Текст книги "Буду твоим первым (СИ)"

Автор книги: Агата Лель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Часть 22

* * *

Мы лежали на крошечном скрипучем диванчике в крошечной прихожей заброшенного лесного дома. Места было крайне мало, поэтому я лежала сверху на Найке, обнимая его поистине огромное тело руками и ногами.

Если бы кто-то сказал мне когда-нибудь, где именно случится мой первый раз, я бы рассмеялась.

В разрушенной хибаре, серьёзно? Где нет света и водопровода?

С мужчиной, который прилично старше и которого я знаю всего лишь несколько дней?

А, ещё одна пикантная деталь, незначительная… он меня похитил.

Устало моргая, я улыбнулась. Клонило в сон.

– Чему ты улыбаешься? – тихо спросил мой первый.

– Например, тому, что отдала свою драгоценную невинность человеку, чьего имени даже не знаю.

– Современно.

– Я всегда шла в ногу с трендами.

Он хмыкнул, я тихо рассмеялась. Я лежала на нём без одежды, но мне не было неловко. И я не испытывала никаких сожалений – значит, так должно было быть. И кто знает, если бы это был Архип или кто-то другой, был бы мой первый раз вот таким?.. Таким… сумасшедшим. Страстным. Сладким. Мне даже не было страшно, наверное, потому что это был он…

Я чуть приподнялась, проскользив по вспотевшему телу, и, уткнувшись носом в его шею, обняла ещё крепче. Он тоже прижал меня к себе теснее, нежно поглаживая мою спину от лопаток до ягодиц и обратно.

– Демид.

– Что? – воюя с дрёмой, спросила я. Оказывается, сонливость после подобного марафона совсем не миф.

– Так меня зовут.

Я приподняла голову и посмотрела на его немного забавное с этого ракурса лицо, примеряя новое имя.

– Мне больше нравится Найк, привычнее. Это твоё детское прозвище или что?

– Нет, в детстве меня называли Стрела. Да и до сих пор некоторые называют. Там, дома, – он закинул правую руку себе за голову, передав право лапать мою спину левой.

– Почему Стрела?

– Потому что я мастер спорта по стрельбе из лука.

– Ты серьезно? – я хихикнула. – Не брутальные бои без правил, не карате, не плавание, в конце концов, – а стрельба из лука?

– Ага, – он добродушно улыбнулся. – Подростком я был очень тощим и нескладным. Только представь: нерусский, длинный как жердь, ещё этот лук… Сама понимаешь, "в тренде" я тогда не был. А потом как-то на спор сбил яблоко с головы главного бунтаря района. Он выпендривался перед девчонками, встал к дереву и положил на макушку найденное на земле полусгнившее яблоко. Думал, что я спасую, не выстрелю. Но я не спасовал.

– И что этот бунтарь?

– Когда я прицелился и натянул тетиву – он сильно побледнел, а потом, когда стрела пробила яблоко, обмочился.

– Фу-у… это стрёмно, – я скривилась, представив это зрелище. – А что девчонки?

– Переметнулись ко мне, что же ещё, – он снова улыбнулся.

Представить, что когда-то он был тощим и нескладным, было сложно. Потому что сейчас его тело было таким, каким надо – в меру жилистым, в меру прокачанным, без единого грамма лишнего жира. Мне нравилось ощущать под собой его мощь. И несмотря на то, что было неудобно и жарко, я ни за что не хотела с него слезать.

– Хорошо, со Стрелой разобрались, а почему тогда Найк?

– Потому что, разрабатывая план, я продумал всё, кроме обуви. И дошло это до меня, уже когда мы приехали сюда.

– Омоновцы на деле не носят кроссовки…

– Не носят. Поэтому, когда ты спросила моё имя, я сказал первое, что пришло в голову. А думал я в это время о своём проколе. Боялся, что заметишь и раскусишь меня раньше времени.

– Я заметила.

– Ты вообще оказалась на редкость сообразительной.

– А ты думал, я дура? Этакая мажорка без мозгов, у которой в пустой голове только Гуччи и сториз?

– Ты дочь миллиардера, Адель. Судя по информации, что я о тебе собрал – избалованная, капризная, несносная папина радость.

– Хреновый у тебя был информатор, – я знала о его первоначальном мнении о себе, но всё равно была немного задета. – То есть дочь миллиардера – это родовое клеймо? Мы не выбираем, в какой семье родиться.

– Не кипятись, мажорка, забираю свои слова обратно. Ты оказалась умнее и хитрее, чем я мог подумать. Так ловко обвести меня вокруг пальца и обманом заманить в погреб, – он хохотнул. – Я реально думал, что не выберусь оттуда.

– Я боролась за свою свободу, – и, словно оправдываясь: – Я бы не бросила тебя там умирать, не думай, я бы обязательно направила сюда людей, когда выбралась бы… – я замолчала, вспомнив, что мне пришлось пережить в этом лесу. Кажется, он подумал о том же самом – ладонь остановила свою вальяжную прогулку по моей спине. Он вытащил другую руку из-за головы и обнял меня, крепко прижав к себе. Я слушала, как гулко стучит его сердце, ощущая, что это не дежурное объятие. Он обнимал меня так, словно ни за что не хотел отпускать.

– Ты так напугала меня, – прошептал он, касаясь губами моего виска. – Стоило только представить, что ты бродишь там одна в этом лесу… Чокнутая.

– А я боялась, что ты умрёшь там из-за меня от голода… Ну, когда поняла, что могу и не выбраться…

Объятия стали ещё крепче.

Какое-то время мы лежали молча в неудобной позе, но никто из нас не хотел шевелиться, чтобы не нарушить то едва уловимое, что связало нас ещё до того, как сблизились тела.

– Ты действительно стреляла в меня? – спросил он после долгого раздумья. – Там, в комнате.

Судя по тону, этот вопрос его явно тревожил.

– Если бы я стреляла в тебя, поверь, я бы точно попала. Даже без патронов в магазине.

Я улыбнулась и, подняв голову, поймала губами его губы. Тёплые, податливые, такие необходимые… Я упивалась новым чувством, совершенно незнакомым. Оно пугало меня, но в то же время дарило ощущение полёта.

"Не смей влюбляться в него. Не смей, дура!" – но логика рассыпалась в пыль, когда его руки гладили моё тело. Даже не так: когда мои руки гладили его. Трогать его мне доставляло даже больше удовольствия, чем ощущать его прикосновения.

Я вдруг подумала о том, что к чертям собачьим город, побрякушки, интернет… Мне так хорошо быть с ним здесь, в кромешной темноте, слушать ночное уханье сов и играющий в кронах деревьев ветер. Перевезем сюда холодильник, кулер с водой и огромную кровать... И катись оно всё!

Стоило представить, сколько ночей-открытий ждет меня впереди, тело покрылось россыпью мурашек предвкушения. А может, их вызвали его руки…

"Да ты уже втрескалась по уши! Втрескалась в преступника!"

Осознание очевидного вернуло с небес на землю и внесло в задурманенную душу раздрай.

Любовь – это прекрасно, но что мне теперь делать с этой любовью? Даже если его не посадят, что маловероятно, отец всё равно ни за что не позволит нам быть вместе. Это абсолютно исключено. Только через его труп. Или труп Найка. Если папа узнает, что тут между нами было, он его просто убьёт. И боюсь, что не метафорически.

Мне срочно нужно было обо всём хорошенько подумать.

– Мне бы… помыться нормально. Может, сходим на озеро?

– Зачем озеро, в летнем душе есть вода.

– И откуда?

– Я принёс сегодня днём. Думаю, она даже успела немного прогреться на солнце.

– Хоть какие-то блага цивилизации, – проворчала я, сползая с его влажного тела. Отыскав на полу его футболку, быстро накинула её и ушла в свою комнату, чтобы взять полотенце.

Руки немного тряслись то ли от усталости, то ли от волнения, то ли от всего сразу. В голове роилась куча малоподвижных мыслей, они словно, как и я, впали в анабиоз.

"Боже, мы переспали. С ума сойти!"

– Идём? – Демид-Найк заглянул через прореху приоткрытой двери: на нём были только чёрные штаны, ведь футболку забрала я, и я вынуждена была в очередной раз признать, что у него совершенное тело… немного испорченное тремя ярко-алыми полосками, пересекающими грудь.

Кто-то вёл себя очень плохо.

Сколоченная из брёвен «душевая кабина» была достаточно тесной, на потолке болталась проржавевшая тропическая лейка.

– Всё просто: нажимаешь вот сюда, и вода польётся. Только не переусердствуй, там не так много. Как раз для одного.

– А ты?

Он дёрнул плечом.

– Схожу на озеро.

– О'кей, – пробормотала я, наблюдая, как он неторопливо уходит. Никакой занавески у кабинки не было, только обрывки старой прозрачной плёнки, убранной за гвоздь. Решив, что стесняться мне уже нечего, я скинула футболку и повесила её на погнутый крючок, потом посмотрела на удаляющуюся спину Найка.

Неизвестно, сколько мы здесь пробудем, никто не может дать ответ, что будет потом… Есть только здесь и сейчас, и этим "сейчас" разбрасываться никак нельзя.

Я не хотела его отпускать.

– Эй, Найк!

Он обернулся.

– Покажи ещё раз, куда тут нажимать.

Помедлив пару секунд, он улыбнулся, а затем развернулся и быстро зашагал обратно.

Воды на двоих хватило с лихвой, если учесть, что эти двое стояли прижатыми друг к другу словно сиамские близнецы. Мы долго целовались, слегка дрожа то ли от довольно прохладной воды, то ли от чего-то другого, а потом случился мой второй раз, прямо там, под звёздным небом в тесной душевой кабинке. Он шептал что-то о том, что так нельзя, что надо подождать хотя бы пару дней, но я не хотела ничего ждать. Я боялась, что этих пары дней у нас не будет.

Я чувствовала это.

И не ошиблась.

Часть 23

* * *

Сплетясь телами, мы лежали на кровати в «моей» комнате, укрытые одним одеялом. Кровать была невероятно узкой, но чуть больше, чем диван в коридоре – здесь хотя бы можно было вытянуть ноги, не упираясь при этом пятками в подлокотник.

Я до сих пор не могла поверить во всё происходящее, столько всего случилось за эти вечер и ночь. Изменилось всё кардинально, и дело даже не в сексе. Хотя и в нём тоже... Да, впрочем, не столь важно, в чём там дело, сути это не меняло – мы стали близки, но по-прежнему находились в позиции "похититель-жертва". И для суда будет именно так, никто не будет брать в расчёт, что всё было по моему согласию. Уж отец постарается вывернуть всё таким образом, чтобы Найка упекли надолго, если не на всю жизнь. Да там и без стараний отца на приличное количество лет хватит – похищение людей в нашей стране карается законом строго. И неважно, что "жертва" была не очень-то потом против, и что аргументы, побудившие похитителя сделать именно так, были важными.

Кстати, об аргументах – я до сих пор не знала, почему я здесь. Что за условие выдвинул Найк, почему отец не пошёл на компромисс, и почему меня до сих пор не нашли. Ведь со связями папы это должно было случиться на вторые сутки моего здесь пребывания. Всё было очень странно и туманно, вопросы копились как снежный ком, и я понимала, что хоть и ужасно устала, но точно не усну этой ночью – до тех пор, пока не получу честные ответы.

– Найк, ты спишь? – произнесла я шёпотом в темноту.

– Нет.

Выбираться из его объятий ужасно не хотелось, но ответы проще получать, глядя в глаза собеседнику. Поэтому я нехотя развернулась и посмотрела на его сонное лицо.

Одеяло сползло на пол, но нагота никого из нас не смутила.

– Тебе не кажется, что пришло время?

– Время для чего?

– Рассказать, почему я здесь.

– Адель…

– Демид, пожалуйста, – я впервые назвала его по имени. – Я имею право знать. После всего, что между нами произошло. Я доверилась тебе и хотела бы, чтобы и ты доверял мне не меньше. Я на твоей стороне, – прошептала я, найдя его руку и сжав в знак поддержки. – Что бы ни было, ты можешь на меня рассчитывать.

Чёрные глаза блеснули в темноте. Я представила, что, возможно, скоро этих глаз больше не увижу, и мне стало по-настоящему страшно. Жутко, до покалывания в онемевших кончиках пальцев.

– Эта правда тебе не понравится, – ответил он наконец.

– Ну и пусть, я всё равно хочу знать.

В этот момент из прихожей раздалась трель телефона. Я примерно понимала, кто это может звонить, Найк понимал тем более, но даже не шелохнулся.

Телефон звонил и звонил, разбавляя привычную тишину ставшим уже таким далёким звуком из цивилизации.

– Ты не возьмёшь трубку?

– Нет, – твёрдо ответил он. – Это уже ничего не изменит.

– Почему?

– Потому что всё слишком изменилось между нами, – он сжал мою ладонь в ответ. – Когда я продумывал свой план, то и подумать не мог, что всё обернётся вот так.

– Как?

– Как… – он усмехнулся. – Вмешалась она.

– Она? – я улыбнулась. – Сука-любовь, что ли?

– Она самая.

– Ну хватит, я же серьёзно! – я пихнула его коленом, ощущая, как бешено колотится сердце.

Я чувствовала, что это было сказано им тоже на полном серьёзе, но почему-то боялась услышать настоящее признание. Потому что оно не даст мне потом спать ночами и будет разрывать на клочки мою бедную истерзанную душу.

Я никогда не была в числе тех, кто носит розовые очки, и понимала, что вряд ли мы сможем быть вместе. Слишком много "против", и так мало "за".

Отец посадит его – независимо от моих чувств и мнения. Его судьба практически предрешена...

Но всё равно услышать это от него было так приятно. Моя пока ещё не покалеченная событиями будущего душа трепетала.

– Так как обернётся? – я постаралась отвлечься от программирования себя на плохое и переключилась на другое. – Продолжай, раз начал.

– Я говорил тебе, что был женат? – внезапно он тоже поменял тему, и прежде порхающее сердце будто рухнуло куда-то вниз.

– Нет, не говорил, – произнесла я вдруг онемевшими губами.

– Да, был. Почти пять лет.

И почему-то мне показалось, что он сказал это с таким теплом…

Не любовь сука, сука – ревность. Она поглотила меня с головой, лишила кислорода. Я понимала, как это нелепо – ревновать к прошлому, он же сказал «был женат», значит, сейчас нет. Но всё равно...

– Помнишь, я рассказывал про сбитое с головы яблоко и девчонок? Так вот, Вера была одной из них. Она тоже стояла и смотрела. В тот вечер она попросила проводить её до дома, ну и…

– У вас начались шуры-муры, – проворчала я, стараясь скрыть настоящие чувства. – Банально.

– Нет, шуры-муры у нас начались гораздо позже. Тогда мы просто дружили. Я успел сходить в армию, она – замуж. Всякое было у обоих. А потом в какой-то момент мы снова встретились и больше не расставались.

– Как трогательно, не разрыдаться бы, – я выдернула руку, хотя понимала, что веду себя как тупая малолетка. Наверное, это и есть она, та женщина, о которой он как-то говорил. Которую он любил. – И почему же вы тогда развелись, раз была такая неземная любовь до последнего вздоха?

– А мы не развелись.

– Ну просто отлично! – я резко села и подтянула к груди ранее сползшее одеяло. – Ты что, женатик? Зашибись! А раньше сказать не мог? Пока я…

Пока я не втюрилась в тебя по самые гланды! Пока не раздвинула ноги!

Конечно, этого я не сказала, но очень смачно произнесла в мыслях.

– Я знала, что не может быть всё так хорошо. Если, конечно, в нашей ситуации это слово вообще применимо. Напустил на себя таинственности, налил в уши про заботу, "я так волновался, Адель, не пугай меня больше!", – коряво спародировала его голос. – А сам женат. Ну ты и козёл, Найк!

– Темперамент так и прёт, – словно ничуть не задетый моими словами, он тепло улыбнулся, чем взбесил ещё больше. – Ты нравишься мне такой.

– Жене своей лепить будешь, мне не надо!

– Вера умерла, – произнёс он, и я в прямом смысле сдулась. Этого я точно не ожидала. Да, я уже успела мысленно возненавидеть эту тётку, но точно не хотела услышать что-то подобное. Ещё эти мои слова про "любовь до последнего вздоха". Ну и дура ты, Адель...

– Я не знала, прости.

– Около года назад. У неё было врожденное генетическое заболевание, очень редкое. Мы узнали об этом слишком поздно, начали стучать во все двери, даже съездили в Израиль, но всё бесполезно.

– Да что это за заболевание такое, от которого ещё не придумали вообще никакого лекарства? Хотя бы какую-то поддерживающую терапию, что-то же должно быть.

– "Что-то" практически не помогало. Мы испробовали всё. Болезнь начала резко прогрессировать, мы начали цепляться за любую возможность и случайно вышли на препараты фармацевтической компании "ЭмФарм"... – он замолчал, а я ощутила, как кровь начала отливать от лица.

– Подожди, – я нервно заёрзала на месте. – Ты на что это намекаешь? Что препарат, выпускаемый компанией моего отца, как-то повлиял на смерть твоей жены?

– Она умерла конкретно из-за этих таблеток, это доказано! – тон стал холодным. – Я обращался в независимую лабораторию, провели экспертизу – там многократно завышены показатели сильнодействующих веществ. То, что должно работать – пустышка, а ещё там много того, чего там быть вообще не должно, например, канцерогены. В совокупности этот коктейль приносит лишь видимое кратковременное облегчение, а на самом деле просто убивает организм. Травит его, как травят наркотики, шифруя смерть временным экстазом. Она могла бы ещё жить, лет десять точно. Возможно, к тому времени придумали бы какое-то по-настоящему действующее лечение, но твой отец у неё это время просто отнял.

– Чушь! – выкрикнула я, едва справляясь с бьющей дрожью. – Препараты моего отца проходят строгий контроль, у него есть все патенты и сертификаты на используемые компоненты. Министерство здравоохранения…

– Адель, ты уже взрослая, неужели не понимаешь, какие деньги крутятся в этом бизнесе? Миллиарды! Сколько громких имён работают на одно общее дело, сколько производится теневых сделок. У него всё куплено, и этому у меня тоже есть доказательство. Я нашел человека, который слил мне всю информацию, его показания хранятся на флешке. Здесь, в моей сумке.

– Я не верю тебе! Ты просто не смог справиться с горем и начал искать крайнего! – обмотавшись простыней, я вскочила с кровати. – Кто виноват? Конечно, фармацевтическая компания, кто же ещё! Все шишки на её владельца! Мне жаль твою жену, но ты сам сказал, что она была больна, её забрала болезнь, но никак не таблетки!

– Как раз нет! – он тоже поднялся с постели. Нашел на полу свои джинсы. – Может, относительно здоровому человеку этот препарат не нанёс бы настолько губительный эффект, но для слабого иммунитета стал бомбой замедленного действия. Исследований никаких не проводилось, если только на кроликах, патент выдали от балды, потому что хорошо заплатили.

– По-твоему, мой отец идиот – так палиться, продавая подобную муть?

– В том-то и дело, что не идиот. Он прекрасно знал, что доказать взаимосвязь между ухудшением состояния и таблетками у таких больных будет сложно. Долго и дорого. Без специальных лабораторных исследований это невозможно, и убитым горем родственникам просто не до этого. Все списывают на болезнь, как раз как ты, никто не подумал, от чего вдруг стало резко хуже. А я подумал, ведь ей стало хуже именно после приема данного препарата. Я начал копать и докопался до правды. Я знаю, что ты не веришь мне, но, как и обещал, я с тобой абсолютно честен.

– Да, не верю! Не верю! Это клевета! – меня уже конкретно трясло. Думать о том, что на совести твоего отца жизни людей, было невыносимо. – Компания отца – гигант, существует много лет, никто и никогда…

– Правда? – он сощурил глаза. – Ты же сама говорила, что не веришь жёлтой прессе. Ведь кое-что однажды просочилось, но это быстро замяли, убрав мешающих людей. И ты знала об этом. Может, не знала точно, но слышала, догадывалась и, как дочь, просто отказывалась верить. И я понимаю тебя, он твой отец, единственный родной человек, ты любишь его и знаешь совсем другим.

– Ни черта ты не понимаешь! Не твоего отца обвиняют в убийстве. Мой папа жёсткий человек, да, волевой, но убийство… Я не верю.

– Настолько жёсткий, что решил пожертвовать собственной дочерью, лишь бы не лишиться своих миллионов.

– Что ты имеешь в виду?

– Я забрал тебя из клуба, позвонил твоему отцу и выдвинул условие: он заявляет во всеуслышание – телевидение, СМИ, радио – что производимые им препараты полное фуфло, а я взамен отпускаю тебя. Целую и невидимую. И как ты думаешь, что сделал твой отец?

Я молчала, потому что боялась услышать ответ.

– Он послал меня, Адель, – ответил он с горечью в голосе. Снова сел на край кровати, устало потёр подушечками пальцев глаза. – Сказал, что ему плевать и на мои условия он не пойдёт. Прости, но это правда.

– Я не верю тебе, – я судорожно замотала головой. – Он не мог. Не мог так со мной... Папа любит меня.

– Он любит себя. Я звонил ему, угрожал, что сделаю тебе что-то плохое. Блефовал. Он ответил, что ему всё равно. Его больше волновало, как бы побыстрее уничтожить доказательства его махинаций, чем твоя жизнь. О тебе он не говорил вообще, его больше заботила собственная шкура. Как думаешь, почему тебя до сих пор не нашли? А я скажу: потому что в первые дни тебя никто не искал. Никто не знал, что ты пропала, ни одна живая душа.

– Ты врёшь….

– Ни одной статьи, ничего. Ему пришлось признаться, что ты пропала, только на следующий день после дня рождения, потому что скрывать стало сложно, стали появляться вопросы у твоих друзей, тебя все потеряли. И знаешь, что самое гадкое – ищет он не тебя, а меня. Чтобы убрать.

– Нет, нет, нет! – я продолжала качать головой как заведённая. Обняла плечи руками, потому что внезапно стало холодно. – Он не мог так… А если бы ты действительно бил меня, насиловал, мучил? Он же не знает, что ты ничего этого не делаешь.

– Не знает, – он поднялся и, подойдя, попытался обнять, но я отошла, прижавшись спиной к стене. – Прости, что тебе пришлось услышать это всё, пройти через такое, но я не мог иначе, понимаешь? Это был единственный способ спасти тысячи жизней. Чтобы люди не теряли своих близких. Я должен был остановить этот адский конвейер! Я думал, что он, как отец, сразу пойдет на мои условия и вскинет белый флаг, ведь у меня его дочь. Но оказалось, его миллионы ему дороже.

– Ты же понимал, что тебя найдут и посадят, когда задумывал это всё, – прорычала я. – Ты смертник?

– Конечно, понимал, но я не мог жить с этим. Думать о том, что кто-то может пичкать этими таблетками своих детей. Я знал, что меня посадят, а может, ещё хуже, но иначе поступить не мог. Не мог, понимаешь? Ради Веры, ради других… Пожалуйста, не плачь.

Я даже не замечала, как по щекам льются слёзы. Он обнял меня – осторожно, едва касаясь, и я его не оттолкнула. Просто стояла и плакала, пытаясь переварить услышанное.

Мой отец, человек, который меня растил, убийца? Так просто променял меня, родную дочь, на свою карьеру? Он же действительно не знал, что никто меня тут не обижает. Как он мог?

И этот моралист-святоша… если всё, сказанное им, правда, неужели он не понимал, куда лезет? Во что и к кому? Кто он – и кто мой отец!

Стоило только подумать о том, что всё так и есть на самом деле, как слёзы начинали буквально душить. Я не могла поверить в это, не хотела, хотя в глубине души чувствовала, что он не лжёт.

Отец способен на такое. Да. Он мог. Но как же сложно было это принять. Невозможно.

– Ты не должна жить во всём этом, Адель, – прошептал он, прислонившись своим лбом к моему. – Не должна, понимаешь? Ты не такая. Ты добрая, чистая, открытая и пока ещё совсем неиспорченная. Я даже представить не мог, что у такого человека, как он, может быть такая дочь. Я думал, что время, проведённое здесь с тобой, покажется сущим адом, судя по тому, какое у меня было о тебе представление, но вышло…

– Что вышло? – я шмыгнула носом, накручивая себя всё больше.

– Я влюбился, – он пожал плечами. – Не думал, что подобное когда-нибудь ещё будет возможно, не верил. Да ещё в кого! Мажорка! – он улыбнулся, а я стояла и буквально захлёбывалась слезами. – Он твой отец, и ты будешь на его стороне, я это осознаю, но пожалуйста, не считай меня последней сволочью. У меня правда не было выбора. Может, мой план откровенно гнилой, но я должен был хотя бы попробовать.

В прихожей снова зазвонил телефон, и этот звук показался мне до ужаса зловещим. Найк даже не пошевелился.

– То есть ты попробовал, понял, что не получается, отец не ведётся на твою провокацию, и сменил тактику? – нервы звенели словно струны, я сама уже не понимала, где правда, а где вымысел. – Ты решил влюбить меня в себя, затащить в постель, переманив тем самым на свою сторону? Так?! Чтобы я играла с тобой против своего же отца! Чтобы не сдала тебя!

– Что ты несёшь? – ужас в его голосе был вполне искренним. – Ты сама себя слышишь?

– Это ты себя не слышишь! – я оттолкнула его и, скинув простынь, начала искать в темноте свои вещи. – Ты украл человека! Оклеветал моего отца! Ты больной, хоть и притворяешься благодетелем. Я не верю тебе, понял? – выплюнула я, судорожно натягивая джинсы. – Откуда я знаю, что ты меня не убьешь? Вот откуда?!

– Адель, успокойся, слышишь? У тебя истерика, – он стоял, вытянув руки ладонями вперёд, успокаивая меня как умалишённую. – Я не виню тебя, понимаю твою реакцию. Просто тебе нужно переварить это всё, успокоиться…

– Хрен там я успокоюсь, понял? – заорала я. – Я сейчас уеду домой, и ты меня не остановишь. Только попробуй, – я вытянула руку с пистолетом, который выпал из его брюк. Я знала, что в этот раз магазин был полон.

Пятясь назад, удерживая его на мушке, я вошла в прихожую и, присев на корточки, начала шарить свободной рукой, разыскивая его сумку.

– Где ключи от машины?

– Адель!

– Где, мать твою, эти долбаные ключи? – я сняла пистолет с предохранителя и снова навела на него дуло. – В этот раз я не промахнусь, поверь.

– Ключи в кармашке, – ровно ответил он, кивнув головой. Казалось, он совсем меня не боится, по крайней мере ничем этого не выдавал. Чем злил ещё сильнее. Мне было бы лучше, если бы он угрожал мне, сыпал проклятиями, но не вот так… – Я сам хотел отпустить тебя утром.

– Неправда.

– Правда. Всё зашло слишком далеко, я больше не мог так с тобой поступать. Я же вижу, как тебе сложно быть здесь без всего того, к чему ты привыкла.

– Я не верю тебе. Ты врёшь, как врал всегда, – я всё-таки нашла эти дурацкие ключи и, сжав их в кулаке, выпрямилась, не опуская пистолета. Слёзы застилали лицо, но рука, на удивление, не дрожала. – Где стоит машина?

– Недалеко от озера. Дорога проходит только здесь и там, больше дорог поблизости нигде нет. Увидишь, я повесил белый платок на куст можжевельника, чтобы быстро сориентироваться в темноте, если вдруг что…

– Снова врёшь? Там какая-то ловушка?

– Мне жаль, что ты мне не веришь, – он сказал это так… Я шумно шмыгнула носом и подцепила с подоконника фонарь. – Тебя проводить? Очень темно.

– Сама найду, – я специально отвечала резко, чтобы ни на секунду не позволить себе расклеиться. И не смотрела ему в глаза по этой же причине.

– Там стоит навигатор, пользоваться им очень просто: введёшь нужный адрес…

– Я знаю, как пользоваться навигатором! – резко оборвала его я. – И водительские права у меня тоже есть!

Смахнув рукавом слёзы, я так же, пятясь спиной к двери, открыла замок и вышла в тихую ночь.

Я сама не осознавала, что творю, но была уверена, что убежать сейчас отсюда – самое лучшее решение.

Мне нужно домой, к отцу. Нужно задать ему все вопросы в лицо, глядя в глаза. Просить, почему меня так долго не искали… Я хотела убедиться, что Найк мне врал, потому что принять такую правду про родного отца было невозможно.

Он не мог, жертвуя мной, выбрать деньги. Не мог! Он признался бы в чём угодно, лишь бы меня спасти.

Я верила в это, хотела верить. И старалась не думать о Найке, не вспоминать, как его губы…

– Адель, – донёсся за спиной его голос. Я обернулась, снова вскинув пистолет, хотя прекрасно понимала, что это глупо – он не побежит за мной и даже не станет защищаться, если я вдруг решу перейти от угроз к действию. – Я просто хочу, чтобы ты знала, что... что... – он шумно вздохнул и устало провёл ладонью по лицу. – Мне будет тебя не хватать.

Его силуэт занимал весь дверной проём. Часть моей души, огромная её часть, рвалась к нему. Я так хотела его обнять, но другая часть твердила, что лучшее, что я могу сейчас сделать – это убежать. Разрубить этот чертов гордиев узел, что связал нас по какой-то нелепой иронии судьбы.

Он. Мне. Врал.

– Я действительно думал, что больше никого не смогу полюбить, но жизнь та ещё приколистка – дочь моего врага… Ну надо же... Береги себя, Адель. Пожалуйста.

– Да пошёл ты! – прокричала я, снова смахивая слёзы. – И не иди за мной, понял? Иначе я тебя пристрелю. И знай, тебя найдут. Найдут и посадят! Я всем расскажу, где ты прячешься. Ты влюбил меня в себя, воспользовался…

Я кричала всякие гадости, чтобы убедить себя, отвернуть. И кто-то другой бы не выдержал, но он просто провожал меня печальным взглядом, пока я не скрылась в густой чаще.

А потом я побежала к озеру по памяти. И где-то в глубине души надеялась, что никакой машины там нет. Что он обманул. Значит, он точно лжец, и жалеть его нечего, я всё сделала правильно. Но когда впереди показалась водная гладь, я осмотрелась по сторонам и увидела привязанный к ветке кусок белой простыни…

Сама не помню, как дошла до машины, скинула с кузова маскировочную сетку. Забралась в душный салон, села на водительское кресло. Даже включила навигатор. А потом… бросила пистолет на соседнее кресло и, уронив голову на скрещенные на руле руки, горько заплакала.