Текст книги "Черный Легион (ЛП)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Однако ему не чуждо прощение. Он знает, когда поражение было неизбежно. В тот далекий день, когда наша армада замерла без движения в море безумия, он вообще едва посмотрел на Ашур-Кая, а затем положил руку на наплечник воина и поднял колдуна на ноги.

– С судьбой нельзя бороться, брат. Но ты славно пытался.

Выбранные им слова вновь разожгли жизнь в красных глазах чародея. Да, это был стыд, но также и жизнь – нечто опасно близкое к надежде.

– Ты так считаешь? – спросил он Абаддона. – Судьба?

Мой взгляд привлекла к себе Мориана – неприметный призрак рядом с Абаддоном. Я почувствовал, что во мне нарастает раздражение от того, как она стоит в тени Эзекиля и одна выглядит несломленной. Всех остальных из нас, словно плащ, накрыло ощущение поражения. Ашур-Кай и Анамнезис были иссечены варп-стигматами, по всему мостику лежали трупы мутантов, но она оставалась единственной, кто не проявлял никакой тревоги по поводу нашего затянувшегося заточения. Она выглядела почти что так, словно доказала свою правоту, как будто подозревала такой исход с тех самых пор, как мы привели ее на борт несколько недель назад, и теперь это, в конце концов, подтвердилось.

– Величие требует жертвы, – она одного за другим обвела взглядом собравшихся, пока ее глаза, наконец, не остановились на Ашур-Кае. – Оно всегда требует жертвы. Так устроена вся жизнь. Я пыталась тебе об этом сказать, Эзекиль.

Он не обратил на нее внимания, явно будучи не настолько порабощен ее словами, как мы ранее опасались. Она набрала воздуха, чтобы продолжить настаивать на своем.

– Когда придет время, ты не сможешь убежать от того, что должно сделать. Всегда нужно прнести жертву.

– Молчи, – предостерег я ее. – Оглянись, пророчица. Посмотри: у тех, кто рядом с тобой, кончается терпение и сокрушены сердца. Сейчас не время приплетать самодовольные речи и мистические аллюзии к ценным суждениям задним числом.

Телемахон тихо рассмеялся под маской, хотя он больше веселился над моим раздражением, а не соглашался с ним. Леор бросил на Мориану брезгливый взгляд, а затем дернул подбородком в сторону Абаддона.

– И что теперь? – поинтересовался он.

Вопрос повис в воздухе между нами. Ответа ни у кого не было.

В давно минувшую Эпоху Мореплавания, когда суда из древесины и ткани ходили по океанам Терры на милости погоды и ветра, мало какая участь была хуже штиля. Корабли, в паруса которых не дул ветер, были обречены дрейфовать в океане, слишком далеко от земли, чтобы смогли спасти весла. Именно в такой ситуации мы и оказались. Мы остановились. Идти вперед означало погибнуть, возвращаться назад – отбросить надежду на будущее. Если мы не можем отомстить Империуму за себя, зачем же мы тогда собирались в это новое братство? Зачем до сих пор дышали?

Возможно, вы считаете нас упрямцами. Возможно, думаете, что нам следовало повернуть прочь и двигаться туда, откуда пришли – обратно к крепостям на демонических мирах и диким кровавым налетам против братьев. Возможно, вам и впрямь кажется, что все так просто. Но с другой стороны, так и есть. Вы никогда не были свободными. Однажды вкусив свободы, ее уже не так легко забыть. Жизнь в Оке была адской бесконечной битвой в преисподней. Оно всегда являлось для нас не только убежищем, но в той же мере тюрьмой и испытанием.

Итак, мы неподвижно стояли в затронутой варпом пустоте. Там, на самом краю Ока, мы подсчитали свои потери. Мы лишились семи боевых кораблей со всем экипажем. Впятеро больше получили повреждения, некоторые – серьезные. Погибли тысячи легионеров, не говоря уже о командах смертных и мутантов, о бесценных арсеналах боевого снаряжения, десантно-штурмовых кораблях и боевых танках, также сгинувших в небытие.

В ту давнюю эру: до того, как мы узнали о Багряном Пути; до того, как Абаддона утомила Кадия, и он стер ее с лица мироздания, словно нечистоты с сапога, единственным надеждым путем наружу из Великого Ока были так называемые Кадианские Врата. Там реальность оставила глубокую борозду в пространстве Ока и усмирила бурлящие волны. Однако путь наружу из Ока бесполезен, если до него нельзя сперва добраться.

Хуже всего было то, что ни у кого из нас не имелось ответа на вопрос Леора. Никто из нас не знал, что мы можем сделать, чтобы высвободить флот из эфирного тупика.

Когда же ответ появился, он оказался подан в разрушительной форме.

Первый астероид я не почувствовал. Он был слишком быстрым, чтобы его смогли отследить сканеры наших поврежденных штормом ауспиков. Мы узнали о нем лишь когда десантная баржа «Иззубренная корона» издала громкий предостерегающий вопль по общефлотской вокс-сети, а к тому моменту было уже слишком поздно что-либо делать. «Иззубренная корона» уже гибла, ее уменьшившийся в размерах остов кружился и вертелся в космосе. Убивший ее астероид разлетелся при столкновении – я видел, как в мглистой пустоте пространства Ока рассеивается множество огромных скал, за каждой из которых остается огненный след, словно от кометы.

Ультио закрыла глаза, прижимая руку к виску.

– Я…

Продолжить она не успела. Сквозь флот промчался еще один астероид, на сей раз убивший «Клятву ножей» ударом в сердце, прорвавшись через пустотные щиты крейсера и пройдя сквозь его ядро, что вызвало критический выброс плазмы, мгновенно уничтоживший всю надстройку.

Ультио развернулась в своей цистерне с жидкостью с кровавыми прожилками, ее напрягшиеся руки снова скрючились.

– Сигналы перехода, – воскликнула она. Затем ее глаза расширились. – Приготовиться, приготовиться.

Заработали двигатели, по всей правобортной стороне зажглись маневровые ускорители. Всех живых на борту «Мстительного духа» швырнуло на палубу, когда корабль от полной остановки перешел к жесткому развороту с вращением и креном. Звездолет протестовал против приходящейся на корпус нагрузки.

И все-таки третий астероид в нас попал. После сотрясшего мир удара отказало все питание. На повторную активацию потребовалось несколько секунд, на протяжении которых мы находились в содрогающемся и бьющемся мире абсолютной черноты.

Когда осветительные сферы снова вспыхнули, их свет упал на Ультио в ее суспензорной емкости. Плоть на ее спине и плечах почернела от психостигматических синяков. Из левого глаза текла кровь, пронизывая амниотическую жидкость.

– Перезапуск пустотных щитов, – произнесла она, и ее горгульи повторили слова вслух. Корабль выровнялся, замедляя вращение. – Перезапуск пустотных щитов. Поиск. Поиск.

На оккулусе со щелчками менялись виды пространства Ока через увеличительные фильтры – Анамнезис отслеживала траектории астероидов к их началу.

Сперва я подумал, что мы наблюдаем тень нашей армады, отброшенную на вихрящийся туман пространства Ока. Свою ошибку я осознал, когда увидел, что корабли движутся, а следом за ними марево пронзают другие.

– Отказ щита, – выкрикнула Ультио. – Я не могу заново включить пустотные щиты.

Абаддон наблюдал со своего центрального возвышения. В его глазах блестело злое очарование.

– Ультио, дай флоту сигнал образовать оборонительную сферу. Всем боевым кораблям защищать суда снабжения и десантные баржи. Выдвинуть пушки. Всем постам, готовность к бою.

– Еще один снаряд, – предупредила она.

– Уничтожь его.

Она попыталась, но шторм нанес ей раны, и слишком мало орудий «Мстительного духа» были готовы стрелять. Как бы быстро ни работал ее совокупный разум, расчеты битвы в пустоте на столь безумной дистанции требовали времени и аккуратности. И то и другое было для нас недоступной роскошью.

Из камер хлынули торпеды, беззвучно рассекавшие мглистый мрак космоса. Несколько из них попали по поверхности приближающегося куска планетарной скалы, но большинство ушли в сторону от цели, устремляясь вдаль и не нанося ущерба. Фрегат «Небеса гнева» уже двигался, уходя с дороги надвигающейся гибели. Астероид пронесся мимо, и пустотные щиты корабля вспыхнули – он прошел так близко от брюха корабля, что полетели искры.

На командной палубе вокруг меня разворачивалась бурная деятельность. Экипаж кричал и носился между постами. Легионеры требовали ответов. Аппаратура гудела и лязгала. Но я смотрел на оккулус, игнорируя толчки, которые получал, стоя на дороге.

Я наблюдал за последним астероидом, который, вертясь, удалялся в космос после промаха мимо «Небес гнева». Это были не просто мертвые скалы. От них доносились отголоски знакомого шепота, знакомых криков, как будто астероиды были живыми – или были таковыми когда-то прежде.

Другой флот приближался из шторма, двигаясь по куда более спокойным волнам, чем те, что вынесли мы. Какие бы силы нам ни мешали, они не оказывали подобного сопротивления новоприбывшим. Те остановились на самой границе наших огневых расчетов: на дистанции, где их не только было не видно невооруженным глазом, но и требовались напряженные вычисления даже чтобы просто навести орудия.

Нас могли достать только их превращенные в оружие метеоры. Еще несколько промчались сквозь наш расходящийся строй, но когда наши корабли пришли в движение, шансов попасть с такого расстояния неуправляемым снарядом уже не было. Гибель «Иззубренной короны» и «Клятвы ножей» стала возможной исключительно из-за наших самоуверенности и невезения.

На хребте одного из ведущих линкоров последовательно зажглась череда огней. Не повреждения, а укрощение и высвобождение энергии. Из-под корпуса корабля вырвался очередной метеор.

– Они используют массодвижители, – произнес я.

Илиастер, как всегда бледный и иссохший, глядел на оккулус своими впалыми глазами. Надев черное облачение нашего Легиона, он лишь подчеркнул свою изможденность и мертвенную бледность. Он бросил на меня взгляд слезящихся болезненных глаз, в которых все еще пылала жизнь.

– Но зачем? – спросил он.

Я понятия не имел.

– Они даже не целятся, – отозвался я.

Следующий астероид пронесся мимо нас, рассекая туман пространства Ока. Я снова это ощутил: шепот знакомых голосов.

Кераксия подошла ближе ко мне, лязгая по палубе своими остроконечными ногами. В тусклом свете боевых постов ее лицо под капюшоном погрузилось в полную чернготу. Я видел лишь едва различимый блеск на кромке одной из глазных линз.

– Ты что-то чувствуешь, – с упреком сказала она мне.

– Эти астероиды. Они звучат, как… Они ощущаются, как…

Как Маэлеум. Тот же шепот, что я слышал на мертвой планете. Тот же хор призраков.

– Кровь Богов, – выругался я, развернулся и поднялся на возвышение Абаддона. Тот наблюдал, как мимо нас хлещет еще один залп громадных скал. – Эзекиль. Эти астероиды.

– На таком расстоянии их массодвижители по нам не попадут. Не когда мы к ним готовы.

Я отмахнулся от его вернувшейся уверенности.

– Это не просто камни в пустоте. Они раскололи мир-могилу. Они бросают в нас Маэлеум.

Абаддон выплюнул проклятие.

– Тагус Даравек.

Я мог лишь согласиться. Покинуть свой доминион означало уйти далеко за пределы досягаемости наших астропатических передач и телеметрических маяков. Силы, оставленные нами в качестве гарнизона нашей территории, были плотно стянуты к критично важным областям, окружая необходимыми флотилиями и войсками основные твердыни, так что остальная часть наших владений находилась под угрозой вторжения. Мы знали, что это риск. И приняли его как необходимый.

И потому понятия не имели, что происходит в наше отсутствие. Несмотря на все подозрения, что Даравек может нас преследовать, у нас не было способов выяснить, как будет выглядеть эта погоня.

Теперь мы выяснили. Даравек вывел Маэлеум с орбиты и метал кости планеты нам вслед.

– После все новых оскорблений я практически восхищаюсь ублюдком, – признался Абаддон сквозь сжатые зубы. Он окликнул Анамнезис в ее камере-емкости – Ультио, мы можем уничтожить этот флот?

Она уже успела обработать множество оценок и вероятностей.

– Да, – отозвалась она, наблюдая за противостоящей нам неподвижной армадой. – Потери с обеих сторон будут катастрофическими, но… Да. Мы можем их уничтожить.

Абаддон уставился на оккулус. За его прищуренными глазами вспыхивали такие же расчеты.

– Даравек не может собираться драться с нами здесь.

Он подразумевал нестабильность шторма вокруг нас, но также, подозреваю, и равенство сил наших флотов. Решение вопроса здесь определило бы все, но являлось практически самоубийством.

– У них нет ничего, способного сравниться с «Духом», – уговаривал Телемахон, появившись рядом с Абаддоном. – Мы должны драться.

– А если они выведут из строя половину нашего флота, пока мы их бьем? – возразил я. – Ты же ел мозг того Храмовника, как и я. Ты знаешь, что находится за границами Ока. Мы не можем себе позволить кое-как ковылять наружу, когда настоящая битва еще только предстоит.

Решить нам не дали – Анамнезис рассмеялась, и этот звук с дребезжащей величественностью разнесся из ее поврежденных вокс-горгулий. Зло и мрачно смеясь, она развернулась в пронизанной кровью жидкости. Спустя миг раздались голоса от консолей членов экипажа, ответственных за системы вокса.

– Они нас вызывают, – произнесла Ультио, заглушив одного из людей-офицеров, говорившего то же самое. – Даравек хочет встретиться на нейтральной территории.

К буре веселья, уже захлестывавшей мостик, присоединился смех Абаддона.

– И какие же условия он предлагает для перемирия?

Ответил офицер связи в изодранной форме, все еще прижимавший руку к гарнитуре:

– Вы и он, лорд Абаддон. Каждый может привести десять воинов. Вы можете выбрать нейтральное место для встречи.

Эзекиль все еще посмеивался.

– Скажи ему, что мне не нужно десять воинов. Сообщи, что я приведу троих.

– Да, лорд Абаддон.

Абаддон обратил свой веселый взгляд на меня:

– Хайон, что-то не так?

– Три воина? – спросил я. Мой неодобрительный тон говорил за меня.

– Я – Повелитель Черного Легиона, – сказал он, и тогда я впервые услышал, как он произносит эти слова, именуя нас так же, как наши враги. – Никто не диктует мне условий. Пусть этот трус приводит десятерых для защиты. Я приведу троих, и мы будем улыбаться на протяжении всего этого пошлого перемирия.

Он оскалил заточенные зубы в омерзительнейшей ухмылке:

– И если представится возможность, Хайон, то я хочу, чтобы ты его убил.

Сад костей

Поблизости не было никаких миров, подходящих для использования в качестве нейтральной территории. По крайней мере, таких, куда мы смогли бы добраться из штиля в сердце шторма. Нам подарила идею Нефертари. Она пришла к нам в сопровождении Ашур-Кая. Они подошли к остальному Эзекариону, пока мы стояли вокруг гололита со звездной картой, дававшей не обладавшее достоверностью изображение течений окрестного пространства Ока.

Первым заговорил Ашур-Кай. Его голос звучал тише обычного из-за множества полученных им психических стигматов, струпья от лечения которых покрывали все его лицо. Судя по неуверенности движений и волнам боли, исходившим от его мыслей, раны были не только на лице, но и под броней. Псхостигматы и мытарства войны травмируют душу в той же мере, что и разум с телом. Известно, что они причиняют достаточно мучений, чтобы вывести неусовершенствованных людей далеко за рамки рассудка. Хуже того: я подозревал, что порезы на его плоти повторялись также на мышцах и внутренних органах. Ему повезло, что он еще был жив.

– У чужой, – сказал он со своей типично отстраненной учтивостью, – есть идея.

– Тайал`шара, – произнесла та. А затем указала на гололит, на лоскут изменчивого пространства Ока, где не было ни планет, ни лун, ни светил.

– Талшери? – проворчал Леор. Он так и не посчитал нужным выучить какое-либо из наречий эльдар. – Там же ничего нет.

– Тайал`шара, – поправил его Телемахон, выговорив слово с заметным почтением.

Нефертари на миг прикрыла глаза – жест эльдар, означающий согласие и доверие – отвечая на безупречное произношение Телемахона.

– Она погибла во время исхода, который начался с рождения Той-что-Жаждет, – продолжила эльдарка. – Вам нужно где-то встретиться с врагами? Там покоится мир-корабль Тайал`шара, чьи кости стынут в порченой ночи. Используйте ее могилу как вашу нейтральную территорию.

– Ашур-Кай, мы сможем туда добраться? – спросил Абаддон, оскалив клыки в улыбке. Похоже, идея ему понравилась.

– Думаю, что да, повелитель.

Так и было принято решение.

Абаддон остался верен своему слову и взял с собой всего троих воинов. Возможно, именно тех троих, кто, по его расчетам, мог сильнее всего вывести Даравека из себя.

Согласно решению Абаддона мы прибыли первыми. Вокруг нас высились разрушенные арки и разбитые купола построек из призрачной кости, лишенных того психического гула, который обычно будоражит чувства вблизи от этого материала чужих. Как и обещала Нефертари, Тайал`шара была мертва. Даже демоны оставили ее в покое. Пустую оболочку высосали досуха, забрав все питательное вплоть до жалобных перешептываний ее призраков. Повсюду был холод. Повсюду стояла тишина.

Доводилось ли вам ходить по дворцам и шпилям эльдарского мира-корабля в глубинах пустоты? Их нелегко представить. Каждый мир-корабль – это искусственный город, порожденный на свет изобретательностью чужих и выпущенный плавать по темным небесам, словно живой плот. Их создают из психически резонирующей призрачной кости и защищают от прикосновений космоса. Купола отводятся для жизни, иное – под чуждую человечеству гидропонику и земледельческое хозяйство, а прочее – под многочисленные эльдарские храмы войны.

Каждый мир-корабль служит домом отдельной культуре эльдар, каждое такое владение является уникальным самоцветом в ночи. Тайал`шара, как и множество других, в свое время не спаслась от гибели, постигшей ее род. В ходе бегства от рождения Младшего Бога она была вскрыта, полностью зачищена от жизни и навеки поймана хваткой Великого Ока.

Обезопасив зону высадки, мы собрались вместе и стали ждать в тени нашего десантно-штурмового корабля. На его черном корпусе было изображено золотое Око Гора в центре Восьмеричного Пути – напоминание о наших корнях времен восстания, ныне размещенное посреди путей будущего.

Абаддон подошел ко мне, когда я присел на краю бывшего пруда для размышления, возле которого, несомненно, раньше медитировали эльдар в этом ботаническом саду. Я бросил обломок призрачной кости в пустой пересохший бассейн, где остался лишь пепел растений. Кусок искривленной кости взметнул дымное облачко серой пыли.

– Брат? – обратился он ко мне. Его не покидало хорошее настроение. Если Эзекиль что-то всегда и любил, так это вызовы. Он живет, чтобы испытывать себя против достойных противников.

– Все в порядке, – заверил я его, поднимаясь на ноги. Я обвел взглядом местность внутри разрушенного купола. Позволяя чувствам свободно перемещаться и не фокусируя зрение, я видел призрачные остаточные изображения чужих джунглей, некогда процветавших здесь. – Просто размышлял.

– Размышлял о чем?

Я указал на развалины из призрачной кости.

– Об этом месте. О покое здесь. О тишине. Меня к этому влечет.

– Никогда не пойму твоего восхищения эльдар, – сказал он, с братской дружелюбностью ударив рукой по моему наспинному силовому ранцу.

– Тут нет ничего загадочного, – искренне ответил я. – Они служат предостережением о том, что бывает, когда Пантеон управляет чьим-то родом, в сравнении с теми видами, которые проявляют осторожность при общении с божественным.

Произнося тогда эти слова, я не понимал, насколько близка мне со временем станет Тайал`шара.

Разумеется, я учил ученого. Об этом мне сообщила его улыбка.

Даравек и его свита прибыли на толстобрюхой громаде «Грозовой птицы» модели «Сикри», затмевавшей наш более изящный «Громовой ястреб». Ободранный корпус был покрыт символикой Гвардии Смерти, турели держали нас на прицеле, демонстрируя утомительную, ненужную агрессию. Мы остались на месте и мне кажется, что если бы ожидаемое разочарование бесполезным позерством можно было бы использовать как оружие, то вздох Абаддона тогда прикончил бы «Грозовую птицу» прямо на месте, сдернув ее с неба.

Он один выглядел непринужденно. Напряжение Илиастера с Телемахоном, несмотря на всю их бесстрастность, было заметно по их позам. Что же до меня, то я не мог оторвать взгляда от снижающегося десантно-штурмового корабля, чувствуя на себе страшный взгляд его пушек и подозревая, что Даравек просто покончит с перемирием и воспользуется возможностью истребить нас. Я мог защитить нас барьером телекинетической силы, однако кинетический щит мало что бы дал в случае разрушения мира-корабля вокруг нас.

Посадочные опоры «Грозовой птицы» с хрустом опустились на платформу из призрачной кости. Аппарель упала вниз, выпуская наружу одиннадцать воинов, которых мы ждали.

Они прибыли в разнообразных цветах – были представлены все Девять Легионов, даже Сыны Гора. Я ощутил, как при виде этого воина веселье Абаддона угасло, хотя он и не позволил ничему проявиться у себя на лице. Горечь уже улетучивалась: казалось, мало что способно испортить его справедливо-самоуверенный настрой.

Ими предводительствовал Даравек. Каждый из них являлся самостоятельным военачальником, однако они были верны Тагусу Даравеку – либо добровольно принеся обет, либо как покорные рабы. Он шагал вперед, и пол из призрачной кости растрескивался под его сапогами.

Боги ненавидят всех нас – об этом я вам уже говорил – но они страстно желали внимания Тагуса Даравека. Варп шептал в воздухе вокруг него, полном духов болезни и порождений изменчивой судьбы, и все они чирикали в ауре своего господина, суля золотое будущее и вечную жизнь.

Он плотно прижимал свои крылья к спине. Эти мутировавшие конечности явно были слишком слабы, чтобы поднять в небо Даравека во всем его терминаторском облачении, покрытом коркой гнили. Торчавшие из кожи и кости металлические шипы лоснились от крови, такой же густой и темной, как неочищенное прометиевое масло.

Он встал напротив Абаддона, так что их разделяло десять метров. На полу между военачальниками находилась разбитая картина из цветного стекла. Изначальный рисунок был уже давно уничтожен, а его смысл – утрачен.

Признаюсь, в тот день в Даравеке присутствовало нечто царственное. Абаддон выглядел так же, как и всегда – властитель войны, предводитель людей, вожак. Он был одним из нас и первым среди равных. Даравек представлял собой нечто большее – нечто, державшееся выше воинов, которых он вел. В Оке, где мысли становятся реальностью, практически можно было разглядеть на горле легионеров цепи повиновения, соединенные с когтистыми руками Даравека. Я задался вопросом, какой контроль он имеет над их душами – власть господина или что-то более глубокое.

– Первый капитан Сынов Гора Абаддон, – поприветствовал моего брата Даравек.

Абаддон ответил на выбранные соперником слова искренним и добродушным смешком.

– Тагус Даравек, Владыка Воинств. Наконец-то мы встретились.

– Для меня внове встречаться с тобой, а не с твоим никчемным убийцей, – заявил Даравек.

– Ты бы уже давно встретился со мной, если бы перестал убегать от моих армий всякий раз, когда я прихожу убить тебя.

Даравек продемонстрировал нам свои кровоточащие десны, что, возможно, являлось улыбкой, а возможно и нет.

– Я вижу рядом с тобой Хайона, и это выходит наша седьмая встреча. Не так ли, Искандар?

– Шестая, – поправил я его.

Он издал булькающий смех.

– Нет, убийца. Седьмая. Здесь и Принц в Маске? Это честь для меня, Телемахон Лирас.

Телемахон склонил голову в почтительном поклоне, но промолчал. Даравек повернулся к последнему члену нашего посольства:

– И, конечно же, узнаю моего любимого брата Илиастера, – пока что ему хватало осмотрительности не допускать злость в свой голос, но при встрече с Илиастером его интонация стала ядовитой. – Как поживаешь, предатель?

Бывший Гвардеец Смерти поклонился менее глубоко, чем Телемахон, рыкнув сочленениями своего черненого доспеха.

– Хорошо, – произнес он с едва заметной мрачной улыбкой. – Благодарю, что спросили. Прошу прощения, повелитель, но я не захватил вашу церемониальную косу. Ее расплавили, чтобы сделать ночные горшки для моих рабов.

К моему стыду, мне пришлось приложить усилие, чтобы никак не проявить свое веселье, поскольку я знал, что это действительно так.

Даравек облизнул гниющие зубы.

– Илиастер, ты не заслуживал носить череп в ореоле. Надеюсь, ты плакал, когда срывал с доспеха символику своего настоящего Легиона.

– Позором с тенью преображены, – сказал Илиастер, вновь вызвав у Абаддона улыбку. – В черном и золоте вновь рождены.

Даравек фыркнул.

– Позвольте представить моих воинов, – произнес он с несомненной снисходительностью. Он обвел было рукой собравшихся легионеров, однако Абаддон прервал его, со скрежещущим скрипом сомкнув и разжав лезвия Когтя.

– В этом нет необходимости, – ответил Абаддон, – так как меня не заботят имена, которые носят твои рабы. Ты хотел встретиться и поговорить, Даравек. Мы встретились. Теперь говори.

Повелитель Гвардии Смерти ощетинился, а один из его воинов шагнул вперед, нарушив их неровный строй. На нем было разномастное зелено-черно-красное облачение кланов налетчиков Сынов Гора.

– Я не раб, – бросил он Абаддону. – Я с гордостью ношу цвета моего Легиона, отступник.

Абаддон не отводил взгляда от Даравека.

– Тагус, одна из твоих шавок скулит. Я думал, ты крепче держишь их на привязи.

Даравек отрывистым жестом велел воину вернуться в строй. Легионер Сынов Гора неохотно повиновался.

– Желаешь соблюсти формальности до переговоров? – поинтересовался Тагус. Он подразумевал традиционную дуэль чемпионов, которой многие группировки наслаждались перед боем или попыткой решить дело дипломатическим путем. Такие состязания всегда будут сопровождать встречи воинов. Репутация значит для нас все. В Девяти Легионах нет валюты ценнее, чем имя. Когда я странствовал один, то обычно позволял эту почесть Нефертари. От клинков чужой пало множество мутантов и воинов.

Я ожидал, что эта идея вызовет у Абаддона смех, однако он кивнул, скривив губы.

– Сколько угодно. Кто выйдет от сборища героев, жмущихся в твоей тени?

Вперед тут же выступил чемпион Даравека. Я знал его – Ульрех Ансонтин был одним из самых известных предводителей группировок Владыки Воинств и даже до восстания против Императора имел в IV Легионе репутацию одаренного мечника. На его грязном керамите поблескивал свет задыхающихся звезд, словно близость к Даравеку позволяла благословениям, дарованным Богами военачальнику, распространяться. Его визор представлял собой красную щель, светящуюся изнутри.

Ульрех вытащил простой и крепкий силовой меч того же металлического оттенка, что и его броня. Он взмахнул клинком, салютуя Телемахону, и через решетчатый лицевой щиток увенчанного гребнем шлема Мк III раздался его голос:

– Давно мне хотелось сразиться с Принцем в Маске.

Остальные воины зашептались. Намечалась эпохальная дуэль. Даже пожелтевшие глаза Илиастера лихорадочно загорелись от мрачного возбуждения.

Телемахон шагнул вперед, как и ожидалось от чемпиона Абаддона. В Черном Легионе не было бойца смертоноснее. Он уже обнажал клинки, когда Абаддон поднял Коготь, останавливая его.

– Мне нет нужды тратить время моего лучшего воина, – произнес он с жестокой рассудительностью. – Телемахон, прошу тебя, стой на месте. Хайон?

По-моему, я и впрямь моргнул от изумления.

– Брат?

Абаддон направил Коготь на громадную фигуру Ульреха Ансонтина.

– Убей его.

Я замешкался, и это вызвало у стоящих напротив нас воинов гортанный хохот. Телемахон что-то пробормотал себе под нос, неопределенно выражая свое неудовольствие. Он хотел этого боя. Я был склонен ему уступить, однако мой повелитель уже высказался.

– Как пожелаешь, – отозвался я с куда большей уверенностью, чем ощущал на самом деле.

– Без колдовства, – с язвительной ухмылкой заявил Даравек. – Этот вопрос решат мечи.

Абаддон ленивым жестом согласился, и после этого я уверился в том, что он меня уже убил.

Я шагнул вперед, обнажив Сакраментум и позволив серебристому клинку стать фиолетовым в порченом свете шторма. Я ответил Ульреху на салют, однако тот промолчал.

Пока мы сближались, заговорил Даравек:

– Ансонтин убил в поединках тридцать одного воина. А скольких сразил на дуэли ты, убийца?

– Троих, – отозвался я. Это вновь вызвало хохот в строю со стороны Даравека.

Ульрех держал свой клинок наготове. Когти несформировавшихся демонов оглаживали его броню, с которой холодно глядели безглазые медные черепа. Духи боли опоясывали его голову венцом блеклого свечения. Его голос загремел, словно гром:

– Я посвящаю твою смерть Богу Крови и Битвы

Я так и думал, что он это скажет.

Он не стал ждать, последует ли от меня подобное напутствие, а сразу атаковал. Оживший меч вспыхнул и рассек воздух под осиное гудение силового поля. Сакраментум заработал с куда более мелодичным урчанием, свидетельствовавшим о мастерстве его создателя.

Большинство чемпионов, вроде Нефертари и Телемахона, реализуют свой талант в поединке. Не менее – а зачастую и более – чем воинами, они являются дуэлянтами, посвящающими свою жизнь и душу гонке за совершенством в искусстве битвы с одним противником. Я ожидал, что в нашей схватке с Ульрехом первые столкновения пройдут по такой же схеме: с упором на обучении, а не на мгновенном убийстве. Мы бы обменивались ударами, изучали положение тел друг друга, выясняли предпочитаемые школы обращения с клинком и оценивали бы процесс и дух боя. Именно так начиналось большинство дуэлей, в которых опыт и умение значили куда больше, нежели в изнурительном военном столкновении. Хотя некоторые дуэлянты могут с этим и не согласиться, подобное позволяет разогреть мышцы, разогнать кровь и дает разлиться адреналиновым наркотикам систем доспеха, выигрывая для бойца время на погружение в схватку.

У Ульреха были иные мысли на сей счет. Он полагал, что гораздо выше меня как мечник, или же считал, что сможет убить меня, пока его кровь холодна, поскольку сразу же двинулся вперед и обрушил на меня серию ударов, которые я еле заблокировал плоской стороной своего бесценного меча.

При каждом парировании я отступал. Несколько воинов Даравека одобрительно заорали, видя, что я уже защищаюсь. Они подозревали, что бой кончится быстро.

Тысяча Сынов никогда не имела репутации наиболее искусных бойцов среди Легионов, и часто говорили, будто мы чересчур полагаемся на свои психические таланты для победы в войнах. Возможно, этот упрек и был отчасти верен, однако по отдельности мы не уступали мастерством нашим кузенам из других Легионов даже если не брать в расчет годы крови и сражений после восстания Гора. В то время как многие воины бились на инстинктах и выучке, мы привносили в поединки научный подход, используя ментальные техники концентрации в сочетании с медитативными ката, встречающимися в философских боевых искусствах. Принципы равновесия, действия и противодействия, способы заставить оппонента проявить изъяны своей техники и, в свою очередь, не попасться на его приманку – все эти аспекты боя наш разум заучивал за годы обучения на Тизке и в последующих войнах. В противостоянии с нашими сородичами, обученными в более дикой или негибкой манере, подобная личная дисциплина уравнивала шансы.