Текст книги "Формула власти. Первое условие (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– А на самом деле? – Гера уже научился замечать подвох там, где хотела Клима.

– Разведка, полагаю, – тихо сказала Клима, чтобы лежащая в двадцати шагах сильфида ее ненароком не услышала, если придет в себя. – Поэтому не мешай мне с ней разговаривать. И если мои слова покажутся тебе не слишком правдивыми, не ори об этом на всю округу. В политических целях. Ясно? – и громче, чтобы слышали все, даже притаившийся под пеньком ежик: – Мы обязаны доставить сильфийскую гостью к границам ее государства в целости и сохранности. Так велит мне моя честь и долг дружбы между нашими державами.

– Теньке кто-нибудь поможет, наконец? – напомнил Гера. И шепотом уточнил: – У тебя какие-то далеко идущие планы насчет сильфиды?

– С чего ты взял? – лукаво фыркнула обда.

– Всякий раз, когда ты заговариваешь о чести и дружбе, дело заканчивается осуществлением особенно бесчестного и коварного плана.

– Так, может, я не буду тебя в него посвящать? Или тоже охота влезть?

– Я просто хочу быть в курсе. Ты моя обда, я присягнул тебе на крови, делаю для тебя все, что в моих силах, я помог тебе спастись, сбежал вместе с тобой, я последую за тобой хоть на дно морское! Неужели я не заслуживаю права знать, что ты затеваешь?

– Хочу подружиться с сильфами, – невинно улыбнулась Клима.

Больше Гера от нее ничего не добился.

Несмотря на все ухищрения Ристинки, в конце концов оставившей Дарьянэ в покое и занявшейся колдуном, обе жертвы сильфийского дыма самостоятельно очнулись в течение часа и даже восстановили здравость рассудка. У Дарьянэ слегка болела голова, а Тенька, по его собственному определению, был “словно дрыном поперек башки пристукнутый”. Гера достал из сумки свистнутые из столовой ломти хлеба и впопыхах сорванные в институтском саду крупные румяные яблоки, на поверку оказавшиеся совершенно зелеными и невкусными. Подкрепляясь, беглецы собрались вместе около тяжеловика и принялись строить планы на ближайшее будущее.

– Мы доставим вас к сильфийской границе, – сообщила Клима Дарьянэ. Потом глянула в непонимающие Тенькины глаза и поняла, что сейчас проще перейти на принамкский, все равно сильфида его знает, хотя не говорит. – Она отсюда примерно, – обда сверилась с картой, – в трех днях конного пути. На тяжеловике быстрее, – сильфида с колдуном не сговариваясь насторожились, – но горючего на всю дорогу не хватит, – вздох облегчения. – Поэтому мы будем добираться туда четыре-пять дней, большая часть пути – пешком.

– На тяжеловике поедем с открытыми люками, – объявил Гера. – Так что в пути никто больше крокозябриков не наловит.

– И не надо так на меня коситься, – фыркнул Тенька. – Поглядел бы я, как вел себя ты, если б сидел на моем месте!

– Я бы поменялся с тобой в любой момент, умей ты обращаться с рычагами!

– Так научил бы. Не дурак, пойму.

– Тенька, ты простую лямку от шнура зажигания отличить не можешь, куда тебе за рычаги!

– Я виноват, что эти интересненькие веревки такие одинаковые на ощупь? Шиш с тобой, сиди за своими рычагами. Лучше объясните, куда мы сейчас отправимся, а то я в начале Климиной речи ничего не понял.

Слушая объяснение, колдун задумчиво изучал сильфиду. Потом спросил:

– А она сама уйти не может? Или пусть с нами пойдет, а ее потом сородичи заберут. Это ж нам придется во-от такенный крюк делать, до моей деревни только в следующем месяце доберемся.

– Хоть в следующем году, – с нажимом произнесла Клима. – Мы проводим Дарьянэ Эр до границы, а если потребуется – до дворца Верховного на руках донесем. Ясно?

Тенька внимательно посмотрел обде в глаза, хмыкнул и понимающе кивнул. Чего ж тут неясного. Клима задумала очередную аферу, и лучше не мешать, а наоборот, всячески поддерживать. Потому что аферы обды всегда идут на пользу ее народу. А если не идут – обда теряет силу. Клима же ничего терять явно не собиралась.

И только Дарьянэ не замечала подвоха, громко хрустя зеленым яблоком. Это для уроженцев благодатного Принамкского края они кислые. А неприхотливой сильфиде, пробовавшей дома и что покислее – в самый раз.

Клима между тем потихоньку продолжила дело, которое не завершила в подвале из-за не вовремя вломившихся на тяжеловике соратников.

– Так что, Дарьянэ, согласились бы Холмы со мной дружить? – на этот раз она говорила по-сильфийски.

– А вы хотите просить у нас политического убежища? – Даше очень хотелось выглядеть проницательной. Но рядом с обдой это удавалось разве что Теньке благодаря его дару, и то не всегда.

– Я хочу лишь того, что предложила. Когда я возьму власть, мне хотелось бы иметь много хороших друзей за рубежом. Я ищу мира и не настроена воевать. Тем более, с такой державой, как Ветряные Холмы.

Услышав комплимент в адрес своей родины, Дарьянэ невольно улыбнулась.

– Я не вижу причин, по которым сильфы не могли бы дружить с вами. Тем более, вы хотите торговать и не намерены идти на нас войной.

– А я надеюсь, что и Холмы не развяжут войну со мной.

– С вами? Но с чего бы? – изумилась Дарьянэ. Она уже давно и сильно попала под влияние магнетического Климиного обаяния.

– Не забывайте, что официально сильфы – союзники Ордена, а не обды, – Клима придала своему лицу чрезвычайно печальное выражение. – А я ведь собираюсь разрушить власть Ордена. Вашим соотечественникам это может не понравиться. Они-то не догадываются, что я вернулась и не хочу войны, желаю торговать и могу предложить куда больше товаров, чем Орден. И, разумеется, не стану воровать чужих послов, а напротив, сейчас способствую вашему возвращению на родину.

– Так надо сказать всем на Холмах об этом! – воскликнула Дарьянэ. – Когда я доберусь до своих, то непременно замолвлю за вас словечко. Особенно в том, что касается “честности” Ордена. И про торговлю скажу, это моему руководству тоже должно понравиться.

– О, а вы можете, да? Какая замечательная идея! – ловить сильфиду на слове, Клима, понятное дело, не стала. Все знают, что торговлей между Холмами и Орденом тайно руководят четырнадцатый корпус тайной канцелярии и личный кабинет разведки наиблагороднейшего соответственно.

Ристинка чуть слышно фыркнула. Клима незаметно для сильфиды бросила на нее ледяной взгляд. Больше бывшая благородная госпожа лишних звуков себе не позволяла.

Для Теньки весь этот стратегически важный разговор сливался в бесконечное иностранное “фля-фа-фа”. Поэтому вед лежал на спине, жуя ломоть хлеба, и смотрел в полуденное небо. Погода в этот день задалась совершенно чудесная, ни облачка. Тенька любил вглядываться в сияющую чистоту голубого купола. Юноша представлял, что это такой огромный лист бумаги, на который можно нанести прямо из головы все витающие в сознании расчеты, чертежи и вычисления, притом вертеть их так и эдак одной лишь силой мысли, менять местами, конструировать из мысленных линий целые города, населенные цифровыми обитателями. Иногда, глядя на небо, колдун придумывал такое, что, перенося все это на обыкновенную бумагу, только диву давался.

Другое дело, звездное небо. На нем не порисуешь. Это бесконечный лист, который уже заполнил кто-то прежде. Кто-то бесконечно великий, надо полагать. Звездное небо подлежало кропотливому изучению через третий глаз, а результаты заносились в таблицы и графики. За несколько лет наблюдений Тенька пришел к совершенно ошеломительному для себя выводу, что все в звездных просторах подвержено какой-то определенной закономерности, и если эту закономерность вычислить и сопоставить с земной, то откроются поистине безграничные, как то небо, возможности. В частности, станут реальны путешествия в иные миры через водяное зеркало. Тенька верил, что однажды в зеркале отразится не его собственное лицо, и даже не иноземный пейзаж, а нечто абсолютно нездешнее, захватывающее. И на такое не жалко было положить целую жизнь!

Словом, нет ничего удивительного в том, что мечтательно изучающий небо колдун первым разглядел в голубых высотах несколько крошечных букашек, в которых наметанный глаз без труда различил досколетчиков. А если учесть, что летели они со стороны Института…

– Похоже, нас разыскивают с воздуха, – сообщил вед, запихивая за щеку остатки хлебной корочки.

Все тут же подняли головы.

– Быстро в тяжеловик, – скомандовал Гера.

– Не успеем, нас уже должны были заметить, – возразила Клима. – Хватаем пожитки, и в лес. Тяжеловик бросим здесь. Нас по его следам вмиг отыщут, а пешком есть шанс оторваться, лес густой, с воздуха не обыскать. Ну, чего застыли? Бегом!

Гера и Тенька взвалили на плечи мешки с вещами, Ристинке доверили врачевательскую сумку, свой узел Клима потащила сама. Дарьянэ осталась без пожитков.

– Дайте что-нибудь и мне! Я тоже могу таскать тяжести!

– Ага, а пока мы будем перетряхивать и заново распределять вещи, нас поймают и отвезут обратно в Институт, – съязвила Ристинка. Потом всучила сильфиде лекарскую сумку: – Держите, раз так хочется.

…Когда на опушку рядом с брошенным тяжеловиком опустились скверные казенные доски преследователей, кругом уже не было ни души.

– Надо вызывать подкрепление и прочесывать лес, – сквозь зубы сказала наставница дипломатических искусств, с сожалением убирая ортону: стрелять оказалось не в кого.

– Гиблая затея, – поморщилась наставница полетов. – Пока мы известим, и пока это подкрепление соберется, они куда угодно уйти успеют.

– Вот и будем перехватывать их ближе к концу пути, – решил “коллега” Дарьянэ из орденской разведки. – Одно из двух: либо эти беглецы пойдут в Сильфийские Холмы, либо к ведам. Второе кажется мне более вероятным, хотя им могло взбрести в голову проводить нашу сильфиду. На землях Ордена обда в любом случае не останется, отныне она здесь вне закона.

– А ты считаешь, они не могут разделиться? – уточнила наставница дипломатических искусств.

– Считаю, нет. Сильфида трусовата, она ни за что не согласится путешествовать в одиночку.

Наставнице полетов очень хотелось спросить, зачем вообще понадобилось брать в плен посла дружественной державы, но она благоразумно молчала. Секретность. Притом такая, что даже не знает никто. Хотя, что-то подсказывало ей: скоро узнают. Этой ночью Клима произвела огромное впечатление. Пожалуй, народ Принамкского края скоро и впрямь вспомнит, что такое настоящая обда.

***

Если на опушке припекало, то в чаще царила приятная прохлада. Шумели седые от времени осины. В постоянной тени вековечных дубов рос мох, пахло прелой листвой и грибами. Величавое спокойствие чащи совершенно не вязалось с той спешкой, которую позволяли себе ее невольные гости.

Вела Клима, на одной интуиции. Она шла почти с закрытыми глазами, ухитряясь при этом не спотыкаться о кочки и сучья бурелома, не проваливаться в канавки со стылой водой и сохранять настолько невозмутимый вид, что можно было подумать, будто этот лес тоже присягнул ей на крови и никаких опасностей для своей повелительницы не таит. Тенька доверял Климиному чутью, но в отличие от слепо идущего след в след с обдой Геры, предпочитал все же не расслабляться и запоминать дорогу. Мало ли.

Ристинка шла без восторга, просто потому, что больше ей некуда было идти. Дарьянэ, разинув рот, вертела головой по сторонам и чаще людей запиналась о кочки и проваливалась в ямки. Лес – воплощение высших сил Земли и Воды, а они к сильфам суровы.

Когда редкие нити солнечных лучей, пробивающиеся сквозь зеленый потолок чащобы, поблекли и порыжели, беглецы выбрели на крохотную полянку, заваленную неприятным на вид буреломом и заросшую мелкими синеватыми поганками.

– Все, надо делать привал, – объявил Гера.

Общественность согласно завздыхала. Но не Клима.

– Мне не нравится эта поляна, пройдем еще.

– Почему не нравится? Удобно, тихо, хвороста полно, какой-то водоем неподалеку, судя по признакам.

– Не нравится, и все, – отрезала Клима хмуро. Она тоже устала, хотя не подавала виду. – Чувствую.

– Это смертельная опасность или так себе? – уточнил Тенька.

Обда задумалась. Таких вопросов, притом совершенно всерьез, ей еще не задавали.

– Просто мерзко здесь. Мне не нравится.

– В таком случае, остаемся, – подытожил колдун. – Я согласен на любое нехорошее место, если только это не грозит нам смертью поутру.

– Как хотите, – буркнула Клима, присаживаясь как можно дальше от бурелома, на единственное свободное от поганок место. – Я вас предупредила, не ропщите потом.

– Мы стали бы роптать, заставь ты нас двигаться дальше, – высказал Гера общую мысль.

Обда только пожала плечами. Она чуяла, что очередная ссора может обернуться куда более скверными последствиями, нежели привал на нехорошем месте, и лишь поэтому сейчас согласилась на уступку.

Ристинка, орудуя ногами и палкой, очищала место будущего ночлега от поганок, Тенька отправился за водой, Гера – за хворостом, Дарьянэ послали по грибы и ягоды: что найдет. И только Клима сидела на месте и никакой общественно-полезной работой не занималась. Проще говоря, бездельничала.

– Хоть бы помогла мне, – укорила Ристинка сухо.

– Ты и так справляешься, – снисходительно бросила обда.

– Но с тобой у меня получится в два раза быстрее! Кто говорил, что наша сила в единстве?

– Хорошо, что ты помнишь мои речи. Но сейчас я устала и не хочу тебе помогать.

– Это хамство, между прочим! Ведешь себя, как коронованная! Бери палку и помогай.

– Придержи язык и убирай молча, – негромко, но властно ответила Клима, а ее черные глаза нехорошо полыхнули.

– Кто там опять ссорится? – жизнерадостно донеслось из-за кустов.

Вслед за голосом на поляне объявился и сам Тенька с полным котелком воды.

– Никто, – проворчала бывшая благородная госпожа и заработала палкой с особенным ожесточением, мрачно представляя на месте каждой поганочной шляпки Климину голову.

– Давай помогу, – колдун легко выдернул из бурелома еще одну палку и тоже занялся уничтожением поганок, при этом успевая рассказывать: – Там неподалеку река. Широкая довольно, как бы не Сильфука. Или просто какой-то из основных притоков Принамки. Красивая, розовая такая в тон небу, но берега сильно заросли. Насилу к воде подобрался!

Вернулся Гера с охапкой хвороста, принялся складывать костер. Ристинка, справившаяся с поганками, в изнеможении присела на расчищенное место, а неугомонный Тенька полез исследовать бурелом. Там и тут раздавался резкий в густой лесной тишине хруст ломаемых ненароком веток-гнилушек.

– Вот же охота пачкаться, – брезгливо передернула плечами Ристинка.

– Не так уж тут и грязно! – отозвался Тенька откуда-то из недр бурелома. – Только поганок много и все какой-то зеленью склизкой поросло. Ого-го! Да здесь целый валун! Интересненькая находка!

Колдун возник над особо густым нагромождением веток. С первого взгляда могло показаться, что Тенька чудесным образом парит в воздухе или балансирует на паре тоненьких прутиков. Но если присмотреться, было видно: юноша стоит на чем-то твердом и плотном, крепко завязшем в буреломе.

– Слезь, это плохой камень, – буркнула Клима, не глядя.

– Плохой? – удивился Тенька. – А почему? Вполне себе прочный, ровный даже.

Для верности даже подпрыгнул пару раз.

– Не знаю. Просто плохой. Мерзкий. Его надо разрушить.

– Интересненько получается! Ну-ка, а что ты еще чувствуешь?

– Ничего. Мне не нравится это место, а валун – в особенности. Слезь с этой пакости, она вся в крови.

– Почему в крови? – это уже заинтересовался Гера.

– Да не знаю я, – отмахнулась обда. – Захотелось так сказать. Так правильно говорить.

– Интересненько это ты говоришь! Гера, помоги-ка мне расчистить камень, уверен, оно того стоит.

Но “правая рука” сначала закончил разводить костер, а уж потом присоединился к товарищу. Пока они очищали огромный, почти с тяжеловик размером, валун от веток, склизкого мха и поганок, успело окончательно стемнеть. Поэтому для дальнейшего исследования “интересненькой” находки пришлось запалить сделанный тут же факел.

По форме камень напоминал прибрежную гальку: чуть сплюснутый сверху, округлый по бокам, довольно гладкий, хотя местами порыхлевший от времени. Было видно, что валун когда-то тщательно полировали, но теперь от этой полировки остались одни воспоминания. От центра верхушки к краям расходился десяток выбитых в камне желобков, каждый примерно с два пальца толщиной. Вдоль желобков тянулись ни то надписи на непонятном языке, ни то какие-то заковыристые рисунки: схематичные человечки в разных позах, вполне узнаваемые контуры кленовых листьев и, наиболее часто повторяющиеся – длинные волнистые линии с отростками, напоминающие рогатых многоножек.

– Интересненько это они придумали… – задумчиво пробормотал Тенька, утыкаясь в надписи почти носом. – Вот бы перерисовать…

– Не смей! – рявкнула Клима.

Все это время она сидела неподалеку от костра, а теперь встала и тоже подошла к валуну. Лицо обды искажала такая лютая ненависть, что оба юноши попятились. Но гнев был направлен не на них: Клима вперилась в камень так, словно он был ее злейшим кровным врагом. Девушку трясло от ярости.

– Да что с тобой? – не на шутку разволновался Гера.

– Тенька, немедленно уничтожь эту дрянь, – прошипела Клима. – Ты говорил, что умеешь крошить камень, раскроши его, а прах развей по ветру! Чтобы даже тени этой сволочи не было в моей стране!

– Обда стукнулась об тучу, – вполголоса прокомментировала Ристинка, но встревать не стала.

– При чем тут страна? – недоумевал Гера. – Ты можешь объяснить?

– Нет! – Клима едва ли не бесновалась. – Уничтожь, разбей, ненавижу, ненавижу!

Она изо всех сил саданула по камню кулаком, разбила костяшки в кровь, но даже не заметила этого. Черные глаза обды метали молнии. Тенька еще раз обошел с факелом вокруг валуна, задумчиво поскреб ногтем по желобку. Прищурился.

– Тут какие-то интересненькие примеси, не могу понять… – взгляд колдуна упал на капельку Климиной крови, оставшейся на камне. – …И они идентичны… Ребята, интересненькая новость: по этим желобкам когда-то текла человеческая кровь!

– Жертвенник? – переспросил Гера. – Кому? Для чего?

– Эти интересненькие мохнатые загогулины и реакция Климы наталкивают меня на вывод, что здесь когда-то было капище приверженцев культа крокозябры. Кровавого и беззаконного.

– Чего-чего? – разинул рот Гера. – Крокозябрам поклонялись?

– Еще как! – заверил Тенька. – Многие тысячи лет назад, до обд. Вы что, никогда не слышали об этом? Даже Клима?

– Я знала, что когда-то крокозябр в лесах водилось много, и их почитали, – Клима с большим трудом держала себя в руках.

– Не то слово! – кивнул Тенька. – Культ крокозябры был одним из самых распространенных в Принамкском крае, да и на Холмах немного. Им приносили множество жертв, в основном человеческих. Но и сильфам тоже, говорят, пускали кровь в угоду крокозябрам.

– Они ж развеиваются, какая с них кровь? – заинтересовалась Ристинка.

– Сперва выпускали по капле, а потом добивали, – пояснил Тенька. – Ну, вы даете. Таких вещей не знаете! Потом высшие силы ниспослали Принамкскому краю обду с ее даром. И обда этот культ истребила. То ли конкуренции не хотела – все же культ крокозябры враждебен и противен культу высших сил, то ли они ей чем-то лично досадили.

– И то, и другое, – пробормотала Клима. – А кто спросит, откуда я это знаю – убью! Тенька, уничтожь камень!

– Да ты что! Он, наверное, последний на весь Принамкский край остался! Это же реликвия! Память предков. Его нельзя трогать. Лучше обнести заборчиком и изучать.

– Ты уничтожишь этот камень, – сквозь зубы приказала обда. – Принамкскому краю не нужна такая реликвия. Я желаю, чтобы от культа крокозябры не осталось даже памяти людской. Прахом, прахом все! Слышишь, Тенька? Прахом!

– Ладно, – нехотя сдался колдун. – Отойдите все. Сейчас определю набор веществ, степень ветхости разложу на модуль устойчивости, распределю вектора переменных…

Бормотание из опечаленного стало деловитым: вед полностью ушел в себя и любимое дело.

– А где сильфида? – вдруг вспомнил Гера. – Она ушла за грибами еще раньше меня. Темно совсем, не заблудилась ли?

Клима, все еще полыхая взглядом, плюхнулась на землю у костра и протянула руки к пламени, согревая пальцы.

– Вот иди и поищи.

– Понял, инициатива наказуема, – фыркнул Гера и уже собрался отправляться на поиски, как из чащи донесся истошный девичий крик.

А вскоре на полянку вылетела сама Дарьянэ с круглыми от ужаса глазами, не прекращающая верещать благим матом. Правда, увидев костер и невозмутимых вроде спутников, умолкла и остановилась, тихо всхлипывая.

– Что случилось? – тут же спросил Гера, уже заводя руку за спину, где на ремнях в специальном чехле висела ортона.

– Там, – выдала Дарьянэ. И замолчала.

– Что – там? За тобой кто-то гонится?

– Н-не знаю. Я собирала грибы… А т-там – оно. Меня коряга покусала! И обругала премерзко! У вас в Принамкском крае все коряги такие злобные?

– Чего она говорит? – спросил Тенька, отвлекаясь от работы. Гера перевел. – Ничего себе интересненько получается! Пусть ваша сильфида гордится, ее покусало древнее реликтовое животное, очень редкое, полумифическое и, по мнению некоторых, заслуживающее поклонения и воздвижения капищ, таких, как это. Короче говоря, крокозябра. Спроси, где она ее нашла, мне тоже посмотреть охота!

– Я не искать крокозябра на этот лес! – почти обиженно воскликнула Дарьянэ по-принамкски, поняв слова веда. – И не иметь памяти на то место. Меня поимел страх, и я убежать! Положите глаз на мой укус и сделайте оказание помощь.

Она продемонстрировала свою правую руку. На тыльной стороне ладони виднелись четкие кровавые ранки от десяти зубов.

– Тенька, а крокозябры ядовитые? – встревоженно спросил Гера.

– А кто их знает. Но точно не стерильные, так что ранку лучше обработать. Кстати, только что практически на наших глазах подтвердилась легенда: крокозябры глупые, но умеют повторять все ругательства, которые услышат, и складывать их в поистине обидные комбинации. Эх, ну почему я за грибами не пошел!

– Вы грибы-то принесли? – вспомнила Клима.

– Да! – гордо кивнула Дарьянэ, кладя на землю и разворачивая небольшой узелок. Там и правда лежало несколько десятков приземистых желтовато-белых грибов.

– Это поганки, – бесстрастно констатировала обда.

– Неужели? – расстроилась Дарьянэ. – Но как же так, поганки вот ведь, синеватые, на тоненьких ножках!

– Это разные виды поганок.

– Удивительно. У нас на Холмах и одного вида почти нет, а тут целых два.

– Вообще, их больше сотни, – просветила Ристинка, доставая из сумки снадобье для промывания ран.

– Ложись! – заорал Тенька от валуна.

Что-то полыхнуло, загрохотало, полянка ненадолго окуталась плотным облаком каменной пыли. В глубине чащи раздался страшный утробный вой.

– Так-то лучше, – злорадно и мстительно ухмыльнулась Клима, дыша в рукав.

***

Они добирались до сильфийской границы целых две с половиной недели, а все потому, что обде зачем-то понадобилось делать здоровенный крюк и идти в обход. Все протесты Клима игнорировала или же так властно сверкала глазами, что возражения захлебывались. Для Теньки она в конце концов все же снизошла до объяснений, которые вед потом потихоньку передал остальным. Клима чуяла, что на коротком пути их ждут неприятности. Возможно, засада, или просто на разбойничью шайку могут напороться. Словом, лучше дороги непроходимые подольше потоптать, но живыми остаться.

Сильфийская граница представляла собой зрелище довольно символичное: золотое в лучах полуденного солнца пшеничное поле, распаханная земляная межа, а дальше – реденький сосновый лес, уже не принадлежащий людям.

– Пройдешь по кромке поля до конца леса, – объясняла Клима Дарьянэ, сверяясь с картой. Они давно уже все перешли на “ты”. – Повернешь на север и пересечешь границу. Дальше будет пустырь, а за ним другой лес, погуще, если верить вот этой пометке сбоку. А там уже начнутся первые ваши усадьбы.

– Спасибо, – проговорила Даша, стараясь не расплакаться от избытка чувств, – спасибо вам всем! Гере за помощь и поддержку, Теньке за уроки Принамкского языка и лекции о звездах, которые он мне мужественно читал, хотя я не понимала и трети. Ристинке – за ночные разговоры у костра, и, конечно, тебе, Клима, за спасение от ужасной участи и мудрые советы. Вы самые замечательные люди, каких мне доводилось встречать! Я верю, что у вас все получится, и что я когда-нибудь приеду во дворец к обде Климэн. Клима, ты… ты удивительный человек, я никогда таких не встречала. Не хмыкай, Ристя, твое мнение ошибочно! Я непременно буду говорить о тебе, Клима, со своим руководством и постараюсь убедить их в необходимости не только дружить с тобой, но и поддержать любые твои начинания!

Тут уже захмыкал Тенька. К сильфийской поддержке он, как и любой вед, относился с недоверием.

Ристинка сегодня была особенно мрачна и угрюма. Вчера она заявила Климе, что пойдет с Дашей к сильфам. Обда на это сверкнула глазами и приказала Ристе о сильфах забыть.

– Но зачем я тебе сдалась? – едва ли не со слезами вопросила бывшая благородная госпожа. Она часто задавала этот вопрос. – Я никогда не стану твоей приспешницей, меня выворачивает, когда я смотрю, какими методами ты решаешь дела. Клима, отпусти меня, прошу, дай пожить спокойно!

– На Холмах? – жестко прищурилась обда. – Ты вне закона на землях Ордена. А Холмы у нас пока всячески Орден поддерживают. Тебя сдадут и казнят в первый же год.

Вот так Ристинка, скрепя сердце, осталась на родине. Клима сама толком не знала, зачем ей может пригодиться эта раздавленная своим давним горем девица, но чувствовала, что дочь Жаврана Ара – слишком полезный козырь, чтобы вот так запросто ее упускать. Да и преданной Ристя со временем станет, это даже Тенька втихомолку по ее глазам прочел. Они умеют быть преданными, дети потомственных благородных господ.

Итак, прощания, последние напутствия, взаимные пожелания удачи – и люди с сильфидой расходятся в разные стороны вдоль кромки золотого поля. Они не оглядываются, хотя еще точно знают, что сказано далеко не все, а значит, предстоят новые встречи двух народов: тех, кто прикасаясь к радуге ходит по легким облакам, и тех, кого земля и вода щедро одаривают каждую осень тяжелым золотом зерна.

========== Глава 17. Клятва обды ==========

Я трепетала каждой жилкой

Среди безмолвия ночного,

Над жизнью пламенной и пылкой

Держа задумчивый фонарь…

Я не жила, – так было встарь.

Что было встарь, то будет снова.

М. Цветаева

Поначалу Дарьянэ неслась вдоль кромки золотистого поля с такой легкостью, словно у нее за спиной выросли крылья. Даша смотрела на невысокие пушистые сосенки и мысленно здоровалась с каждой. Сильфида истосковалась по дому, родной стороне. Среди густых лесов, особенно в последние дни путешествия, она все чаще вспоминала бестравные пустоши Холмов, резкий острый запах побережья кислых морей, не скрытый ветвями простор неба над головой. А вместо мужественного Геры, словно сошедшего с какой-то древней картины о великих воинах былого, Дарьянэ постоянно хотелось любоваться изящным профилем Юргена. И пусть муж хоть трижды дурой ее считает, все равно соскучилась неимоверно! Да и отца обнять, как бы на него ни обижалась. А еще – отчитаться бравому агенту Косте Липке…

Даша представляла, как она, подобно настоящему разведчику, вернувшемуся с непростого задания, войдет в четырнадцатый корпус, усталой походкой прошагает по коридорам, а все встречные будут сгорать от любопытства, глядя ей вслед. Осмелится подойти с вопросом только уборщица Тоня, но Даша скажет лишь два заветных слова: “Государственная тайна!”. Тоня разинет рот и замолчит. А Дарьянэ войдет в Липкин кабинет, как есть, в рваном платье, измученная, но несломленная, с веточками Принамкских буреломов в курчавых волосах. В кабинете, кроме Костэна, непременно должен быть Юрген. И они оба разинут рты, в точности, как Тоня. “Откуда ты, Дарьянэ?” – ахнет бравый агент. А Юра добавит: “Не верю своим глазам, ведь я уже успел счесть себя вдовцом!”

– Рано обрадовался, – проворчала в ответ своим мыслям Даша и принялась фантазировать далее.

А потом они вообще утратят дар речи. Потому что Даша в подробностях и по всей форме доложит о произошедшем. Нет, для начала она прогонит из кабинета Юргена. Вдруг ему это знать не положено? Да, и вот пусть пристает потом с расспросами! А Липка по окончании рассказа выпишет ей медаль. Нет, целый орден! Ведь благодаря Дашиному подвигу сильфы узнали правду о людях и обрели среди них нового честного союзника – обду Климэн. А в честности Климы Дарьянэ даже не сомневалась.

По окончании рассказа Липка посмотрит на нее и скажет: “Даша, тебе ведь немедленно нужна помощь врачей! Похудела, осунулась, выглядишь такой измученной! А может быть, ты ранена?”. А Даша ответит: “Нет, я не ранена”. Но побледнеет и сделается прозрачной. Костэн кликнет Юру, и тот на руках понесет Дашу в лазарет. А потом будет еще целую неделю навещать, и так же на руках заберет домой. И все у них будет потом хорошо, потому что Юра поймет: Даша умная, смелая и… и красивая, в конце концов! А еще Юра запросто может ее потерять, при их-то опасной работе. Так вот, он проникнется, и не жизнь пойдет дальше, а самая настоящая сказка!

Постепенно сильфида замедлила шаг. Она начинала уставать. Земля у кромки поля была рыхлой, комковатой, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не спотыкаться на каждом шагу и не насыпать в обувь песка. Поле все тянулось и тянулось. Казалось, заветный конец леса не приблизился совершенно.

– У, понасеяли тут полей, – проворчала Даша, нагибаясь и срывая большой золотисто-зеленый колос. Зерно еще не выспело и имело отчетливый травянистый привкус. Но сильфида успела проголодаться, поэтому за первым колосом последовали второй и третий. – Эх, рассказать кому, что ела неспелое зерно прямо так, с земли – и не поверят ведь!

Даша специально пошла налегке, не стала брать с собой никаких пожитков. Все равно ничего своего у нее не было. Сильфида рассчитывала добраться до своих уже к вечеру, поэтому решила, что какие-либо вещи ей ни к чему. А Климе и прочим они нужнее, им еще неблизкий путь предстоит. До самой ведской границы и дальше, до родной Тенькиной деревни. Даше сделалось грустно, от былой легкости не осталось и следа. Увидятся ли они еще хоть когда-нибудь? Получится ли у Климы взять власть? Хотелось бы верить!

В один прекрасный момент Даша поняла, что конец соснового леса постепенно начал приближаться, и с каждым ее шагом – все быстрее и быстрее. Обрадованная сильфида встряхнулась, позабыв о боли в натруженных ногах, о голоде, вообще обо всем, кроме одного: дойти. И оказаться дома, на пороге только что придуманной мечты.

Солнце поднялось уже высоко, а вскоре начало постепенно клониться к закату. Даша повернула на север, оставляя золотистое поле за спиной. Впереди маячил новый лес – постарше, погуще. Вскоре сильфида углубилась в него, отмечая, что леса ее родины, даже приграничные, по сравнению с Принамкскими все равно что домашние щенята и матерые волки. Ни дикого бурелома с крокозябрами, ни мшистых вековых дубов, ни сотни видов поганок. Да и вообще растительность скудная. Чтобы найти в сильфийском лесу вдоволь грибов и ягод, надо быть невероятно везучим, обладать интуицией наподобие Климиной и вдобавок прослоняться по чащобе несколько недель. Хотя, какая там чащоба… Название одно.