Текст книги "Властелин мира"

Автор книги: Адольф Мютцельбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

XIII. БРАТ И СЕСТРА

Дон Лотарио надел шляпу, собираясь уходить. Еще раз окинув взглядом свою небольшую приветливую комнату, он закрыл дверь и стал спускаться по лестнице.

Ему предстояло преодолеть пять лестничных маршей. Молодому человеку, который владел в Калифорнии обширной гасиендой, занимал элегантную квартиру в Париже, снимал в Лондоне целый коттедж, а в Берлине – шикарные апартаменты, – этому молодому человеку приходилось теперь довольствоваться скромной комнатой на пятом этаже, и на улице он очутился лишь через несколько минут.

Впрочем, никогда прежде он не выглядел так хорошо и не чувствовал себя так спокойно. Путь его лежал на одну из довольно далеких от центра улиц; он бодро шагал, временами посматривая на номера домов, и наконец остановился перед тем, который искал.

Это был скромный чистенький домик, особенно привлекательный благодаря палисадничку, невольно расположившему дона Лотарио к здешним обитателям. На фасаде дома он обнаружил табличку, но, прежде чем успел ее прочитать, к нему подошел хозяин. Он, видимо, трудился в саду, когда заметил незнакомца. Одет он был просто, но держался самоуверенно. Лицо его отличалось мужественной красотой. Длинные темные волосы создавали великолепный контраст с нежной кожей лица, энергичное выражение которого подчеркивали небольшие черные усы. Учтиво поклонившись, он спросил:

– Что вам угодно, сударь?

– Я пришел по письму, которое получил сегодня утром, – ответил дон Лотарио. – Номер дома совпадает. Речь идет об уроках испанского языка.

– В таком случае вы – господин де Толедо! – воскликнул хозяин дома. – Все верно! Прошу вас!

Дон Лотарио очутился в прихожей, обставленной очень просто, но со вкусом. Хозяин распахнул дверь, и молодой испанец вошел в приветливую комнату, где у стола с книгой в руках сидела молодая женщина. При виде вошедших она встала.

Красота женщины поразила испанца. Он невольно залюбовался ее прекрасными золотистыми волосами, свободно падавшими на плечи. Ее изящная фигура отчетливо обрисовывалась на темном фоне обоев, делая ее более похожей на статуэтку, созданную рукой искусного мастера, чем на существо из плоти и крови.

– Не думал, что ты здесь, Амелия, – удивился хозяин дома, – иначе не стал бы тебе мешать. Моя жена – дон Лотарио! – добавил он, представляя их друг другу. – Не угодно ли вам пройти сюда?

С этими словами он открыл другую дверь и пригласил дона Лотарио. Молодой испанец оказался в кабинете. Первое, что привлекло его внимание, был большой чертежный стол. По стенам были развешаны прекрасные гравюры и уменьшенная гипсовая копия фриза Парфенона, из чего дон Лотарио заключил, что его новый знакомый, скорее всего, архитектор.

Хозяин предложил гостю стул, и они уселись друг против друга.

– Вчера, дон Лотарио, я прочитал в газете объявление, в котором вы предлагали свои услуги в обучении испанскому языку. Не могу сказать, что я совершенно незнаком с испанским, но хотел бы пополнить свои знания. Весной я намерен вместе с женой совершить путешествие в Испанию и пробыть там несколько месяцев, а возможно, и полгода. Как вы считаете, хватит ли нам с женой времени до отъезда, чтобы с вашей помощью вполне овладеть этим языком и таким образом сделать это путешествие особенно приятным?

– Разумеется, времени вполне достаточно! – уверил собеседника Лотарио. – Впрочем, для подобной поездки вам вряд ли потребуется испанский, потому что многие там говорят по-французски. Но коли уж вы относитесь к этому предприятию так серьезно, буду с вами откровенен. Испанский – мой родной язык, однако я говорю с мексиканским акцентом.

– О, так вы мексиканец! – удивился архитектор. – Ну, разница будет, по-видимому, не слишком велика! Из какой же части Мексики вы родом, позвольте узнать?

– Из Калифорнии.

– Выходит, некоторое время назад я был совсем близко от ваших родных мест, – заметил архитектор. – Да, именно тогда я свел знакомство с неким суровым лордом с горы Желаний…

– С горы Желаний? – с удивлением перебил его дон Лотарио. – Вы имеете в виду лорда Хоупа?

– Совершенно верно, так вы его знаете? В таком случае нам есть о чем поговорить! Стоит только вспомнить то время! Боже, что я был тогда за человек! Так вы сказали, что знаете лорда?

– К сожалению, знаю! – ответил дон Лотарио. – Если бы не он, я был бы счастлив на своей гасиенде. Хотя что я говорю? Именно благодаря ему я нашел свое счастье! Если бы не он, я не оказался бы в Берлине, не встретил бы Терезу…

– Понимаю! – улыбнулся архитектор. – Вы имеете в виду даму сердца! Выходит, вы были и в Берлине?

– Я совсем недавно оттуда, – ответил мексиканец.

– А за кого вы принимаете меня? Уверен, что за француза! – продолжал архитектор. – А между тем я родом из Берлина. Впрочем, уже моя фамилия могла бы сказать вам, что я не француз.

– Простите, сударь, – заметил с улыбкой дон Лотарио, – но она была написана так неразборчиво, что я при всем желании не сумел ее прочесть.

– Да, да, охотно верю, – рассмеялся архитектор. – В таком случае позвольте представиться – Вольфрам Бюхтинг!

– Как вы сказали? Ваша фамилия Бюхтинг? – вскричал Лотарио, чрезвычайно удивленный. – Вольфрам Бюхтинг из Берлина?

– Ну да, – сказал Вольфрам, не понимая, чтб так поразило его нового знакомого. – Но откуда вам известна моя фамилия? Ведь я покинул Берлин очень давно…

– Но у вас есть сестра, Тереза Бюхтинг! – воскликнул дон Лотарио.

– Есть, клянусь Богом! – вскричал Вольфрам, в свою очередь чрезвычайно удивленный тем, что ему довелось услышать. – Что вам известно о ней? Вы знакомы с ней? Где она?

– Она здесь, в Париже! – ответил дон Лотарио. – Скажу вам больше: она и есть та самая Тереза, о которой я говорил! Она моя невеста и скоро станет моей женой!

– Боже, неужели такое возможно? А вы не ошибаетесь? Это действительно Тереза Бюхтинг, моя сестра, круглая сирота?

– Именно она! Она рассказывала мне, что ее брата зовут Вольфрам, что шесть лет назад он уехал в Париж, а оттуда, вероятно, отправился в Америку.

– Тогда это она! Слава Богу! – вскричал Вольфрам и прижал молодого испанца к своей груди. – Благодарю вас, благодарю, дон Лотарио! Вы возвращаете мне единственное, чего мне недоставало, чтобы чувствовать себя на вершине счастья! Вы возвращаете мне сестру, которую я считал пропавшей без вести, ибо все мои попытки отыскать ее были тщетны!

Дон Лотарио чрезвычайно обрадовался, узнав, что этот человек, расположивший его к себе с первых же минут знакомства, – брат его Терезы. С присущей ему живостью он принялся рассказывать Вольфраму о том, как покинул родную Калифорнию. Тот внимательно слушал, особенно когда речь заходила о лорде Хоупе. Затаив дыхание, он ловил каждое слово, когда молодой человек заговорил о своей первой встрече с Терезой. Глубоко тронула его и история отношений сестры с Паулем Веделем. С негодованием узнал он от дона Лотарио о кознях, которые строил злосчастной чете Моррель Ратур-Рабласи. Но когда молодой испанец поведал ему о последнем разговоре с графом Аренбергом, о последней фразе, брошенной графом, Вольфрам помрачнел.

– Нет, над нашей семьей не тяготеет проклятье – пробормотал он. – За прегрешения отца дети не отвечают! Впрочем, рассказывайте дальше!

– Итак, мы с Терезой покинули Берлин, – продолжал дон Лотарио. – Тереза не могла жить там одна, у меня тоже пропало всякое желание оставаться в этом городе. Мы приехали в Париж. Себе я снял скромное жилище и подыскал немолодую почтенную даму, которая согласилась сдать Терезе квартиру, где она могла бы жить до дня нашей свадьбы.

Мой первый визит был к аббату Лагиде. Он был поражен, увидев меня. Оказывается, он написал графу Аренбергу и открыл ему глаза на происки Ратура. Аббат надеялся, что ему удастся примирить Терезу с графом. Меня же это примирение нимало не беспокоило. Недоверие графа оскорбило меня. Слова, сказанные им Терезе во время последней нашей встречи, я расценил как унижение и твердо решил не идти с ним так просто на мировую.

– Благодарю вас! Вы – настоящий мужчина! – воскликнул Вольфрам, в котором проснулось прежнее своенравие и упрямство.

– Аббат оказался прав, – возобновил дон Лотарио свой рассказ, прерванный восклицаниями Вольфрама. – Не прошло и двух дней, как в Париже объявился граф Аренберг с Валентиной Моррель. Граф сразу же разыскал меня. Должен сознаться, поведение старика потрясло меня. Он был глубоко взволнован, со слезами на глазах просил у меня прощения. Граф уверял, что не мог даже предположить, что существуют такие негодяи, как Ратур. Он умолял проводить его к Терезе в надежде, что она простит его. По его словам, мысль удочерить Терезу никогда не покидала его. Он собирался приступить к этому незамедлительно, поскольку разрешение властей было уже им получено. Тем больнее ранило его душу предательство Терезы – как он теперь узнал, мнимое.

Я не мог не исполнить его желание видеть Терезу. Впрочем, уже при первом их свидании я убедился, что женщина не прощает обид так легко, как мужчина. Тереза отнеслась к просьбе графа холоднее, чем я ожидал. Она не могла простить ему тех несправедливых обвинений.

– Это у нас в характере! – прошептал Вольфрам. – Мы все упрямы!

– Несмотря на самые страстные, самые настойчивые просьбы, графу удалось добиться от Терезы только одного: разрешения навещать ее дважды в неделю. Речи об удочерении больше не было, тем более что вскоре Терезе предстояло взять фамилию, которая, конечно, представляется ей самой желанной, – мою фамилию. О нашем пребывании в Париже тогда ничего еще не было решено. Я намеревался задержаться здесь лишь ненадолго, узнать, что происходит на родине, завязать отношения с несколькими французами, написать письмо лорду Хоупу, а затем вернуться в Калифорнию.

Однако настоятельные просьбы аббата Лагиде побудили меня задержаться в Париже. Аббат сообщил мне, что на горе Желаний лорда Хоупа уже нет и вскоре он приедет в Париж. Аббат сказал также, что финансовые дела лорда поправились и, по всей вероятности, он сможет выплатить мне полную стоимость моей гасиенды. Во всяком случае, заверил аббат, мне следовало ожидать лорда в Париже, а кроме того, есть еще одно важное обстоятельство: моя невеста носит фамилию Бюхтинг, то есть принадлежит к некоему семейству, к которому лорд испытывает живейший интерес и которое долго и безуспешно разыскивал.

– Непостижимо! Что же угодно от нас этому человеку? – опять прервал повествование молодого испанца Вольфрам.

– Не знаю! – ответил дон Лотарио. – Но лорд Хоуп, или граф Монте-Кристо – потому что это один и тот же человек, – личность настолько необыкновенная, что ради него можно ждать и не один месяц. А поскольку я рассчитывал получить от лорда весьма значительную для меня теперь сумму, я согласился и решил остаться в Париже до его приезда. В то же время я хотел сохранить полную независимость. С другой стороны, жизнь научила меня видеть всю иллюзорность сиюминутного богатства. Поэтому я решил не прикасаться к остаткам своего небольшого состояния, а жить здесь, в Париже, на доходы от уроков. Так я и поступил и нахожу, что труд приносит гораздо больше радости, чем принято думать, и избавляет нас от многих хворей, которыми страдает тот, кто ведет праздную жизнь.

– Вы человек в моем вкусе! – с неподдельной радостью воскликнул Вольфрам, пожимая ему руку. – Терезе невероятно повезло, что она встретила такого человека, как вы! Я должен видеть сестру, дорогой Лотарио, видеть сегодня же!… Амелия, Амелия!

Он открыл дверь и позвал жену, которая поспешила на его зов. Она выглядела немного испуганной, так как, вероятно, опасалась, что произошла какая-то неприятность.

– Послушай, Амелия! – обратился к ней Вольфрам, весь искрясь радостью. – Этот господин – избранник моей сестры, жених моей Терезы!

– В самом деле? Возможно ли такое? И ты знал об этом, Вольфрам? Ты был знаком с этим господином?

– Ничего я не знал, ровным счетом ничего! Представь себе, Тереза здесь, в Париже, а дон Лотарио – замечательный человек! Честное слово, никто мне еще так не нравился, как он!

Амелия протянула молодому испанцу руку, которую тот почтительно поцеловал.

– Вели Жанне нанять экипаж! – продолжал Вольфрам. – Мы поедем к Терезе. Ты согласна, Амелия?

– Ну конечно, дорогой! И мы привезем ее сюда, к нам?

– Разумеется, теперь она будет жить у нас, это само собой понятно!

Амелия отправилась переодеться к предстоящему визиту. В ожидании экипажа молодые люди вели оживленный разговор. Вольфрам тут же начал строить планы предстоящей жизни Лотарио и Терезы в Париже. Зарабатывает он достаточно, работы у него больше, чем требуется, поэтому будущие супруги должны жить у него. Или пусть дон Лотарио купит поместье под Парижем… Планы были один грандиознее другого. Слушая увлеченный монолог Вольфрама, молодой испанец улыбался, с удовлетворением убеждаясь в том, что судьба свела его с бескорыстным, простодушным человеком.

Наконец появилась Амелия, одетая так просто, но с таким тонким, изысканным вкусом, что дон Лотарио едва сумел скрыть свое восхищение. Что же до Вольфрама, то при виде жены на его лице появилось выражение такого счастья, что ему мог позавидовать любой смертный. Все трое разместились в подъехавшем экипаже, и дон Лотарио назвал кучеру адрес Терезы.

Тереза жила на третьем этаже. Дон Лотарио позаботился, чтобы ее квартира была лучше и удобнее его жилища, хотя Тереза с неохотой согласилась на эту привилегию.

Ее квартира состояла из прихожей, гостиной и еще одной комнаты, которую она делила с пожилой дамой, хозяйкой квартиры. Служанке, открывшей входную дверь, докладывать о неожиданных визитерах запретили. Дон Лотарио провел Вольфрама и Амелию в гостиную и попросил подождать.

Сам он постучал в другую дверь и, дождавшись ответа, вошел.

– О, Лотарио! – воскликнула Тереза, устремляясь навстречу жениху. – Ты сегодня так рано! Вот замечательно! Благодарю тебя!

От былой болезненности на ее лице не осталось и следа. Щеки горели свежим румянцем, глаза лучились счастьем, движения были мягки и грациозны, голос звучал чисто и звонко. Казалось, она даже помолодела. Терезу можно было сравнить с нежной, благоухающей розой, вынужденной под порывами холодного, пронизывающего ветра закрыть свои развернувшиеся было лепестки, а теперь снова распустившейся и представшей во всем своем великолепии. День ото дня дон Лотарио все больше восхищался ею.

По глазам жениха Тереза угадала, что он горит желанием поделиться с ней радостной вестью.

– По-моему, тебе не терпится что-то сказать мне! Что же это за новость?

– Лучше и быть не может! – ответил дон Лотарио. – Я так счастлив! И ты обрадуешься, когда узнаешь… Сегодня я совершенно случайно отыскал в Париже близких и дорогих для нас людей. Хочешь увидеть их?

– И ты еще спрашиваешь? – воскликнула Тереза и мельком глянула на себя в зеркало, чтобы проверить, удобно ли в таком виде показаться гостям. – А ты что же, не знал, что они живут в Париже?

– Не имел ни малейшего представления! А теперь, если ты готова, прошу… они в гостиной.

Он распахнул дверь и пропустил Терезу вперед.

Вольфрам и Амелия стояли посреди комнаты. При виде сестры Вольфрам не удержался от радостного возгласа.

Тереза, приблизившаяся было к нашим героям, вдруг застыла в нерешительности. Неизвестно, что заставило ее сделать это – красота Амелии или какая-либо иная причина. Как бы то ни было, она внезапно обернулась к дону Лотарио и почти с испугом спросила:

– Кто этот господин? Кажется, я уже где-то видела его! Кто это?

– Ну-ка, постарайся припомнить, Тереза! – ответил Вольфрам по-немецки.

– Вольфрам! Милый Вольфрам! – вскричала, не помня себя от радости, Тереза и бросилась в объятья брата.

XIV. ВЛАСТЕЛИН МИРА

Спустя неделю у дворца герцога*** в предместье Сен-Жермен приблизительно в одно время остановилось несколько экипажей. Гости группами поднимались по парадной лестнице дворца, где их встречали слуги герцога и провожали в большую залу. Все прибывшие явились по настоятельному приглашению герцога. Герцог упомянул, что будет присутствовать граф Монте-Кристо, и этого оказалось достаточно, чтобы никто не отклонил приглашение.

Большие люстры не были зажжены, горели только маленькие бра, свет которых едва рассеивал полутьму просторной залы. Гости молча рассаживались в кресла, расставленные в несколько рядов посередине.

Первый ряд заняли дон Лотарио, Тереза, Вольфрам и Амелия, второй – капитан Моррель, Валентина, де Виль-фор и старик Нуартье де Вильфор, которого доставили прямо в его собственном кресле на колесиках. В третьем ряду расположились аббат Лагиде и граф Аренберг.

Как только приглашенные заняли отведенные им места, появился хозяин дома. Герцог приветствовал собравшихся, после чего уселся рядом с аббатом и графом. И почти сразу же в конце залы, где возвышалось покрытое черным сукном сооружение, напоминающее кафедру, открылась дверь и пропустила неизвестного господина и даму. Они были в черном. Лицо женщины скрывала вуаль, столь густая, что не оставалось ни малейшей надежды узнать таинственную незнакомку.

Спутник помог ей устроиться в кресле позади своеобразной кафедры, а сам поднялся на кафедру. Увидев незнакомца, собравшиеся в зале испытали глубокое потрясение. Его лицо выглядело мертвенно-бледным и безжизненным и походило, скорее, на лик смерти, а ниспадавшие на плечи длинные темные волосы только подчеркивали эту необычайную бледность. Глаза запали, щеки ввалились, губы казались бескровными.

Дон Лотарио и Вольфрам, Моррель, Валентина и Амелия безуспешно искали в этом человеке черты того графа Монте-Кристо, или лорда Хоупа, который еще недавно был в расцвете сил, удивляя всех, кто его знал, прямо-таки юношеской ловкостью и неутомимостью. Он выглядел непривычно еще и потому, что был гладко выбрит. Но не это столь разительно изменило облик графа. С первого же взгляда было видно, что в его судьбе произошли ужасные перемены, они-то за считанные месяцы и превратили графа в старика, перевернув всю его прежнюю жизнь.

Граф долгим взглядом обвел хорошо знакомых ему людей, собравшихся по его просьбе.

– Благодарю вас, что вы все пришли, – произнес он своим звучным низким голосом. – Рад видеть дорогих мне людей. Это большое утешение для меня. Я просил герцога пригласить вас сегодня, потому что хочу поговорить со всеми вами, но у меня слишком мало времени, чтобы побеседовать с каждым в отдельности. Пусть то, что я скажу, вы услышите все вместе – я хочу, чтобы каждый из вас принял участие в судьбе другого. А теперь выслушайте человека, раскаяние которого столь же велико, сколь честолюбивы и дерзки были его планы.

Я не собираюсь говорить о том, известна ли вам та жизнь, которую я прожил, и если известна, то насколько подробно. Обреченный в ранней молодости на пожизненное заточение из-за предательства завистливых друзей, лишенный самого дорогого для меня на этом свете, я выбрался из своей тюрьмы с единственной целью – отомстить. В том, что случай сделал меня обладателем несметных богатств, я усматривал волю Всевышнего. Мне казалось, сам Бог благословил мои замыслы и сделал меня орудием исполнения своей воли. Мои враги обрели могущество, но я превзошел их. Мне удалось отомстить за себя, и отомстить сурово. Но месть моя зашла слишком далеко. Она настигла Альбера де Морсера, затронула жену и детей де Вильфора, не обошла стороной даже Морреля! Еще когда я покидал Европу, у меня была мысль, что я превысил положенный человеку предел. Я попытался исправить то, что еще можно было исправить. Взял с собой Вильфора, чтобы избавить его от безумия, соединил Морреля с Валентиной. Я стремился помочь Альберу де Морсеру, но все мои попытки оказались тщетными из-за твердости характера этого юноши.

Я отправился в Америку, в Калифорнию. Случай свел меня там с умирающим, который рассказал, что сумел найти в этих краях золото. Этот несчастный – отец Вольфрама и Терезы. Добравшись до указанного им места, я обнаружил, что эти сокровища значительно превосходят самые смелые мои предположения. Разработка этих золотых жил сделала меня самым богатым человеком в мире.

Месть, которая удалась мне, богатство, которое я обрел, несметные сокровища, случайно доставшиеся мне в Калифорнии, умение разбираться в людях, которым я овладел, влияние, которое, как я сам убедился, я оказывал даже на выдающиеся умы, – все это постепенно привело к тому, что у меня созрел замысел, какой, пожалуй, никогда еще не рождался в голове простого смертного. Я вознамерился, не покидая своей тайной резиденции в Калифорнии, переделать человеческую природу. У меня было достаточно возможностей вскрыть ее пороки. Итак, мною овладела мысль: используя огромные богатства, дарованные мне Провидением, самому выступить в роли Провидения, чтобы переделать род человеческий. Как я осуществил свой план, какие пути и средства использовал, говорить не буду. Но мне казалось, что я достиг своей цели, что смертный действительно способен совершить то, что до сих пор удавалось только Всевышнему.

Не стану отрицать, это мое намерение было, пожалуй, кощунством. Но в то время я считал себя безгрешным, свободным от всяческой скверны. Я считал себя вправе вершить то, для чего, как мне представлялось, сам Всевышний наделил меня всем необходимым.

Для осуществления этих планов мне требовались необыкновенные люди – люди, прошедшие очищение перенесенными страданиями и несчастьями и достаточно зрелые духовно, чтобы разделить мои воззрения. Таких людей я нашел в аббате Лагиде, герцоге*** и профессоре Веделе. Но мне нужно было привлечь на свою сторону и более молодых, чтобы сделать их носителями моих идей. Для этого я решил сформировать характер этих молодых людей на свой лад, заставив их пройти суровую школу испытаний и невзгод, – словом, организовать их жизнь согласно моим замыслам, а самому выступить в роли Провидения.

Сначала о вас, дон Лотарио. Я быстро убедился, что у вас доброе сердце, энергичный характер, благородная душа. Мне стало ясно, что, пройдя надлежащую жизненную школу в чужих краях, которые более всего для этого подходят, вы добьетесь больших успехов, а в Калифорнии, на собственной гасиенде, останетесь заурядным провинциалом. Следовательно, нужно было удалить вас оттуда. Впервые увидев донну Росальбу, я понял, почему эта сеньорита так стремится стать вашей женой. Я приказал разорить вашу гасиенду, я убедил донну Росальбу, что не прочь занять ваше место, – и вы покинули Калифорнию. Но это было только начало уготованных вам испытаний. Я намеревался бросить вас в безбрежное море, именуемое обществом, и постепенно лишить всякой поддержки, чтобы в конце концов вам пришлось рассчитывать исключительно на собственные силы. Я предвидел, что некоторые обстоятельства будут благоприятствовать осуществлению моих планов. И когда мне стало известно о ваших отношениях с Терезой, не было для меня ничего желаннее этой любви, начало которой неизбежно должно было оказаться неудачным. В Париже я еще позволил вам тешиться мыслью, что вы богаты. В Лондоне я уже начал лишать вас основы вашего богатства. В Берлине я намеревался отнять у вас последние крохи вашего состояния. Но тут произошел некий случай, о котором я еще скажу, и мое влияние на вас прекратилось – к вашему счастью, как я теперь считаю.

Примерно так же я поступил с вами, Вольфрам Бюхтинг. Увидев вас впервые, я не знал, что вы сын человека, которому я обязан большею частью своих богатств. Но я почувствовал в вас энергичную натуру, которую требуется только наставить на истинный путь, чтобы она творила чудеса. В том, что тою же ночью ко мне попала Амелия де Морсер, что она оказалась с вами в столь близких отношениях, я снова усмотрел волю Провидения, благосклонного к моим намерениям, и решил впредь направлять судьбы вас обоих. Я просил Амелию остаться у мормонов, ибо ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы ваши с ней отношения расстроились. Что было дальше, вы знаете сами. Я устроил так, чтобы Амелию пытались вынудить к замужеству с доктором Уипки, не без оснований надеясь ускорить этим ваше бегство. Но наша встреча в пустыне послужила дополнительным доказательством, что мне следует продолжать вмешиваться в вашу судьбу. Я направил вас в Новый Орлеан и велел мистеру Натану сделать так, чтобы вы столкнулись с крайней нуждой. Затем вы были ранены, и это послужило мне первым предупреждением. Я почувствовал, что Провидение повелевает мне прекратить осуществление моего замысла, и я до сих пор возношу хвалу Всевышнему за то, что вы остались живы. Иначе я считал бы себя вашим убийцей, и ничто не искупило бы этого греха. Впоследствии вы самостоятельно выбрали верный путь в жизни. Вы оправдали мои надежды. Вы стали дельным человеком и останетесь им впредь. Я знаю это.

Что касается вас, Максимилиан Моррель, вы тоже были выбраны мною для воплощения моих замыслов, и я занялся устройством вашей судьбы. Того, что она сложится столь драматично, я предположить не мог – моего дара предвидения для этого не хватило. Я лишь намеревался вывести вас из бездеятельности, пассивности, сделать вас активным приверженцем некой идеи, а поскольку ваше семейство традиционно исповедовало бонапартизм, эта идея иной быть не могла. Вам надлежало пострадать за нее, вы должны были посвятить ей всего себя без остатка, должны были покинуть Францию, еще раз испытать с Валентиной превратности судьбы. Осуществлению этого помешали случайности, которых я не мог предугадать, – вы впали в меланхолию, а Валентине только благодаря вмешательству Всевышнего удалось вырваться из лап отъявленного негодяя. Я признаю, дорогой Макс, что обошелся с вами крайне легкомысленно. Простите меня и знайте, что остаток своих дней я проведу в молитвах за ваше счастье и в раскаянии за собственные ошибки.

Не могу не сказать о человеке, которого нет среди нас сегодня, – об Альбере де Морсере. Его я тоже собирался привлечь к исполнению моих замыслов, и он должен был войти в число тех, на кого пал мой выбор. Но только он один смог противостоять моим намерениям, а его твердость и непреклонность расстроили мои планы. Мне пришлось отступить. И тем не менее именно он, Альбер, повинуясь воле Провидения и полагаясь только на собственные силы, осуществил самый сокровенный из моих замыслов. Он проник в Центральную Африку и занялся там распространением благ цивилизации. Да, история Альбера де Морсера весьма поучительна. Здесь божественное Провидение явило мне один из своих путей и показало всю тщету человеческих помыслов.

Скажу откровенно, судьба Вольфрама, душевная болезнь Морреля, успехи де Морсера, сумевшего воспротивиться моей воле, – все эти проявления Божьего гнева, может быть, и не заставили бы меня отказаться от этих планов, свернуть с избранного пути, если бы не одно событие, открывшее мне глаза на всю низменность моих поступков.

Когда я решил мстить Вильфору и Данглару, мне потребовался исполнитель моих замыслов. Случайно я узнал, что бывший приемный сын моего управляющего Бертуччо – внебрачный ребенок королевского прокурора и баронессы Данглар. Этого человека я и намеревался использовать в своих целях. К тому времен он уже стал закоренелым преступником и отбывал каторгу на галерах. Когда он совершил побег, я распорядился доставить его в Париж. Я выдал его за князя Кавальканти, свел с семейством Данглар и, дождавшись момента, когда он должен был связать себя узами брака с мадемуазель Эжени, велел арестовать его как убийцу, но лишь для того, чтобы раньше или позже он предстал перед королевским прокурором и публично заявил ему, что является его родным сыном.

Именно этому человеку – да, именно ему, в чью жизнь я вмешался самым решительным образом, – суждено было открыть мне глаза на безмерную греховность моей самонадеянности. За все, что он совершил впоследствии, отвечаю один только я. Ведь именно я освободил его с каторги, где он закончил бы свои дни, не представляя никакой угрозы для порядочных людей. Я ввел его в светское общество, я дал ему возможность губить других. Правда, в то время я считал, что правосудие воздаст ему по заслугам, но не удосужился обеспечить доказательства совершенного им убийства. Вскоре он убил свою мать. И это преступление тоже целиком на моей совести. Без меня он бы никогда больше не встретился с этой женщиной. Но этот человек вскоре осознал, что я вел с ним преступную игру, и у него зародилась мысль о мести, которую он и осуществил с поистине дьявольской хитростью и ловкостью. Тот, кого я некогда сделал игрушкой в своих руках, причинил мне неизбывную боль – отнял жизнь у моего сына. Сам того не ведая, он стал причиной моего прозренья, и, вместо того чтобы слать ему проклятья, я должен благословлять его. Он дал мне возможность осознать все мои ошибки, все мои заблуждения. Он заставил меня вновь вступить на путь смирения и покорности…

Граф опустил голову. В зале царила мертвая тишина. Справившись с охватившим его волнением, он продолжил свою исповедь:

– Друзья мои, наверное, вы больше не увидите меня. То, что я скажу сейчас, вероятно, последние слова, какие вы слышите из моих уст. Простите меня и молитесь за спасение моей души! Единственное, что мне осталось, и самое трудное – умиротворить небесные силы, те самые силы, которые я так прогневил. Присоедините свои молитвы к моим! Ваши души чисты – Всевышний услышит вас. Графа Монте-Кристо больше не существует, а Эдмон Дантес начнет новую жизнь, посвятив ее умиротворению Небесного Отца и раскаянию.

Граф умолк и, склонив голову, начал молиться. Все присутствующие последовали его примеру. Женщина в черном, которой, как уже давно догадался читатель, была Гайде, разразилась рыданиями.

Когда молящиеся вновь подняли глаза, ни Монте-Кристо, ни Гайде в зале уже не было.