Текст книги "Корабль Иштар. Семь ступеней к Сатане"

Автор книги: Абрахам Меррит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Хорошо, мистер Джон, – сказал он, – вас никто не потревожит.

Чтобы попасть в комнату, где находился корабль, Кентон должен был пройти через другую, хранившую редчайшие находки, привезенные им из разных уголков Земли. Внезапно взгляд его привлекло голубоватое сияние, и он остановился как вкопанный. Это светилась рукоятка меча, хранившегося в одном из шкафов. Любопытное оружие, он купил его у кочевника в Аравийской пустыне. Меч висел на древнем плаще, в который хитрый араб завернул его, прежде чем скрыться в своей палатке. Сколько же столетий оставили свой след на побледневшей лазури этого плаща, на фоне которой, подобно знакам каббалы, свивались и развивались серебряные змейки?

Кентон взял в руки меч. Рукоятку тоже оплетали серебряные змейки – близнецы изображенных на плаще. С одной стороны к рукоятке примыкала бронзовая перемычка цилиндрической формы, длиной восемь дюймов и диаметром три. Книзу она расширялась, расплющивалась и переходила в острый клинок, похожий на лист какого-то дерева. Клинок достигал двух футов в длину и шести дюймов в ширину. В рукоятке меча мутным голубоватым светом мерцал большой камень.

Миг – и это уже не просто мерцание: камень стал прозрачным и засиял, как огромный сапфир!

Подчиняясь какой-то смутной мысли, подсказывавшей ему, что эта новая загадка связана с кораблем, Кентон набросил плащ на плечи. Держа в руках меч, он вошел в свою комнату, закрыл за собой дверь, пройдя к кораблю, сдернул с него покрывало.

Кровь застучала у него в висках, и Кентон отпрянул.

Теперь на корабле было всего две фигурки – барабанщик, закрыв голову руками, сидел, скорчившись, на черной палубе, и девушка на другой половине наклонилась над ограждением, всматриваясь куда-то вниз.

Кентон быстро выключил свет и стал ждать.

Тянулись минуты. Мерцающие огни улицы проникали сквозь шторы, освещая корабль неверным светом. Слышался равномерный шум транспорта, его монотонность нарушалась звуками гудков, похожими на приглушенные взрывы, – знакомый голос Нью-Йорка.

Но что это за ореол вокруг корабля? И что стало с уличным шумом?

Тишина вливалась в комнату, как вода наполняет сосуд.

Вдруг раздался какой-то звук, мягкий, томный, похожий на слабый шелест волн. Он навевал дремоту, усыплял, глаза у Кентона закрывались. С усилием он приподнял веки.

Серебристая туманная сфера медленно и плавно надвигалась на него. В этой дымке парил корабль, весла его не шевелились, парус был слегка спущен. Вокруг его изогнутого носа завивались ажурные барашки бледно-синих волн.

Вот уже половина комнаты заполнилась этими барашками, но Кентон стоял выше, палуба находилась у него под ногами.

Корабль приближался. Кентон не мог понять, почему он не слышит ни завывания ветра, ни рева бури, ничего, кроме слабого шепота волн.

Он отступил и натолкнулся спиной на стену. Перед ним парил таинственный мир, центром которого был корабль.

Кентон рванулся вперед.

И вновь завыли, засвистели ветры. Кентон слышал звуки, но они словно не имели отношения к происходящему. Внезапно все стихло.

Под ногами Кентон почувствовал твердую поверхность.

Он стоял на палубе цвета слоновой кости лицом к розовой каюте, а среди цветущих деревьев ворковали голуби с малиновыми клювами и пунцовыми лапками. У двери каюты стояла девушка, и в ее нежно-карих глазах Кентон прочел то же удивление, испуганное недоверие, что и во взгляде Шаран, когда она впервые увидела его лежащим у изумрудной мачты.

– Ты – сам Повелитель Набу, раз ты возник прямо из воздуха, и на тебе его плащ мудрости, вытканный свивающимися змеями, – прошептала она. – Нет, не может быть – Набу уже стар, а ты молод. Ты – его посланник?

Она упала на колени, потом, скрестив руки, прижала их ко лбу ладонями наружу, вскочила и бросилась к двери каюты.

– Кадишту! – Она ударила в дверь кулаком. – Это посланник Набу!

Дверь распахнулась. На пороге стояла женщина по имени Шаран. Она окинула Кентона взглядом, затем посмотрела в сторону черной палубы. Кентон повернул голову и увидел барабанщика – тот, казалось, спал.

– Стой на страже, Саталу! – прошептала Шаран девушке.

Схватив Кентона за руку, она потянула его в каюту. Две девушки в изумлении уставились на него. Шаран подтолкнула их к выходу.

– Уйдите, – прошептала она, – уходите и стойте на страже вместе с Саталу.

Девушки выскользнули из каюты. Шаран подбежала к внутренней двери и задвинула засов, потом повернулась и медленно подошла к Кентону. Она протянула руки и тонкими пальцами коснулась его глаз, губ, груди – как будто хотела удостовериться, что он на самом деле стоит перед ней.

Она взяла руки Кентона в свои и, наклонившись, коснулась лбом его запястий, окутав их золотом волос. При этом прикосновении желание, острое и обжигающее, пронзило Кентона. Прекрасные волосы походили на шелковистые силки, в которых жаждало задохнуться его сердце.

Кентон собрался с силами и отнял руки, защищая себя от чар Шаран.

Она подняла голову и взглянула на него.

– Что хочет сказать мне Повелитель Набу? – Опасная сладость и легкий вызов, прозвучавшие в ее голосе, задели Кентона. – Что ты принес мне, посланник? Говори – я готова слушать, ибо в мудрости своей разве не послал Мудрейший Повелитель ко мне того, кого буду слушать с радостью?

Вокруг словно затрепетал невидимый шаловливый веер, кокетливая искорка мелькнула во влажных глазах Шаран, на мгновение обращенных к Кентону.

Трепеща от ее близости, Кентон пытался собраться с мыслями, отыскивал нужные слова. Оттягивая время, он осматривал каюту. У дальней стены стоял алтарь, усыпанный сверкающими драгоценностями – жемчугом, бледным лунным камнем, молочноматовым хрусталем. Серебристые языки пламени бились в семи хрустальных чашах, покоившихся перед алтарем. За ними находилась ниша, но яркий свет не давал рассмотреть, чем она заполнена. Кентон ощутил чье-то незримое присутствие – отгороженная пламенем ниша скрывала в себе нечто таинственное.

К противоположной стене примыкало низкое широкое ложе слоновой кости, инкрустированное матовым хрусталем и украшенное золотыми арабесками. На стенах висели разноцветные шелковые одеяла, вытканные цветами. Груды подушек и мягкие шелковые коврики покрывали пол каюты. Через широкие низкие окна сзади и слева от Кентона лился серебристый свет.

На подоконник села птица, белая как снег, с алыми лапками и клювом. Она пристально посмотрела на Кентона, почистила перышки, проворковала что-то и улетела.

Кентон почувствовал легкое прикосновение; лицо Шаран находилось совсем близко, в ее глазах таилось сомнение.

– Ты в самом деле посланник Набу? – спросила она и замолчала, ожидая ответа. А он так и не нашел, что ей сказать. – Да, должно быть, так, – она запнулась, – иначе как бы ты попал на корабль Иштар?.. Это плащ Набу, и ты держишь его меч_ множество раз видела я эти вещи в храме Урука... а я устала от всего этого, – продолжала она шепотом. – Как бы мне хотелось увидеть Вавилон! Ах, как бы мне хотелось!

Наконец Кентон нашел нужные слова.

– Шаран, – начал он смело, – я в самом деле послан к тебе. Это правда, а наш Повелитель Набу – Повелитель Правды, и значит – это он послал меня. Но прежде чем я буду говорить, скажи мне, что это за корабль?

– Что это за корабль?! – Она отпрянула, охваченная смятением. – Но если тебя послал Набу, ты должен знать это!

– Я не знаю, – ответил он, – я не знаю даже, какое послание принес тебе, ты сама должна разгадать его. Но вот я здесь, на этом корабле, рядом с тобой. И я слышу приказ – может быть, это сам Набу говорит со мной – я должен молчать, пока ты не расскажешь мне, что это за корабль.

Некоторое время Шаран молчала, пристально всматриваясь в его глаза, пытаясь его понять.

– Пути богов нам неведомы, – вздохнула она, – нам не постичь их. И все же – я повинуюсь.

 ЧАСТЬ 2

4. Грех Зарпанит

Шаран села и указала Кентону на место рядом с собой. Она положила руку ему на грудь, и сердце Кентона встрепенулось; почувствовав это, Шаран немного отодвинулась и, улыбаясь, взглянула на него из-под опущенных ресниц. Она поджала стройные ноги и сидела, задумавшись, стиснув коленями бледные кисти рук. Наконец Шаран заговорила. Голос ее звучал низко, немного монотонно.

– Так слушай же историю прегрешения Зарпа-нит против Иштар – могущественной богини, матери богов и людей, повелительницы Земли и Неба и той, которая любила ее!

Зарпанит была верховной жрицей в храме богини в Уруке. Ее называли Кадишту – Священная. А я, Шаран из Вавилона, была ее жрицей, и она любила меня так же, как ее любила Иштар. С помощью Зарпанит богиня советовала и предостерегала, награждала и наказывала властителей и простых смертных. Тело Зарпанит служило храмом богине, куда она входила, чтобы говорить устами женщины, светиться в ее глазах.

Этот храм назывался Домом Семи Богов. В нем почитались разные боги – Син, Бог всех богов, живущий на Луне, его сын Шамаш, чей дом – это Солнце, бог мудрости Набу, Ниниб – бог войны, темный Нергал, не имеющий рогов, Повелитель мертвых, и Бел-Меродах, Величайший Повелитель. И все же это был храм Иштар – Иштар, почитавшей в своем священном доме всех других богов.

Однажды с севера, из Куто, где находился храм Темного Нергала, такой же, как храм Иштар в Уруке, в Дом Семи Богов пришел жрец. Его звали Алузар, и он стал верховным жрецом Нергала в этом храме. Так же, как Иштар принимала облик Зарпа-нит, Нергал воплощался в Алузаре и говорил через его уста. С Алузаром пришли и другие жрецы, среди которых был и этот выродок Кланет. Он был так же близок Алузару, как я – Зарпанит.

Шаран подняла голову и взглянула на Кентона из-под приопущенных ресниц.

– Теперь я узнаю тебя! – воскликнула она. – Ты лежал тогда на палубе и смотрел, как я билась с Кланетом! Да, теперь я узнаю – хотя тогда у тебя не было ни этого плаща, ни меча, и ты исчез, едва я на тебя взглянула!

Кентон улыбнулся.

– В лице твоем был страх, – сказала она, – страх в твоих глазах; а потом ты исчез!

Она приподнялась; Кентон увидел, что ее подозрительность укрепляется. Услышав в ее голосе нотки презрения, он едва не рассвирепел. Схватив Шаран за руку, он вновь усадил ее рядом.

– Да, то был я, – сказал он, – но не моя вина в том, что я ушел тогда, – ведь я вернулся, как только смог. А глаза обманули тебя. Не смей и думать о том, что ты видела в них страх! Посмотри! – яростно настаивал он.

Шаран пристально посмотрела на него, вздохнула и опустила голову, вздохнула опять и медленно наклонилась к Кентону. Он сжал ее в объятьях.

– Довольно, – Шаран оттолкнула его, – у тебя нет на уме зла. Я отрекаюсь от своих слов – в твоих глазах не было страха. И это не было бегством. Говори – и я пойму тебя. Да будет так!

– Между Иштар и Нергалом, – продолжала она прерванный рассказ, – были и остаются ненависть и вражда. Ибо Иштар дарует жизнь, а Нергал ее отнимает, она служит добру, а он – злу. И кто может соединить Небо и Ад, жизнь и смерть, доброе и злое?

А она, Зарпанит, Кадишту, Священная, любимая жрица Иштар – она соединила. Ибо она не спускала глаз с того, от кого должна была отвернуться, она любила то, что должна была ненавидеть.

Да – жрица Повелительницы жизни полюбила Алузара – жреца Бога смерти! Любовь ее разгоралась ярким пламенем, свет которого озарял его – его и никого больше. Будь Зарпанит богиней, она пошла бы за Алузаром в Жилище Потерянных, как сама Иштар отправилась туда за своим возлюбленным Таммузом, чтобы спасти его или остаться там вместе с ним.

Да, она готова была остаться с ним в холодной темноте подземелий, где блуждают тени умерших и слышатся их слабые голоса. В мрачных владениях Нергала, в пустоте его обиталища, в его черном жилище, где самая темная тень земли показалась бы солнечным светом, Зарпанит была бы счастлива, зная, что Алузар с ней.

Так велика была ее любовь!

И я помогала ей, потому что любила ее, – прошептала Шаран, – но Кланет вынашивал против Алузара коварные планы, он ждал удобного случая, чтобы выдать его и занять его место. Алузар же доверял ему. И вот наступила та ночь...

Шаран замолчала, словно бы заново переживая ужас случившегося.

– Наступила ночь, когда Алузар и Зарпанит соединились... они встретились в ее покоях. Их руки сплелись, губы слились...

И в эту ночь Иштар спустилась с небес и воплотилась в Зарпанит!

Едва это произошло, Нергал поднялся из своего темного царства и воплотился в Алузаре..

И вот в объятьях друг друга, глядя друг другу в глаза, сгорая в огне смертной любви, лежали Иштар и Нергал, небо и ад, дух жизни и дух смерти!

Дрожь пробежала по телу Шаран, она зарыдала, и прошло немало времени, прежде чем она заговорила снова.

– Наконец объятья их были разорваны, нас закружили страшные ураганы, ослепили молнии. Когда вернулось сознание, мы увидели перед собой всех жрецов и жриц Семи Богов. Все уже было известно!

Даже если бы Иштар и Нергал не встретились в ту ночь, все равно грех Зарпанит и Алузара был бы раскрыт. Кланет, который должен был стоять на страже, выдал их, навлеча на них всеобщий гнев!

– Будь проклят Кланет! – Шаран вскинула руки. Кентон на себе ощущал пульсацию ее ненависти, подобную ударам огненных струй. – Да будет он пресмыкаться в холодной тьме обители Нергала и никогда не сможет умереть! О, богиня Иштар! Гневная Иштар! Отдай его прежде мне, чтобы я сама видела, как он уходит туда!

5. Как рассудили боги

– Некоторое время, – продолжала Шаран, – мы лежали в кромешной тьме, Зарпанит и я, об Алузаре мы ничего не знали. Велик был грех этих двоих, но была в нем и моя доля. Долго не находили нам кары. Я утешала Зарпанит, как могла, я любила ее и не думала о себе – ведь сердце ее разрывалось, она не знала, что стало с ее любимым.

И вот наступила еще одна ночь, когда жрецы пришли к нам. В полном молчании они отвели нас к Ду-аззага, Сверкающему Залу, где совещались боги. Другие жрецы привели Алузара. Перепуганные, они открыли дверь и втолкнули нас троих внутрь.

Душа моя сжалась и задрожала, и я почувствовала, как рядом вздрогнула Зарпанит: Ду-аззага был весь залит светом, и не изображения богов, а сами боги сидели перед нами! Они смотрели на нас, подернутые мерцающим облаком. Там, где находился Нергал, сгущалась огненная тьма.

В лазурной дымке, окружавшей святилище Набу, зазвучал голос бога мудрости.

– Твой грех, женщина, так велик, – вымолвил он, – и твой, жрец, тоже, что он потревожил богов! Что можете вы сказать в свое оправдание, прежде чем мы объявим о нашем решении?

Голос Набу был холоден и бесстрастен, как свет дальних звезд, но в нем угадывалось понимание.

Внезапно я почувствовала еще большую любовь к Зарпанит, и это придало мне силы; а она стояла рядом со мной, напряженная, дерзкая, защищенная, как щитом, своей любовью. Она ничего не ответила – только протянула к Алузару руки. Его любовь была столь же бесстрашна, он обнял Зарпанит.

Губы их встретились – и карающие боги были забыты!

И вновь заговорил Набу:

– Эти двое сгорают в пламени, погасить которое способна только Иштар, а может быть, и она здесь бессильна.

Услышав это, Зарпанит освободилась от объятий любимого, приблизилась к ореолу, скрывавшему Иштар, и обратилась к ней:

– Скажи, о Богиня, разве не ты порождаешь этот огонь, который мы зовем любовью? Разве не ты создала его, разве не ты зажгла этот факел над бездной Хаоса? И разве ты не знала, сколь велико могущество творения рук твоих? О Священная Иштар, эта любовь пришла ко мне незваной, она явилась и овладела мной, мной, которой ты владела и сейчас владеешь, хотя ты и оставила меня. И моя ли в том вина, что сила этой любви разбила двери моего храма, что эта любовь ослепила меня, что я видела лишь его – его, на которого пролился этот волшебный свет? Ты создала любовь, о Иштар, и если не хотела ты делать ее всепобеждающей, зачем дала ты ей такую силу? А если любовь стала сильнее тебя, тебя, которая создала ее, разве мы – мужчина и женщина – повинны в том, что не смогли совладать с ней? Даже если любовь и не стала сильнее тебя, все равно человек слабее. Так покарай ее, свое дитя, о Иштар, а не нас!

Молчание богов нарушил Повелитель Набу:

– В ее словах истина. О Иштар, это пламя ты знаешь лучше любого из нас. И тебе отвечать земной женщине.

Из-за дымки, скрывавшей богиню, раздался голос, разгневанный, но и в гневе мелодичный.

– Есть правда в твоих словах, Зарпанит, что была мне когда-то дочерью. Есть правда, и поэтому я сдержу свой гнев. Ты спрашиваешь, кто сильнее – любовь или я, ее творец. Мы узнаем это! Ты и твой возлюбленный будете жить вместе. Вы будете всегда рядом, вы сможете видеть друг друга, ваши взгляды будут встречаться, но никогда – руки и губы. Вы сможете говорить друг с другом, но никогда – о том пламени, что зовут любовью! Ибо если оно разгорится и соединит вас, то я, Иштар, сама буду биться с ним. И это будет не та Иштар, которую ты знала. Нет, то будет моя сестра, которую люди называют Гневной, Богиней-Разрушительницей, она примет твой облик, Зарпанит! И так будет до тех пор, пока твое пламя не победит ее или не погаснет.

Голос Иштар затих. Боги молчали. Вдруг из огненной завесы, окружавшей Нергала, раздался громовой голос Повелителя Смерти.

– Вот как ты рассудила, Иштар! А теперь послушай, что скажу тебе я, Нергал, – я не отступлюсь от этого человека! И я не разгневан, нет – ведь это его глазами я видел так близко твои, о Мать Жизни, – тьма содрогнулась от хохота, – я останусь с ним и я встречу тебя, Иштар-Разрушительница! Мое искусство сравнится с твоим, моя сила – с твоей, и так будет, пока я не погашу это пламя, я, а не ты. Ибо в моих владениях нет такого огня, а когда эти двое придут ко мне, огонь этот может испугать мое темное царство!

И опять черное облако затряслось от смеха, а ореол богини задрожал от ее гнева.

Втроем мы были в отчаянии – как бы тяжело нам ни пришлось, намного мучительней было слышать, как насмехается Темный над Матерью Небес.

Раздался тихий голос Иштар:

– Да будет так, о Нергал!

Остальные боги молчали. Я подумала, что в глубине скрывавшей их дымки они смотрят друг на друга в нерешительности. Наконец раздался бесстрастный голос Набу:

– Что станет с той, другой женщиной?

В голосе Иштар звучало нетерпение:

– Пусть судьба ее будет неразделима с Зарпанит. Пусть у Зарпанит будет свита.

Опять заговорил Набу:

– А жрец Кланет – мы отпускаем его?

– Что? Неужели мой Алузар останется без свиты? – захохотал Нергал. – Нет, пусть все будут рядом с Кланетом и служат ему!

И снова я подумала, что боги пребывают в замешательстве. Потом Набу спросил:

– Ты согласна, Иштар?

– Да будет так! – ответила Иштар.

Зал Ду-аззага потонул в дымке, я осталась одна среди пустоты.

Проснулись мы уже на этом корабле, посреди незнакомого моря, в этом неизвестном мире; все, что решили боги в Ду-аззага, начало сбываться. Со мной и Зарпанит оказались еще несколько девушек из храма. Алузара сопровождал Кланет со своими темными помощниками. Нам дали гребцов – сильных рабов из храма, по двое на каждое весло. Боги создали прекрасный корабль, и мы ни в чем не нуждались.

Гневная искорка промелькнула в глазах Шаран.

– Да, – сказала она, – добрые боги сделали все, чтобы нам было хорошо, и потом опустили корабль на море посреди этого незнакомого мира, чтобы он стал полем битвы Любви и Ненависти, ареной борьбы Гневной Иштар и Темного Нергала, камерой пыток для жрицы и жреца.

Вот в этой каюте проснулась Зарпанит – с именем Алузара на устах. Она выбежала на палубу, а из черной каюты уже выходил Алузар, шепча ее имя. Я видела, как она приблизилась к границе между черным и белым, и вдруг! – как будто невидимые руки отбросили ее назад. Ибо там есть преграда, посланник, преграда, выстроенная богами, преодолеть которую не может никто из нас; но тогда мы еще об этом не знали. То же самое произошло и с Алузаром.

Потом, когда они поднялись и протянули друг к другу руки, Зарпанит овладела Разрушительница, Разгневанная Сестра Иштар, а сгустившаяся вокруг Алузара тьма поглотила его. Когда тьма стала рассеиваться, то вместо Алузара мы увидели лик Нергала, Повелителя мертвых!

Все произошло именно так, как объявили боги. Приняв облик людей, так любивших друг друга, бились бессмертные, их ненависть была подобна острым мечам; прикованные к веслам рабы тряслись от страха, или начинали неистовствовать, или, созерцая все эти ужасы, падали замертво. Девушки броеались на палубу или с криками убегали в каюту. Только я не кричала и не спешила укрыться, ибо, увидев богов в Ду-аззага, я никогда больше не чувствую страха.

Так мы и плыли неизвестное время, ибо времени не существует здесь, и нет привычных дня и ночи. Но Зарпанит и Алузар вечно рвались друг к другу, и вечно Гневная Иштар и Темный Нергал препятствовали им. Неисчислимы хитрости Повелителя Теней, и много у него оружия. Но разве не полон всегда и колчан Иштар, разве не многочисленны ее искусства? И я не знаю, посланник, сколько времени страдали Зарпанит и Алузар. Влекомые любовью, они хотели преодолеть преграду, их разделявшую. Пламя их любви пылало ярко – ни Иштар, ни Нергал не могли погасить его. Любовь их только крепла. И вот настал решающий день.

Был разгар битвы. Иштар, воплотившаяся в Зарпанит, стояла на палубе недалеко от того места, где сидели гребцы; Нергал, приняв облик Алузара, посылал навстречу молниям богини свои дьявольские силы.

Притаившись у двери каюты, я наблюдала за ними и вдруг увидела, что сияние, окружавшее Иштар, задрожало и померкло. Лицо богини дрогнуло и побледнело, и вот уже черты Зарпанит проступали сквозь него.

Тьма, окутывавшая Повелителя мертвых, вдруг осветилась, как будто сильное пламя забилось внутри нее!

Иштар шагнула к черной палубе, потом еще раз и еще. И тут я поняла, что она идет не по своей воле. Нет! Она шла медленно, неуверенно, как будто что-то подталкивало ее вперед. Точно так же навстречу ей шел Нергал.

Они подходили друг к другу все ближе и ближе. Сияние вокруг Иштар тускнело, потом разгоралось вновь, а во тьме, скрывавшей Нергала, вспыхивали и гасли опять лучи света. Медленно, но неотвратимо они приближались друг к удругу. Я видела лицо Алузара, оно все сильней проступало сквозь маску, его скрывавшую.

Медленно, очень медленно стройные ноги Зарпанит вели Иштар к границе, так же медленно навстречу ей шел Алузар. И вот они встретились!

Встретились их руки, губы, они сжимали друг друга в объятьях – еще до того, как побежденные боги оставили их.

Они не разняли рук. И упали – мертвые. Умершие в объятьях друг друга.

Никто из богов не одержал победу. Нет! Победила любовь – любовь мужчины и женщины. Теперь эта любовь стала свободна.

Тела Зарпанит и Алузара лежали здесь, на светлой палубе. Не разнимая их рук, мы опустили их в волны.

Я решила убить Кланета. Но я забыла, что битва Иштар и Нергала не окончена. И вот – богиня вселилась в меня, а Нергал принял облик Кланета! Опять, как и раньше, они продолжали борьбу, опять, как и раньше, невидимая преграда крепкой стеной стояла между черной и белой палубами.

И все же я была счастлива, ибо знала, что боги забыли о Зарпанит и Алузаре. Я поняла, что эти двое, нашедшие свободу в смерти, больше не являлись причиной их битв, что их смерть ничего не значила для Нергала и Гневной Иштар – ведь борьбу за корабль они могли продолжать.

Вот так мы плывем – и сражаемся, плывем – и сражаемся... Сколько уже времени, я не знаю. Должно быть, много-много лет прошло с тех пор, как мы предстали перед богами, и все же смотри – я так же молода и прекрасна! Так говорит мне зеркало, – вздохнула она.

6. «Разве я не женщина?»

Кентон молчал. Да, она была молода и прекрасна, а Урук и Вавилон стали пустыней за эти тысячи лет!

– Скажи, – голос Шаран прервал его размышления, – скажи мне, храм в Уруке все так же почитаем людьми? И гордится ли еще своим могуществом Вавилон?

Кентон не ответил. Он думал о том, что попал в какое-то странное место, где реальность сплетается с порождениями взбунтовавшегося разума.

А Шаран, прочтя в его взгляде тревогу, смотрела на Кентона с возрастающим сомнением. Вдруг она вскочила, и гнев задрожал в ее прекрасных глазах.

– Ты пришел, чтобы сказать мне что-то? – воскликнула она. – Говори – и быстрее!

Кем бы ни была Шаран – жертвой колдовских чар или игрой его воображения, – сказать он мог только одно – правду.

Кентон так и сделал. Он рассказал ей все, начиная с того, как в доме его оказался камень, он ничего не приукрасил даже в мелочах, чтобы ей все стало ясно. Она слушала, не сводя с него глаз, впитывая каждое его слово; удивление на ее лице сменилось недоверием, а потом ужасом и отчаянием.

– И даже точно неизвестно, где находился древний Урук, – закончил он. – Там, где был Дом Семи Богов, теперь пески, а Вавилон, могущественный Вавилон, сравнялся с землей много тысяч лет назад.

Шаран вскочила на ноги и набросилась на него, глаза ее сверкали, золотистые волосы разметались.

– Лжец! – закричала она. – Лжец! Теперь я поняла, кто ты: тебя послал Нергал!

В ее руке блеснул кинжал; заломив запястье, Кентон повалил девушку вниз.

Она перестала сопротивляться и, ослабевшая, лежала у него на руках.

– Урук – пыль! – простонала она. – Храм Иштар – пыль! Вавилон – пустыня! Ты сказал, что Саргон Аккадский мертв вот уже четыре тысячи лет. Четыре тысячи лет! – Она вздрогнула и вырвалась от него. – Но если это правда, то кто тогда я? – прошептала она побелевшими губами. – Кто я? Мне уже больше четырех тысяч лет, и я живу! Тогда кто я?

Шаран была в панике, глаза ее затуманились, пальцы судорожно вцепились в подушку. Кентон наклонился к ней, и она обвила его шею руками.

– Я – живая? – воскликнула она. – Я – человек? Я – женщина?

С мольбой она прижалась к нему нежными губами, благоухание ее волос поглотило его. Он чувствовал ее гибкое тело, призывное в своем отчаянии; он ощущал испуганное биение ее сердца. Между поцелуями она продолжала шептать:

– Разве я не женщина? Я не живая? Скажи мне, я не живая?

С каждым поцелуем желание все сильней охватывало Кентона, Шаран сдерживала этот огонь, и он ясно понял, что не любовь и не страсть двигали ею.

Страх был причиной ее ласк. Она испугалась, ужаснулась, заглянув в бездну глубиной в четыре тысячи лет, разделявшую их жизни. Прижимаясь к нему, она искала уверенности. Она прибегла к последнему средству – изначальному признанию в себе женщины, к уверенности в непреодолимых чарах своей женственности.

Нет, обжигая его губы поцелуями, она убеждала не его – себя.

Кентону было все равно. Он держал ее в объятьях и целовал.

Вдруг она вырвалась из его рук и вскочила на ноги.

– Так значит, я – женщина? – торжествующе воскликнула она. – Я – женщина, я – живая?

– Женщина, – прохрипел Кентон, протягивая к ней руки. – Живая! О Боже! Конечно!

Закрыв глаза, она глубоко вздохнула.

– Это правда, – произнесла она, – это – единственная правда из всего того, что ты сказал. Нет – молчи! – остановила она его. – Если я живая, значит все, что ты сказал мне, – ложь, потому что меня бы уже не было, если бы Вавилон обратился в пыль и прошло четыре тысячи лет с тех пор, как я впервые ступила на этот корабль. Лживый пес! – воскликнула она, и Кентон почувствовал на губах удар ее унизанной кольцами руки.

Кольца поранили его, но больше, чем сам удар, его поразила внезапность перемены, которая произошла в женщине. Шаран распахнула внутреннюю дверь каюты.

– Луарда! Атнал! Все сюда! – властно приказала она. – Связать этого пса! Свяжите, но не убивайте его.

В каюту вбежали семь девушек, вооруженных легкими копьями, короткие юбки прикрывали их бедра, а до талии они были обнажены. Девушки набросились на Кентона. Шаран тем временем подбежала к нему и вырвала у него из рук меч Набу.

Совсем рядом Кентон чувствовал нежное благоухание молодых женских тел, но они были безжалостны и неподатливы, как стань. На голову ему набросили голубой плащ, концы завязали вокруг шеи. Но Кентон наконец стряхнул с себя оцепенение, и бешеная ярость проснулась в нем. Сорвав с головы плащ, он бросился к Шаран. Опередив его, Шаран заслонили стройные тела девушек. Девушки пустили в ход копья. Как матадор отгоняет нападающего быка, они теснили Кентона все дальше и дальше. Одежда на нем была разорвана, местами выступила кровь.

До него донесся смех Шаран.

– Лжец! – дразнила она его. – Лжец, трус и глупец! Это Нергал послал тебя, чтобы твоя лжив ад история лишила меня мужества! Убирайся прочь, обратно к Нергалу!

Девушки побросали копья и рванулись к нему. Они были уже совсем близко, Кентон увидел множество рук, которые пытались повалить его. Позабыв, что перед ним женщины, Кентон сопротивлялся изо всех сил. Стараясь не упасть, он неистовствовал, как какой-нибудь древний воин из легенды. Но задев ногой за дверную перемычку, он упал, увлекая за собой нападавших. Падая, они навалились на дверь, та распахнулась, и все они очутились на палубе.

Вдруг Кентон услышал резкий крик Шаран. Вероятно, это был какой-то важный сигнал, потому что руки, крепко державшие Кентона, разжались и выпустили его.

Взбешенный, он вскочил на ноги и увидел, что стоит на самой границе, разделяющей черную и светлую палубы. Вот почему Шаран отозвала от него своих фурий – они приблизились к этому опасному месту.

Опять раздался ее смех, похожий на удар хлыста. Она стояла среди цветущих деревьев, а вокруг порхали голуби. Усмехаясь, она подняла над головой меч Набу.

– Эй, грязный лжец! – издевалась Шаран. – Эй, пес, ты не смог справиться с женщинами! На, возьми свой меч!

– Я иду, черт возьми! – закричал Кентон, пытаясь двинуться вперед.

Корабль качнуло. Теряя равновесие и пытаясь удержаться на ногах, Кентон шагнул назад и оказался на самой границе, разделяющей две палубы.

Вот он уже на другой стороне – и невредим!

Нечто более глубокое, чем обычное сознание, восприняло случившееся как событие первостепенной важности. Какова бы ни была сила преграды, для Кентона ее не существовало. Он уже занес ногу, чтобы вернуться назад, но тут раздался голос Кланета:

– Остановите его!

В ту же секунду длинные жилистые руки схватили Кентона за плечи и развернули спиной к светлой палубе. Перед ним стоял барабанщик. Он подхватил Кентона, вцепившись в него ногтями, и потащил, как щенка, за собой.

Кентон едва удержался на ногах. Вокруг него сжималось кольцо одетых в черное мужчин, их бесстрастные лица покрывала мертвенная бледность. Позади них Кентон увидел рыжебородого воина с глазами цвета бледного агата, с ног до головы закованного в броню; рядом с ним стоял черный жрец.

Но Кентон не почувствовал страха. Он рванулся сквозь черные мантии, но они навалились на него, и он упал.

Корабль опять качнулся, на этот раз сильнее. Сбитого с ног Кентона отбросило в сторону. Волна захлестнула его, а откатываясь, смыла вцепившиеся в него руки. Другая волна подхватила его и выбросила за борт. Выбравшись наконец на поверхность, Кентон поискал взглядом корабль.