы. Так сладко. Так страстно. И так щемяще-больно...
– Прости, мне пора уходить.
– Но куда ты? Мы здесь одни, я закрою дверь на замок, и отец не узнает…
– Мне правда пора, – он поднялся с моей постели и направился обратно к балкону. – Верь мне, хорошо?
– Найк, подожди!
– Пожалуйста, верь! – он ловко забрался на перила и раскинул в стороны руки.
Когда он сделал шаг и упал вниз, я истошно закричала, а потом ощутила, как кто-то гладит меня по предплечью.
Резко открыв глаза, я даже не сразу поняла, где нахожусь. Слишком просторно, слишком светло. И это незнакомое лицо напротив с нарисованной улыбкой…
– Кто вы? – прохрипела я и, подтянувшись на локтях вверх, прислонилась затылком к спинке кровати. – Что вы здесь делаете?
– Доброе утро, Адель. Меня зовут Евангелина. Я психотерапевт.
– А, мозгоправ, – я закрыла глаза и безразлично повернула голову набок.
Это был просто сон.
– Зачем вы здесь?
– Я знаю, что ты пережила. И знаю, что сейчас ты вряд ли захочешь со мной говорить. У тебя шок, но со временем всё обязательно придёт в...
– Нет у меня никакого шока! – нервно оборвала её я, злясь, что все с чего-то вдруг решили, что я рехнулась. Вчера отец, сегодня эта… – Всё нормально, неужели не видно? Просто я очень устала.
– Во сне ты звала кого-то по имени Найк. Кто это?
Я резко распахнула веки и снова обернулась на психолога – та смотрела на меня внимательно, ужасно неприятно. Словно пыталась вероломно прочитать мои мысли.
Отталкивающая двуличная тетка, жадная до денег. Да у нее на лице это написано! Отец сошел с ума, если решил, что я буду с ней откровенничать.
– Найк? Разве есть такое имя? – для верности я даже усмехнулась, но Евангелину так просто было не провести.
– Это он, тот мужчина? – взгляд внедрялся под кожу. – Не бойся, наш разговор полностью конфиденциален и не выйдет за пределы стен этой комнаты. Ты можешь мне доверять. Он представился как Найк, да?
– Что за бред вы несёте? Какой, к чертям собачьим, Найк! И вообще, я хочу побыть одна. Могу я остаться одна в собственной комнате, о'кей? Папа! – повысила я голос, и дверь комнаты тут же открылась.
Отец уже выглядел бодрее, чем ночью, одет в свежую рубашку и брюки.
– Доброе утро, птичка. Ну, как ты?
– Какого чёрта? – опустив любезности, кивнула на тётку напротив. – Зачем она мне?
– Милая, – он подошёл к кровати и ласково взял меня за руку. – Ты пережила такой ужас! Я даже представить боюсь. И знаю, что ты будешь храбриться, потому что очень сильная и смелая, но ты ещё слишком юная, чтобы в одиночку выдержать подобное. Тебе нужна помощь, поддержка.
– Мне нужна горячая ванна и чашка кофе. Всё! Пусть она уйдёт, – и наткнулась на умоляющий взгляд отца. – Хорошо, пусть уйдёт на какое-то время, – смягчилась и повторила: – Пожалуйста.
– Евангелина, продолжим позже, – кивнул психологу отец, и та, мягко улыбнувшись нам обоим, послушно вышла, оставив нас наедине.
Отец разгладил ладонью покрывало и с тяжёлым вздохом опустился на самый краешек кровати.
– Адель, я хотел бы с тобой...
– Одна, папа. Я хочу побыть совсем одна! Я ванну принять хочу, можно?
Кустистые брови тревожно сошлись на переносице. Он привычно посопел, пожевал нижнюю губу. Бросил цепкий взгляд на створки балкона, потом на дверцу шкафа, где я храню личную аптечку с обезболивающими и аспирином...
– Не волнуйся, травиться или что-то такое я точно не собираюсь, – я улыбнулась и, сев, накрыла его ладонь своей. – Я в порядке, правда. Действительно в порядке. Я приехала сюда сама, за рулём, в трезвом уме...
Штанины джинсов задрались, и я поймала его шокированный взгляд на своей синевато-желтоватой лодыжке.
– Это я в клубе упала, когда началась заварушка с тем газом. Ты же в курсе, наверное. Никто меня не истязал, если ты подумал об этом.
Но он уже подумал и сделал молниеносные выводы.
– Ты врёшь мне, чтобы не расстраивать? Это он запретил тебе что-то рассказывать? Угрожал?
– Я всё тебе расскажу. Всё-всё. Но позже, хорошо? Я очень прошу тебя – дай мне немного побыть одной. Мне это необходимо.
Видимо, я все-таки смогла до него достучаться.
Отец поёрзал в нерешительности, затем тяжело поднялся и медленно пошел к выходу.
– Ну, хорошо. Конечно, побудь. Только Адель...
– Не волнуйся, я же сказала – никаких глупых поступков. Я же не дура.
Он кивнул и открыл дверь, я увидела за ней двух личников отца и перетаптывающегося Горнаева. Судя по помятому виду, дежурит он тут с ночи.
Когда я наконец-то осталась одна, поняла, что быть со своими мыслями один на один сложнее, чем казалось. Воспоминания начинали душить, смешивая то, что было, и надуманное в одну психоделическую кашу.
Я старалась не думать о Найке, не вспоминать его. Старалась настраивать себя на свою новую прежнюю жизнь. Скоро это все закончится – допросы, репортёры у дома, статьи в интернете, и я буду свободна. Но буду ли?..
Пока не узнаю правду – не буду.
Я доплелась до ванной и закрылась изнутри, чтобы отец не дай Бог не додумался отправить кого-то посмотреть, не утопилась ли я, не справившись со стрессом.
Он ещё не знает, что главный стресс у меня вызвала правда о нём. Только вот правда ли это?
Я разделась догола и села в пустую чашу джакузи. Пустила воду, настроив любимую температуру. Налила немного ванильной пены. Я была в привычных роскошных условиях, я была дома, но глупое сердце так отчаянно тянулось обратно, в полуразрушенный дом в лесу.
Тянулось обратно к нему.
Это было невыносимо.
Я вспоминала, как мы занимались любовью на скрипучем диване, а потом в сколоченной из толстых бревен душевой кабинке. Совершенно одни, и свидетелем нам был только безмолвный лес… Вспоминала и плакала, понимая, что это больше никогда не повторится. Вообще никогда.
Найк – преступник и должен понести наказание. Он манипулировал мной, разве можно верить человеку, который украл из клуба девушку? Который запер её непонятно где? Запрещал говорить с родными?
Он рисковал моей жизнью ради своей выгоды, и все его слова о любви явный блеф – он просто использовал меня, вот и всё. Использовал с самого начала.
Какими бы ни были на самом деле его цели, он должен ответить за то, что сделал.
Когда я вышла из душа, завернутая в одно полотенце, в спальне меня уже ждали отец и психолог.
Господи, они никогда не оставят меня в покое.
– Адель, Евангелина хочет поговорить с тобой до завтрака, это возможно? – елейным голосом спросил папа. – Я на тебя не давлю, Боже упаси, но она считает...
– Зови их. Их всех, – с безразличным лицом кивнула в сторону окна. – Пресс-конференция. В двенадцать часов. Я расскажу всё.
– То есть – расскажешь всё?
Губы отца образовали удивлённую букву О. Он испуганно посмотрел на психологиню, та – на него. Потом оба уставились на меня. Точно как на ненормальную. С ужасом. Непониманием. Жалостью...
– Милая, я считаю, что сначала ты должна рассказать всё нам – мне или хотя бы Евангелине. Мы всё взвесим, подумаем, как лучше преподнести новость общественности. Напишем речь...
– Я расскажу всё один-единственный раз и повторять больше никогда не буду, – жёстко отчеканила я, ощущая, как близки слёзы. Как больно колотится о грудную клетку сердце. Отвернулась, не желая, чтобы мою слабость кто-то увидел. Но голос всё-таки дрогнул: – Один раз, папа. А потом… я хочу обо всём забыть.
Часть 26
* * *
Уже с одиннадцати часов в гостиной было не протолкнуться. Репортёры, как сторожевые псы, с включенными камерами караулили лестницу, чтобы самыми первыми сделать горячий кадр «сбежавшей из лап похитителя». Не знаю, с чего все взяли, что я именно сбежала, но первые строки поисковика пестрели именно подобного рода заголовками.
«Адель Саркисова, дочь Мушега Саркисова, вернулась живой»
«Адель Саркисова вырвалась из логова насильника»
«Наследница миллиардера Саркисова стала жертвой террористов, но смогла уйти невредимой»
Каждая новая статья обрастала новыми "достоверными" фактами, зазывая перейти именно по их ссылке.
Мне хватило тридцати секунд, чтобы захлопнуть ноутбук.
Я не хотела никого видеть и ни с кем общаться тем более, но понимала, что остановить этот поток лжи сможет только моё открытое выступление.
– Адель, ты уверена, что хочешь сделать это? – вкрадчиво спросил отец, удерживая мою руку в своей.
Вторая моя рука была перетянута муфтой для измерения давления – именно в эту минуту Горнаев прилежно отрабатывал свой гонорар, записывая показатели в электронный блокнот.
– Да, я уверена, – твёрдо ответила я, буравя взглядом зеркало напротив. Я отказалась от услуг стилиста, просто помыла голову и высушила волосы феном. Без плоек, пенок и прочей мути. Краситься я не стала тоже, лишь чуть-чуть подвела губы помадой и нанесла на скулы хайлайтер. Чтобы не выглядеть жалкой в глазах тех, кто будет смотреть на меня по ту сторону экрана.
Ненавижу жалость.
– Почему ты не хочешь рассказать прежде всё мне, своему отцу? – он спрашивал это уже в который раз, и я знала, что будь ситуация не настолько трагичной, он бы надавил на меня, заставив расколоться. В прошлом у нас были такие эмоциональные ссоры, что дом на ушах стоял. Оба упёртые, как два барана. Но тут, видимо, с ним поработала Евангелина, залечив чем-то вроде: "на девочку нельзя давить, иначе она окончательно закроется". Хоть какой-то от неё был толк.
– Расскажи мне, Адель, что бы там ни произошло, я пойму.
– Прости, но не хочу.
– Почему?
– Потому что я не хочу повторять дважды, – я вздохнула. Начала болеть голова. – Я же сказала, что расскажу всё один раз, больше из меня никто не вытянет ни слова.
– Здесь с самого утра дежурит Клюев, он хочет взять у тебя показания. Собрать сведения об этом ублюдке. Ты же видела его, наверняка вы общались, может, ты слышала что-то важное. Нам нужны зацепки…
– Тогда пусть конспектирует. Я же сказала – больше никаких задушевных бесед. Я расскажу всё, что знаю, и больше никогда не коснусь этой темы.
– Но….
– Я хочу вернуться к нормальной жизни, неужели непонятно? – прокричала я, нервно скинув с пальца датчик, измеряющий пульс. – Хочу просто жить, как раньше: ходить по магазинам, пить ванильный раф в любимой кофейне, смотреть турецкие сериалы. Хочу в сентябре вернуться к учёбе. Я не хочу вспоминать о том, что было! Я мечтаю обо всём забыть!
– Он всё-таки насиловал тебя... – пробормотал отец, закрыв лицо ладонью. – Подонок. Я найду его. Найду и сгною.
Я закрыла глаза, борясь с набегающими слезами. Это невыносимо.
– Всё в порядке, никаких видимых повреждений нет, давление тоже в норме, – Горнаев деловито вытащил из ушей оливы стетоскопа. – К вечеру будут готовы результаты анализа крови и… – стрельнул быстрым взглядом на меня, потом на отца. – Не помешал бы осмотр гинеколога...
– Да пошли вы все! – я рывком поднялась с кресла. – Я же сказала, что всё со мной хорошо, неужели не видно? Руки, ноги, голова – всё целое! Побоев нет! Вы что тут все, совсем слепые?! И глухие, потому что я же сказала, что никто меня не насиловал!
– У девочки шок, – прошептал одними губами эскулап, адресуя реплику отцу. – Нужно вколоть ей успокоительное.
– Себе вколи! Достали.
Я обещала себе больше не плакать, обещала, но всё равно оставшиеся полчаса прорыдала в ванной, пустив весь и без того хилый макияж коту под хвост.
Я сидела на коврике возле туалета и, размазывая по щекам слёзы вместе с хайлайтером, сама не понимала, отчего мне так больно. Я дома, всё в порядке. Со мной мой отец, все живы. Но слова, сказанные Найком, никак не хотели убираться из головы.
А вдруг он на самом деле не лгал? Вдруг мой отец действительно причастен к смерти людей?
И мог ли он настолько хладнокровно жертвовать мной, понимая, что я могу умереть в руках какого-то психопата?
В его руках…
Я успела без памяти влюбиться в него за какие-то несчастные дни. Инфантильная дура... Какая же ты дура!
– Адель, скоро полдень, – стукнул в дверь отец.
– Сейчас.
Я шумно высморкалась и, спустив бумажное полотенце в унитаз, умылась холодной водой. Посмотрела на своё убогое отражение в зеркале, решаясь.
Какой смысл стоять и наматывать на кулак сопли?
Пора уже разрубать этот узел.
Часть 27
* * *
Когда я появилась на лестнице, сразу же защёлкали вспышки фотокамер. Мне было не впервой позировать перед многочисленной толпой, в старших классах я всерьез думала стать моделью, поэтому чрезмерное внимание меня не смутило. Скорее оно просто раздражало, но я понимала, что без этого никак. Они всё равно не отстанут, пока не получат своё.
В компании охранника я, не глядя по сторонам, спустилась вниз и села на край специально установленного по центру гостиной высокого кресла. Подвинула к себе стойку с микрофоном.
Среди репортёров я увидела своих подруг из универа: те, заметив, что я их вижу, вытянули вверх большие пальцы, выражая поддержку. В первых рядах стоял Архип, и он явно собирался блистать на лаврах "парня пострадавшей". Краем уха я слышала, что он уже успел дать интервью нескольким раскрученным изданиям и согласился поучаствовать в популярном ток-шоу на центральном канале.
Шут гороховый. Я смотрела на него и не могла понять, как вообще могла потратить на этого позёра даже какие-то несколько месяцев своей жизни.
Перевела взгляд со своего бывшего на жаждущую кровавых, а лучше кроваво-пикантных подробностей толпу и решила покончить с этим цирком как можно скорее.
– Добрый день, – произнесла я в микрофон. – На всё у нас с вами есть пятнадцать минут. Сразу говорю, я отвечу только на те вопросы, на которые посчитаю нужным, но отвечу предельно честно. И да – по одному. Иначе я уйду.
По толпе прокатился нетерпеливый гул.
– Можете начинать.
– Добрый день, Адель, – выбрался на первый план рыжий выскочка с таким же рыжим шейным платком. – Ваш похититель – вы знали его?
– Нет, видела впервые в жизни.
– Почему вы согласились пойти с ним?
– Меня никто не спрашивал. В клубе началась паника, он помог мне выбраться из толпы.
– И куда вы поехали? – влезла тощая брюнетка.
– Не знаю, почти всю дорогу я спала – кажется, он что-то подсыпал мне в воду, и когда мы приехали, местность оказалась мне незнакомой. Это был какой-то многоэтажный дом на окраине города, – после этих слов я поймала удивлённый взгляд отца и уверенно продолжила: – Я была там впервые.
– Вас кормили?
– Да, конечно.
– Как он выглядел, ваш похититель? – вмешался третий журналист, и в памяти нестройными флешбэками замелькали кадры прошедших дней. Как я рассмотрела Найка в первый раз в тесной прихожей дома, как он разделся на озере, как, улыбаясь, скрылся в погребе, а потом наш поцелуй… И та сцена из уличного душа…
Внезапно среди разношёрстной массы людей я увидела мужчину в натянутой до самых глаз бейсболке. Сердце нервно подпрыгнуло – Найк! Он здесь! А потом он поднял голову... Показалось.
Я глубоко вздохнула, смаргивая дурацкие слёзы.
– Вы можете его описать? – тактично напомнил о себе журналист, и я снова взглянула на отца, нервно покусывающего нижнюю губу, на нахмуренного Клюева, цепко улавливающего каждое брошенное мной слово.
Все смотрели на меня и ждали горячих подробностей.
– Я не видела его лица, – произнесла я, наклонившись к микрофону, и внутри толпы прошёл удивлённый рокот. – Он всё время был в маске.
Гул стал громче.
– То есть вы не знаете, как выглядел?
– Маленького роста, блондин, – я дёрнула плечом, а потом отпила глоток из маленькой бутылки. – Худой, а ещё он хромал. Прихрамывал, скорее, на правую ногу. И у него не было мизинца на левой руке. Это я особенно хорошо запомнила.
На лице отца явственно читалось недоумение, а морщина меж бровей Клюева стала ещё глубже.
– А его голос? Вы говорили о чём-то? – снова взял слово рыжий стиляга. – Хриплый, грубый, может, тонкий, как у милашки Бобби Стэна?
По гостиной прошелестел нестройный смешок.
– Нет, мы ни о чём не говорили.
– Вообще?
– Вообще.
Из толпы посыпались вопросы, так много, что я не успевала вычленить хотя бы один внятный. Впрочем, ответить у меня всё равно бы не получилось, потому что ко мне подошёл отец и, взяв под руку, рывком поднял с места.
– Конференция окончена, – отрезал он в микрофон, и мы в сопровождении охранника вернулись обратно в мою комнату.
Я была рада, что всё закончилось так быстро. Рада отделаться от нескольких десятков мерзко-любопытных глаз. Мне удалось услышать слово "изнасиловал", то есть не уйди я, пришлось бы отбиваться от чернухи.
Все они пришли только за этой правдой. Мечтали услышать как можно больше грязи.
Стервятники.
– Спасибо, пап, что спас меня, – выдохнула я, стягивая кроссовки. – Всё вышло лучше, чем я думала.
Дав знак охраннику, чтобы тот убрался, отец запер дверь и обернулся ко мне, заживо сжигая недоумевающим, даже злым взглядом:
– Я, конечно, понимаю, что у тебя стресс, ты устала и пережила такое, но… какого чёрта ты там устроила?
Я так и думала, что провести его у меня не получится. Но не давать же теперь заднюю!
– А что я устроила?
– Это какой-то цирк, Адель! Думаешь, я поверил в эту твою байку про хромого немого блондина без лица и левого мизинца?! По-твоему, твой папа совсем идиот?
– Но я правда не видела его лица! Зачем мне врать?!
– Вот и я спрашиваю: зачем?
Зачем… За тем, что я не смогла выдать его. Тем более выдать, не зная правды. Да даже если… всё равно бы не смогла.
Поздравляю, Адель, ты классическая жертва Стокгольмского синдрома.
– Адель, птичка, доченька, – вкрадчиво проговорил отец, приближаясь. Когда он начинает говорить таким тоном, это никогда не приводит ни к чему хорошему. – Он запугал тебя, да? Поставил какие-то ультиматумы? Я твой отец, ты можешь рассказать мне всё-всё. Никто ни о чём не узнает, но я, как твой родитель, просто обязан…
– Ну с чего ты взял, что я обманула тебя, пап? Вот с чего?! – перебила я, теряя терпение.
– Ну как так – не обмолвились ни словом?! И твой рассказ о том, что дом этот находится где-то в городе… Камеры видеонаблюдения зафиксировали, что ты ехала по трассе, то есть точно выезжала далеко за его пределы. Ты и команду моих специалистов за дураков держишь?
– Я заблудилась.
Дьявол, я совсем не подумала о вездесущих камерах!
– Он бросил мне ключи от машины и ушёл. Было темно, я сама не понимала, куда еду, заблудилась, – взгляд отца сквозил всё большим недоверием. – Ты что – думаешь, я вру? А может, вообще покрываю его?
– Я не знаю! Не знаю! – эмоционально выкрикнул отец, как всегда, добавив несколько ругательств на родном языке. – Не знаю уже, что и думать. В твоём рассказе масса белых пятен, ничего не сходится. И как ты прикажешь нам его ловить, если лица ты не видела, голоса не слышала. И наверняка, где находится этот дом, тоже не помнишь. Не помнишь же?
– Говорю – было темно….
– Вот! Мои люди от и до обыскали машину, никаких зацепок, кроме застрявшей в шинах хвои. Пусто. Даже отпечатков нет, только твои. И зарегистрировано это корыто на несуществующего человека. Нет его в природе, это поддельные документы! И что прикажешь думать: человек-призрак?
– Выходит, так. Я ничем помочь не могу! Я сказала всё, что знаю, – развела я руками, с долей какого-то восторга и даже иррациональной гордости за Найка. Сделал всё так, что комар носа не подточит.
И вроде бы я должна была злиться, но… не получалось.
– Клюев сказал, что в машине был навигатор. Остался след на приборной панели. Где он?
– Навигатор? Не было там ничего. По крайней мере я не видела.
– И как же ты тогда ехала?
– Потому и заблудилась, – я снова дёрнула плечом. – Ехала по указателям, плутала.
Навигатор вот уже несколько часов лежит на дне реки – въехав в город, я выбросила его в водохранилище. Я знала, что в первую очередь следаки исследуют память девайса…
Только сейчас я поняла, что собиралась покрывать его с самого начала. Неосознанно.
Дура ты, Адель.
– Я не понимаю одного: ты что, сидела всё это время одна? В этой неизвестной квартире? – отец и не думал униматься.
– Да. Он заходил всего несколько раз, оставлял сумку с продуктами у двери и уходил.
– И ни слова?
– Ни одного.
– А что ты видела из окна? Может, какой-то завод, магазин?..
Господи, сколько мелочей я не учла… Я нервно заёрзала на месте.
– Там была какая-то... заброшенная стройка. И сразу за ней промзона. Понятия не имею, что это за место.
– Но ты же ехала, видела дорогу….
– Я была в шоковом состоянии! Неужели непонятно? – я почувствовала, что ещё чуть-чуть, и сорвусь.
– Хорошо, только не нервничай, ладно? Тебе нельзя. Бедная моя маленькая девочка, – отец обнял меня, притянув голову к своему плечу. Я пялилась в стену напротив, понимая, что больше не чувствую себя рядом с ним в безопасности. – А ты пробовала звать на помощь? – снова вкрадчиво начал он. – Если его сутками не было дома, ты могла открыть окно и попробовать обратить на себя внимание прохожих. Стучать по батареям, топать, орать. Соседей затопить, в конце концов! Неужели ты безмолвно сидела и даже не пыталась бороться за свою жизнь? Не верю! Я слишком хорошо тебя знаю.
– Он… он сказал, что если я чем-то выдам себя, то он тебя убьёт, – придуманная сходу ложь была так себе, но другой не имелось. – Я боялась за тебя.
– Да что со мной будет! Ты должна была спасаться!
– Жертвуя твоей жизнью? Прости, папа, что я у тебя не такая эгоистка.
– То есть ты совсем не можешь больше о нём ничего рассказать?
– Опять двадцать пять, – я раздражённо отпрянула, борясь с желанием повысить голос. – Нет, совсем ничего, это всё, что я знаю. Да и какая разница, кто это был? Я дома, всё хорошо, никто не пострадал, разве не это самое главное?
– Нельзя спускать подобное с рук! А если он решит повторить?
– Не решит, – ляпнула я на автомате и сразу же заткнулась. Но отец всё равно услышал.
– А ты откуда знаешь? – хищно прищурил тёмные глаза и сделал шаг навстречу. – То есть вы всё-таки о чём-то говорили? Или... или ты на самом деле его покрываешь?
– Ну что за глупости! Твоя дочь похожа на дуру?
– Тогда не молчи! – прогремело словно приказ. – Он делился с тобой своими планами? Рассказывал, почему он тебя похитил?
– Да, пап, а почему? – я тоже пошла в наступление. – Что ему было нужно от тебя?
– Деньги, что же ещё, – рявкнул он, и глаза сразу же забегали. Так было всегда, когда он врал.
Сердце забилось чаще.
– И много денег?
– Десять миллионов. Долларов.
– И почему ты их не отдал? Да, это не маленькая, но и не катастрофически огромная сумма для тебя! Почему ты рисковал моей жизнью? И ещё: меня увезли пять дней назад, а общественность узнала об этом только после моего дня рождения. Выходит, первые несколько суток меня даже не искали?
Отец промолчал, чем подтвердил мой невесёлый вердикт.
– Как ты мог, пап? – вот тут я уже взвилась. – То есть ты реально пожалел несчастные деньги ради спасения жизни единственной дочери?
И деньги ли это были? Сказанное Найком всё больше походило на правду, и мне становилось по-настоящему страшно. И стыдно за то, что я ему не поверила.
– А если бы он оказался психопатом и истязал меня? Отрубал каждый день по пальцу, как в низкопробном кино, и присылал тебе в конверте по почте, ты бы точно так же лежал на дне, выжидая, пока он меня прикончит?
– Ну что ты несёшь такое! – повысил голос отец. Лоб покрыла испарина, а щёки – алые пятна гнева. – Я знал, что он ничего не сделает тебе. Знал!
– Откуда?
– Знал, и всё!
– А почему не начал разыскивать меня сразу? Зачем выжидал несколько дней? Для чего?
– Это было для твоего же блага! Я знал, что рано или поздно мы на него выйдем, не хотел кормить его эго шумихой. Эти психопаты питаются своей мерзкой славой. Только и ждут, чтобы по всем федеральным каналам начали чествовать их имя.
– Что он требовал, пап? – тон моего голоса изменился сам собой. Я устала слушать это враньё. – Это же были не деньги, верно?
– Я же сказал…
– Я просила не врать.
Отец отвернулся, нервно подёргал узел галстука, словно тот мешал полноценному доступу воздуха. Потом схватил с тумбочки бутылку с водой и, отвинтив крышку, принялся жадно пить прямо из горла, игнорируя стакан. Напившись, вытер губы тыльной стороной ладони и тоже обратился ко мне уже совсем другим тоном:
