Текст книги "Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней"

Автор книги: Абдусалам Гусейнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц)

Битва за веру

Мусульманская община в Медине получила от Мухаммеда писаный устав, согласно которому все ее старые и новые члены, именовавшиеся соответственно переселенцами (мухаджиры) и союзниками (ансары), составляют один народ. Племенные различия преодолеваются в новом взгляде на мир, для которого существенное значение имело только противостояние правоверных и неверных. Отменялась кровная месть как способ улаживания споров между родами. Все верующие обязаны были поддерживать и защищать друг друга перед лицом вновь открывшегося внешнего окружения. Высшей инстанцией, обеспечивающей справедливость отношений между мусульманами, признавались Аллах и Мухаммед. Организационно оформившись, став самостоятельной политической силой, община Мухаммеда удивительно быстро распространила свое влияние на Медину, а затем и на всю Аравию. Энергия, с которой руководимые Мухаммедом арабы ворвались в историю, наложив свою печать на весь ее дальнейший ход, – явление удивительное. Одно из объяснений этого чуда заключается в том, что в истории арабов счастливым образом совпали между собой два новых синтеза – социальный и духовный, два перехода – от варварства к цивилизации и от язычества к монотеизму. Они совпали в значительной степени благодаря многосторонности дарований Мухаммеда, в котором духовная глубина сочеталась с практической мудростью, религиозный гений дополнялся гением политическим. Если до хиджры деятельность Мухаммеда была направлена на проповедь новой религии, то после хиджры – на борьбу за ее практическое торжество. Трудно сказать, на каком этапе она была более успешной. Но несомненно, что успехи мединского десятилетия, начавшегося с переселения Мухаммеда в Медину в 622 году и закончившего ся его смертью в 632 году, являются более зримыми и внушительными. В этот период Мухаммед окончательно сформулировал мысль об исключительности своей миссии и стал рассматривать Коран как последнюю и высшую религиозную истину. Мухаммед завершает (запечатывает) череду пророков, а Коран – ряд откровений. Эта смена акцентов последовала после того, как провалились усилия Мухаммеда повести за собой ясрибских евреев и он, чтобы утвердить свое господство в городе, вынужден был изгнать их оттуда силой. Новую веху отношений к людям докоранических писаний, согласно которой истинность прежних писаний подтверждается Кораном, Мухаммед обозначил тем, что он переменил киблу (кибла – «то, что находится напротив») – тот пункт, к которому мусульмане должны обращать лицо при молитве. До того киблою мусульман являлся Иерусалим, что, как потом объясняет Мухаммед, было сделано для того, чтобы «узнать, кто следует за посланником среди обращающихся вспять» (2: 138). Говоря иначе, признанием святости Иерусалима людям Писания (евреям и христианам) давался шанс добровольно признать миссию Мухаммеда. Так как они не воспользовались такой возможностью, то Мухаммед изъявляет решимость утвердить свою веру вопреки их сопротивлению и в качестве киблы избирает Мекку, точнее, мекканское святилище Каабу. Для Медины, расположенной между Меккой и Иерусалимом, это была переориентация на 180 градусов. Собственное святилище для религии так же важно, как наличие собственной книги и собственного пророка. Переменой киблы Мухаммед окончательно подчеркнул, что новую веру нельзя понимать как реформированный иудаизм или христианство. Этим актом одновременно он возложил на арабов особую ответственность – быть гарантами новой веры.

В Медине Мухаммед формулирует идею священной войны. Исчерпав возможности проповеди в деле распространения новой веры, Мухаммед оказался перед задачей: как воздействовать на тех, для кого слово, очевидная истинность божественного откровения не обладает достаточной убедительностью. Он понимал, что там, где бессильно слово, решающим может оказаться сила. Мухаммеду предстоял тяжелый выбор. Он приходит к выводу, что война оправданна как война за веру и постольку, поскольку она навязывается обстоятельствами жизни правоверных во враждебном окружении: «И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте – поистине, Аллах не любит преступающих!.. И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а (вся) религия будет принадлежать Аллаху» (2:186, 189). Война ставит целью не обратить в веру (поскольку речь идет о людях Писания – это дело добровольное), а привести к покорности. Война для него не является религиозным принципом, а лишь средством для распространения веры – обращения язычников в ислам.

Однако, допуская войну, Мухаммед освящает ее, находя для этого сильные аргументы, основными из которых являются следующие два; добродетель веры выше порока убийства («ведь соблазн – хуже, чем убиение!» – 2:187); смерть за веру прекрасна не тем, что она прерывает земную жизнь, которая и без того является бренной, а тем, что она открывает ворота вечности («И сказали они: «Господи наш! Почему предписал Ты нам сражение? Если бы Ты отложил нам до близкого срока?» Скажи: «Пользование здешней жизнью – недолго, а последняя жизнь – лучше для того, кто боялся, и не будете вы обижены ни на финикову плеву» – 4:79). Идея священной войны, даже если бы она была верна сама по себе, что, конечно, не так, уязвима с практической точки зрения, ибо войну невозможно удержать на высоте служения вере, полностью очистив от других мотивов. Даже в войнах, которые вел Мухаммед, немаловажную роль играла добыча; сам он, по крайней мере в одном случае, был инициатором убийства из-за чувства личной мести (после битвы при Бадре).

Обосновав высокое религиозное предназначение своего народа и идею священной войны, Мухаммед упорно сплачивал арабов в духе исламского образа жизни, обнаружив выдающиеся дипломатические способности и полководческий талант. Он предпочитал добиваться целей мирно, путем компромиссов, но там, где они оказывались недостаточными, решительно брался за оружие (Мухаммед совершил 19 военных походов, а после смерти в его крайне скромном личном имуществе осталось восемь мечей.) Наиболее трудной, долгой, разнообразной по методам и блистательной по результатам была борьба Мухаммеда за покорение Мекки и обращение курайшитов в ислам. Мухаммед сплотил разрозненные и враждовавшие между собой арабские племена, объединил их в единое государство и привел к единой вере.

Арабы были оружием ислама, но никак не его ограничением. Мусульмане исходили из глубокого убеждения, что все люди равны перед богом и все они должны подчиняться законам Корана. Они понимали свою миссию как всемирную и были готовы приобщить к истине ислама все народы. Мухаммед не вышел за пределы Аравии, хотя и собрал к концу жизни большое войско для похода против Византии. Это сделали его преемники.

Мухаммед умер шестидесяти трех лет в Медине в 632 году. Смерть его была естественной, хотя здоровье его было подорвано тем, что за несколько лет до этого одна женщина пыталась отравить его, прислав в дар зажаренного барана, смазанного ядом. Она сделала это в отместку за то, что мусульмане уничтожили всех ее родственников. Мухаммед взял в рот кусок отравленного мяса, но быстро, ощутив неладное, выплюнул его (один из сотрапезников, который был не столь ловок, умер). Мухаммед предчувствовал свою смерть; об этом свидетельствует и то, что он придал последнему посещению Мекки прощальный характер, и то, что он отпустил на волю своих рабов. Он умер в зените славы, на пике успехов, с сознанием выполненного долга. Его последними словами были: «нет… великие… товарищи… в раю». Похоронен он в Медине, его могила является второй после Каабы святыней мусульман.

Истинная вера

Суть откровения Мухаммеда состояла в том, что миром правит бог. Бог сотворил небо и землю. Он поднимает солнце, посылает дождь на землю. Он – всесильный владыка миров. «Он – первый и последний, явный и тайный, и Он о всякой вещи знающ» (53: 3). Бог питает и не питается. Все зависит от бога, но бог сам не зависит ни от чего. Он абсолютен во всех отношениях. Будучи абсолютным, он является также богом истины, справедливости и милосердия. Поэтому только он может быть покровителем человека, его опорой и надеждой. Ни себе, ни другим людям, ни обстоятельствам, ни силе богатства, ни блеску власти, ни луне и ни звездам, ни чему-нибудь иному, а одному только богу можно довериться до конца и полно. Все преходяще, несовершенно. Один бог вечен и совершенен. Хвала его в нем самом, Поддержка бога настолько сильна, что человек может сказать: «Довольно мне Аллаха! Нет божества, кроме Него; на Него я положился, ведь Он – Господь великого трона!» (9:130).

Первый и основополагающий постулат истинной религии требует от человека отдаться во власть бога, безотчетно и безусловно довериться ему. Мухаммед начинает свои проповеди изъявлением полнейшей покорности богу: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!» Этими словами в их первозданном арабском звучании (бисмилла-хи-р-рахмани-р-рахим) мусульмане предваряют всякое дело, в том числе прием пищи, подчеркивая тем самым, что все, что они делают, они посвящают богу и за все благодарят его.

Бог один. Рядом с ним нельзя ставить других богов. Или, как это говорится в Коране, никого нельзя давать ему в сотоварищи. Это положение является принципиальным и специфичным для ислама, монотеизм которого можно считать самым акцентированным и последовательным. Оно, разумеется, прежде всего направлено против, языческого политеизма, в частности против мекканского культа арабов, которые наряду с Аллахом как верховным божеством чтили еще трех других богинь. («Они призывают помимо Него только женский пол» – 4:117.) Но не только. Идея едино-единственного бога заострена также против христианской идеи богочеловека. «Ведь Мессия, Иса, сын Мариям, – только посланник Аллаха… Веруйте же в Аллаха и Его посланников и не говорите три! Удержитесь, это – лучшее для вас. Поистине, Аллах – только единый бог» (4:169). Человек не может быть богом. Ни при каких условиях. Соотношение бога и человека строится таким образом, что человеческий порядок целиком зависит от божественного, а божественный порядок ни на йоту не зависит от человеческого.

Идея единого бога хорошо оттеняется взглядом Мухаммеда на самого себя. Мухаммед – такой же человек, как все остальные, с единственным отличием, что бог поручил ему быть своим посланником и пророком среди арабов; «Я не говорю вам, что у меня сокровищницы Аллаха, и не знаю я сокровенного, и не говорю вам, что я – ангел. Я следую только тому, что открывается мне» (6:50). Вот еще характерное место в Коране: «Скажи: «Я ведь – человек, подобный Вам; ниспослано мне откровение о том, что бог ваш – Бог единый. И кто надеется встретить своего Господа, пусть творит дело благое и в поклонении Господу своему не присоединяет к Нему никого» (18:110).

Мухаммед полагал, что он завершает большую череду пророков, посланных богом до него к другим народам (потому его именуют печатью пророков); одним из своих предшественников на этом поприще он называет также сына Мариам (Марии) Ису (Иисуса), ошибочно принимаемого, как он считает, его последователями за сына бога.

Мухаммед был, несомненно, глубоко и всесторонне одаренным человеком, мусульманская традиция рассматривает его жизнь как образцовую. Но отсюда следует: даже лучший из людей, согласно логике мусульманской веры, может быть всего лишь слугой бога, его пророком. Большего ему не дано. При этом, разумеется, и Мухаммеду открыта не вся тайна, а только ее часть.

Мусульманская религия, таким образом, не содержит в себе идеи подобия человека богу. Она с самого начала отсекает претензии человека на абсолютность, очерчивает его возможности как принципиально ограниченные. Она блокирует его поползновения на самость – самомнение, самовластие, самоутверждение. Мухаммед не был, конечно, человеком тихим, созерцательным. Чтобы взвалить на себя миссию пророка, этих качеств было недостаточно, надо было еще обладать деятельной, активной натурой. И он обладал ею. Мухаммед встряхнул арабские племена, сплачивал их в единый народ, который освежающим вихрем ворвался в историю. Было бы неверно думать, будто мусульманская религия несовместима с исторической настойчивостью, энергией деятельности, активным преобразовательным отношением к жизни. Совместима. Она только учит человека с доверием относиться к судьбе, которая может быть как счастливой, так и превратной. Она предостерегает его от того, чтобы во что бы то ни стало навязывать свою волю миру (на то у него нет ни прав, ни сил). Предостерегает от психологии господина и победителя. И учит человека ограничивать свою власть пределами возможного – а они, эти пределы, с одной стороны, заключены в самой природе вещей, как они созданы богом, а с другой – указаны ему богом непосредственно через обязанности и ограничения, которые налагаются Кораном. Эти обязанности и ограничения мы рассмотрим позже, а сейчас вернемся к мусульманской вере.

Итак, бог един. Когда в русском языке исходная формула мусульманской веры произносится с употреблением двух разных слов: «бог» и «аллах» (нет бога, кроме Аллаха), то это скрывает ее очевидную и с точки существа вопроса весьма принципиальную тавтологичность. На самом деле следует говорить: «Нет бога, кроме Бога». Это как раз означает, что только бог в полном смысле слова тождествен самому себе, то есть един. Все остальное производно от бога, вторично по отношению к нему.

Даже Мухаммед – лишь пророк бога. Ничто, кроме бога, не содержит свою причину в себе и, следовательно, не обладает полной самотождественностью.

Идея единого бога указывает человеку его достаточно скромное место в мире и вместе с тем обязывает человека определенным образом, а именно сугубо позитивно, относиться к миру и прежде всего к другим людям. В Коране приводится аргумент, вскрывающий этический подтекст единобожия: «Если бы были там [на небе и на земле] боги, кроме Аллаха, то погибли бы они» (21:22), Единство бога – гарантия гармонии мира. И наоборот: гармония мира – свидетельство единства бога. Так как бог един, то из этого с непреложностью следует, что единым должно быть и человеческое сообщество, поскольку оно связано с богом. И это единство человеческого сообщества может и призвана обеспечить истинная вера, вера в единого бога, которая исходит из того, что единство людей в боге важнее их социоприродных различий в территории, языке, богатстве и т. д. Или, говоря по-другому, истинная религия есть религия всех людей, всех народов. Как един бог, так едина и истинная религия. Под этим углом зрения Мухаммед интерпретирует известную ему религиозную историю и место Корана в ней. Бог создал всех из одного человека. И у людей первоначально была одна вера. Однако в последующем с умножением человеческого рода и его разделением на различные народы начались религиозные споры. Вследствие этого первоначальная вера замутнилась, возникли многообразные заблуждения. Тогда бог, чтобы вернуть людей к первоначальной истинной вере, стал прибегать к помощи посланников. «Мы отправили к каждому народу посланника: «Поклоняйтесь Аллаху и сторонитесь язычества». Были среди них те, кого Аллах повел прямым путем, а были те, кому оказалось суждено заблуждение. Идите же по земле и посмотрите, каков был конец считающих ложью!» (16: 38).

Мухаммед не считает себя первым человеком, возвестившим религиозную истину: «Скажи: «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам, и что ниспослано Ибрахиму (Аврааму), и Исмаилу, и Исхаку (Исааку), и Йакубу (Иакову), и коленам, и в то, что было даровано Мусе (Моисею), и Исе (Иисусу), и пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему мы предаемся» (3:78). Вера едина, в ней нельзя разделяться – таково глубокое убеждение Мухаммеда. О всемирном, универсальном горизонте религиозного мышления Мухаммеда свидетельствует тот факт, что он в своей проповеднической деятельности апеллирует не к Исмаилу – библейскому родоначальнику арабских племен, а к самому Аврааму. В Аврааме его привлекает то, что тот не был ни иудеем, ни христианином, его вера существовала до возникших позже различий. Она и является истинной. «Ибрахим не был ни иудеем, ни христианином, а был он ханифомпредавшимся и не был из многобожников» (3:60). Вера Авраама снимает различия и споры между иудеями, христианами и сторонниками Мухаммеда. Она выявляет их общее ядро – единобожие. «Они говорят: «Будьте иудеями или христианами – найдете прямой путь». Скажи: «Нет, – общиной Ибрахима, ханифа, ведь он не был из многобожников» (2:129).

Важно подчеркнуть: Мухаммед не рассматривает Коран в качестве единственного откровения, отменяющего другие послания бога. Преимущество Корана – в его первозданной чистоте: только что полученный Мухаммедом непосредственно от бога, он свободен от человеческих споров и наслоений и воспроизводит древнюю не искаженную единую веру. Священные книги других народов – тоже от бога, но только они со временем были искажены. «Скажи: «О люди писания! Вы ни на чем не держитесь, пока не установите прямо Торы и Евангелия и того, что низведено вам от вашего Господа». Но у многих из них низведенное тебе от твоего Господа увеличивает только заблуждение и неверие. Не горюй же о людях неверных!

Поистине, те, которые уверовали и которые исповедуют иудейство, и сабии, и христиане, – кто уверовал в Аллаха и последний день и творил благое, – нет страха над ними, и не будут они печальны!» (5:72–73).

Взгляды Мухаммеда на сущность веры видоизменялись в процессе его проповеднической и политической деятельности. Общая линия эволюции состояла в оформлении ислама как новой религии в ее отличии от иудаизма и христианства. Тем не менее Мухаммед до конца жизни остался верен убеждению, что ислам есть истинная и универсальная религия, религия Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса, что Коран есть откровение того единого и единственного бога, который еще раньше и через других посланников дал писания другим народам.

Божественное предопределение и человеческая свобода

Идея единства бога получила продолжение в идее предопределения, согласно которой бог управляет миром не в общем или конечном смысле, а самым полным, непосредственным образом. «У Него – ключи тайного; знает их только Он. Знает Он, что на суше и на море; лист падает только с Его ведома, и нет зерна во мраке земли, нет свежего или сухого, чего не было бы в книге ясной» (6:59). Столь же исчерпывающе и непосредственно участвует бог в человеческих делах: «И Он – тот, который успокаивает вас ночью и знает, что вы добываете днем, потом Он оживляет вас в нем, чтобы завершился назначенный срок. Потом – к Нему ваше возвращение, потом Он сообщит вам, что вы делали» (6:60).

Если все предопределено богом, то это, разумеется, относится и к злой воле человека. Но если допустить предопределение ко злу, то надо отказаться от понятия единого справедливого бога (какая уж там справедливость, когда одни безо всяких на то оснований обрекаются на гибель, а другие столь же произвольно избираются для вечной жизни). Поэтому Мухаммед, как считал Владимир Соловьев, не мог придерживаться столь абсурдного взгляда, хотя и давал повод к нему своим неумением расчленять и точно формулировать отвлеченные идеи. Соловьев предлагает различать две мысли: а) люди упорствуют во зле и неверии, потому что они осуждены богом; б) они осуждены богом из-за того, что избрали зло и неверие. По мнению Соловьева, первая мысль была чужда Мухаммеду. Говоря о божественном предопределении применительно к человеческой судьбе, он мог иметь в виду только второе. Предопределение при таком понимании вытекает из всеведения бога: бог видит и ведает все, в том числе то, что будет. Он умеет читать в сердцах и он осуждает на гибель тех, кто уже до этого в глубине души предпочел зло добру. Богу, для того чтобы вынести свой вердикт, не надо ждать, когда зло будет замыслено или совершено, ибо он заранее знает, кто и когда замыслит и совершит его. «Такова Мухаммедова мысль о предопределении, основанном не на произволе Божием, а на Его всеведении и вседейственности» [31]31
  Соловьев В. С.Магомет. Его жизнь и религиозное учение. Спб.,1902. С. 38.


[Закрыть]. Эта интерпретация, при всей философской изощренности, является уязвимой. Она исходит из того, что бог все знает и все судит, но не все создает. Предполагается: бог абсолютен в познании и оценке, но он не абсолютен в бытии. Не все нити причинности доходят до бога, некоторые из них обрываются в человеке. Тем самым ставится под сомнение всемогущество бога – основная и излюбленная мысль Мухаммеда. И вряд ли бы Мухаммед согласился с таким пониманием. Вся его душевная и интеллектуальная страсть была направлена на признание абсолютности бога. В этом вопросе Мухаммед не допускал никаких колебаний, даже если они мотивируются соображениями этики или логики. Когда он говорит, что «к Аллаху вам возврат, и Он над каждой вещью мощен», что «все – в книге ясной» (11:4, 8), то это надо понимать прямо и буквально. Бог абсолютен и в смысле бытия, и в смысле познания, и в смысле суда. Он абсолютно абсолютен. Отсюда следует, что и человеческое упорство в неверии, и поразительная слепота людей перед ясной истиной также предопределены богом.(Это упорство и эта слепота, кстати заметить, были для Мухаммеда одним из аргументов в пользу идеи предопределения.)

Бог есть причина всего сущего, того, что было, есть и будет; человеческое поведение не составляет исключения. Но существует эта причина не в единственном числе и действует не сама по себе, а через посредство и соответственно природе тех предметов, которых она касается. «…И не ты бросил, когда бросил, но Аллах бросил» (8:17), – читаем мы в Коране. Эти слова поддаются такой философской интерпретации, когда их можно считать своеобразной формулой предопределения. Первое утверждение: не ты бросил (камень или стрелу, в соответствующем аяте речь идет о боевых действиях). Второе утверждение: ты бросил. Решение этой антиномии состоит в том, что бросил человек, но не сам по себе, а как причастный Аллаху или, что одно и то же, Аллах бросил через него. Здесь выделяются два уровня детерминации: заэкранная, божественная, и непосредственная, эмпирическая. Они замечательным образом совпадают между собой, в результате чего одно и то же действие протекает и по божественным и по земным критериям одновременно. Предопределение определяет вещи и поступки через них же самих, соответственно их особой природе. Неверно думать, будто только те, кого судят, зависят от того, кто судит. Судья также зависит от тех, кого он судит. Идея двойной детерминации – божественного предопределения и причинности в собственном (эмпирическом) смысле слова – была замечательной интуицией Мухаммеда.

Существует мнение, будто сознание божественной предопределенности всего происходящего парализует человеческую активность. Оно исходит из предположения, согласно которому человек активен тогда, когда он отстаивает свое. Даже согласившись с этим далеко не очевидным тезисом, следует сказать: идея божественного предопределения вовсе не исключает того, что человек преследует свое благо. Оно только добавляет, что, борясь за собственное благо, человек сверх того выполняет еще волю бога. Активность индивидов в достижении практических целей зависит не столько от сознания того, что он борется за свои цели, сколько от убежденности в том, что это – истинные цели. Апелляция к воле бога есть признание высшей степени истинности. Рассматриваемое суждение, неверное теоретически, опровергается также практическим опытом, в частности опытом первых мусульман, великое религиозное вдохновение и беспримерная историческая энергия которых питались убежденностью в том, что они выполняли волю Аллаха.

Идея предопределения не только не сковывает активность индивидов, она стимулирует ее. Божественное провидение действует через посредство вещей и событий земного (эмпирического, опытного) мира. Отсюда можно сделать вывод – для того чтобы угодить богу, надо действовать соответственно объективной мере вещей, наилучшим образом делать свое дело. Бог предопределяет, но не определяет!

Конечно, Аллах есть Аллах. Он может всё, может даже мир сотворить заново. Аллах абсолютен, но именно поэтому в мире все относительно, причинно обусловлено. Моисей, как считается, мог творить чудеса. Иисус тоже. Мухаммед не может творить чудеса. Он и не хочет этого, полагая, что нет большего чуда, чем Коран. Сведение чуда к исчезающему минимуму, отсутствие со стороны Аллаха произвольных действий, нарушающих объективный ход событий, на манер приостановления заката солнца или манны небесной, – характерная черта, особенность мусульманской религии. Бог – везде и всегда, но везде и всегда он остается по ту сторону, за кадром. Его воля параллельна причинности мира и реализуется через нее. Или, говоря по-другому, сама причинность мира предстает как выражение (отражение, следствие) божественного предопределения. «Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее» (2:286). Зато о возможном будет спрошено в полной мере.

Если понимать под свободой свободное (нестесненное, нескованное внешними препятствиями) обнаружение природы какого-либо явления, процесса, существа (свободное течение реки, свободный бег лошади, свободные руки и т. п.), то предопределение вполне совместимо с такой свободой. Оно предполагает ее. Учитывая, что под предопределением имеется в виду предопределение бога (абсолютной личности, абсолютной в своем совершенстве и могуществе), концепцию предопределения следует признать чрезвычайно продуктивной с точки зрения обоснования мироустроительной деятельности человека. Она, с одной стороны, позволяет поднять эту деятельность до высоты этической миссии, а с другой стороны, предельно расковывает ее, нацеливая ее на ее собственные, каждый раз вполне конкретные критерии.

Трудность согласования предопределения со свободой человека связана с проблемой ответственности. Если все действия человека предопределены свыше, то как он может и почему должен держать ответ за них? Не означает ли это, что бог фактически наказывает и награждает сам себя? Чтобы ответить на эти труднейшие вопросы, как их понимал Мухаммед, следует иметь в виду, что в одном пункте человек отличается от всех прочих творений. Вот соответствующее место из Корана: «Мы предложили залог (в другом переводе «истинную веру». – А. Г.)небесам, и земле, и горам, но они отказались его понести и устрашились его; понес его человек, – ведь он был обидчиком, неведающим, – чтобы Аллах мог наказать лицемеров и лицемерок, многобожников и многобожниц и обратиться к верующим (мужчинам) и верующим (женщинам). Аллах – прощающ, милосерд!» (33:72–73). Бог посвятил отчасти человека в свои замыслы, открыл ему свои тайны, заключив с ним завет об истинной вере и поставив свою благосклонность к человеку в зависимость от его веры и неверия. Небеса, земля, горы отказались, они не согласились взвалить на себя это невыносимое бремя. Человек не отказался. Решение это, надо предполагать, он принимал свободно. Принимать это решение или не принимать – означало причаститься к богу или нет, подняться над своей тварностью или нет. Ничто не говорит о том, что богом было предопределено, чтобы небеса, земля, горы уклонились от его предложения, а человек согласился. Хотя, правда, и ничто не говорит об обратном. Но как бы то ни было, человек согласился. Он дерзнул! Поскольку решение о завете с богом принималось человеком свободно, то это является основанием вменения ему соответствующих поступков, поступков, касающихся истинной веры, прямых предписаний бога.

Свобода при таком понимании оказывается границей между двумя мирами – земным и божественным, миром жесткой причинности и царством справедливости. Выбором между ними она и кончается, ибо по своей строгости, последовательности, неотвратимости последствий божественная справедливость ничем не отличается от природной необходимости.

При более внимательном рассмотрении коранической концепции ответственности и санкций мы сталкиваемся с двумя взаимоисключающими утверждениями. С одной стороны, отношение людей к вере (понимаемой, как мы увидим ниже, широко, в единстве с делами) есть тот критерий, исходя из которого бог определяет свое отношение к ним. Верующие будут щедро награждены, неверующие – жестоко наказаны. «Те, которые уверовали и были благочестивы, – для них – радостная весть…» (10;64–65). А «те, которые измышляют на Аллаха ложь, не будут счастливы!» (10:70). Эта мысль повторяется многократно и составляет один из основных мотивов всего Корана. Мухаммед при этом подчеркивает справедливость столь разного отношения к людям, утверждая, что они получают по заслугам. «Разве вам воздается не за то, что вы сами приобрели?» (10:53) – говорится в Коране, имея в виду грядущее наказание грешников. С другой стороны, Мухаммед отчетливо, хотя и не столь настойчиво высказывает мысль, что само неверие неверных, их упорство в заблуждениях были заранее предопределены богом. «Поистине, те, над которыми оправдалось слово твоего Господа, не уверуют, даже если бы пришли к ним все знамения, пока не увидят мучительное наказание!» (10:96–97). И далее: «Если Аллах коснется тебя злом, то нет избавителя от этого, кроме Него» (10:107), «А если бы пожелал твой Господь, тогда уверовали бы все, кто на земле, целиком» (10:99). Следовательно, он не пожелал этого и он, бог, несет ответственность за то или иное отношение человека к вере.

Возникает вопрос: как совместить эти взаимоисключающие суждения? Мы не будем рассматривать ответы, которые полагают, что они относятся к разным периодам проповеднической деятельности Мухаммеда или переистолковывают их таким образом, что противоречие объявляется простой видимостью. Нас интересует другое: совместимы ли эти суждения именно в их взаимоотрицающем содержании? Выражаясь еще точнее, совмещаются ли они в логике самого Корана или представляют собой простой разрыв и мировоззрении Мухаммеда? Есть, по крайней мере, одно объяснение, которое позволяет истолковать рассматриваемые суждения как элементы единой, внутренне цельной духовной системы. Оно состоит в предположении, согласно которому суть завета, договора бога счеловеком состояла в том, что человек получает возможность прозреть свою судьбу. Посвящение в замыслы бога означало, что перед человеком поднимается тайная завеса над его будущим. Он приобщается к знанию о том, что ему уготовано богом, каков его вес на весах божественной справедливости. Теперь понятно, насколько мудры были небеса, земля и горы, отказавшиеся от столь обременительного знания. При таком допущении оба тезиса – и то, что вера и неверие людей предопределены богом, и то, что бог судит людей за веру и неверие, как если бы это было их собственное дело, – вполне укладываются в один логический ряд.