Текст книги "Принцип домино"

Автор книги: Адам Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

51

Когда вертолет приземлился, мы с Ризером через посадочную площадку направились к автомобильной стоянке. Нас ждал Пайн.

– Как у вас прошло?

– Все было хорошо, пока не испортилось две минуты назад, – сообщил Ризер. – Прошло, как по маслу. Только не знаю, что будет дальше.

– Что это значит?

– Он отказывается.

– Что он делает?

– Спросите сами, – посоветовал Ризер.

Пайн повернулся ко мне, пытаясь сохранить спокойствие. Но его шея стала наливаться кровью. – О чем он говорит?

– Я отказываюсь.

– Черта с два. Операция идет полным ходом, начать ее заново уже невозможно. Вы – часть плана, а план должен быть выполнен.

– Но без меня.

– Послушайте-ка…

– Нет, послушайте вы меня. Вы что, считаете меня круглым идиотом? Вы думали, я не пойму, чего вы хотите? Я сидел в тюрьме, но, слава богу, не в могиле. Даже в тюрьме можно читать газеты. Сам понять не могу, на что рассчитывал раньше, но наверняка не думал, что речь идет о подобной глупости. Думаете, потом вам удастся замять дело? Неужели вы считаете, что сможете скрыть происшедшее под колпаком?

– Пусть это вас не волнует.

– Как бы не так.

– План отработан до мелочей, у него нет недостатков.

– Чепуха – он весь из недостатков. Такая вещь – динамит, и он взорвется вам прямо в лицо.

– Но ведь вы не думали, что речь идет о каких-то пустяках? – сказал Ризер. – Вас вытащили из тюрьмы не для того, чтобы вы стригли газоны.

– Дело не в пустяках, – ответил я. – а в безумии. Этот план – все равно, что ограбление Форт-Нокса [2]2
  Форт-Нокс – место хранения золотого запаса США.


[Закрыть]с консервным ножом. Речь идет не о реальности вашего плана. Все дело в том, что вы будете делать потом. Земной шар недостаточно велик, слишком мало места, куда можно скрыться.

– Я вам говорил, что у нас два плана, – заявил Ризер. – То, что вы видели сегодня – второй план.

– Какая разница? – ответил я. – В обоих случаях он будет убит, так?

Пайн молча слушал и смотрел на меня, потом спросил:

– Неужели вы думаете, что мы позволим вам отказаться?

– Вот что: будь у меня выбор – пустить себе пулю в лоб или прыгнуть с крыши десятиэтажного дома, я выбрал бы последнее. Шансы выжить плохие, но лучше, чем вообще никаких.

Пайн стоял в самом центре автомобильной стоянки и смотрел на меня.

– Вы правы, шансы плохие.

В ворота въехал и остановился зеленый «Понтиак».

– А вот и ваш шофер, – сказал он. – Вас отвезут в Санта-Монику. – Он повернулся и зашагал в сторону трехэтажного здания позади стоянки. Ризер последовал за ним.

52

Машина остановилась в центре Санта-Моники, и до гостиницы я шел пешком. Мне хотелось есть. Из вестибюля я позвонил в наш номер, чтобы узнать, не хочет ли Телма спуститься и пообедать со мной. Телефон не отвечал. Пройдя к стойке за ключом, я спросил портье, не заметил ли он, когда моя жена ушла.

– Нет, сэр, не заметил. – Он проверил ключи. – Второго ключа нет на месте. Возможно, уходя, она захватила его с собой.

Я поднялся на лифте и открыл дверь. Комната была убрана, кровати накрыты, в ванной повешены свежие полотенца. Я быстро осмотрел весь номер, надеясь найти записку, но ничего не нашел.

Я спустился в кафе, пообедал, потом, взяв вечерний выпуск газеты, опять поднялся в номер, прилег на кровать и начал читать, но, не успев добраться до третьей страницы, заснул. Проснулся я, когда уже вечерело. Было холодно, я чувствовал себя каким-то помятым. Приняв горячий душ, надел чистую рубашку, дочитал газету, минут десять смотрел телевизор, потом опять спустился в вестибюль. Дежурил все тот же портье.

– Я не знаю, где моя жена, и немного беспокоюсь. Вы не видели ее поблизости? – спросил я.

– Нет, сэр.

– И вы точно не видели, как она выходила?

– Боюсь, что нет. Если она не оставила ключ здесь…

– Да, понимаю. – Я подошел к застекленной стене и понаблюдал за тем, как в бассейне на улице люди ныряли и плавали. Потом мимо лифтов я прошел в темный прохладный бар, где в аквариуме плавали золотые рыбки и тихо играла гавайская музыка; выпив коктейль с ромом, в котором было слишком много сахара, минут через десять поднялся в комнату.

Я посмотрел в стенном шкафу – платья Телмы висели на месте. Плащ тоже. И две пары брюк, а на полу стояли три пары туфель. Я посмотрел в ящичках шкафчика рядом с кроватью. Там были сложены чулки, кофточки, носовые платки и нижнее белье. В пластмассовой сумочке лежал маникюрный набор.

Вечером я поужинал в номере, мне не хотелось уходить – вдруг она позвонит. Я сидел, глядя на еду, вилкой возил ее по тарелке и пытался съесть, а прямо передо мной громко говорил телевизор. Наконец я бросил вилку и начал выкатывать столик в коридор. Открыв дверь, я увидел двух молодых женщин, которые, видимо, собирались постучать. Одна из них была высокой и полной, вторая маленькая.

– Ой, вы меня так испугали, – сказала высокая.

– А мы как раз хотели постучаться.

Они отступили назад, чтобы я мог выкатить столик и поставить его в коридоре у стены. – Меня зовут Нэн Гаррити, а это моя подруга – Сью Раймер. Мы проводим здесь отпуск. Мы из города Коламбус в Огайо.

– Мы не лезем в чужие дела, – продолжала маленькая, – но мы подошли к стойке, когда вы спрашивали про свою жену. Кажется, она ушла при нас. Мы видели вас вместе, когда вы поселились в гостинице.

– Заходите, – пригласил я, открыв дверь. Они переглянулись, и высокая сказала: – Нет-нет, это ни к чему. Мы как раз шли на улицу и решили…

– У вашей жены есть длинный красный халат?

– Да, – ответил я.

– Должно быть, это она. Примерно в половине второго она спускалась на лифте в халате и домашних тапочках, вид у нее был сонный, как будто она только что проснулась.

– Она была одна?

– Нет, с молодым мужчиной. И еще пожилая женщина, седая.

Я сразу все понял.

– Подождите-ка минутку, – сказал я. – Посмотрю, на месте ли ее халат. – Я направился прямо в ванную. Обычно Телма оставляла халат и рубашку на крючке за дверью. На месте их не было, как я и думал.

Я вернулся к девушкам.

– Наверное, вы видели кого-то другого, – сказал я. – Халат Телмы на том же месте, куда она повесила его утром.

Они переглянулись, и я добавил:

– Но все равно спасибо. Я так и думал, что она отправилась в кино на двухсерийный фильм или просто вышла погулять.

Неловко, боком, девушки медленно направились к лифту. Я улыбнулся и закрыл дверь.

Я открыл все ящики шкафа, проверил полки в стенном шкафу, пол шкафа, туалетный столик под умывальником в ванной комнате. Заглянул в чемоданы. Оставалось посмотреть только в одно месте – в глубоких ящиках столика по другую сторону кровати. Я обошел кровать и открыл ящик Телмы. Внутри лежала ее сумочка. Теперь все стало понятно. Я знал, что она ушла, знал, почему. Я вспомнил лицо Пайна, когда он говорил: «Вы правы, шансы плохие».

Я поднял трубку телефона. Когда телефонистка ответила, внезапно мне пришло в голову, что звонить некому. Я не знаю номера, по которому могу капитулировать. Сдаваться некому.

Повесив трубку, я пошел в ванную, сполоснул руки, лицо, и сел возле телефона, позвонил в приемную и попросил принести газету и бутылку виски. Меня удивило собственное спокойствие.

Все стало понятно. Они знали, что у них есть только одна возможность переубедить меня, и они ее использовали. Меня заставят поволноваться несколько часов, потом позвонит Тэгг или Пайн, и я скажу: «Вы выиграли, вы нажали нужную кнопку. Только скажите, что я должен делать, где и когда. Больше я не буду создавать затруднений. Поверьте мне».

Принесли газету и виски. Я налил виски в стакан и уселся читать. Сидя в номере, заказывал еду, виски, газеты и ждал, не отходя от телефона.

53

Я прождал пять дней – не выходя из номера. На третий день я перестал пить виски. На четвертый день уже не мог есть. Я не брился, не менял одежду и даже не принимал душ.

Я ждал, только ждал. Сидя в кресле у окна, смотрел, как зажигаются огни и ждал телефонного звонка. Ночью я оставался в кресле, закутавшись в одеяло, и изо всех сил старался прогнать сон, иногда дремал, боясь, что засну и не услышу телефона.

Теперь я не сомневался в том, что мне позвонят. Так и должно произойти, в этом заключается следующий логический шаг, убеждал я себя по сто раз в день и верил себе.

Однако логика все больше слабела, слова утрачивали значение, как колыбельная, которую повторяют много раз. На пятый день я уже не ждал звонка.

В конце концов я спустился на первый этаж и из автомата позвонил Эпплгейту домой в Оук-Парк. Мне ответил женский голос.

– Миссис Эпплгейт? Это вы, Розмари? – Я не узнал свой голос – он звучал сухо, тонко и надтреснуто.

– Нет, миссис Эпплгейт нет дома. Кто ее спрашивает?

– Друг доктора Эпплгейта. Я звоню из Калифорнии. Мне нужно с ним поговорить.

– К сожалению, доктор уехал из города вместе с женой. Я осталась дома с детьми.

– Где он?

– Говорите, вы его друг?

– Да, я звоню по важному вопросу.

– Прошу прощения, но они уехали в Шотландию.

– Ничего страшного, я позвоню ему туда. Где они должны остановиться?

– В этом все дело – если бы вы позвонили вчера, я могла бы сказать. Еще вчера они были в Эдинбурге.

– Где? В какой гостинице?

– Я и пытаюсь вам объяснить – сегодня утром они уехали оттуда. Они должны на машине проехать через всю Шотландию и Англию. Вряд ли они позвонят мне в течение пятишести дней.

Я повесил трубку и долго стоял, глядя на телефон, потом вернулся в номер, взял пиджак, спустился на лифте и вышел на улицу, держа в руке листок бумаги с адресом полицейского

участка.

54

Первый час ночи. На улицах было пусто, совсем мало машин. Я шел, спотыкаясь, как во сне. В моей голове возникали, исчезали и вновь возникали, сливаясь, слова, которые я должен произнести:

«Меня зовут Рой Такер. В прошлом месяце я бежал из тюрьмы в Индиане. Помогите найти мою жену».

Дойдя до полицейского участка, я прошел мимо, вошел в первый же бар и выпил спиртного, потом пошел в туалет вымыть руки, лицо и смочить волосы. Теперь я был готов.

Выйдя из бара, я перешел улицу и в маленьком ресторане выпил чашку крепкого черного кофе, потом съел пончик и выпил еще кофе. Я сидел у стойки, глядя на официантку, слушал музыку, впитывая происходящее, как губка, и пытался не думать о тюрьме Хобарт.

Я тянул время, пил кофе и пытался найти другой выход, понимая, что выхода нет. Поэтому в конце концов я поднялся, расплатился, вышел на улицу и направился в сторону полицейского участка. От тротуара возле соседнего дома отъехала машина и медленно направилась ко мне. Я задержался на середине улицы, чтобы пропустить ее, но подъехав ко мне, она остановилась. В это время с заднего сиденья на меня посмотрела Телма.

Я побежал за машиной, пытаясь ухватиться за ручку двери, но машина прибавила скорость, резко вильнула и сбила меня с ног. Когда я поднялся, машина медленно уезжала метрах в тридцати от меня.

Я побежал за ней, а она медленно ползла по темной улице. Когда я почти догнал машину, она поехала быстрее; между нами так и сохранялось небольшое расстояние, но мне не удалось схватиться за нее. Сквозь заднее стекло я видел каких-то людей, но не мог узнать их лица. Так они и играли со мной в прятки, заставляли бежать, потом тормозили, позволяя почти догнать машину, опять прибавляли скорость и ждали, пока я их догоню, а потом уезжали. В моей груди все горело, во рту пересохло, и я чувствовал, как по спине течет пот. Но за стеклом я видел голову Телмы и продолжал бежать, дрожа, спотыкаясь, пытаясь догнать, вцепиться в ручку двери. Я скрипел зубами, в груди клокотало дыхание. Теперь я уже не мог бежать. Споткнувшись, я упал, поднялся и стоял, глядя на машину, а люди в ней ждали, когда я пойду в их сторону. Внезапно машина рванулась и исчезла на темной стоянке. Я поплелся за ней, иногда пытаясь бежать, еле волоча ноги. Возле стоянки, у тротуара, меня ждал Тэгг. Я едва переводил дыхание и не мог произнести ни слова. Мы стояли под фонарем и смотрели друг на друга. Потом он повернулся и через всю стоянку направился к машине, а я поплелся рядом. Подъехала еще одна машина. Меня осветили фары; открылась и захлопнулась дверь, но я не оглядывался.

Тэгг обошел машину и остановился у противоположной двери от той, за которой сидела Телма. Он повернулся ко мне лицом и сказал:

– Поверьте, вы увидите очень счастливое лицо. – Он открыл дверь и сказал: – Поехали.

Когда я нагнулся, чтобы сесть в машину, противоположная дверь открылась. Телма вскрикнула; стоявший рядом с машиной человек рывком вытащил ее из машины. Меня толкнули в спину, я рухнул на сиденье, и обе двери захлопнулись. Машина была похожа на грузовик, в котором меня увезли из Хобарта в Чикаго: внутри на дверцах не было ручек, окна не открывались, а переднее сиденье было загорожено толстым пуленепробиваемым стеклом. Когда машина, визжа шинами, вылетела со стоянки, я оглянулся и увидел, как Телма борется с Тэггом и вторым человеком, а они тащат ее к другой машине.

Я колотил по стеклу и кричал шоферу до тех пор, пока не потерял голос, но он ни разу не оглянулся.

55

Я сидел в задней части машины и пытался хоть как-то избавиться от комка в груди. Меня загнали в узкий конец трубы, и выбраться можно было только в одну сторону – через узкую горловину. Возможности действовать, выбора не было.

Они угадали про Телму, здесь я ничего не мог сделать. Я мог драться при минимальных шансах на успех, бороться в самом безвыходном положении, когда мне терять было нечего, кроме самого себя. Так было всегда: поставив будущее на карту, я вскрыл колоду, выиграл несколько партий, а проиграл гораздо больше, и был опять готов к этому, стремился к этому. Но только без Телмы. Когда ее втянули в игру, моя хитрость не удалась, я не мог продолжать дальше. И они разгадали мой секрет.

Машина ехала по широкому бульвару, ярко освещенному фонарями, во тьме скрывались пальмы и зеленые лужайки, перед фасадами больших домов вились автомобильные дорожки, виднелись клумбы и заросли кустарника.

Такие дома я видел в Лейк-Форест, когда работал у Риггинса, – могучее свидетельство процветания и превосходства, а совсем не строение, в котором живешь, спишь и ешь, нет; вызывающее боль и давящее на мозг доказательство того, что обитатели их владеют тайнами, которые знать мне было не дано. Кто живет здесь? Откуда они? Кому удается в течение одной жизни совершить так много? Я никогда не мог найти ответа, но тем не менее продолжал задаваться этим вопросом.

Та ночь, дома и лужайки, наглое богатство вместе с другими вещами образуют то, против чего я боролся – уверенную непоколебимую власть, стремление любыми способами сберечь себя, смесь бессилия и самодовольства, которые год за годом производят на свет людей вроде Тэгга, Пайна и Ризера.

Пока, я как пойманный зверь, сидел в запертой клетке, горячая волна ненависти отступила и сжалась в кулак. Зная, что выиграть не смогу, я начал планировать проигрыш.

Я не очень боялся проиграть войну, а гораздо больше думал о том, как выиграть несколько сражений. По крайней мере, сражаться, взорвать лужайки, содрать с самодовольных богатых домов краску.

Когда машина через каменные ворота подъехала по дороге к дому, включились прожекторы. На крыльцо вышли Пайн, Хинмайер и Брукшир и спустились вниз – причесанные, начищенные, выглаженные, а в глазах их горел голод.

Когда они подошли к машине, я упал на сиденье, обмяк и закрыл глаза.

Мотор машины выключили. Раздался щелчок, дверные замки открылись, и шофер вылез из-за руля. Потом задняя дверь распахнулась, и я услышал:

– Что с ним?

– По дороге бесновался, – ответил шофер. – Похоже, довел себя до изнеможения.

– Ладно. Отведите его в дом, – распорядился Пайн.

Две руки попытались поднять меня.

– Он совершенно обмяк, – сказал чей-то голос. – Похоже, потерял сознание. Помогите-ка мне.

Еще один взял меня за ноги. Встав по бокам, они подняли и вытащили меня из машины.

Драка с грязными приемами похожа на утиную охоту – нужно целиться только в одну утку. Если попытаешься подстрелить всю стаю сразу, не убьешь ни одной. Если дерешься против нескольких человек, нужно сосредоточиться только на одном. Неважно, что остальные – будь их двое или трое – делают с тобой. В конце концов тебя могут сломить, но к тому времени уже причинишь немало вреда.

Я начал с Хинмайера. Он наклонился подхватить меня за ноги и помочь нести в дом. Для нападения поза безупречная – двумя пальцами я зацепил его ноздри и изо всех сил рванул вверх. Кровь брызнула по его лицу, как из фонтана.

Брукшир пришел в себя и попытался заломить мне руки, но я головой ударил его в лицо и отшвырнул к машине. Он упал на заднее сиденье, и я захлопнул дверь, ударив его по ногам.

Я повернулся – шофер кинулся ко мне, размахивая гаечным ключом. Пайн бросился в сторону, пытаясь не испачкаться. Я догнал его на крыльце, обхватил запястье, рывком повернул и три раза ударил его руку о стойку. Только после этого шофер догнал меня и сзади ударил по голове ключом.

Казалось, я начал медленно разваливаться по частям: опустился на колени, согнулся лицом вперед, переломившись в поясе, медленно перекатился на правый бок, ударился плечом, перевернулся на спину. Вдали кто-то кричал, Пайн стонал и плакал над своей изувеченной рукой. Потом все в глазах зарябило, расплылось, почернело, и наступила тьма.

56

Когда я пришел в себя, на улице было уже темно. Я лежал поперек широкой кровати в комнате на втором этаже, над стулом в углу горел торшер. В кресле сидела Хелен Гэддис.

Как только я открыл глаза и сел, она подошла к двери и открыла ее.

– Он пришел в себя.

Голова была свежей, отдохнувшей. Затылок побаливал, но голова не болела. Однако, когда я поднялся, мускулы и жилы среагировали плохо, слишком медленно, между импульсом и действием проходило слишком много времени. Появилось новое чувство ритма, ощущение того, что я со стороны смотрю на себя – как я двигаюсь, заново обучаясь знакомым действиям, которые давным-давно забыл.

Я медленно опускался на кровать, когда в комнату вошли, прикрыв за собой дверь, Тэгг, Пайн и Ризер, остановились в ногах и посмотрели на меня. Каждый из них произнес краткое вступление, как будто они отрепетировали. Первым начал Тэгг.

– В течение минуты, может быть, чуть больше, вы будете чувствовать себя как бы одурманенным, потерявшим чувство ориентации. Это пройдет. Вам не кололи наркотики. Вы способны действовать как обычно, по крайней мере, в физическом отношении. Просто мы замедлили ваши моторные ощущения. Некоторые из ваших бойцовских инстинктов временно отключены. Вы меня понимаете?

– Да.

– В течение нескольких часов вы будете умиротворенным и покладистым. Все остальное – без изменений. Вы хорошо себя чувствуете?

– Да.

Тэгг посмотрел на Ризера, и тот продолжил:

– Мы все выезжаем через тридцать минут, в четыре часа утра. Тэгг, я и вы вместе поедем в машине, один из нас постоянно будет при вас до тех пор, пока мы не вернемся сюда. Это произойдет не позже половины восьмого.

Ризер взглянул на Пайна. Его левая рука, вся в бинтах, покоилась в черной повязке, лицо было бледное, глаза розовые и злые. Но он полностью владел собой.

– Сейчас вы уже поняли, что наша работа носит опасный характер. Выбора у вас нет, вы обязаны выполнить свою задачу. Вам это понятно?

– Да.

– Если вы каким-либо образом попытаетесь уклониться или сорвать работу, которая нам предстоит сегодня утром, ваша жена погибнет за несколько секунд. Люди, оставшиеся с ней, получили совершенно четкие инструкции. Крайне важно, чтобы вы это поняли. Так вы поняли?

– Да, – ответил я, и сказал правду. Я все понял и на все согласился, чувствовал себя детской игрушкой, которую должны положить на пол, завести и повернуть в произвольно выбранном направлении. – Понял, – ответил я.

57

Мы вышли на улицу и сели в машину ровно в четыре часа утра. Брукшир сел за руль. Тэгг устроился с ним, а меня посадили сзади рядом с Ризером, который курил и тихо посвистывал сквозь зубы. Как только мы выехали на улицу, Тэгг надел наушники и начал настраивать приемопередатчик на переднем сиденье.

Мы ехали по тихим темным улицам. Пока машина не выбралась на скоростное шоссе, Брукшир вел осторожно. Но на шоссе машин было совсем мало, он занял скоростную полосу, и мы мчались на восток, потом на север, потом опять на восток.

Ризер смотрел в окно и молчал. Иногда Тэгг что-то говорил в микрофон, прикрепленный к наушникам, но остальное время в машине стояла тишина, только ревел мотор, шуршал по асфальту шины, да иногда по встречной полосе с ревом проносились грузовики. Я откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и отгородился от окружающего мира.

В начале шестого мы съехали с шоссе и поехали точно на восток по извилистой дороге из двух полос, которая вела в поросшие лесами горы. Над гребнями гор загорался рассвет, но на дороге по-прежнему стояла ночь.

Мы петляли, упорно поднимаясь вверх, с обеих сторон деревья подступали к дороге, не видно было ни служебных зданий, ни заправочных станций, только иногда в лесу, за деревьями, появлялись отдельные дома.

Наконец, Ризер посмотрел на часы и сказал:

– Мы уже должны быть на месте. Где нужно сворачивать?

– Отсюда еще метров восемьсот, – ответил Брукшир.

– Все в порядке, – сообщил Тэгг. – Люди уже расставлены по своим местам.

– Шоссе перекрыто? – спросил Ризер.

– И мышь не проберется. Перекрыто на восемь километров в каждую сторону, проехать не сможет ни одна машина.

Мы съехали с дороги вправо и около полутора километров ехали через лес по усыпанной щебнем дорожке, потом опять повернули налево и начали подниматься по земляной укатанной дороге сквозь деревья. Когда мы остановились на поросшей травой лужайке, было без двадцати шесть; наступало утро. Нас ждал выкрашенный белой краской вертолет с красными крестами на обеих дверях, его мотор был включен, пилот сидел в кабине.

Когда мы вылезли из машины, Тэгг остался у передатчика. Ризер наклонился внутрь и что-то ему сказал, потом повернулся и направился к вертолету.

– Пойдем, – распорядился он, – пора загружаться.

По дороге он сказал:

– В прошлый раз мы летели на другом вертолете. Этот меньше и быстрее, но двери у него работают так же. Для вас ничего не изменилось. Как только вы сядете, пристегнитесь и закрепите кресло в одном положении. Мы пройдем над целью ровно в шесть часов, вылет – за пять минут.

Как только мы поднялись в вертолет, Ризер надел наушники. Он сел рядом с пилотом, а я – в свое кресло позади, рядом с дверью.

Без девяти минут шесть винты вертолета начали вращаться. Ризер повернулся ко мне и передал ружье:

– Мы проверили его пятьдесят раз. От вас требуется одно – прицелиться. Как только мы пролетим перевал, двери откроются, и мы быстро начнем снижение. Попытаемся рассчитать время так, чтобы он оказался как раз на середине дорожки, ведущей к бассейну. Мы знаем, что он по ней пойдет. Он ходит купаться каждое утро, как по часам. Но есть сложности. Возможно, он уже будет в воде. Так или иначе, вы должны в него попасть. Не промахнитесь.

Он отвернулся и снова надел наушники. Я видел, как он переговаривается с пилотом, но ничего не слышал из-за шума мотора. Внезапно Ризер повысил голос, что-то крикнул пилоту, махнул рукой в сторону Тэгга, и мы взлетели.

Я сидел на своем месте, положив ружье поперек коленей, и следил за часами; мне было тепло и спокойно.

Вертолет быстро набирал высоту, задрав нос, к перевалу и лесу. Когда из тьмы каньона мы поднялись над самыми высокими деревьями, я впервые увидел встающее на востоке солнце. Внизу, среди деревьев, возник белый домик и яркосиний квадрат бассейна на холме.

Как только мы облетели склон, вертолет под острым углом начал снижаться к дому. Дверка передо мной открылась, и в лицо ударил холодный воздух. Казалось, что следующие десять минут прошли как десять секунд.

Мы были на высоте трехсот метров и быстро снижались, когда он вышел и пошел по дорожке к бассейну. Я начал наводить на него ружье, поймал его в прицел и видел, как по мере приближения он растет – худощавый, плотно сбитый человек с седой головой и усами, который шел по дорожке в полосатом сине-белом халате. Мишень была безупречной.

Он услышал шум мотора, поднял голову, помахал нам рукой и продолжал спокойно идти вперед – он привык к тому, что здесь без конца летают вертолеты. А может быть, его сбил с толку большой красный крест на фюзеляже. Так или иначе, он не почувствовал опасности и продолжал идти к бассейну. Он прошел две трети дорожки, когда вертолет выровнялся и завис на высоте шестидесяти метров. Когда он поднял голову и заметил меня, в прицеле выражение его лица изменилось: он увидел ружье и все понял. Он повернулся и побежал по тропинке, а я прицелился ему в середину спины. Внезапно он совершил очень разумный поступок. У него был только один шанс, и он им воспользовался. Инстинкт подсказал ему, что открытая спина – отличная цель, которая прямо по дорожке движется к дому. Он бросился в траву, перекатился один раз, потом, согнувшись, вскочил и наискось побежал назад к бассейну.

С переднего сиденья Ризер что-то пронзительно кричал мне, корпус вертолета раскачивался, пока пилот пытался удержать его на месте, но ружье оставалось неподвижным, приклад прочно упирался мне в плечо, а ствол был направлен на бело-голубую мишень, которая зигзагом мчалась к бассейну, пытаясь нырнуть в воду и скрыться.

Когда человек резким рывком выскочил на край бассейна, в прицеле появилась его спина, и я три раза нажал на курок.

Когда он упал лицом в воду, он был уже мертв; его тело поплыло по воде, халат раскинулся, как крылья, а вокруг расплывалось темно-красное пятно.

Внезапно раздался лай, со всех сторон к бассейну помчались собаки, из дома по тропинке побежали трое. В это время пилот рванул ручку управления, и вертолет, накренившись в левую сторону, начал круто подниматься вверх.

Еще до того, как люди на земле исчезли из прицела, я увидел у одного из них ружье. Когда дверь передо мной захлопнулась, фюзеляж пробила первая пуля. Потом еще две.

– Господи! – завопил Ризер пилоту. – А ну-ка быстрее убирайся.

Вертолет бешено набирал скорость в сторону склона, виляя хвостом, чтобы затруднить обстрел. Еще две пули со свистом пронзили кабину, но сейчас мы были уже далеко. Вертолет поднялся к вершине горы и начал уходить, когда с земли раздался последний выстрел, и пуля попала пилоту в ногу. Она пробила артерию с внутренней стороны бедра, и из дыры в брюках брызнула кровь.

Вертолет резко дернуло и неровными рывками начало сносить к стене деревьев на вершине горы.

Я вскочил с сиденья и бросился вперед, выдергивая из брюк ремень. Я сел на пол рядом с пилотом и перевязал ему верх бедра, затянув ремень как можно туже. Его глаза уже начали туманиться, но он сознание пока не терял. Когда пилот опустил глаза и увидел, что кровотечение остановилось, он немного пришел в себя. Ризер опять надел наушники и что-то тараторил в микрофон. Он наклонился к пилоту;

– Можете посадить вертолет?

– Постараюсь. Но не могу обещать, что посажу где надо.

– Надеюсь, вы не потеряете сознание?

– Не потеряю, если смогу удержаться. – Его дыхание учащалось. Он уже говорил с трудом.

– Хорошо, продолжайте полет. Вы видите полоску дороги? Можете сесть туда?

– Сделаю все возможное.

Пилот помотал головой, чтобы прийти в себя, и направил вертолет к дороге. Я придерживал рукой жгут, а тем временем Ризер говорил в микрофон:

– У нас неприятности, пилот ранен. Вы нас видите? Хорошо. Мы не сможем сесть на поляну, придется шлепнуться на дорогу. Быстро выезжайте туда и заберите нас.

Он послушал, потом ответил:

– Об этом не беспокойтесь, никто здесь не проедет. Ворота участка заклинены, а заграждения на дорогах установят не раньше, чем через десять минут.

Он повернулся к пилоту.

– Итак, слушайте. Внимательно смотрите на полосу бетона. Мы должны сесть примерно через минуту. На земле вас перевяжут. Но постарайтесь держать глаза открытыми еще минуту – тогда все будет в порядке. Вот, вот, так и давайте. Посадите вертолет плавно и точно.

Вертолет резко заскользил вниз вдоль склона холма. Мы снижались слишком быстро и слишком близко к земле. Но пилот выровнял вертолет и набрал высоту метров тридцать. Метров триста мы плыли над вершинами деревьев, как по волнам, ныряя и набирая высоту. Хвост вертолета почти задевал ветки самых высоких деревьев, но, наконец, мы вышли к дороге, которая в полутьме по-прежнему казалась серой.

Пилот медленно, рывками, опустил вертолет до девяти метров. Потом его глаза закатились, он отпустил рычаги управления, и вертолет начал падать. Когда мы упали на землю, от толчка я сильно ударился головой о приборный щиток, потом отлетел и покатился назад, в хвост. Я опять пополз к пилоту, чувствуя запах разлитого бензина, тряс головой и пытался привести мысли в порядок.

Ризер уже поднимался на ноги. На его щеке был глубокий порез. В кабине струился дым, пилот лежал на спине, из его ноги опять текла кровь.

Я пошарил вокруг, наконец, нашел ремень, обернул его вокруг ноги пилота и опять начал затягивать. Но Ризер схватил меня за плечо и потянул в сторону.

– Бежим, Такер, надо уходить.

– Сами уходите, сволочь. Хотите, чтобы он истек кровью до смерти?

Ризер перегнулся через мое плечо, вырвал ремень из рук и выбросил его из кабины на землю. Когда я обернулся, под ухом мне в шею уперся ствол пистолета.

– Если останетесь здесь, то только трупом, – заявил он.

Когда я опять повернулся к пилоту, Ризер рванул меня и

вытолкнул из кабины на землю. Я упал на четвереньки. В это время, визжа шинами, подъехали две машины и остановились метрах в десяти. Из машин выскочили Брукшир, Тэгг и Хинмайер и побежали к нам.

Ризер показал на меня и сказал:

– Посадите его в машину. Он жаждет стать героем.

Меня потащили по бетону и посадили на заднее сиденье

машины. Ризер сел рядом со мной, вперед вскочили Тэгг и Брукшир.

Ризер опустил стекло и сказал Хинмайеру:

– Положите взрывчатку в вертолет. Он все равно взорвется, когда огонь дойдет до бензобака, но лучше ему помочь.

Когда Хинмайер побежал к машине, Брукшир резко развернул свою машину и быстро помчался в сторону Лос-Анджелеса. Не отъехали мы и двух километров, как за спиной раздался взрыв.

Тэгг повернулся к Ризеру:

– Ну, что вы думаете?

– Думаю, все в порядке, – ответил он. – Думаю, все в полном порядке.

Через три километра мы съехали к заброшенному карьеру. Нас ждал голубой грузовик, за рулем сидел молодой негр. На борту грузовика была надпись «Химчистка “Импириал“».

Мы пересели в кузов грузовика и устроились на подушках между вешалками с платьями и костюмами. За руль сел Брукшир. Около километра мы ехали по основной дороге, потом свернули направо на немощеную дорожку и поехали сквозь заросли деревьев и груды камней. Сорок пять минут мы подскакивали и виляли. Когда грузовик съехал в сторону, мы оказались на шоссе; с обеих сторон мимо нас быстро проносились машины.