Текст книги "Лифтофобия (СИ)"

Автор книги: Zigmund Friend

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Но ни один из них не двигался.

Рабочий из крайнего бульдозера выпрыгнул из машины и крикнул:

– Э, э, я в тюрьму из-за каких-то детей не сяду!

– Да это не дети, это тараканы! – Со злостью выплеснул Герман Виссарионович, – такие вообще размножаться не должны!

В следующее мгновенье стоявший всё это время с самым мрачным видом Сартр, видимо, воображавший себя военачальником в Троянской битве, схлопотал оплеуху, и, словно ребёнок, поморщился и крикнул «Ай!».

– Слышь, ты чё, статуя, что ли?! – Быканул на него Герман Виссарионович, – иди и разберись с этой шпаной!

Когда Сартр приблизился, Маша с криком «Всегда мечтала это сделать!», попыталась пнуть его по яйцам.

Сартр вовремя увернулся, а затем схватил визжащую и пытающуюся хвататься руками за асфальт Машу за ногу и потянул в сторону.

– Антон, на стрёме! – Отдал команду Лео.

Оставив вместо себя гитару, он побежал и быстро лёг на то место, откуда только что оттащили Машу.

– Это чё за тетрис? – Фыркнул Герман Виссарионович. – Дима, иди, наподдай им.

– Дмитрий! Не трогать никого! – Раздался властный голос.

– Ну это что ещё за бесовщина? – Устало вздохнул отец.

На крыльце появился Владимир Владимирович.

Уставший, потрёпанный, весь мокрый, в помятой рубашке, и, несомненно, пьяный.

Но всё же он стоял здесь, на крыльце.

– Я ж пальцем щёлкну – тебя больше никуда не возьмут, – напомнил Герман Виссарионович.

– Я знаю…, – жалобно, чуть не плача промямлил Владимир Владимирович, – самому страшно…

Затем, видимо, напомнив себе, ради чего он сюда пришёл, преподаватель продолжил уже увереннее:

– Но я сражаюсь за счастливое будущее!

Я не хочу, чтобы всё было так!

– Браво! – Крикнула и захлопала в ладоши Маша, всё ещё лежавшая на асфальте, и которую зачем-то до сих пор держал за ногу Сартр.

Хлопки поддержали и Лео с Серёгой и Антоном.

– Слушайте, а можно как-нибудь зачёт получить? – Напомнил о себе стоявший в стороне Кузьмин, – или экзамен перенесли?

– Я зверь! – Гордо выкрикнул Владимир Владимирович, – а зверь всегда до последнего бьётся за свою стаю!

После этого он…

Завыл.

«Ау-у-у-у!!!», зазвенело в ушах у Маши, и ей пришлось даже заткнуть их ладонями.

(Это явно был перебор, посчитала девушка)

***

Мы с Кэт сидели на полу, прижавшись к стене, рядышком друг с другом.

Наши руки были довольно близко, и мне даже хотелось сжать её ладонь, но я до сих пор не решался.

(Просто не понимал, что между нами)

А горькое чувство полного поражения давило сейчас сильнее, чем когда либо.

Забавно, не находишь, подумал мой мозг – сначала вы с ней были заперты в лифте, а теперь вся ваша лавстори закончится тем, что вы заперты в старой кладовке… пусть даже и волшебной…

Опустив глаза, я вдруг сказал.

Тихо, но сказал:

– Это я тогда закрыл нас в лифте.

– Что? – Не поняла Кэт.

– Когда мы застряли в лифте… мне хотелось тогда отомстить тебе за то, как ты… трахнула(это слово я выдавил с трудом) меня на конференции… вот так мы и оказались заперты в лифте…

Мы оба молчали.

Это молчание давило ещё сильнее, чем всё происходящее.

Затем Кэт вдруг расхохоталась.

Я тоже слегка улыбнулся.

Девушка совершенно неожиданно для меня дотронулась до моей ладони – вынудив меня дёрнуться всем телом – и крепко сжала её своей.

Сердце застучало.

Я не знал, кто мы друг другу, что между нами, но понимал, что не хочу, чтобы всё заканчивалось так.

Что я её люблю.

А даже если всё закончится так… хочу хотя бы насладиться моментом…

Это подобно тому, как взрывается гипернова и ты видишь этот взрыв, что уносит твою собственную жизнь.

– Не хочешь потанцевать? – Предложил я.

Я ли?

Это был словно какой-то другой я, коим управляла эта комната.

(Брюнетка хотела)

Здесь, посреди пыльных шкафов и чемоданов, мы прижимались друг к другу как тогда, на танцполе, под песню Перемотки.

Я сжимал её талию, а она снова скрестила руки за моей шеей.

– Знаешь, эта комната, она будто бы волшебная… не знаю, как объяснить…

– Ты тоже заметил? – Тихо спросила Кэт каким-то очень таинственным голосом.

Очень завораживающе.

Я осторожно кивнул, будто опасаясь спугнуть момент.

Это было одно из тех мгновений жизни, когда ты не чувствуешь разницы между мыслями и словами – они все становятся чем-то единым, и ты по-настоящему искренний…

– Даже с самим собой…, – договорил я мысль.

Как ни странно, Кэт будто всё понимала.

Нам не нужно было говорить вслух, чтобы чувствовать, что на душе друг у друга.

– Если эта комната волшебная, она и желания умеет исполнять? – Задала вопрос девушка.

Я лишь пожал плечами.

– Тогда я хочу, чтобы мы…

Договорить Кэт не успела, и я так никогда и не узнаю, чего же она хотела, потому что в этот момент споткнулся и налетел на стоявший за моей спиной раскрытый чемодан.

Чемодан этот неравномерно лежал на одной из полок, и от малейшего прикосновения слетел и грохнулся наземь. Вещи из него попадали.

– Пять баллов тебе за неуклюжесть, Лёш, – усмехнулась Кэт и хлопнула меня по плечу.

Я мысленно проклял себя за то, что, кажется, только что угробил момент.

Брюнетка же осторожно наклонилась и подняла именно какой-то рисунок.

Почему-то её не заинтересовали ни старинные часы на цепочке, ни деревянная фигурка солдатика, именно рисунок.

Видно было, что он очень старый, и лежал тут… очень-очень давно…

– Интересно, сколько лет этому чемодану? – Усмехнулся я, но был прерван Кэт.

– Тихо, – мгновенно оборвала она.

Уставилась на рисунок.

Да что в нём такого важного, что она…

Я прижался поближе к Кэт, и увидел, что на рисунке изображён Гоголь.

– Как думаешь, сколько он мог тут пролежать?

– Учитывая, что сторож и сам тут ничего не трогает…, – протянул я, – хоть сотню лет.

Гоголь был изображён так отчётливо.

Даже лучше, чем в оригинале.

Перевернув рисунок, Кэт увидела надпись, на которую ей пришлось дунуть, чтобы стряхнуть пыль.

Это была надпись на дореволюционном, так что мы не сразу поняли, в чём дело.

«Благодарю за честь изобразить Вас, Николай Васильевич.

Всегда любимый мною в веках.

С вечной любовью, Анна.

Уповаю на встречу»

И автограф.

Автограф Гоголя.

У меня голова шла кругом, я ничего не понимал.

В это время Кэт подошла к маленькому окошку в каморке, и через него прищурилась на солнце.

– Слушай, я не врубаюсь, – признался я.

– Одна девушка безумно любила Гоголя, и любовь её сохранила этот дар до наших дней, – тихо прошептала Кэт, – но они так и не были вместе… он – мастер без своей Маргариты.

Да быть того не…

Развернувшись ко мне, Кэт звонко шлёпнула себя по ляжке.

– Понимаешь, что это значит? – Вскричала она.

– Ну?

– Это – исторический документ! А что, если здесь найдётся ещё масса подобного? Это место нельзя разрушать! Нам… нам срочно нужно выйти.

Я горько усмехнулся.

– Это как? Тут только чудо поможет.

– Ну так давай сотворим чудо! – Воскликнула Кэт, подойдя ко мне и начав трясти меня за плечи, – Лёша, хватит опускать руки! Ты мужик или кто?

Я тяжело выдохнул.

Не так-то уж и просто выбраться из-за закрытой двери, без ключа, да и…

Я услышал шум бульдозеров.

– Бля, – вырвалось у меня.

***

Герман Виссарионович широко улыбался.

– Неужели это всё? – Обречённо спросила Маша.

Их с Серёгой держал за руки Димас, а Лео и Антона – Сартр.

Теперь они занимали позиции позади бизнесмена.

Владимир Владимирович с фингалом под глазом кипел от злости в стороне.

Сартр процитировал Гомера:

– Здесь, на нашей земле, человек наиболее жалок.

– Это к чему вообще, блин? – Возмутилась Маша.

– Театр начинается с вешалки! – Не унимался тот.

– Вы просто вспоминаете фразы невпопад? – Заметил Лео.

– Нехитрое дело – умереть, а ты попробуй научиться жить!

Вдруг бульдозер остановился.

Герман Виссарионович с непонимающим видом уставился, как и все остальные назад, на приближающиеся полицейские машины, а также несколько служебных.

– Это ещё… что…

Из служебных машин вышли люди в костюмах.

– Кто сделал звонок по поводу исторического достояния?

– Какого, в жопу, достояния? – Возмутился Герман Виссарионович.

Владимир Владимирович онемел – кажется, он узнавал появившихся личностей.

– Это я вас вызвала! – Услышали все голос Кэт.

Мы с ней вышли из универа, и девушка вовсю махала рисунком.

Я остановился между Германом и Машей, а Кэт прошла вперёд, и продемонстрировала рисунок «блюстителям закона».

Ещё несколько минут ушло на объяснение того, что именно мы нашли, где это нашли, а ещё с уточнениями, что нас выпустил прогульщик Кузьмин, припёршийся на экзамен.

– Как ты вообще Кузьмина умудрилась выдернуть? – Обомлев, шёпотом спросил я у Кати.

– Умею договариваться с людьми, – задорно подмигнула она мне.

Главный из этих «людей в чёрном» вынес вердикт:

– Похоже, теперь это место действительно историческое достояние, и сносить его ни в коем случае нельзя. В архиве придётся провести тщательный обыск, а на изучение данного источника уйдёт немало времени.

Герман Виссарионович прошипел:

– Да чтоб тебя… что она никак не уймётся…

– О, от неё всегда проблем выше крыши, – подтвердил я, познавший это за последние полтора года на собственной шкуре.

Бизнесмен с отвращением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Только плюнул на землю, и зашагал прочь.

– Э, э… а в Лондон-то мы поедем? – Требовательно спросила Саша вслед уходящему за отцом Димасу.

Тот даже не обернулся.

Сартр спешил за своими «господами», пока его не оставили нам на растерзание.

Вот только машина семьи Димаса уехала быстрее, чем он до неё дошёл.

– Герман Виссарионович! Герман Виссарионович, Вы меня забыли! О времена, о нравы! – Выкрикивал Сартр, мчась за автомобилем.

Бульдозеры начали уезжать.

Я почувствовал небывалое облегчение… день был очень безумным…

– Ура! – Первой вдруг выкрикнула Маша, радостно подняв руку вверх! – Мы отстояли универ! Кэт спасла наш универ!

Кэт неловко засмеялась в ответ на похвалу, другие же встретили её овациями.

Уже обезумевший то ли от алкоголя, то ли от радости Владимир Владимирович подскочил к нам и выкрикнул:

– Качай спасительницу!

После чего обхватив Кэт рукой за ноги, поднял её в воздух, а остальные встретили её овациями.

Даже Кузьмин присоединился к нам.

Я на секунду даже почувствовал себя лишним, но вдруг понял – это была коллективная победа.

Мы справились, потому что действовали сообща.

И как ни иронично, именно Кэт смогла объединить нас, и стать спасительницей универа.

Та, кого я в первый день посчитал своим заклятым врагом, в итоге спасла мою жопу.

Так что её заслуженно сейчас поднимали в воздух, и аплодировали ей.

А я задумался вдруг, какими сумасшедшими были последние полтора года.

Но, возможно, лучшими в моей жизни.

====== Эпилог ======

Помню, что в тот день мы все вместе напились – это был первый раз в моей жизни, когда я пил вместе с Владимировичем… и когда вообще кто либо пил вместе с ним.

(Хотя бы поэтому можно с уверенностью сказать, что Кэт перевернула всё в нашем универе с ног на голову)

В тот день всем нам было очень весело.

Владимирович по пьяни проставил всем пятёрки, Лео играл на гитаре, Маша даже сказала, что, быть может, пойдёт с Серёгой в кино – ох, вот что в жизни бывает.

Надо было видеть, в какой улыбке расплылся Серёга в этот момент.

А через два дня мы с Кэт встретились у меня дома для серьёзного разговора.

Она была такой же, какой я запомнил её в самый первый день нашей встречи – всё в том же коротком чёрном платье, с одновременно будто каменным и любопытным выражением лица, и будто бы в ней в одно и то же время уживаются и самая коварная сучка, и добрая принцесса.

Кэт уселась на краю кровати, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди, и задумчиво глядя куда-то вперёд; не на меня.

Уже тогда я, наверное, всё понял.

А может, и гораздо раньше.

– Я всё думала: а что, если та комната и впрямь волшебная…

У меня не было ответа.

Я даже не знал, что будет со мной завтра, или, скажем, сегодня вечером.

Но этим и прекрасна жизнь.

Наверное, если бы теперь я досказал свою мысль словами, Кэт бы уже не поняла.

– Иногда в сказке остаются все чудеса, а от пережитой в юности сказки остаются одни лишь воспоминания. Порою очень приятные. Но всё же воспоминания.

– Но к этим воспоминаниям не нужно забывать обращаться, чтобы не посеять тьму в своём сердце, – добавил я.

– Лёш, – Кэт напряжённо улыбнулась, – я ведь пытаюсь с тобой расстаться.

– Я знаю.

Почему-то я был удивительно спокоен, хоть на сердце и было настоящее торнадо.

Взрыв не меньше, чем в Хиросиме.

Возвращаясь к этому моменту своей жизни через воспоминания, я думал о том, что тогда, наверное, хотелось заплакать.

Чтобы слеза прокатилась по моей щеке, и я бы освободил место для боли.

Но тогда, в присутствии Кэт, я просто не мог позволить себе заплакать.

Видимо, чему-то вся эта история меня всё-таки научила.

Я, возможно, впервые в жизни по-настоящему мужественно принял удар, и понадеялся, что буду и дальше принимать их также мужественно.

Я добавил:

– Просто я верю, что это не конец. Сам не знаю, почему, но я верю.

И клянусь, что я обязательно добьюсь тебя, и мы снова будем вместе.

– Поживём – увидим, – пожала Кэт плечами, – не хочу давать тебе шанс раньше времени. Просто понимаю, что пока мне нужно что-то другое.

– И что же?

– Лёш, я не знаю.

Брюнетка устало вздохнула.

– Я вообще не знаю, чего мне сейчас ждать от жизни. Что будет со мной дальше, или в чём вообще смысл всего этого. Я просто пытаюсь быть сильной, и тебе желаю того же.

Может, мы будем вместе, а может, и нет.

Быть может, я вообще снова сойдусь с Димасом, тьфу-тьфу-тьфу, конечно.

Кэт рассмеялась, а я неприятно поморщился на этих словах.

От него и без того было немало проблем, чтобы нам снова пришлось конкурировать за сердце Кэт.

Но мне отчего-то уже не было так тошно и обидно, что она выбрала тогда его, а не меня.

Ко мне пришло какое-то… душевное равновесие.

Девушка вдруг обняла меня за плечо, так, знаете, по-дружески.

И с жизнерадостной улыбкой сказала:

– Но мы ведь от этого не перестанем быть друзьями, верно? У нас ещё целый совместный год учёбы впереди.

– Точно.

Мысленно я оставил заметку: у тебя год на то, чтобы вернуть Кэт и окончательно не потерять, олень.

Эх, я совсем не меняюсь.

Похоже, в этом вся суть людей – они не меняются.

Кэт неожиданно лукаво улыбнулась и добавила:

– Кстати, я тут созванивалась с твоим любимым дедушкой, ну ты же помнишь, как он мне доверяет… и он сказал, что собирается заехать, забрать тебя на лето к себе в деревню. Спрашивал, что я думаю по этому поводу.

– Но ты же сказала, что я буду занят, да? – С надеждой спросил я.

Кэт задумчиво уставилась на потолок, в то время как у меня бешено заколотилось сердце.

Этого ещё не хватало.

– Я девочка честная, и честно сказала, что ты совсем от рук отбился: то в клуб без билета залезешь, то на сцене погром устроишь… благо, не добавляла, что в одних трусах…

В общем, мы сошлись на том, что двухмесячная процедура в виде раскопок в огороде и здорового отдыха без интернета тебе не повредит.

Но ты не переживай: я буду держать за тебя кулачки тут, проводя время в городе и отдыхая до обеда.

Как же она умело доводила меня… талантище…

Я поморщился от обиды, глядя на подругу.

– Сучка ты, Кэт.

С довольной мордашкой девушка взяла меня ладонями за щёки и прошептала:

– Я знаю.

После этого я отвёл полный обиды взгляд в сторону.

Два месяца копать картошку в деревне… пока Кэт будет отрываться здесь…

(Минус два месяца в плане по возвращению Кэт, и возможное появление переменной под именем «новый ухажёр Кэт», добавил мой мозг)

Затем на всю квартиру был слышен мой наполненный болью крик:

– БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!

А после пронзительный хохот Кэт.