Текст книги "Лабиринты ревности"

Автор книги: Абигайль Кейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 22
Пещерный распорядок

Здесь не было ни дня, ни ночи, ни утра, ни вечера.

Но Малыш решил устроить собственный распорядок: пещерные сутки делились не на двадцать четыре привычных часа, а на три неравнозначных периода – максимально возможный сон, для восстановления сил и бодрости духа, короткое, но полноценное питание – банка за раз, чтобы не дать продукту испортиться и чтобы хватало калорий на активную фазу. Да, Малыш не собирался отсиживаться в ожидании неизвестно какого чуда. Он решил самым тщательным образом исследовать лабиринтные закоулки.

Может, индейцы сделали запасы на случай военных действий.

Может, какой-нибудь погибший спелеолог замумифицировался, оставив в карманах фонарик с запасными батарейками.

Ну не могла все учесть ревнивая жена.

Итак, условные сутки Малыш разбил на три фазы, но прежде чем приступить к исследованию лабиринта, надо было выжать максимальное из диктофона.

Отоспавшись, Малыш не торопился пуститься в тяжелый, но неизбежный поход с весьма сомнительными шансами.

Может, что-то еще существенное упущено в записи сбрендившей женушки.

Может, общение с диктофоном как-то даст малюсенькую зацепку, невольную подсказку или хотя бы намек, поддающийся расшифровке.

Малыш снова и снова включал гаджет, и не ради короткой вспышки дисплея.

Теперь он отыскивал его во мраке одним движением руки. Координация тела начала приучаться к полной темноте, и плечи теперь не задевали стен, и коленки лишний раз не натыкались на выступы.

Малыш включал диктофон, чтобы убедиться еще раз, что он не пропустил чего-либо важного. Малыш пытался отыскать в гневных словах хоть какой-то намек на возможное спасение, хоть какой-то скрытый ключик, хоть какой-то малюсенький шанс выпутаться из этого безвыходного положения.

Может, Аида зашифровала это в своих обвинительных речах и только ждет, когда он наконец поймет намек, отыщет спрятанный источник света и самостоятельно выберется наружу.

Тогда неизбежность трагедии обернется легкостью фарса. Приговор, не подлежащий обжалованию, превратится во внутрисемейный розыгрыш. Невозможность какой-либо амнистии обернется пусть затянувшейся, пусть глупой и нелепой, но шуткой. А примерное, суровое, безжалостное наказание ознаменуется очистительным хэппи-эндом.

Малыш сам выберется наверх и попадет в объятия супруги.

Они помирятся и простят друг друга.

И все вернется в прежнее русло.

И «Бездонная глотка» будет лишь маленьким и никчемным эпизодом, напоминающим, что в этой жизни приходится платить даже за самый незначительный проступок.

Диктофон послушно возвращался к началу и прокручивал инвективы, порожденные эмоциональным срывом.

Но в словах бывшей супруги, патологической дуры, отдавшейся во власть неконтролируемой ревности, не находилось ни второго, ни третьего, ни четвертого смысла.

– Виноват.

– Измена.

– Предательство.

– Никогда не выбраться.

– Мучительная смерть.

И эмоции, насыщенные какой-то ненормальной ненавистью.

Как будто это Малыш в этой самой пещере лишал Аиду девственности.

Как будто он испортил основной парашют и запасной тоже, что повлекло за собой гибель ее бесперспективной любви.

Как будто Малыш предложил ей руку и сердце без каких-либо оснований.

Как будто Малыш все эти семь лет прикидывался счастливым и беззаботным.

Как будто Малыш регулярно бросал супругу, таскаясь по пещерам и милуясь с вампирами.

Малыш дал слабеющему диктофону передохнуть, а сам принялся готовиться ко сну.

Вынимая из спальника банки с бутылками и составляя их в самый дальний надежный угол зала, пересчитывал количество и переводил его в отпущенные дни.

Забравшись в спальник, Малыш все-таки не выдержал жажды, порожденной мексиканской свининой с бобами.

Открыл бутылку, но позволил себе только два глотка.

Приготовившись ко сну, Малыш снова включил диктофон.

Смех бывшей жены теперь не раздражал и не огорчал, а даже, наоборот, успокаивал.

Чем больше смеялась Аида, тем сильнее хотелось Малышу доказать этой ревнивой дуре, что он способен спастись.

И «Бездонная глотка» ему нипочем.

Малыш снова и снова включал запись.

Но вот ресурс диктофона иссяк.

Малыш, подперев щеку ладонью, включил диктофон и, так как батарейки начали садиться, поднес его к самому уху.

Но случилось то, что и должно было случиться.

В последний раз диктофон издал нечленораздельный звук, исказив голос коварной супруги.

Издал – и умолк навсегда.

Батарейки наконец-то сдохли.

Безжалостная судия так и не подсказала пути к спасению.

Малыш, прежде чем попытаться заснуть, позволил себе еще пару глотков минеральной воды.

– Прощай, Аида, – сказал Малыш. – Прощай.

Глава 23
Пробный этап

Малыш отоспался как следует.

Без привычной черной повязки на глазах от слишком раннего рассвета.

Без мягких берушей, отделяющих барабанные перепонки от утренних рокерских взвоев и строительных шумов.

Даже сны, обычно заполненные неисправными бачками да капающими смесителями, обошлись без сантехнических кошмаров.

Во снах не было ничего, кроме ровного и спокойного мрака.

Ничего.

Проснувшись, Малыш ополовинил бутылку воды и принялся вскрывать консервы.

Во второй банке оказалась тоже свинина с бобами в том же перченом томатном соусе.

Не повторяя вчерашней оплошности, Малыш сразу запил пряное блюдо водой. Но осушил бутылку не до конца, оставив, судя по весу и бульканью, где-то четверть от объема.

Малышу предстояло начать штурм лабиринта.

Без света.

С перетаскиванием спальника, груженого продуктами.

С транспортировкой биотуалета, постепенно набирающего вес.

С вынужденным заползанием в каждый тупик.

И Малыш, пока не рассосались калории, двинул в сторону, противоположную тупику имени Столовой Ложки.

Унитаз с округлым дизайном прекрасно исполнял роль тарана и предохранял хозяина от нежелательных контактов с камнями, охраняющими перекрестки.

На первом разветвлении Малыш, оставив и продовольственный спальник, и туалет позади, отважно сунулся наощупь во что-то узкое и почти непролазное.

Негостеприимный тупик обозначился весьма скоро.

Малыш задом покинул ошибочное направление и углубился в соседнее, более широкое и удобное.

Минут через пять Малыш с волнением почувствовал, как преодоленный им ход превращается в расширение.

Держась левой рукой за обрез стены, чтобы не потерять возможности правильного возвращения к оставленному спальнику и брошенному биотуалету, Малыш правой начал зондировать открывшееся пространство.

И тут – почти шок.

Рука наткнулась на еще один унитаз.

И запах у найденного предмета был точно такой же, как у первого.

Но никаких объяснений и догадок не потребовалось, когда рука Малыша продвинулась от пластмассовой гладкости и угодила в мягкость спального мешка.

Малыш не стал опровергать теорию вероятности и согласился с мыслью, что просто-напросто сделал круг, а скорей всего, полукруг и очутился на развилке, с которой стартовал.

Чтобы не повторять подобных ошибок, а также чтобы исключить повторные посещения уже преодоленных ходов, Малыш придумал оставлять на перекрестках тару – пустую бутылку или пустую банку – и обязательно класть ее отверстием назад, к главному ходу, а пройденные рукава отмечать барьером из вереницы камушков.

Там, где позволяла ширина и высота, Малыш не расставался с сопутствующим грузом. Но перед особо узкими проходами все же оставлял на временное хранение биотуалет и спальный продуктовый мешок. И каждый раз, возвращаясь из очередного тупика, несказанно радовался встрече с комфортом и консервами.

Передвигался неопытный спелеолог то ползком, то на четвереньках, то выпрямляясь, то на полусогнутых, то медленно, то чуть быстрее, то прощупывая каждый дюйм, то перехватывая стену с руки на руку.

Консервный нож и столовая ложка издавали бодрящий звук, обещающий вознаграждение за проделанный путь.

Початая булькающая бутылка провоцировала на незапланированные глотки.

Но консервы Малыш так и не решился вскрыть раньше намеченного времени.

Программу первого этапа лабиринтного преодоления он упорно воплощал в жизнь.

Двигаться, пока есть силы.

Останавливаться для передышки на перекрестках и в достигнутых тупиках.

И снова вперед.

А когда не останется ни желания, ни возможности, закончить пробный разведывательный этап длительным отдыхом, переходящим в крепкий сон.

И только выспавшись и частично восстановив силы и кондиции, открыть очередную банку и заправить организм калориями.

Такой режим полностью исключал создание хотя бы минимальных энергетических запасов в мускульных тканях, но зато давал иллюзию поиска спасительного варианта.

А чтобы хотелось продолжать и продолжать вынужденное слепое обследование лабиринтных извивов и ответвлений, Малыш снова и снова прокручивал мысленно диктофонную запись.

– Я хочу продлить твою агонию.

Стена.

– Тебе никогда не выбраться наружу.

Угол.

– Ты виноват.

Поворот.

– Я всегда любила другого.

Стена.

– Тебе будет о чем вспомнить, скитаясь в лабиринте.

Тупик.

– Ты заслужил.

Разворот.

– Я вернусь к своим рукокрылым вампирам, а ты останешься навсегда в полном одиночестве, как подлец, живой или мертвый, но подлец.

Перекресток.

– Ты уничтожил наше тихое семейное счастье.

Новая стена.

– Виноват.

Новый угол.

– Заслужил.

Новый поворот.

– Никогда.

Новый тупик.

– Даже не надейся.

Принудительный разворот.

– Никогда.

Стена.

– Приговорен.

Угол.

– Обречен.

Тупик.

– Прощай, Малыш.

Стена.

– Навсегда.

Угол.

– Прощай.

Тупик.

– Прощай.

Непроницаемая тьма превращала каменный лабиринт в дурную бесконечность.

Но Малыш втянулся в ритм почти безнадежного путешествия – неизвестно куда, неизвестно зачем. Все равно двигаться лучше, чем сидеть на одном месте и ждать неизбежного финала.

Иногда наказанному за случайную измену мужу казалось, что претендентка в скорые вдовы одумается и снова захочет превратиться в жену.

Аида со своим колоссальным пещерным опытом легко отыскала бы своего непутевого супруга, обреченного на скитания вдали от дневного света и ночных звезд.

Но о раскаявшейся жене, спешащей на помощь, Малыш вспоминал все реже и реже.

А вот ее горькие слова повторял снова и снова.

– Подлец.

– Сволочь.

– Гад.

И вот наконец жертва ревности выбилась из сил.

Биотуалет замер, наткнувшись на очередное препятствие.

Малыш, даже не освобождая спальник от банок и бутылок, уснул сверху на консервированном запасе.

В полной темноте и абсолютной тишине.

Глубоко под землей.

В смертельном лабиринте.

Глава 24
Чудесное спасение

Малыша разбудила шумная и веселая кинематографическая перекличка.

– Дубль третий!

– Камера!

– Поехали!

– Уберите с переднего плана этого кретина.

– И света, добавьте света.

И Малыш заметил слабый, но явный отблеск света.

Перекличка была прекрасно слышна, но вот роскошное освещение только угадывалось по мерцанию на стене.

– Я сказал: побольше света.

– Дымы пускать?

– Где пиротехник, я спрашиваю, где пиротехник?

– Каскадеры, пошли.

– Разве так лежат трупы, погибшие от скитания в пещере?

– Они еще чуть-чуть живые.

– Всем изображать агонию!

– Как скажете, шеф.

– Пожалуйста, агонию – медленную и выразительную.

– Камера – средний план.

– Дубль четвертый.

– Мотор!

Забыв, что он полностью обнажен и не мыт, Малыш торопливо освободился от липкой потности спальника.

– Какое счастье!

Малыш привычно встал на четвереньки.

– Какое везение!

Малыш резво побежал на спасительный отблеск.

– В пещеру пожаловали кинематографисты. Малыш завернул за угол и увидел свет в конце длинного туннеля.

– Никто не поверит, что меня спас Голливуд!

Боясь, что съемки прекратятся раньше, чем он достигнет площадки, Малыш поднажал, не жалея ни локтей ни коленей.

А голоса по-прежнему звучали деловито и раздраженно.

– Дубль пятый.

– Мотор!

– Камера!

– Софиты!

– Микрофон!

– Дым, пускайте дым!

– И побольше тоски в глазах! По системе Станиславского. Тебя же оставила подыхать в пещере не кто-нибудь, а любимая женушка.

Малыш приближался к заветному свету и спасительному звуку.

– Разве так умирают от голода?

– Разве так умирают от жажды?

– Жертва ревности должна вызывать в зрителе жалость и омерзение одновременно.

– Жалость и омерзение.

– Омерзение и жалость.

– Дубль шестой!

– Свет!

– Камера!

– Мотор!

– Разве так прощаются с жизнью?

Наконец, изодрав локти в кровь, а колени превратив в сплошные ссадины, Малыш вторгся в ослепительную киношность и крепко зажмурил глаза, отвыкшие от света.

– Уберите этого голого сукиного сына из кадра! – заорал режиссер в мегафон. – Умоляю!

– Из меня получится очень красивый труп! – закричал Малыш. – Очень красивый!

И проснулся.

В полной темноте глубоко под землей.

В «Бездонной глотке», которая еще не заинтересовала деятелей из Голливуда и вряд ли когда-нибудь заинтересует.

Они лучше построят соответствующую декорацию в павильоне, чем тащить аппаратуру, режиссера и актеров с массовкой в дыру, расположенную между кукурузными полями.

Но кинематографический сон с лже-спасением неожиданно убедил Малыша во вполне возможном хэппи-энде.

Жизнь, как известно, нисколько не уступает по интригам, завязкам и финалам самым кассовым фильмам, нисколько не уступает.

Глава 25
Женские козни

После того, как диктофон перестал воспроизводить гневный голос, Малышу перестало хватать посторонних звуков.

Да, он ни капельки не боялся темноты и уже приловчился к движению в полном мраке.

Да, его нисколечко не тревожила узость проходов и теснота многочисленных тупиков и ответвлений, которые он упорно исследовал.

Но вот абсолютная тишина, в которой звучало лишь запертое в груди встревоженное сердце, раздражала Малыша необычайно.

И тогда он принялся сам себе пересказывать древнегреческие мифы. Благо, в толстенном словаре было около семисот страниц убористого текста.

Вспоминая все когда-то прочитанное в иллюстрированном фолианте, Малыш убеждался в том, что женская ревность никогда не доводила до добра, впрочем, как и мужская.

– Мать всех матерей Кибела. Для начала эта многоуважаемая дама вступила в порочную связь с гранатовым деревом и в результате зачала. Ну, как и положено, через девять месяцев родился очаровательнейший мальчонка Аттис. Жертва извращения выросла и подалась в пастухи, чтобы на лоне природы заниматься соблазнением нимф и дриад. Но мать матерей возьми да и влюбись в собственного сына. И все бы ничего, но принялась Кибела ревновать Аттиса к кому ни попадя. В результате довела впечатлительного юноша до самоубийства. Тот оскопил себя ножом для резки баранины и скончался в муках.

Малыш, представив себе любвеобильного юношу без главного инструмента, тяжело вздохнул и прополз еще пять метров.

Спальник, нагруженный консервами, производил оглушительный металлический перестук…

– А взять Клитемнестру, жену достославного вояки Агамемнона. Пока царь маялся под стенами неприступной Трои, супружница наставила ему развесистые рога с Эгисфом, но на этом не остановилась. Когда Агамемнон в ранге победителя вернулся домой, привезя в качестве главного приза прорицательницу Кассандру, жена устроила ему сцену ревности, закончившуюся дракой. Агамемнону так и не удалось выслушать пророчества Кассандры о своей близкой кончине. Любовник царицы, сноровистый Эгисф воспользовался суматохой и заколол героя троянской войны. Пала жертвой ревности и Кассанндра.

Малыш продернул спальник еще метра на три.

– Гераклу, победителю диких львов, подлых гидр и неукротимых вепрей, тоже не повезло. Деянира приревновала героического мужа к красотке Иоле… и пропитала какой-то дрянью его новый свитер. С Олимпа пришел холодный антициклон, и Геракл радостно воспользовался обновкой. А ядовитая дрянь, которой женушка пропитала свитер, вызвала жуткий приступ кожной аллергии. Пришлось Гераклу, спасаясь от невыносимого зуда, устроить себе самосожжение на костре.

Малыш оставил на очередном перекрестке опустошенную банку – горловиной к пройденному лазу.

– Не хватало еще заблудиться, – пошутил знаток мифологических драм и трагедий.

И сам же улыбнулся собственной шутке, натужно и тяжело, но улыбнулся.

Только юмор, только ирония могли отвлечь от мрачных прогнозов.

Наверное, все букмекерские конторы отказались бы принимать ставки на Малыша, убежденные в его заведомом проигрыше.

Малыш на этот раз выбрал правый ход.

– Ясону, добытчику золотого руна, тоже досталось по полной программе. Ревнивая Медея не только ликвидировала из ручного самодельного огнемета юную соперницу, но убила в отместку мужу и собственных сыновей. А потом запрягла летающих драконов и смоталась искать утешение в объятиях афинского царя Эгея, отца самого известного покорителя лабиринтов Тесея.

Кстати, кроме победы над Минотавром, Тесей известен как утолитель отца, то есть Эгея. Отправляясь в гости к Минотавру, сынок условился с царственным папашей, что в случае победы заменит черный траурный парус на белый. Минотавр не оказал особого сопротивления, а Тесей, страдая ранней формой склероза, позабыл сменить черный парус на белый. Престарелый царь дежурил у окна верхнего этажа и смотрел на залив. Мелькнул черный парус, и Эгей с горя бросился в море. Одно утешает – с той поры море стало называться Эгейским.

Ход закончился тупиком, и пришлось из-за узости пространства возвращаться задним ходом, толкая спальник пятками.

Тесею, невольному отцеубийце, было хорошо. Ариадна подучила его, как выйти из лабиринта. Клубок прочных ниток – и никаких проблем с тупиками и ответвлениями.

Аида оказалась менее заботливой, оставив бывшему ненаглядному всего лишь сдохший диктофон да жратвы на две недели.

Кстати, единственным из героев, кто не пострадал от ревнивых жен, был как раз предусмотрительный лабиринтопроходчик. Как только в очередной жене просыпалась ревность, чуткий Тесей оставлял взбалмошную супругу на попутном острове. Ариадна в этом списке была первой, и ей ничего не осталось, как податься в жрицы.

Нет, надо было мифологический словарь переименовать в словарь женских козней на почве ревности.

И тут Малыш вспомнил жесткий взгляд своей матушки. Особенно ее карие глаза бесновались, когда муж, наслушавшись арий из «Аиды», направлялся исполнять супружеский долг.

Но вот ревновать повода у матушки не было никогда. Отец строго придерживался моногамии и, наверное, поэтому до сих пор жив и здоров.

Малыш преодолел еще метр.

Нет, слишком дорого обошлась ему забава с негритянкой.

Недаром отцовская бабушка, пережившая трех мужей, советовала не трахаться без любви ни в коем случае.

Малыш погрузился в очищающий поток воспоминаний.

Ах, как прабабушка, родившая четырех сыновей и двух дочерей, ценила малейшую деталь своей долголетней жизни.

На затененной веранде – кресло-качалка, вывезенное первым мужем из Африки.

На стене – гравюра, изображающая зайца, – трофей второго мужа из оккупированной Германии.

Третий муж никуда не выезжал за пределы родного штата, и от него осталась лишь циновка из рисовой соломы.

А варенье, какое варенье делала прабабушка из обыкновенной вишни!

А целебные настойки на травах!

А шаманские заговоры!

Недаром в несгибаемой старушке имелась четверть индейской крови, смешанной с шотландской гордостью, ирландской неукротимостью и французской безалаберностью.

Под воображаемый скрип рассохшейся качалки Малыш забылся тяжелым, полуголодным, обрывистым сном…

А во сне пришла Аида и начала уверять брошенного мужа, что она не такая сдвинутая, как мифические злодейки, что она непременно вернется, чтобы вызволить наказанного грешника.

Глава 26
Крутой поворот

Проспав беспробудно почти сутки, Аида очнулась в рассветном наплыве.

Голова в области висков ныла, а затылок раскалывался от внутренней боли.

Не помог ни ледяной душ.

Ни таблетки.

Ни изрядная доля легкого алкоголя. Аида пыталась возродить в себе недавнее ощущение, которое она испытывала, вернувшись в город, – безапелляционность справедливого судьи, удовлетворение строгого прокурора и невозмутимость палача со стажем.

Но все это перекрывало чувство утраты – сознание никак не хотело мириться с отсутствием мужа.

Аида попыталась отвлечься и начала пролистывать мифологический словарь, который теперь принадлежал ей.

Но безрукие венеры и безносые атлеты прямо-таки вопили о страданиях и муках обреченного Малыша.

Аида захлопнула фолиант, полный трагических ошибок, неисправимых оплошностей и неправильных решений.

– Кто теперь я? – спросила она, болезненно морщась у зеркала. – Еще не вдова, уже не жена.

Трельяж не ответил и только отразил удаляющуюся спину.

– Ни вдова, ни жена.

Снова приняла душ.

– Но ведь за измену надо наказывать?

Выпила еще две таблетки.

– Предательство нельзя прощать.

Осушила бокал вина.

– Сам виноват, сам!

Голову постепенно отпускало.

Аида достала из кармана рюкзака, набитого одеждой оставленного в пещере Малыша, его часы.

Секундная стрелка описала, как ни в чем не бывало, полный круг.

Минутная едва заметно дрогнула.

Часовая не торопилась отсчитывать время, которое осталось неверному супругу до мучительной смерти.

Но семь лет супружества будут сидеть занозой в памяти… Аида включила телевизор и легла обратно в постель.

С экрана вещала психоаналитик, автор бестселлера «Как не потерять мужчину».

Аида давно хотела купить эту книгу, но никак не получалось. А может, если бы она прочитала этот многостраничный труд, то не пришлось бы Малышу загибаться в лабиринте ревности.

Аида добавила звук.

– Не надо попрекать мужчину случайными связями – это не измена, это физиологическая потребность, это атавизм самца.

Психоаналитик поправила очки.

– В генах мужчин скрыта потребность к вступлению в связь с любой подвернувшейся женщиной. Мужчина не виноват в состоявшейся измене. Виновата биохимическая составляющая, перенасытившая его кровь возбуждающими веществами.

– Почему я не купила твою замечательную книжку? – Аида, преодолевая действие неэффективных таблеток и слабого алкоголя, начала торопливо одеваться в походные одежды. – Она бы наверняка избавила меня от свершения этой жуткой глупости с «Бездонной глоткой».

Аида принялась искать медальон, который подарил муж. Но седьмая грация Аглая куда-то затерялась. Тогда Аида подхватила толстенный словарь – Малышу будет приятно снова полистать свою любимую книгу.

Она была уверена, что Малыш не наделает глупостей и постарается выжить.

– Что я натворила?

Аида застегнула комбинезон.

– Что я натворила?

Аида зашнуровала ботинки.

– Надо все поскорей вернуть в прежнее семейное русло.

Она была убеждена, что он простит ее потемнение разума.

И они потом еще долго будут вспоминать о его незабываемых приключениях в пещере, о поучающем диктофоне, о консервах и минеральной воде, о незаменимом спальнике и безуспешных поисках выхода.

– Я лишила человека, который меня любил, солнца!

Через пять минут Аида с мифологическим словарем подмышкой вбежала в подземный гараж.

– Я лишила человека, который меня любил, просторного неба с робкими облаками.

Все спелеологическое снаряжение по-прежнему находилось в багажнике внедорожника.

– Я загнала человека, который меня любил, под землю.

Через тридцать пять минут машина выбралась из города еще до начала часа пик.

– Я исполнила то, что имеет право исполнять только смерть.

И понеслась по скоростной трассе.

Только бы Малыш не отчаялся и не натворил чего-нибудь суицидного.

Надо поторапливаться.

Аида, не думая о последствиях, штрафе и возможном тюремном сроке, начала выжимать из внедорожника все, что можно.

Малыш простит ей этот справедливый, но слишком жестокий урок.

Только бы вернуть все в прежнее русло.

Мифологический словарь, соскучившийся по хозяину, лежал на пассажирском сиденье.

Жалко, что так и не отыскала медальон с грацией.

Спасенному и вызволенному Малышу было бы наверняка приятно увидеть свой подарок девятьсот девяносто девятой пробы.

В голове вновь засвербили проклятые боли.

– Зря оставила Малышу только свинину с бобами – от этого мексиканского варева обычно пучит.

Разжеванная таблетка не дала эффекта.

– Воды, наверное, Малышу будет в обрез?

А стрелка спидометра зашкаливала…

И на сто двадцатой минуте скоростной езды Аида – то ли из-за прогрессирующей мигрени, то ли от размышлений о плачевной судьбе брошенного Малыша, то ли от секундной потери концентрации не вписалась в крутой поворот.

Лобовое столкновение с многотонным грузовиком, двигающимся навстречу, закончилось гибельным исходом для раскаявшейся спелеологини.

А на обочине еще долго валялся мифологический словарь, забрызганный кровью.

И порывы горячего воздуха из-под проносившихся автомобилей тревожили страницы, которые так обожал пролистывать Малыш…