Текст книги "Шикша (СИ)"

Автор книги: А. Фонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Во второй, узкой, комнате стояло три кровати, тесно прижатые друг к другу. На одной из них спала старушка. Я поостереглась ее будить, проснется – спрошу. Узелок с гостинцами и рюкзак с вещами я оставила в комнате, где спала старушка, подсунув его под ближайшую кровать. Во избежание, так сказать.

Я вышла на улицу, села на ступеньки крылечка и крепко задумалась: блин, почему всё время я чувствую себя, словно неприкаянная? В лагере мне было не по себе, в Кедровом – плохо и неуютно, а здесь так вообще всё чужое-чужое (я-то в душе надеялась, что дома придёт узнавание и я вспомню всё). Но ничего не случилось, и меня сейчас накрыло разочарование и недовольство. Так я и сидела на крыльце, понуро опустив голову. И тут меня вдруг пронзила мысль – отправка мешков будет завтра, значит в город они прибывают или сегодня ночью, или завтра утром!

Что же делать?

И тут я придумала: подхватившись, забежала обратно в квартиру, вытащила из-под кровати свой рюкзак, вынула оттуда деньги и сунула в карман. Затем опрометью я бросилась обратно.

Я неслась на улицу Чкалова.

Дом номер восемнадцать был все также глух и негостеприимен. Я вошла внутрь и опять постучала в окно.

– Зойка? – выглянувший мужик изрядно удивился. – Стряслось что?

– Мне нужна помощь! – выдохнула я, пытаясь отдышаться и унять бухающее в горле сердце. – Я заплачу! Деньги есть.

В двух словах я рассказала мужику о мешках. Он посмотрел на меня с жалостью:

– Эк тебя приложило, мать, – наконец изрек он, – а вроде и не скажешь, что пьющая…

Я пожала плечами, мол, сама не понимаю, как так-то, но очень надо.

– Эвона как, – удивленно подытожил мужик и предложил мне кофе.

Я вздрогнула и торопливо отказалась, сославшись на сердце. Затем продолжила:

– Нужно найти железнодорожный состав, который сегодня-завтра прибывает из Москвы, там будут мешки с семенами. Два мешка. Нужно эти семена заменить на другие. А эти мешки сжечь, да так, чтобы ни одно семечко оттуда не упало на землю и не разлетелось от ветра.

– Это что же так? – вытаращился мужик, – нет, всяко на моем жизни бывало – и наказать кого по справедливости, и повоспитывать, чтобы неповадно было. Даже бабу как-то раз поучили, которая у другой молодухи мужика увела. Но чтобы семена воровать…

– Не просто воровать, а нужно подменить на похожие, – строго уточнила я, – это могут быть семена укропа, моркови, тмина, петрушки или фенхеля.

– Какого хеля? – вытаращился мужик. – где я тебе, блядь, этого хеля возьму?

– Значит, морковь и петрушка с укропом, – настойчиво припечатала я.

– Но два мешка? – почесал заросшую голову мужик, – это же ого!

Я вздохнула и принялась уговаривать мужика…

Глава 14

Ночь была слишком лунной. Настолько, что в её призрачном, бледном свете вполне можно было читать вывески. Если бы они здесь были. В общем, всё не задалось как-то сразу: и темнота не ахти, и второй человек, Яша, опоздал почти на полчаса, и угрюмый мужик – дядя Витя Пузырь, долго шипел и ругался, давал указания, отменял и окончательно всех в результате запутал.

Но, наконец, мы выдвинулись. Я говорю «мы», потому что я выдвинулась тоже.

Но лучше по порядку: дядю Витю Пузыря уговорить мне таки удалось. Причем сработали не мои логически выстроенные аргументы. Как ни странно, но он взглянул на меня (а я ходила все эти дни в аннушкином платочке) и говорит такой вдруг:

– Снимай.

– Что? – не поняла сперва я.

– Платок сними!

Я удивилась, но спорить не стала. Дядя Витя посмотрел на мою кое-как зашитую лысоватую башку. Я говорю лысоватую, а не лысую, потому что волосы уже начали чуть отрастать и теперь представляли собой небольшой ёжик, примерно около сантиметра. Но швы просматривались хорошо (Аннушка говорила, что Колька стянул края головы отнюдь не художественной гладью. В общем, как попало зашил. Неэстетично.).

И вот посмотрел на мою раскуроченную и как попало смётанную головешню дядя Витя Пузырь и вынес вердикт:

– Так это правда? Ты там всех укокохала и себе заодно бошку проломила?

– Это не я! – я попыталась донести до его сознания эту простую мысль, но дядя Витя остался при своём мнении:

– Да ладно, из нас тоже никто и мухи никогда не обидел, – он хохотнул и подмигнул мне, – молодец, девка, огонь! Так что там тебе помочь надо?

Пришлось рассказывать всё заново.

И теперь мы, то есть я, Яша и Хвощ крадемся промеж вагонами и огромными цистернами на колёсах, от которых прёт соляркой. Составов было много, в каком из них мои два мешка – непонятно. Но Хвощ успокоил – сказал, что «всё схвачено» и что его кума работает тут обходчицей, она всё выяснила.

Я перепрыгнула через разлитую лужу мазута и чуть не влетела в просыпанную кучку какой-то белой хрени – то ли известь, то ли вообще какая-то едкая щёлочь. Мне вляпываться в такое было никак нельзя – на ногах простые тряпичные тапочки, которые протерлись на носках. Поэтому я чуть ли не зависла в воздухе, но на краю каким-то чудом удержалась.

При этом я задела ржавую шкарабанку и та с грохотом, сука, подпрыгнула на щебёнке: Яша и Хвощ зыркнули на меня такими укоризненными мягко говоря глазами, что лучше бы я в эту кучу щёлочи сама добровольно легла и ещё вдобавок покачалась.

Но, слава богу, никто не услышал – как раз рядом, через две колеи прогрохотал товарный состав, обдав всё вокруг чёрными хлопьями вонючего дыма, и всё обошлось. Яша первый нырнул под закопчённый вагон, за ним – Хвощ. Я согнулась и попыталась пролезть в прореху, но зацепилась тряпкой на голове. Яша зашипел на меня и вовремя сдернул, чтобы я могла нормально пройти (вместо моего белого «весёленького» платочка, который мне дала Аннушка для прикрытия безобразной раны, дядя Витя выдал мне какую-то рванину темного цвета (чтобы не отсвечивать в темноте). Я намотала её на голове в виде тюрбана и теперь вот зацепилась.

– Давай! – шикнул Хвощ.

Я юркнула за ним, и как раз вовремя – мимо протопали сапоги обходчика. Луч фонаря попрыгал по колёсам, остановился, чуток подрожал и поскакал дальше. Я за эти пару секунд поседела (если бы у меня были волосы).

Мы оказались с другой стороны и побежали между составами. Яша подскочил к пустой платформе, подпрыгнул и оказался сверху. За ним полез Хвощ. Когда дошла моя очередь, я попыталась забраться наверх, но тщетно – было высоковато и жопа тянула вниз. Тогда Яша схватил меня за руки и рванул вверх. У меня аж в глазах потемнело – думала, что заодно руки из суставов повыдирает. Мы прошли немного по платформе и спрыгнули. Тут я справилась хорошо, правда колено расшибла. Но это уже мелочи.

Вдалеке опять замелькал луч от фонаря, и мы присели. В общем, вот такими перебежками, мы добрались до нужного вагона (Хвощ сверил номер с написанными на ладони цифрами и кивнул). Яша поковырял в большом навесном замке, Хвощ оттянул большую, похожую на шлагбаум штангу, раскрыл дверь, и они влезли внутрь.

Я осталась внизу, поминутно нервничая и оглядываясь. Пару минут было тихо, я уже вся испереживалась и продрогла на ветру, как вдруг показалась голова Яши и он цыкнул:

– Принимай! – и вытащил мешок.

Не успела я отреагировать, как он столкнул мешок вниз. Я поймала, но мешок был тяжелым, килограмм на двадцать пять примерно. В общем унесло меня вместе с мешком. Еле вылезла. А Яша уже второй бросает.

Второй я поймала (почти поймала) ловчее. Возможно, потому, что он был гораздо меньше. Хвощ швырнул мне два пустых мешка. Я развязала веревку на одном из мешков и высыпала на ладонь пару чуть вытянутых семечек. Оно! Точно! Не знаю, откуда у меня была эта уверенность, но я знала. Осторожно, стараясь не просыпать ни зернышка, я вернула всё на место, завязала обратно и принялась переписывать на пустые мешки цифры и адреса, что были нанесены на мешки с семенами (здесь я уже порадовалась, что была луна и фонарик включать не надо было). Когда я закончила с первым, рядом мягко приземлился на полусогнутые Хвощ. Следом спрыгнул Яша. Они забрали у меня пустые подписанные мешки и метнулись к соседнему составу, в котором перевозили солому в больших тюках.

В общем, два набитых соломой мешка заменили мешки с семенами борщевика. Вся процедура заняла не больше пятнадцати – двадцати минут.

Теперь нам предстояло вернуться обратно тем же путём. Я мысленно исполнила гимн восхваления куме Хвоща, которая поделилась с кумом графиком обхода составов. У них там строго по инструкции и всё время маршрут меняется. В общем, полезная кума у Хвоща.

Но теперь мы были груженые. Один мешок, тот, что побольше, нёс Хвощ (он был здоровый), а тот, что поменьше взялся тащить Яша (Яша был мелкий, щуплый, похож на корейца. Хотя я почему-то думаю, что он и был корейцем или кем-то таким).

В общем, мои подельники оказались джентльменами. Хотя даже за груженными ними я еле-еле поспевала. Мы дошли до самого первого, крайнего, состава, как вдруг опять мелькнул свет от фонаря обходчика. Чёрт! У меня аж ладони вспотели. Судя по тому, как занервничал Хвощ – кума где-то ошиблась. Или обходчик самовольно изменил маршрут.

Мы замерли. Время замедлилось, зато свет стремительно приближался.

– На! – выдохнул Яша и швырнул свой мешок Хвощу. Сам же цапнул меня за руку, и мы со всех ног побежали в другую сторону.

– Стоять! – закричал обходчик и бросился за нами. Шаги приближались – этот уродский обходчик бегал быстрее меня.

– Стой! Стрелять буду! – заорал он и пальнул в воздух. Где-то вдали послышался топот, голоса – бежала подмога.

Яша дёрнулся в сторону, но мы не успевали. В общем, если бы не моя медлительность, Яша вполне успел бы убежать, а так – не вышло.

Поэтому уже через минут пятнадцать, сидели мы с Яшей в каморке милиционера на вокзале и давали показания.

Милиционер, средних лет мужчина с уставшим от такой жизни и обильных возлияний лицом, был крайне недоволен, что его разбудили среди ночи, поэтому наше появление в каморке встретил крайне нелюбезно.

Выяснив имя–фамилию и остальные данные, он приступил к допросу. Начал, естественно, с меня:

– Гражданка Горелова, что вы делали в три часа ночи на охраняемом объекте?

– Гуляла, – твердо ответила я.

– Гуляла между товарными составами? На запасных железнодорожных путях? – язвительно повторил милиционер, записывая в протокол.

– Именно так, – спокойно ответила я.

– А гражданин Яшечкин что там делал? – задал вопрос милиционер.

– Полагаю, что тоже гулял, – ответила я.

– Больше вам гулять было негде? – усомнился милиционер и тут же зло накинулся на меня, – ты мне тут зубы не заговаривай! Гуляла она!

Он хлопнул ладонью по столу с такой злобой, что я чуть не подпрыгнула. Но внешне ни один мускул не дрогнул на моём лице.

– Товарищ милиционер, – повторила я ровным тоном, – я же вам сказала, что я там гуляла. И товарищ Яшечкин тоже гулял. Со мной гулял. Свидание у нас было, понимаете?

– Между железнодорожными составами? – опять насмешливо скривился милиционер. – Свидание было, да?

– Совершенно верно, – кивнула я, – свидание. Понимаете, товарищ, мы встречаемся довольно давно и отношения уже стали охлаждаться, поэтому мы любим взбодрить эмоции. И периодически гуляем то между составами, то на мосту, то по лесной дороге. Недавно гуляли ночью по кладбищу. Это так стимулирует, поверьте.

Милиционер сперва заинтересовался, немного подумал, а потом посмотрел на меня как на дурочку.

– Что у вас с головой? – наконец, спросил он, опять вернувшись к протоколу.

– Ударилась, – ответила я честно (ну, почти честно).

– А с коленями?

– С одним коленом, – поправила его я.

– Что с одним коленом?

– Да нормально всё – стояла на колене, замуж просилась, – скорбно вздохнула я. – кто ж знал, что свидание в участке закончится… уже почти уговорила его…

– Гражданка, вы в своём уме? – рявкнул милиционер.

– Я просто замуж очень сильно хочу, – «призналась» я с грустью, – и я фату с собой во все дальние поездки беру, всяко, знаете ли может случится…

В общем, в результате милиционер решил, что я слегка «с приветом», а так как мы ничего не нарушили, то ограничился устным предупреждением и десятиминутной нотацией.

– Артистка, – сказал Яша, когда мы вышли из отделения.

На улице светало, выпала роса и мои тапочки совсем промокли. Мимо протарахтел грузовик, обдав нас выхлопами.

Мы шли по дороге к городу. Я посмотрела на Яшу и не поняла, одобрительно он это сказал, или осуждающе, но решила не придавать этому значения, главное – что нас отпустили и мы были на свободе.

До города было примерно минут тридцать – сорок, если пешком. Мы шли в полном молчании – Яша и так был не сильно общительным, да и бессонная ночь, все эти тревоги, волнения, к беседам особо не располагали.

Я задумалась.

Итак, первая часть моего плана прошла практически успешно. Если не считать того, что мы побывали в милицейском участке, главная задача была выполнена безупречно – мешки с семенами борщевика в Кедровый не попадут.

Конечно, получив мешки с соломой, они сразу же подключат милицию, будут искать. Но пусть ищут. Связать моё пребывание между железнодорожными вагонами с пропажей семян они могут, но при мне ничего не было (кроме Яши, ха-ха!), так что и предъявить нечего. А подозрения к делу не пришьёшь.

Вот и прекрасно.

Теперь дальше. Понятно, что на этом Абрамовский не успокоится. И здесь два варианта развития событий.

Вариант «А»: если у него нет лишних семян – он год или даже два потратит на то, чтобы заново развести борщевик и собрать эти два мешка. То есть у меня имеется очень даже неплохой запас по времени, чтобы что-то внятное предпринять. Можно будет после экспедиции сразу же уволиться тут и поехать к нему в НИИ, устроиться там на работу и потихоньку всё развалить.

Вариант «Б»: если у Абрамовского есть еще пару мешков семян борщевика. Значит зная, что прошлый груз весь исчез, он или выберет другой район (и тут я ничего сделать не смогу и даже не узнаю, какой район он выбрал). Или приедет лично сам сопровождать мешки, чтобы семена не пропали (или пришлёт помощника).

В том, что он выберет другой район я сильно сомневаюсь – это же нужно заново все эти согласования, нужно опять ехать, уговаривать ответственных товарищей, договариваться, объяснять, а времени у него слишком мало – северное лето короткое и быстро заканчивается. А по осени Партия за урожай и надои спросит. И он это прекрасно знает. А отчитаться ему будет нечем.

Поэтому остаётся только тот вариант, что недели через полторы – две в Кедровый пришлют новые мешки с этим чёртовым борщевиком. И приедет контролировать это дело сам Абрамовский лично или кто-то из его людей.

Но данный вариант для меня тоже не очень хорош – в это время я ещё буду в экспедиции, и из тайги повлиять на посевы борщевика не смогу никак.

И вот что делать? Испортить отношения с Бармалеем, чтобы он меня выгнал из экспедиции? Так а вдруг он захочет перевоспитать меня и отправит в какую-нибудь дальнюю разведку, как тогда на пятьдесят восьмой отправил? Или отдаст Нине Васильевне в ботаническое рабство?

Есть еще один вариант – травма. Но, чтобы меня отправили «на землю», нужна травма посерьезнее, чем камнем разбить голову. На пример, отрезать ногу. Да и то не факт, что Колька обратно не пришьет. Причем по обыкновению – без анестезии. От этой дурацкой мысли я рассмеялась, и Яша удивлённо взглянул на меня:

– Ты чего?

– Да так, вспомнила, как мы менту про замуж втюхивали….

– Не мы, а ты. Я же говорю – артистка.

Дальше опять шли какое-то время молча.

– А ты правда замуж хочешь? – внезапно спросил Яша.

От неожиданности я споткнулась и чуть не улетела носом в асфальт, хорошо, что Яша схватил за рукав и не дал упасть.

– С чего это ты взял? – от удивления я не знала, как реагировать.

– Ну ты же сама сказала менту.

– Так я ему много чего наговорила! Ещё и про то, что у нас свидание сказала, но это же не значит, что всё это правда.

Опять замолчали и какое-то время просто шли.

Я постепенно опять вернулась к обдумыванию, как слинять из экспедиции до приезда Абрамовского в Кедровый. Борщевик не должен попасть на поля! Это я знала точно. Я перебрала кучу вариантов – от телеграммы о смерти любимой бабушки (но телеграмма в тайгу банально не дойдет) до внезапной беременности (тоже плохой вариант – сразу же отправят на осмотр, подтвердить не смогу). А что, если…

Но тут Яша не выдержал и спросил:

– Слушай, а это правда, что ты фату в поездки с собой возишь?

– Все девки возят, – с самым невозмутимо-серьёзным видом ответила я, – ты не знал разве?

Яша ничего не ответил и дальше шёл молча, с очень задумчивым видом.

Рассвело окончательно и бесповоротно, сквозь тучки начало несмело просеиваться солнце. Поднялся ветерок, он мягко обдувал разгорячённое от ходьбы лицо. В городе гнуса почти не было, а ещё ветерок – вообще красота.

Мы вошли в сонный ещё город, идти домой в пять тридцать утра было глупо, поэтому мы решили с Яшей направиться сразу к дяде Вите. Кроме того, туда однозначно должен был подойти и Хвощ.

Дядя Витя встретил нас не очень приветливо, мы его разбудили. Почёсываясь и позёвывая, он, тем не менее, пустил нас в дом, на кухню, и даже предложил кофе. Меня передернуло, и я категорически отказалась, мол в такую рань кофе пить не могу. А вот Яша пил.

Пока они пили кофе из нечистых стаканов, я, чтобы отвлечься от созерцания этого всего, попыталась составить план действий на сегодняшний день. Пункт первый – сжечь семена борщевика. Это можно сделать у дяди Вити во дворе. Места много, никто и не обратит внимание. Пункт два. Нужно идти домой и заново познакомиться со своей семьей. Пункт три – вымыться, наконец, нормально, одеться в нормальную человеческую одежду. Выстирать «таёжные» вещи (в рюкзаке). Пункт четыре – сходить в больницу и снять швы. Пункт пять – сходить в магазин и купить новые резиновые сапоги-болотники, новые тапочки и новый костюм-энцефалитку с антимоскитной сеткой. И ещё Аннушка там список набросала. Да и себе по мелочёвке. Вот только деньги. Кстати, к вопросу о деньгах – я перевела взгляд на дядю Витю. Он как раз допил кофе.

– Дядя Витя, – сказала я, – сколько я вам должна за помощь?

– Давай червонец парням на пиво, а так – ничего не должна. Мы своих не бросаем. А свои не бросают нас, – многозначительно посмотрел на меня дядя Витя-Пузырь.

Я достала червонец и протянула ему (пусть сам делит), как вдруг скрипнула калитка и послышались шаги. Яша моментально кинулся к окну:

– Хвощ, – дал отмашку рукой он и вернулся допивать кофе.

Вошел Хвощ и поздоровался.

– А где семена? – спросила я у него.

– Понимаешь, когда вы побежали, я тоже побежал, – начал рассказывать он. – В другую сторону. С мешками. А потом смотрю – до города уже совсем близко, да и светать начало, так я, чтобы не засекли, высыпал всё.

– Что ты сделал? – схватилась за голову я.

– Высыпал, – пожал плечами Хвощ. – Ну ты же сама их сжечь собиралась. Значит не нужны они тебе.

– К-к-к-куда ты высыпал? – помертвевшими губами еле выдавила я.

– Да там рядом… в овраг, – ответил Хвощ. – Да не бойся ты! Никто их не найдет. Там ручей течет, их унесло давно.

Я застонала.

Глава 15

– Всё! – выдохнула я, – это конец.

– Чегой-то? – не понял Хвощ.

– Ты что натворил, гад⁈ – прошипела я, – да ты хоть понимаешь, своими мозгами, что ты натворил⁈

– А что я натворил? – как попугай повторил за мной Хвощ, с явным недоумением. – и не бухти на меня. Будет ещё всяка баба тут едало раскрывать!

И тут меня накрыло. В глазах потемнело. В ушах забухали молотки. Не помня себя, я схватила вилку со стола и бросилась на Хвоща. Не знаю, чем бы это всё закончилось, но нас растащили.

– А ну глохни! – рявкнул дядя Витя и бахнул по столу кулаком так, что немытые стаканы аж задребезжали. – Сидеть! Оба!

На кухне стало тихо.

– Ты чего это, девка, пургу гонишь⁈ – вызверился он на меня свистящим шепотом, – совсем берега попутала?

Он с таким злом зыркнул на меня, что меня в момент отпустило, и на секунду даже накрыло липким тягучим страхом. Но лишь на секунду. Затем ярость опять поднялась откуда-то из потаённых глубин и захлестнула меня полностью.

– Этот Хлыщ уничтожил планету! – цвыркнула я злобно. – Он, считай, убил всех нас и всё живое! Гори в аду, тварь!

На меня уставились три пары ошарашенно-изумлённых глаз.

– Вот это её перемкнуло, – пробормотал Яша, обращаясь к Пузырю, – дядь Вова, может это… того… скорую ей вызвать?

– Они её в санаторий сразу упрут, – злобно поддел Хвощ, косясь в мою сторону недобрым взглядом.

– Тихо! – опять повысил голос дядя Витя и строго глянул на меня, – ты что это за херню несёшь, девка, а?

– Это не херня, – тихим усталым голосом сказала я, на меня вдруг накатило такое безразличие, что ой, – это экологическая катастрофа в будущем.

– Чего-о-о? – захохотал Хвощ, – эк её накрыло-то! Кино, да и только!

– Объясни, – велел дядя Витя Пузырь, не сводя с меня пристального взгляда.

– Мне сложно объяснить вам это сейчас, – ответила я подавленно, – понимаете, это растение, борщевик, это бомба замедленного действия. Пройдет лет пятьдесят, и оно захватит здесь всё, что можно. Не будет больше полей, лугов – будут только заросли борщевика. В рост человека. Даже в лес по ягоды сходить будет невозможно – там тоже будет только борщевик…

– Ну и хрен с ним! – гыгыкнул Хвощ, – пускай себе будет.

– Это не просто растение, если к нему дотронуться – руки сразу разъедает, как от кислоты, начинаются страшные ожоги, которые не проходят по много лет. Человек не сможет больше выходить на солнце…

– А ты-то откуда это всё знаешь? – недоверчиво прищурился дядя Витя.

– Разговор учёных подслушала, – соврала я (не буду же я рассказывать про свои предчувствия и сны), – они хотят развести у нас борщевик, чтобы уничтожить всё живое.

– Ох-йо! – выдохнул Яша. – Капиталисты что ль?

– Да, – кивнула я, – это оружие у них такое. Биологическое оружие. Они его специально для нас придумали. Только оно действует не сразу, а медленно. Но наверняка. Потом с ним уже ничего не сделаешь.

– Дык нам-то что с того, мать? – опять хохотнул Хвощ, – нас поди уже давно и не будет!

– Но дети-то твои будут, – упрямо продолжила гнуть свою линию я, – и внуки будут.

– Нету у меня детей, – отмахнулся Хвощ, – так что мне плевать.

– А у меня есть, – задумчиво пробормотал дядя Витя, – Марусенька, внучечка моя, есть.

– Ну вот, – обрадованно подхватила я, – разве вы хотите своей Марусеньке такое будущее?

– Ты точно не гонишь? – пронзительно зыркнул на меня дядя Витя-Пузырь. – Узнаю, что прогон – кровью умоешься, девка.

– Гоню-не гоню, что уже с того, – пожала я плечами, безразлично уставившись в одну точку. – Дело-то уже сделано. Семена борщевика попали в воду и их разнесло на всю округу. Сейчас он начнет прорастать. Это произойдет очень быстро.

– Не ссы, – одёрнул меня дядя Витя, – там, в тот ручей соляру мужики всегда сливают, так что никуда твои семена не прорастут.

– Это же борщевик, – упрямо покачала головой я, – эти семена прорастут хоть в атомном реакторе.

– А это как? – не понял Яша.

– Погоди ты, – одёрнул его дядя Витя, – а собрать их как-то можно?

– Да как их теперь соберешь? – невесело улыбнулась я, – часть унесло с течением, часть осела в ил, причем на разную глубину, еще какая-то часть разлетелась от ветра по всему берегу, когда он высыпал… да те же птицы могли склевать и разнести на любые расстояния… уже всё… поздно…

– Слышь, Зой, я это…– вдруг покраснел Хвощ и замялся, – в общем, не высыпал я…

– Что-о-о?

– Я оба мешка прям так туда бухнул, – покаялся Хвощ и покраснел, – там просто менты шли, я запалиться не хотел, потому и дал ноги. Ты же всё едино говорила, что жечь будешь – вот я и забросил в ручей.

– Ну, слава богу! – у меня аж от сердца отлегло. – Что ж ты сразу-то не сказал⁈

– Да откуда я знал, что это за хрень такая! – огрызнулся Хвощ, но уже с облегчением, беззлобно. – Вечером сходим с Яшкой, достанем.

– А до вечера их не найдут там? – забеспокоилась я, – или веревка намокнет, соскользнёт, и семена разнесет течением. Или дырка в мешке? Нет, рисковать не надо.

– Так менты…

– Я сказал – сходишь и вытащишь, – строго велел дядя Витя непреклонным тоном, – и сюда оба мешка принеси. Тут и пожгём. Да, Зоя?

– Да, – кивнула я облегченно.

За окном начинался день, а у меня дел было немерено. Хвощ с Яшей ушли вылавливать мешки, дядя Витя-Пузырь занялся своими делами, а я, отказавшись от кофе, решила сходить «к себе домой» (ну никак я не могла привыкнуть, что это мой дом и там живут родные мне люди).

Сегодня было безветренно и в городе появилась мошка. Точнее много мошки. Злобные, настырные. На утренних улицах было ещё почти безлюдно и весь гнус достался мне. Отмахиваясь, от надоедливых тварей, на ходу пожирающих меня заживо, я максимально ускорилась и уже через десять минут влетела в знакомый подъезд, вкусно пропахший жаренной рыбой. В животе сразу заурчало, и я поняла, насколько голодна. Плюс начала наваливаться усталость от волнений этой бессонной ночи (да и марафон мы с Яшей пробежали немаленький).

Дверь в этот раз была заперта, звонка не было, поэтому я постучала. Некоторое время было тихо, затем послышались шаги и дверь распахнулась. На пороге стояла плотно сбитая женщина в пёстром ситцевом халате, примерно лет сорока, чем-то неуловимо похожая на фото Зои в паспорте. В смысле на моё фото (всё никак к себе не привыкну). Она вытаращилась на меня в упор, ну, а я – на нее. Интересно, кто она мне? Мать? Так вроде молодая. Сестра? Слишком большая разница в возрасте. Больше вариантов не было…

– Ты где взялась? – наконец, вместо приветствия, выдала она. Тон её дружелюбным назвать было сложно.

– Пришла, – неопределённо пожала я плечами, – Здравствуй.

– А что это ты в таком виде? – прищурилась она, не ответив на приветствие, – на дворе шесть тридцать утра. Ты откуда такая заявилась?

– В каком виде?

– В непотребном! – взвизгнула она тонко.

Напротив скрипнула и чуть приоткрылась дверь. Оттуда кто-то подсматривал любопытными глазами.

– Здесь разговаривать будем? – вяло кивнула я на соседскую дверь, еле сдерживая зевок.

– Заходи уже, – недовольно буркнула женщина, пропуская в квартиру. – Чем от тебя несет так?

– А чем?

– Куревом и солярой, – скривила нос она и добавила недовольным тоном. – На кухню иди, все ещё спят.

Я дисциплинированно прошла на кухню.

Вчера я не особо рассмотрела её, торопилась. Обстановка была типичная – крашенные до середины зеленой масляной краской стены, белые занавесочки на узком окошке, в углу кухонного стола – кривобокий примус. Напротив – плита с двумя конфорками и белый громоздкий буфет с пузатыми потускневшими бомбошками, который занимал сразу полкухни. Нижних дверок в нём не было, там тоже пестрели шторки с рюшиками. На одной из открытых полок стояла начатая банка с квашеными огурцами – есть захотелось ещё сильнее, и я, чтоб отвлечься, продолжила разглядывать обстановку.

На одной стене в ряд вбиты большие гвозди, на которых висят старые оцинкованные тазы, на другой – большая квадратная лоскутная хренотень с десятком вышитых кармашков, из которых торчит всякая кухонная мелочь – ложки-поварёшки, верёвки с прищепками, скалка и прочая ерунда. На дощатом полу – вязанные из тряпичных полосок коврики. Я насчитала четыре, даже перед массивным титаном и то был свой самодельный весёленький коврик. Всё было бедненько, но старательно прикрывалось: то занавесочкой, то салфеточкой.

Я плюхнулась на единственную табуретку у стола.

– Ты чё сюда припёрлась? – свистящим шепотом спросила женщина, нервно оглянувшись на дверь.

– Я вообще-то здесь прописана, – не нашла никакого более лучшего ответа я.

– Да ты! Ты! – у женщины аж дыханье от возмущения спёрло, и она вполголоса разразилась бранью. Я не буду сейчас цитировать весь тот словесный поток возмущения, который вывернула на меня эта родственница, скажу лишь, что всё продолжалось долго и тон претензий постепенно повышался, пока не перешел в крик. За стеной заплакал ребенок. Послышались шаркающие шаги, и на кухне показалась старушка (та, которая спала прошлый раз). Увидев меня, она явно обрадовалась:

– Зоинька! – её сморщенное, как печёное яблочко, лицо расплылось в робкой улыбке. – Приехала.

– Уйдите отседава, мама! – рявкнула на нее женщина, и старушка, вжав голову в плечи, пугливо ретировалась.

– Тебе здесь не рады! – заявила мне женщина.

Я пожала плечами, ну не рады, так не рады. Спросить её, кем она мне приходится, я сочла неуместным. Пусть спустит пар. Между тем веки тяжелели всё больше и больше. Женщина что-то там ещё вещала, а я сидела и чувствовала, что плыву.

– Спать хочу, – сообщила я, зевая.

– Ну вы посмотрите на её! – возмущённо всплеснула руками женщина. – Как ты…

Договорить ей не дали – на кухне появился вчерашний мужичек. Точнее сперва появилась густая пелена перегара, только затем – сам мужичек.

– Чего бухтим с утра, а, Галчонок? – он, дурашливо хихикнув, хлопнул женщину по имени Галчонок по крепкому заду.

– Ах ты ж, пенёк! – замахнулась на него та, но мужичек ловко увернулся от подзатыльника.

– А что у нас тут готово? – он открыл крышку кастрюли и заглянул туда, смачно хрустя огурцом из банки.

Рот моментально наполнился слюной. Я сглотнула.

– Так, я не поняла? – нахмурилась Галчонок, присматриваясь, – ты уже с утра где-то тяпнул? Или то вчерашнее?

– Та Галчонок! – попытался отхихикаться тот, но женщина не повелась.

– Так, а где зарплата?

– Та какая зарплата?

Семейная разборка набирала обороты и я, воспользовавшись ситуацией, выскользнула из квартиры: вряд ли поспать мне тут дадут, да и кормежка явно не предвидится, а вот список дел у меня на сегодня большой.

И начну я, пожалуй, с магазина спецодежды.

Дорога к магазину, как удалось выяснить у дворника, пролегала мимо дяди Витиного дома. И я решила на секунду заскочить, узнать как дела. Вдруг она уже вернулась, и я сейчас покончу с борщевиком и спокойно займусь своими проблемами.

Как в воду глядела. Они вернулись. Без мешков, правда.

В доме дяди Вити, на кухне, переминаясь с ноги на ногу, стоял Хвощ.

– Ну что там? – недовольно дёрнул головой дядя Витя-Пузырь, прикуривая папиросу.

– Там это… – запинаясь тяжело вздохнул Хвощ и тоскливо уставился в окно.

– Да говори ты! – рыкнул на него дядя Витя, выпуская клубы дыма.

– Мешков нету, – хмуро пришел ему на выручку Яша и тоже посмотрел в окно.

– Как нету? – не поверила я, – развязались?

– Да нет, вообще нету.

– Так идите, блядь, и найдите! – рявкнул дядя Витя так, что зажженная сигарета упала ему на живот, что отнюдь не добавило ему благодушия.

Мы выскочили из дома.

После длительных нудных расспросов, кто был в то время у оврага, удалось найти мелкого вихрастого пацана, который пускал в ручье кораблики и видел, как какой-то дядя выудил два мешка и забрал с собой. А дальше выяснить, что это за дядя такой в небольшом городке было вопросом пятнадцати минут.