Текст книги "Реки золота"

Автор книги: Адам Данн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Часть третья
Пожар

«Присыпь тальком свою чесотку»

Сантьяго казалось, что он заброшен в мобильный коммутатор, управляемый наркоманами. Мор вызывал по телефону авианаблюдение за преследующей их машиной, просил Сантьяго позвонить диспетчеру в дорожную полицию, требовал прислать полицейских в форме, чтобы они перекрыли движение по Второй авеню на пересечении с Восточной Шестнадцатой улицей, на манхэттенской стороне моста Куинсборо и поставили машины с автоматическим определителем номера на отрезке Шестнадцатой улицы между Второй и Пятой авеню, на тот случай если стационарные камеры наблюдения, установленные на светофорах на оживленных перекрестках, не зафиксируют номерной знак преследующей машины.

– Опознание вашей цели очень важно, – объяснял командирским тоном Мор. – Машины с АОН нужны для дублирования, на тот случай если преследующие нас ускользнут. Может быть, компьютерщики что-то выяснят по фальшивым номерам. Но у меня есть более быстрый способ выяснить, кто в этой машине.

Он обрисовал свой план широкими штрихами.

Сантьяго слушал и вдумывался, а когда смог представить себе план Мора, на лице его появилась улыбка.

– Да, черт возьми, – восторженно произнес Сантьяго; в одной руке он держал микрофон радио, в другой – свой телефон, и улыбался как ребенок, которому позволили принять участие в изобретательной проказе. – О, черт возьми, да.

По пути они координировали действия авиационного подразделения, дорожной полиции и других частей управления. Сантьяго недоумевал, что, черт возьми, у Мора на уме, и тут Мор велел ему связаться с центром по радио и потребовать срочно выставить заградительный патруль от полицейской академии на Двадцатой улице до Третьей авеню. Заградительные патрули представляли собой колонны полицейских машин, срочно созванных из разных участков, главным образом для виду. Они досаждали всем прочим водителям; даже полицейские терпеть их не могли. После перебранки с диспетчером по радио Сантьяго позвонил Маккьютчену. Чем бы ни завершилось это дело у Мора, Сантьяго хотел себя обезопасить.

Он обратил внимание, что Мор тормозит и почти сразу же прибавляет газу, искусно лавируя на старом такси между машинами на скоростном шоссе. Мор держал скорость около пятидесяти миль в час и часто сигналил. Когда они съехали на Норзерн-бульвар со скоростного шоссе Бруклин – Куинс, Сантьяго заметил две вещи: Мор так вел машину, словно еще не увидел «хвоста», и один из самолетов, «Агуста А119-Коала», окрашенный в синий и белый цвета управления полиции, кружил над Вернон-бульваром. Первая часть ловушки Мора была на месте.

Где бы Мор ни учился вождению, машину он вел мастерски. Проезжал мимо каждого светофора на зеленый или желтый свет, ни разу не останавливался, пока они ехали по Норзерн-бульвару до Тридцать шестой авеню, а потом свернул влево, на Креснт-стрит. Им пришлось сделать небольшой крюк, но они избежали пробки на Куинс-плаза; когда они подъезжали к пандусу, ведущему к нижней дороге на мост Куинсборо, Сантьяго увидел, что стрелка спидометра приближается к шестидесяти.

Нижняя дорога?

– Слушай, почему ты едешь по нижней, это коммерческая дорога, она выходит на… Ах черт!

Сантьяго крепко ухватился за ременную петлю над головой.

Если Мор и заметил красный свет при въезде на Куинсборо-Плаза, то не обратил на него внимания и с визгом шин повел машину под углом сорок пять градусов от внешней левой полосы до внутренней правой. Сантьяго бранил Мора на двух языках, пытаясь застегнуть привязной ремень, колени его подскочили к груди, когда они поднимались по пандусу на мост, проносясь между двумя грузовиками.

– Ноги промокли, – проквакал Мор, едва они взмыли над Ист-ривер.

Стараясь удержать в руках радио и телефон, постоянно глядя в оба зеркала, полуслепой от солнечного света, бьющего в лицо сквозь массивные стальные перила, Сантьяго осознал, что Мор перестал таиться, включил сирену и огни, спрятанные в решетке. Их такси являлось приманкой, а хвост – добычей. Это было преследование наоборот. Сантьяго снова выругался. Почему с ним случается такая мерзость? Он вынужден сидеть в треклятом паршивом такси, которое ведет псих из спецназа, несется по одному из самых загруженных мостов в городе к худшему перекрестку на Среднем Манхэттене по забитым машинами улицам. Это прямо-таки…

– Ты смотрел фильм «Смертоносное оружие»? – спросил Сантьяго, его правая рука, сжимавшая ременную петлю, побелела от напряжения.

– А он шел по телевидению? – медлительно ответил Мор с южным акцентом.

У Сантьяго снова возникло желание застрелить его. Или, может, проблеваться.

– Просто… просто… – раздраженно пробормотал он с запинкой, взмахивая громадной левой рукой, сжимавшей трубку переговорного радиоустройства.

Мор теперь вовсю гнал старую «викторию», со скоростью семьдесят миль в час они петляли между грузовиками и легковыми машинами. Преследователям приходилось нелегко, но они не отставали. Сантьяго обратил внимание, что манерой вести машину они больше походили на полицейских, чем Мор. Он почувствовал легкий запах гари, то ли просачивающихся выхлопных газов, то ли тлеющей смазки трансмиссии, и мысленно взмолился, чтобы Мор не взорвал и не разбил машину, пока он, Сантьяго, не получит возможности из нее выскочить.

Желудок Сантьяго совершал странные маневры, когда Мор вклинился между легковушками, наращивая скорость на спуске к пандусу. Трамвай, идущий на Рузвельт-Айленд параллельно северной стороне моста, мог появиться в любую минуту. Сантьяго представил себе выражение лиц туристов и жителей пригородов при виде того, как мчащееся такси врезается в бок медленно движущегося вагона. Посмотрел вперед и с ужасом увидел двух регулировщиков, заметных издали из-за блестящих желтых жилетов, явно не предупрежденных о происходящем, – они небрежно направляли идущий в южную сторону транспорт по Второй авеню, не имея понятия, что Мор устремил на них двухтонный снаряд, несущийся со скоростью семьдесят пять миль в час.

– Мор… – начал было Сантьяго.

Тот не среагировал. Стрелка спидометра перевалила за семьдесят пять миль и продолжала двигаться дальше. Сантьяго увидел женщину с детской коляской, она переходила Шестнадцатую улицу и при этом болтала по телефону, ребенок, слишком большой и толстый, чтобы его возить, лениво лежал, подложив руку под голову, опасности оба не замечали.

– Мор, сбавь скорость, – попытался образумить его Сантьяго.

Один из регулировщиков наконец засек мчавшуюся на него «викторию» и в ужасе вскинул руки, пытаясь остановить приближающиеся машины, очистить пандус, и закричал на женщину с коляской, но та, увлеченная разговором, не обратила на него внимания.

– Мор, сумасшедший черт! – выкрикнул Сантьяго.

«Виктория» вынеслась на перекресток со скоростью восемьдесят миль в час, Мор свернул чуть вправо от трамвайной остановки, чтобы пересечь Шестнадцатую улицу. Сантьяго на миг услышал вопль женщины, когда удар отбросил коляску к ступеням старого здания, давно погребенным под кучей мусора; боковым зрением он поймал ребенка, бегущего со всех ног по Второй авеню. Мор все увеличивал скорость; запах гари в машине усиливался. Прямо перед ними показалось ведущее к окраине шоссе М101. Сантьяго вскрикнул, и время для него сократилось вновь; они пронеслись в нескольких дюймах от хвоста трамвая, и Сантьяго, глядевший на юг мимо Рыбьей морды, на секунду увидел шестнадцать полицейских машин, ехавших им наперерез, потом их заслонили развалины универмага «Блумингдейл», превращенные в общественный туалет. Полицейские машины проехали мимо заднего бампера «виктории», и Сантьяго услышал визг тормозов их преследователей, окруженных полицией на восточной стороне авеню.

Мор наконец сбавил скорость. Повернулся с мягкой детской улыбкой, которую зачастую ассоциируют с безнадежным слабоумием, и спросил:

– Тебе тоже понравилось?

– Смотри вперед, черт возьми! – крикнул Сантьяго, поскольку машина запрыгала по выбоинам давно не ремонтированной дороги. Мор подъехал к углу Мэдисон-авеню, свернул на север, и тут засигналил телефон Сантьяго. Звонил Маккьютчен.

– Поздравляю, идиоты! – прорычал он. – Весь город поставили на уши. Я в участке Центрального парка. Приезжайте немедленно.

Сантьяго выключил телефон и передал приказание Мору.

– Если меня из-за этого турнут из полиции, я тебя убью.

– Займи очередь, – пробулькал в ответ Мор.

Участок Центрального парка сохранился с тех дней, когда лошадиные силы измерялись в корме и навозе. Конюшни, превращенные в гаражи-конторы-склады-мусоросборники, находились на южной стороне Восемьдесят шестой улицы, напротив бассейна. Здесь полицейские на легких патрульных маршрутах ставили свои трехколесные вездеходы вдоль дорожек, проложенных почти два столетия назад, замечательного зеленого дара Олмстеда и Бокса, теперь ими завладели те, кто бегал трусцой, прогуливал собак и наблюдал за птицами; туристы, поглощенные своими картами; бездомные, поглощенные своими мыслями; иногда торговцы контрабандой, действующие под покровом ночи.

Сейчас там было не особенно спокойно. Надежно спрятав такси за рядом полицейских автомобилей, Сантьяго стоял вместе с Маккьютченом, двумя заместителями комиссара (по оперативной работе и борьбе с терроризмом), начальником детективов и, будто на смех, начальником контроля за организованной преступностью, в компетенции которого находился ОСИОП, куда стремился Сантьяго. Однако в данную минуту перспектива перевода выглядела в лучшем случае сомнительной.

– О чем вы, черт возьми, говорите? – рявкнул начальник КОП, похожий на медведя хам по фамилии Рандаццо, выглядел он так, будто хотел оторвать одну из рук Сантьяго и обглодать ее. – Группа наркоторговцев, использующая такси? КТЛ держит все автомобили под контролем. Сейчас в половине машин и на многих светофорах есть видеокамеры, установлены счетчики, связанные с СГО, инспекторы КТЛ ведут скрытное наблюдение. Таксисты не могут помочиться без того, чтобы об этом кто-то не узнал.

– И вы говорите, что они связаны с этими, как их, точками? У нас почти сто лет не было ничего подобного, – заметил заместитель комиссара по оперативной работе, угрюмый, похожий на мопса человек с выпуклой грудью по фамилии Дивени, у него был такой вид, словно он хотел перебить Сантьяго коленные чашечки. – Тогда таксисты возили клиентов к проституткам. Таксист, обслуживающий в наше время наркоманов, купался бы в деньгах. Ну и где же деньги?

– Зачем вы вызвали авиацию и заградительный патруль? – спросил начальник отдела по борьбе с терроризмом, спокойный, смуглый, поджарый человек по фамилии Деррикс, не сводивший глаз с Мора.

– И какого черта играли в кошки-мышки с машиной министерства финансов? – простонал начальник детективов, крохотный, шафранного цвета человек по фамилии Сэффрен. День стоял знойный и влажный, в такие ньюйоркцы включают на полную мощность кондиционеры с угрозой для электросетей, молятся о дожде, и начальника явно тяготила его одежда и создавшееся положение.

Автомобили с АОН, вызванные Сантьяго, передали номер машины преследователей в центр сбора информации о преступлениях в реальном времени, приют суперкомпьютеров на восьмом этаже здания на Полис-плаза. Времени на получение результата потребовалось больше, чем обычно, но в конце концов выяснилось, что их преследовали федералы. Особенно удивило всех, что машина преследователей была из министерства финансов, а не из ФБР, как предполагали вначале. Никто не представлял, с какой стати этому министерству следить за группой ОАБ. И это, и автолихачество Мора растревожило осиное гнездо на Полис-плаза. Отсюда необычное и неофициальное собрание в парке обозленных полицейских руководителей. Маккьютчен всеми силами старался защищать своих людей, но оказался в одиночестве и младше всех по званию. Его злило именно это.

И разумеется, мишенью враждебности всей группы был Сантьяго.

Маккьютчен стоял за его правым плечом, бесстрастный в своей броне жира. Мор, не обращая ни на кого внимания, осматривал такси в поисках повреждений.

У Сантьяго появилось странное чувство, будто его вызвали к директору школы для объяснения, почему он писал в фонтанчик для питья. Его золотистый значок и назначение в ОСИОП мерцали как пустынный мираж, его план шатался на глиняных ногах, однако он замечал в себе и нечто новое: он не винил Мора. Его партнер, хоть он и булькающий горлом псих, начал и довел до конца это дело, и Сантьяго больше не хотелось застрелить его. Однако, несмотря на это открытие, Сантьяго знал, что придется окончательно выяснить, с кем он несет службу. Он уже знал, каким способом сделает это, если выпутается из неприятности.

Сантьяго обдумывал убедительную ложь, когда на стоянку, взвизгнув шинами, въехало второе такси, из открытых окошек неслась музыка (низкий голос хрипло вопил по радио: «Останови-и-и-те струи!»). «Хитро», – с отвращением подумал Сантьяго. Если преследователи не могли найти их раньше, теперь это не составляло труда. Настроение его упало еще больше, когда дверцы такси распахнулись и оттуда с широкими усмешками вылезли наркоакулы, Турсе и Лизль.

– Mierda, [45]45
  Дерьмо (исп.).


[Закрыть]– пробормотал под нос Сантьяго. И повернув голову к Маккьютчену, спросил: – Что они здесь делают?

– Я приказал им приехать, – невозмутимо ответил капитан. – Если собираетесь раскрыть это дело, вам нужно научиться работать вместе. Нет, – торопливо произнес он, предваряя возмущенный ответ Сантьяго. – Мор тоже. Если доведете это дело до конца, вы команда. Если мы доведем его до конца, мы подразделение. Понимаешь?

Сантьяго рассеянно кивнул, наблюдая за заместителем комиссара Дерриксом, который лениво подошел к Мору, поднявшему капот такси. Они встали за капотом, чтобы их было не видно и не слышно. Сантьяго напряг слух, пытаясь уловить, что они говорят, но их заслонили от него наркоакулы. На Лизле была линялая рваная майка ансамбля «Секс пистоле»; на Турсе – желтая майка с коричневыми буквами на груди: «Я люблю пукать».

– Подозреваемого зовут Арун Ладхани. Это таксист из компании «Саншайн». Его дважды задерживали за хранение наркотиков – в девяносто восьмом и девяносто девятом, мелкое правонарушение, оба дела отложены. Тесты КТЛ на протяжении нескольких лет ничего не показывали. Он виновен, – доложил Лизль с набитым орехами кешью ртом. На сей раз руководители промолчали.

– Распечатки СГО за последние три месяца показывают, что Арун постоянно возвращался к немногим определенным местам, иногда по нескольку раз за вечер. Последним местом был старый Той-билдинг, где работал до своей смерти второй убитый, как там его, Джангахир-хан. Он попался, – сказал Турсе, сплюнув скорлупки кешью на Сантьяго, готового увидеть в их сообщениях личное соперничество.

Маккьютчен почувствовал это и добавил:

– Помнишь сообщения твоей сестры о передозировках? Я отправил этих двоих заняться ими. У меня было предчувствие, что они как-то связаны сточками, и они действительно связаны. Но мы нигде не видели покупок. И поскольку не знали местоположение очередной точки…

– …стали разыскивать бывшие, – докончил Лизль.

– Мы решили начать с того вечера, когда был обнаружен первый убитый. Вы тогда возились с теми типами на Брум-стрит, – заговорил Турсе. – По распечаткам СГО таксистов было видно, кто куда ездил в какую смену. Проверили маршруты смену за сменой и обнаружили систему.

– Это такси, – объяснил Маккьютчен. – Если на тебя работают несколько таксистов, отключи видеокамеры в машинах, заставь водителей ездить вокруг квартала, делать передачу внутри, возможно, через перегородку или какой-то тайник. Операции производятся в такси.

– Как вы догадались обратить внимание на такси? – недоуменно спросил Сантьяго.

– Это не мы. Это он. – Лизль подбородком указал на Мора, продолжавшего разговор с Дерриксом.

– Твой партнер настоящий гений, – сказал Турсе. – Мы нашли этого Аруна, нашли наркотик.

Это уязвило Сантьяго, который сообщил лично Маккьютчену сведения, полученные от Талвиндера и Байджанти Дивайя.

– Раз нашли Аруна, значит, сможем раскрыть всю эту чертову сеть, – взволнованно проговорил Лизль. – Кто знает, сколько такси у них задействовано?

– Кто знает, как долго они ведут эту торговлю? – оживленно подхватил Турсе. Сантьяго почувствовал, что ему передается их возбуждение. Накрыть какого-то нечестного таксиста – одно дело, но это была их первая щель в стене точек, означавшая множество очков для тех полицейских, которые ее разрушат.

Сантьяго понял, что Маккьютчен устроил это для их блага. Начальник детективов вполголоса ругался и почесывался.

– Вот чертовщина, – проворчал он.

Сантьяго не понял, что его раздражает больше – ход дела или жара.

– Присыпь тальком свою чесотку, – бесстрастно посоветовал Маккьютчен. Начальник перестал чесаться и уставился на него, мягко говоря, удивленно.

Стремясь предотвратить дальнейшие нелицеприятные высказывания своего шефа, Сантьяго заговорил:

– Отлично. Значит, так. Наркотики поступают на точки из кружащих вокруг такси. Таксисты сажают клиентов, производят сделку внутри и высаживают. Мы застукаем одного из таксистов, может быть, арестуем его. Что дальше? Что, если ему не известно, где будет очередная точка? Мы установим микрофон в его машине, но не узнаем ничего нового. А если сами выступим в роли таксистов, то будем задерживать клиентов – это мелочь. Где наркотик?

– Где деньги? – произнес Мор, беззвучно подойдя и встав между наркоакулами, вздрогнувшими от его трескучего голоса. – Если выясним это, получим ключ к их способам связи, к местоположению – ко всему.

– Кто вы, черт возьми? – спросил заместитель комиссара Сэффрен, свирепо глядя на Мора.

– Он из спецназа, – ответил Маккьютчен, и Сантьяго уловил легкий нажим в его голосе. – Добровольно пришел в ОАБ, партнер детектива Сантьяго, – торопливо добавил он, бросив взгляд на доминиканца.

Наркоакулы уже кипели жаждой деятельности.

– Давайте вытащим этого мистера Ладхани и допросим его с пристрастием, – предложил Лизль. Начальники скривили лица, будто ели лимоны.

– Знаете, где находится этот «Саншайн»? – спросил Сантьяго, играя на руку Маккьютчену.

– У меня есть идея получше, – прокашлял Мор.

– Ах, черт, – вздохнул Сантьяго.

– Выслушайте его, – приказал Маккьютчен.

– Черт возьми, кто этот человек? – проскулил Сэффрен, выдергивая брюки из щели между ягодицами.

Когда Мор поехал с наркоакулами к Байджанти Дивайя со своим нелепым планом, Сантьяго воспользовался свободным временем. В центре сбора информации о преступлениях в реальном времени у него была приятельница, он по наитию назвал ей фамилию Мора и попросил выяснить о нем что удастся. Затем поехал в главное здание публичной библиотеки и поставил такси на стоянке позади заброшенного гриль-бара в Брайант-парке.

В промежутках между занятиями в университете и колледже Джона Джея Сантьяго проводил много времени в этом здании и подружился с Дэвидом Смитом, библиотекарем, который всеми силами старался помогать писателям и ученым. Смит начинал лысеть, носил очки, но знал каждый дюйм в библиотеке и быстро принес материалы, заказанные Сантьяго.

Сантьяго надоело отставать от Мора. Пора было вырваться вперед, отчасти это требовало знакомства с таксомоторным бизнесом. С блокнотом и авторучкой он набросился на стопу книг и распечаток, заняв конец одного из общих столов в главном справочном зале. Ознакомился с давним временем гужевых двухколесных колясок. Прочел о забастовках, осилил войны таксистов тридцатых годов, когда горели машины и из разбитых черепов вываливались мозги на одном из самых ожесточенных профсоюзных столкновений в истории города. Осмыслил возвышение Чекера и распад профсоюзов; даже раскопал скандал, связанный с выдачей лицензий дизельным машинам, о котором упоминал Мор. Взобрался на пик убийства таксистов в начале девяностых, протеста водителей и последующей установки плексигласовых перегородок. Мельком прочел о бесплатных перевозках в первые недели после одиннадцатого сентября, о налетах ФБР на дома таксистов в Куинсе и Бруклине, о депортациях. И увидел фотографии Байджанти Джавайи во главе забастовок в тысяча девятьсот девяносто восьмом и две тысячи четвертом годах, протестов против дополнительных налогов на горючее после урагана «Катрина», Ирака и повышения ОПЕК цен на нефть.

Просмотрев все, Сантьяго подозвал Смита, поблагодарил его за помощь и похвалил за быстрый подбор материала.

– Невелик труд, – прогнусавил Смит. – Я выдал тебе то же самое, что приготовил для другого человека.

Сантьяго окаменел.

– Что это за человек?

– Полицейский. Он сказал, что работает в негласном такси.

Сантьяго рухнул на стул, с которого только что поднялся.

– Опиши его, – попросил он негромко.

– Ну, он похож на бродягу или студента, – произнес Смит. – Я думал, это студент, пока он не показал значок.

Сантьяго померещилось, будто зал начал расширяться.

– Что еще требовал этот полицейский?

Смит пожал плечами:

– Сказал, что хочет проверить структуру нашей крыши.

– Проверить структуру крыши, – чуть слышно повторил Сантьяго.

– Да. Обычно мы не разрешаем, но, видишь ли, он полицейский и все такое…

– Да, – прошептал Сантьяго, – этот человек просто полицейский. Покажи, куда он пошел, – добавил почти неслышно, затем медленно склонился над столом и ткнулся головой в лакированную столешницу.

Приятельница Сантьяго из центра сбора информации прислала ему текстовое сообщение, когда он машинально спускался по мраморной лестнице к выходу из библиотеки на Пятую авеню. Он собирался посидеть на ступенях, понаблюдать за голубями, пока не найдет в себе силы вернуться в участок.

Сообщение он прочел дважды. Приятельница, видимо, связалась со всеми базами данных правоохранительных органов в США и нашла только один ответ на запрос об Э. Море, датируемый прошлым годом, – нарушение правил уличного движения в Джексонвилле, штат Северная Каролина.

Сантьяго включил СГО в своем телефоне. Что там есть, черт возьми, в Джексонвилле? Гофман-стейт-форест. Поле для гольфа в Парадайс-Пойнт.

И база морской пехоты в Кэмп-Лежен.

– Я раскусил тебя, carajo! – громко прорычал Сантьяго, вспугнув стаю голубей.

По пути в участок он все время ехал на зеленый свет. Прибыв, сделал распечатку с квитанции за превышение Мором скорости на шоссе номер семнадцать и ворвался в кабинет Маккьютчена, захлопнув за собой дверь. Маккьютчен от неожиданности выронил лупу, в которую разглядывал комок ушной серы, мучительно извлеченный из левого уха.

– Проблема? – спросил Маккьютчен, не вынимая изо рта своей любимой жвачки с яблочным ароматом – запах этот вызывал у Сантьяго тошноту.

Сантьяго положил распечатку ему на стол с такой силой, что подскочила настольная лампа.

Маккьютчен добрых полминуты молча смотрел на бумагу. Даже перестал жевать.

– Кто он? – спросил Сантьяго, изо всех сил стараясь не повышать голос. Он был зол, обижен, взволнован и впервые за много лет испытывал желание заплакать. Он никому не признался бы в этом.

Маккьютчен выглядел угрюмым, недовольным. Сантьяго оперся обеими руками о стол, подался к его лицу и еле сумел прорычать «Кто он?», перед тем как отпрянуть от противного запаха яблочной жвачки. Потом сел на самый дальний стул для посетителей.

Маккьютчен вздохнул.

– Разведчик.

Сантьяго показалось, что комната начала медленно вращаться.

– Объясните.

Маккьютчен сплел толстые пальцы.

– Дядя Сэм обеспокоен положением. Видит в нем мрачное время в истории нашего великого города из-за массовых беспорядков, ПНИргазмов и полного распада общества. Из-за таких вот мелочей. Не сумев выручить из бедственного положения промышленность в стране, Сэмми теперь ищет, кто бы выручил его. Отныне, чтобы сделать то, на что требуется куча долларов, и поскольку наши деньги обесценились, нам приходится добывать их за пределами страны. Когда смешиваются финансы и власть, происходит следующее: а) правительство окончательно все портит, и б) появляются великолепные возможности для преступников на всей планете, обладающих массой грязных денег, которые нужно отмыть.

Как мне говорили, и я совершенно уверен, что сказали не все, некто считает, будто в стране есть грязные деньги, смешанные с чистыми, поступающие из-за океана, в основном из независимых фондов. Этот некто прекрасно понимает, что законным образом с этим ничего не поделаешь, потому что данные фонды не являются субъектом права нашей великой страны и не обязаны раскрывать имена своих инвесторов. Как можно ревизовать иностранное государство? Если спросишь о каком-нибудь счете, адвокат пошлет тебя куда подальше.

Маккьютчен сделал паузу, давая Сантьяго осмыслить услышанное.

Сантьяго ощущал головокружение и тошноту. Точки, наркотики, убитые таксисты и треклятые независимые фонды. Шпионы в правительстве и психованные морские пехотинцы в такси. Может, следовало остаться в дорожной полиции? Нет. К черту.

Сантьяго не зря учился в колледже Джона Джея по аспирантской программе.

– «Акт Поссе Комитатус» разделяет армию и полицию.

Маккьютчен, продолжая держать пальцы сплетенными, обратил указательные на Сантьяго.

– Ошибаешься. «Поссе Комитатус» представляет собой продукт Реконструкции. [46]46
  Реконструкция – период с 1865 по 1877 г., когда после Гражданской войны шел процесс перестройки управления южными штатами и их окончательного включения в США.


[Закрыть]После Гражданской войны армейские гарнизоны располагались по всему Югу, где были партизаны, ку-клукс-клан и честные граждане, осуществлявшие свое конституционное право быть негодяями. Армия недопустимо растянулась, но в довершение всего полицейские обязанности, которые ей приходилось выполнять, означали ее втягивание в ненадежную политическую ситуацию, и конгресс счел, что федеральным войскам это ни к чему. Штаты должны были сами обеспечивать себя полицейской охраной.

«Поссе Комитатус» представляет собой статут с восемьсот семьдесят восьмого года. Можешь найти его в восемнадцатом разделе свода законов США. Это не конституционное положение. Данный закон должен не допускать поддержки армией гражданских правоохранительных органов и в значительной мере выполняет свою функцию. Однако армия может вовлекаться и вовлекается, началось это задолго до одиннадцатого сентября и Патриотического акта. И тому были прецеденты. Федеральные войска использовались на территории Соединенных Штатов двести раз за двести лет. В настоящее время морская пехота стоит на границе с Мексикой, армейские усиленные батальоны размещены по всей стране как силы быстрого реагирования. В воздушном пространстве США есть коридоры, предназначенные только для военных самолетов. Береговая охрана проводит в открытом море наркопатрулирование, Национальная гвардия наводит порядок после каждого урагана, оползня и лесного пожара, не говоря уж обо всех массовых беспорядках за исключением наших собственных, поскольку многие ее подразделения до сих пор находятся в Ираке. Понимаешь? Границ больше не существует.

За прошлые годы выносилось немало судебных постановлений, поддерживающих вовлечение армии в деятельность гражданских правоохранительных органов при условии, что это будет «пассивной поддержкой». Как только маятник качнулся вправо, в Вашингтоне, видимо, сочли, что можно внедрить к нам такого специалиста, как Мор. Черт возьми, после того как в шестом году был принят Акт о безопасности, «Поссе Комитатус» стал, по сути дела, недействительным. Кто сейчас может сказать, где находится враг? У нас есть доморощенные террористы, посылающие в конвертах бациллы сибирской язвы и врезающиеся на самолетах во Всемирный торговый центр. Наркотики ли то, терроризм, торговля оружием массового уничтожения – не важно. Битва уже идет не где-то там. Если сюда надвинется опасность или кто-то наверху сочтет, что надвигается, армия может быть использована. И используется. Но не таким образом. Во всяком случае, до настоящего времени.

Маккьютчен завел сплетенные руки за голову, кресло под его тяжестью заскрипело, застонало, взмолилось о милосердии.

– Мы оказались в таком государстве, – продолжал он, – которое вызывает у меня сильное беспокойство. Эта система всегда существовала для четкого разграничения обязанностей: войска действуют за границей, полиция – здесь. Данного различия больше не существует. Войсковые подразделения не только обучают для использования внутри страны, их используют внутри страны. Тайное использование такого специалиста, как Мор, в самом большом полицейском управлении самого большого города с самым большим финансовым центром в стране логичный шаг от того, что было раньше, но это слишком большой шаг. Не знаю, какие законные основания существуют для этой операции и существуют ли они, и не могу сказать, что она мне нравится. Мор говорит, что не будет производить арестов, допрашивать обвиняемых или показываться в суде. Судя по тому, что я видел и что ты мне сказал, он держит слово.

У Сантьяго кружилась голова. В глазах мутилось.

– Почему Мор?

– Он разведчик. Точнее, из КМПСО, команды морских пехотинцев для специальных операций, созданной в шестом году для Афганистана. Наверху понадобился кто-то способный незаметно проникать в нужные места, собирать сведения и атаковать в подходящее время. Профессия Мора – разведка в глубине обороны противника и атака. Он военный и, по-моему, несколько раз выступал в роли шпиона.

У Сантьяго дрожали руки; он сжал кулаки. Свет в кабинете казался слишком ярким.

– А спецназ?

– Внедрить Мора в наш спецназ было просто. Спецназовцы занимались с армейскими инструкторами. К тому же для возвращающихся из Ирака и Афганистана нет работы и многие бывшие солдаты идут в полицию. Служившие в элитных частях, естественно, тянутся к спецназу, это их род деятельности. Для Мора спецназ – превосходная маскировка, если за ним кто-то следит.

На лбу у Сантьяго выступили капли пота.

– Это так?

Маккьютчен нахмурился.

– Не знаю. Не имею понятия, почему за вами ехала машина министерства финансов. Может, вы суетесь в какие-то их дела. Может, эти дела у них секретные. Не знаю. Я спрашиваю, но мне ничего не говорят. От начальства мне сегодня влетело, но об этом они помалкивают. Большинство из них не знает о Море, и я хотел бы, чтобы так оставалось как можно дольше.

Маккьютчен поднял правую ногу и негромко испортил воздух. Запах яблочной жвачки заглушил вонь, но был еще противнее. Сантьяго ухватился за край стола.

– Почему знаете вы?

Маккьютчен обратил взгляд к единственной фотографии в кабинете с морским пехотинцем в полной парадной форме. Это был Майкл, единственный сын Маккьютчена от первого брака, распавшегося еще до рождения Сантьяго. Он погиб вместе с десятками товарищей под бомбежкой в Бейруте в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

– У меня добрые отношения с корпусом морской пехоты, – негромко сказал Маккьютчен. – Они помогали мне в течение многих лет, и я помогаю им время от времени.