Текст книги "Шикша (СИ)"

Автор книги: А. Фонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

– Как исчезла⁈ – растерялась я.

– Вот так… – всхлипнула Аннушка.

– А где все остальные?

– Пошли её искать, – она трубно высморкалась в носовой платок и посмотрела на меня красными от слёз глазами. – А ты где взялась, Зоя? И где Иван Карлович? И остальные где? Что у вас случилось⁈

– Они все там, на болоте, – я махнула рукой в сторону, откуда пришла, – отправили меня сюда за подмогой. Там груз тяжелый и Лёня ещё сильно ногу подвернул.

– Так вы через болото попёрлись? – всплеснула руками Аннушка. – С ума сойти!

Весть о том, что Бармалей близко, придала ей сил, и она слегка ожила и засуетилась:

– Так, Зоя, наши все разбрелись, но скоро уже должен вернуться Игнат. И Митька тоже. Где-то шатается, шалопай. Мои там, кстати, дома как? Гостинцы передала?

Я в двух словах рассказала.

– Ну хорошо, – вздохнула она и добавила, – А ну-ка сбегай к хозке, глянь, может уже вернулись и курят. Знаю я их! Сейчас будут опять полчаса лясы точить! Мужичьё!

Я выскочила из столовки.

В лагере было тихо.

Что же делать⁈ Там же меня ждут! Неужели возвращаться обратно⁈ Но что я им помогу? Они меня из-за бесполезности сюда и отправили, ну и чтобы народ на конфликты не провоцировать. Что я, не понимаю, что ли⁈

Божечки, что же делать⁈ Что же делать⁈

Вдруг вдали послышался громки и заливистый собачий лай. Буквально через миг в лагерь вбежал Зверь и возбуждённо забегал вокруг меня.

Решение пришло моментально:

– Аннушка! – крикнула я, – куда ты говоришь, Митька и Игнат пошли?

– В сторону четырнадцатого квартала, там, где красный камень, я не знаю, куда дальше. Вроде потом они в разные стороны должны уйти.

– А в каком направлении. Можешь показать? – поморщилась я.

– Ой, прости. Всё время забываю, что ты не помнишь, – Аннушка выглянула из столовки и виновато улыбнулась, – вот туда.

Она показала направление рукой и вдруг нахмурилась:

– Ты что, их искать решила идти? Ты с ума сошла, Зойка⁈ Не пущу! Одна умная уже пропала. Сейчас и ты пропадёшь! Не пущу!

– Но там наши… – попыталась донести до неё эту простую мысль я.

– Там здоровые мужики, Зоя! – вызверилась на меня Аннушка, – потихоньку, за два-три раза, перетащатся. До темноты успеют. А не успеют, так бросят хлам и налегке придут. А завтра сходят остальное заберут. Кому тут его в глухомани этой воровать!

– Но…

– Я сказала – не пойдешь! И точка!

– Аннушка… – взмолилась я, – со мной Зверь вот пойдёт! Это собака егерей с Куньего кордона, с ним даже на медведей ходят!

– Да пусть хоть на динозавров! – рявкнула Аннушка, – я сказала не пойдешь –значит сиди тут! И попробуй мне ослушаться! Ты меня плохо знаешь!

– Но Анна Петровна…

– Что тут у вас происходит⁈ – из чащи леса вышел Игнат. Был он с ружьём и двумя куропатками. Увидев меня, он удивился, – Зоя? А где остальные?

– Они на болоте застряли, – вместо меня ответила Аннушка, не дав мне даже рот раскрыть, – послали вот Зойку за подмогой. Ты представляешь, Игнат, она хотела идти вас искать!

– Надеюсь, ты не пустила? – нахмурился Игнат.

– Ну, ты же меня знаешь, – ухмыльнулась Аннушка.

– Но им же помощь нужна! – возмутилась я, – там Лёня ногу сильно подвернул!

– Вот и дальше не пускай, – кивнул Игнат Аннушке, проигнорировав мои слова, вручил мне куропаток и сказал, – я пойду им навстречу. Кто из наших вернётся – отправляй следом.

Он развернулся и пошёл туда, откуда пришла я. Зверь бросился за ним.

– Там красными лоскутами помечено! – крикнула ему в спину я.

– Знаю, – не оборачиваясь, буркнул он, – сам ставил.

Игнат скрылся в лесу, а я обернулась к Аннушке, которая отобрала у меня куропаток и сейчас придирчиво их рассматривала.

– А куда она ушла? В смысле Нина Васильевна куда ушла? – спросила я.

– Она днём работала на дальнем участке, укосы брала, – пояснила Аннушка.

Она побрела в хозку вместе с куропатками, мысли её явно унеслись в другом направлении. Я, соответственно, потащилась следом за ней.

– И что? – направила беседу я в нужное русло. – Она там пропала? На дальнем?

– Погоди, – рассеянно велела мне Аннушка и ушла в хозку.

Я осталась снаружи, изнывая от нетерпения.

Неужели там, на дальнем участке что-то произошло? Я вспомнила, как там же, несколько дней назад, на нас с нею внезапно упал камень и похолодела, аж ладони взмокли.

В ветвях кедровой сосны, под которой стояла хозка, внезапно крикнула какая-то птица. Я аж подпрыгнула на месте. С перепугу.

Нервы совсем ни к чёрту стали.

Мда, с тех пор, как я пришла в себя, я только и делаю, что узнаю про трупы. Или сама во всякие неприятности попадаю – то на болоте, то с борщевиком этим. Ох, чую, аукнется мне этот борщевик ещё не один раз.

– Зоя! – Аннушка вышла из хозки с пустыми руками.

Заметив мой вопросительный взгляд, пояснила:

– Я в ледник их пока положила. Для сохранности.

– А чистить их не надо разве? – удивилась я.

– Не чистить, а ощипывать, – скептически хмыкнула Аннушка, – не надо. Там они, в перьях, и непотрошеные, лучше в леднике сохраняются. Нас так охотники научили. И мы теперь только так и делаем. Я решила на послезавтра отложить. На сегодня обед готов, ужин почти тоже. Завтра у нас по графику рыбный день, мужики рыбы обещали. Они вчера сеть у Меловой пади поставили. Вечером сходят…

– А если Нину не найдут?

– Ну так что? Жрать же всё равно надо! – сердито ответила Аннушка и, вспомнив, что не ответила на мой вопрос, пояснила уже более миролюбивым тоном, – она с дальнего обратно вернулась, всё нормально сперва было. А потом мы ужинать сели. И она с Генкой этим, придурком, поругалась. Такая ссора была, ты не представляешь!

– А за что поругалась? – влезла я и тут же пожалела.

– Да всё за конфеты эти проклятущие! Жрёт их и жрёт! Всю жопу себе уже разъела, скоро больше, чем у меня будет! Но у меня-то просто кость широкая, а эта вертихвостка, всё конфетами обжирается, и прёт её как на дрожжах!

– Погоди, Ань, – дёрнула за рукав её я, – так что там дальше было?

– Ну а что! – вскинулась Аннушка, – слово за слово, чуть до драки не дошло. А дурни эти сперва всё подзуживали. Весело им, видишь ли. Представление бесплатное! Цирк шапито! А потом как увидели, до чего дело идёт, так сразу, как говорится, по кустам. А эти орали, орали, а потом Нинка совсем психанула, развернулась и ушла. И всё. Больше она не вернулась. Мы только за завтраком обнаружили, когда она не вышла из палатки.

– Ничего себе! – протянула я, пребывая в шоке от услышанного.

Это ж надо быть такой дурой. Ну, хотя, чему я удивляюсь.

Аннушка ещё что-то продолжала ворчать, а я подумала, что хорошо, что меня в это время в лагере не было. А то опять бы на меня подумали.

Буквально через полчаса начали подтягиваться остальные. Безрезультатно. Аннушка сразу же отправляла их на болото за нашими, мол, о Нине Васильевне потом погрустим и подумаем, что делать, а вот наших надо выручать сейчас же.

И Митьки всё не было.

Дежавю. Опять, как и в тот раз, когда был «товарищеский суд», все сидели после ужина в столовке и молча смотрели на нетронутые миски с конфетами. Настроение было ни к чёрту. Наших встретили уже почти возле того оврага, через который я с таким трудом перебралась. Помогли им с грузом и Лёней. У него, кстати, дела были не очень. Колька, сказал, что в кости трещина, наложил повязку, что-то там ещё. В общем, Лёня капитально попал. Теперь придётся ему недели две сидеть в лагере и кормить комаров.

Ну ничего, Аннушка ему быстро работу найдёт. Будет, к примеру, перебирать манку от полбы. Или ландорики лепить.

– Нужно вызывать помощь из Кедрового, – тихо, но веско, сказал Колька.

Все молчали. Сидели, уставившись на клеёнку стола с изображением гербов братских республик и дарами природы.

– Да как ты это представляешь⁈ – взорвался Бармалей. – Только недавно четыре трупа отсюда увезли. И пятый ещё где-то по тайге шляется…

Я аж вздрогнула, представив картину, как окровавленный труп Уткина бродит по тайге и нападает на всех подряд.

– Да ты представляешь, как я сейчас им туда позвоню и скажу, мол, опять у нас сотрудник в тайге пропал! – на Бармалея было страшно смотреть, так он покраснел от гнева. – Традиционно, ипиегомать!

– Мы прочесали всю округу, Иван Карлович, – спокойно выдержал его наезд Колька, – даже до Сизых увалов дошли. Её нигде нет.

– И до Синявкиного болота ходили, это ещё дальше, – влез Сергей, немолодой техник-гидролог, и вжал голову в плечи под тяжелым взглядом Бармалея.

– Да она, может, в кустах в двух шагах от вас где-то сидит! – продолжал надрываться Бармалей. – Если я сейчас вызову борт, нас тут всех под суд отдадут! Это уже не шутки!

– Только лишь сверху может быть видно, где она, – упрямо продолжал настаивать Колька.

– Это если она ещё жива… – тихо сказал Дон Педро, и Аннушка громко всхлипнула.

– Замолчи! – одёрнул его Бармалей. – Толку от того, что ты сейчас женщин пугаешь.

– А что так долго Митька задерживается, я не пойму? – опять подал голос Колька, нервно постукивая пальцами по столу.

– Так он к водопаду пошел, – ответил Геннадий, аккуратно отрывая прямоугольный клочок бумаги от газеты, – там самый сложнопроходимый участок, так что еще часа два его точно не будет. Хорошо, если до темноты вернуться успеет.

Он облизнул край бумажки, наложил туда пару добрых щепоток табаку, любовно утрамбовал его и начал скручивать цигарку.

– Так, курить давайте все на улицу! – тут же взвилась Аннушка.

– Да я только цигарку кручу, что ты пристала, как смола! – рыкнул на неё Генка.

– Ну ты гля на него! – вызверилась в ответ Аннушка, – он мне рота затыкает! Уже одной заткнул. И где она? Гена, где девка, а?

– Ищем… – невнятно пробурчал Гена, не глядя на остальных.

– Правильно, ищете! – уже завелась Аннушка, – а вот если бы ты её до ручки не довёл – она бы не ушла! И нам бы сейчас искать никого не пришлось!

– Да я тут причём⁈ – подскочил с лавки Гена, рассыпав дефицитный в этой глуши табак и не замечая этого. – Ты базар свой фильтруй, баба! Или я тебе сейчас быстро рот твой поганый заткну!

– Уже одной заткнул! – заверещала Аннушка.

– А ну тихо оба! – грохнул кулаком по столу Бармалей, так что чашки и блюдца подпрыгнули и жалобно звякнули, а с противоположного краю стола свалилась миска с конфетами, и они рассыпались по земле. – Геннадий, ещё одно слово, и я тебя обратно в Кедровый отправлю! Распустились, мать вашу так!

– Да я… – начал было Генка, но Бармалей уже был взвинчен и рявкнул:

– Я сказал заткнуться! Бери листок и ручку и пиши объяснительную!

– Да за что…

– За саботаж и нарушение трудовой дисциплины! Неподчинение прямым приказам руководства в полевых условиях ты знаешь, чем тебе это грозит!

– Знаю, – понурил голову Генка.

– А раз знаешь, то какого хера ведешь себя как идиот⁈

– Извините, Иван Карлович! – Генка понял, что хватил лишку и что лучше извиниться, – и ты, Анна Петровна, прости. Я на нервах. Мы все на нервах.

Я сидела и рассматривала узоры на клеёнке. Абсурдная ситуация. Я не выдержала и усмехнулась.

– А ты чего лыбишься? – Генкина злоба не прошла и требовала выхода, – Чё лыбишься, Горелова, ты нам скажи, и мы все поржем!

– Геннадий, всё! Моё терпение лопнуло! – прошипел, вращая налитыми кровью глазами Бармалей.

– Так я ничего не сказал! – возмутился Генка, – я спросил, почему она улыбается. И это нельзя?

– Да, кстати, Зоя, скажи, а почему ты смеёшься? – поддержал его Сергей, они постоянно курили вместе.

– Потому что прошлый раз именно Геннадий больше всех обвинял меня в том, что я виновата за Кошку и за ребят, – тихо сказала я, не поднимая глаз от клеёнки, – а теперь он сам в такой же ситуации. И также, как и я, у него сейчас нет никаких доказательств, чтобы себя обелить. И вот мне интересно, его теперь тоже всем лагерем травить будут, как меня травили, а особенно Гена, или его нет?

Над столом повисла ошеломлённая тишина.

– Придурки, – вздохнул Колька и покачал головой.

– Коля, дай мне нитроглицерину, или хоть чего-нибудь, – жалобно попросил Бармалей, – сил моих больше нету на это всё смотреть…

И тут снаружи послышались шаги, предупреждающий лай Зверя, мужской окрик.

Полог палатки распахнулся и в столовку вошел Митька.

Гул в палатке моментально стих.

– Ну, что там, Дмитрий? – безэмоционально и тихо спросил Бармалей, уже, впрочем, зная, что ответ будет таким же отрицательным.

– О! Наши вернулись! – почти чёрное от пыли и солнца лицо Митьки расцвело мальчишеской улыбкой. Но он тут же посерьёзнел и устало ответил Бармалею:

– Вот, что нашёл…

Он вытащил из кармана и положил на клеёнку раздавленную заколку для волос. Лиловую, пластмассовую, в виде рыбки с гипертрофированным глазиком.

– Это же Нины Васильевны! – ахнула Аннушка.

И мгновенно все зашумели, заговорили.

– Нужно идти к водопаду!

– Да что ты в темноте увидишь⁈

– А если она в расщелину упала и ногу сломала? Лежит там теперь, стонет⁈

– И как ты в темноте её оттуда вытащишь⁈

– Тихо! – рявкнул Бармалей и схватился за сердце.

Все моментально заткнулись.

– Где нашёл? – кивнул на заколку Бармалей.

– Здесь, недалеко от лагеря, – Митька устало опустился на скамейку, цапнул мой недопитый чай и жадно припал к чашке, и лишь допив, ответил, – когда уже возвращался обратно.

– Ну так пошли покажешь!

– Может, она там где-то!

– Вы меня совсем за идиота держите? – тихо и угрожающе спросил Митька, – да я там каждый сантиметр облазил. Нету её там! Нету!

– И куда же она могла подеваться? – задал главный вопрос Колька.

Ответов не было.

Утром, я решила пораньше встать, чтобы помочь Аннушке. Она была всё это время сама не своя, у неё буквально всё валилось из рук. Так что лучше я помогу.

Я вылезла из спальника, зябко поёжившись от предрассветного тумана, торопливо вытащила из спальника согретое теплом моего тела бельё (я всегда беру одежду внутрь спальника, она остаётся тёплой и утром её можно нормально надевать), сняла самосшитую, в цветочек, фланелевую пижамку и торопливо принялась натягивать на себя тёплые трусы, бюстгалтер, колготки, носки, штаны, футболку, свитер… Затем завязала на голову шерстяной платок, положила пижаму внутрь спальника, застегнула его, сложила в рулончик и только тогда вылезла из палатки, прихватив в карман зубную щётку и коробочку с порошком.

Вчера почти уже ночью мужики растопили баню – все изрядно-таки изгваздались в болоте, когда добирались от кордона сюда, да и те, что ходили на поиски, тоже были не ахти.

Помылись быстро, все устали, да и были вымотаны морально.

Так что я уже предвкушала, как умоюсь сейчас тёплой водой. Там оставалась, ведь мы с Аннушкой были последними. Точнее Аннушка была самая последняя, чтобы потом проверить, догорело ли в печке и вытащить просушить деревянную решетку, на которой стояли, когда мылись.

Обычно женщины мылись первыми, затем, когда парная разогреется – парились мужики, двумя-тремя группками. Самым последним всегда был Митька: он любил париться один, долго, затем он всегда тушил печку и вытаскивал решетку, которую когда-то сам же и сколотил.

Но вчера Митька настолько умаялся, что хоть и не подавал виду, но помылся самым первым, ещё даже вода нормально не согрелась. Быстро кое-как ополоснулся и полез в палатку спать. Даже ужинать не стал.

Поэтому решили, что первыми парятся мужики, а мы с Аннушкой – после них, и всё приберём согласно технике безопасности.

Так что я вошла внутрь, сняла платок и куртку, зачерпнула ковшик тёплой, почти горячей, воды, с удовольствием вымыла лицо и, не спеша, почистила зубы. Хотя всё время, пока я умывалась, меня точил какой-то червячок, что-то было не так, только вот не пойму, что. Я осознавала, что это общая нервическая ситуация так действует, поэтому отгоняла назойливые мысли, но всё равно, как-то не по себе было. Причём с утра-то было нормально. А сейчас, что-то не так.

Уже завязывая обратно платок, я увидела, что халат Аннушки так и висит на гвоздике. И стою я на решетке…

Её так и не вынесли на просушку.

Глава 18

Я выскочила из бани. Один бог знает, чего мне стоило не заорать на весь лагерь. Промеж палатками и вагончиками царила тишина, лишь периодически нарушаемая чьим-то мощным храпом.

Так! Главное – успокоиться! Может, она просто забыла халат на гвоздике?

А решетка? И вода такая горячая была скорее всего потому, что печку не затушили и огонь там горел почти всю ночь.

Но нет! Анна Петровна почитала технику безопасности, как фанатики почитают свои священные книги. Разве что только не молилась не ТБ.

Ладно, сейчас проверим.

Я заглянула в палатку столовки. Нету.

У столовки, под кустом лежал Зверь. Увидев меня, он поднял голову, зевнул и чихнул. Затем положил голову обратно на лапы и принялся опять дрыхнуть, поглядывая на меня одним глазом.

Может, заспала и сейчас просто дрыхнет у себя в палатке?

Я подошла к её палатке и прислушалась. Тихо. Обычно сквозь тонкий брезент всегда слышно дыхание, посапывание или как человек поворачивается. Из-за того, что палатки тонкие, спальники – тонкие, почвенный горизонт всего каких-то тридцать – сорок сантиметров, а дальше глей и мерзлота, то как ни подкладывай коврики и доски, а всё равно от земли тянет. И спящий человек начинает волей-неволей похрапывать.

Здесь же было абсолютно тихо.

Для проверки я сперва шепотом позвала её. В ответ – тишина.

Тогда я обнаглела, и хоть в лагере не принято лезть в чужую палатку, но не в таком вот случае. Поэтому я ещё раз оглянулась (вдруг она отошла), и расстегнула молнию. Откинув полог, я заглянула внутрь – пусто. Мало того, спальник аккуратно собран в рулончик.

Может, в туалет пошла?

Точно! Скорее всего, именно так.

Я торопливо пошла в сторону туалета, предварительно закрыв палатку (но комаров я ей таки туда здорово напустила).

В женском туалете никого не было. В мужском – тоже пусто.

Я по очереди заглянула в остальные помещения: в хозку, в обе камералки, и даже «грязную» хозку с оборудованием и солярой проверила.

Нигде нету.

Оставался ещё один вариант. Я прекрасно помнила малыша, который выскочил мне навстречу, когда я привозила гостинцы от Аннушки её родным в город. Пацанёнок был похож на Бармалея. Вполне может быть, что она там?

Ну, ладно, пошла к вагончику Бармалея.

Немного потопталась там перед дверью. Чегой-то стрёмно стучаться к мужику, а особенно если он начальник экспедиции, а особенно если перед этим он меня пропесочил так, что я до сих пор обтекаю. Но, с другой стороны, если с Аннушкой что-то случилось, то нужно поднимать людей на поиски.

Если же она у него, то он отбрешется, тем более, что завтрак уже давно пора начинать готовить. В общем, я ещё немножечко поколебалась, уже хотела стучать, как вдруг дверь сама распахнулась и на пороге стоял хмурый и заспанный Бармалей. Ещё неумытый, волосы после сна всклокочены, и на щеке отпечаток от шва подушки.

Он уже собирался зевнуть, но увидев меня прямо перед собой, вытаращился:

– Зоя? Эммм… доброе утро. Что-то случилось?

– Доброе, Иван Карлович, – сказала я и быстро добавила, – извините меня, пожалуйста. Но я нигде не могу найти Анну Петровну.

– Может спит ещё? – нахмурился Бармалей и сердце моё рухнуло – значит у него её нет.

– Нет, я смотрела в палатке, – расстроенно покачала я головой.

– Ну, тогда значит, в туалет пошла, или в баню умываться? – с надеждой глядя на меня, предположил Бармалей, но я опять отрицательно покачала головой:

– Иван Карлович, я уже везде смотрела, и в хозках, и в бане, и в столовке, и в обоих туалетах – везде! Вот только в палатках товарищей не смотрела. Но мне кажется, что и там её нет.

– Так! – нахмурился Бармалей, подошёл к рынде и принялся трясти за верёвочку.

Над лагерем раздался громкий тирли-бом.

Это было так резко и неожиданно, что народ повыскакивал из палаток, кто в чём был. А один из новеньких, кажется его Игорь зовут, так торопился, что запутался в тенте и чуть не снёс свою палатку.

– Что случилось?

– Что такое⁈

– До подъёма еще час, что там такое⁈ – народ недоумевал.

Но среди проснувшихся мужиков Анны Петровны не было.

– Все вышли из палаток? – отрывисто и деловито спросил Бармалей. – Никто ни у кого в гостях не остался?

– Нет!

– В каких гостях⁈

– Да вы что⁈ – раздались возмущённые возгласы.

– Пропала Журавлёва, – сказал Бармалей. – Кто что знает? Кто-то видел, может?

– Не может этого быть! – ошеломлённо воскликнул Митька и выскочил из палатки, даже не закрыв полог. Он был в одних спортивных штанах, босой, комары моментально облепили его голый торс, но он, не обращая внимания, побежал к бане.

– Там нету! – крикнула я вдогонку.

– А в столовке?

– А в туалете? – раздались возгласы.

– Нигде нету, – сказала я и развела руками.

Над лагерем моментально поднялся шум и суматоха. Народ засуетился.

Бармалей опять дёрнул за привязанную к рынде верёвку. Бамкнуло так, что все разговоры моментально стихли.

– Товарищи, – сказал Бармалей, – даю десять минут на сборы и умывание, затем собираемся здесь. Давайте разобьемся на группы и проверим окрестности. А Зоя и Дмитрий пока приготовят завтрак. Дальше – по обстоятельствам. Всем ясно?

Раздались согласные выкрики и лагерь мгновенно забурлил.

Я поплелась на кухню.

Так, а что его приготовить на завтрак? Обычно Аннушка вставала чуть ли не в полпятого утра и очень любила побаловать всех какими-то блинчиками или ландориками. Но времени на готовку разносолов нету. Хорошо, если Бармалей даст мне полчаса. Но идеально, если бы час. Они сейчас проверят близлежащие кусты, а потом людей нужно хорошо накормить – если поиски будут, как искали Нину Васильевну, то они уходить будут в очень дальние маршруты, тот же Митька вчера аж до водопада ходил.

– Готовить что будем? – в палатку заглянул Митька. Он уже натянул куртку и обулся, волосы были стянуты повязкой, на манер Рэмбо.

– Ты хоть умывался? – спросила я.

– Нет ещё, – покачал головой Митька, – тебе же помогать надо. Сейчас мужики придут. Кормить такую ораву придётся.

– Тогда давай иди умывайся, а я сейчас схожу в хозку, наберу крупы. Сварим овсянку на сгущёнке.

– О! Молоток, Зойка! Сгуха – это хорошо! – обрадовался Митька, – сгуху все уважают. Бери две банки.

– Так сладко же будет!

– Ай, не слипнется! – хохотнул Митька и начал распоряжаться, – лады, я сейчас быстро туда-сюда метнусь. А ты пока давай ещё три банки паштета печёночного прихвати и там такие пряники есть, как галеты. Они не сладкие. Можно на них паштет намазывать. А то хлеб жалко тратить. И так съедим. Сыру там тоже возьми, только бери немного. Каша же на молоке будет. И глазурованных пряников не забудь с конфетами побольше. Мужики с собой по карманам возьмут, а то, кто его знает, когда вернемся ещё.

– Хорошо, – сказала я и торопливо пошла в хозку.

Командование Митьки я приняла с облегчением. Во-первых, он мужик, да и мне так спокойнее. Во-вторых, он при Аннушке не один месяц тут крутится – лучше всех по хозяйству знает. Да и прав он. Сама я бы и до половины его советов и не додумалась бы.

Я как раз возвращалась, нагруженная продуктами (взяла ведро и прямо туда всё сложила, а то рук же не хватит), а Митька, молодец какой, уже растопил печку, принёс воды и поставил в двух больших казанах греться, для каши и чая.

– Мить, как думаешь, мы разве успеем? – затревожилась я, глядя, как не хочет закипать вода.

– Не волнуйся, Зойка, – ответил он и посмотрел на меня примерно, как учитель смотрит на пятиклассницу, впервые в жизни пытающуюся сварить суп на уроке домоводства, – даже если немного и не успеем, то ничего страшного.

– Но…

– Сама смотри, – начал объяснять мне стратегию Митька, – Во-первых, график сбит, завтрак начали варить поздно, кто ж знал, что Аннушка пропадёт? Во-вторых, сейчас мужики вернуться и что, ты думаешь, они сразу за стол кашу твою кушать побегут?

Я посмотрела на Митьку и не придумала, что ответить. Ну да, примерно так я и считала.

– Зоя, они сейчас пока вернутся. Все вернутся, – растолковал мне Митька, нарезая крупными кусками хлеб, который мы привезли с собой из города. – Пока все соберутся. Пока перекурят новости. Пока порешают, кто с кем куда идёт…

– Так Бармалей же распределяет?

– Он распределяет, это да, но он же тоже ориентируется на пожелания коллектива. Так что не боись, Зой! Мы всё успеем. А будут торопиться – останутся без каши! – хохотнул Митька и отложил нож в сторону, а нарезанный хлеб принялся выкладывать прямо на клеёнку, не заморачиваясь тарелками, – им же хуже! А нам больше достанется!

Я улыбнулась и принялась нарезать колбасу и сыр, которые мы тоже прихватили из города.

Всё получилось именно так, как и предсказывал Митька. Мужики вернулись довольно быстро, их поиски не увенчались успехом, поэтому больше получаса они бурно обсуждали во дворе всю ситуацию и курили.

Так что с завтраком мы успели и справились вполне достойно. Да, каша была густовата, а на дне казана чуть подгорела, но Митька велел не сильно перемешивать со дна. Так что сойдёт.

И сошло. Мужики ели с большим аппетитом, ещё и добавки просили.

Когда принялись за чай, а я уже собрала грязные тарелки в ведро, Бармалей начал подготовку к поиску:

– Так, к Сизым увалам пойдут трое, Геннадий, Игорь и Сергей, – начал распределять Бармалей.

Дон Педро записывал в блокнотик.

– А можно Сергей с нами до Синявкиного болота пойдёт? – спросил Колька, – он тощий, а если Юрка пойдёт, то опять загрузнет.

– Ладно, Сергей с вами до Синявкиного, а Юрка тогда пусть к увалам.

Все согласно кивнули.

– А почему по трое? – спросил кто-то из мужиков-новеньких. – По технике безопасности, можно и по двое. Если будет больше групп, то так мы большую площадь осмотрим.

– Потому что втроём легче отбиваться от похитителей, – рыкнул Геннадий и больше эту тему не поднимали.

– Дальше… – Бармалей споро раскидал народ по группам и определил маршруты. Иногда мужики сами подсказывали, как лучше. Исходили из вопросов целесообразности. Например, Игнат должен был идти в сторону четырнадцатого квартала, аж за красный камень, до ручья. Потому что у него было ружьё. А там периодически появлялся медведь. Игнат ходил всегда сам, он был профессиональным охотником, с деда-прадеда, поэтому ему позволялось.

Всех распределили, со мной в лагере оставались Лёня (из-за ноги) и Митька. Я облегчённо выдохнула. Обед на такую ораву я сама ещё не готовила (ну или готовила, но после того болота забыла, как и что). А с Митькой мне было гораздо спокойнее.

– А теперь давайте посмотрим… – Бармалей развернул на столе карту, и все мужики склонились над нею.

Пока они там смотрят, я соскребла остатки каши с казана и решила покормить Зверя. Под лавкой валялась старая миска, из которой ела ещё Кошка. Когда Кошку повесили, Аннушка выбрасывать миску не стала, зачем-то отмыла её и забросила под лавку. И вот теперь она пригодилась.

Я выгребла кашу, получилась полная миска. Хорошо. Значит Зверь наестся.

Я вышла из столовки, пёс лежал под кустом, насторожив уши. Увидев меня с миской еды, он одобрительно гавкнул. Я посмотрела на него и тут меня осенила простая мысль!

Я поставила миску перед псом, а сама побежала к палатке Аннушки. Там я влезла внутрь и покопалась в её вещах. Так и есть!

Когда я вернулась в столовку, мужики как раз горячо спорили, как обойти ручей, который сейчас сильно разлился и образовал труднопроходимое болото.

– Товарищи! – громко сказала я.

Споры постепенно утихли и все подняли на меня глаза.

– Аннушку не похитили! Она сама ушла! – выпалила я.

– С чего ты взяла? – поморщился Бармалей.

– Потому что Зверь ночью не лаял! – воскликнула я, – понимаете, Аннушка же его кормила и он на неё вообще не лаял. А на всех остальных – да.

– На Игната и Василия он тоже не лает, – сказал Володька.

– То есть, если бы чужие люди вошли в лагерь, начали бы тащить Аннушку, он бы поднял лай, – пояснила я.

– Да что ты как маленькая, Горелова, – поморщился Генка (он мне так и не простил вчерашний наезд), – а то мы сами не знаем! Её как-то выманили из лагеря, а потом забрали. Иначе Аннушка отбивалась бы, заорала и сразу перебудила бы всех.

Послышались сдерживаемые смешки. Краска бросилась мне в лицо. Но я не сдавалась:

– Всё равно, она ушла сама, добровольно, – упрямо продолжала я, – в её палатке исчезли тёплые вещи и рыбацкие сапоги. То есть она оделась и знала, что идёт в тайгу и что дорога неблизкая. Когда человека похищают – он не одевается как на полевой маршрут.

В столовке воцарилась тишина. Все переваривали мои слова.

– Беда с этими бабами, – вздохнул Митька, – за два дня куда-то все подевались. Причём сами ушли. По очереди.

– Ага, осталась одна, и то, вся какая-то недобитая, – кивнул на меня Генка и столовая потонула в хохоте.

Поиски ничего не дали. Аннушку так и не нашли. И Нику Васильевну – не нашли. Когда все собрались вечером в лагере, Бармалей рвал и метал. Ему таки пришлось звонить в Кедровое, просить борт. Как я поняла, там очень сильно ругались. Свободных бортов не было, в тайге, далеко на западе, сейчас бушевали пожары и всю авиацию направили туда. Кого тушить, кого, эвакуировать людей. Но пообещали забрать его с Куньего. Поэтому рано утром он, и все три егеря со Зверем, ушли через болото к лодкам.

А мы остались одни.

Бармалей, ссутулившись, резко постаревший, с ввалившимися глазами, торопливо раздал всем задания, что кому делать в его отсутствие. Он должен был вернуться дня через два-три. Если повезёт – раньше. Но Митька считал, что пройдут и все четыре, если не больше.

Как только силуэты Бармалея и егерей скрылись среди деревьев, в лагере началась сущая вакханалия. Точнее не сразу, конечно же, началась. Сперва было всё благопристойно, шла видимость работы, сперва они таились, кучковались и втихушку подбухивали спирт, двадцать литров которого было в вагончике Дона Педро.

Буквально к утру все уже были никакие.

А сейчас лагерь сотрясал могучий храп упитых в стельку людей, включая самого Дона Педро и того же Кольку. Хоть бери и выноси – никто даже не пошевелится.

Я смотрела на это всё широко открытыми глазами. С одной стороны, я их где-то даже понимаю – такой мощный стресс, руководства нету – вот нервы и сдали. Но расслабляться и трусливо уходить в эскапизм в такое время – вот этого я понять никак не могла.

В общем, смотреть на это было выше моих сил.

Да и готовить обеды для них не хотелось. Одно дело покормить уставших после работы людей, а совсем другое – бухающих свиней.

Нет. На такое я точно не подписывалась.

Меня аж трясло от злости! Как можно сидеть нажираться, когда там Аннушка и Нина Васильевна непонятно где, и непонятно, что с ними происходит⁈

Торопливо я пошла к своей палатке, влезла в неё до половины, так что наружу торчали лишь ноги в сапогах (не хотелось разуваться), и принялась рыться в рюкзаке, освобождая его от вещей. Заодно я сортировала барахло. Так, тёплые носки – беру. Запасную обувь – беру. Запасной свитер – нет. Спортивные брюки – нет. Клеёнку – беру. Коврик под спальник – обойдусь, есть клеёнка.