Текст книги "Лифтофобия (СИ)"

Автор книги: Zigmund Friend

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Одна неудача за другой, одно поражение за другим.

А может быть, жизнь и есть бесконечная череда поражений?

Вдруг какой-то там детерминизм Вселенной существует, и мне сразу же нарекли – тебе проигрывать.

Вписали меня в неудачники, вот мне теперь так и не везёт.

(Или, может, это карма за то, что до этого всё довольно хорошо было?)

Я усиленно думал об этом в тот поздний вечер, сидя дома в полном одиночестве.

Именно сидя, поскольку, как ни пытался, уснуть так и не смог – вместо этого развалился в кресле перед окном, включил на компьютере зачаровывающие мелодии, написанные специально для фэнтези-романов, и курил одну сигарету за другой… с перерывами, конечно, но курил.

Бывают такие моменты, когда хочется просто уйти ото всех, взять сигарету, да и потонуть в собственных размышлениях.

В какой-то момент я даже начал было представлять, что рядом сидит Кэт и разговаривает со мной.

Дурка это или не дурка, а только гении в интересных историях тоже злоупотребляют подобным, вспомнить того же Шерлока Холмса и его пресловутые «Чертоги разума».

«Я сейчас как никогда напоминаю себе Гоголя в момент, когда его посетил Дьявол»

И вот сидит Кэт рядом, на воображаемом стуле, как обычно гордо выпрямившись, закинув ногу на ногу, задумчиво смотрит куда-то вперёд.

Я, разумеется, пялюсь на её здоровенную грудь и как обычно пытаюсь убедить себя не делать этого…

– Да брось, Гоголем тебе никогда не стать, – говорит она. Казалось бы, снова пытается меня принизить, но вдруг добавляет, – он-то ведь помер девственником, тебе такое уже не грозит.

Это правда.

Я вспомнил, какой дикий кринж испытывал при чтении произведений Гоголя – где он неумело пытался описывать романтические отношения, а в сказке про Купальскую ночь даже добавил: «Ну вы знаете, что бывает, когда парень и девушка селятся друг напротив друга».

(Вот как раз ты, Коля, этого как раз, похоже, не знаешь)

Бьюсь об заклад, поселись Гоголь напротив девушки, каждый раз бы опускал взгляд при встрече с ней, а она бы и не замечала его существования.

Я легонько улыбнулся.

Не из-за Гоголя; просто мне вдруг вспомнилась школа, и мои бесконечные споры с нашей учительницей по литературе, которые веселили весь класс, а меня это только больше подзадоривало, и я спорил всё больше и больше.

Не то, чтобы я был эдаким нонконформистом и желал постоянно быть против всего, просто именно на уроках литературы я чувствовал себя в своей тарелке и с неподдельным интересом размышлял обо всех тонкостях этого ремесла.

Меня всегда удручало то, как школьные учителя пытаются возвести на Олимп русских классиков 19 века, хотя язык их казался мне всегда довольно слабым.

В свободное время я читал много западной литературы – Оскар Уайльд, Айн Рэнд, Марка Твена.

Для меня они выглядели куда ярче и интереснее; они не пытались навязать какую-то мысль, а лишь описывали яркий мир, в котором мне хотелось жить.

Я ощущал себя частью этого куда лучшего мира, чем наша реальность.

А потом практически единственный в классе мог осилить подобный спор с учительницей литературы, и ощущал себя кем-то особенным.

(Как гений, который может понять то, что не дано остальным)

А потом я пришёл на филологический факультет, и оказалось, что я даже не в тройке лучших.

Наверное, даже не в пятёрке.

Маша, Кэт и этот чёртов Димас, которого я с каждым днём всё сильнее ненавидел, сто очков форы мне дадут.

Так может, поражения начались не из-за Кэт, а просто потому что началась взрослая жизнь, и это было неизбежно?

Воображаемая Кэт снова оборвала меня:

– И вовсе дело не во взрослой жизни. Ну вспомни же, ведь поражения были и в школьные года.

Как ни обидно было признавать подобное, но она снова права.

Уже в школе я выделялся… и был при этом белой вороной…

Как и в любой школе, большинство моих дноклассников были быдлом и непорядочными девушками, хоть и не все.

Я уже тогда старался ломать шаблон простых социальных делений, как какой-нибудь Барт Симпсон: не боялся и порою сам интеллектуально подкалывал своих сверстников, хоть временами это и заканчивалось лещом для меня, умышленно показательно пытался не вписаться в их компанию, заявляя, что хочу быть «самой белой вороной в мире».

Уже в школьные годы я любил сарказм, отбирая себе таких кумиров как Чацкий, Шерлок Холмс, слуга Обломова Захар, и практически любой герой из «Портрета Дориана Грея».

Зная многие книги из школьной программы чуть ли не лучше нашей учительницы, каждый урок я умышленно превращал в дебаты, и в обсуждениях участвовали только мы двое. Иногда ещё одна моя одноклассница, главная отличница класса.

Как и всем аутсайдерам в классе, мне порою доставалось от хулиганов, которых в нашем классе было большинство – к примеру, как-то мне на голову нацепили мусорное ведро, а ещё однажды закрыли в женском туалете, и мне пришлось сидеть там и играть в телефон, пока меня не освободила Таня, единственная подруга в классе, которая мне симпатизировала… затем всем назло я остался в туалете, и мы с Таней уселись на подоконнике и играли в карты.

В этом и было моё главное отличие от других «слабых звеньев» класса – я и не думал смиренно опускать голову, а воспринимал эту борьбу как некую игру, в которой всё, что было у моих тупоголовых одноклассников – это сила, а у меня был интеллект.

Серьёзно, эти олигофрены были безнадёжно тупыми, один даже на итоговом сочинении написал свою фамилию с ошибкой.

А я свой интеллект использовал как мог.

Помнится, однажды во время урока я театрально вскрикнул от боли, и опешившей учительнице по математике заявил, что меня ударил сидевший позади меня хулиган.

Он опешил не меньше её.

Опешил и был выставлен из класса.

(Конечно, после уроков мне пришлось целую улицу убегать от него за такую выходку, но перформанс удался на славу)

Как говорится: у верблюда два горба, потому что жизнь – борьба.

– Ты-то, наверное, в подобное не вляпывалась, – горько заметил я.

– О да, – весело усмехнулась воображаемая Кэт, – в школе я была популярной. Скорее, я бы тебе ведро на голову и одела.

Это были слова настоящей Кэт – в те две недели наших отношений она как-то рассказывала мне про свои школьные годы.

Я тоскливо вспомнил тот момент… мы с Кэт сидели на моей кровати напротив друг друга, и пили винишко…

Как же всё это тупо. И сложно.

И тупо сложно.

И даже сложно тупо.

Я даже не знал, могу ли обижаться на неё, ведь и сам конкретно накосячил, но в то же время не обижаться попросту не мог.

(Перед глазами всё время стояла сцена того, как Димас целует её у всех на глазах)

Чтобы отвлечься, я снова стал вспоминать школу.

Воображаемая Кэт прекрасно понимала, что это лукавство – ведь горечь поражений я впервые ощутил не из-за неё, и даже не из-за моих тупых дноклассников.

Виной была Саша Сорокина.

Новенькая в десятом классе, хитрая зубрила и отличница низкого роста, которая тоже умела в сарказм и по характеру была той ещё дьяволицей.

На глазах у учителей она была прилежной девочкой, которая казалась чуть ли не Божеством, но стоило им отвернуться, как в ней просыпался злой гений.

В первый раз она «трахнула» меня, как выразилась бы Кэт, на уроке литературы, где вступила в наши дебаты и уделала меня всухую.

(После этого я дал себе клятву поквитаться с ней)

На перемене попытался подколоть её за маленький рост, но тут-то и началось настоящее противостояние – когда Саша Сорокина подошла и у всех на глазах зарядила мне ногой по яйцам.

На глазах у гогочущих одноклассников я согнулся в три погибели от боли, а Сорокина с довольным видом «ушла в закат».

Чего после этого только не было:

Она прилепляла жвачку к моему стулу, пиздела однокласснику-хулигану, что я обозвал его лошарой – и я прилюдно тогда отхватил от него леща; один раз сказала толстухе из девятого класса, что я от неё без ума, и мне ещё целую неделю приходилось прятаться по углам, чтобы не столкнуться с той в коридоре.

Впервые у меня появился враг с интеллектом.

Теперь мне приходилось вести войну на два фронта – против моих тупых дноклассников, и против Саши Сорокиной.

Мой заклятый враг был во всём лучше меня, ведь она и учителям нравилась больше, и с одноклассниками быстренько наладила отношения, ловко натравляя их на меня, когда ей это было нужно.

Так мы собачились следующие полтора года – но под конец школы, в последний месяц, нас однажды усадили вместе.

То был крайне скучный урок, учитель сидел в телефоне, а другие ребята в классе болтали о чём-то между собой.

Отношения у Саши Сорокиной со всеми были нормальные, но своей она так и не стала… как и я…

Мы оба были белыми воронами, просто разных окрасов.

И тогда она вдруг заговорила про Гарри Поттера. Один из моих любимых фандомов, понимаете.

(Я просто не мог не поддержать эту тему, даже если бы рядом со мной сейчас сидел бы Гитлер)

Мы говорили тридцать минут без перерыва, а потом были даже немножко в шоке, что уже звонок…

Затем мы общались время от времени до самого выпуска, а потом, разумеется, прекратили.

– Жалеешь, что у вас не получилось стать друзьями? – Задала вопрос Кэт.

– С ума сошла, что ли; никогда не забуду всех её выходок, – фыркнул я в ответ, надувшись как ребёнок.

– Но ей ты тоже проигрывал. Незачем винить меня во всех смертных грехах.

– Суть была не в этом!

– А в чём?

Я замолчал.

Даже и сам не знаю.

– Ну в чём? – Воображаемая Кэт с интересом уставилась на меня.

Вздох.

Ей даже будучи воображаемой удаётся меня доёбывать.

– Суть… в том… ох… наверное, в том, что после школы я начал другую жизнь.

Всё было хорошо целых два года, в разной степени.

А потом ты появилась, и вдруг такой пиздец…

– А ты не задумывался, почему именно пиздец?

– Потому что ты появилась.

Кэт саркастически усмехнулась.

Это означало, что я снова неправ.

(Ненавидел, когда она оказывалась права, а я нет… по её милости почему-то так выходило всегда…)

– Что, что, потому что я влюбился в тебя и впервые в жизни пытаюсь чего-то добиться? Но у меня ни хрена не выходит, потому что я грёбаный неудачник?

Кэт молчала.

Я тоже молчал, весь покрасневший от злости.

Брюнетка заговорила первой, посмотрев на меня.

– Скажи, Лёш, почему ты не остановился? Я тебя раз за разом отшивала, кидала во френдзону, предпочла тебе Димаса. А почему ты сразу не сдался, когда началась война с Сашей Сорокиной? Видел ведь, что она тебе не по зубам, ну видел же? А помнишь, что я тебе сказала тогда, на лестнице, перед дебатами с Димасом?

В голове, подобно кинофильму на старой плёнке, пронеслись последние три года.

Университет стал отличной возможностью стать совершенно другим человеком.

Я многое переосмыслил, поменялся внутри, стал более уверенным в себе; уже не был шутом.

Вечеринки, ночёвки у друзей в общежитиях, первые отношения с девушкой, вторые… иногда я просто клеил кого-то на тусе, классно проводил время, и с теплотой вспоминал об этом…

В первые два года я совсем запустил себя, стал балагуром и тусовщиком, но под конец решился взяться за ум.

(И тут появилась Кэт)

Я вляпался в такое количество нелепых ситуаций, что страшно и вспомнить…

Сколько же времени я грезил о том, как мы будем вместе, как у нас начнутся полноценные отношения, страшно и представить.

И конечно, она снова была права – я прекрасно помнил, что она сказала мне тогда, на лестнице.

– Каждый раз, когда ты терпел поражение, тебя это не останавливало, – устало процитировал я её.

– Вот именно.

Какая вообще разница, что, согласно какой-то там предопределённости бытия, тебе суждено проиграть девять сражений и, возможно, выиграть одно? Ты ведь всё равно выйдешь на бой, чтобы узнать, сможешь ли выиграть это сражение.

Иначе ты просто не способен поступить, верно?

Я промолчал.

Плевать на всё на это.

Ты опять права, Кэт. Ты всегда была права.

Наверное, это одна из тех вещей, которые я так сильно полюбил в тебе.

И полюбил тебя, вот и не смогу остановиться.

(Такое не лечится)

Я потянулся к ней, чтобы поцеловать.

– Воу, воу, – отстранилась от меня девушка, – хватит, это уже извращение. Меня ведь тут нет.

И то верно.

«Я как можно скорее должен что-то придумать… это и есть мой десятый бой, и это всё решит для нас с Кэт»

***

Брюнетка проводила время с Димасом.

Они находились у него в квартире, куда Кэт сама пришла.

«Пора уже расставить все точки над i», устало подумала девушка.

Вообще-то Димас был инициатором этой встречи – долго уговаривал её по телефону прийти и поговорить с глазу на глаз.

(Только без всяких этих твоих фокусов, сразу строго предупредила Кэт)

Хотя, после сегодняшнего поцелуя и видеть его уже не хотелось.

Она даже не понимала, во что это теперь выльется… и чего она вообще жаждет от жизни…

В жизни происходил полный пиздец.

В данный момент брюнетка с самым строгим видом сидела на кровати, поправляя подол своего платья.

Уже поддатый Димас ходил из стороны в сторону и рассказывал, какую взбучку устроил ему отец за эту мнимую акцию протеста.

Осторожно сев рядом с девушкой, он посмотрел ей прямо в глаза и тихо проговорил:

– Слушай, Кэт. Завтра машины приедут, будут универ сносить. Отец очень серьёзно настроен.

– И ты что, так просто сдаёшься?

Димас выдохнул.

Как же с ней порою бывает тяжело…

– Нечего тут уже поделать, это финиш, – честно признался он, – полетели со мной в Лондон.

– Ч-что?

Кэт действительно опешила.

(Такого она точно не ожидала)

– В Лондон, – запросто повторил Димас.

Поднявшись с кровати и вдруг встав перед выпучившей глаза девушкой на колени, он нежно взял её за руку, поцеловал в эту самую руку, и заговорил своим бархатным голоском, который когда-то приводил Кэт в полный восторг:

– Они ведь проиграли уже. Все они. Пора бы и о себе подумать, тебе так не кажется?

Ну брось, я же тебя как облупленную знаю – не нужен тебе никакой Воронцов.

Ты с этим лошарой встречаться-то начала просто чтобы меня позлить, это и ежу ясно.

А я понял наконец: я люблю тебя.

Я раньше вообще сомневался, что один человек может полюбить другого, но теперь вот понял. Всё понял на свете.

Мне безумно жаль, что я упустил тебя… но ничего не поздно ещё исправить…

Сама подумай: куда мы пойдём, если универ снесут? А тут такая возможность.

Мой отец – это не зло, сама знаешь. Он гандон по характеру, но в нашем мире иначе не выживешь.

Приходится взаимодействовать со злом, чтобы не быть скотом.

А из Лондона ты и друзьям сможешь помочь. Маше, к примеру.

Да хоть тому же Воронцову, хотя ему уже ничего не поможет.

Ну вот я на коленях перед тобой уже стою.

Давай, вылет завтра.

Выслушав эту торжественную речь, Кэт медленно поднялась во весь рост.

Выпрямившись, она провела ладонями по лицу и тяжко выдохнула.

«Вот это неожиданный сюжетный поворот, конечно»

Ей сразу же вспомнились все те истории, где герой стоит на распутье.

Вот только жизнь оказалась вовсе не доброй сказочкой со счастливым финалом – здесь либо грызёшь как волк, либо остаёшься голодным.

Бросить и Машу, и Лёшу, и всех ребят… или же проиграть…

Кэт горько усмехнулась.

«И в кого же я такая сучка, интересно?»

А в следующий миг сжатая её рукой подушка полетела прямо по лицу Димасу.

– Ты совсем больная?! – Прокричал валявшийся на полу парень.

Кэт его уже не слушала.

Она уверенно шагала в сторону входной двери.

Ей нужно было во что бы то ни стало спасти университет…

Комментарий к Глава двадцать первая – Плейбой нашего племени Через два дня выложу сразу последнюю часть и эпилог. На этом история будет окончена.

Может быть, в обозримом будущем я напишу вторую часть, но точно не сейчас.

====== Глава двадцать вторая – Мастер без Маргариты ======

Кэт звонко объявила:

– Коллеги, это наш последний шанс спасти университет и наше будущее! А поможет нам в этом Николай Васильевич Гоголь!

Наша мнимая группа единомышленников собралась в пустующей аудитории.

За окном была темень.

Конечно, ряды редели – большая часть группы отчаялась уже после того сокрушительного провала на сцене, произошедшего не сказать что не по моей вине.

Нас тут было всего семь человек, но зато это семь самых преданных университету человек – мы с Кэт, Серёга и Лео, Антон, Маша, и даже наша сучка-староста Саша пришла.

Так получилось, что как-то почти одновременно ближе к полуночи мы с Кэт решили, что нужно во что бы то ни стало дать последний бой, наше позорное Бородинское сражение, которое мы пусть и не выиграем, но зато уйдём, высоко подняв головы…

И стали собирать всех через интернет.

(Откликнулись только эти семеро)

Ну Серёга с Лео понятно, у них без моих выходок своей личной жизни никакой, таких хоть и в день, и в ночь вытаскивай куда хочешь, пользы ноль; Маша – лучшая подруга Кэт, тут тоже всё было ясно.

Саша заявила, что хочет втоптать Димаса в грязь за тот поцелуй на публике, и ради такого готова даже на сотрудничество с Кэт.

«Самоотверженно»

– Антох, клёво, что ты тоже пришёл спасать универ, – заметил Серёга.

– Ой, блять, какой универ, – как всегда начал тот, – меня с работы уволили, потому что какой-то кретин выложил в интернет видео, как я прижимаюсь к дереву, и сказали, якобы я деревофил! А у этого есть причины!

(Настало время ОЧЕНЬ БОЛЬШОГО КРИНЖА)

Маша поморщилась и спросила:

– Да какие вообще могут быть причины прижиматься к дереву, блин?

– Не знаю! – Рявкнул Антон, – но они точно есть!

Рыжеволосая одногруппница в ответ издала тяжкий вздох.

Да уж, команда у нас что надо.

Все даже сидели порознь – Лео с Серёгой у окна, впереди них Антон, в которого Серёга тыкал ручкой, а тот огрызался, а справа Маша со старостой.

(Девочки отдельно, мальчики отдельно, всё по классике, социальная обобщённость во всей своей красе)

Мы же с Кэт стояли у доски, и моя, кажется, будущая бывшая девушка объясняла всем план.

Придуманный на ходу, но всё же план.

Честно, даже я сам опешил, услышав её заявление, что нам поможет Гоголь.

Нет, ну это было чересчур даже для Кэт, хотя с ней я убеждался в реальности невозможного по несколько раз в день.

– Времени у нас мало, Димас предупредил, что прямо с утра пригонят трактора и будут сносить универ.

– Так вы с ним потом ещё виделись? – Тихо спросил я её.

Девушка прожгла меня взглядом, и я зажался, ощутив себя не в своей тарелке.

Ладно, пожалуй, помолчу.

Кэт презентовала свой план с подробными объяснениями:

– Когда нашего университета ещё и в проекте не было, в этих местах побывал великий русский литератор Гоголь. А все мы знаем историю о том, как он сжёг второй том Мёртвых Душ, и осталось лишь несколько глав.

Ну а также многочисленные теории о том, что второй том всё ещё существует в целости, просто его не осветили для масс.

– Ну и? – Задал вопрос Серёга, у которого уже мозг кипел от этого.

Рядом с ним лениво зевал Лео.

– А что «ну и»? Ну и! – Передразнила его Кэт, – мы напишем несколько очерков от руки, якобы это оставленные здесь творения Гоголя. У Лёши вот литературный талант, он и сам иногда что-то пишет.

Кэт кивнула в мою сторону, и я невольно смутился.

Сразу же вспомнилась фраза воображаемой Кэт: «Гоголем тебе не стать».

Реальная продолжала:

– Нельзя будет сносить университет, в котором найден столь значимый исторический документ. Разумеется, всё всплывёт наружу, но так мы точно отсрочим снос здания, и за это время придумаем ещё что-нибудь.

– Ага, – кивнула Маша, – например, Воронцов может в трусах выбежать во двор и начать бой без правил с Димой.

Другие поддержали её нелепую остроту смехом, даже Кэт усмехнулась – что наиболее обидно.

Я лишь молча показал средний палец, но и она в ответ одарила меня тем же жестом.

Саша фыркнула:

– И это наш план? Воронцов напишет какую-то дребедень, а мы выдадим её за «Гоголевщину»?

– Если за следующие семь часов сможешь придумать лучше, милости прошу, – пожала Кэт плечами.

Лео радостно потянул руку.

Кэт вздохнула, понимая, что сейчас будет что-то очень тупое.

(И не прогадала)

– Да, Лео?

– А можно я придумаю название плану?

– Нет, Лео!

Никто ещё от «СОСИ» не отошёл.

В этот момент дверь вдруг раскрылась, и…

Внутрь вошёл Владимир Владимирович.

(Вот это я понимаю, неловкая встреча)

Мы все сразу же замолкли, как и он, и стали выжидать, что же сейчас будет.

Честно, я подумал, что препод выгонит нас домой, и на этом, возможно, всё и закончится.

Он с очень усталым видом осматривал нас всех где-то с минуту.

А потом прокашлялся и спросил:

– Учитывая, какие неприятные личности здесь собрались… вы ведь придумали какой-то план, да?

Мы все закивали.

Владимир Владимирович взмахом руки дал понять, что готов слушать.

Но по глазам было видно, что ему очень страшно услышать то, что мы сейчас скажем.

(Что ж, он не прогадал)

Самой смелой из нас оказалась Кэт, и она, глядя куда-то в пол, пробормотала:

– Мы настрочим рукопись от руки, выдадим её за труд Гоголя, и снос университета перенесут, поскольку это место будет исторически значимым.

Владимир Владимирович даже схватился рукой за стену, чтобы не плюхнуться на пол после такого.

Дыши, Володя, дыши, шептал он самому себе, я чётко это слышал.

Видимо, его жизнь уже летела строго нахуй, и ему было совершенно плевать, что здесь происходит – хуже просто некуда.

Поэтому он выдавил из себя, чуть не плача:

– Отличная идея, Катя.

Девушка как ни в чём не бывало улыбнулась и задала вопрос ребятам:

– Где можно в ночное время суток найти перо с чернилами и бумагу постарее?

– У сторожа в кладовке лежит куча всякого хлама, – вспомнила староста, которой в своё время пришлось бегать туда-сюда по поручениям.

Мы собрались было идти искать ключ, как нас вдруг остановил Владимир Владимирович.

(Что, подумал, план совсем плох?)

Но он сказал:

– Подождите, там камеры, я сам схожу принесу.

– Вы лучший препод! – Радостно выкрикнул Лео.

– Заткнись.

В итоге мы разделились – мы с Кэт, старостой и Машей отправились в кладовку работать над рукописью, так как Сашка с Машей гораздо лучше были знакомы с творчеством Гоголя, остальные ребята решили поспать перед боем за универ, а Сергей Сергеевич ушёл к себе либо напиваться, либо вешаться… а может, и то, и то…

Открыв с помощью связки ключей кладовку, мы попали в не то чтобы большую комнату, но заставленную кучей разных шкафов с книгами и документами, чемоданов, сундучков, и несколькими столами.

Здесь было столько пыли, что, сделав только шаг вовнутрь, я уже закашлял.

– Это что, тайная комната? – Сходу сострила Кэт, и вызвала саркастический смешок у Маши.

– Комната, в которой сторож тайно дрочет, – ядовито усмехнулась Саша.

И всё равно, несмотря на пыль, кучу мусора, шкафы и стены советского периода, комната и в самом деле показалась мне крайне таинственной.

Она была небольшой, но в моём воображении представала просто огромной.

Комната словно существовала вне времени – мир менялся за её дверью, дореволюционная Россия с клинками, чернилами вместо ручки и свечами взамен лампочек уступила место советскому союзу с ущемлением собственного «я», где человек ощущал себя насекомым в громадной цивилизации, но не здесь.

Это была волшебная комната, в которой ты мог быть чем-то большим.

Подсознательно вернуться в детство, время, когда я много воображал, и любил представлять, будто через шкаф и в самом деле можно попасть в другие измерения.

Или путешествовать во времени…

Казалось, будто в этой комнате все эти фантазии реальны: эта маленькая комнатушка содержала в себе множество волшебных артефактов, который способен найти и углядеть лишь тот, кто действительно желает их отыскать.

В комнате было необычайно тихо, и это придавало ей какой-то дополнительной глубины, без которой она была бы уже не такой очаровывающей.

Здесь пробуждались все мои самые светлые чувства.

Хотелось сесть прямо на полу, закрыть глаза, чтобы окунуться в свои грёзы, взять флейту и заиграть.

Хотелось нацепить на себя одеяния дворянина из 19 века, обхватить Кэт за талию и начать танцевать с ней вальс.

Комната будто определяла, кто ты такой в глубине своей замутнённой временем и жизнью души.

Напоминала тебе, что по-настоящему важно.

Наверное, именно поэтому здесь было так легко строчить, пусть даже и кося под Гоголя.

(Я вдруг почувствовал себя сыном Жюля Верна, который на протяжении нескольких лет выдавал свои рукописи за творения отца, чтобы заработать – меня всегда забавлял его поступок)

Всего один раз в жизни мне довелось побывать в этой комнате, и потом я долго спрашивал себя: а была ли комната? Реальна ли она?

Но в тот момент от размышлений меня спасла Кэт своим вопросом:

– Лёш, ты чего завис?

– Да-а… так…

Я не знал ответа.

Когда наступило утро, написано было очень много.

Я и сам не ожидал от себя подобного.

Это будто были даже не мои мысли, не наши с Кэт, Машей и старостой усилия, просто комната подсуживала нам.

Так что гордиться этим я не могу.

Когда пришло время выходить и защищать университет от «Бога из машины», мне оставалась ещё страница.

Кэт хотела было отправить Сашу, чтобы она возглавила наш отряд камикадзе во дворе, но та заявила, что Машу послушают больше.

– Э-э-э…, – занервничала сразу же рыжеволосая девушка.

Но Кэт и не думала отступать, когда сделано столь много.

В неё, похоже, вселилась та же уверенность, что и в меня.

Поднявшись и встав диаметрально противоположно Маше, она взяла подругу за плечи и затрясла их.

Уверенно заглянула в глаза подруге, и сказала:

– Послушай, Маш, всё у тебя точно получится. Я в тебя всегда верила.

Вспомни, как ты выступала на дебатах с Димой!

– Да, но я облажалась! – Растерянно заметила Маша.

– Ну так иди и снова облажайся… но одержи победу. Понимаешь?

– Нет…

– Неважно, просто иди!

Как ни странно, эта хуйня сработала, и Маша действительно набралась уверенности.

А я не отвлекался и продолжал писать.

И, наконец, всё было готово.

– Всё, идём! – Скомандовала Кэт.

Сашка сразу взяла ключи и пошла впереди всех.

– Щас, погодите, ещё один момент, – бросила через плечо староста.

Вышла за дверь и…

Мы услышали, как ключ поворачивается в замке.

Э-э-э…

Мы с Кэт тут же бросились к двери, и задёргали её.

– Слышь, ты чё творишь?! – Крикнула брюнетка, хлопая ладонью по двери, – открывай давай!

– Извините, ребятушки, – послышался из-за двери ехидный голос старосты, – мы с Димасиком договорились, что сегодня улетаем в Лондон. Универ ведь всё равно снесут, сами понимаете, эта глупость не поможет.

– Да открой ты, сучка! – Не унималась Кэт.

Девушка упёрлась спиной на дверь и стала колотить по ней туфлёй.

Эффекта это не возымело.

Я вдруг кое-что вспомнил… и все надежды совсем рухнули…

– Кэт, – тихонько позвал я девушку, – она забрала рукопись.

– Ах ты сучка! Рукопись отдай!

– Чувствуете? – Раздалось из-за двери, – она прямо сейчас горит!

Мы действительно унюхали запах гари.

Кэт зажмурилась от отчаяния.

Всё это было зря…

– Вы не переживайте, ребят, ту часть, где вы, пока не снесут. Главное, посидите тут немного и подумайте над своим поведением, пока они бросают жребий. Чао, неудачники!

Чуть погодя, Саша добавила:

– Ах да, Кэт… Дима-то всё-таки меня выбрал.

Довольно усмехнувшись, она зашагала прочь от двери.

Я готов был взорваться.

– Бля, – вырвалось из моих уст.

***

Несколько бульдозеров в боевой готовности стояли перед универом.

В центре, между бульдозерами, выстроились казавшиеся на их фоне такими маленькими представители всей этой шкоды – Герман Виссарионович и по сторонам от него Сартр уже в деловом костюме и Димас.

Напротив них, на обороне универа находилась «фантастическая четвёрка» – Серёга, Антон, Лео с гитарой, и посередине возглавлявшая их Маша с самым героическим видом – жалкие остатки той непобедимой команды реакционеров, что готовились в универе ночью.

Серёга всё ещё зевал спросонья.

– Это что ещё за сборище уродов? – Лениво спросил Герман Виссарионович, вызвав смешки своих подручных.

Маша решила гордо это проигнорировать.

«Скоро они плакать будут!»

Лео заиграл на гитаре, и запел, как мог:

– СВОБОДУ УНИВЕРУ, СВОБОДУ! ВЛАСТЬ – НАРОДУ-У-У!

– Лео, Господи, да заткнись ты! – Вскоре не выдержала Маша.

Кажется, это было самое постыдное революционное движение в истории человечества.

Отец Димаса, уже, похоже, начавший уставать от всего этого цирка, обратился к сыну:

– Даю две минуты; скажи своим дружкам, чтобы расходились по домам, иначе прямо их давить будем.

– Бульдозеры сломаются! – Бойко выкрикнула Маша.

И сама же в шоке выпучила глаза от собственной смелости.

Кажется, это был первый раз, когда она пошла против системы.

Даже Димас удивлённо изогнул бровь.

– Ой, блять, точно не доживу до завтра, и даже девственности так и не лишился, – угрюмо буркнул Антон.

Серёга ждал этой возможности до самого конца, и тут же перебил Антона, и заговорил:

– Ой, блять, Антон, тоже мне нашёл проблему, вот меня вчера в гей-клубе в жопу вшестером ебали, и ничего, терпел, вот и ты потерпи, когда переезжать будут.

Молчание раз…

Молчание два…

Тут Машу с Лео прорвало на хохот от такой выходки.

«Не зря тянул до последнего», довольно подумал Серёга, ещё полгода назад придумавший эту шутку.

Димас прокашлялся и заявил:

– Ну всё, ребят, посмеялись и хватит, расходимся, а то людям работать надо.

В этот момент на горизонте появился преспокойно двигающийся в сторону универа прогульщик Кузьмин.

«Вот это поворот»

Парень непонимающе уставился на всю эту сцену, и пробормотал:

– А что-о-о… экзамена не будет сегодня?

– Будет! Будет! – Громко объявила Маша, – Кузьмин, ты вовремя! У нас тут сразу практика, за зачёт надо полежать перед бульдозером! Все – вперёд!

С этими словами, на глазах у не перестающих офигевать от действий скромной одногруппницы друзей, Маша выбежала вперёд и легла прямо перед одним из бульдозеров по горизонтали, чтобы занять всю площадь.

У Кузьмина уже случился когнитивный диссонанс.

– Маш, ну… умирать в мои планы вообще-то не входило…, – заметил Серёга.

– Да не умрёшь ты, ссыкло! – Выкрикнула она, – это уголовно-наказуемо, простые рабочие на такое не пойдут, у них как и у вас яйца маленькие!

– Нормальные у меня яйца… просто никто не знает…, – тихо заметил Антон, и лишь стоявший рядом Лео его услышал.

Удивительно, но ребята последовали примеру Маши.

Серёга как самый длинный из всех лёг под второй бульдозер, а место перед третьим заняли голова к голове низкие Лео с Антоном.

Димас выдыхал так сильно, что был похож на паровоз.

– А зачёт точно поставят? – Решил уточнить Кузьмин.

– Да ложись ты уже! – Выкрикнула Маша.

В этот момент из самого универа выбежала Саша и подошла к Димасу, по пути бросив:

– Совсем поехавшие, что ли?

– Саша… ах ты сучка, всё-таки, – парировала Маша, глядя, как староста прижалась к бывшему парню её подруги.

Димас заступился за блондинку:

– Да всё она правильно делает! Вы тоже вставайте, идите, ищите работу, тут вам не митинг за Россию будущего!

Герман Виссарионович, которому всё это шапито порядком надоело, махнул рукой в сторону универа, давая понять, чтобы бульдозеры ехали.