Текст книги "Слезами и кровью (СИ)"

Автор книги: Зола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

И всё же он не любил возвращаться в Глотку. Со времён, когда он здесь жил, Гармил усвоил кое-что: есть храбрые воры, есть удачливые воры, но храбрые и удачливые воры встречаются не чаще белоснежных оленей с серебряными рогами. Себя он относил к числу удачливых воров. Гармил знал, что он трус, и не стыдился этого. Лучше быть живым, чем храбрым. Поэтому сейчас он крался по улочкам Глотки тихо, как тень, стараясь не проходить мимо раскрытых окон и никому не попадаться на глаза.

До Кожевенной площади было уже совсем недалеко, когда Гармил понял, что за ним кто-то идёт. Сперва его охватило недоверие, потом – ужас. Он знал, что оборачиваться нельзя. Его зубы сжались, тихо скрипнув, а рука скользнула в карман, нащупывая гладкий прохладный металл.

Он дошёл до угла прежним, спокойным шагом. На углу немного задержался, нагнувшись и делая вид, что поправляет распустившийся шнурок ботинка. Он услышал быстрый трепет собственного сердца, короткий стук, с которым сжались и разжались кровеносные сосуды в ушах, на секунду раньше, чем тихое дыхание и быстрые шаги, и повинуясь своему сердцу, а не слуху, рванулся вперёд как раз в тот момент, когда преследователь набросился на него сзади.

Длинные мускулистые руки только скользнули по бокам Гармила, слишком поздно сомкнувшись в кольцо, не сумев схватить ничего, кроме пустоты. Гармил выскользнул из этих рук, как рыба, и помчался вперёд со всей скоростью, на которую был способен, лавируя на запутанных, пересекающихся под немыслимыми углами улочках – не улочках даже, туннелях, ходах, норах. Разбитые бутылки хрустели под его башмаками, на каждом повороте он оскальзывался на какой-то мокрой гадости, залившей выщербленную мостовую или просто на грязи там, где мостовой и в помине не было. Одной рукой он прижимал к себе скомканный плащ, другой стискивал маленький металлический шарик в кармане, каждую секунду желая бросить его, но не осмеливаясь – жалко, вещь дорогая, пусть он её и получил почти играючи, выиграл в карты у какого-то недотёпы… Слева от него пронеслось ярко освещённое окно, справа – квадрат жёлтого света из этого окна, а на квадрате – его собственная тень, изрезанная трещинами на стене. Взрыв пьяного хохота на миг окружил его, и вот уже хохот и свет позади, и снова темнота, стук крови в ушах, звук своих шагов, собственное сбивающееся дыхание, и такие же шаги, такое же дыхание – за спиной, не близко, но и не далеко, не отстаёт, догоняет, догоняет, всё ближе и ближе…

Гармил едва успел откатиться в сторону, когда преследователь снова бросился на него. К этому моменту он забежал в крохотный дворик, высокие грязные стены смыкались вокруг кривым квадратом, и ни одного огонька не светилось в чёрных щелях между ставнями. Преследователь глухо, хрипло охнул, когда его выставленное вперёд колено встретило жёсткую брусчатку, а не тощую спину юноши. Задохнувшись, Гармил привалился к соседней стене. Темно, дьявол побери! Он не видел преследователя – разве что его бесформенную тень – но слышал хриплое дыхание. Хоть бы голос подал, что ли… Хоть бы застонал от неожиданной боли, хоть бы выругался…

Сердце билось, как схваченный воробей, каждый вздох отдавался болью, словно Гармил наглотался битого стекла. Хватаясь за стены, он вытолкнул своё тело сквозь тесную арку, щерившуюся обломанными железными прутьями, и оказался в следующем дворе – таком же тесном, но не квадратном, а прямоугольном.

Здесь было немного светлее из-за тусклой свечи, которая стояла у окошка на втором этаже, слабо мерцая сквозь грязное стекло. Гармил увидел, что всё пространство тесного дворика заполнено протянутыми от стены к стене верёвками, на которых висело бельё. Стекло в окнах, более-менее целые простыни на верёвках… чёрт возьми, по меркам Глотки обитатели этого двора – просто богачи, и десять лет назад он бы не ушёл отсюда с пустыми руками, но сейчас надо спасать жизнь. Медленно восстанавливая дыхание, раздвигая свободной рукой влажную от недавнего дождя ткань, Гармил тихо и осторожно двинулся вперёд, всей душой надеясь, что этот двор тоже окажется проходным.

Не оказался.

Протянутая вперёд рука нащупала шершавую, крошащуюся под пальцами стену, и в этот момент новая дрожь в сердце, новый барабанный удар в висках заставил Гармила обернуться.

В неясном свече угасающей свечи он увидел тень на простыне, висевшей перед ним. В первую секунду он даже позволил себе удивиться – враг был невысок, не выше, чем он сам, пусть и широк в плечах. Лучше рассмотреть не удавалось – огонёк свечи заметался, угасая, и вместе с ним заметалась тень, так что Гармилу показалось, что одно её плечо вдруг раздулось, став намного выше другого.

В следующую секунду раздался короткий треск, и последняя искорка света блеснула на коротком лезвии ножа, который пронзил простыню, застыв на расстоянии ладони от лица Гармила.

Свеча угасла, и в полной темноте Гармил услышал длинный треск, с которым нож разрезал простыню наискосок.

Он метнулся в сторону, на ходу выхватывая из кармана маленький серебряный бубенчик с отчеканенными на боках волшебными знаками и швыряя его на землю. Бубенчик тихо звякнул, но звон не затих, не задохнулся во влажном спёртом воздухе – вместо этого всё вокруг, и далёкий хохот, и тихие стуки, вздохи, стоны из-за запертых ставней, и тяжёлое дыхание преследователя, и стук сердца Гармила – потонуло в нарастающем звоне, гремящим, визжащем, сверлящем уши серебряным сверлом.

Гармил не услышал, как его преследователь закричал, зажимая уши, но знал, что именно это он и сделал, как и те, кто пытался спать за этими тёмными стенами и закрытыми ставнями. Он не слышал стука распахивающихся окон и грохота шагов по ступеням. Он по-прежнему не слышал стука своего сердца. Он только видел – видел обшарпанную стену, кучу мусора и поломанных ящиков, видел, как они оказались к нему совсем близко, а потом – мокрую выщербленную черепицу крыши, на которую взобрался. Со всех ног он побежал по крыше, добежал до соседней высокой стены, вскарабкался по ней, игнорируя разбитое стекло, которым по-прежнему были наполнены его грудь и горло. Он знал, что магия скоро закончится, что звон вот-вот прекратится, и он снова услышит своё сердце – и так и случилось, но к тому времени он был уже далеко.

========== Глава 7. Тонкий аромат ==========

Вернувшись из гостиницы, Отогар сразу же поднялся в свои покои и следующий час провёл в окружении книг. Как и многому другому, чтению его обучил Питтио, но вряд ли старый учитель одобрил бы сегодняшние вкусы Отогара, как и его расточительность. На книги Отогар тратил почти столько же денег, сколько на одежду – просто не мог удержаться. Он любил провести вечер за увлекательным романом или посмеяться над сборником фривольных стихов и злых фарсов. Но сегодня у него были дела поважнее – он листал страницы книг по волшебству. Страницы гладкие, белые, из хорошей бумаги, ещё хранящие запах типографской краски, и страницы хрупкие, рыхлые, желтоватые, иногда с подозрительными бурыми пятнами. После часа работы Отогар откинулся на спинку бархатного кресла и слегка поморщился – от долгого сидения у него затекли плечи и заболела спина. Да уж, сразу видно, что сегодня ему исполнилось сорок семь лет. Или это было уже вчера?

Он взял со стола список, который составил только что, и, хмурясь, прочёл его. В списке было двадцать четыре строки, взглянув на которые, обычный человек не понял бы почти ничего. Это были названия взрывчатых веществ, получить которые можно было только с помощью магии. Отогар сразу же вычеркнул три названия – он и вписал-то их туда только для полноты впечатления, уже зная, что вчера на Ореховой улице совершенно точно взорвалась не Серая бомба, превращающая людей в каменные изваяния, не Ледяной шар, пронзающий всё вокруг длинными острыми сосульками, и не Дедушкин табак – штука безобидная и простая, под стать названию, не приносящая никому вреда, а только выпускающая облако чёрного удушливого дыма, исключительно для того, чтобы сбить противника с толку. Просмотрев список ещё раз, Отогар вычеркнул один за другим ещё семь строчек – все эти вещества не отличались большой силой, и для того, чтобы произвести такой серьёзный взрыв, как вчера, одного крохотного кошелька не хватило бы. Он ещё несколько раз просмотрел список, задумчиво хмуря брови, кусая крепкими белыми зубами кончик пера, вычеркнул ещё пять названий и посмотрел на оставшиеся девять строчек. И в этот момент внизу хлопнула дверь.

Отогар отложил перо, прислушиваясь. Лишь у троих людей во всём городе – у него, Рогриана и Гармила – есть ключи от этого дома. Рогриан всё ещё в «Горной Розе», значит, это Гармил. А Отогар был уверен, что ученик уже дома – когда он вернулся, то сразу же ушёл к себе, уверенный, что Гармил давно вернулся, спрятал плащ и лёг спать. Выходит, Гармил задержался в дороге, и задержался сильно. Что-то случилось.

Спустившись вниз, он услышал шум из комнаты Гармила, располагавшейся по соседству с кухней. Заглянув туда, Отогар увидел, как парень стоит на коленях перед кроватью, запихивая под неё смятый серый плащ. Его руки заметно дрожали, а худые плечи напряглись.

– Что случилось? – без предисловий спросил Отогар. Гармил подскочил – учитывая, что он всё ещё стоял на коленях, выглядело это впечатляюще, – и обернулся. Его лицо было ещё более серым, чем всегда, а глаза нервно блестели.

– Меня хотели убить, – проговорил он, поднимаясь на ноги.

– Ты ранен?

– Нет. Кажется, нет.

– У тебя на руках кровь, – Отогар шагнул вперёд, взял Гармила за грязные руки, не выказав на этот раз своей обычной брезгливости, и приподнял их, поворачивая ладони к тусклой лампе. Грязь, покрывавшая кожу, перемешалась с кровью, которая вытекла из нескольких глубоких ссадин. Гармил шмыгнул носом, вспомнив, как карабкался по стене, взбираясь на крышу – оказывается, он ссадил руки, и даже не заметил. Его всё ещё била слабая дрожь, и Отогар это заметил.

– Иди, промой ссадины. И вообще приведи себя в порядок, – он окинул взглядом перепачканную одежду ученика и красноречиво сморщил нос. – Потом расскажешь, что с тобой произошло.

Как и в большинстве домов Тирля, в доме Отогара отдельной ванной не было. Господам обычно ванну приносили прямо в их покои, а слуги наливали для себя тёплую воду в бочку на кухне. Гармил опустил дрожащие грязные ладони в воду и зашептал заклинание, заставляя воду нагреться, и всё равно дрожь не отпускала и тогда, когда он быстро мылся и чистил свою одежду, и тогда, когда он уже переоделся и устроился на стуле в углу кухни, набивая табаком узкую трубку. Как обычно, курево помогло ему немного успокоиться, и он куда более уверенным шагом поднялся в покои учителя.

Отогар продолжал сидеть за столом, задумчиво глядя на список. Он казался полностью погружённым в размышления, но когда Гармил тихо прошмыгнул в открытую дверь, обернулся к нему и посмотрел на него очень внимательно, готовясь слушать.

Когда Гармил закончил рассказывать, Отогар некоторое время молчал, задумчиво глядя на него чёрными глазами. Потом тихо спросил:

– Думаешь, это был обычный грабитель?

Гармил пожал плечами:

– Скорее всего. Принял меня за обычного горожанина, который забрёл не туда.

– Может быть, может быть, – Отогар встал и подошёл к окну, в задумчивости глядя на улицу. – Где, говоришь, ты заметил слежку?

Гармил слегка нахмурился. Ответить на вопрос было непросто – большинство улочек в Глотке представляли собой просто кривые проулки между домами, зачастую не имевшие названия. Помолчав, он уверенно сказал:

– Я только что прошёл мимо той часовни, в которой повесился сумасшедший священник месяц назад, и как раз приближался к дому старика, у которого несколько раз покупал листья Ядовитой Келемы.

– А оторвался ты неподалёку от цирюльни Одноглазого Дорка?

– Да. Я помню, как пробежал по её крыше сразу после того, как бросил колокольчик.

– Получается, этот грабитель преследовал тебя через всю Глотку. Изрядное расстояние.

– Вы думаете, это не случайность?

– Не знаю, не знаю. Возможно, тебе просто попался очень настойчивый грабитель.

– Возможно, – проговорил Гармил. Несмотря на то, что в камине был разожжён яркий огонь, ему внезапно стало холодно.

Отогар вернулся к столу и взял с него свой исчёрканный список.

– Хочу, чтобы ты взглянул на это. У меня, кажется, уже глаз замылился, не могу ни до чего додуматься.

Гармил посмотрел на протянутый листок, сдвинув брови и слегка шевеля губами, потом устало помотал головой:

– Простите, учитель. Не знаю, что такое они могли использовать, меня ведь там не было, и… – Он вдруг замолчал, его рот неуверенно приоткрылся.

– Что? – живо спросил Отогар. – Что ты думаешь?

– Да ничего, – пробормотал Гармил, мотая головой. – Чушь полнейшая…

– Чушь, не чушь – решать мне. Говори, о чём ты думаешь.

Гармил поднял руку и неуверенно ткнул пальцем в одну из строчек:

– Вот это. «Смешинка».

– Хочешь сказать, «Велисандерум»?

– Ну да, я просто слышал, как ребята из Гильдии его так называют, он же веселит, если его вдохнуть…

– Редкая вещь, – пробормотал Отогар. – Почему ты решил, что взорвали именно его?

– Нет, я не решил, просто… я же говорю, чушь полнейшая. Я просто вспомнил: однажды вы просили меня купить немного Смеш… Велисандерума у Черноголового Морри, того торговца из Большого Коврижного переулка. И я запомнил, что он добавил к смеси немного шафрана, чтобы Смешинка не взорвалась раньше времени. У меня все руки пропахли, пока я домой добрался. Вот сейчас я увидел это название в списке и вспомнил: тот, который за мной сегодня гнался… от него пахло шафраном. Слабо, но я почувствовал. Просто не обратил внимания.

Отогар молчал, задумчиво глядя на ученика.

– Может, это ничего и не значит, – торопливо сказал Гармил. – Может, он обычный грабитель… просто недавно ограбил какого-нибудь торговца пряностями… шафран – дорогая штука…

Он надеялся, что так оно и есть. Пусть уж лучше сегодня ночью на него напал обычный подонок, каких много шатается по грязным улочкам Глотки, чем один из тех, кто замешан в покушении. Но взглянув на Отогара, Гармил с ужасом увидел на лице учителя азарт: Отогар ухватился за эту тоненькую ниточку, и отпускать её не собирался.

– Может быть, может быть, – совсем другим голосом повторил Отогар свои недавние слова и задумчиво блеснул глазами. – Иди-ка ты спать, Гармил. Завтра с утра приготовишь мне яичницу, часов в восемь.

– Конечно, – проговорил Гармил, поднимаясь на ноги. – С лососем и горошком, как обычно?

– Да, и с петрушкой. Иди, иди.

Но Гармил замешкался на пороге и тихо спросил:

– Учитель, я тут подумал… может, мне всё-таки стоит пройти Испытание? – Отогар красноречиво повёл бровью, и Гармил сбивчиво заговорил: – Просто эти, из Гильдии, вечно смеются надо мной, говорят, что я не то волшебник, не то чёрт знает что такое… Мне ведь скоро двадцать два, а я всё ещё… Я знаю, в этом году уже поздно, но до следующего Испытания ещё несколько месяцев, я успею подготовиться.

– Гармил, Гармил, – покачал головой Отогар, когда парень наконец сконфуженно замолчал. – Ну сколько раз тебе повторять. Ты живёшь у меня девять лет, и до сих пор хочешь состоять в Гильдии? Посмотри, – он широко развёл руки в стороны, – посмотри, что ты видишь?

– Комнату… – пробормотал Гармил.

– Прямо слёзы наворачиваются. Мальчик мой, брось притворяться: я же знаю, что ты уже сто раз успел прицениться к каждой вещи в этой, как ты говоришь, комнате, точно знаешь, сколько стоит каждая книга, каждый подсвечник, каждая пуговица на моём кафтане, и знаешь, как и кому всё это повыгоднее сбыть. Не отворачивайся, не надо: я на тебя не сержусь. Мне удалось вытащить тебя с улицы, но улица всегда останется в тебе, как ты её не вытравливай. Меня это устраивает, Гармил. Меня устраиваешь ты, такой, какой есть, и такой, каким ты можешь стать… но дело не в этом. Дело в том, Гармил, что я не бессмертен. И когда-нибудь всё это – он снова обвёл комнату широким жестом, – достанется вовсе не тебе. Всё это перейдёт Гильдии, осядет в сокровищнице или будет растрачено на помощь какому-нибудь опустившемуся ничтожеству вроде Иола, на то, чтобы устроить карьеру молодому бездарю или скрасить старость развалине из Совета. Десятая доля от доходов и никакого права на оставление наследства – вот такую цену платят волшебники Гильдии за то, чтобы считаться слугами Короны, за то, чтобы всегда иметь возможность получить работу и защиту, и за то, чтобы чернь смотрела на нас с чуть меньшим подозрением, чем на волшебников-отступников… Ты меня слушаешь?

– Да.

– Так вот, слушай внимательнее. В следующий раз, когда кто-нибудь из этих идиотов осмелится косо на тебя взглянуть, что-то тебе сказать или посмеяться – вспомни о том, кто ты такой. Вспомни о том, что ты знаешь и умеешь. Обо всех запрещённых веществах, которые умеешь доставать, обо всех зельях, которые умеешь варить, и от одного запаха которых у этих слюнтяев из Гильдии сердце прихватит. И самое главное – никаких налогов, Гармил! Ты – мои руки и мои уши, не забывай. Вступишь в Гильдию – и мои руки будут связаны, а уши залиты воском. И самое главное – ты ничего не получишь от этого. Сейчас ты слушаешься только меня. Вступишь в Гильдию – придётся слушаться магов Совета, старших волшебников, и каждый будет чего-то от тебя требовать, а в награду даже не скажет «спасибо». Решай сам, что для тебя важнее: подчиняться кому-то всю свою жизнь, или подчиняться только мне… а когда-нибудь – никому. Ты меня понял?

– Да, – сказал Гармил, поднимая голову. В его тусклых усталых глазах мелькнул огонёк. Отогар довольно кивнул:

– Вот и хорошо. Иди, отдыхай. И не забудь: завтрак в восемь.

– Не забуду, учитель.

Гармил вернулся в свою комнату, сбросил башмаки и залез в кровать. Отвернувшись к стене, он закрыл глаза, но сон не шёл. Чувствуя, как холодеют руки, он вспоминал о том, что услышал сегодня в ратуше, на совете. О словах констебля Стольма. О том, что злоумышленники использовали магию, а значит, могут использовать её снова. Если сегодня ночью за ним гнался один из тех, кто попытался взорвать градоправителя Маранта, значит, в следующий раз он вполне может применить что-то пострашнее обычного ножа. Гармил думал об этом, пока наконец не погрузился в тревожный сон.

А тем временем Отогар снова уселся за стол, обмакнул перо в чернильницу и торжественно обвёл строчку с надписью «Велисандерум». Его губы растянулись в азартной улыбке.

– Черноголовый Морри, Большой Коврижный переулок, – проговорил он, всё ещё продолжая улыбаться.

========== Глава 8. Мастер дыма и огня ==========

Утро следующего дня было ясным и светлым – от вчерашней непогоды остались лишь тонкие сиреневые облака, которые быстро растаяли в рассветном небе, освобождая дорогу осеннему солнцу. Отогар поднялся, против обыкновения, очень рано, и некоторое время сидел у окна, задумчиво куря трубку и глядя на улицы. Как всегда, утро в Тирле было суматошным и шумным, с находившейся совсем рядом Кожевенной площади уже доносился многоголосый гул, перемешанный со стуком колёс и цоканьем копыт, но сегодня в этом шуме слышалось что-то лихорадочное и недоброе. Со вчерашнего дня весь город бурлил, как котёл: все были на нервах. Наверняка у Алых ворот сейчас творится полная неразбериха: кметы со всей округи загромоздили дорогу своими тяжёлыми телегами, путешественники и торговцы пытаются выйти из города, все толкаются и огрызаются, а стража надрывает глотки, пытаясь не допустить драки. А уж что происходит в шегонском квартале, Отогар и представить себе не мог.

Представить не мог, а вот узнать – запросто. После завтрака он велел Гармилу отправляться туда и разузнать, что да как. Он был уверен, что проблем с проникновением через оцепление из стражников и мушкетёров у Гармила не возникнет: ему не впервой, в крайнем случае снова обернётся летучей мышью. Сам Отогар убрал все книги, которые вчера бросил на столе, обратно в шкаф, а потом отдёрнул в сторону портьеру, открывая ещё один шкафчик, потайной, спрятанный в стенной нише.

В этом шкафу Отогар хранил свои сокровища. Большинство из них вряд ли показались бы ценными тому, кто привык понимать под словом «сокровища» золото, драгоценные камни или прекрасные произведения искусства. Случайный гость, заглянув в сокровищницу Отогара, наверняка бы сморщил нос и недоуменно пожал плечами – ну что, скажите на милость, может быть ценного в старом медном подсвечнике, совсем позеленевшем от времени? Или в мутном бледно-розовом кристалле? Или в глиняном горшке, наполненном самыми обыкновенными углями и расписанном странными знаками? И только опытный волшебник догадался бы, что с помощью позеленевшего канделябра можно прочитывать тайные письмена и отыскивать спрятанные двери – достаточно только поставить в него свечу, даже самую дешёвую, и в её пламени скрытое станет явным. А розовый кристалл – это чудовищное оружие, которое можно привести в действие простой водой: одна капля – и кристалл тут же начнёт разрастаться, пронзая своими иглами дерево, сталь и человеческую плоть. А угли, что насыпаны в разрисованный знаками горшок, никогда не перестают тлеть, и могут как обогреть дом в зимнюю стужу, так и спалить дотла целый город. Всё это, а также с десяток других интересных вещиц, Отогар приобрёл самыми разными способами: что-то – честной покупкой или обменом, а что-то – ложью или даже преступлением. Цель у него всегда оправдывала средства.

В этот раз Отогар пришёл сюда не за волшебным горшком, не за канделябром и не за кристаллом. Он собирался воспользоваться одним из самых последних приобретений – вещицей, обладать которой мечтал много лет, и которая всего несколько недель назад попала наконец в его руки.

На средней полке шкафа стоял маленький железный сундучок, кособокий и неуклюжий. Замочной скважины в нём не было – открывался он не ключом, а прикосновением владельца. Едва пальцы Отогара коснулись крышки, украшенной грубым орнаментом, как та с глухим щелчком откинулась. Внутри, на подкладке из красного бархата, лежало круглое бронзовое зеркало. Отражающая сторона его была повёрнута вниз, и Отогар видел только его обратную сторону, на которой литейщик в незапамятные времена изобразил демона и двух собак, бесконечно бегущих по кругу.

При всём своём плохом настроении, Отогар не смог удержаться от улыбки при виде зеркала. Совсем недавно это бесценное сокровище принадлежало нахальному юнцу Энмору Кровеглазому, который таскал его в сумке, словно носовой платок! Гармил неплохо послужил своему учителю, украв зеркальце у недостойного владельца. Вытащив зеркало наружу, Отогар взглянул в него и приказал:

– Покажи мне Черноголового Морри!

Гладко отполированный металл помутнел, чёрные глаза Отогара, отразившиеся в нём, исчезли в золотисто-бронзовом тумане, а потом в зеркале появился невысокий человечек, сгорбившийся за узким столом и пересчитывающий разбросанные по нему монеты. Даже несмотря на то, что зеркальце всё показывало в уменьшенном виде, Отогар сразу уловил жёлтый проблеск и понял, что эти монеты – полновесные золотые пито, а вовсе не серебряные, которыми простой люд расплачивался за мелкие покупки, которые были мелкими и тонкими, как чешуйки, и очень дешёвыми. Пухлые пальцы Морри деловито двигали монеты по столу, собирали их в аккуратные столбики, не менее пухлые губы беззвучно шевелились, пересчитывая деньги. На его наголо выбритой голове темнело большое родимое пятно, такое большое, что с первого взгляда казалось, будто он пытался натянуть себе на голову шапочку, сшитую на младенца. За это пятно его и прозвали Черноголовым.

Отогар стёр изображение, надел плащ и бархатную шапку, и, покинув дом, решительным шагом двинулся в сторону Большого Коврижного переулка.

… Закончив пересчитывать деньги и тщательно попрятав их по сундукам, шкатулкам и кошелькам, Черноголовый Морри вышел из комнаты и запер дверь. Потом он спустился на этаж ниже, где находился его магазинчик. В глазах городских властей и сборщиков налогов Морри был обыкновенным лавочником средней руки, который не сумел сколотить состояние даже на таком ценном товаре, как табак. Про него ходили слухи (которые он сам старательно распускал), что он подмешивает в свой товар полынь и другие травки, покупая их у окрестных знахарей, так что время от времени в его лавку наведывались городские стражники, радостно конфисковали испорченный табак и не менее радостно брали из трясущихся рук Морри взятку, чтобы не тащить его в тюрьму. Создав себе репутацию недотёпы, раз за разом попадающегося на одном и том же неуклюжем мошенничестве, Морри мог спокойно проворачивать куда более серьёзные дела. Стоило ему закрыть дверь за гогочущими стражниками, как его спина тут же выпрямлялась, пальцы переставали трястись, а из глаз исчезало угодливое выражение. Твёрдым шагом он уходил в подвал, где в ящиках из-под чая прятались мешочки с толчёными костями меч-рыбы и высушенными волчьими ягодами, банки с ядовитыми змеями и ящерицами, законсервированными в меду, пузырьки с вороньей кровью и жабьей слизью, и изготавливал свой настоящий товар, который точно не одобрила бы Гильдия Чародеев, зато очень хорошо покупали те, кто не хотел с этой самой Гильдией связываться.

– Что беспокоит? – сухо спросил Морри первую посетительницу за сегодня – молодую девушку, крепкую и плечистую, но очень бледную, с усталыми глазами, которые она время от времени рассеянно тёрла покрасневшими руками.

– Голова кружится, – равнодушно ответила девушка. – Всё время кружится. Когда с кровати встаю, когда по лестнице поднимаюсь, когда полы мою…

– А много полов приходится мыть? – Морри выразительно взглянул на красные, натруженные руки девушки. Та пожала плечами:

– Ну да. Я в доме прислуживаю, господа на третьем этаже живут, как набегаешься за весь день, как вёдер натаскаешься…

– Дорогуша, ну ты же не камни ворочаешь! Не нравится – езжай обратно в деревню, к курам и индюкам! Все вы горазды жаловаться, зачем только едете в город, совсем на улицах не протолкнуться от деревенщины… Ладно уж, помогу тебе. Три капли на стакан воды каждое утро, как проснёшься – и всё как рукой снимает! С тебя сорок серебряных пито.

Девушка молча протянула ему деньги, которых хватило бы на то, чтобы купить целых пять индюков или даже одну хорошую здоровую корову. Она откладывала их, чтобы послать семье в деревню – отец давно умер, старший брат сгинул на войне, а мать с трудом могла прокормить трёх младших – но головокружение, дрожь в руках, боль в голове и груди мучили её в последнее время так сильно, что хозяйка начала ругать её за плохую работу и грозиться выгнать. Она бы обратилась к настоящему волшебнику, да вот беда – они за свои услуги брали ещё больше.

Забрав лекарство, девушка быстро ушла, а Морри выдвинул ящик стола и сгрёб туда монетки. Зелье, которое он прописал девушке, было очень сильным стимулятором, который давал кратковременный прилив сил, но при слишком частом употреблении мог здорово навредить – от него кровь становилась густой, приливала к мозгу и могла вызвать удар даже у молодых и сильных людей. Единственное, что могло бы по-настоящему помочь этой девушке – это полноценный сон, свежий воздух и поменьше изнурительной работы, но такие тонкости Морри не волновали. Главное, что он получил деньги, и если сегодня дела и дальше будут идти так удачно, уже к вечеру в его кошельке станет парой золотых кругляшей больше.

Стукнула дверь, и в комнату вошёл молодой человек. Хрупкое, воздушное телосложение, невысокий рост, тонкая кожа и большие глаза выдавали в нём внушительную примесь сильфийской крови, а значит, уже к сорока годам этот изящный красавец стремительно постареет – век сильфов короток. Он был красиво и со вкусом одет, и старался придать себе надменный вид, при этом настороженно оглядываясь, что производило впечатление самое комичное.

– Доброе утро, – произнёс Черноголовый Морри куда дружелюбнее, чем до этого. – Вам, как обычно, Жемчужные Слёзы?

Глаза молодого человека забегали. Шагнув к столу Морри, он прошипел:

– Да… но не стоит болтать об этом, ясно?

– Конечно-конечно, – Морри нагло улыбнулся, – проблема деликатная, я всё понимаю… Вот, пожалуйста.

– Запиши, – небрежно бросил молодой человек, беря со стола маленький прозрачный пузырёк, наполненный густой белой субстанцией, отливающей перламутром.

– На вас и так уже приличный долг, господин, я надеялся, в этот раз вы заплатите налич…

– Да заплачу я, заплачу! – юноша сверкнул глазами и торопливо убрал пузырёк в карман, точно боясь, что цепкие пухлые пальцы торговца выхватят его у него. – Просто попозже, Морри, даю слово. Его нужно принимать перед сном, верно?

– Верно, – отозвался Морри. – Но смотрите, не провороньте срок. Если плод уже сформировался, результат будет… весьма плачевным. Выкидыш, настоящий выкидыш.

– Я никогда не пропускал срок! – клиент вскинул голову на тонкой шее. Разумеется, он никогда не пропускал срок, иначе за ним бы уже тянулся внушительный след из крайне недовольных дам, для которых приятное приключение обернулось выкидышем или, ещё хуже – незаконорожденным ребёнком. Как только он ушёл, Морри тут же стёр улыбку с лица и потянулся к ещё одному ящику стола, вытащил оттуда пузатую бутылку бренди и сделал внушительный глоток.

Снова раздался стук в дверь, решительный и энергичный.

– Одну минуту! – крикнул Морри, поспешно пряча бутылку. Но клиент оказался не из терпеливых. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл высокий смуглый мужчина в кафтане из малинового бархата с серебряными пуговицами, в такой же бархатной шапке, украшенной серебряной брошкой. Костюм его был так великолепен, что на нём совершенно терялась маленькая, скромная фибула с треугольным камушком-сердоликом – символ Гильдии Чародеев. Морри приоткрыл рот и рухнул обратно на стул. К нему явился клиент, который всегда платил вовремя и щедро, но от которого у Морри всегда бегали мурашки по коже. Магистр Отогар собственной персоной.

– Здравствуйте, почтенный Морри, – улыбнулся Отогар, прикрывая за собой дверь. – Похоже, не ждали?..

– Э-э-э-мнэ-э-э… – невнятно затянул Морри, глядя расширившимися глазами, как Отогар легко проводит ладонью по косяку двери, и косяк тут же с лёгким скрипом сросся с дверью, не позволяя сдвинуть её и на волосок. – Магистр… у меня покупатели…

– Боюсь, что нет, – всё так же вкрадчиво ответил Отогар, щелчком пальцев приказывая креслу, что стояло в углу, подъехать к нему, издав противный скрип ножками по полу. Поставив кресло спинкой к двери, Отогар уселся в него и улыбнулся Морри: – Ваши клиенты очень заволновались, когда увидели меня. Прискорбно сообщить, но все они ушли. Очевидно, вспомнили о важных делах.