Текст книги "Властелин мира"

Автор книги: Адольф Мютцельбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

– Эли Барух Манас? – спросил Альбер, нахмурив лоб. – Я знаю, ты друг франков.

– Но еще больше – друг правоверных, – несмело заметил еврей. – Хотя Бог не покарал бы меня, если бы я водил дружбу с франками, ведь правоверные причинили мне немало горя.

– Что ты хочешь этим сказать, гяур? – прикрикнул на него Альбер. – Что значат твои предательские слова?

– Как Бог свят, я не предатель! – вскричал еврей. – Я бедный, несчастный отец, у которого, вопреки закону и справедливости, похитили родное дитя! Моя несчастная, моя любимая дочь, моя Юдифь! Она была прекрасна, как дочери Сиона, и мудра, как царица Савская! Я пропащий человек!

Слезы брызнули у него из глаз. Это был неподдельный крик души.

– Расскажи, как это случилось. Я хочу знать! – сказал лейтенант. – Что с твоей дочерью?

– Ее украли, похитили! – воскликнул иудей. – О, моя бедная Юдифь! Разве не была она самой прекрасной девушкой на свете?! Разве сами господа французские офицеры не простаивали сутками под окнами моего дома, чтобы хоть разок поймать взгляд ее черных глаз?! Но она была гордой, чистой девушкой, не отвечала на их призывные взоры. «Отец, – часто говорила она мне,. – не приводи мне женихов ни нашей, ни чужой нам крови, я хочу сама отыскать того, кто мне понравится.» Господи, она была моим единственным ребенком! Я не смел обрекать ее на страх и на муки. И чего я только не делал для нее! Все, что способен сделать для своей дочери какой-нибудь барон или даже принц. Разве она не говорила по-французски и по-английски, разве не играла на фортепьяно и не пела как соловей? Если бы я захотел вывезти мою Юдифь в свет, она затмила бы всех французских дам и могла бы выйти замуж за генерала – ведь у меня, кроме того, водятся деньги! Но она не хотела этого, она стремилась к уединению, и я делал все для нее, ведь она была моим единственным ребенком. Однако злой дух внес смятение в ее душу: она попросила меня отправить ее к тетке, Ребекке, жене моего брата, в Маскару на месяц. Тетка написала, что больна и хотела бы повидаться с Юдифью. Я просил Юдифь подождать еще две недели, пока я сам не смогу сопровождать ее, потому что у меня были неотложные дела в Алжире. «Отец, – сказала она в ответ на мои просьбы, – зачем тебе утруждать себя? На дорогах все спокойно, а Маскара недалеко. Я отправлюсь одна!» И она отправилась…

Еврей не смог продолжать свой печальный рассказ – судорожные рыдания прервали его слова. Альберу стоило немалого труда по-прежнему играть свою роль. Судьба несчастного отца вызвала у него сочувствие. Но он мысленно взвешивал, как отнесся бы к этому повествованию мусульманин-кабил.

– Когда я вернулся из Алжира, – продолжал, немного успокоившись, Манас, – навстречу мне с криками и плачем бросились служанки; я думал, что умру от ужаса, когда они сказали, что моя дочь попала в руки разбойников! Мне казалось, этого я не вынесу! Они рассказали, что благополучно добрались почти до самой Маскары, как вдруг из-за кустов появились несколько всадников. В то же мгновение они напали на маленький караван, разграбили его, застрелили двух слуг, а когда служанки хватились Юдифи, ее уже с ними не было: один из разбойников посадил ее на лошадь позади себя и умчался.

– И ты поверил, что это были правоверные? – спросил Альбер.

– Поверил ли я, да я знаю это наверное! – воскликнул еврей. – Я бегал, расспрашивал, не ведал ни минуты покоя, пока не узнал, что Юдифь увез один из тех правоверных, что скрываются в горах. Я помчался в лагерь и упросил выдать мне фирман, добрался до этих людей, упал на колени, плакал и умолял вернуть мне дочь. Но никто не говорил мне, где она, они пинали меня, били и кричали, что мне поделом, потому что я проклятый еврей и якшаюсь с франками.

В отчаянии он вцепился себе в бороду, и слезы потоком хлынули у него из глаз.

– И ты собираешься теперь отправиться к франкам? – мрачно спросил Альбер. – Ты решил выдать им, где находятся правоверные, и просить их помочь тебе вернуть дочь, не так ли, гяур?

– Не знаю, что я сделаю! – не помня себя от горя, закричал еврей. – Но я раструблю на весь свет об этой несправедливости и этом злодеянии, а кто вернет мне мою Юдифь, тому я буду служить как собака, будь то франк, правоверный или еврей!

– Слушай меня, гяур, – сказал Альбер, – мне нужно переправиться на тот берег, к правоверным. Если я найду того, кто украл твою дочь, я обвиню его в том, что он нарушил законы. Правоверному не пристало ронять свое достоинство и якшаться с дочерью неверного пса. Абд аль-Кадир и Бу Маза тоже не одобрят этого, если узнают.

Еврей печально покачал головой. Слова Альбера показались ему слабым утешением, и он непроизвольно обратил взор на север, будто ожидал от французов более действенной помощи. Альбер задумался.

– Вы уже сообщили об этом происшествии французскому командованию? – неожиданно спросил он на своем родном языке.

Услышав французскую речь, еврей вздрогнул и с испугом взглянул на молодого человека.

– Не успели? Ну что же, – сказал Альбер, – отправляйтесь к полковнику Пелисье и оставайтесь у него неделю-другую. Ждите дальнейшего развития событий. Если вашу дочь можно спасти, она будет спасена. А теперь отвечайте мне без обиняков, где вы встретили кабилов: может быть, мне удастся сократить путь.

– Силы небесные! – воскликнул, не веря своим ушам и глазам, еврей. – Господин – француз?

Кто я, вам теперь безразлично, – коротко заметил Альбер. – Итак, где кабилы?

– Вам известно, где находятся горы Дахры?

– Приблизительно, – ответил Альбер. – Так, значит, они там? Хорошо, я еду туда. А теперь, мой друг, не поднимайте шума. Прямиком езжайте в лагерь и оставайтесь там. Никому, кроме полковника Пелисье, не говорите, что встретили меня. И вот еще что! Вы приняли меня за кабила, не так ли? И даже теперь поверили бы в это?

– Клянусь Богом, да! – воскликнул Манас. – Я подумал было, что мне встретился один из этих псов.

– А теперь прощайте! – бросил Альбер и, оставив еврея в полном недоумении, стал переправляться вброд.

VI. КАБИЛЫ

К заходу солнца Альбер уже был в лагере кабилов. Караульные задержали его и отвели к шейху, с которым он имел довольно продолжительную беседу. Теперь он стоял, опершись на своего коня, в той горделивой и вместе с тем небрежной позе, какую имеют обыкновение принимать арабы, и исподволь внимательно изучал лагерь своих врагов.

Лагерь располагался в горной долине на юге провинции Оран, в той изобилующей ущельями местности, которая носит название Дахры.

От шатра шейха слух об Альбере, видимо, распространился теперь по всему лагерю. Его обитатели собирались кучками и перешептывались. Все юоры были устремлены на молодого человека. Кабилы толпились вокруг него и разглядывали скорее с восхищением, нежели с робостью.

Должно быть, шейх отнесся к словам Альбера с большим доверием, чем тот мог предположить. Начало его предприятия казалось удачным.

– Тебя послал Ахмед, бей Константины, защитник правоверных? – спросил, почтительно приблизившись к Альберу, старик араб.

Вместо ответа лейтенант молча кивнул.

– Он не погиб, как болтали завистники? – продолжал старый араб.

– Он жив, – ответил Альбер, – он жив и, клянусь бородой пророка, докажет франкам, что у него еще достаточно сил.

– И он послал тебя известить нас о своем скором прибытии? – не отставал старик.

– Он послал меня узнать, нуждаются ли в нем правоверные, – с достоинством ответил Альбер.

– К несчастью, да, – вздохнул араб. – Дела у нас не стали лучше, напротив – идут все хуже. Франки продолжают наступать. Не может ли Ахмед-бей послать нам в помощь своих людей?

– Он готов прислать две тысячи всадников, сыновей Страны Финиковых Пальм, – ответил лейтенант.

– Тогда добро пожаловать к нам! – радостно воскликнул араб. – Будь и ты нашим гостем!

Стоявшие кругом кабилы одобрительно зашумели. Альбер вдруг сделался важной персоной.

Нетрудно догадаться, какой план разработал молодой офицер, чтобы обеспечить успех задуманной операции. Он явился под видом посланца того самого Ахмед-бея, который храбро защищал от французов Константину, а затем, по слухам, отступил на юг, в Билед-уль-Джерид, Страну Финиковых Пальм, граничащую с пустыней Сахарой. Его считали давно умершим, возможно, его и в самом деле уже не было в живых. Тем желаннее была бы теснимым французами кабилам весть о том, что храбрый воин ислама еще жив, что он решил вновь включиться в борьбу и послать на помощь правоверным свежие силы. Если Альберу повезет и он достойно сыграет роль эмиссара Ахмед-бея (а казалось, так оно и есть), то самая трудная часть его предприятия позади и он может надеяться, что пробудет у кабилов до тех пор, пока не обнаружит их тайные убежища.

Альбер, выдававший себя за посланца Ахмед-бея, получил в свое распоряжение трех слуг, которым было поручено заботиться о нем и его лошади. Ему отвели отдельную палатку. Вечером следующего дня ждали приезда Бу Мазы. Альбер должен был встретиться с ним, а затем вернуться к Ахмеду и сообщить бею, что его с нетерпением ждут.

Довольный тем, как идут его дела, молодой офицер растянулся на львиной шкуре, служившей ему постелью, и пре-Аался мечтам. Ночь была тихой. Кругом не слышалось ни звука, если не считать раздававшегося по временам конского ржания да крика караульного, отмеряющего каждый час. Эту привычку кабилы строго соблюдали даже в военном лагере. Как изменился Альбер за последние годы, с тех пор как его настигли тяжелые удары судьбы! Мысленно он возвратился в Париж. Кем он был там? Одним из тысяч тех, кто смотрит на собственную жизнь почти как на обузу и пытается всеми силами скрасить ее однообразие. И как разительно изменилась его собственная жизнь теперь, с тех самых пор, как он начал бороться за то, чтобы занять в ней достойное место! Как много вещей, о которых он прежде не задумывался, которые, возможно, даже презирал, теперь приобрели в его глазах привлекательность и ценность!

Он поймал себя на мысли, что его неотступно преследует фантастический образ несчастной дочери Манаса. Он представлял себе ужас и замешательство бедной девушки, видел, как она сопротивляется дерзкому арабу. Затем он подумал, что ему, может быть, посчастливится спасти ее, и не без доли тщеславия вообразил себе всеобщее внимание, которое привлек бы этот его поступок, ведь Юдифь, кажется, очень хороша собой, он припомнил, что немало слышал о ней в Оране. Он воображал себе ее блестящие черные глаза, слышал ее вздохи – и незаметно уснул.

Когда на следующее утро он проснулся и высунул голову из своей низкой палатки, то не без удивления обнаружил, что его положение явно изменилось. У его палатки сидели на корточках, держа в руках длинноствольные ружья, трое кабилов, остальные стояли, разбившись на группки, и перешептывались друг с другом. Похоже, лагерь охватило какое-то беспокойство. Альбер подумал о приближении французов, но когда снова попытался высунуть голову, три его стража одновременно вскинули ружья и прицелились в него, так что Альберу пришлось быстро ретироваться. Теперь у француза не было сомнений, что это не почетный караул.

Через некоторое время он рискнул снова выглянуть из палатки. На этот раз кабилы не подняли ружей, и Альбер с величайшим достоинством и хладнокровием покинул свое временное жилище. Он направился к шатру шейха. Как видно, что-то случилось. Кабилы уступали ему дорогу, бросая на него недоверчивые, испытующие взгляды, шушукались и отдельными группами по нескольку человек провожали его до шатра шейха.

Едва Альбер вознамерился узнать, можно ли ему видеть шейха, как тот вышел из шатра.

– Ты обманул нас, нечестивый пес! – сказал он, повысив голос. – Аллах покарает тебя!

– Кого ты имеешь в виду? – спокойно поинтересовался Альбер, оглядываясь вокруг, словно за его спиной находился некто, кому были адресованы эти гневные слова. – Кого должна настигнуть месть Аллаха?

– Тебя! – вскричал шейх, – Ты обманул нас! Ты франк, гяур, собака, а не посланец Ахмед-бея!

– Ну, это уж слишком! – вскипел Альбер, поворачиваясь к шейху спиной. – Я возвращаюсь к Ахмед-бею, я скажу ему, что правоверные обошлись с его посланцем как с гяуром, и тогда он задумается, посылать ли помощь тем, кто оскорбил его, оскорбив меня.

– Ты хитрый и ловкий обманщик! Но Аллах помог нам разоблачить твою гнусную ложь. Скоро камни Дахры окрасятся твоей кровью! Ты знаешь этого человека?

И он указал на палатку, у входа в которую виднелось бледное лицо, обрамленное черной с проседью бородой. С первого взгляда Альбер узнал искаженную страхом физиономию еврея из Орана.

Так вот оно что! У него закипела кровь. Значит, его предал этот еврей. Человек, которому он обещал, если удастся, освободить его родное дитя, – этот человек вернулся в лагерь кабилов, чтобы донести на него.

А зачем? Этот вопрос мелькнул в голове молодого француза. Ответить было несложно. Еврей полагал, что предательство поможет ему вернуть дочь. Любовь к ней сделала его предателем.

В душе Альбер проклинал этого еврея, которого сделало преступником одно из благороднейших чувств, дарованных нам природой. Тем не менее он вынудил себя хранить ледяное спокойствие.

– Какого человека? – спросил он. – Того, у палатки? Я повстречал его у брода, и он поведал мне басню о своей украденной дочери. Я сбился с пути, а когда он сказал, что знает, где правоверные, я велел показать мне дорогу. Вначале я принял его за шпиона, и думаю, не ошибся. Он направлялся в лагерь франков!

– А не ты ли сказал ему, что ты франк? Не ты ли обещал ему помочь? – допытывался шейх.

– Нет! – невозмутимо ответил Альбер. – Как я мог такое сказать, если я правоверный, а судьба его дочери волнует меня не больше, чем судьба первой встречной собаки. Если этот гяур пришел ошельмовать меня, пусть остается в лагере, пока вы не пошлете гонцов к Ахмед-бею, а когда они вернутся и подтвердят вам, что я сказал правду, я собственной рукой отделю голову этого гяура от туловища!

– Я прошу милосердия, милости! Говорю вам, он франк! – вскричал еврей, бросаясь к шейху и падая перед ним на колени. – Он послал меня к французскому полковнику, который мне поможет. Он говорил со мной на языке франков! Клянусь жизнью, он франк, шпион! Шейх правоверных сдержит слово, он человек чести и вернет мне дочь за то, что я открыл ему важную тайну. Накажи меня Бог, если я солгал!

– Так вы верите этому гяуру? – с нескрываемой иронией спросил Альбер, обращаясь к шейху и остальным кабилам. – Вы верите ему больше, чем словам правоверного? Неужели вы настолько глупы, что не догадываетесь, зачем он явился? Поскольку я ему признался, что прибыл издалека, что незнаком с уроженцами ваших мест, шельма еврей смекнул, что может выдать меня за франка, обмануть правоверных и, погубив меня, вызволить свою дочь!

Альбер говорил с таким спокойствием, голос его звучал так уверенно, а взгляд был полон такого презрения, что сказанное им произвело нужное впечатление. Евреев мусульмане ненавидят сильнее, нежели французов. Уже само поведение молодого человека, полное достоинства, разительно отличавшееся от жалкого вида еврея, скрючившегося в пыли, говорило в его пользу. Кабилы были озадачены. Они перевели взгляд на шейха.

– Тогда поклянись на Коране, что ты посланец Ахмед-бея! – нашелся тот.

– Клясться? Нет! – гордо возразил Альбер. – Если бы ты потребовал этого вчера, я поклялся бы, скажу прямо. Но сегодня я клясться не буду. Почему, спросишь ты? Разве одно только слово правоверного не дороже сотни клятв этого презренного гяура? Неужели ты потребуешь, чтобы добрый мусульманин возложил руку на Коран только для того, чтобы опровергнуть эти злые наветы? Нет, если ты не веришь моему слову, шейх правоверных, ты не поверишь и моей клятве. Отправляй гонцов к Ахмед-бею. Я сам укажу дорогу правоверным, я готов. Но клясться я не намерен. А теперь позволь мне уйти. Бесполезно тратить слова, пока вы считаете меня лжецом!

– Подождем прибытия Бу Мазы! – несколько смягчившись, произнес шейх. – Пусть он решит, стоит ли посылать к Ахмед-бею и проверять истинность твоих слов. До тех пор ты останешься в лагере, и горе тебе, если ты вздумаешь его покинуть. Пуля…

– Довольно об этом! – прервал шейха Альбер и решительно зашагал навстречу почтительно расступившимся перед ним кабилам. Молодой офицер знал обычаи этих людей. Он знал, что теперь они считают его невиновным, и хотя пользы от этого ему будет мало – о побеге нечего было и думать, – его утешала мысль, что их месть настигнет его не сразу.

Не спеша, он прошелся по всему лагерю, осмотрел все позиции, отчетливо запечатлел в памяти отдельные детали, после чего возвратился в свою палатку. Охрана была уже снята, и Альберу принесли самое лучшее из того, что нашлось в лагере: рис, мясо, финики, инжир и мед. И несмотря на все это, он был пленником – его предприятие постигла неудача.

VII. ПЕЩЕРА ДАХРЫ

Миновал полдень. Альбер потребовал, чтобы ему принесли трубку и табак. Он курил, ожидая прибытия Бу Мазы, который должен был появиться вечером. В полотняной стенке палатки оказалась небольшая дырка, и молодой человек время от времени приникал к ней, чтобы узнать, что происходит в лагере кабилов.

Вскоре он обратил внимание на охватившее его врагов необычайное волнение. Что за причина: прибыл Бу Маза или случилось что-то другое? Альбер поднялся и вышел из палатки.

Он увидел собирающихся в дорогу женщин, обратил внимание, что сгоняют вместе всех мулов и навьючивают их поклажей. Похоже, лагерь готовится сняться с места. Но для чего? Привычным ухом Альбер уловил отдаленные ружейные выстрелы. Раздавались они редко – возможно, ветер доносил эхо только некоторых из них. Вероятно, французы были недалеко. Неужели полковник Пелисье рискнул начать наступление уже теперь? Может быть, он получил сведения о том, где находятся кабилы? Не исключено, что тут действует и другой корпус.

Лагерь между тем снялся с поразительной быстротой. Не прошло и четверти часа, как все племя было готово к отходу. Альберу тоже вернули его лошадь. Ему было велено держаться поблизости от шейха, и он подчинился. Из отдельных реплик он понял, что французы подошли к горам, зная, по всей вероятности, местонахождение лагеря кабилов. Наверное, силы французов были велики, потому что кабилы не решались принять бой.

Через три часа племя оказалось в самой труднодоступной части гор. Отряд спускался в ущелье. К своему удивлению, Альбер увидел, что голова колонны кабилов исчезает в своеобразных воротах, созданных природой в скалах. Скоро Альберу удалось, однако, разгадать эту тайну. В скальной породе в этом месте существовала огромная пещера, где без труда могли разместиться сотни людей, а располагалась она в столь отдаленных и глухих местах, что отыскать ее было под силу лишь опытному проводнику, знающему горы как свои пять пальцев.

Раньше Альберу уже приходилось слышать рассказы о существовании в Дахре таких пещер, однако он никак не предполагал, что они могут быть настолько грандиозны. Пещера, в которую он попал, имела огромный свод, подобный своду величественного собора, но не такой высокий. Отдельные ходы вели, похоже, еще дальше в толщу горной породы и там разветвлялись.

В пещере царил непроглядный мрак, да и за ее стенами уже наступила ночь, поэтому пришлось зажигать факелы и разводить костры. Все готовились ко сну, и Альбер последовал примеру кабилов, которые, плотнее закутавшись в свои бурнусы, укладывались наземь.

Ночью он проснулся и услышал разговор какого-то кабила с шейхом. Кабил – вероятно, караульный – сказал шейху, что за стенами пещеры нет-нет да и раздаются одиночные выстрелы французов. Вскоре Альбер снова заснул пробудился, когда в пещере забрезжил первый предутренний свет.

Он уже окончательно пришел в себя, и – удивительное дело! – то ли ему почудилось, то ли это была действительность: внезапно до его слуха донеслись отдаленные звуки французских сигнальных рожков! Ему стоило немалого труда сдержаться и не вскочить на ноги – ведь поддаваться эмоциям он не имел права! Он вновь услышал те же звуки – это была реальность! Французы, должно быть, находились где-то поблизости! Приподнявшись сперва, он затем опять улегся на землю, прислушиваясь с напряженным вниманием.

Вскоре пробудились и кабилы. К шейху устремились гонцы, ночная тишина сменилась шумным оживлением. Шейх поднялся и направился к выходу из пещеры. Звуки французских сигнальных рожков раздавались все ближе. Временами слышались одиночные выстрелы.

Кабилы громко, наперебой кричали. Похоже, они были ошеломлены. Из услышанного Альбер уловил причину их обескураженности: на всех возвышенных местах показались французы, притом, по-видимому, в немалом количестве. Вероятно, им тоже была известна эта пещера: их действия говорили о том, что они намерены окружить ее.

Появился французский парламентер и предложил всем кабилам, находившимся в пещере, сдаться. Условия сдачи были приемлемыми. Половина мужчин должна оставаться у французов в качестве пленных, другая половина вместе с женщинами и детьми – покинуть пещеру, предварительно сложив оружие.

Однако шейх велел передать, что на эти условия не пойдет. Он требовал, чтобы всем кабилам было позволено беспрепятственно уйти из пещеры, при этом оружие сдаст только половина воинов. В противном случае, гласил ответ шейха, кабилы будут защищаться до последнего.

Видимо, командующий французскими войсками захотел проверить истинность этого утверждения, потому что спустя несколько минут у входа в пещеру показались головы зуавов и затрещали ружейные выстрелы.

Молодой офицер решил, что настало время подумать о собственном спасении. Пока кабилы готовились к отражению атаки французов, он попытался приблизиться к выходу из пещеры. Альбер еще точно не знал, что делать. Бежать сразу, наудачу он не решался, опасаясь, что соотечественники примут его за араба. В этом случае можно не сомневаться, что пуля настигнет его прежде, чем он успеет произнести хоть одно слово. Но может быть, ему удастся сдаться в плен, если французы ворвутся в пещеру.

Между тем кабилы, стремясь воспрепятствовать вторжению врагов, поступили очень хитро: они оставались в темноте и по обе стороны от входа в пещеру соорудили больверки, так что середина пещеры была совершенно свободной. Правоверные не без основания ожидали, что огонь французов будет сосредоточен главным образом на середине пещеры.

Альбер понимал: если дело примет серьезный оборот, последствия будут ужасными. Кабилы имели большое преимущество: фигуры наступавших четко вырисовывались на фоне освещенного входа в пещеру, в то время как у французов не было иной мишени, кроме зияющего мрака, царившего в пещере. Даже если товарищи Альбера сумеют ворваться внутрь (что влечет за собой с их стороны огромные потери), продолжение боя станет еще более кровопролитным, поскольку рукопашная схватка будет идти в полной темноте. Предвидя такой исход, кабилы заранее погасили почти все факелы.

Альбер ожидал начала схватки с тревогой и беспокойством. Шейх находился недалеко от входа и отдавал приказания своим соплеменникам. Держась какое-то время поблизости от него, Альбер услышал, как шейх вполголоса сказал одному из своих приближенных, что на худой конец ему известен еще один выход из пещеры, воспользоваться которым смогут, правда, лишь единицы. Молодой офицер проскользнул, узнав об этом, ближе к входу, теперь он избегал попадаться на глаза шейху, опасаясь, что тот отправит его в глубь пещеры.

Завязался бой. Пули зуавов проникали в пещеру и ударялись об ее стены. Кабилы открыли ответный огонь. Тесное замкнутое пространство многократно усиливало звук каждого выстрела, превращая его в громовые раскаты Страшного суда. Казалось, еще немного – и пещера рухнет. Выстрелы с французской стороны были пока редкими, зуавы боялись еще по-настоящему продвигаться вперед. Они, видимо, догадывались, что представляют собой превосходную мишень. И в самом деле, где бы ни появился француз, пули кабилов настигали его. Альбер горевал, видя безуспешные попытки зуавов как-то укрыться от ответного огня. Наконец появилась целая рота французов. Вероятно, командование верно рассудило, что отдельные стрелки сделать ничего не смогут. Французам удалось прорваться к пещере, и бой, в котором приняло участие много сражающихся, вспыхнул с новой силой.

Теперь Альберу особенно нужны были осмотрительность и осторожность – возможность побега сделалась для него реальной. Он поднял с земли первое попавшееся ружье и поспешил вперед. Французы обрушивали град пуль на стены пещеры, кабилы отвечали залпами.

– Назад! – услышал Альбер рядом с собой. – Здесь тебе нечего делать. Назад!

Это был шейх. Альбер остановился – кабилы и вправду могут убить его, сделай он еще хоть один шаг.

– Разве я не имею права сражаться против гяуров, как другие правоверные? – спокойно спросил он.

– Нет! – твердо ответил шейх. – Мы не доверяем тебе. Ты пленник.

Надежда на побег рухнула. Может быть, и к лучшему для Альбера: он уже видел, что французы отступают. Три четверти из них, едва успев прорваться к пещере, остались лежать у самого входа убиты или ранены. Преодолеть вход оказалось невозможно. Рожки заиграли отбой.

Спустя несколько минут вновь явился парламентер. Как и кабилы, Альбер ожидал от французского командования более приемлемых условий примирения. Но он ошибся.

Французы потребовали, чтобы шейх, а вместе с ним и три четверти воинов сложили оружие и сдались в плен. Если в течение пятнадцати минут этого не произойдет, пусть кабилы готовятся к самому худшему.

Как и предвидел Альбер, кабилы встретили это требование презрительными насмешками. Шейх велел ответить, что настаивает на своих прежних условиях. Своему ближайшему окружению он сообщил, что теперь уже скоро Бу Маза ударит французам в тыл.

Отпущенные четверть часа истекали, на этот раз в гробовой тишине. В ожидании повторной атаки кабилы полностью забаррикадировали вход в пещеру.

Вскоре у входа показались зуавы. Они несли перед собой большие связки хвороста – фашины. Альбер решил, что для защиты от пуль кабилов. Зуавов с фашинами становилось все больше и больше. Внезапно фашины вспыхнули, и солдаты принялись швырять их в пещеру, стараясь забросить как можно дальше. Пылающая масса покрыла весь пол у входа. Связки хвороста были начинены порохом. Он ярко вспыхивал, и вскоре дневной свет закрыло облако дыма.

Стены пещеры содрогнулись от ужасного многоголосого вопля. Альбера, словно молния, озарило одно воспоминание. Как-то полковник Пелисье заметил, что готов выкурить целое гнездо кабилов, если застигнет их в какой-нибудь пещере. Боже праведный! Полковник привел свою угрозу в исполнение. Кабилы были обречены, и он, Альбер, вместе с ними!

Как описать наполнивший пещеру нечеловеческий вой, как передать этот вопль ужаса и отчаяния, как воссоздать картину всеобщего смятения и оцепенения! Пламя постепенно разгоралось, пожирая все новые и новые фашины. Огненная стена у входа росла, и густой удушливый дым медленно полз в пещеру, вначале распространяясь под ее сводом и затем опускаясь все ниже. На мгновение и Альбер потерял самообладание: к подобной смерти он не был готов!

Вдруг он вспомнил о втором выходе, о котором упоминал шейх. Среди криков отчаяния, раздававшихся вокруг, он искал главу племени. Вот Альбер, кажется, увидел наконец высокую фигуру шейха, спешащего в глубь пещеры, и, думая только о том, как бы спастись, круша все на своем пути, он стал пробиваться к нему. Его уже окутывал зловещий дым, уже последний проблеск дневного света померк в этом аду, он чувствовал, что ступает по человеческим телам, слышал кругом жуткие вопли, но не терял шейха из виду, не отставал от него. Прямо перед ним мелькало белое одеяние шейха, к которому присоединились еще несколько кабилов.

Что случилось с ним дальше, Альберу удалось вспомнить лишь с огромным трудом – вспомнить как кошмарный, неправдоподобный сон. Память подсказывала ему, что он боролся с кабилами, которые, обезумев от страха, убивали друг друга, что ему не давал дышать вездесущий дым и что в конце концов он оказался в узком проходе, где царил полный мрак. Словно из бесконечной дали до него доносился шум шагов и голоса идущих впереди кабилов, что позволяло ему ориентироваться в темноте. Дым преследовал его повсюду, пока наконец он не увидел над головой слабый свет и лежавших рядом в беспамятстве нескольких кабилов. Измученный до полусмерти, он тоже лишился сознания и рухнул наземь.

Нет, однако, лучшего средства вернуть к жизни обессиленного, потерявшего сознание воина, чем гром выстрелов, и Альбер услышал этот гром недалеко от себя. Он открыл глаза и приподнялся.

Только теперь он увидел, где находится. Это оказалась вершина той самой скалы, в толще которой была пещера, ставшая для кабилов роковой. Рядом с ним лежали шейх и трое незнакомых ему кабилов, также обессиленные до последней степени. В некотором отдалении он заметил группу конных арабов, готовых вступить в бой. Еще дальше вовсю кипело жаркое сражение между арабскими всадниками и пешими кабилами с одной стороны и французами – с другой.

Вскоре Альберу было суждено все узнать. Шейх глубоко вздохнул.

– Приди Бу Маза на четверть часа раньше, несчастья можно было бы избежать! – сказал он. – Но велик Аллах, и Мохаммед пророк его. Такова судьба! Покоримся воле Аллаха!

Итак, теперь с французами сражались опоздавшие совсем ненамного люди Бу Мазы. Альбер уже более не вспоминал о пережитом ужасе и все свои мысли направил на то, что его ожидало. Каким будет исход битвы?

Из слов шейха и его спутников Альбер понял, что Бу Маза сам командует своими людьми. Французы тоже попали в затруднительное положение. Их главные силы были сосредоточены в долине, у входа в пещеру.

Ожесточенный бой продолжался около часа. Наконец французам удалось пробиться на противоположную сторону долины и подняться на вершины. Но и они, видимо, понесли значительные потери, потому что уклонились от продолжения боя. Похоже, они были довольны, что избежали такого же разгрома, какой прежде учинили кабилам в злополучной пещере.

Вскоре снова явился французский парламентер. Альбер, вместе с шейхом и его спутниками присоединившийся к кабилам, отчетливо слышал все, что тот говорил. Командующий французскими частями велел передать: кабилы погибли в пещере, так как проявили неразумное упрямство, оказывая сопротивление, и уничтожили немало его лучших солдат. Если расплачиваться за это придется французам, захваченным в плен людьми Бу Мазы, он, командующий, также безжалостно казнит пленных кабилов.

Бу Маза – теперь Альбер уже видел его: истый араб со смуглым лицом и черной бородой – посовещался со своим окружением. Сначала, правда, захваченных французов собирались расстрелять, но, поскольку среди попавших в плен кабилов оказалось несколько родовитых, от мести воздержались. Бу Маза просил передать французскому командованию, что впоследствии они обсудят возможность обмена пленными, а до того времени он гарантирует захваченным французам безопасность.