сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
— А что сделал Эрик после крушения самолета? — пробормотал Армандо. Рейвен помахала на него рукой и одними губами произнесла «потом».
— А раз так, — сказал Чарльз, — я думаю, мы будем идеальной тестовой группой для Хэнка.
— Если вы не против, — вмешался Хэнк, — я бы хотел взять образцы крови у каждого из вас. Всего лишь кровь из пальца — не более. Я хочу понять, есть ли какой-то маркер, который присутствует у Чарльза, Джин и Эрика, но которого нет у остальных.
— Почему бы тебе не провести обычное исследование? — Мойра сложила руки на груди.
— Я не получил разрешение от университета — пока что, — щеки Хэнка покраснели. — Это все очень предварительно, и если кто-то из вас откажется принимать участие, то я полностью пойму. Но в этом нет никакого риска, никакого вреда — ну, ладно, за исключением пальца, и я знаю, что некоторые люди не переносят иглы...
— Я согласна, — сказала Рейвен и пожала плечами. — Всего лишь иголка. Совсем маленькая.
— Если так, то ладно, — Армандо поднял два пальца и кивнул.
— Что думаете об этом, мисс Джин? — спросил отец Джером, прижимая Джин к себе. — Будет больно, но всего одну секунду.
Джин задумалась.
— А я получу потом мороженое?
Чарльз кивнул и улыбнулся ей.
— Если мисс Джин согласна, то и я тоже, — сказал отец Джером. — И я тоже ожидаю мороженого в качестве оплаты.
— Я хочу увидеть это исследование своими глазами, — сказала Мойра, продолжая хмуриться. — Покажешь мне его и можешь брать столько образцов крови, сколько захочешь.
— Это была в такой же степени моя идея, как и Хэнка, — Чарльз повысил голос так, чтобы все в комнате услышали, но его голубые глаза смотрели только на Эрика. — Я думаю, что очень важно узнать это — может быть, сейчас даже важнее, чем когда-либо.
Чарльз хотел протестировать свой собственный дар. Хотел проверить, рискуя даже глубочайшей связью со своей верой, исходит ли он от Бога, или откуда-то еще... И все это ради того, чтобы дать Эрику ответ, который был ему необходим.
Не в первый раз Эрик задумался, что же он сделал, чтобы заслужить такую любовь.
— Да, — сказал Эрик. — Давайте узнаем.
========== Глава 3 ==========
Кухня превратилась в импровизированную лабораторию: инструменты Хэнка были разбросаны по столу, Мойра крутилась рядом в качестве добровольного ассистента.
— Ты же не сделаешь мне больно? — спросила Джин, сидевшая на руках у Эрика, и нерешительно протянула руку.
Хэнк взял ее — не как доктор, а скорее как друг. Его глаза за толстыми стеклами очков светились добротой.
— Не сделал бы, если бы мог, но я не могу. Будет немного больно, совсем чуть-чуть, это быстро. Хочешь, я сначала покажу на своем пальце?
Джин задумалась.
— Все хорошо, — она храбро выставила указательный палец.
Эрик подумал, что Хэнку стоило бы изучать педиатрию, а не генетику. Он посмотрел на Чарльза, чтобы узнать его реакцию, но ничего не увидел. Было ли странно скучать по тому времени, когда Чарльз постоянно читал его мысли?
После них подошла очередь Армандо.
— По сравнению с пулей в голень, это пустяк.
— Если что — я рядом, — сказал Чарльз, и военные товарищи ухмыльнулись друг другу.
Учитывая их близкую дружбу на войне, для Эрика не стало неожиданностью, что Чарльз и Армандо сохранили ее впоследствии. Однако он удивился, когда Чарльз вернулся домой после их первой встречи в одном из баров в городе и сказал, что пригласил Армандо к ним на выходных.
— Ты хочешь, чтобы я уехал на выходные? — спросил Эрик. — Готов сам справиться с Джин?
В то время Чарльз только-только восстановился от ранения, это был его первый самостоятельный выход.
— Нет. Я рассказал Армандо про нас, — ответил Чарльз. — Он будет рад встретиться с тобой.
— Рассказал ему что? — Эрик нахмурился.
— Я и раньше говорил ему, что мы живем вместе, как супружеская пара. Правда, не упоминал, что ты мужчина. Или что я тоже мужчина.
— Что? — до этого они рассказали правду о своих отношениях только отцу Джерому, которого знали уже шесть лет. Теперь Чарльз собирается посвящать в это каждого знакомого?
— Я подумал, что мы можем доверять Армандо, — очень решительно ответил Чарльз. — А если нет, то наша дружба в любом случае не будет прежней. Если уж на то пошло, пусть она будет основана на правде, а не на секретах. Но Армандо это не испугало.
Эрик ничего не понял и попытался сделать предположение:
— Он тоже гомосексуалист?
— Нет. Вообще-то, у него была достаточно яркая реакция на фотографию Рейвен, — они надолго замолчали. В то время Рейвен уехала всего несколько недель назад, и боль была еще слишком свежей. — Я не могу сказать, что он не был удивлен, очень даже был, но он сказал... — к удивлению Эрика, Чарльз улыбнулся, — он сказал, что шесть лет проработал таксистом в Нью-Йорке, и нужно кое-что посерьезнее, чтобы считаться для него «странным».
А сейчас Армандо был на кухне вместе с ними, протягивал палец Чарльзу, как армейскому медику, чтобы тот его перевязал, был частью группы, в которой все знали правду... Ладно, за исключением, возможно, Хэнка. Но, учитывая появившуюся у Чарльза тенденцию рассказывать все людям, которые ему нравятся, Эрик мог побиться об заклад, что Хэнк тоже знает. Рейвен накладывала Джин и отцу Джерому обещанное мороженое, Мойра оживленно обсуждала с Хэнком его работу. Научные термины были не совсем понятны, но слушать их разговор все равно было приятно. Эрик чувствовал себя легко, даже комфортно. Находиться среди друзей, для которых их отношения не были тайной, оказалось намного приятнее, чем он ожидал.
Может быть, в мире действительно было место для них — добытое в ожесточенном бою, вылепленное собственными руками, очень маленькое, но их собственное.
Однако самым странным атрибутом вечера все же был ряд тонких стеклянных трубок, стоящих перед Хэнком. Думать о том, что они содержат в себе частицы каждого человека в этой комнате, было уже достаточно странно. Но думать о том, что они, возможно, содержат ответ на самый древний, самый сокровенный вопрос этого мира... что это может доказать или опровергнуть существование Бога...
Эрик вздрогнул.
— Кстати, — обыденным тоном сказала Мойра, когда они уже начали расходиться, — я думаю, за мной следят.
— А ты не подумала сказать об этом раньше? — Эрик уставился на нее. Чарльз тоже выглядел потрясенным, что было неожиданно, но они вернутся к этому позже.
Мойра пожала плечами. Ее взгляд метнулся в сторону Рейвен, которая разговаривала с Хэнком. Очевидно, Мойра не хотела подвергать ее еще большему стрессу.
— Думаю, лучше вести себя как обычно. Нет причин подозревать, что они следят за мной из-за вас. Я помогаю... нескольким людям, которые борются против системы.
— Но нужно придумать причину твоих визитов сюда, — сказал Чарльз. Он положил руку Мойре на плечо. — Давай поговорим об этом снаружи, хорошо?
— Я тоже пойду, — сказал Эрик, но Мойра покачала головой.
— Чарльз — мой связной. Если они будут преследовать меня больше нескольких дней, то смогут связать со мной только его. Ты должен держаться как можно дальше от всего этого.
— Ты действительно уже делала это раньше, да? — Эрик думал, что она шутила по поводу ЦРУ, но теперь уже не был так в этом уверен.
Мойра улыбнулась медленной, довольной улыбкой Чеширского кота.
— Эй, а ты ни разу не посмотрел ниже моего лица. Я знала, что ты справишься.
Чертова женщина! И все же Эрик улыбался, пока Чарльз уводил ее на улицу.
***
Все разошлись, Джин была уложена в постель, а Эрик уже надел свои пижамные штаны, когда Чарльз вернулся в спальню, выглядя уставшим.
— Думаю, мы с этим разобрались, — сказал он.
— Ты и Мойра? Что вы собираетесь делать? — Эрик надеялся, что ему не придется тайно провозить Мойру в особняк. Она не выглядела готовой лезть в багажник.
— У нас будет безумная любовная интрига, — когда Эрик посмотрел на него, Чарльз попытался улыбнуться, осторожно опускаясь на кровать. — Я имею в виду, для всего остального мира. Все очень просто: будем ужинать в городе вместе, она будет оставаться тут на выходные в одной из гостевых спален, что также позволит ей быть ближе к Рейвен. Еще я могу взять ее с собой в Нью-Салем — нам нужно чаще наведываться туда с тех пор, как Рейвен съехала. А если я буду появляться там с девушкой, это пойдет нам только на пользу.
— Как долго это будет продолжаться? — Эрик чувствовал иррациональную, но непреодолимую ревность.
— Пока Рейвен не родит. Пока она не сможет двигаться дальше. Надеюсь, что это произойдет не скоро, но... не знаю наверняка. Я не читал ее мысли, но она не успокоится — в этом я уверен, — Чарльз облокотился на изголовье кровати и медленно распрямил больную ногу. Похоже, этим вечером она сильно болела. Эрик сел рядом и начал массажировать сустав, получив от Чарльза благодарный вздох.
— И вы с Мойрой будете... физически близки? — он пытался сохранять обыденный тон. — На людях, я имею в виду.
— Не больше необходимого, чтобы убедить любого, кто может за нами наблюдать — будь это городские сплетники или агенты ФБР, — подняв бровь, Чарльз спросил: — Ты возражаешь?
— А похоже?
— Ты выглядишь так, будто съел лимон, так что рискну предположить, что возражаешь.
— Ты действительно больше не читаешь мои мысли, — сказал Эрик. Это был самый удачный повод сменить тему, который он смог придумать. — Как ты с этим справляешься?
— Приходится прилагать много усилий. Я пытаюсь подавать Джин хороший пример — у нас с ней был долгий разговор по поводу приватности. Но из-за этого болит голова, — и это была не метафора. Теперь, когда Эрик посмотрел на Чарльза внимательнее, то увидел, каким бледным и напряженным он был. Даже в худшие дни его колено не причиняло такую боль.
— Тебе нужен аспирин. И вода. Хочешь, принесу влажное полотенце?
— Аспирин подойдет.
Эрик поцеловал его и отправился на поиски обезболивающего. В ванной его не оказалось — вероятно, они оставили бутылку внизу. Когда он спускался в холл, то услышал жужжание кабины лифта.
Джин? Нет. Иногда она прокрадывалась вниз за печеньем, но всегда в таких случаях пользовалась лестницей. Эрик ускорил шаги, но успел только услышать щелчок замка на боковой двери. Черт.
Он накинул куртку и как был босиком выбежал на улицу. Даже в темноте он смог различить ее тень.
— Эй!
Рейвен обернулась — сумка зажата в руке, на плечах пончо, на ногах ботинки. Когда их взгляды встретились, она секунду выглядела удивленной, но затем разозлилась.
— Что?
— И куда ты собралась?
— Подальше отсюда.
— Почему?
— Ты считаешь меня глухой, Эрик? Мойра уж точно считает.
Слух у Рейвен всегда был намного острее, чем у большинства людей. Эрик забыл об этом. Она знала, что за Мойрой следят.
— Если они следят не за ней, а за нами, то удрать отсюда посреди ночи — худшее, что ты можешь сделать. Тебя поймают в считанные минуты. Мы с Чарльзом не сможем ничего отрицать. Ты понимаешь это?
— Я не могу привести их сюда, — прошептала Рейвен, и Эрик впервые увидел трещину в ее яростной гордости. — Если они поймают меня, даже если заберут ребенка — я смогу это пережить. Так или иначе, я найду его и верну назад. Но если я разрушу еще чью-то жизнь... это того не стоит.
— Ты не разрушишь нашу жизнь, если вернешься обратно в постель, — наконец Эрик почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы добавить: — Для нас это стоит того, чтобы рискнуть. Ты всегда этого стоила.
Рейвен резко отвернулась, и он притворился, что не увидел, как она пытается сдержать слезы.
— Пойдем, — сказал он тихо. — Давай вернемся внутрь.
В суматохе, вызванной попытками снова устроить Рейвен поудобнее, Чарльз забыл о своей головной боли. Они сами распаковали ее вещи — то небольшое количество одежды, которое у нее было, — будто это могло заставить ее остаться. Рейвен сидела на краю своей кровати, апатичная и потерянная. Та безумная энергия, которая заставила ее бежать из дома посреди ночи, уже покинула ее.
Неужели она превратилась в человека, которому нужно сражаться, чтобы чувствовать себя живым? Эрик жил так годами, пока не встретил Чарльза. Такое состояние давало силы, но и лишало свободы.
Наконец Чарльз осторожно опустился на кровать рядом с ней:
— Рейвен, нам нужно поговорить о ребенке.
— Мы говорили о ребенке.
— Но мы так и не пришли к какому-то решению. Ты не сможешь чувствовать себя уверенной, пока не поймешь, чего хочешь.
— Я знаю, чего хочу, — сказала Рейвен. — Но это невозможно.
Скорее всего, вернуть Азазеля. И тот утопический мир хиппи, в котором все они смогут жить вместе. Эрик думал о молодом мужчине, который был где-то далеко и понятия не имел, что натворил. Эта безответственность злила Эрика. Неужели так чертовски сложно предохраняться?
Чарльз изучал лицо Рейвен, очевидно, изо всех сил стараясь не использовать свои способности — даже сейчас, когда они могли бы так помочь. Им действительно нужно поговорить об этом.
— Скажи нам, чего ты хочешь, и мы посмотрим, что можем сделать, — наконец сказал он.
И слова полились из нее сплошным потоком:
— Если это девочка, я хотела бы назвать ее Мистик — в честь той, кем хотела быть, но никогда не была.
«Бедный ребенок», — подумал Эрик, но промолчал.
— Если мальчик, я хотела бы назвать его Курт — нет, не в честь этого придурка Курта Марко, но потому... потому что это, возможно, настоящее имя Азазеля. Я слышала, как он упоминал его однажды. Может, я ошибаюсь, но если есть хотя бы крошечный шанс, что малыш будет носить имя своего отца, я бы хотела этого для него.
— Хорошо, — сказал Эрик, когда она прервалась, чтобы сделать глоток воздуха. По крайней мере, начало было положено. — Это замечательно.
— И я хочу ребенка, но не сейчас. Я не могу отдать его на усыновление, но пока что не могу растить его сама. Не в таких условиях, — она взяла Чарльза за руку, но когда продолжила, то смотрела на Эрика. — Я хочу, чтобы вы позаботились о нем вместо меня.
Эрик и Чарльз инстинктивно посмотрели друг на друга. Первой мыслью Эрика было предостеречь Чарльза от того, чтобы слишком радоваться этому, второй — что Чарльз выглядит таким же настороженным и ошеломленным, каким себя чувствует Эрик.
Он отказывался от Джин так сильно, что почти потерял Чарльза, и никогда не задумывался о том, чтобы взять еще одного ребенка. Да и возможность этого была маловероятной. Но Эрик понял, что изменился за четыре года, которые прошли с того времени. Он больше не думал о Магде и Ане как о тех, кого потерял. Он думал о них как о тех, кого любил. Понимание того, что у него может быть совместная жизнь с Чарльзом, что он может быть отцом Джин, дало ему надежду, которой раньше не было. Но только сейчас он понял, насколько сильно изменился.
Однако осознание того факта, что Бог существует, не имело со всем этим ничего общего. А разве не это должно было стать самой важной переменой из всех?
— Я хочу, чтобы вы позаботились о ребенке вместо меня, — повторила Рейвен. — Когда я буду готова, когда ФБР не будет держать меня за горло, я вернусь за ним.
Растить ребенка несколько лет, любить его, как своего собственного, а потом позволить ей увезти его туда, куда она захочет? Лишить его единственного дома, который он будет знать? Не успев остановить себя, Эрик спросил:
— А ты подумала о том, чем это будет для нас? Для ребенка?
— Я эгоистка. И хочу невозможного. Я знаю это, — ее глаза снова заблестели. — Но вы спросили, чего я хочу? Так вот, это то, чего я хочу.
— Нужно с чего-то начинать, — сказал Чарльз. Предупреждающий взгляд, который он бросил на Эрика, пресек любые комментарии с его стороны.
Они уложили Рейвен в кровать и сами вернулись в спальню. Только тогда, лежа рядом в темноте, Чарльз спросил:
— Можем ли мы взять ребенка?
Он не спрашивал разрешения, а пытался понять, возможно ли это.
Эрик задал вопрос, который, как он думал, действительно скрывался за словами Чарльза:
— Сможем ли мы отдать его?
Ни у одного из них не было ответов — не больше, чем у самой Рейвен.
***
Их мир теперь состоял из сплошного наблюдения и ожидания.
Наблюдения за дорогами, за черными автомобилями, которые стояли слишком близко и слишком долго. Эрик чувствовал, что за особняком не следят — пока что. Но в обеденное время или после работы он иногда подходил к клинике Мойры, где невозмутимые мужчины в темных костюмах слишком выделялись из разноцветной толпы. Они кружили... не как стервятники, которые приходят ради конкретного убийства, но как чайки, жадно выжидающие малейшего шанса.
