Текст книги "Тридцать лет спустя"

Автор книги: А. Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

МЕЖДУНАРОДНАЯ ПАНОРАМА

Камера крупным планом показывает трех упитанных, розовощеких мужчин. Это международные обозреватели Тюрин, Мурин и Скворцов. Все они одеты в добротные заграничные костюмы. На столе – сигареты «Мальборо» и освежающий напиток “Пепси-Кола"

Тюрин. Добрый вечер, дорогие товарищи! Сегодняшнюю панораму мы бы хотели начать с ответов на письма телезрителей… Товарищ Никонов из села Заболотное нам пишет: “У нас в Заболотье много говорят о тяжелом положении трудящихся в княжестве Фюртенштейн. Нельзя ли об этом рассказать подробнее?” Что ж, дорогой товарищ Никонов, сегодня у нас в студии находится журналист Мурин, недавно побывавшей в Фюртенштейне.

Мурин. Как известно, княжество Фюртенштейн – самое большое из карликовых государств Европы. Естественно, что оно не в силах бороться с современными промышленными гигантами. Как следствие этого – падение реальной заработной платы, рост цен и дороговизна. Приведу пример: для того, чтобы купить такой костюм, который вы видите на мне, рабочий Фюртенштейна должен проработать несколько тяжелых, изнурительных часов.

Тюрин. А как реагируют трудящиеся на ухудшение ситуации?

Мурин. Весьма недвусмысленно! Сегодня в Фюртенштейне наблюдается рост и влияние коммунистической партии. Достаточно сказать, что за последний год число членов компартии Фюртенштейна выросло на 200 процентов! Если в прошлом году число членов партии не превышало всего двух человек, то сегодня их стало уже шестеро.

Тюрин. Впечатляющие цифры! Значит, в целом вы оцениваете положение княжества как плохое?

Мурин. Безусловно!

Скворцов. Нет, дорогой коллега, здесь я хочу с вами поспорить. Положение в княжестве отнюдь не плохое. Наоборот, оно ужасное. Вот передо мной лежит газета “Дейли шпрот” с сообщением о том, как выросли цены на муниципальный транспорт в Фюртенштейне.

Тюрин. Да-да, это очень любопытно! Вы знаете, товарищи, цены на городской транспорт настолько выросли, что простые люди вынуждены теперь пользоваться собственными автомобилями.

Скворцов. И это при энергетическом кризисе! Когда стакан бензина стоит почти столько же, сколько стакан виски.

Тюрин, (шутит) . Тут, как говорится, не знаешь, что лучше пить.

Все смеются.

Тюрин.(Мурину). К скажите, Петр Анатольевич, пытаются ли власти Фюртенштейна принять какие-то меры?

Мурин. Трудно сказать. Дело в том, что правительство там крайне неустойчивое. Вот прямо перед моим отъездом опять произошли перестановки в кабинете министров.

Тюрин. И каковы же эти перестановки?

Мурин. Стол, который стоял у окна, поставлен в центр кабинета. А возле окна будет стоять кожаный диван.

Скворцов. И как вы думаете, к чему это приведет?

Мурин. Поживем – увидим. Во всяком случае ясно, что перестановки эти не от хорошей жизни.

Тюрин. Неустойчивость правительств – событие крайне характерное для современного западного мира. И в этом отношении особое место занимает латиноамериканское государство Гатапульпа. О последних событиях в ней расскажет журналист Сергей Скворцов.

Скворцов. Я пробыл в Гатапульпе три недели, и за это время произошло четыре переворота. Пятый произошел уже в тот момент, когда я собирался домой.

Тюрин. Расскажите о нем поподробнее. Об этом нас просит телезрительница из Кзыл-Орды.

Скворцов. С удовольствием. События развивались так. С утра президентский дворец был окружен взводом солдат под командованием лейтенанта Хорхе Переса. Через несколько минут президент был арестован майором Хорхе Пересом и выслан из страны. В полдень полковник Хорхе Перес выступил по радио с обращением к стране. Однако к вечеру, когда генерал Хорхе Перес готовился подписать декрет о назначении себя президентом, начался новый переворот. Ровно в полночь рядовой Хорхе Перес был арестован.

Мурин. Скажите, а как ко всему этому относится население?

Скворцов. Довольно безразлично. Даже во время переворота все магазины открыты и идет бойкая торговля джинсами, дубленками и кассетными магнитофонами.

Мурин. Неужели?!

Скворцов. Представьте себе!.. А для того, чтобы у наших телезрителей не возникло сомнений, я все эти вещи захватил с собой в телестудию (демонстрирует).

Тюрин. А как, по-вашему впечатлению, ожидаются ли в Гатапульпе новые перевороты?

Скворцов. Вряд ли. Сейчас там начинается сезон дождей. А совершать переворот в дождь считается у них плохой приметой.

Тюрин. Ну что ж, уважаемые телезрители! Время нашей передачи подходит к концу. Пишите нам. Мы надеемся, что за это время побываем в других странах и поделимся с вами своими новыми плохими впечатлениями.

НЕСУН

Считается, что у нас все профессии равны. Конечно, кто на мясокомбинате работает, на обувной фабрике или на заводе хрусталя – те все равны. Там каждому есть, что украсть. А я вот на заводе работаю, где автоматы для газировки делают. Так что мне, кроме этой бандуры, украсть нечего. Ну я и украл. Что я, хуже людей?

Притащил эту махину домой, думал, Зинка обрадуется. А она глаза выпучила:

– Это что такое?

Я говорю:

– Не видишь? Автомат! Теперь дома газировку гнать будем.

Она кричит:

– У нас и так на кухне повернуться негде! Неси его обратно!

Я говорю:

– Ты, Зин, на грубость нарываешься. Неси! Это что, иголка, что ли? Я его через весь город на себе волок. Подожди, найдем ему применение. Может, мама твоя из деревни погостить приедет. Будет ей где переночевать.

Она говорит:

– Моя мама не лошадь. Она стоя спать не умеет.

– Зачем стоя? Мы его горизонтально положим. А не хочешь для мамы, давай его под мусорное ведро приспособим.

– Ладно, говорит, только это ведро ты выносить будешь.

Ну, вроде, уговорил. Только спать легли, просыпаюсь от какого-то взрыва. Думал, с газом что-то случилось. Оказывается, Зинка попить пошла. Так с этим автоматом в темноте поцеловалась. И смех, и грех. В комнату влетает, под глазом не фонарь, а целая электростанция. Орет:

– Инвалидом решил меня сделать? Неси его отсюда к чертовой матери!

Я говорю:

– Зин, потерпи немного. Жаль такую вещь выбрасывать. Мы же их на экспорт делаем. В слаборазвитые страны.

– Вот и убирайся с ним к своим слаборазвитым!

Стою, уговариваю:

– Зин, утро вечера мудренее. Я его завтра продам кому-нибудь.

– Кому, говорит, это барахло нужно?

– Найдутся. Не все ж такие, как ты. Может, какой профессор на дачу возьмет. Он из него скворечник соорудит. А может, какой приезжий с Кавказа купит. Он из него копилку сделает.

Объявление написал, на домах расклеил, двое суток никого нет. На третий день поздно вечером звонок. Дверь открываю, мужик стоит.

– Ты, говорит, автомат продаешь?

Я обрадовался, спрашиваю:

– Тебе завернуть или так потащишь?

А он отвечает:

– Мне автомат не нужен. Я за стаканом пришел.

Зинка как это услыхала, в слезы кинулась. Говорит:

– Не хватает, чтоб ханыги по ночам шлялись. Немедленно одевайся и неси автомат куда хочешь!

Ну что делать? Взвалил на спину, тащу, ноги подкашиваются. Чувствую, еще шаг сделаю и из глаз сироп польется. Хорошо, живу невысоко. Всего на седьмом этаже.

Во двор вытащил, думаю, кому же пристроить такую вещь? Вдруг, смотрю – у соседнего подъезда грузовик стоит, мебель разгружает. Вот, думаю, сейчас я его сбагрю. В квартиру вхожу и по-деловому спрашиваю:

– Хозяин, куда мебель ставить?

– Какую, говорит, мебель?

– Вот эту, из кухонного гарнитура.

Он говорит:

– Это что, в кухонный гарнитур входит?

– А куда же это входит, в спальный?

И вдруг он мне нагло заявляет:

– Ты мне мозги не пудри. Я сам на мебельной фабрике работаю. Я этот гарнитур не покупал, я его с работы принес. Так что мне чужого краденного не надо, мне своего хватает.

Ну, так где же справедливость? Одним – все, а другим только грыжа?

Я так думаю: если человек работает в таком месте, где ему украсть нечего, то таких людей надо поощрять особо. Скажем, если пять лет проработал на таком месте, то полугодовой отпуск. Кто десять лет промучился, тому квартальную премию каждый месяц. Ну, а если двадцать лет проработал и ничего не своровал, тем сразу персональную пенсию и бесплатную путевку в санаторий для чокнутых на почве честности.

ВСЕ РАВНЫ

– Простите, пожалуйста, вы директор магазина?

– Да. А что вы хотите?

– Видите ли, я недавно квартиру получил. Вот я и хотел узнать, нельзя ли мне мебельный гарнитур приобрести, в порядке исключения…

– А почему мы для вас должны делать исключение? У нас, дорогой товарищ, все равны. Возьмите открытку, запишитесь и ждите в порядке общей очереди.

– Это я знаю. Но Сергей Андреевич говорил, что вы можете помочь.

– Так вы от Сергея Андреевича?.. Что же вы сразу не сказали? Ладно, что-нибудь придумаем. Румынский вам подойдет?

– Я бы хотел югославский.

– Нет, это никак нельзя. У нас, кто от Сергея Андреевича, все равны. Только румынский.

– Странно. Серафима Юрьевна ясно давала понять, что у вас есть югославские.

– Серафима Юрьевна, говорите?.. Это другое дело. Серафима Юрьевна – это не Сергей Андреевич. Сделаем вам югославский, в порядке исключения. Полированный, со светлой обивкой.

– Видите ли, мы с женой хотели неполированный. И с темной обивкой.

– Ничего не могу сделать. У нас, кто от Серафимы Юрьевны, все равны. Все со светлой. И полированные.

– Вы меня просто удивляете! Иван Кузьмич же твердо обещал, что будет неполированный.

– Сам Иван Кузьмич?.. Голубчик, ну что же вы все ходите вокруг да около. Раз Иван Кузьмич – тогда конечно. Неполированный, с темной обивкой. У нас, кто от Ивана Кузьмича, все равны. Вот вам квитанция, идите в кассу. Ну что вы на меня смотрите? Оплачивайте!

– Эх вы… Все равны. И не стыдно вам?

– Что? Не понял.

– А что тут понимать? Безобразие. Самое обыкновенное безобразие.

– Слушайте, не морочьте голову. Вы берете гарнитур или нет?

– Не нужен мне никакой гарнитур.

– А зачем же вы тогда пришли?

– Познакомиться. Статью я пишу о продаже мебели в магазинах.

– Постойте, вы что же, журналист?

– Вот именно журналист. Из областной газеты.

– Так вы, значит, из газеты? От Петра Петровича?! Что же вы сразу не сказали? Тогда вам еще полагается столик под телевизор.

– Не нужен мне никакой столик!

– Нет-нет, голубчик, и не спорьте. Гарнитур и столик. У нас, кто от Петра Петровича, все равны!

ПУГАЛО

На сцене человек в старом, рваном пальто. Сквозь рукава пальто продеты грабли. Слышен птичий гомон.

– Кыш-кыш!.. Не все сразу! Ишь, налетели. Приму, сколько смогу. Ну что смотришь? Ты думаешь, я кто?.. Сам ты – пугало! А я – директор огорода.

Эх, сколько я кресел сменил, пока до этого места добрался… А из-за чего страдаю? Из-за инициативы своей. Натура у меня такая, творческая. Где бы ни работал, везде чего-нибудь натворил.

Вот, помню, был я директором обойной фабрики. Ну, ты сам знаешь, какие у нас обои выпускают: в цветочек да в полосочку. А человек же среди этого живет. Ну, какая ему радость от этих полосочек? Вот я и придумал новые обои, с нарисованными деньгами! Представляешь, по всем стенам трешки, пятерки, десятки. Это ж как настроение поднимает. Допустим, в кармане у тебя ни шиша, а в квартире – денег навалом. Жить можно!

Все для людей делал, а чем они мне отплатили?.. Какой-то придурок отодрал от стены десятку – и в гастроном. Кассирша ее взяла и говорит:

– Это что за червонец? С одной стороны красный, а с другой – белый?

Он говорит:

– А мне как раз и нужно: бутылку красного и бутылку белого.

Она говорит:

– Мало ли что тебе нужно! Какая-то новая десятка. Что-то я таких не видела.

А в винном отделе как услыхали “новая”, сразу слух пошел: “Новые деньги, новые деньги!” Паника началась. Один пустую посуду пришел сдавать, так сразу передумал. Говорит:

– С деньгами еще неизвестно что будет, а бутылки – всегда вещь.

Бабка какая-то вылезла. Кричит:

– Точно знаю: деньги будут менять! У кого больше трех тыщ – отнимут, у кого меньше – добавят!

Тут как раз милиция подоспела:

– Где взял десятку? Сам делал или помогал кто?

Тот говорит:

– Да их на обойной фабрике изготовляют.

Ну, они сразу ко мне. А меня уже нет. Я уже в бане. Меня директором назначили. Мужской бани. Правда, народ сейчас туда не очень ходит, у всех дома ванна. И потом, что в бане интересного? Шайка, лейка, вот и все. А я решил народ туда завлечь. Сейчас наша промышленность начала выпускать интересное стекло, полупрозрачное: с одной стороны видно, а с другой – нет. Вот я и решил построить современную баню из этого стекла. Чтоб с улицы было не видно, а внутри люди мылись и видели перед собой красоты родного города.

Я уж теперь не знаю, как это получилось… но со стеклом мы напутали. То есть, нет, внутри люди мылись спокойно. Они же ничего не знали. А снаружи трамваи остановились. Толпа сбежалась. Ну, передние к окнам прильнули, а задние, конечно, напирают. Им же не видно. Кричат:

– Что показывают?

Передние говорят:

– Комедию. Называется “Веселые ребята”!

А один остряк говорит:

– Ну, молодцы! Во, мужскую баню построили. У них за рубежом значит “Бони М”, а у нас “Баня М”.

Ну, эти, которые мылись, вышли на улицу, а их народ уже знает.

– Браво! – кричат. – Молодцы!

Ну, они, как узнали, в чем дело – сразу ко мне. А меня уже нет.

Эх, где я только не работал, чего только не придумывал. Выключатели на веревочках знаете? Пять раз дернешь, один раз свет зажигается? Моя работа. Билеты с нагрузкой, пятиэтажные дома без лифтов – все для людей делал…

Наконец в городе места уже не осталось. Послали меня в село, директором животноводческой фермы. Смотрю: коровы у меня ходят какие– то грустные-грустные… Оказывается, их каждый день гоняют на какое-то далекое пастбище, за семь верст киселя хлебать, когда рядом, в двух шагах прекрасная роща, где растет сочный, питательный хмель.

Направил я коров в эту рощу, они этого хмеля поели, а к вечеру их уже не узнать.

Захожу в коровник, настроение у всех приподнятое, коровы сидят за столом вместе с обслуживающим персоналом. Доярки поют, коровы мычат. Пастух уже не мычит, не телится. А ветеринар, уж на что строгий человек, а тут обнял быка за шею и говорит:

– Вася, запомни: нас в деревне всего двое настоящих мужиков: ты да я!

А какое молоко стали мои коровы давать! За ним в магазине давка. Даже те, кто раньше на молоко смотреть не мог – и те стали брать пакет на троих.

Трактористы с утра парного молочка приняли, и такой у них трудовой подъем начался, что они до обеда все поле вспахали, засеяли и сверху асфальтом покрыли.

А председатель вызывает меня к себе и говорит:

– Что ж ты наделал? Пугало ты огородное!

Взял и назначил меня сюда, директором огорода. А что? Хорошо!

Природа, воздух… Секретарша вон сидит… на цепи. Лает на посетителей. Все как прежде. Мне ведь все равно где, мне лишь бы директором!

КИРПИЧ НА ГОЛОВУ

За сценой раздается глухой удар, затем, потирая голову, выходит человек с кирпичом в руках.

– Простите, вы не скажете, который час?.. Спасибо. А число?.. Ясно. А месяц?.. Понятно. Все отшибло, ничего не помню. Помню только, что вышел из дома в магазин, кирпич сверху упал, прямо по темечку – и все. Где я? Кто я? Ни имени, ни фамилии – ничего не помню. И документов никаких. Из всех документов – один кирпич.

Ну подскажите, люди добрые, что делать? Как свой дом найти?..

Как? По справочной? А кого спрашивать? Я же ничего не помню (ищет по карманам). Хоть бы справочка какая-нибудь завалящая… пропуск куда-нибудь. Во! Есть! Записка какая-то… (Читает.) “Мусик! Жду тебя вечером на том же месте. Твой ’’Пусик”. Та-ак, понятно. Непонятно только одно, кто я: Мусик или Пусик. Вопросик! Надо еще поискать (шарит по другим карманам). О! Нашел! (Разглядывает.) Справка. Тут все данные, все подробности. Имя… Ну и почерк! Как курица лапой. Имя… имя… во – Анализ! Это еще что за имя? Анализ. Может, я грек? А фамилия?.. Анализ… Ого! Ну и фамилии себе эти греки придумывают! Что хотят, то и делают. Может, дальше что-нибудь сказано?.. Белков нет, сахара нет, жиров нет… (Грустно.) Бедный я, бедный! Ничего у меня нет, кроме справки… из какой-то поликлиники… A-а! Это же анализ. Диспансеризация!.. Нет, по анализу справочный стол адресов не дает. До этого техника еще не дошла.

Вот положеньице! Потерялся среди бела дня, как маленький ребенок. Хуже! Сейчас любой ребенок свой адрес знает. А у меня-то есть ребенок или нет?.. Есть, как же! Это меня хоть балконом ударь – я помню. Маленький такой, смышленный… Ему только скажешь: “А ну-ка, сынок…” Или дочка?.. Дочка, точно! Кругленькая такая, курносая. Уже читает, считает. Институт недавно закончила.

Минуточку! Если у меня есть ребенок, значит и жена должна быть! Наверняка! Дети без мамы не родятся. Без папы – пожалуйста. А без мамы – никак. Точно-точно, жена у меня есть. Кто-то на кухне все время крутится. Стирает, моет, готовит… Или это домработница?.. Точно, домработница. Я ж ей деньги плачу. Каждый месяц. Нет, все-таки жена. Какая домработница за такие деньги станет ишачить?.. Жена, жена! Как же ее зовут-то? Как я ее называю?.. Мать! Во – мать! “Мать, давай пожрать!” А она меня как? Она меня как-то уважительно… По имени-отчеству… A-а! Горе луковое!.. Нет, это какое-то интимное имя, ласковое. А официальное? Знать бы официальное, я бы сразу адрес нашел. О! На работе знают. Там отдел кадров, имя, фамилия… А вот где я работаю? И кем?.. Точно помню, что работа у меня не физическая. И не умственная… Может, я начальник? Нет, тогда бы у меня кабинет был, секретарша… Секретаршу я бы не забыл… Где же я работаю?.. Помню только, что работа у меня все время на три буквы. Да-да-да! Вот! Работаю я в АХО, на какой-то ЭВМ, на должности ИТР, в НИИ на базе ЦСУ напротив ПТУ. А вот чем мы там занимаемся, этого я и до кирпича понять не мог.

Слушайте, что же делать-то? Может, обо мне по радио объявить, вместо сводки погоды? Чтоб жена услышала. Пропал мужчина, средних лет, склонный к полноте. Спина сутулая, грудь впалая, волосы черные, редкие… Зубы хорошие, новые… М-да! На такого красавца охотников не найдется.

Вот беда. Хоть плачь. Ау! Найдите меня. Я хороший. Это я точно помню. Мне всю жизнь говорили, что я хороший. И мама говорила, и бабушка… И жена говорит, что я хороший. Как придешь после получки, она дверь откроет и говорит: “Хорош, нечего сказать!” Вот ведь как получается: хорош – хорош, а никому не нужен… Нет, извините, такого быть не может. Нужен, очень даже нужен. Только не помню кому… A-а, друзьям нужен, вот кому! Что у меня, друзей нет? Ого-го! Еще сколько!

Вот этот, например… Ну, как его… Или этот – Саша. Или Паша… Забыл. Сосед мой по прежней квартире. Тихий такой, скромный, а когда надо – всегда рядом. Этот меня сразу найдет… Хотя нет, не найдет. Помню, обиделся он, что я его на новоселье не позвал. Чудак, ей-богу! Квартира же не резиновая. Я только самых близких собирал. Соседа, напротив из “Гастронома”, Семена из “Янтаря” и Зину из “Кулинарии”. А он обиделся. Ни слуху, ни духу…

Значит, что же это получается? Нет у меня никаких друзей?.. Вот так живешь-живешь, ни о чем не думаешь, а потом в один прекрасный день как тебя бабахнет по башке кирпичом – и сразу начинаешь задумываться: кто ты, что ты, так ли живешь, то ли делаешь? Кто тебе друг, а кто просто так… Жалко. Жалко, что мне этот кирпич лет десять назад на голову не свалился. Я б еще тогда спохватился, по-новому жить начал… Да и сейчас еще не поздно. Я еще мужчина в соку. На меня такой кирпич упал, а мне хоть бы что. Просто не помню ничего…

Слушайте, а может, меня еще разок кирпичом стукнуть? Чтоб память вернулась. Клин клином вышибает. А что? Надо попробовать (подбрасывает в руке кирпич). Была не была! Все равно, терять нечего.

Подкидывает кирпич, вверх, тот падает ему на голову с глухим стуком. Пауза.

Ну, что я говорил? Порядок! Все вспомнил. Теперь я нормальный человек, как все. С именем и фамилией. Колобашкина я, Маргарита Степановна. Ищу пропавшего мужа, стукнутого кирпичом. Если кто найдет, оставьте его себе!

ДЕФЕКТИВНЫЙ

– Скажите, это вы инспектор Сысоев?

– Н-ну я, а что?

– Безобразие! Сколько это может продолжаться?! Я уже восемь лет стою в очереди на квартиру!

– Н-не м-может быть! В-восемь лет ст-тоите?

Т-тогда садитесь.

– Я не хочу садиться. Я хочу квартиру. Что у меня, документы не в порядке?

– Доккументы в-в порядке. Н-но кое-чего не хватает.

– Чего не хватает? Скажите, я донесу.

– П-правильно. И чем скорей, т-тем лучше.

– А что я должен принести?

– Вы что, п-правда не п-понимаете?

– Нет.

– Тоггда я понимаю, п-почему вы восемь лет мучаетесь. В-вот скажите, у вас д-дома есть конверт?

– Какой конверт? С маркой?

– Н-неважно! Вважно, что внутри.

– А что внутри?

– Н-ну, вот с-скажите, вы не х-хотели бы меня п-поздравить с праздником?

– А разве сегодня праздник?

– Еще к-какой! Ровно полторы т-тыщи… лет, как на Руси стали печатать д-денежные знаки.

– А какое вы к этому празднику имеете отношение?

– К-к сожалению, пока н-никакого. Н-но вы поймите: если ч-человек хочет к-квартиру, значит он должен иметь де-де…

– Дедушку?

– Пусть д-дедушку. Лишь бы этот д-дедушка был бо-бо…

– Больной?

– Вам не ннужен б-больной дедушка. Вы с-сами н-не очень здоровый.

– А как я могу быть здоровым? Все в одной комнате: и жена, и дети, и бабушка…

– Б-бабушка? Ппрекрасно! В-вот вспомните, ч-что ваша бабушка х-хранит в чулке?

– Носки.

– А в н-носках что?

– Мозоли.

– Оп-пять двадцать пять!

– Двадцать пять чего?

– Да д-двадцать пять это в-вообще ничего! Оссобенно для ч-человека, к-который живет н-на одну зарплату.

– Ну и что? Я тоже живу на зарплату.

– Д-да, н-но вы на чью зарплату ж-живете?

– На свою.

– Вот и я бы х-хотел жить н-на вашу.

– А я на что буду жить?

– А вы б-будете жить н-на новой кввартире. Н-но для этого вы должны дать вз-вз… Ну, взз…

– A-а, я понял! Дать взаймы!

– В-вы в своем уме? Я з-здесь не затем сижу, ч-чтобы брать взаймы! Вы же ж-квартиру насовсем х-хотите, а мне вззаймы предлагаете?

– Простите, я не хотел вас оскорбить.

– Ч-чего уж там, осскорбляйте. Я п-привык. Как оччередник входит, т-только и жду от н-него оскорблений. И п-покрупнее.

– Вы извините, может, я лучше пойду?

– П-правильно, идите. И п-подумайте о м-моих словах (провожает его взглядом). Вот баран, а? Есть же такие на свете. Я тут целый час заикой прикидываюсь, намеки ему делаю. А как иначе? Сейчас такие строгости, десять лет могут дать. Так что, если хотите чего-нибудь добиться, сами должны понимать: со мной шагу нельзя сделать без вз-вз… Ну?.. Правильно, без взаимопонимания!