Текст книги "Kill the Beast (СИ)"

Автор книги: Wind-n-Rain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Она вынесла три бумаги и отдала мне их в руки под подпись в журнале получения. Смотрю в справки и мало чего понимаю.

– А с анализами, надеюсь, всё в порядке?

– Это не мне решать, это терапевт должен посмотреть, сравнить с предыдущими по личной карте и проставить штампы допуска.

– Как… терапевт?

– Ну этот, Лоренц, который Роксану замещает. Он кстати ещё здесь вроде – иди скорее, может его застанешь!

– А без него никак нельзя? Раньше же…

– Раньше было раньше, а сейчас все справки через врача верифицируются только. Иди давай, там очередь, как бы ты не опоздала – он до пяти, а сейчас уже почти четыре!

В коридоре возле кабинета Роксаны действительно уже ждут несколько человек. Кажется, девочки-гимнастки, у них значит тоже соревнования на носу. Беру талончик в автомате и занимаю свободный стул. Ох, и не нравится это мне. Зная Лоренца, он ещё, чего доброго, чужие справки мне не проштампует. Да и вообще… После того инцидента в коридоре мы с ним один на один не пересекались.

После меня никто не занимал – наверное, Алисия перестала пускать людей к терапевту в связи со скорым окончанием рабочего дня. Девчёнки заходят в кабинет по одной и, выходя, делятся впечатлениями с подружками. Внимательно прислушиваюсь к их разговорам – вдруг промелькнёт что-то интересное, но ничего… Кажется, на большинство людей Лоренц производит исключительно сухое впечатление. “Есть люди, а есть роли”… Ещё один “актёр” на мою голову. Потерявшись в мыслях, не замечаю, как остаюсь в коридоре одна. Надо встать и зайти внутрь. Продолжаю сидеть. Редкостная трусиха! Вдруг дверь кабинета открывается, из неё выходит сам доктор, уже без халата – по всему видно, что он собрался домой.

– Юля? Ты что здесь делаешь?

– Мне нужно три штампа проставить! – на одном дыхании выпаливаю я и чересчур активно трясу справками в воздухе.

– Заходи. Почему раньше не зашла? Пять часов уже…

– Извините, не хотела вас задерживать. Я ненадолго, – просачиваюсь внутрь вслед за ним, прохожу в центр комнаты, к столу, и слышу, как за моей спиной дверь запирается на ключ.

– Можешь и подольше задержаться – пять часов, я уже не на работе. Технически меня вообще здесь нет, – с этими словами он снимает пальто и перекидывает его через спинку рабочего кресла.

Делаю вид, что не понимаю, о чём речь. Кладу бумаги на стол, а сама присаживаюсь на краешек стула.

– Можешь на кушетку сесть, – говорит он, с удивлением разглядывая справки.

– Зачем… на кушетку?

– Там удобнее. Ну давай же, – он поднимает на меня глаза и торжествующе улыбается.

Не двигаюсь с места, лишь продолжаю наблюдать за ним.

– А справки-то не твои! Это ещё что за дела? Уже не собралась ли ты по чужим документам…

– Нет! Это для моей подруги! Она на соревнованиях выступает, а я секунданткой буду. Она попросила меня забрать результаты анализов. Пожалуйста…

– Ну ладно.

Он открывает рабочий компьютер, долго и сосредоточенно изучает Марусину карту, сопоставляет результаты анализов с предыдущими показателями.

– Анализы хорошие, так и быть, поставлю печати. Допускается твоя подруга. Но в следующий раз пусть сама приходит. А ты – не ревнуй. Глупая.

Что? Так он подумал, что я сама напросилась сюда прийти? Да ещё под таким постыдным предлогом? Лицо моё вспыхивает от негодования, что, естественно, не ускользает от его внимания. За окном почти стемнело, но свет он не включает, пространство кабинета освещается лишь сумрачным догоранием дня вперемежку с зажигающимися уличными фонарями из окна да холодным голубым свечением экрана компьютера.

– Ну что ты, обиделась? Бедная моя, – он подходит вплотную ко мне, сидящей на стуле, отчего мой нос оказывается на уровне его паха. Вот теперь стало по-настоящему страшно. – Прости меня, – он вдруг берёт мои ладони, заставляя подняться, и ведёт к кушетке.

Мы усаживаемся рядом, и тут же я оказываюсь в его объятиях.

– Ты почему всё время боишься? Я же обещал, что не сделаю тебе ничего плохого, – он ещё сильнее прижимает меня к себе, поглаживая при этом по волосам, плечам, спине.

– Как поверить? Вокруг одно зло. Любой может оказаться зверем, – вдруг вырывается у меня наболевшее.

– Кто-то конкретный тебя обидел?

– Нет, – вру я.

– Милая девочка… Как же тебе помочь?

Он осторожно отстраняет меня, укладывая на кушетку так, что только ноги мои остаются за её пределами. Стягивает с меня куртку, затем свитер – они отправляются на то же кресло прицельным броском. Слегка задирает мою футболку, оголяя живот, и долго, мягкими круговыми движениями водит по нему своими ладонями. От этого я вся напрягаюсь, заставляя мышцы пресса отчётливее проступать под кожей. Он льнёт к животу губами и покрывает кожу вокруг пупка лёгкими сухими поцелуями. Прикрываю глаза, а руки закидываю за голову. Как это странно, и как хорошо… Мне вдруг захотелось перестать трястись и отдаться, наконец, этому чувству, хорошему чувству. За всплеском слабости следует немедленно пробудившееся чувство вины. Будто бы я делаю что-то порочное, то, чего нельзя делать, то, что меня погубит. Но слабость снова берёт своё – и вот уже я мысленно себя убеждаю, что ничего я не делаю, то есть вообще ничего, лишь полулежу на кушетке, отдавшись чужим рукам.

А тем временем его руки поднимаются выше, задирая футболку до уровня груди. Случайно или нет, но он задевает пальцами чашечки бюстгальтера, заставив их содержимое слегка колыхнуться. Ещё через секунду его лицо оказывается на моей груди. Нет, он не снимает лифчик, лишь осторожно отодвигает чашечки и, один за другим, начинает ласкать соски, сперва легонько их целуя, затем облизывая, потом покусывая, после – посасывая. Знакомое ощущение налитых оловом грудей возвращается, это чувство сродни внутренней щекотке. Я запрокидываю голову назад, подав грудь вверх, под его ласки, а с губ моих срывается неожиданный, неудобный стон. От внезапности собственной реакции открываю глаза, и вижу его улыбку прямо перед собой. Опираясь на локти, он льнёт к моим губам, не переставая улыбаться. Он жуёт их, с силой оттягивая нижнюю, почти больно, но не совсем. Чувствую себя безвольной куклой, которую вот-вот съедят, дурацкое сравнение, но что ещё более дурацкое во всём этом, так это то, что я не хочу, чтобы он останавливался.

Вдруг он встаёт на ноги, чтобы тут же склониться надо мной и в пару движений расстегнуть мои джинсы. Они узкие, снимаются буквально со скрипом, тем не менее Лоренц стягивает их, сперва предусмотрительно меня разув, и джинсы отправляются вслед за прочей одеждой на кресло. Не медля, он стягивает и мои трусы, так быстро, что я едва ли соображаю, что происходит. Оставив меня лежать в недоумении, смятении и полностью беззащитной, он перекидывает мои ноги по обе стороны кушетки, а сам устраивается у её изножия. Уже сидя на полу на коленях, он подхватывает под колени меня и притягивает к себе так, чтобы моя обнажённая промежность оказалась у самого края. Я смотрю на его невозмутимое лицо расширившимися от ужаса и чего-то ещё глазами, и лишь слышу:

– Не бойся, я не сделаю тебе больно.

Это действительно не больно. Он проводит языком снизу вверх два раза, не сильно, без нажима; я остро чувствую стыд, но не могу не отметить, что моё тело при этом с готовностью поддаётся неведомым доселе ласкам. Низ живота наполняет всё та же щекотка, что и в груди, и я понимаю – если он сейчас остановится, то мне придётся умолять его продолжить. Это крах. С силой стискиваю челюсти и зажмуриваю глаза, а его ласки становятся всё более настойчивыми: он вылизывает меня со всей тщательностью, проходясь кончиком языка между губами, описывая круги вокруг набухшего клитора, даже немного проникая вглубь, в нетронутое моё нутро…

– Вот видишь, ты мокренькая уже. Хорошая, чистая девочка.

От жуткой пошлости его слов мне становится ещё хуже, и при этом я возбуждаюсь ещё сильнее. Пусть ласкает меня языком, словами… Делаю усилие над собой, приподнимаюсь на локтях, чтобы видеть его. Он ловит мой взгляд, снова улыбается, и возвращается к своему занятию. Надавливает языком всё сильнее, я слышу хлюпанье, чувствую, как его слюна смешивается с моей смазкой, и эта тягучая смесь равномерно распределяется по всем закоулкам моей промежности ловкими мазками его крепкого языка. Вдруг он вводит два пальца внутрь, совсем не глубоко, я протестующе дёргаюсь, но он кладёт свободную ладонь на самый низ моего живота, как бы успокаивая, слегка надавливает, ладонью – вниз, а пальцами изнутри – на какую-то точку сверху от входа. Беспомощно откидываюсь назад, ловя набирающую силу пульсацию где-то там, внутри. Он убирает ладонь и возвращает свой рот к сочащемуся лону. Теперь он уже нежно водит языком вверх-вниз, не извлекая пальцев из меня. Четыре движения языком, два пальцами – периодичность, как при реанимационных действиях, и моё сердце завелось, как бешеное. Я уже не подавляю стонов, выцеживая их сквозь зубы, пока, наконец, меня не накрывает волной сладких судорог. Моё безвольное тело беснуется на кушетке в хаотичных рывках, пока не утихает, обмякнув в тихой истоме. Открываю глаза, не в силах шелохнуться. А он всё улыбается. Берёт со стола пару бумажных салфеток, вытирает меня, как маленькую, натягивает трусики, затем подаёт руку и помогает сесть.

Мне не хочется ничего говорить, но я знаю, что это было бы не совсем честно.

– Спасибо, – шепчу пересохшими губами.

– Тебе спасибо, – он нежно, поверхностно целует меня, и я не чувствую отвращения, хотя его губы ещё хранят на себе мой собственный вкус, – стоять сможешь?

Какой странный вопрос. Поднимаюсь на ноги – а стоять и вправду тяжело! Конечности так слабы, а голова кружится. Немного отхожу от этого небывалого состояния и спешно одеваюсь.

– Ступай, – он отпирает дверь ключом, – и справки свои не забудь.

Дверь захлопывается за моей спиной, я мышкой прошмыгиваю по пустым коридорам, мимо регистратуры – Алисии уже нет – и выбегаю на улицу. Зайдя за угол, смотрю на проштампованные Марусины справки в своих руках. Я больше никогда не буду прежней.

***

Тилль: Привет, Диночка! Ну как на новом месте? Освоилась уже?

Дина: Привет! Да, кажется, городок у вас интересный. Только вот мне всё так же одиноко… (cтрадай, Дина).

Тилль: Ну ты же молодая совсем! К тому же красотка! Что-то мне подсказывает, что недолго тебе скучать в одиночестве (смайлик с подмигиванием)

Что-то мне подсказывает, мудак, что недолго тебе разгуливать на свободе да девок портить!

Дина: (смущённый смайлик)

Тилль: Если что – могу помочь!

Ни хрена себе! Прямо в лоб! Совсем ничего не боится…

Дина: (удивлённый смайлик)

Тилль: Я мог бы показать тебе город, всякие интересные места. Я хороший проводник!

Кто-кто? Проводник? Уж в этом я не сомневаюсь. Проводник молоденьких девочек на тот свет… Я закипаю. Так, собраться, тряпка, взять себя в руки.

Дина: Хорошая идея. Может быть, как-нибудь…

Тилль: Я не настаиваю! Пиши, если решишься!

Дина: Хорошо, я подумаю!

Уж я-то подумаю. Обсужу с подругами. А потом, проводник, тебе конец.

========== Поединок за поединком ==========

Начало ноября, на улице лютая смесь из полузамёрзших луж, слякоти, прелой листвы, голых деревьев и недовольных лиц прохожих. Ледяной ветер сносит с ног – давно у нас так на ветрило! Солнца нет вот уже который день, да и не скоро оно появится – зима на носу. В центральном спорткомплексе, который раз в пять крупнее нашего, снуёт народ. В этот день проходят межрегиональные соревнования сразу по двум дисциплинам – киокёшинкай и рукопашке. Залы поделены на сектора с татами по центру и местом для сотрудников и публики по периметру, в каждом из залов в среднем одновременно проходят до четырёх боёв. Когда у каратистов перерыв, они бегают к нам поразвлечься, подразнить – в нашем городе мы исторически недолюбливаем друг друга – и мы ждём своего перерыва, чтобы отыграться, наведавшись на их бои. Маруся выступает утром, абсолютный женский вес идёт первым, и на её выступлении народа будет немного – самые зрелищные категории ожидаются после обеда. Она уже готова, в полной амуниции, прошла взвешивание, сдала последние анализы, растянулась, размялась, побеседовала по душам с Алексом, отхватила свою порцию дружеских одобрямчиков от наших ребят… Она выглядит невозмутимой – кажется, если сейчас кто здесь и не находит себе места от волнения, так это я. Наконец, появляется её соперница, незнакомая девчонка из соседнего города. По весу они более или менее сопоставимы с моей подругой, но вот гостья намного её выше. Начинаю волноваться ещё сильнее. Раздаётся призыв рефери. Дрожащими руками сую подруге в рот капы, проверяю защиту, и она выходит на ковёр. Знаю, что я паникёрша, и кажется, это свойство со временем лишь прогрессирует – по крайней мере, раньше такого сильного волнения за своих я не замечала. Слежу за боем, держа пальцы крестиком в карманах широких спортивных штанов. Первый раунд – гостья ведёт 2:1, буквально за секунду до перерыва вмазав Марусе боковым в голову и вырвав для себя второе очко. Маруся сидит и дышит; проверяю бинты и шлем, перепоясываю кимоно, затем вынимаю капы, промываю их, лью ей в рот воду и подставляю ведро – прополоскав рот, она сплёвывает чем-то густым и розовым, нехорошо. Капы на место – второй раунд пошёл. Кажется, подруга моя настроена решительно как никогда: в самом начале она вырывается вперёд, осуществив амплитудный бросок противницы на спину и сумев при этом удержаться на ногах. Далее дело идёт ни шатко ни валко, гостья явно уходит от борьбы, пытаясь вывести Мару на ударную тактику; в итоге, ближе к концу раунда им удаётся обменяться равнозначными сериями, и на перерыв моя подопечная отправляется с преимуществом в одно очко. Третий раунд – решающий.

Снова перепоясываю её, проверив сперва защиту груди, всё остальное вроде бы на месте. Ещё две минуты и мы свободны. Держись, подруга. С жестом показного благословения отправляю её обратно, в центр татами, а сама вздымаю очи к воображаемым небесам, а точнее – к потолку, будто бы вымаливая благословения и для себя тоже, и так, с задранной головой, чуть не падаю с ног: на балконе, среди немногих зрителей женских поединков, вижу его: Линдеманн стоит там, под потолком, облокотясь о перила, и смотрит прямо на меня. “Секундант, бля, ты чего зеваешь”, – из оцепенения меня вырывает голос одного из наших ребят: за то мгновение, что мои глаза “отсутствовали” на татами, гостья турнира успела отправить мою подругу в нокдаун, завладев преимуществом как в счёте, так и в моральном плане. В считанные секунды вставшая на ноги Маруся подходит к углу – пришлось срочно её умыть, на этот раз крови во рту куда больше, и сердце моё заныло от страха за подругу. По команде рефери бой продолжается; заставляю себя на время забыть о Линдеманне и сосредоточиться на поединке. До конца сорок секунд, вдруг Мара, сумев обманным манёвром сбить соперницу с толку и перейти к своей сильной стороне – борьбе, проходит гостье под руку, осуществляет захват, и, сбив ту с ног, идёт на удушающий. Соперница сильна, она близка к тому, чтобы если не расцепить хватку, то хотя бы не дать ей сомкнуться до конца боя и свести таким образом счёт к технической ничье по очкам. Вижу поворот Марусиной головы, её взгляд пересекается с моим, и я шепчу ей беззвучно, губами: “Ты самая лучшая”. Через секунду, вслед за ударами ладоней противницы о ковёр, рефери фиксирует удушающий, и, как следствие, победу Маруси через нокаут.

Отправляю подругу в раздевалку – следующий тур через пару часов, всего по плану три боя сегодня. Возвращаюсь в зал, где сейчас идёт пересменка судейских бригад и подготовка к следующей серии боёв. Сажусь на зрительскую лавку из числа тех, что пустуют по периметру помещения вдоль стен. Линдеманн на своём месте – наверху, смотрит на меня. Зачем он здесь? Какие цели преследует? Мне ведь тусоваться тут до вечера – после обеда, когда закончатся женские бои, мне ещё секундантить Олега, так что смысла скрываться или притворяться, что я не замечаю эту сволочь в непосредственной близи от себя, я не вижу. Пусть знает, что я знаю; пусть видит, что я вижу. Нагло таращусь наверх – он отводит взгляд, начиная беспорядочно осматривать всё происходящее внизу. Вибрация мобильника отвлекает моё внимание. Это Дина: “Уже иду к вам! Очень хочется на Марусю посмотреть – даже сбежала с пар!”. Панический хаос вновь захлёстывает сознание: Дины не должно было здесь быть, но и Линдеманна – тоже, и вот они оба… Только не это! Спешно пишу ей: “Не приходи! Здесь Линдеманн!”. Поздно – она уже в зале, ищет глазами меня, находит, радостно машет рукой и спешит в мою сторону. Краем глаза поглядываю за Линдеманном – он тоже её видит и, кажется, узнаёт: прослеживает за траекторией её движения, которая устремлена ко мне, и я в ужасе замечаю, как меняется его лицо. То, что было раньше – не крах. Вот сейчас – это крах. Метрах в пятнадцати от меня Дина наконец обращает внимание на свой телефон, кажется, она читает моё сообщение, вижу, как меняется и её лицо, всего на долю мгновения, и вскоре оно вновь озаряется приветливой улыбкой. Небрежно закинув телефон в сумочку, она проскальзывает мимо меня, плюхается на лавочку чуть поодаль, рядом с каким-то незнакомым парнишкой – видимо, секундантом кого-то из приезжих спортсменов, не теряя выражения задорного энтузиазма, приобнимает его, берёт за руку и ведёт прочь из зала. Бедный парнишка – счастье же ему привалило! Хотя, зря я за него переживаю – судя по тому, что сбежать или сопротивляться он не пытается, его, кажется, всё устраивает. Через пару минут после того, как новоявленная парочка скрывается из виду, получаю сообщение от Дины: “Облом, значит соревнования я не посмотрю! Встретимся вечером! Или завтра!”. Или завтра? Уж не парнишка ли тому причиной? Искоса гляжу на Линдеманна: на нём лица нет! Он вроде обо мне и думать забыл! Уж не Динкино ли представление тому виной?

***

Маруся заняла второе место, проиграв в финале два очка ещё одной гостье. Да она и не расстроилась даже. Ещё расстроится – когда придёт в себя, отоспится, приведёт мысли в порядок. А сейчас ей не до того – можно идти домой и отдыхать, это единственное, что на данный момент имеет значение. Пока кто-то из ребят взялся подкинуть её до дома, направляюсь обратно – мой день ещё не закончен, впереди бои Олега. Как показал опыт последующих трёх часов, “бои” – это громко сказано. Олег, выступающий в самой популярной категории “до восьмидесяти пяти килограммов”, вылетел уже в четвертьфинале, тоже по очкам, и я была рада, что хотя бы без травм. Остальные ребята ещё выступали, когда я надумала отправиться домой. В очередной раз обведя зал взглядом и не обнаружив Линдеманна, покидаю помещение.

Домой решено идти пешком. Ветер поутих, оттепель растопила последние остатки наледи, смешав её с грязью, дышится легко и глубоко, да и настроение супер. Сегодня я посмотрела ему в глаза, сегодня я стала смелее, пусть знает, что больше я его не боюсь. Убийца моей подруги, слышишь? Я не боюсь тебя больше. Улыбаюсь собственным мыслям – я довольна собой. Знакомая машина поджидает меня на полпути к дому – и почему это я не удивлена? Чувство собственной непобедимости настолько сильно, что я не мешкая сажусь внутрь и улыбаюсь водителю.

– Ты что, ждал меня?

– Конечно, Юля, твои маршруты очень предсказуемы.

Несколько секунд сидим молча. Я жду, что он меня поцелует, ведь он всегда так делает, когда мы наедине. Но только не сегодня.

– Юля?

– Да?

– Ты ждёшь, наверное, чтобы я тебя поцеловал?

Снова читает мысли – мне нравится это. Чувствую, как мои щёки заливает краска.

– А я не буду этого делать, – огорошивает он. – Сегодня я жду этого от тебя. Если хочешь, конечно.

Прикрываю глаза. Хочу ли я? Поцеловать его? Сама? Кажется, да. Да у меня сегодня начисто тормоза сорвало! Неловко перелезаю через коробку передач, так, чтобы его правое колено оказалось меж моих бёдер. Неудобно, тесновато – главное, не втемяшиться задницей в гудок, а то будет, как в пошлых фильмах. Приподнимаюсь, опираясь руками о его тонкие, но крепкие плечи, приближаю свои губы к его губам, снова закрываю глаза – так получается автоматически. Губы его мягкие и сухие. Провожу по ним языком, заставляя разомкнуться, проникаю внутрь, встретившись с его языком, оказываюсь под волной приятных воспоминаний – я помню, на что этот язык способен. Воспоминания эти вкупе с происходящим в данный момент действуют возбуждающе, становится тепло, хочется ласки, сама не замечаю, как издаю протяжный выдох и, приподнявшись на коленях, притягиваю его голову к своей груди. Вдруг мы куда-то падаем – конечно, это сидение откидывается назад, насколько того позволяют его технические характеристики. Освободив от куртки, Лоренц подминает меня под себя, сегодня он необыкновенно горяч, или это мне так кажется? Ласкает мою грудь сквозь водолазку, что ничуть не уменьшает приятных ощущений; мы целуемся долго, глубоко, обоюдно. Чувствую, как его ладонь проникает под резинку моих штанов – беру её в свою и осторожно отстраняю. Чуть пячусь назад, чтобы присесть и опереться спиной о дверцу.

– Что, не хочешь? А мне показалось, – в его лице и голосе читаю недоумение и разочарование. Так становится жаль его, так хочется утешить.

– Хочу. Очень хочу. Просто я весь день в зале провела. Не на татами, конечно, но всё равно. Я несвежая.

Он с видимым облегчением улыбается:

– Понятно. Тогда давай сама.

– Что… сама?

– Поласкай себя. Ты же хочешь?

– Но… как?

– Как ты обычно это делаешь? Положи ручку в трусики и делай, как привыкла. А мне позволь лишь наблюдать твоё лицо – это самое приятное.

И снова пошлые слова действуют разогревающе. Он не спускает с меня глаз и не думаю, что спустит. Да я и не хочу прекращать. Он смотрит в меня, как в телек, и я чувствую себя не в праве прерывать трансляцию. Медленно запускаю руку в штаны, провожу пальцем по горячей поверхности трусиков, затем отодвигаю и их. Как неудобно под его взглядом.

– Я помогу, – он вновь приходит на помощь в самый нужный момент.

Доктор Лоренц лёгкими, едва ощутимыми поцелуями покрывает мою шею, ключицу, плечо, отодвигая ворот водолазки и склонившись надо мной чуть сбоку, чтобы не мешать моей правой руке делать своё правое дело. Его касания и вправду помогают – начинаю активнее теребить клитор, уже не сильно заботясь о том, как это, должно быть, выглядит со стороны. Возбуждение накатывает волнами, вновь прикрываю глаза, сжимая губы в плотную нить, чтобы не выпускать рвущихся наружу горячих стонов. Он умело размыкает мои губы своим сильным языком, и я простанываю прямо в него. Ненадолго вынимаю пальцы из трусиков, чтобы растянуть удовольствие и отодвинуть надвигающийся оргазм, внезапно обнаруживаю между ног его колено; чуть надавливая, он заставляет мои ноги в спортивных штанах шире раздвинуться; сама не понимая, как так получается, начинаю тереться промежностью о его колено, и несколько слоёв ткани не мешают моему возбуждению; я трусь всё быстрее, дышу всё чаще, а его улыбка становится всё шире. Не вижу его лица, когда кончаю, так как глаза рефлекторно закрываются. Слышу лишь свои вскрики, и ничто не ограничивает моих ощущений в тот момент.

Открываю глаза, усаживаюсь поудобнее. Конечно, он улыбается.

– Ты прелесть. А мне поможешь? – с этими словами он берёт мою ладонь и кладёт на свою ширинку. Я ещё никогда не трогала мужского органа, даже через ткань джинсов – пытаюсь отстраниться. – Не переживай, я по спортзалам весь день не бегал, у меня всё свежо.

Не верю своим ушам, он так легко обо всём говорит, не выпуская моей ладони из своей, сильнее сжимая её, а вместе с ней и то, что ею удерживается. И глазом не успеваю моргнуть, как он расстёгивает молнию, опускает резинку боксеров и извлекает свой орган наружу. Не то чтобы я испугалась или чтобы мне стало противно – всё же я уже большая девочка, могу голосовать, покупать алкоголь – но неопытна, и потому слегка мешкаюсь. Лоренц, кажется, намеренно не замечает моей растерянности – в то, что он её ПРОСТО ТАК не замечает, я никогда не поверю. Он успокаивающе гладит меня по коленке и, дождавшись, когда я немного расслаблюсь, вновь кладёт мою ладонь в свою и медленно, осторожно сжимает её вокруг члена. Его плоть горяча, я приблизительно чего-то такого и ожидала, кажется, будто она слегка пульсирует, или это только кажется, кожа его гладкая и сухая. Лоренц, не отпуская моей ладошки, начинает плавно двигать по стволу: вверх-вниз, вверх-вниз, и от этих движений – я чувствую это – плоть его увеличивается в размерах. Чтобы было удобнее, я чуть разворачиваюсь на сидении и меняю своё положение так, чтобы оказаться не нaпротив Лоренца, а сбоку. Он, знакомым уже движением, свободной рукой притягивает меня к себе и прижимает к груди. Так, найдя опору для уставшего туловища, чувствую себя более удобно и раскованно – кажется, он понимает это, как всегда, он ловит мои малейшие импульсы быстрее, чем я успеваю их отправлять. Он обхватывает меня второй рукой, заключая в плотные объятия, а моя рука продолжает уже самостоятельную работу. Стараюсь не двигать ею резко – а вдруг ему будет больно? Но пока признаков недовольства он не проявляет. В определённый момент вхожу во вкус, поймав идеальный темп и плотность обхвата, и слышу, как в его груди, к которой прижимаюсь головой, учащается биение сердца, а следом – и дыхание. Он притягивает меня к себе ещё плотнее, а я решаюсь ускорить темп, и вскоре мой кулак обильно орошается горячей белесой жидкостью. Зачарованно смотрю на собственную руку и обмякший в ней член, забыв при этом ослабить хватку. Нормализовав дыхание, он сам аккуратно разжимает мой кулачок, затем вытирает его салфеткой и долго-долго целует, и лишь потом приводит в порядок себя. От такой нежности у меня круги плывут перед глазами, хочется обняться и уснуть, но нельзя – домой надо.

Он хотел меня подвезти, но я отказалась: небывалое приключение на полпути к дому – ещё не повод лишать себя запланированной вечерней прогулки. А день сегодня и вправду был великолепный!

***

Ну конечно, кто бы сомневался! На часах почти одиннадцать, и я, успешно добравшись до дома, поужинав с родителями, приняв ванну и забравшись под одеяло, наконец, выхожу в интернет. А вот Линдеманн настрачивает сообщения нашей супер-Дине начиная с обеда! Всего около десятка, даже смешно смотреть!

Тилль: Привет, кажется видел тебя сегодня в городе.

Ты здесь?

Ещё гуляешь?

Не знал, что интересуешься единоборствами!

А говорила, что у тебя нет парня!

Почему не отвечаешь?

Дина?

А в жизни ты ещё красивее, чем на фото!

Ау?

Последнее сообщение заставляет прыснуть со смеху. Великовозрастный болван ведёт себя, как малолетний идиот в пубертационном кризисе. Но хороших новостей целое море: на Динку он явно запал, спонтанное шоу с парнишей не прошло даром – он очевидно приревновал, и о том, что мы с Диной можем быть связаны, кажется, не догадался. Ну что же, утешим бедолагу на сон грядущий, а то ещё сердечный приступ схватит!

Дина: Привет, извини, я только что вернулась… А где, ты говоришь, меня видел?

Тилль: Так долго гуляешь? На соревнованиях по рукопашному бою. Или это была не ты? (и минуты не прошло – так и вижу, как он с самого обеда пялится в окошко чата, не отрываясь, чтобы не пропустить возможного сообщения)

Дина: По рукопашному? Нет, не я. Сегодня мой знакомый приезжал, но он на соревнования по каратэ… (отводим лишние подозрения)

Тилль: По каратэ? А, ну да… А что за знакомый? Твой парень?

Дина: Нет, бывший одноклассник просто! Он уехал уже, мы весь вечер вместе гуляли (ревнуй, урод)

Кстати, а ты сам что на тех соревнованиях делал? Это же не твой вид спорта? (переходим в наступление, кося под дурочку)

Тилль: (после длинной паузы, ну-ну) Да так, знакомая девчёнка там была, пришёл на неё посмотреть, старая знакомая, ничего особенного.

Вот так вот! Значит он действительно меня преследует?

Дина: Что за девчонка? Твоя бывшая девушка? Или не бывшая?

Ну давай, сочиняй историю, а мы похлопаем в ладоши.

Тилль: Фу, да ты что, какая девушка! Там такая крокодилица, стерва, да ещё и лесбиянка. Ну у меня же много знакомых, ты знаешь…

Нужно выдержать паузу, чтобы немного остыть и не написать лишнего. Но не слишком долгую, чтобы не вызвать подозрений.

Дина: Ну понятно тогда. Ладно, я спать пойду, устала очень.

Тилль: Хорошо. Погоди! Забыл тебя спросить – ты ещё не передумала встретиться? Может, на выходных?

Дина: Ээ, если честно, не думала пока, хотя, почему бы и нет?

Тилль: Отлично! Спишемся в пятницу!

Дина: Ок, пока.

Пока, блин. Внутри всё кипит. Значит, наша встреча тогда в парке, как и сегодня на соревнованиях – это не совпадение. Готовься, супер-Дина. Скоро твой выход.

========== Под ковром ==========

Звоню в дверь, знаю, что после соревнований ребята отходят около недели, и мне неудобно тревожить Олега, но время не ждёт, и мы уже всё решили.

– Юлька? Привет! Какими судьбами?

В растянутых трениках и белой майке он выходит ко мне, на лестничную площадку, прикрывая за собой дверь.

– Извини, у меня родственников полный дом, понаехали! – ему явно неудобно сейчас говорить, и он безуспешно старается этого не показывать. – Ты по делу?

– Привет, Олег, ну как бы да. Помнишь, что ты сказал однажды по поводу того, что если я найду убийцу…

– Помню. А что – нашла?

– Да он и не прятался, но теперь у нас есть возможность к нему подобраться. Ты как?

Чуть помявшись, дружище отвечает:

– Я в теме. Только, чур, чтобы наверняка.

Кратко посвящаю его в детали нашего плана. Закончив с изложением, выжидательно смотрю в его глаза.

– Ну?

– Так-то понятно всё, но скажи, какого результата ты ожидаешь?

Знаю, что он имеет в виду. Думает, что я уже совсем с катушек слетела и готова подтолкнуть друзей на мокруху. Спешу обнадёжить:

– Да не беспокойся ты. Цель максимум – прижать его так, чтобы не отвертелся, и добиться признания. Нужно, чтобы он сам наговорил о том, как убил Аньку, да и тех двух девчёнок тоже. Надо будет сделать так, чтобы у него не оставалось выбора. Внутренне я знаю, что он трус, и наверняка сломается. Выбьем из него признания, запишем на камеру, и отволочём в полицию. Ну что?

– Хм, вроде всё понятно. А если не сознается?

– Надо сделать так, чтобы сознался. К тому моменту, как вы с ребятами появитесь в игре, он будет уже разогрет. Рискованно, конечно, но ничего лучшего мы пока не придумали…

Зачем врать? Уверенности никакой, но пускать всё на самотёк и позволить зверю дальше гулять по городу безнаказанно я не могу.

– Понял. Соберу ребят и буду ждать звонка.

***

Погода беснуется, кажется, сегодня она с нами на одной волне. Резкие ледяные порывы выхватывают из воздуха стаи мокрых снежинок, упорядочивают их в единый поток и умело задувают мне за шиворот. Ёжусь, мокну, зябну, продолжаю наблюдать. Вот уже час Динка и Линдеманн сидят в одной из просторных уютных кофеен центрального проспекта города. Они встретились в пять у университета, немного прогулялись пешком, и уже не знаю, кто кого, но кто-то из них, очевидно, склонил кого-то продолжить общение в тёплом заведении; что и говорить – сегодня не самый приветливый денёк для прогулок на свежем воздухе. Моя куртка уже давно промокла, мех на капюшоне скатался в заострённые пучки, хорошо, что обувь ещё держится, и ноги пока в тепле. Не знаю, как нам удалось проследовать за парочкой от места их встречи до самого проспекта незамеченными. Пока эти двое занимались обоюдным забалтыванием – а они это умеют, они это могут! – мы с ребятами крались следом, отставая от преследуемых на пару поворотов, щемясь по закоулкам, прижимаясь к обледеневшим стенам домов. И вот сейчас они сидят за самым близким к панорамному окну столиком и мило смеются, поедая тортик, запевая кофеёчком. Если бы чудо-Дина не являлась порождением моей собственной фантазии, моим личным спецпроектом, эманированным в жизнь этой талантливой рыжей актрисой, я бы Динку возненавидела – настолько искренне она хохочет, настолько заинтересованной в собеседнике она выглядит, настолько раскрепощённой она себя чувствует. Вижу: она поднимается и выходит из зала – видимо, в туалет.