сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
— Девочке из Таиланда, с которой я работал в офисе социальной помощи, нужен был доктор, но она боялась сказать об этом своему отцу. А матери у нее не было. Так что я нашел группу Мойры. Сначала они вполне оправданно насторожились, когда увидели взрослого белого мужчину, который привел азиатского подростка. Но как только Мойра разобралась в ситуации, все стало хорошо, — Чарльз сиял, как и всегда, когда находил какой-то факт, точку зрения или человека, способного увлечь его. Если бы Эрик не был полностью уверен в отсутствии у Чарльза влечения к женщинам, он мог бы начать ревновать. — Я всегда помнил о ней на тот случай, если кому-нибудь понадобится помощь. Хотя и представить себе не мог, что это будет Рейвен. Но теперь она будет регулярно заглядывать к нам, так что вы действительно сможете лучше узнать друг друга.
— Ты ее уже удочерил?
— Мойра замечательная, — сказал Чарльз, опускаясь на кушетку рядом с Эриком и используя для баланса свою палку. — Вот увидишь. Такой блестящий ум, и гораздо большее великодушие, чем она старается показать этим своим колючим поведением. Она противоречивая. Но я знаю еще кое-кого такого же замечательно противоречивого.
Эрик догадался, что это было адресовано ему. Он почувствовал, что его это больше раздражает, чем забавляет, но тот факт, что Чарльз явно этого не понял, пытаясь не влезать в его мысли, перевесил все остальное. Так что он улыбнулся.
— Послушай, я думал о... нашей ситуации.
— Я тоже. Возможно, ты нашел какие-то лучшие решения, чем я.
— Решения? Нет. Но у меня есть идея, — Эрик глубоко вдохнул. — Мне нужно ненадолго уехать.
— Уехать? — Чарльз моментально побледнел. Эрик обнял его за плечи. — Я неправильно выразился. Я имел в виду всего лишь поездку куда-нибудь — может, возьму Джин с собой. Всего на неделю, — Чарльз расслабился, и Эрик продолжил: — Вам с Рейвен нужно провести какое-то время вдвоем, как брату и сестре, без меня. Я думаю, вам будет намного проще наладить отношения, когда меня не будет рядом.
— Может быть, ты и прав, — но голубые глаза Чарльза искали его взгляд, пытаясь отыскать то знание, которого он лишился, запрещая себе читать мысли Эрика. — И... у тебя будет немного личного пространства.
— У меня и сейчас есть личное пространство. Я вижу, что ты обеспечиваешь мне его.
— Я пытаюсь. Это сложнее, чем я ожидал.
Теперь Чарльз должен прилагать усилия, чтобы не влезать в его голову? Эрик понятия не имел, что с этим делать.
— Это даст тебе возможность попрактиковаться. А мне — возможность подумать. Кроме того, я в последнее время так много работаю. За все время после праздников я и часа не провел с Джин. Это будет хорошей возможностью и для нас тоже провести время вместе.
Чарльз кивнул, но все еще полностью не успокоился. Очевидно, его воспоминания вернулись к единственному долгому разрыву в их отношениях, когда из-за разногласий по поводу удочерения Джин Эрик зашел настолько далеко, что подыскивал съемную квартиру. Эрик привык думать о том времени, как о родовых болях — потрясении, которое привело его от горя из-за смерти Ани к счастью быть отцом Джин. Но Чарльзу те события оставили более глубокие шрамы, и до этого момента Эрик даже не подозревал насколько глубокие.
Он поднес руку Чарльза к губам и поцеловал костяшки пальцев.
— Прости, что сказал это так. Ты же знаешь, что я бы никогда не хотел... напугать тебя или причинить боль.
— Конечно. Просто... — Чарльз мягко рассмеялся над собой. — Я настолько привык знать, о чем ты думаешь, что теперь, когда я этого не знаю, чувствую себя так, будто вообще ничего не понимаю. Видимо, я слишком сильно полагался на свои способности вместо того, чтобы полагаться на то, что я знаю о тебе, — их глаза встретились. — А это то, на что я хочу полагаться в первую очередь.
Эрик собирался наклониться и поцеловать его, но Джин выбрала именно этот момент, чтобы появиться в комнате. В каждой руке она сжимала по голой кукле Барби.
— Кто-то думает о том, что я поеду путешествовать, — заявила она.
Новую политику конфиденциальности определенно нужно будет проработать с младшим читателем мыслей в семье. Но сейчас Эрик спросил только:
— Хочешь поехать в Диснейленд?
Сначала вместо ответа раздался визг — настолько высокий, что Чарльз и Эрик вздрогнули и рассмеялись. Затем Джин начала подпрыгивать, размахивая Барби над головой, как помпонами, и петь:
— Ура-ура-ура-ура-ура-ура-ура!
— Это взятка! — сказал Чарльз, перекрикивая шум.
— Виновен по всем статьям!
***
Таким образом, спустя неделю Эрик оказался в самолете, летящем в Лос-Анджелес. То ли их туристический агент был гением, то ли это было простое везение, но они летели первым классом и были единственными пассажирами в кабинке. Эрик думал, что путешествие с, без сомнения, уставшим и капризным ребенком будет даром небес...
... но вместо этого Джин ни на минуту не смыкала глаз, взволнованная до состояния гиперактивности и, судя по всему, решила очаровать каждого отдельного члена экипажа.
— Можно мне имбирный эль? — попросила она, болтая своими маленькими ножками, свисающими с края сиденья.
— Я с удовольствием принесу его вам, — сказал стюард, с улыбкой глядя на нее сверху вниз. Но Эрик покачал головой.
— Кажется, скоро уже посадка? — примерно через пятнадцать минут, он уже несколько раз услышал объявление. — Это может подождать.
— Но я хочу пить, — Джин выпятила нижнюю губу. Стюард посмотрел на Эрика взглядом, который явно выражал обвинение в том, что он издевается над ребенком.
Эрик просто прижал ее ближе к себе.
— Подожди немного и я куплю тебе что-нибудь в отеле.
— Мороженое?
Баловать девочку было против правил Эрика — именно он следил за дисциплиной в семье, — но так как это был отпуск, нечто новое и особенное, он решил, что может себе это позволить.
— Клубничное для тебя. Шоколадное для меня.
— Ладно!
Стюард снова улыбался, направляясь в общую секцию самолета, которая была заполнена едва ли на треть, но уж точно там было больше людей с настоящими потребностями, в отличие от маленькой девочки, которая всего лишь решила проверить, насколько хорош сервис.
— Откуда у тети Рейвен появился в животе ребенок? — внезапно спросила Джин.
— А-а. Хм-м, — он считал, что всегда был честен с ребенком, но что ему ответить на это? У Чарльза бы получилось объяснить намного лучше. Но Джин решила проявить любопытство именно тогда, когда Чарльз был от них на расстоянии целого континента. Какая удача.
Он слишком поздно понял, что представлял в воображении кое-что из того, о чем не собирался говорить, потому что глаза Джин стали огромными:
— О-о-о.
— Джин, почему бы нам не поговорить об этом после...
Резкий рывок заставил их обоих дернуться вперед так сильно, что Эрик ударился головой о сиденье напротив. «Воздушная яма», — подумал он, оторопев на мгновение...
... но затем Джин закричала, и самолет начал распадаться на части.
Эрик с ужасом уставился на морскую воду, которая заливала пол самолета. Они приземлились в океан, приземлились без единого предупреждения. Шум вокруг него достигнул своего пика — крики Джин и остальных пассажиров, скрип металла...
«Не стой на месте!»
Он отстегнул их ремни безопасности и подхватил Джин на руки. Стюарды уже начали призывать людей эвакуироваться, но когда Эрик встал, вода продолжала подниматься — лодыжки, голени, колени. В мигающем свете аварийных огней, которые поочередно сменяли темноту на полумрак, он увидел, что задняя часть самолета отвалилась, на пару секунд мелькнула стальными зубьями над поверхностью и затем погрузилась под воду.
Визг Джин стал таким громким и высоким, какого он никогда раньше от нее не слышал — она знала, что они могут погибнуть. Пол самолета треснул, вода фонтаном била из разрывов, заливая их багаж, закрепленный в нижнем отсеке. Через несколько секунд остальная часть фюзеляжа тоже уйдет под воду, и тогда у них не будет ни единого шанса пробраться к выходу сквозь потоки воды и кучи мусора.
Решение молиться не было осознанным — он не верил в Бога уже много лет. Но это был родительский инстинкт, стремительная, отчаянная дистилляция всего, что он когда-либо чувствовал и знал, в одну единственную имеющую значение мысль: «Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне спасти моего ребенка».
В своем безумии он представил, что каким-то образом удерживает всю огромную массу самолета над водой одним лишь усилием воли...
... и затем он сделал это.
Фюзеляж поднялся над водой — всего на пару метров, но этого было достаточно, чтобы вода опустилась до уровня лодыжек. Эрик снова смог двигаться, неся Джин на руках в сторону выхода, где стюарды теперь смогли возобновить эвакуацию. Сквозь толпу кричащих и паникующих людей, часть из которых были ранены, он пробирался к спасательным шлюпкам, спотыкаясь о покореженный металл и промокшие чемоданы.
«Я не могу делать это. Я делаю. Я это делаю».
Эрик мог чувствовать самолет, каждый сантиметр его металлической оболочки пел для него. Пел — какое странное слово, и все же оно было верным, потому что он чувствовал, что слышал эту песню всю свою жизнь, пусть и не осознавая этого раньше. Он мог удерживать самолет на поверхности волн с такой же легкостью, с какой держал Джин на руках.
— Быстрее! — крикнул стюард, почти выталкивая пассажиров в шлюпки. Когда подошла их очередь, Эрик спустился в мокрую желтую резиновую лодку, которая подпрыгивала и дергалась на волнах, вызывая всплески брызг. Джин не переставала кричать.
— Тише, милая, — сказал он. — Все в порядке. Мы в безопасности.
С неба беспощадно лил дождь, и мокрые пряди волос облепили его лоб и виски. Он отрешенно заметил струйку крови, стекающую по манжете штанов — видимо, он где-то повредил лодыжку. Это было маловероятно, но Эрик ощупал Джин, проверяя, не ранена ли она тоже.
Экипаж самолета погрузился в лодку после них, последними высадились пилоты.
— Что случилось? — спросил одного из них стюард, но пилот выглядел слишком шокированным, чтобы ответить.
Эрик сам был в таком состоянии удивления, что не был вправе винить его. Он все еще мог чувствовать самолет. Действительно мог? Не было ли это всего лишь иллюзией?
К этому моменту все люди находились в шлюпках, так что Эрик решил попытаться отпустить самолет.
Песня оборвалась. Фюзеляж быстро и беззвучно погрузился под воду. Они были одни посреди темного, дождливого океана, огни Лос-Анджелеса мерцали где-то далеко на горизонте.
Это было на самом деле. Все это было на самом деле.
— Они все умерли, — захныкала Джин.
— Ш-ш-ш. Все выбрались из самолета, Джин. Мы все в порядке.
— Нет, сзади. Там было темно, и потом вода залила их, и они не могли дышать, — она всхлипнула, рыдания сотрясали ее так сильно, что это, похоже, причиняло ей боль. — Они не могли, но они хотели выбраться, дядя Эрик, они так сильно хотели выбраться, но у них не получалось, и им было страшно, так страшно, но теперь они все умерли...
Пассажиры в хвосте самолета — Эрик даже не подумал о них, таким сосредоточенным был его разум. Новая волна ужаса накрыла его, когда он осознал это, потому что из-за своей способности читать мысли Джин прочувствовала смерть всех этих людей.
Он крепче прижал ее к себе и успокаивал тихим «Ш-ш-ш», поглаживая по волосам и целуя ее лоб. Прошел почти час, прежде чем прибыли спасатели. Но истерика Джин продолжалась до того момента, пока медик береговой охраны не дал ей небольшую дозу успокоительного. Какой-то миг, прежде чем уснуть, она беспомощно смотрела на Эрика.
Его лодыжку забинтовали. Только после этого, опираясь о металлический поручень спасательного катера и удерживая в руках спящую Джин, Эрик смог подумать о том, что произошло после аварии...
... нет, не о том, что произошло. О том, что он сделал.
Он молился о том, чтобы суметь спасти Джин, и он спас, сделав что-то настолько выходящее за пределы физических законов, что это могло считаться... чудом.
Эрик молился Богу, и через него Бог сотворил это чудо.
Это означало, что Бог существует.
— О, черт, — произнес Эрик вслух.
_________________________________________
* Джон Эдгар Гувер — американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований с 1924 года до своей смерти в 1972 году.
** В оригинале Чарльз называет срок два месяца, но т.к. шевеление ребенка и отчетливое сердцебиение регистрируются на 18-20 неделе, при переводе было решено исправить срок на четыре месяца.
*** Красные Чулки — одно из самых известных и влиятельных феминистских объединений «второй волны», оказавшей огромное влияние на женское движение в США и во всем мире. Члены организации активно выступали против однополых отношений (как между женщинами, так и между мужчинами), за что их убеждения часто подвергались критике, как гомофобные.
========== Глава 2 ==========
Полицейский привез их в отель около десяти вечера. Джин все еще спала, но Эрик снял с нее промокшую одежду, уложил под одеяло, а вещи развесил в ванной, чтобы они высохли. Их багаж утонул вместе с самолетом. Переодевшись в отельный халат, он наконец получил первый шанс позвонить.
Несмотря на то, что на восточном побережье было уже поздно, Чарльз поднял трубку после первого же гудка.
— Алло?
— Чарльз...
— Ох, слава Богу, — голос Чарльза дрогнул. — Джин?
— Она в порядке, мы оба в порядке. Джин рядом со мной, спит, — голова Эрика раскалывалась от адской боли. — Как ты узнал, что произошло?
— В самом конце вечернего выпуска новостей сообщили о катастрофе. Мы с Рейвен смотрели, и мы едва не... но это неважно. Они не сказали, сколько людей погибло, и мы все продолжали молиться. Так хорошо слышать твой голос, Эрик. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — если бы он мог предположить, что Чарльз знает об аварии, то добился бы разрешения позвонить с чертового судна береговой охраны. Уже практически три часа Чарльз провел в состоянии ужасного страха, и Рейвен было не намного лучше. Эрику захотелось пнуть себя.
— И Джин уснула? — теперь Чарльз смеялся сквозь слезы. — Уже?
— Пришлось дать ей успокоительное. Чарльз, ее способности... во время аварии она чувствовала людей, которые оказались в ловушке, — Эрик наклонился вперед, упираясь локтями в колени и говоря еще тише. — Она чувствовала, как они умерли.
Последовала долгая тишина, а затем Чарльз сказал:
— Я не могу даже представить, как ужасно... ох, Джин. Я прилечу к вам завтра, как только смогу взять билет.
— Нет. Оставайся с Рейвен. Мы вернемся так быстро, как сможем. Завтра я посмотрю, захочет ли Джин снова лететь на самолете.
— Даже если так, захочешь ли ты?
— Мы разберемся с этим. Мы должны быть дома. Я должен быть с тобой.
— Ладно, — сказал Чарльз. — Хорошо. Я люблю тебя. Я уже говорил это, да? Но позволь сказать еще раз.
— Я тоже тебя люблю.
Эрик повесил трубку, ни слова не сказав о чуде. Он расскажет Чарльзу обо всем, но сначала должен сам с этим разобраться. Должен сказать правду самому себе, прежде чем сможет сказать ее кому-либо еще.
Всю ночь он лежал в своей постели, засыпая не больше, чем на несколько минут. Иногда он просто наблюдал за спящей Джин. Благодарность, которую он ощущал за одну только возможность слышать ее дыхание, была настолько огромной, что его глаза наполнялись слезами.
Но большую часть времени он пытался уместить в голове мысль о том, что Бог существует.
Как это возможно? Как Бог позволил его родителям и шести миллионам других людей быть принесенными в жертву нацистской ненависти?
Он помнил то, о чем Чарльз говорил ему годы назад на скамейке в парке — о Боге, который знает, любит и понимает все. Слова Чарльза чрезвычайно тронули его тогда, хотя он и не верил им. Неужели так невозможно было поверить?
«Да», — подумал Эрик. Так и было. Ибо почему Бог дал ему силы спасти Джин, но не дал сил спасти родителей?
Но он спас Джин. Он спас ее, сделав то, что ни один человек не в состоянии сделать в одиночку. Он молился о возможности сохранить ее жизнь, и эта возможность была дарована ему самым неожиданным, невообразимым способом.
Если это не чудо, то что тогда? Эрик думал об этом снова и снова, но не мог придумать ни одного альтернативного объяснения. Медленно, неохотно он начал думать о причинах, по которым чудо могло произойти из всех людей именно с ним — убежденным неверующим, чья молитва лишь немного отличалась от молитв остальных людей на том самолете.
Может быть... может быть, Бог помнил об Ане.
«Как часто я хотел оказаться вместе с ней в том огне, чтобы иметь хотя бы один шанс спасти ее, или умереть вместе с ней».
«В этот раз у меня был шанс».
