Текст книги "Охотники на вампиров (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Мы будем здесь, – глухо отозвался господин Риддл. – Заберите с собой лилию.

Та молча поднялась, поставила цветок в вазу, схватила её и направилась в спальную комнату.

***

Она не могла сомкнуть глаз, лёжа на кровати, прислушиваясь к тишине и разглядывая тёмный образ лилии с тремя цветками. Прошло не менее часа или двух, а Гермиона боялась опустить уставшие веки и как только замечала, что они закрываются, резко щипала себя за руку, пробуждаясь от дрёмы.

Несмотря на то, что в доме были двое охотников, ей было страшно, что сюда может явиться вампир и утащить её в лес, как недавно это произошло с Лавандой и Луной. Перебирая в руке деревянный крестик и время от времени нашёптывая молитву, она не заметила, как снова погрузилась в дрёму, различая в сонном воображении очертания сладко пахнущего цветка.

Открыть глаза её заставило острожное прикосновение к волосам – чужие пальцы вонзились в густую копну и некоторое время аккуратно разглаживали её, пока та не очнулась и додумалась не смотреть на тёмный нависший над ней силуэт.

Её крик разорвал звенящую тишину в ночи.

В то же мгновение, громко стукнув дверью, в комнату ворвались две фигуры, и одна из них помчалась к окну, а другая – к ней.

– Вы в порядке? – резко отрезвил её твёрдый голос господина Риддла.

– Я за ним, – тем временем крикнул господин Долохов, перебираясь через окно, и исчез.

– Это был он! Это он! – испуганно закричала Гермиона, подрываясь с постели и забиваясь к изголовью кровати.

Господин Риддл присел на кровать, вцепился ей в плечи и притянул к себе. Гермиона податливо придвинулась и была готова снова закричать, как тот сильнее обхватил её и, будто маленькую девочку, принялся успокаивать, издавая шипящие ласковые звуки.

– Не бойтесь, вы же видите, что мы поспели вовремя, а господин Долохов уже отправился за ним в погоню. Я с вами, милая, только не плачьте.

Гермиону душила неистовая дрожь, но в крепких руках господина Риддла было немного спокойнее. Она прижалась к нему ближе, попутно натягивая на себя одеяло, и дрожащим голосом зашептала:

– Храни вас и господина Долохова Господь – мне было бы не выжить этой ночью одной…

Ладонь господина Риддла медленно легла ей на грудь, а пальцы слегла сжали ключицы.

– Тише-тише, ну не стучите так громко. Вампирам нравятся страх и звуки бешено бьющегося сердца. Не привлекайте их собой.

Гермиона притянула свою руку к шее, ощутив, что сердце снова словно упёрлось в глотку и застряло там, сильными ударами разрывая артерии.

– Не бойтесь – вы же со мной. Вы в безопасности…

Ласковый успокаивающий голос наконец пробудил сознание Гермионы, и та медленно стала расслабляться, прикрывая веки и будто растекаясь в утешающих объятиях. Обтянутая перчаткой ладонь с груди поднялась к волосам, и та невольно опустилась спиной вниз, полностью погружаясь в мужские объятия.

– Не оставляйте меня, прошу вас, – одними губами шепнула та, приоткрыв ресницы.

Тот ничего не ответил, но притянулся к её лицу ближе, и Гермионе пришлось приоткрыть глаза шире, заметив, как очаровательно заблестели тёмные глаза, при виде которых именно сейчас у неё вдруг сбилось дыхание, а сердце снова забилось раненой птицей в клетке.

– Вы можете мне доверять, – наконец прозвучал бархатный голос, глубокими вибрациями проникая в голову Гермионы.

– Почему вы никогда не снимаете маску, господин Риддл? – шепнула та, внимательно изучая видимую часть лица.

– Не хочу, чтобы люди меня узнавали. Моё лицо в моём деле – настоящее проклятье.

– Что вы имеете в виду? – заинтересованно переспросила та, сдвинув брови и испытывая глубочайшее любопытство.

Тот молчал, и Гермионе подумалось, что он раздумывает: стоит ли ей говорить?

– Я доверилась вам, господин Риддл. Доверьтесь и вы мне, – добавила она, затаив дыхание.

Некоторое время он продолжал молча смотреть на неё, затем притянул ладонь к лицу и медленно сорвал с себя маску, обнажив её взору своё лицо.

Гермиона в ту же секунду до боли в пальцах сжала на груди господина Риддла мантию, приоткрыв то ли от изумления, то ли от умопомрачения губы, и испустила судорожный вздох. Кровь прилила к лицу, застучав так громко, что ничего не осталось, кроме бесконечно разрывающего барабанные перепонки шума. Пальцы господина Риддла в то же мгновение оказались на сонной артерии, пульсирующей неукротимыми ударами, а в голове пробежала единственная безропотная смиренная мысль.

Она пропала.

========== Глава 4. Ловушка ==========

Гермиона кое-как уснула под пристальным взором господина Риддла, который сполна заверил её, что этой ночью она может спать спокойно.

Её мучали кошмары – она так часто просыпалась и вытирала мокрый лоб, ворочаясь под одеялом, что совсем была не уверена, что всю эту ночь – ужасно длинную ночь, – она спала. Ей снились пугающие силуэты, которые то нависали над её кроватью, то разгуливали по комнате, то что-то тихо нашёптывали, гортанными голосами проникая в разум так сильно, что их сладкую бархатную интонацию по пробуждению не могла выбросить из головы. Было слишком тяжело дышать – казалось, несмотря на приоткрытое окно, воздух в комнате был плотным, душным, жарящим. Гермиона пыталась не засыпать, но нехватка воздуха быстро усыпляла её, и она снова падала во сны, в которых мелькали загадочные тени, склоняющиеся над ней и нашёптывающие что-то на ухо.

Один раз ей даже приснился вампир, которого до необузданного ужаса она боялась – он всего лишь стоял у приоткрытого окна и завораживающим серебристым взором смотрел на неё, не давая отвести от него взгляда, и хоть это было странным, но Гермионе казалось, что невидимая рука проникла к ней под одеяло и схватила за лодыжку. Она готовилась закричать, но, как в самом страшном сне, где парализовывает сновидца намертво, не могла ничего сделать. Вампир ухмылялся, медленно склонял голову набок, пристально следил за ней – его кудри спадали на лицо, глаза, оттеняли черты, – но ничего не предпринимал. Отчаянно пытаясь проснуться, Гермиона заставляла себя сдвинуться, хотя бы отвести глаза или моргнуть, но долгое время ничего не выходило – хищный взор пожирал её, пригвоздив к кровати, – и лишь спустя несколько мгновений, длящихся вечность, вампир отвёл взор куда-то в сторону.

Гермиона резко открыла глаза, поднялась с подушки и испуганно уставилась на господина Риддла, сидящего в углу комнаты на стуле, опустив голову и наблюдая за ней исподлобья. Его глаза блеснули в темноте, и Гермионе стало слишком страшно, чтобы рассказать о своих переживаниях.

Она тяжело дышала, в очередной раз вытирала пот со лба и точно решила не засыпать, но вдруг господин Риддл чуть повернул голову в её сторону и тихо произнёс:

– Вы всегда так чутко спите и мучаетесь с кошмарами?

Больно сглотнув, Гермиона прикрыла от изнеможения глаза, собралась с мыслями и подавленно с придыханием отозвалась:

– Нет. Вы… вы должны понимать, что мне очень страшно.

– Всё, чего вы боитесь, отражается во снах. Думайте об этом меньше.

– За вами не гонится вампир, – с истеричным смешком выдала Гермиона, прижав вспотевшую ладонь ко лбу.

– Я просто не позволяю им сводить меня с ума, – легко изрёк господин Риддл, облокотившись локтями о спинку стула, на котором сидел. – Видите ли, жизнь так устроена, что либо вы будете гнаться за страхом, либо страхи будут гнаться за вами. Я предпочитаю первое, а вы?

Гермиона молчала, страшась поднять глаза на собеседника, который чуть опустил голову, чтобы наконец поймать её взгляд.

– И я, – выдохнула она, нарочно во второй раз вытирая горячее лицо.

– Тогда посмотрите на меня и повторите это, – вкрадчиво отозвался господин Риддл и издал тихий смешок.

Гермиона тяжело вздохнула, схватилась в одеяло и натянула на себя до подбородка, затем поправила все края, подоткнув под себя, и, за это время более-менее собравшись с мыслями, невозмутимо произнесла:

– К сожалению, я не могу контролировать свои сны, господин Риддл. А вы?

Тот тихонько хмыкнул, очевидно, оценив, как ловко она перевернула диалог, и спокойно отозвался:

– А мне не снятся сны.

Гермиона резко перевела на него взгляд, забыв, как боится посмотреть на господина Риддла, но с облечением и в то же время с тенью разочарования заметила, что на его лице была натянута до глаз маска, и только темнота взора сверкала в едва различимых в сумраке глазах. Странное ощущение стало подкрадываться к горлу, чтобы схватить и больно сжать, но Гермиона с лёгкостью отвела взор и зачем-то выпалила то, что даже не ожидала сама от себя услышать:

– Вы можете не прятаться больше от меня.

– В самом деле? – раздался из угла голос, наполненный удивлением.

– Я же видела вас, – в своё оправдание произнесла та, ощущая, как щёки начинают пылать сильнее.

В тот момент, когда господин Риддл впервые снял со своего лица маску, Гермиона подумала, что умерла и возвысилась в небеса, глядя на божественно прекрасное лицо молодого мужчины. Его черты были довольно острыми, но настолько правильными и выразительными, что захватывало дух. Он был похож на ангела, спустившегося на эту грешную землю, и тогда Гермионе подумалось, что он буквально призван быть охотником на вампиров и другую нечисть. В воображении предстали картины, которые она видела на страницах книг – там были вырисованы умелыми руками прекрасные лица древних божеств, сверкающие своей красотой, оттеняя некоторой опасностью, а мысль, что они сильнее обычных людей и могут обрушить на них гнев, устрашала. Это всё заставляло одновременно восхищаться и бояться.

При виде господина Риддла было точно такое же впечатление: она воочию узрела его лик и буквально сразу же подумала, что он невероятно красив, но умопомрачительные черты вселяли в неё и тень страха, что в одно мгновение сдавил ей грудь и заставил как испуганную лань замереть и не дышать. Удары сердца разрывали глотку, а он всего лишь сдавил ей сонную артерию и затаил дыхание. Его зрачки неестественно расширились, а белизна зубов проступила через тонкие губы, но прошла секунда-другая, и он стал отрешённым: отклонился назад, расслабил хватку и спустя несколько мгновений переменил тему.

Гермиона не помнила, как неотрывно разглядывала его с блуждающей улыбкой на губах, отдалённо понимая, что господин Риддл полностью игнорирует её пристальный взор; не помнила, как он уложил её в кровать и подоткнул одеяло; как посоветовал быстрее уснуть, ибо ночь коротка, а каждый прожитый день, в котором за ней принялся гнаться вампир, тяжёлый; не помнила, как она закрыла глаза и провалилась в сон, чутко ощущая обступившие тёмные тени, несущие что-то зловещее, но в то же время разжигающие любопытство.

И вот, она проснулась после кошмарного видения, чувствуя себя спокойно в обществе с господином Риддлом, полностью уверившись, что он наверняка защитит её сон. Ночь подходила к концу, загорался новый день, не принёсший ни луча солнечного света – за окном светлело мрачное небо, предвещая дождь.

Господин Долохов вернулся под утро и, согреваясь горячей настойкой из шиповника, поведал о том, что ему не удалось загнать в угол эту тварь. Гермиона в полном изумлении вслушивалась в рассказ о том, как господину Долохову пришлось всю ночь гоняться за вампиром по лесам, а после искать его следы, чтобы выяснить, где находится дьявольское логово, но, как оказалось, вампир был очень умён и хитёр: он увёл свои следы к реке, а прежде оставил их по всему лесу так много, что тот чуть не заблудился и нашёл дорогу обратно только к наступлению рассвета.

В комнате повисло разочарование Гермионы, и господин Долохов подарил ей ободряющую улыбку.

– Не переживай ты так, милая. Мы обязательно поймаем этого ублюдка и найдём способ убить его.

Он подмигнул ей и хлебанул настойку, а Гермиона залилась слабым румянцем, не сумев подавить улыбку – господа ей нравились: они были спокойными и дружелюбными, в меру разговорчивыми, и та почему-то чувствовала себя с ними очень легко.

– Может быть, стоит всё-таки поговорить с Его Преосвященством епископом? – снова озадачилась она, когда разливала вторую порцию настойки в их кружки.

– Вы же понимаете, мисс, – глубоким голосом начал господин Риддл, подняв на неё глаза, – что епископ сейчас не в себе. Если он узнает какую-то информацию, которую из него может вытянуть вампир, вряд ли это сыграет нам на руку. Вампир охотится на вас, желая уничтожить, ибо вы ему, скорее всего, мешаете, а Его Преосвященство епископ ему полезен, потому, пока вы живы, полагаю, тому ничего не грозит. Я уже разговаривал с господином Долоховым на этот счёт, и мы оба пришли к выводу, что цель вампира – епископ, но прежде ему, кажется, мешаете вы.

– Откуда ему знать обо мне? – нахмурилась Гермиона, опустив руки. – Он видел меня только на площади…

– Он видел вас всё время с Его Преосвященством, потому заинтересован. Мне не хочется так выражаться, но в данном случае вы исполняете роль наживы. Пока мы знаем, что вампир вами заинтересован, не отойдём ни на шаг, обеспечивая безопасность вам и заодно выполняя своё дело.

– Шах и мат, – легко добавил господин Долохов, допив настойку и откинувшись на спинку стула.

– Я понимаю вас, господин Риддл, – кивнула Гермиона, коря себя за узкомыслие: в самом деле, не просто так они ошиваются возле неё – прежде всего, они хотят поймать вампира. – У меня всё равно нет выхода, кроме как слушаться вас, ибо моя жизнь висит на волоске.

– Нет, душа моя, выход есть всегда, – протянул господин Долохов, подняв на неё исподлобья взор, встретившись с которым Гермиона почувствовала себя очень странно и невольно отшатнулась.

– Просто вы выбрали то, что вам оказалось ближе и желаннее, – добавил господин Риддл, ровно так же, как и господин Долохов, посмотрев на неё.

Повисла тишина, в которой Гермиона не знала, что ответить, однако оба тут же приняли невозмутимый вид, поднялись из-за стола и, поблагодарив за всё, направились к выходу, предупредив, что будут следить за ней в целях её же безопасности, и ещё раз напомнили, что епископ не должен об этом знать.

***

Выполнив всю работу в церкви, Гермиона уставшая поплелась домой, выходя к дороге, которая вела её в сторону леса, где как раз и стоял её дом. За весь день она ни разу не столкнулась с охотниками, но и епископ Снейп, на удивление, весь день сторонился её, словно она относилась к сорту тех редких прихожан, которые пренебрегали молитвами. К концу дня Гермионе пришла мысль, что епископ нарочно избегает её, и это усилило веру в то, что он был околдован вампиром, о чём как раз и рассказывали ей господин Долохов и господин Риддл накануне. Решив не вмешиваться в это и полностью послушаться их, она не стала предпринимать попыток разговорить духовника, потому молча удалилась домой, внимательно глядя себе то под ноги на размытую дождём дорогу, то по сторонам, пытаясь уличить признаки хоть какой-то души рядом.

Она выбрала самый короткий маршрут, несмотря на то что там дорога была полностью разбита, – так сильно ей хотелось попасть домой. Никто ей не попался на глаза, да и давно никто не ходил по этому пути, но стоило ей подойти ближе к дому и обернуться в сторону леса, как взор зацепил что-то странное.

Гермиона остановилась, щуря глаза, сильнее сжала юбку и осторожно продолжила свой путь, всматриваясь вдаль. Первая мысль была поскорее убежать к дому, закрыть наглухо окна и двери и забиться под одеяло, но как только ей удалось в сумраке разглядеть знакомый силуэт господина Риддла, то тут же выдохнула и почувствовала себя более спокойно – он определённо с кем-то разговаривал и, скорее всего, это был господин Долохов.

Преодолев ещё несколько шагов, Гермиона остановилась как вкопанная – его собеседником был не господин Долохов, потому что того она заметила на подступе своего дома с той стороны, где обычно возвращалась домой. Он смотрел вдаль, очевидно, поджидая её, и выглядел как самая настоящая статуя, которую оживлял лишь поднявшийся ветер, развеивая его тёмные кудри из-под шляпы.

Любопытство взяло верх, и Гермиона прошмыгнула мимо дома, обошла его и по едва видимой тропинке направилась к подступу леса, чтобы пройти вдоль, поближе к господину Риддлу, и понять, с кем он разговаривает, но стоило ей приблизиться ещё на несколько шагов, сердце пропустило глухой удар.

В тени деревьев, напротив господина Риддла, прислонившись к стволу, стоял вампир – Джонатан Эйвери, который не первую ночь заставлял её впадать в безудержную панику. Было совсем не похоже на то, что они конфликтовали, наоборот: вампир сунул руки в карман и что-то с ухмылкой говорил господину Риддлу, на что тот, стоя к ней спиной, был неподвижен и, кажется, внимал каждому услышанному слову.

Гермиона в ужасе подумала, что вампир сумел околдовать господина Риддла, раз он не предпринимает никаких действий, но не смогла решиться сдвинуться с места. Разум кричал, что срочно нужно отсюда убираться и звать на помощь господина Долохова, но ноги будто приросли к земле, а сердце уткнулось в глотку, бешено застучав от выброса адреналина. Стоило ей услышать глухие ритмичные стуки в ушах, как господин Риддл, будто тоже услышав их, мгновенно обернулся на неё, и тёмный неестественно блестящий взгляд пронзил её насквозь. Сейчас он очень сильно был похож на взор Эйвери, который мгновенно вытащил руки из кармана и скрестил их перед собой на груди, растянув губы в насмешливой улыбке. Если у него глаза сияли серебристым светом, то у господина Риддла они мерцали темнотой дождливых туч, буквально вмиг сгущаясь и превращаясь в зачарованный взгляд, способный метать молнии.

Она не хотела верить глазам, но они её не обманывали. В их лицах было что-то очень схожее: мраморный блеск, околдовывающий взгляд, мерцание глаз, и, Боже милостивый, насмешливые улыбки.

Первым ожил господин Риддл, полностью повернувшись к ней лицом, а после сделал шаг господин Эйвери, тряхнув густыми волнами соломенных волос, выходя из тени и подставляя их слабому лунному свету, выступившему на некоторое время из-за тяжёлых облаков. Он сузил глаза, опустив голову, как хищник, готовящийся напасть на свою жертву, посмотрел на неё исподлобья, поднял ладонь и поманил пальцами Гермиону, из-за чего насмешливая улыбка на лице господина Риддла стала капельку шире.

Визг оглушил лес, но тут же был прерван, превратившись в судорожное и отчаянное мычание. Гермиона не сразу поняла, что сзади кто-то подошёл, одной рукой схватил её за талию, резко прижимая к себе, а другой закрыл рот, заглушив её крик. Спустя миг она принялась вырываться, одеревеневшими пальцами вцепившись в ладонь на лице, но руки так крепко сдавили её, что на мгновение она подалась вперёд, выпустив из своего захвата ладонь, чем воспользовался мужчина и рукой перехватил её за плечи, прижимая предплечья к телу. Та забилась побитой птицей в клетке, экспрессивно извиваясь как гусеница в чужих руках, но стоило ей ощутить прикосновение губ на своей щеке и жар дыхания, как тут же замерла, услышав раскатистый голос господина Долохова, глубокими вибрациями проникающий в голову:

– Нужно быть осторожнее со своим любопытством, милая.

Она снова конвульсивно дёрнулась и потеряла почву под ногами, а после ощутила, как тот поволок её по небольшому склону в неизвестном направлении. Гермиона предпринимала отчаянные попытки вырваться, не слыша больше ничего, кроме стука крови, пульсирующей в висках, голове, ушах, но господин Долохов был слишком силён, чтобы хоть немного уцепиться за спасительную соломинку, вырваться и побежать, куда глаза глядят. Мысли, как муравьи, разбегались в разные стороны, а та не в силах была хоть как-то объективно оценить ситуацию, сложить какие-то факты и сделать выводы, кроме того, что, кажется, она попалась в ловушку – доброжелательные господа её жестоко обманули.

Господин Долохов уволок её в дом, и когда Гермиона в темноте комнаты смогла различить очертания своей кухни, перестала вырываться и, до конца обессилев, замерла, продолжая находиться спиной прижатой к мужчине. Тот, сообразив, что она выбилась из сил, немного ослабил хватку, как вдруг Гермиона чуть подалась вперёд и использовала последний шанс, мелькнувший лучиком спасения, – приоткрыла губы и, как змея, укусила господина Долохова за палец. Ему повезло, что она не смогла вонзить зубы в плоть, а лишь зацепила кожу, поэтому тот быстро вырвал из её зубов ладонь и с размаха приставил к ней локоть, больно сдавливая шею, отчего у той перехватило дыхание. Машинально Гермиона хотела ухватиться за душащую её руку, но не смогла вырвать себя из цепкого обхвата за предплечья, потому из последних сил предприняла ещё несколько попыток вырваться, истерично простонав, и на последний раз обмякла в крепких руках, ощущая, как по щекам потекли горячие слёзы.

Она засопела, тяжело дыша, не находя сил даже на крик, лишь глухо простонала, словно сдавшись, и уткнулась носом в рукав дорожной мантии господина Долохова.

– Ну же, милая, не плачь, – деланно сострадающим тоном обратился он к ней, слегка встряхнув, из-за чего та невольно переставила непослушные ступни поближе к мужчине, развернувшись к нему вполоборота.

Он вернул её в исходное положение, более бережно придавливая к себе, опустил голову к её плечу и с неподдельным интересом спросил:

– Почему пошла не по обычной дороге?

При звуке бархатного голоса, вводящего в какое-то туманное состояние, она вздрогнула, лениво подняла голову и, удивляясь, что способна ещё что-то думать и тем более отвечать, почти неслышно отозвалась:

– Дорога была размыта.

– А зачем пошла в лес?

– Мне… мне стало любопытно.

Правда срывалась с языка без её ведома, словно по щелчку кто-то невидимый вытаскивал её. Гермиона снова хотела предпринять попытку вырваться, ощутив, как господин Долохов ослабил хватку, но тело будто налилось свинцом, и стоило ей пошатнуться, чтобы отступить, как держащие руки медленно, как змеи, усилили захват, вызывая в ней странное чувство, оттеняющее чем-то приятным от нежности и бережливости хватки.

Всего лишь на мгновение она позволила себе поддаться незыблемым прикосновениям и утонуть в их тепле, но этого хватило, чтобы мелкая дрожь пробежалась по всему телу и ослабила её окончательно.

Господин Долохов притянулся к её щеке ближе и дал ощутить, как его губы расползаются в озорной улыбке, отчего Гермиона совсем перестала чувствовать пол под ногами, словно теряя жизненные силы, и голова откинулась назад, на плечо мужчины, рассыпав на нём густые каштановые волосы. Он тихо, почти неуловимо глубоко вдохнул их аромат, но от этого звука в разуме Гермионы что-то взорвалось, а на языке скопилась тягучая слюна, которую она тут же больно проглотила.

– Ты больше не будешь сопротивляться, – в ухо прошептал господин Долохов, и его голос снова затмил весь разум, заставляя эхом раздаваться снова и снова, будто вселяя в неё уверенность, что она действительно больше не шелохнётся.

Тело произвольно начало лихорадить, а хватка крепких рук полностью ослабла, ладони медленно опустились с её предплечий и легли на талию. Гермиона ощутила, как снова её осыпала волна дрожи, заставляя кровь неистово биться, разгоняясь в артериях и венах, распространяя неизвестный ей яд до кончиков пальцев, после чего они отяжелялись и становились совсем непослушными, но невероятно чувствительными. Она чувствовала, как кожаные перчатки, согретые её телом, бережно сжимали её, острее ощущала щекотание шёлковых волос на своём виске и со смесью безмолвного испуга и странно разливающегося по нервам тепла медленно сгорала от горячего дыхания, направленного ей в шею – господин Долохов опустил голову и осторожно прижался губами к тонкой коже, пульсирующей трепетанием сердца. От этого касания у Гермионы за один миг налились щёки румянцем, ладони без разбора нащупали мантию и до боли в костяшках сжали её, а голова совсем упала на плечо, глаза закатились, и весь мир словно перевернулся, унося её мысли в какой-то необычный мир грёз, где всё было в оттенках ночи, задавливающей её, душащей и кружащей голову. Воздух был слишком мягким, горячим, заставлял плавиться и задыхаться…

– Антонин.

Голос раздался в мире грёз, как раскат грома, и это выдернуло Гермиону из умопомрачения – пальцы ожили и выпустили мантию, окружающие звуки вернулись и стали восприниматься разумом, а осознание, что она находится в объятиях господина Долохова, вызвало в ней пылающий стыд, тень гнева и ошеломления. Она резко отшатнулась, покачнулась над полом, и её тут же удержали чужие ладони, чтобы она не упала.

– Что вы… что вы себе позволяете?.. – тоненьким дрожащим голосом выразила свою мысль Гермиона, во все глаза уставившись сначала на господина Долохова, затем на появившегося господина Риддла.

И в следующую секунду она поняла, как глупо прозвучал её вопрос.

Она легко сбросила держащие её ладони господина Долохова и дрожа попятилась назад, глядя на мужчин как загнанная лань, дикими глазами наблюдая за каждым их движением.

Господин Долохов принял невозмутимый вид, повернулся к господину Риддлу и выразительно посмотрел на него, словно ожидая какого-то решения.

Тем временем Гермиона забилась в угол и принялась бегло оглядываться по сторонам, замечая закрытое окно, до которого было слишком далеко, и открытую дверь, ведущую в спальню, которая была буквально в паре шагов от неё. Приняв в один миг решение, она рванула внутрь, пытаясь закрыть за собой дверь, но господин Долохов ринулся за ней и подставил сапог в проход, не давая совершить задуманный план. С немыслимой силой он отдёрнул дверь назад так, что Гермиона выпустила ручку и, испуганно взвизгнув, бросилась к открытому окну. Она не сразу заметила, что возле рамы стоял другой мужчина, который в то же мгновение вышел из тени тёмной комнаты, перегораживая путь к бегству, из-за чего Гермиона не успела затормозить и уткнулась прямо в грудь незнакомцу, который мгновенно обхватил её за талию и навис пугающим призраком. Резко задрав голову наверх, с расширившимися от ужаса глазами она признала в нём господина Эйвери. Он хищной поступью сделал шаг вперёд, поравнявшись с ней и придавливая к себе, тряхнул кудрями и будто броском кобры прильнул к её губам, грудью оттесняя вглубь комнаты.

Гермионе показалось, что внутри вспыхнул настоящий вулкан, в один миг взорвавшись и выпустив огромный столб дыма, устремившийся ввысь. До одури стало невозможно душно, и она уже не совсем понимала, от чего её так трясёт: от невыносимого страха, затмевающего весь разум, или от жарящего тепла, ядом проникающего в сердце, заставляя его невероятно быстро биться. Уже испытанное ранее ощущение, похожее на то, как будто в организм вливают яд и отравляют им кровь, разгоняющуюся по всем артериям и капиллярам до кончиков пальцев, поглотило её, превратив в оцепеневшую и до жути чувствительную ко всему – даже к сгустившемуся плотному воздуху, который заставил задыхаться, приоткрыть губы и издать в чужие гортанный всхлип.

Она упёрлась в кровать, прохладные ладони легко оттолкнули её назад, разрывая прикосновения губ. Та мешком повалилась вниз и, ощутив способность снова управлять собой, закинула ноги на кровать и с бешеной скоростью забилась в угол постели, прижимая к себе колени и больно сжимая свои плечи. В голове стоял невозможный гул, в котором ничего, кроме неистового страха и оглушительных ударов сердца, нельзя было различить. Её колотило так сильно, что, казалось, прямо сейчас же стошнит, но ощущение было обманчивым – она ждала, когда от ужаса потеряет сознание, но всё оставалось на своих местах: возвышающийся над кроватью силуэт вампира, поодаль силуэт господина Долохова и единственный, кто в этой комнате был в движении, господин Риддл, который, на ходу снимая шляпу и обнажая тёмные густые волосы, прошёл к первому и, почти не касаясь его плеча, жестом указал отойти от кровати. Вампир сделал шаг назад, пропуская господина Риддла к дрожащей и с ума сходящей от страха Гермионе, и тот опустился на постель, подогнув под себя ногу, приблизившись к девушке.

– Оставьте м-меня! – всхлипнула она, наблюдая, как ладонь, обтянутая в перчатку, осторожно тянется к ней, и стоило ей опуститься на плечо Гермионы, та издала сначала душераздирающий визг, а после наступила тишина, нарушаемая только постукиванием зубов от дрожи.

– Успокойтесь, мисс, – приторным голосом заговорил господин Риддл, сверкнув тёмными как ночь глазами. – Вам нет смысла бояться нас.

Та молчала, ощущая, как глубокие вибрации голоса проникают не то что в разум, а буквально в душу, в сердце, пронзая своей силой так стремительно, что Гермиона перестала стучать зубами и, затаив дыхание, повернулась лицом к говорившему. Встретившись с его глазами, она не смогла больше отвести взор и даже не заметила, как вторая его ладонь притянулась к лицу и медленно опустила маску, скрывающую настоящее очарование господина Риддла. Как в первый раз она испустила судорожный вздох при виде невозможно красивых очертаний и перестала сдавливать себя в объятиях, очень медленно, будто под гипнозом, опуская вспотевшие ладони вниз.

Рука господина Риддла, лежащая на её плече, осторожно поднялась выше, коснулась бледной щеки, отодвигая запутанные пряди волос с лица, и прикосновение кожаной перчатки показалось слишком жгучим, до безобразия тёплым, нежным и приятным.

– Не волнуйся, – тем же тоном продолжил он. – Иди ко мне.

Гермиона оживала так, словно сбрасывала с себя каменный панцирь, в котором находилась долгие годы в заточении, – медленно, тяжело, но послушно. Она потянулась за теплом ладони, уводящей её ближе к господину Риддлу, пока не оказалась возле него, совсем близко наблюдая за мерцающими глазами и сминая одеяло под собой. Пальцы аккуратно убрали оставшиеся пряди, после чего господин Риддл притянулся почти вплотную к её лицу и спокойно произнёс:

– Вы ни за что не скажете об этом никому.

Тон голоса убеждал, и та судорожно вздохнула и опустила взгляд на проявившуюся на тонких губах слабую улыбку, к которой захотелось тут же прикоснуться. Как под гипнозом, Гермиона медленно подалась вперёд и притронулась своими губами к чужим, после чего с них сорвался смешок, а ладонь господина Риддла проникла в копну каштановых волос, пальцами оставляя невидимые следы – настолько жарящие, словно её исполосовывали раскалённым мечом. Прохладные губы отзывчиво ответили на касание, так легко и воздушно поцеловав её пересохшие, а после на мгновение мягко сжали верхнюю и выпустили. Господин Риддл немного отпрянул, дразняще притягивая за собой и улавливая на себе туманный взор Гермионы, и снова показал насмешливую улыбку.

– Не стучите сердцем, – прошептал он ей в губы. – Вы сводите с ума нас всех.

Гермиона больно сглотнула, вспомнив, как дышать, прислушиваясь к своим ударам. Разум потихоньку одолевали просветы, в которых она отдалённо понимала, что находится в неимоверно мощной опасности, но тело было настолько тяжёлым и неподатливым, что она оставалась неподвижной и во все глаза смотрела в тёмную зачаровывающую бездну вампира.