Текст книги "Властелин мира"

Автор книги: Адольф Мютцельбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)

– Милорд! – донесся снизу чей-то голос. – Трое неизвестных хотят поговорить с вами.

– Я видел, как они поднимались! – сказал лорд. – Проводите их в прихожую и зажгите лампы.

Он сложил подзорную трубу, не спеша спустился вниз, прошел в свою комнату и оставался там некоторое время, как и подобает важной персоне, которая намеренно заставляет ждать себя людей, жаждущих аудиенции. По крайней мере именно так подумал бы каждый, кто не знал (а не знал этого никто), что лорд тем временем через потайное отверстие рассмотрел троих незнакомцев и подслушал их негромкий разговор.

Все трое разительно отличались друг от друга. Первый был немолодой мужчина, почти старик, невысокого роста, седой, с небольшой бородкой тоже тронутой сединой. Морщины на его лице свидетельствовали скорее о приверженности к умственным занятиям, чем об изнурительном труде под открытым небом. У него были проницательные, не без лукавства глаза, тонкие губы, впалые щеки. Одет он был в длинный потрепанный сюртук, на голове красовалась низкая квакерская шляпа.

Второй незнакомец выглядел настоящим геркулесом, Косая сажень в плечах. Лицо его выражало добродушие и упрямство. Он был в короткой блузе и кожаных штанах, заправленных в высокие сапоги; довершала его наряд измятая соломенная шляпа. За поясом торчал нож. Он напоминал необузданного покорителя американских прерий.

Третий совершенно не походил на двух первых. Ростом он не уступал второму, но отличался изяществом и хорошим сложением. Его одежда, теперь неряшливая, износившаяся от ветра и непогоды, когда-то, вероятно, считалась изысканной – по крайней мере для переселенцев. На нем была соломенная шляпа с черной лентой, просторный ворот рубашки обхватывал шейный платок, завязанный свободным узлом; он был облачен в сюртук, брюки и жилет модного покроя из плотной серой ткани. За поясом также торчал нож. Покрытое легким загаром лицо с правильными чертами отличалось благородством линий, длинные темно-каштановые волосы почти касались плеч. Лорда особенно привлекли прекрасные темные глаза молодого человека, спокойная, хотя и несколько небрежная, поза. В разговор своих товарищей он не вмешивался.

При появлении лорда, спускавшегося по лестнице в прихожую, все трое, с притворным спокойствием ожидавшие хозяина дома, слегка вздрогнули.

Великан отвесил неловкий поклон, старик снял шляпу, и только молодой человек, более других сохранявший самообладание, в знак приветствия машинально дотронулся до своей шляпы.

– Вы интересовались моей персоной, господа, – сказал лорд по-английски, остановившись на некотором расстоянии от незнакомцев. – Моя фамилия Хоуп. Что вам угодно?

– Выходит, вас нужно называть «лорд Хоуп», – заметил самый старший из трех, окидывая лорда хитрым взглядом. – Кто из нас будет говорить? – обратился он затем к своим товарищам. – Давай ты, Хиллоу!

– Это дело не по мне, я не в ладах со словами, черт побери! – ответил великан.

– Говори лучше ты, Уипки! – бросил молодой человек самому старшему. – Тебе и карты в руки!

– Верно, но только не здесь, а среди братьев, – ответил Уипки, растянув в улыбке тонкие губы и вновь искоса взглянув на владельца дома. – С таким благородным господином объясняться лучше всего тебе, Вольфрам!

– Что ж, я согласен, – равнодушно ответил молодой человек. – Итак, милорд, от имени своих братьев я сообщаю вам о принятом нами решении: мы просим снабдить нас продовольствием.

– Что это за братья, позвольте узнать? – обронил лорд.

– Мы – святые последнего дня, – ответил Вольфрам. – Обычно нас называют мормонами.

– Ах вот оно что, я слышал о них, – сказал лорд и посмотрел на юношу с таким равнодушием, как будто все еще не знал, о чем идет речь.

– Вы готовы исполнить нашу просьбу? – спросил молодой мормон, решивший в свою очередь не терять хладнокровия, несмотря на подчеркнутую сдержанность, сквозившую в словах лорда. – Нам хватило бы нескольких мер риса или пшеницы, нескольких бочонков вина или пива. Сколько вы за это потребуете?

– Сколько я за это потребую? – повторил лорд пренебрежительно. – Мой дом – не гостиница!

– Но мы – переселенцы, – угрюмо заметил мормон. – Мы сбились с пути, а направляемся в Юту, к Большому Соленому озеру.

– Итак, вы нуждаетесь в помощи, вам недостает самых необходимых продуктов? – спросил лорд.

– Не совсем так, – мрачно уточнил мормон. – Нам нужно пополнить свои запасы, и вы должны нам в этом помочь. Не будете же вы требовать от нас чего-то помимо платы?

– Может быть, – совершенно невозмутимо ответил лорд. – Я ничего не продаю. Мои запасы нужны мне самому.

– Хорошо! – сказал Вольфрам, намереваясь, видимо, прекратить разговор. – Уипки, Хиллоу, вы все слышали?

Оба его приятеля, внимательно следившие за всем происходящим: здоровенный Хиллоу – несколько озадаченно, а маленький Уипки – с видимым беспокойством, – смотрели теперь на молодого человека во все глаза и, казалось, не знали, что и сказать.

– В лагере, помнится, толковали и о том, чтобы достать немного хорошего вина для больных, – пробормотал Хиллоу.

– Да, верно, – сказал Вольфрам, небрежно повернувшись к лорду. – Среди наших людей несколько больных, в том числе и женщин. Собственные запасы у нас уже вышли. Не уступите ли вы нам дюжину бутылок?

– Уступлю ли я? – повторил лорд. Внешне он сохранял спокойствие, но вспыхнувший в глазах огонь выдавал его настроение. – Сударь, я уже сказал вам, что не занимаюсь мелочной торговлей. Кстати, позвольте дать вам совет: разговаривая со мной, смените тон, если не хотите, чтобы вас вышвырнули из этого дома.

Молодой человек побагровел – казалось, он прилагает огромные усилия, чтобы не потерять самообладания. Его товарищи напряженно ожидали исхода этого словесного поединка.

– Нас триста человек, милорд, примерно половина – мужчины, владеющие оружием, – насмешливо заметил Вольфрам. – Что нам мешает изгнать вас с этой столь живописно расположенной горы и самим занять ваше место или по крайней мере отобрать у вас то, в чем мы испытываем нужду?

– Что вам мешает? – повторил лорд, подойдя поближе к молодому человеку. – Во-первых, вам мешает чувство долга, если оно вам знакомо. Во-вторых, вам мешает то печальное обстоятельство, что я предусмотрел возможность подобных нападений. Вы и ваши сто пятьдесят мужчин рискуете сложить головы под этими стенами. Разговор окончен, молодой человек. Уходите, если не желаете, чтобы по вашей вине я заставил страдать и ваших товарищей и запретил им расположиться в моих владениях.

– Запрещать-то вы можете, но что за этим последует – увидим! – со смехом ответил Вольфрам.

– Джон! Джек! – крикнул лорд, отвернувшись от наглеца.

В то же мгновение рядом с лордом оказались двое дюжих молодцов, выросших как из-под земли.

– Вышвырните этого человека за ворота! – приказал лорд, указывая на Вольфрама.

В следующий же момент, прежде чем молодой мормон успел приготовиться к обороне, он был схвачен и выдворен из прихожей. До присутствующих донеслись только его запоздалые проклятья.

Хиллоу и Уипки были до такой степени ошеломлены случившимся, что не осмелились прийти на помощь приятелю. Да это ничего бы и не дало. Только Хиллоу машинально потянулся к ножу, торчавшему за поясом. Видимо, он решил, что теперь наступила его очередь.

– Господа! – сказал лорд почти учтиво. – Вы видели, как я поступаю в своем доме с наглецами. Если вам угодно продолжать разговор в том же духе, вас постигнет такая же участь. Но если будете благоразумны, я готов вас выслушать.

– Милорд, – начал теперь вкрадчивый Уипки, – не наказывайте нас и наших братьев из-за этого молодого человека. Мы действительно в трудном положении и нуждаемся в продовольствии больше, чем захотел признаться Вольфрам. Уже три месяца мы испытываем все тяготы странствия по лесам и горам. В стычках с индейцами мы лишились многого из нашего снаряжения, в том числе и компаса. Поэтому мы сбились с правильного пути, и нам предстоит добираться еще три недели. Если вы будете настолько любезны, что поделитесь с нами частью своих запасов – неважно, на каких условиях, – вы окажете нашей общине огромную услугу. Мы достаточно сильны, милорд, и быть в числе наших друзей – отнюдь не бесполезно.

– Прекрасно! – сказал лорд, не придавая, похоже, никакого значения этим заверениям. – Вы получите все, что просите. Скажите, не вы ли предводитель мормонов?

– Нет, милорд. Наш предводитель, Фортери, болен, не может передвигаться. Он лежит в нашем лагере. А я всего лишь секретарь, мое имя – Уипки, доктор Уипки.

Произнося эти слова, он слегка поклонился. Лорд не счел нужным ответить ему тем же, только добавил:

– Продовольствие будет доставлено в лагерь почти одновременно с вашим возвращением. Прощайте, господа!

Когда мормоны миновали ворота цитадели, в наступившей темноте они увидели сидевшего на камне и поджидавшего их Вольфрама. При их появлении он поднялся и медленно зашагал впереди, упрямо задрав подбородок.

– Договорились? – обернулся он к своим спутникам.

– Конечно.

– Я так и думал! – язвительно заметил Вольфрам. – Ну, Хиллоу, я тебе припомню, как бросать меня в беде!

– Скажешь тоже! – обиделся верзила. – А что я, по-твоему, мог сделать, когда все произошло так быстро!

Они молча спускались с горы, ориентируясь на пылающие в лагере костры. Едва они добрались до места, как стоящий в карауле сообщил о появлении трех посторонних, которые доставили большую повозку со съестными припасами. Это были посланцы лорда. Они привезли несколько больших мешков с мукой, хлебом, запас вина и свежие фрукты. Сгрузив продовольствие, они исчезли так же быстро, как и появились.

Спустя полчаса к выставленному на ночь посту приблизился незнакомец в темной широкополой шляпе и длинном плаще.

– Проводите меня к вашему предводителю, – потребовал прибывший.

– Он болен.

– Мне это известно, но тем не менее я должен с ним побеседовать. Я – лорд Хоуп.

– Тот самый, что прислал нам продукты?

– Тот самый.

– В таком случае проходите, милорд. Палатку, где поместили нашего предводителя, вы узнаете по флагу, который на ней укреплен.

Лорд Хоуп беспрепятственно добрался до указанной палатки. Едва он хотел войти, как оттуда вынырнул Уипки и преградил ему путь.

– Это вы, милорд? – воскликнул старик. – Чему мы обязаны?

– Я хочу побеседовать с вашим предводителем.

– Что ж, это весьма его обрадует, он нашел ваше вино превосходным.

Уипки вошел первым. Лорд последовал за ним. Палатка оказалась оборудованной довольно неплохо, если принять во внимание обстоятельства. На походной кровати лежал человек средних лет с бледным лицом и беспокойными, живыми глазами. Перед ним стояла бутылка вина – одна из присланных лордом. В некотором удалении от больного, за импровизированным столом, занимались шитьем женщины, не блиставшие красотой. Старшей было на вид лет сорок, младшей – лет двадцать пять.

Уипки представил лорда, и Фортери, предводитель общины мормонов, казалось, был приятно удивлен. Если доктор Уипки надеялся, что беседа гостя с хозяином палатки (которой он с нетерпением ожидал) состоится в его присутствии, ему пришлось разочароваться. Фортери недвусмысленно дал ему понять, что намерен остаться с лордом наедине. Женщинам тоже пришлось выйти.

Лорд Хоуп пробыл у предводителя общины около часа. О чем они говорили, никто тогда не знал. Впрочем, одна из женщин проболталась Уипки, что хотя ничего и не поняла' из этого разговора, но видела, как лорд вручил Фортери пачку каких-то бумаг, напоминающих билеты. Это была истинная правда. Лорд передал главе общины сто тысяч долларов банкнотами и получил с него расписку. Правда, никто из членов общины об этом не узнал. Фортери сказал только, что попросил лорда ссудить лично ему тысячу долларов.

Когда лорд покидал палатку, он опять столкнулся с Уипки, который вертелся у входа, пытаясь по выражению лица выходившего гостя догадаться, о чем шла речь. Но тщетно! Этот человек слишком хорошо владел своими чувствами.

Уипки вызвался сопровождать лорда на обратном пути, и они отправились вдвоем.

– Если вам небезразлична судьба предводителя общины – а он, похоже, дельный человек, – не давайте ему во время похода много пить, – сказал лорд попутчику. – Вода только повредит ему. Заставляйте его время от времени принимать хинин.

– Вы, я вижу, еще и врач, – ответил Уипки, внимательно прислушиваясь к рекомендациям лорда. – А я всего лишь доктор теологии.

– Думаю, что знаю не меньше иного врача, – бросил лорд – Так что запомните: немного воды и временами хинин. Что касается ревеня, больному он противопоказан.

– А до сих пор он его принимал, – сказал Уипки, стараясь ничего не упустить из советов лорда.

– С этого дня о ревене нужно забыть, иначе через месяц Фортери не будет в живых!

При этом лорд мельком взглянул на Уипки, который, видимо, с головой ушел в какие-то свои мысли. Читал ли он в душе этого человека? Вероятно. В противном случае не давал бы своих советов. Чтобы спасти больного, ему нужно было давать много воды и большие дозы ревеня. Казалось, лорд предвидел, что Уипки в избытке станет давать заболевшему именно то, от чего он его предостерегал.

Тем временем собеседники приблизились к большому костру, вокруг которого расположились несколько мужчин и женщин.

– Лорд Хоуп, если не ошибаюсь! – воскликнул один из сидевших, поднимаясь навстречу лорду.

– Вы не ошиблись, – ответил тот. Он сразу узнал Вольфрама, но не утратил своего обычного хладнокровия.

– Милорд, – сказал молодой человек, понизив голос, – вы нанесли мне смертельную обиду. Такое оскорбление искупают кровью. Мы будем драться этой ночью или завтра на рассвете.

– Драться мы не будем, – отрезал лорд.

– Как? Выходит, вы просто трус и полагаетесь только на своих слуг?

– Дорогой друг, – сказал лорд, побледнев как смерть, – если вы попытаетесь испробовать мою силу и ловкость, то наверняка не уйдете отсюда живым. Но я не собираюсь убивать вас. Я отклоняю ваш вызов. Вы сами виноваты. Вы оскорбили меня в моем собственном доме, и я велел вышвырнуть вас. Только и всего!

Произнося эту тираду, он обводил глазами лица мормонов, собравшихся вокруг костра, пока его взгляд не задержался на лице женщины, так плотно закутанной в свое одеяние, что видны были одни только ее глаза, – так обычно поступают турчанки. Но глаза эти были прекрасны, и хотя читать по глазам нелегко, лорду почудились затаенная печаль и обида.

Он быстро повернулся и спокойно зашагал дальше, оставив побелевшего от гнева Вольфрама на прежнем месте. Можно было подумать, что лорд видит происходящее у него за спиной, что он способен точно рассчитать время, которое потребуется молодому мормону, чтобы сделать то, что он, по предположению лорда, не мог не сделать; как бы то ни было, пройдя всего несколько шагов, лорд внезапно отскочил в сторону. Он не ошибся – в тот же момент раздался выстрел. Пуля, просвистев между лордом и доктором Уипки, угодила, к счастью, в шест, поддерживающий палатку. Если бы лорд чуть замешкался, этот выстрел мог оказаться для него роковым.

Обернувшись, он увидел, что какая-то женщина пытается удержать Вольфрама от необдуманных поступков, и узнал ту, которая привлекла его внимание у костра. Несмотря на все ее усилия, Вольфраму удалось вырваться из ее рук. Не помня себя от ярости, он отшвырнул в сторону пистолет и, выхватив из-за пояса нож, одним прыжком, словно тигр, настиг лорда.

Тот хладнокровно ждал. Как только разъяренный мормон оказался рядом, лорд ловко увернулся от занесенного ножа и молниеносно ударил нападавшего в левый висок. Удар был настолько силен, что Вольфрам рухнул наземь как подкошенный, не издав ни звука. Уипки вместе с остальными мормонами бросился к потерявшему сознание собрату. Лишь закутанная до глаз женщина не поспешила последовать их примеру, оставшись на прежнем месте.

Когда мормоны вспомнили наконец о лорде, он уже исчез.

II. ЭДМОН ДАНТЕС, ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО

Спустя два часа лорд уже находился в комнате, которую оборудовал своими руками. Кроме него, сюда еще никто не входил. С первого взгляда становилось ясно, что перед вами химическая лаборатория, отвечающая самым взыскательным требованиям. Плавильная печь, тигли, реторты, колбы, склянки, лампы, сотни металлических банок с веществами всех цветов и оттенков – ничего не было упущено предусмотрительным хозяином.

В одном из тиглей, стоящих на сильном огне, бурлило желтоватое вещество, на поверхности которого время от времени образовывался неприятного цвета шлак; лорд удалял его и сливал в отдельный сосуд. На поду лежали куски такого же вещества, частично покрытые землей; там, где земли не было, они блестели, как благородный металл.

Лорд снял наконец тигель с огня и вылил его содержимое в продолговатую форму. Затем положил в тигель новый кусок вещества и поставил на огонь.

Когда масса в форме застыла, он открыл форму и осмотрел слиток.

– Ошибки быть не может, – сказал он вполголоса. – Это золото, настоящее золото!

– И в самом деле чистое золото, Эдмон? – услышал он мягкий, мелодичный голос, и чья-то нежная рука опустилась на его плечо.

– Ты, Гайде? – Лорд обернулся, не выказывая, впрочем, ни малейшего удивления.

– Ты не сердишься, что я прошла следом за тобой? Когда мы перебирались в этот дом, ты сказал, что передо мной открыты все двери и я могу говорить с тобой в любое время.

– Да, Гайде, я говорил так, – ответил лорд, сопровождая свои слова такой мягкой улыбкой, на которую, казалось, этот человек просто неспособен. – Говорил и повторяю сейчас.

– Когда ты, Эдмон, за целый день ни разу не заглянул ко мне…

– Ты права, – виновато сознался лорд. – Я действительно не был у тебя.

– …я подумала: «Ты должна знать, чем он занят. И вот я здесь.

– Благодарю тебя, – проникновенно сказал лорд и поцеловал у нее руку. – Я непременно пришел бы к тебе. Больше всего времени отнял у меня сегодня молодой испанец. Теперь послушай, Гайде, что я тебе скажу. Видишь это золото?

– Вижу, мой возлюбленный, мой повелитель, – ответила она с улыбкой. – Ты занялся алхимией?

– Это золото я не приготовил, даже не отыскал – я просто извлек его из-под земли. И это только начало…[2]2
  Только в 1848 г. капитан Зуттер нашел в реке Сакраменто такое количество золота, что вскоре туда целыми толпами устремились золотоискатели, и затем добыча золота началась в огромных масштабах.


[Закрыть]

– Выходит, скважина, которую ты велел пробурить, привела тебя к золотоносной жиле?

– Скважина – всего лишь для отвода глаз. Позволь, я расскажу тебе. Помнишь тот день, когда мы, добираясь сюда из Нового Орлеана, наткнулись среди скалистой пустыни на человека, скорее похожего на живой скелет? Солнце немилосердно жгло, раскаляя известковые скалы, нигде ни травинки, ни капли воды, ни кустика, чтобы укрыться от нестерпимого зноя. Я опасался за тебя – даже моя холодная кровь готова была закипеть в этом пекле. И вдруг из-за одного камня до нас донесся стон. Я соскочил с повозки, подошел ближе и увидел несчастного, которого можно было принять за мертвеца. Глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели, кожа высохла, как у мумии, и через нее отчетливо проступали кости.

«Ах, сударь, – пробормотал он, силясь приподняться, – вас послало само небо. Дайте хоть глоток воды!»

«Воды? – переспросил я. – В этой пустыне? Да известно ли вам, что вода здесь дороже золота?»

«Я знаю, – ответил он, глядя на меня такими глазами, что невозможно описать. – За каждый глоток воды я расплачусь ведром золотого песка!»

Я дал ему кружку воды с вином. Он ухватился за нее как утопающий за соломинку и с жадностью выпил. Затем я велел отнести его на повозку и дал одно из моих снадобий, надеясь спасти несчастного. Но спустя полчаса он позвал меня.

«Я умираю, – в отчаянии произнес он, – я знаю, что это конец. Вы единственный, кто проявил ко мне сострадание, и я вознагражу вас щедрее иного короля. Я сказочно богат, богаче владык Индии».

Легкая дрожь пробежала по моему телу. Мне показалось что в нем говорит безумие. И я снова вспомнил того человека, аббата Фариа, о котором я тебе уже рассказывал, Гайде, вспомнил творца моего счастья.

– Я помню, – ответила Гайде и кивнула в знак того, что внимательно слушает рассказ лорда.

– Его тоже считали сумасшедшим. Бедный Фариа! – со вздохом продолжал лорд. – Короче, я сдержал улыбку, но не верить ему тоже не мог. Только спросил его, как случилось, что он, несмотря на свое богатство, вынужден в одиночестве погибать в пустыне. Он вздохнул.

«Пути Господни неисповедимы, сударь! – сказал он мне на это. – Я родом из Германии, моя фамилия Бюхтинг. Я имел жену и детей, службу и кусок хлеба. Но по дьявольскому наущенью я воспылал безумной страстью к жене своего брата и убил его. Потом бежал в Америку. Несколько лет провел на восточном побережье, но не мог спокойно смотреть на чужое счастье. Меня влекло уединение, одиночество. Я перебрался в Калифорнию и жил там на побережье, зарабатывая на хлеб трудом. Однажды, копая землю, чтобы спрятать немного денег, я обнаружил нечто, что сделало бы меня властелином мира, если бы мне было суждено остаться в живых. Я нашел золото, самородное золото. Я принялся копать дальше и повсюду находил чистое золото. Тогда меня вновь охватило безумное желание жить. Я был богат, как Крез, богаче владык мира. Муки совести померкли перед блеском золота. Я мог вернуться к жене, к детям, я мог всех сделать счастливыми. Но при мысли, что кто-то откроет мою тайну, меня охватил ужас. Я вознамерился добраться до Нового Орлеана, продать там несколько слитков золота, которые захватил с собой, запастись всем необходимым, купить тот участок земли и тихо-мирно извлекать свои сокровища. Я немедля собрался в путь. До этой пустыни я добрался вполне благополучно. Мне и в голову не пришло, что пробираться через нее придется в такое время года, когда там нет ни воды, ни людей. Примкнуть к Другим путникам я не решился, зная за собой привычку разговаривать во сне и опасаясь раскрыть свою тайну. Дней пять назад я почувствовал сильный голод и жажду, которые буквально сводили меня с ума. Но я продолжал тащиться Дальше. Добравшись до камня, где вы нашли меня сегодня утром, я уже не в силах был подняться. Силы мои иссякли. Я знаю, что должен умереть, умереть от жажды, умереть самым богатым человеком на земле. Но это Божья кара, я знаю!

Постойте! – воскликнул он затем. – Моя тайна не должна уйти в могилу вместе со мной. Вы – мой спаситель, по крайней мере пытались им стать. Вас привело ко мне само Провидение. Отправляйтесь в Калифорнию, там есть гора, которую называют горой Желаний, ибо каждый, кто с вершины этой горы окидывает взглядом расстилающуюся у ее подножия долину, испытывает страстное желание владеть этой долиной. Отсчитайте от подножия горы со стороны ее восточного склона сто шагов на север. Там вы обнаружите четыре камня, как бы случайно образующие прямоугольник. Начинайте копать между ними, и вы найдете золота больше, чем в сокровищнице любого из королей. Обещайте мне только одно: навести справки о моей жене и детях. Если они еще живы, велите послать им часть найденного золота. У меня с собой все бумаги, из которых вы узнаете, откуда я и все прочее, что требуется для исполнения моей последней воли».

Слова его стало трудно разобрать, мысли у него путались, и он начал бредить, снова и снова упоминая о своих сокровищах. Спустя четверть часа он умер. Ты помнишь, Гайде, мы велели похоронить его там же, в пустыне. Простой камень лежит на месте его последнего упокоения.

Я добрался до Калифорнии, нашел гору Желаний и отыскал четыре камня. Ночью я принялся копать в указанном месте и действительно обнаружил золото. Я убедился, что покойник был прав: если бы Провидение судило ему владение этими сокровищами, он был бы самым богатым человеком; на земле. Но мне тоже приходилось опасаться проницатель– ности своих людей, и, чтобы не выдать себя, я велел за-ложить известную тебе шахту. Во внутренней деревянной обшивке я ночью тайком проделал отверстие, через которое и добрался до подземных сокровищ. Они находятся близко от поверхности земли – на глубине человеческого роста. Тогда я еще не проверял добытый металл, хотя с первого же взгляда принял его за золото. Лишь сегодня я захватил несколько кусков породы и провел исследование. Теперь вижу, что это золото, чистое золото, и, думаю, я стал вдвое, а возможно, и втрое богаче прежнего.

– Но ведь тебя и раньше считали одним из самых состоятельных людей на свете! – заметила Гайде.

– Да и по праву, – сказал лорд. – Я уже написал одному из своих знакомых в Германии, чтобы разузнать о семье покойного. В ближайшее время должен прийти ответ. Если верить бумагам, ему было приблизительно пятьдесят лет, и его дети, сын и дочь, теперь, должно быть, взрослые. Как только я их найду, я намерен дать им столько золота, сколько способен унести обычный человек, но давать его постепенно, иначе такое богатство может сделать их несчастными.

– А тебя самого, Эдмон, охватило волнение, когда ты убедился, что нашел чистое золото?

– Да, я и сейчас еще взволнован!

Он взял Гайде за руку и заглянул ей в глаза. Лицо его стало серьезным, почти торжественным. Гайде смотрела на него вопросительно. Она, дочь Али-паши из Янины, которую Эдмон когда-то спас, изящная, гибкая, в белом одеянии, с цветами в темных волосах, с античными чертами лица, выдававшими греческое происхождение, – чертами, которые придавали ее лицу выражение кротости, – и он, бледный, сосредоточенный, с высоким лбом, с лицом, в котором отчетливо проглядывал сильный, решительный характер, – оба они олицетворяли замечательный союз мужчины и женщины, являя собой символ самого прекрасного и святого в жизни: он – воплощение силы, энергии и,рассудительности, она – воплощение мягкости, преданности и любви.

– Да, Гайде, – повторил он, – я взволнован, и не боюсь тебе в этом признаться. Ты знаешь мою жизнь, знаешь, что я вытерпел, за какие преступления я должен был отомстить. Мне, слабому, темному и пропащему, судьба дала средства и указала пути, как выбраться из мрака каземата, из тьмы моего невежества. Карающая Немезида свела меня с тем аббатом Фариа, который создал из бедного, неразумного и наивного Эдмона Дантеса могущественного графа Монте-Кристо. Кем я впоследствии стал и что я совершил – всем этим я в большей или меньшей степени обязан ему. И все-таки в то время меня преследовала одна только мысль: сокровища, которые оставил мне умерший в каземате аббат, призваны стать лишь орудием мести за меня самого, за голодную смерть моего отца. Ты знаешь, что стало с Фернаном, который выдал меня, ибо домогался моей возлюбленной, который оклеветал меня и предал твоего несчастного отца. Он добровольно принял смерть, когда жена и сын отвернулись от него, оставив его один на один со своим позором. Тебе известно, как я отплатил Данглару, подсказавшему Фернану дьявольски хитрый план, заключавшийся в том, чтобы представить меня сторонником бонапартистов. Он сейчас нищенствует в Риме, а ведь был одним из самых крупных банкиров Парижа. Жена отреклась от него, дочь бежала, едва не сделавшись женой каторжника, отбывавшего наказание на галерах. А тот Вильфор, что собирался навек упрятать меня в подземельях замка Иф, чтобы я никогда не смог сообщить, что его отец – приверженец Наполеона… Ты знаешь, он сошел с ума и теперь содержится в нашем доме. Его жена и сын мертвы. Избежала смерти только Валентина, его дочь, хотя он об этом не знает. Все мои враги, некогда вознесшиеся к вершинам богатства и славы, ныне повержены в прах. Я стал орудием в руках судьбы. Я торжествовал. Может быть, я зашел чересчур далеко, может быть. Но я постараюсь восстановить попранную мной справедливость, я уверен в своих силах.

Все это я сделал, Гайде, ибо поклялся отомстить за то зло, которое мне причинили. Для моей личной мести моих богатств оказалось вполне достаточно. Но за те десять лет после моего освобождения из подземелья, что я провел в свете, за время моего пребывания в Париже, этом центре так называемого цивилизованного мира, среди людей, считающих себя умнейшими и достойнейшими, я убедился, что помимо несправедливости, допущенной в отношении меня, господствует несправедливость в отношении тысяч людей, которые так же несчастны, как несчастен был и я. Я не в силах отомстить за всех, не в моей власти изменить существующий в мире порядок – я всего лишь человек, не Бог! Но я в долгу перед человечеством, и временами мне не дает покоя мысль, что забывать о несчастье других перед лицом собственного несчастья, употреблять свои богатства лишь для достижения своих собственных целей было недостойно меня. Что-то нужно менять в этом мире, Гайде! Влить свежую кровь в эти ссохшиеся вены, вдохнуть новую жизнь в эту чахлую плоть! Когда я покидал Европу, я уже сознавал это, и на сердце у меня был камень, ибо я полагал, что мои силы слишком слабы и мне не добиться того, что туманно рисовалось тогда в моем воображении. Не просто случай свел меня в то время с умирающим от жажды – это был перст Божий, это была воля Провидения, постигшего мои неясные мысли! Теперь я верю, что совершу то, что прежде представлялось мне слишком трудным, то, для чего недоставало раньше моих сил. Как я это выполню, что именно мне нужно сделать, чтобы искупить перед человечеством вину, которую несут перед ним сильные Мира сего – все вместе и каждый в отдельности, – я пока не знаю. Но со временем мои неясные мысли обретут форму. В облике графа Монте-Кристо я отомстил за все то зло, что причинили мне и моему отцу; в обличье лорда Хоупа я намерен оправдать свое новое имя, вернуть миру надежду, утешить и исцелить страждущих, ободрить упавших духом, помочь слабым. Человечество жаждет справедливости. Я попытаюсь вновь воздвигнуть алтарь земной справедливости, повергнутый алчностью, слабостями, корыстолюбием людей! Да будет Бог милостив ко мне, да поддержит меня в моих начинаниях! – Его голос окреп, в нем зазвучали патетические нотки. Гайде смотрела на него почти с трепетом.

– Поэтому ты и выбрал себе имя «надежда»? – спросила она едва слышно. – Поэтому ты и называешь себя «лорд Хоуп»?

– Отчасти да! – ответил он. – На этой земле существует лишь одна власть – власть денег. Любовь, добродетель, справедливость – все забыто, всем правят деньги. С помощью собственных богатств я попытаюсь свергнуть власть золотого тельца. Сила против силы. Яд против яда. Подобно тому как я спас Валентину от ее мачехи-отравительницы, дав ей другой яд, который повлек за собой ее мнимую смерть, точно так же я собираюсь с помощью своих сокровищ избавить мир от идола, поправшего добродетель, честь, счастье. Да, золото – это бальзам, это целительное снадобье, но не для нашего развращенного общества. Я волью его в те жилы, которые еще не утратили свежести и чистоты. Удастся ли мне это – знает только Всевышний, который избрал меня орудием своей мести и позволил мне познать, что в этом мире существует и воздаяние!