Текст книги "Шикша (СИ)"

Автор книги: А. Фонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

И тут у него в животе заурчало тоже.

– А вы что-нибудь сегодня ели, Иван Карлович? – не осталась в долгу я.

– Ты лучше думай, Горелова, что будешь следователям говорить, где ты труп дела⁈ – рыкнул Бармалей и тут у него в животе заурчало ещё сильнее.

Он сконфузился и замолчал.

А я вспомнила, что у меня же есть узелок с ландориками.

– Будете? – я вытащила себе и ему.

– Что это? – резко побледнел Бармалей.

– Ландорики, – ответила я, – Ешьте. Вкусно.

– А где ты их взяла, а, Горелова? – прищурился Бармалей, – что-то я не вижу, чтобы в балке печь топилась!

Упс. Прокол.

Кололи меня дружно, вчетвером. Лишь Игнат молчал. Зато Колька и Бармалей больше всех изгалялись. Договорились до того, что я это я и Нину Васильевну, и Митьку, и Аннушку грохнула.

– Ага. Вас послушать. так Аннушку я грохнула, чтобы поесть ландориков, – не удержалась от язвительного комментария я.

Кстати, ландорики у меня изъяли, как вещественное доказательство. Так что я была голодной и злой.

– Зоя, хватит хвостом крутить, – подытожил Колька, – вокруг чёрте-что творится. Если ты видела Аннушку – веди нас к ней. А дальше мы уже с нею сами будем решать, что дальше делать.

В общем, я подумала, подумала и повела их в лагерь к уголовникам.

Может, я была не права. Во всяком случае, Аннушка меня просила, и я ей пообещала. Но я очень о ней переживала и не хотела, чтобы она пострадала. А вокруг действительно что-то непонятное происходит.

В общем, пошли мы туда, к Аннушке.

Правда, не успели.

Прямо на площадке, между охотничьим лабазом, избами и брезентовым чумом лежали трупы. Шесть мужчин и одна женщина.

И эта женщина была Аннушка.

Глава 25

Когда мы привезли Аннушку и остальных в лагерь геологов, поднялась такая суета, что ужас. Меня допрашивали раз десять, по очереди, то старший следователь, то младший. А потом припёрся Бармалей со своими вопросами. Хорошо, Колька, видя, что я совсем замоталась, шугнул их всех, и я хоть нормально поела (впервые за двое суток) и немного поспала.

Мда, нету на них Аннушки, она бы быстро порядок тут навела.

Послонявшись весь день по взбудораженному лагерю, ловя на себе косые взгляды, я приняла решение вернуться на пятьдесят восьмой и таки разобраться с этими тайнами. Пока все суетятся, я потихоньку, незаметно, начала собираться.

Когда я копошилась в хозке, выбирая, что возьму с собой из продуктов в дорогу, вошел Игнат. Это было так неожиданно, что я чуть не заорала.

– Ты куда опять намылилась? – строго спросил он.

– Я пойду на пятьдесят восьмой, – сказала я, засовывая две лепешки и флягу с водой в торбу (рюкзака у меня больше не было, но я вытащила у Аннушки из палатки полотняную сумочку, пока никто не видел).

– Не пойдёшь, – мотнул головой Игнат.

– А что ты мне сделаешь? – зло ощерилась я. – Митька пропал, труп Нины Васильевны пропал… Кто-то убил Аннушку и этих гастролёров… и никто даже в ус не дует. Зато меня замучили допросами, а о том, что там, может, ещё где-то следы остались или улики – никого и не волнует!

Я распалялась всё больше и больше.

– Зоя, не в том дело… – начал было Игнат, но я перебила:

– Как не в том? Как не в том! Мне вчера вечером Генка, сволочь, высказал, что это из-за меня всё случилось! А потом, представляешь, брякнул, что это я могла убить и ребят, и Нину Васильевну, и Аннушку!

– Да он совсем сбрендил, – махнул рукой Игнат, – в одиночку ты бы даже с Ниной Васильевной не справилась, что уж говорить про Аннушку или этих уголовников.

– Но он вполне серьёзно мне так сказал! – продолжала горячиться я, – то есть он так считает!

– Не волнуйся, я с ним поговорю, – мрачно сказал Игнат, – и он заткнётся.

– Возможно! В лицо после твоего «разговора» он мне говорить не будет! Но за спиной – будет! И считать он так не перестанет! И остальные тоже! Ты знаешь, каково это – находиться в коллективе в замкнутом пространстве, когда тебя считают сумасшедшей убийцей⁈ Когда все шарахаются от тебя! Это же ужас!

Игнат не нашелся, что ответить.

– Нет, Игнат, ты меня не остановишь! – воскликнула я и сердито пихнула в торбу кухонный нож, – я пойду. Точка!

– Ты ненормальная, Зоя, – с каким-то чуть ли не восхищением в глазах проговорил Игнат.

Видеть эмоции на лице обычно бесстрастного охотника было непривычно.

– Какая уж есть! – огрызнулась я и продолжила собираться.

– Бармалей тебя убьет, – предпринял ещё одну попытку остановить меня Игнат.

– Он меня и так, и так убьет, – вздохнула я, – ты же, наверное, слышал, что я заасфальтировала огороды в городе? Так это он ещё не всё знает. Думаю, дальше будет хуже.

– Так это правда? – усмехнулся Игнат.

Я пожала плечами, мол, понимай, как знаешь, и продолжила собираться.

– Зоя, – сказал Игнат.

– Даже не уговаривай, – отрезала я, – всё, разговор окончен. Ты попытался воззвать к моему разуму, я не прониклась. Поэтому всё. Что мог, ты попытался сделать. Твоя совесть чиста.

– Я понял, – нахмурился он и вдруг добавил, – я тоже иду с тобой.

– Нет!

– Да! – теперь уже отрезал Игнат и тон его был крайне сердитый. – Или со мной или вообще не идёшь.

В общем, мы пошли. Вдвоём.

Игнат, как и ранее Митька, шел впереди, я – сзади, старалась не отставать.

Дорога мне была знакома, но буквально через километра три Игнат вдруг свернул в сторону и пошел по едва видимой (очевидно лосиной) тропинке среди таких разлапистых елей, что приходилось буквально продираться. Мусору из них насыпалось, ужас. Я шла за ним и недоумевала. Изумило меня и то, что мы дошли до болота, причём не такого, как я раньше ходила, а настоящей чёрной, топкой трясины. И тут я не выдержала:

– Игнат, ты куда меня завёл? – задыхаясь от пыли и быстрой ходьбы, возмутилась я, – дорога не здесь же проходит.

– Знаю, – хмуро молвил он, поправил на плече ружьё и пошел дальше.

Я пожала плечами и двинулась за ним.

Под ногами уже явственно чвакала жирная чёрная, отдающая тухлой рыбой, жижа, всё труднее становилось вытаскивать ноги, и я уже не знала, что думать. Хотела спросить, может и он тоже качается, но не стала – шли быстро и я начала ещё больше задыхаться.

Наконец, Игнат так быстро остановился, что я чуть не налетела на него.

– Стой, – сказал он.

Ну ладно, стою.

– А теперь, Зоя, будешь осторожно идти след-в-след за мной, – сказал Игнат. – Чуть на шаг оступишься – с головой уйдёшь.

– Мне бы палку какую, – жалобно попросила я.

– Палка тебе не поможет, – вздохнул Игнат, – здесь дорожка сделана, по два бревна вдоль сколочены. Будешь по ним идти – не упадёшь, чуть шаг в сторону и всё. Пошли.

Он первый ступил на только ему известную тропинку. Я же совсем не видела её в жиже. Хорошо, что следы, которые оставались за Игнатом, затягивало не сразу, а чуть погодя, поэтому я успевала идти ровнёхонько по его следам.

Мы шли, примерно минут пять, но мне эти минуты показались вечностью, и когда под ногами появилась твёрдая земля, клянусь, я вздохнула с превеликим облегчением.

– Ну всё, – сказал Игнат.

– Далеко ещё? – спросила я, вытирая пот со лба и отмахиваясь от гнуса.

– А ты сама посмотри, – уголком рта ухмыльнулся Игнат, – вон развилка, видишь? От неё минут десять по дорожке вон в ту сторону, и всё – пятьдесят восьмой.

– А почему же мы всегда таким длинным путём ходим? – удивилась я, – а с тобой всего за каких-то пару часов дошли.

– Тайные тропы знать надо, – ответил Игнат.

– Но, если бы я знала, что здесь совсем рядом, я бы не сидела несколько дней, запертая в балке. Да и Митька не пропал бы.

– Ты за мной след-в-след шла, – поморщился Игнат, – только так смогла дойти, а если бы на полшага не так ступила бы – то всё. Как бы ты сама дошла?

– Ну да, ты прав, – вспомнила я путь по черной жиже и аж содрогнулась.

– В общем, ты подожди здесь, на развилке, – велел Игнат, а я схожу капкан гляну.

– Какой капкан? – удивилась я.

– На медведя. Здесь молодой медведь, нехороший. Обычно Хозяин так себя не ведёт, а этот какой-то не такой. Вот я и поставил.

– Понятно, – протянула я, оставаться одной не хотелось, но признаваться я не могла. Ведь совсем недавно я вообще собиралась одна сюда идти. И теперь перед Игнатом было стыдно, что я такая вот трусиха.

Словно прочитав мои мысли, Игнат спросил:

– Бояться не будешь?

– Да нет. Что ты! – преувеличенно-бодро ответила я.

– Ну смотри, – кивнул Игнат и ушел. Я осталась одна.

Перво-наперво, я отправилась на развилку. Ну, вдруг заблужусь. Однако, поднявшись от болота наверх, я понемногу начала узнавать местность.

Скажу честно, я где-то была даже рада тому, что он ушел. Устала от ходьбы по болоту. Поэтому я с удовольствием села на мягкий сухой мох, прислонилась спиной к поваленному стволу сосны и хотела подремать, как вдруг внезапно я услышала какие-то звуки. Машинально я подняла голову: две белые тени пронеслись прямо над головой.

Что это?

С ума сойти! Только призраков мне тут не хватало!

Я до того перепугалась, что подхватилась на ноги и бросилась в сторону пятьдесят восьмого. Там балок. Я запрусь и дождусь Игната! А у него ружьё и вообще с ним не страшно!

Я бежала, бежала, аж в боку закололо. Схватившись за ствол ближайшей берёзки, я пыталась отдышаться, поминутно выглядывая вверх – вдруг опять будут тени.

Когда воздух с хрипом перестал вырываться у меня из лёгких, я вдруг услышала какие-то звуки. Но испугаться не успела – прямо передо мной из кустов выскочил пёс. И это был мой знакомый пёс! Тот, который вывел меня когда-то к лагерю геологов.

– О! Вот это да! – Обрадовалась я и воскликнула, – Привет, пёс!

Пёс меня тоже узнал. Потому что радостно заскулил и замахал хвостом.

– Ну приветики, мой хороший пёсик, мой спаситель! – я не выдержала и принялась его гладить.

Псу очевидно нравилась ласка, хотя он и не привык. Вдруг уши у него стали торчком и от отрывисто гавкнул и вырвался из моих рук, прыснув куда-то обратно в кусты.

– Ну вот, – расстроилась я, – опять бросил меня.

Я решила ещё минут пять посидеть и идти на пятьдесят восьмой. Тем более, появления собакена моментально развеяло все мои страхи.

И тут я опять услышала звуки. Только звуки были знакомые. Я оглянулась: по дорожке летела оленья упряжка. На нартах сидело двое. Я не разглядела, но в летних малицах. Значит, местные или охотники-заготовители, или оленеводы.

Рядом с нартами бежал мой знакомый пёс и, не добегая до меня, он опять юркнул в кусты. Помню, егеря рассказывали, что так собаки охраняют дорогу и следят, чтобы не было медведя или волка.

Поравнявшись со мной, упряжка остановилась. С нарт спрыгнул старик. И это был тот самый старик, который спас меня тогда и дал унты и куртку.

– Здравствуйте! – обрадовалась я, – очень рада вас видеть!

– Ыырх! – ответил старик и его словно высеченное из камня лицо на миг озарилось улыбкой.

– Драсти! – с нарт спрыгнул ещё один человек, паренёк, примерно класс четвёртый или пятый. Он был невысокий, я даже сперва не обратила на него внимания.

– Ыых! – сказал старик и мальчишка быстро перевёл:

– Дедушка говорит, не надо ходить тут… потом ходить будешь, не сейчас.

– Я знаю, – кивнула я, – иду на пятьдесят восьмой участок. Пропал труп убитой девушки.

Так как парнишка продолжал испытующе смотреть на меня, я добавила:

– Она… эммм… геолог. Но её труп где-то исчез. Надо найти.

Паренёк быстро-быстро залопотал. Старик ответил ему коротким рыком.

– Дедушка это… дедушка говорит, Хозяин это.

– Хозяин?

– Это… по-вашему зверь такой это… медведь, – улыбнулся, вспомнив слово на русском, парнишка.

– Медведь утащил труп?

Парнишка широко улыбнулся и закивал, как китайский болванчик. Он был узколиц и узкоглаз, так что сходство было один-в-один.

– Ы– ыр – ых! – опять сказал старик, и ткнул пальцем на меня.

– Дедушка говорит, что ты это… тут не ходи… – опять сообщил мне мальчик.

– Я не одна, со мной Игнат, он охотник. Отошел посмотреть, скоро придёт. – пояснила я, решив не выдавать, что там капкан на медведя. Вроде медведь у каких-то народов тотемное животное. Так что лучше промолчу. Пусть сами разбираются.

– Хната? – оживился старик.

– Да, Игнат.

– О! Хната, во! – старик показал большой палец, мол, классно и закивал головой.

Я чуть не засмеялась, так комично всё выглядело.

Из кустов выскочил пёс, увидел, что у нас всё нормально, мы смеёмся, подскочил ко мне и подсунул лобастую башку мне под руку, мол, давай, гладь.

Я рассмеялась и принялась гладить его и чесать за ухом.

– Ыта-ырх! – резкий окрик старика заставил пса сорваться и унестись по тропинке дальше. Жалко, но я понимаю, дисциплина должна быть.

– Скажите, а вы белые тени здесь не видели? – сама не знаю зачем, спросила я. – над головой. И хлопки. Днём обычно.

Паренёк посмотрел на меня удивлённо и что-то сказал старику. Тот на секунду задумался и сказал:

– Тор. Нови-тор.

А потом начал быстро-быстро говорить, так, что пацанчик еле успевал переводить:

– Это птица… – старательно пытался перевести он, хотя его словарный запас был достаточно скудный, – священный птица… летает… стерх…

– Стерхи? – удивилась я.

– Да! – закивал мальчишка и начал переводить дальше, – здесь это… священный место… разные люди здесь это… разговаривают с духом… с богом… Просят всё.

– Что за духи и боги? – напряглась я.

– Стерхи, – пояснил с улыбкой мальчик. – Священный птица.

– Мир-сусне-хум! – подтвердил старик и я вспомнила, как он в прошлый раз делал ему подношение.

– Стерхи улетают, – продолжил парень, – не хотят возвращаться сюда. Их уже мало.

– Почему? – спросила я.

– Пришли геологи, и люди… шумно, стерхи не хотят сюда.

– Но ведь геологи не везде.

– Слёзы Мир-сусне-хума делают геологов злыми… они теряют ум и не понимают, – старательно переводил парень.

– Зашибись, – пробормотала я.

Ну вот, получается, что здесь священное место сразу нескольких народов и местообитание редких птиц. Стерхов. И тут же идет подпольная добыча изумрудов. Интересно, а слёзы Мир-сусне-хума, которые делают геологов злыми – это и есть изумруды?

Капец.

– Я ночевала в балке, – торопливо сказала я, – и кто-то ночью смеялся под окном. Кто это был?

– Такая птица это, – пояснил парень, даже не переводя деду и засмеялся, показывая руками размер, примерно в пять сантиметров, – вот такая.

Я аж покраснела. Это же надо было дрожать всю ночь, а это ночная птица всего лишь.

– Дедушка сказал, что ты теперь знаешь наш секрет, – сообщил мне парень и старик в подтверждение моих слов кивнул.

– Я никому не скажу, – пообещала я, – от меня никто не узнает.

– Пусть геологи уходят отсюда, – сказал парень и нахмурился, стараясь казаться старше и суровее. А старик опять кивнул.

Затем они, не прощаясь, сели на нарты и уехали.

Из кустов воровато выскочил пёс, взглянул им вслед, торопливо подсунул голову мне под руку, я принялась чесать его за ухом, он благодарно лизнул мне руку и затем мгновенно рванул вслед за ними.

А я осталась одна.

Эта встреча подняла мне настроение и отбросила все страхи и сомнения.

Поэтому я бодрячком, чуть ли не посвистывая, отправилась на пятьдесят восьмой. Страхи мои улетучились, всё оказалось просто и прозаично – разлагающийся труп Нины Васильевны утащил «неправильный» медведь, ночью хохотала какая-то весёлая птица, а белые тени – это всего лишь стерхи (по-другому – белые журавли).

Оставалось понять, кто убил Аннушку и уголовников, но здесь я была спокойна – не факт, что они сами друг друга перестреляли.

Я решила, что сейчас буду дожидаться Игната и пока есть свободное время – сварю кашу с тушенкой. По моей милости он тоже остался без обеда. Вот и поедим. Чай, вроде как, закончился, но не беда – вокруг растёт брусника, нарву листьев и будет нормальный травяной чай.

Я шла к балку и размышляла, что раз Бармалей приказал сворачивать лагерь, значит дня через два-три мы будем уезжать. А укосы Нины Васильевны не доделаны. Хотя вегетация уже не в самом разгаре, можно сказать. Начинается начало конца, но всё равно, лучше хоть так, чем вообще не сделать работу.

Значит надо будет, когда вернусь, попросить у Бармалея кого-то из парней (а лучше двух) и мы за день, если ударно поработаем, то вполне успеем всё собрать. Пусть и не в трёх и пяти повторностях, но хоть по одной – возьмём.

Я так задумалась о том, как лучше брать эти чёртовы укосы, что сама, не ожидая, буквально нос-к-носу столкнулась… с Уткиным!

Он стоял на коленях и собирал что-то среди россыпи камней, которых здесь было видимо-невидимо. От неожиданности я ахнула и, как дура, брякнула:

– Уткин!

От звука моего голоса он обернулся, и я отпрянула, чуть не заорав не своим голосом – лицо его представляло один сплошной синяк, борода стояла колтуном, волосы были сальные и висели сосульками. Уткин, всегда франтоватый и пижонистый, выглядел сейчас, словно какой-то очень опустившийся и страшный бомж.

Он посмотрел на меня и вдруг подскочил и торопливо ушел в заросли. А я так обалдела, что вместо того, чтобы окликнуть его или пойти за ним следом, стояла как дура и только обалдело хлопала глазами.

Да ладно. Если честно говорить – я испугалась.

Постояла немного, пока пришла в себя.

Интересно, что он делал в этом месте? Морошку, что ль собирал? Я подошла к небольшой россыпи камней и посмотрела – ягод там не было. Никаких. Из растений только какие-то унылые ксерофитные формы, типа камнеломки, немного жухлого мха пучками и всё.

И что он тогда здесь собирал?

Вдруг среди камней знакомо блеснуло.

Я нагнулась глянуть, вдруг боль в затылке – и мир померк.

ЭПИЛОГ

«Джигурда так станцевал на Мальдивах, что все туристы были в шоке», – голос ведущего какой-то развлекательной программы начал отдаляться и я очнулась.

В себя я приходила с большим трудом – перед моими глазами был плакат по технике безопасности, и я просто смотрела, как он то отдаляется, то резко приближается.

Стоп! Плакат по технике безопасности?

Странно, в последний момент, а помнила я его прекрасно, никаких плакатов в лесу точно не было.

Я попыталась перевести взгляд на предметы сбоку и тут меня до такой степени замутило, что я аж замычала от боли.

Дверь в помещение моментально открылась, и Колькин голос преувеличенно-бодро произнёс:

– Что, аника-воин, очнулась? А мы уже думали, что ещё и тебя хоронить будем.

Надо мной склонилось колькино бородатое лицо.

– Смотри сюда, – велел он строгим голосом.

Я посмотрела.

– Да не на меня смотри! На мои пальцы.

Я послушно посмотрела на колькины пальцы. Они были с неровно обстриженными ногтями и с заусеницами.

– Сколько пальцев?

Я послушно попыталась сказать, но из горла вырвался какой-то хрип.

– Так, говорить ты пока не можешь, – почему-то радостно констатировал Колька и тут же велел, – а моргать можешь? Моргни.

Я моргнула.

– Отлично, – сказал Колька, – теперь моргни столько раз, сколько у меня пальцев?

Мне почти в глаза полезли колькины пальцы.

Я моргнула, три раза.

– Угу, – сказал Колька и язвительно добавил, – вообще-то у меня, Горелова, как и у тебя, и у всех остальных людей на этой планете, двадцать пальцев. В процессе естественного отбора так вот сложилось. Пора бы уже запомнить.

Я чуть не окосела от возмущения, сам же мне три штуки почти в глаз воткнул!

– Ну ладно, ладно, – увидев возмущение в моих глазах, смилостивился Колька, – три пальца было, всё правильно.

– Ыыы… – прохрипела я.

– Воды? – проявил чудеса сообразительности Колька и в рот мне полилась чудесная живительная вода. Ничего более вкусного я не пила за всю свою жизнь.

– Ч-ч-что? – попыталась выдавить я из себя. Но получилось не очень.

– Что что? – не понял Колька, но не преминул удивиться, – ты гля, заговорила… на глазах эволюционируешь прямо, Горелова…

– Что там было?

– Там – это где? – посмотрел на меня Колька чистыми глазами, но потом сам же не выдержал и хрюкнул. – Да нормально всё там.

– Это Уткин?

– Уткин. Уткин, – вздохнул Колька.

– А почему он?

– Крышей видать сдвинулся, – опять вздохнул Колька, – что-то в голове у него сломалось, видимо. Но, я так думаю, из-за многодневной пьянки всё началось. Они же там всё время квасили. Да?

Я не помнила, но прикрыла глаза. И Колька продолжил:

– Ну вот мы думаем примерно всё было так: они бухали, бухали, и Уткин, видать, то ли белочку поймал, то ли чего покрупнее. А только зарубил он спящих в будуне товарищей. И тебя по башке огрел, но, видать, башка у тебя крепкая оказалась, раз выжила ты. Так-то я вообще подозреваю, что у тебя там кость одна только.

Я возмущённо зыркнула на Кольку, и он примиряюще сказал:

– Ладно, ладно, не злись… не одна там у тебя кость…

Я закатила глаза в жесте «сам придурок», Колька хмыкнул и продолжил:

– Ну вот он совсем сбрендил и бродил потом сдвинутый по тайге. Я не представляю, что он там жрал, но сам факт, что его зверь не тронул, это вообще удивительно.

– Аааа… Н-н-нин-н-на…?

– Нина Васильевна? – понял Колька, – она, скорей всего, брала укосы и увидела Уткина. И вышла к нему, я не знаю зачем, может поквитаться хотела. А, может, про Захарова спросить. Уже никто не узнает. И Уткин потом и её убил.

– Ии-и-и?

– Аннушку и тех уголовников тоже он, – проворчал Колька, – И тебя – тоже он. Я не знаю, как ты ему так под руку попалась, но если бы он ударил хоть на пару сантиметров ниже, то всё.

– Аа-а…?

– А Уткина? Так его Игнат пристрелил. Ладно, отдыхай. Вечером Бармалей, сказал, зайдёт. Ох и не завидую я тебе.

Я прикрыла глаза. Хлопнула дверь. Колька ушел.

Это что же получается – о том, что там священное место и что изумруды наши так и не узнали?

Ну и хорошо. Раз не узнали – хорошо. А я никому не скажу.

Наверное, я уснула.

Разбудил меня голос Бармалея:

– Как самочувствие. Зоя? Ты со следователем сможешь разговаривать?

Я хмыкнула что-то нечленораздельное.

Бармалей понял и сказал:

– Я примерно так и подумал. Завтра поговоришь.

Повисла пауза. Я смотрела на него – за эти дни он сильно сдал, поседел.

Наконец, он опять сказал:

– Хотел ругать тебя, но ты и так пережила столько. Так что пока не буду. Дождусь, пока поправишься. И вот. Кстати, у тебя какой-то поклонник появился.

Он поставил возле меня на койке небольшое берестяное лукошка, доверху наполненное ягодами перезревшей морошки и шикши. Среди ягод белело пёрышко.

Бармалей уже давно ушел, а я смотрела на шикшу, на пёрышко и думала. Думала о том, почему стерхи улетают и не возвращаются, почему священные места засыпают, и боги перестают слышать людей.

Но главный вопрос, который острой занозой засел в голове – куда же делся Митька?