Текст книги "Раскрась сам (ЛП)"

Автор книги: vitoliel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

*

Стив стоял возле Баки на коленях, пока ноги не затекли и не заболели. Наконец, наслушавшись, как тот дышит, он потащился обратно в пункт управления.

Съемки из противохалковой комнаты с разных ракурсов демонстрировались на экране. Старк, Хилл и Беннер обсуждали увиденное, время от времени ставя на паузу или перематывая назад, чтобы уточнить детали. Тут же толпились охранники, доктора и психологи, споря, что делать дальше. Михаэл Борис, начальник охраны, взирал на экран и все растущую толпу сощуренными глазами.

Вся информация о Зимнем Солдате, которую Стив добыл у ГИДРы, была свалена в десять картонных коробок, расставленных вдоль стены. Некоторые из коробок были наполовину пусты: их содержимое расхватали переводчики, аналитики и ученые, целыми днями трудившиеся над расшифровкой информации. Документацию можно было в лучшем случае назвать хаотичной. Заметки полустертой машинописью; паучьи каракули итальянского техника, уточняющего правильный метод вывода Солдата из стазиса; отрывистые строчки иероглифов от китайского ученого из тех времен, когда русские одолжили Солдата коммунистическому Китаю, чтобы его снабдили боеприпасами с отравляющим газом.

Бесчисленные страницы на десяти разных языках, собранные из трех разных организаций, написанные несколькими сотнями сотрудников за семьдесят лет. Неделю назад, когда они узнали, что Баки не вернулся ни в одну точку сбора и по сути сбежал от ГИДРы, розыск локаций стал второстепенным, а на первый план вышла охота на служебные инструкции: ученые надеялись, что если выяснить, что сделали с Солдатом Департамент Х, Красная Комната и ГИДРа, то можно будет понять склад его мышления.

Работа шла медленно.

Хрупкая бумага грозила распасться прямо под пальцами, когда Стив переворачивал страницы. Некоторые записи были практически нечитаемыми: листы обуглились после пожара на складе в 1991, местами сморщились от воды, когда Сэм своими крыльями перебил водопроводную трубу на задании в Италии.

***

Файл # 62345b – 1

Руководитель операции: УДАЛЕНО

Место проведения: УДАЛЕНО, Россия

ДАТА: 6 июля, 1951

Выборка из пункта 2, параграфа 6 Эксплуатации Солдата.

…тем не менее, так как стало ясно, что мои рекомендации по этому поводу не приняты, я оставлю все, как есть, и направлю Объект: УДАЛЕНО к вам к концу месяца вместе с необходимым для технического обслуживания оборудованием. По меньшей мере, я советую держать Объект: УДАЛЕНО подальше от Нью-Йорка. СЛЕДУЮЩИЕ ДВА ПАРАГРАФА ПОВРЕЖДЕНЫ ВОДОЙ И НЕЧИТАЕМЫ.

Что касается непосредственно обслуживания и обучения, поверхностный разговорный термин «обнуление» является вводящим в заблуждение. Полное «обнуление» возможно, но я категорически не рекомендую его применение, так как данная процедура стирает весь опыт, здравый смысл и тактические умения, которые делают Объект: УДАЛЕНО таким ценным ресурсом для Департамента Х.

Протокол Чистого Листа может быть использован лишь в том случае, если Первичная Личность оказывает явное доминирование над Вторичной Личностью. Тот единственный раз, когда мы использовали протокол, нам пришлось восстанавливать Объект: УДАЛЕНО практически с нуля. Он лишился ситуационной осведомленности, тактических знаний и вообще какой-либо формы очевидного сознания и сопротивлялся кураторам лишь на голых животных инстинктах. Сохранилась только мышечная память.

Нам пришлось повторить обработку, используя времязатратные техники, такие как электрошоковая терапия, экспозиционная терапия, ментальная и физическая рекалибровка и сокращение эмоциональных реакций. Все эти процедуры, помимо того, что требуют много времени, крайне рискованны для кураторов.

Первичная Личность несколько раз проявляла себя, напоминая о том, что, даже если УДАЛЕНО подавлен в данный момент, он прячется в подсознании Солдата, ожидая подходящего момента, чтобы направлять Объект: УДАЛЕНО в своих желаниях.

Осуществляя на Солдате так называемое обнуление, пожалуйста, обратите внимание на зоны кратковременной и среднесрочной памяти, гипоталамус и зону, которая создает и стимулирует желания… (ЭТА СЕКЦИЯ НА ПРОТЯЖЕНИИ НЕСКОЛЬКИХ СТРАНИЦ УТОЧНЯЕТ ПРИМЕНЕНИЕ ТЕХНИКИ И ДЕМОНСТРИРУЕТ СХЕМЫ МОЗГА).

Точные дозы для каждой зоны рассчитаны таким образом, чтобы достичь желаемого эффекта. Например, таковым едва ли может считаться появление у Солдата привязчивости, доброжелательности или сострадания. С другой стороны, страх и желание услужить очень мотивируют. Таким же образом, если Солдат нуждается в обнулении, желательно сохранить мышечную память и воспоминания об операции, чтобы ошибки более не повторялись.

Что касается воспоминаний, все моменты, касающиеся обучения, должны быть сохранены в зоне долговременной памяти. Нежелательные инциденты следует незамедлительно стирать, не давая им закрепиться в этой зоне. Таким образом, тренировки и калибровка должны осуществляться на постоянной основе.

Это необходимо, чтобы удостовериться, что Солдат никогда не взбунтуется.

Заметка от руки, написанная неровным курсивом, гласила:

Доктор Брочезный идиот. См. Лукин, файл 5119-098 – Руководство Куратора. Обнуление все еще крайняя мера. Руководство показало хорошие результаты. Максимальное время вне хранения увеличилось до пяти месяцев.

Еще одна заметка, прикрепленная проволочной скрепкой, другим почерком:

Ухудшение качественных характеристик объекта под кодовым именем УДАЛЕНО побудило нас вернуться к протоколу доктора Брочезный. Пожалуйста, следуйте указанному протоколу, когда отношения Куратор-Солдат начинают давать сбой, особенно если Солдату требуется находиться вне криокамеры более четырех недель, так как это приводит к превышению рекомендованного количества обнулений. За подробностями и дальнейшими инструкциями обращайтесь к файлу # 9019-752JL. Усовершенствованный Протокол Обнулений ищите в файле доктора Блейка Эндрюса. Секция 14-B/2.

Uhudshenie kachestvennyh harakteristik ob”ekta pod kodovym imenem UDALENO pobudilo nas vernut’sya k protokolu doktora Brocheznyj. Pozhalujsta, sledujte ukazannomu protokolu, kogda otnosheniya Kurator-Soldat nachinayut davat’ sboj, osobenno esli Soldatu trebuetsya nahodit’sya vne kriokamery bolee chetyrekh nedel’, tak kak ehto privodit k prevysheniyu rekomendovannogo kolichestva obnulenij. Za podrobnostyami i dal’nejshimi instrukciyami obrashchajtes’ k fajlu # 9019-752JL. Usovershenstvovannyj Protokol Obnulenij ishchite v fajle doktora Blejka Endryusa. Sekciya 14-B/2.

УДАЛЕНО的降解，促使我们回到Brochezni博士的协议。请按照上面的协议处理程序时，资产的关系开始打破，尤其是在资产需要走出冷库超过四周，因为它超过了推荐湿巾的数量。请参阅文件＃ 9019-752JL进一步的详细信息和说明。看看文件布雷克 –安德鲁斯博士改善擦拭协议。第14 –B / 2。

*

Стив послушно порылся в коробках, среди диаграмм и медицинских карт, пока не нашел требуемые файлы. Они были связаны вместе на дне коробки 12, две неприметные папки толщиной в несколько листов, еще не тронутые аналитиками и переводчиками. Папки соединяла длинная бечева, пожелтевшая и совершенно целая.

Никто не открывал их с тех пор, как ГИДРа стала оцифровывать документы.

Стив разрезал бечеву и принялся перебирать сморщенные желтые листы.

*

РУКОВОДСТВО КУРАТОРА

Автор: Александр Лукин

Переводчик: Энн Шарлотт Бернадетт (Хайль ГИДРа)

Куратор должен быть один, однако он может иметь несколько заместителей. В этом случае убедитесь, что Солдат знает, которому из вас подчиняться. Лишь Куратор может напрямую обращаться к Солдату. Только вы несете ответственность, если Солдат нарушает правила. Вы должны быть воплощением дисциплины и коррекции.

Вы не приходитесь Солдату союзником или другом.

Вы не приходитесь ему защитником или коллегой.

Вы хозяин. Карающая длань. Направляющая рука Департамента Х ГИДРы. Если ваша дисциплина слаба, а воля мягка, как вы можете ожидать от зверя на поводке смирения и подчинения? Не совершайте ошибку, мы вручили вам поводья великого льва, дракона яростной силы. Не обманывайтесь человеческой внешностью. Она лжива. Это существо способно притвориться, будто обладает человеческими эмоциями, чтобы обмануть вас.

НЕ ДАВАЙТЕ ВВЕСТИ СЕБЯ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ. Это не человек. Это не ваш боевой товарищ. Это оружие, обращайтесь с ним соответственно.

Содержание на Конспиративной Квартире

• Понизьте температуру, чтобы снизить активность.

• Уберите все, что может быть использовано в качестве оружия.

• Уберите следующие предметы одежды: обувь, штаны и рубашку. При необходимости Солдату может быть предоставлена пижама, но убедитесь, что Солдат понимает, что это не награда.

• В помещении не должно быть лишней мебели. Только та, что необходима Куратору.

• Цель данного упражнения – напомнить Солдату, что он оружие, а Департамент Х ГИДРа – ум. Для всеобщей пользы человеческие инстинкты должны быть стерты.

Не Кормите Солдата 36 Часов

• Солдат должен заслужить еду должным поведением.

• Через сорок восемь часов вследствие обезвоживания Солдат должен быть достаточно послушным. Если Солдат сопротивляется, удалите из помещения персонал и понизьте температуру.

• Повторяйте, пока все кураторы не смогут безопасно приближаться к Солдату.

Строго Следуйте Протоколу

• Смотрите форму B.

Следуйте следующим инструкциям:

• В случае Неудачи на Миссии

o Доставьте Солдата на конспиративную квартиру и следуйте вышеперечисленным пунктам. Прочей коррекции не требуется.

• В случае побега

o Свяжите Солдата и наносите удары тростью по ступням, пока урок, что все его пути принадлежат Департаменту Х ГИДРе, не усвоится. Используйте депривацию сна. Дождитесь лихорадки. При осуществлении коррекции желательно личное участие: избиение, сдирание кожи, пытка, имитирующая утопление. Не кормить. Четыре дня.

• В Случае Немотивированной Агрессии

o Заставьте Солдата стоять на коленях с заложенными за голову руками столько, сколько потребуется. Если он пытается встать, примените удары тростью по плечам и спине. Если сопротивление продолжается, используйте электричество. Боль напомнит ему об обнулении. Если агрессия продолжается, проявите фантазию.

• В Случае Сомнений Касательно Цели

o Держите голову Солдата под водой, пока он не покорится. Напомните, что он оружие, а вы куратор. Оружие не задает вопросов. Оружие делает то, что от него требуют. Депривация сна: 2 дня.

• В Случае Неповиновения

o Неповиновение означает, что Солдат решил проявить свободу воли – действие, подлежащее немедленному приведению в соответствие с желаниями Департамента Х ГИДРы. Солдат рассмотрел последствия и пришел к выводу, что наказание стоит проявления независимой воли. КУРАТОР ОБЯЗАН ДОНЕСТИ ДО СОЛДАТА, ЧТО ВСЯ СВОБОДА ВОЛИ ТЩЕТНА. Вы обязаны втолковать Солдату, что его собственные решения неизменно ведут к провалу и боли. Проявите фантазию. Смотрите папку С для уточнения деталей.

• В случае Возникновения Привязанности

o Это наиболее опасное нарушение протокола. Солдат должен быть предан в первую очередь Департаменту Х ГИДРе. Уничтожьте объект привязанности. Предоставьте Солдату самому уничтожить объект привязанности. Предварительные пытки объекта привязанности давали результат, но в то же время делали поведение Солдата непредсказуемым. Исключение: см. (Примечание переводчика: эта часть вымарана. Не подлежит переводу).

• Для Общего Напоминания

o Лишите воды и еды. Держите Солдата на коленях 24 часа. Напомните Солдату о боли наказания, но не наносите повреждений, которые могут помешать выполнению миссии.

Форма B

Протокол

Напоминайте Солдату о следующих пунктах в процессе взаимодействия Солдат-Куратор:

Солдат никогда не смотрит куратору в глаза.

Солдат никогда не инициирует контакт с куратором.

Солдат не разговаривает, за исключением повторения приказов.

Солдат следует всем командам без вопросов и заминок.

Солдату не позволено демонстрировать эмоциональные реакции.

Солдат приветствует всех кураторов в положении стоя на коленях и держа руки за спиной и сохраняет это положение до особых распоряжений. Солдат принимает данное положение в секунду, когда начинается обучение: прежде чем куратор входит в помещение. Факт неисполнения приравнен к неповиновению.

Хайль ГИДРа.

***

У Стива дрожала рука.

Откинувшись на спинку стула, он бережно положил листы обратно на стол. Разгладил смятые углы, осторожно потер большим пальцем имена Александра Лукина и Энн Шарлотт Бернадетт. Ему хотелось запустить пальцы в пробелы между буквами и вырвать их, как хрупкие ребра, почившие уже в земле.

Несправедливость, которую он чувствовал из-за того, что не может достать их из-под земли и убить снова, была как кость в горле, капля дегтя в бочке меда возвращения Баки обратно.

Стив взглянул на экран, где в пятый раз проигрывалось их воссоединение. Баки был здесь. В безопасности. По крайней мере, в той степени, которую Стив мог ему обеспечить.

Он снова и снова смотрел, как Баки становится на колени. Смотрел на себя, входящего и отбрасывающего осторожность. Смотрел на друга…

Поднявшись, Стив подошел ближе к экрану, свободно свесив руки. Он видел, как Баки опускается на колени. Видел, как держит руки за головой. Как никогда не смотрит в глаза. Не говорит ни слова. Не смотрит на Стива.

Возможно, не стоило ожидать слишком многого от одного ничтожного взаимодействия, но… инстинкты Стива кричали, как бывало, когда он на дюйм наступал мимо мины, когда чуть поворачивал голову налево, и пуля пролетала так близко, что потом ныли виски, когда спрыгивал с мотоцикла и швырял щит во вращающийся смертоносный мотор.

– Сэм… – позвал он, но голос захлебнулся в шуме.

Гвалт вокруг увеличивался: эксперты, ученые, доктора и черт знает кто еще болтали все громче и громче, напряжение нарастало. Крутнувшись, Стив так хлопнул ладонями по столу, что тот шатнулся и треснул.

– Сэм! – сказал он громко и сердито.

Шум тут же стих. Стиву было все равно, что теперь на него смотрели с опаской, словно он в любой момент мог броситься. Сэм уже пробивался через толпу, лицо его сохраняло профессиональное приятное выражение, но взгляд был острый. Схватив листы одной рукой, Стив другой притянул Сэма ближе.

– Скажи, если мне кажется, – взмолился он, сунув Сэму папку. – Скажи мне, видишь ли это и ты тоже.

Сэм прижал распадавшиеся страницы к груди, взгляд темно-карих глаз метнулся по лицу Стива, оценивая. Стив знал, что Сэм хотел бы вывести его отсюда, куда-нибудь, где он смог бы расслабиться и отдышаться. Стив доверял Сэму больше, чем двоим экспертам с пятью докторскими и восемью кандидатскими. За пять минут Сэм понял Стива больше, чем приставленный ЩИТом психолог за пять месяцев.

Сэм сразу увидел, как свободно Стив держит руки, готовый встретить любого, кто появится из слепого пятна, заметил побледневшие углы рта и как задерживается взгляд Стива на углах. Как исчезает из черт лица настороженность, когда Стиву хватало выдержки заботиться о приличиях, но снова появляется, стоило какому бы там ни было шторму вновь пронестись у него в голове.

Сэм ничего не сказал.

Вернувшись к прижатым к груди бумагам, он сковырнул скобу в углу и развернул листы веером, чтобы видеть все разом. Стив умел смотреть масштабно и имел память, как у слона. Сэму нужен был общий обзор и возможность вернуться, не теряя места, где он остановился.

Он быстро просмотрел листы, потом прочел снова, медленнее.

Со страниц вставали ужасающие слова. Страсть, взращенная десятилетиями, выливалась в кошмарный идеологический фанатизм, превративший истязания в рядовую процедуру. В алгоритм. В задокументированную, каталогизированную и упорядоченную инструкцию для новичков.

Сэм прочитал инструкцию дважды, Старк и один из его знакомых психотерапевтов маячили у него за плечом. Убедившись, что самая важная информация уложилась в памяти, Сэм посмотрел туда, где стоял Стив, глядя на вновь и вновь повторяющиеся кадры.

За те месяцы, что Сэм следовал за Стивом по миру, разоряя тайные базы, подобно Дарту Вейдеру Светлой стороны, вынуждая могучих мира сего раскрывать засекреченные документы и выставляя на обозрение национальные секреты, он успел узнать Стива очень хорошо.

Стив швырял белье в угол и забывал про него. Врезался в стены от недосыпа или перевозбуждения. Безукоризненно застилал постель и еще более безукоризненно выравнивал зубную щетку, пасту, бритву и расческу в линию на полке. Выдавливал зубную пасту с конца тюбика и придирался к Сэму, когда тот давил на середину. (Сэм начал делать это специально, чтобы посмеяться над тем, как морщится Стив, прежде чем начать негодовать).

Их первая серьезная ссора случилась из-за того, что Стив упорно переворачивал туалетную бумагу концом наружу. Оказывается, это очень раздражает.

Стив распаковывал вещи в каждом номере отеля, даже если они заселялись лишь на ночь. Первым делом: брюки – на вешалки, аккуратно выровнять по шву. Рубашки – на плечики. Чистое белье – в ящик для белья. Щит – к изголовью кровати, на сторону, ближнюю к окну.

Что Сэм в самом деле как следует рассмотрел – врожденный дар Стива к инстинктивным, стихийным тактическим озарениям.

Стив бросал один взгляд на мешанину разрозненной информации и обрывки старой пленки и создавал пятишаговый план, который включал захват двух баз ГИДРы за шесть дней. Дай ему минуту – он мог вынести базу. Дай ему минуту и хорошего помощника – он мог вынести десяток баз. Дай ему команду, которую он мог тренировать, и позицию, которую он запросит и… что ж.

СНР не зря выиграл свою войну в первый раз.

Вроде того. Если забыть обо всей этой штуке с ГИДРой в ЩИТе.

Ну ладно, СНР не зря проиграл после того, как Капитан Америка погиб в крушении самолета.

Тем не менее, спрашивать Стива, как он узнал, что пункт А приведет к пункту В, почему пункт Б необходим для завершения пункта Д, как пункт В поможет с пунктом Д, хотя пункт Д случился раньше… Стив мог рассказать, начертить схемы, но в его размышлениях было столько инстинктивного, что Сэм только больше путался и раздражался.

Как описать Бетховена тому, кто слышал только песенку про Маленькую Звездочку?

Невелика проблема, но Стив также был невероятно эмоциональным человеком с насажденным Депрессией и Второй Мировой стоицизмом. А еще он был непокорный, своенравный, настырный и все другие синонимы для слова «упрямый», какие можно придумать. Если в дело вступали эмоции, большая часть рассудка Стива выходила в окно в пользу решения той проблемы, которую он видел перед собой в данный момент.

Когда речь заходила о Джеймсе Бьюкенене Барнсе, у Стива Роджерса появлялось много эмоций.

Постоянный рефрен «Спаси Баки, Спаси Баки, Спаси Баки» в голове Стива пару раз загонял их в тупик, и постепенно Сэм начал спрашивать Стива, можно ли проверить его наработки.

Стив раскладывал перед Сэмом детали и объяснял, как пришел к тому или иному выводу, чтобы Сэм мог сравнить это с собственными размышлениями. Сэм был умным. Первый в своей группе со средней школы, то же самое в колледже и в армии – что нелегко, когда общество постоянно играет против тебя.

Он дважды воевал в Ираке.

Дай ему карту – и он мог следовать ей, не нуждаясь в объяснениях, чтобы понять прыжки логики Стива.

– Вот дерьмо, – сказал Сэм.

– Какое дерьмо? – Тони схватил бумаги и поднес к носу, будто бы это могло помочь ему их прочесть. – Не вижу большего дерьма, чем уже есть. На что вы так смотрите? ГИДРа плохая. ГИДРа гады.

– Баки думает, что мы его новые кураторы, – без выражения сказал Стив. – Вот почему он не сопротивляется.

Тони перевел взгляд с бумаг на кадры, вновь проигрывающиеся на стене.

– Ой, – сказал он. – Вот дерьмо.

ПРИМЕЧАНИЯ: СНР – Стратегический Научный Резерв. Секретное научное агентство, занимавшееся исследованиями и разработками во время Второй мировой войны. После создания ЩИТа было включено в его состав и стало его научным подразделением.

Глава 5

Надежда – из пернатых,

Она в душе живет

И песенку свою без слов

Без устали поет

Эмили Дикинсон

Надо было что-то менять.

Мешочек с мишками лежал на подушке у его головы. Выпутав руку из мягкого одеяла, Барнс придвинул мешочек ближе. Все мишки были на месте, даже Капитан Желтый Медведь. Барнс выстроил их в ряды и колонны по рангу, чтобы видеть, не поднимая головы с подушки. Внутри и снаружи было тепло, и Барнс позволил себе парить на волне эмоции, не пытаясь ее идентифицировать или классифицировать.

Его Куратор, капитан Роджерс, дал ему еду и не потребовал ничего взамен. Это было странно. Его Куратор, капитан Роджерс, позволил ему спать в кровати. Беспрецедентный случай. Его Куратор принес ему теплые носки, воду, суп и два больших свитера с длинными рукавами, которые можно было натянуть на пальцы. Его Куратор, Стив, дотрагивался до него, и касание не причиняло боли. Все это… не поддавалось определению. Не хватало информации.

Что-то должно было случиться.

Барнс потер глаза, разгоняя туман.

Он начинал уступать, начинал чувствовать себя в безопасности, начинал…

Надо было их спровоцировать. Чтобы они перестали притворяться, перестали обращаться с ним, как с ценным имуществом, и начали повторную обработку. Если этому суждено было случиться, он хотел, чтобы это случилось прежде, чем он начнет верить, будто…

Барнс потер Капитана Желтого Медведя между ушами. Ему хотелось поговорить с мишкой, но камера в углу записывала всё, что он произносил или делал. Нахмурившись на нее с подушки, Барнс натянул мягкое одеяло на голову и прижал мишку ко рту, делая вид, что шепчет ему на ухо.

Если бы он мог говорить, то рассказал бы Капитану Желтому Медведю, что ничего не понимает, но в груди почему-то тепло и тесно. Он рассказал бы, что нервничает, ждет и… надеется? Называлась ли эта тяжесть надеждой? Она казалась непрочной и пугающей. Он рассказал бы Капитану Желтому Медведю, как заклинило челюсть, когда Куратор – капитан Роджерс – вошел в комнату: годы муштры и программирования пересилили формирующееся желание автономии. Он рассказал бы Капитану Желтому Медведю, как сказал бы капитану Роджерсу (если бы тот не стал куратором): «Прости, что ранил тебя».

Ему хотелось спросить: «Почему я помню твой голос лучше, чем имя своего отца?»

Но он не задавал кураторам вопросы.

Если бы его язык ожил, когда капитан Роджерс потянулся дотронуться до него, он бы взмолился: «Пожалуйста, обращайся со мной, как с человеком. Я хочу им быть. Я стараюсь. Пожалуйста, дай мне еще немного времени».

И пусть это было нарушением протокола, он хотел сказать: «Не делай мне больно», просто чтобы проверить, поступил ли бы капитан Роджерс, как остальные кураторы. Он хотел сказать: «Я не… Я не он. Пока еще нет. Я даже не знаю, хочу ли им быть, но я хочу стать человеком. Пообещай мне, что подождешь. У меня получится».

Все эти мысли собирались и кружились в мозгу, как вороны над полем битвы, пуская едкую кислоту в живот.

Разочарование, понял Барнс. Вот как ощущается разочарование.

Что-то должно было сломаться.

–*-

Барнс сел и одернул одеяло так, чтобы край свисал с койки. Посидел немного, но никто не пришел, так что он собрал мишек и нырнул под койку, где камера не могла за ним следить. Пол был прохладным, а сама койка – достаточно высокой, чтобы не стукаться головой. Белое одеяло не закрывало свет полностью, лишь приглушало, и отсюда Барнс ясно видел дверь. Расставив мишек перед собой полукругом, он начал ждать.

В среднем во время повторной обработки кураторам требовалось двенадцать минут, чтобы вернуть его в зону обзора. Солдат был слишком нестабилен, чтобы оставлять его без присмотра. Если правило оставалось в силе, у Барнса было семь минут семнадцать секунд, прежде чем двери откроются, и его выволокут наружу.

Эти минуты относительной свободы он решил потратить на инструктаж отряда.

– Зеленая группа, – прошептал он так тихо, что едва услышал собственный голос. – Ваша миссия – следить за дислокацией. Я хочу, чтобы часовые постоянно находились на посту. Две смены, по двенадцать часов каждая. Красная группа, я знаю, что вы изображали врагов, и вы проделали отличную работу, тренируя своих собратьев. Тем не менее, для вас пришло время объединиться с Синей Армией и помогать защищать лагерь. Агент Синий Медведь, бери своих людей, и отправляйтесь на разведку. Я хочу знать цифры, я хочу знать планы, я хочу знать, что их бабуля ела на ужин. Фиолетовый Медведь, ты остаешься здесь с Желтым Медведем.

Он расставил мишек вдоль свисающего края одеяла, за ножками койки и вдоль стены. Спрятал Фиолетового и Желтого Медведей в складках пижамы. До прихода куратора оставалось две минуты пять секунд. Барнс стиснул в кулаке Агента Синего Медведя и притаился. Сложил руки, устроил на них подбородок. Минута сорок пять секунд. Минута тридцать секунд. Двадцать девять секунд.

Подняв голову, Барнс сосредоточился на двери. Секунды тикали, кожа между лопатками зудела. Барнс не отводил глаз от серебристого шва. Секунды сложились в минуту, потом в две. Потом в три. Четыре раза по пятнадцать минут. И все же никто не приходил его проверять. Вскоре Барнс уронил подбородок обратно на запястья и наморщил лоб.

И только он начал думать, что никто не придет, как дверь потеряла форму и ссыпалась в пол, будто соль из разбитого ящика. Капитан Роджерс медленно ступил внутрь, огляделся. Опасливо, медленно вдохнув через острую боль под ребрами, Барнс отважно воспротивился желанию свернуться в клубок, спрятав уязвимый живот, и прижаться к стене. Такие бесполезные действия только демонстрировали его слабые места… врагу.

Врагу ли?

Капитан Роджерс осторожно шагнул в комнату. Под мышкой он нес большой прямоугольный блокнот, за ухо у него был заткнут карандаш.

– Привет, Бак, – сказал капитан Роджерс.

И, соскользнув по стене, сел на пол возле двери. Белый не-песок собрался обратно – проем исчез.

– Тони сказал, ты исчез с мониторов. Они вроде как хотят, чтобы я тебя оттуда выманил, но мне кажется, я и сам не захотел бы все время быть под наблюдением. Я подумал, может, просто составлю тебе компанию. Взял скетчбук, – он поднял блокнот. – Так что могу сидеть здесь, сколько хочешь. Или… просто скажи, и я уйду.

Капитан Роджерс наклонил голову, будто ждал ответа, потом пожал плечами и раскрыл блокнот. Тот был желтый, с изображением бегущей лошади на обложке. Барнс смотрел, как Капитан делает быстрые штрихи и выводит длинные плавные изгибы. Где-то карандаш двигался стремительно, где-то замедлялся до черепашьего темпа, а Капитан хмурил лоб. Время от времени куратор поднимал блокнот на вытянутых руках и щурился, пожевывая кончик карандаша.

Картина казалась знакомой. Барнс не мог вызвать точного воспоминания, кроме смутного впечатления: подлокотник дивана под головой, солнечный свет, оживляющий краски на кухонной занавеске. Худой паренек, размытый, нечеткий, сидел спиной к стене. Скрип карандаша по бумаге из прошлого сливался со скрипом графита, наполняющим комнату. Барнс подполз на животе немного ближе – видно стало чуть лучше. Он заметил, как взгляд голубых глаз капитана Роджерса метнулся к нему, но стоило Барнсу затаиться, как Капитан снова сосредоточился на деталях своего рисунка.

Шло время, минул еще один отрезок в пятнадцать минут, но капитан Роджерс не пытался вытащить Барнса из-под койки. Он даже не уговаривал и не угрожал. Если это был тест, то какой-то непонятный.

Барнс ненавидел это чувство. Когда он жил в своей пещере, то заботился о себе. Он научился содержать себя в чистоте, охотиться и запасать еду на зиму. Он обладал необходимыми знаниями и умениями и контролировал происходящее. Но посади его на два дня в белую камеру, и он чувствовал себя как ребенок: потерянный и испуганный, запутавшийся и сломанный. Он не чувствовал себя сломанным, когда обходил ловушки или затачивал прямую ветку, чтобы смастерить острую острогу для рыбалки. Он не чувствовал себя сломанным ни на своей постели из шкур, ни на скалистом выступе с прижатой к прикладу щекой.

Рисуя в своем воображении воссоединение с человеком на мосту, Барнс не ждал шампанского и фейерверков, но не ждал и того, что станет пленником. Он надеялся, что человек посмотрит на него, как раньше: глазами, расширенными от удивления и… чего-то еще, что Барнс не мог определить, знал только, что чувствовал такое же, когда зима в горах, наконец, закончилась, и сквозь снег пробились первые дикие цветы. Он думал, что человек, который позволил себе упасть, будет сражаться за свободу Барнса. Что все будет не так.

Разумеется, он говорил себе быть готовым к тому, что капитан Роджерс не распознает в нем человечность. Возможно, капитан Роджерс видел его самообман насквозь и знал, что он не Барнс. Он еще не был человеком. Но хотя он говорил себе это и говорил Капитану Желтому Медведю, но все равно надеялся, что… что…

Он надеялся.

К своей досаде Барнс почувствовал, как глаза и нос начало щипать.

Пытаясь скрыть ручеек влаги, потекший по щекам, он забился глубже под защиту койки. Живой рукой закрыл себе нос и рот, чтобы приглушить дрожь дыхания. Он все-таки свернулся в клубок: страх показаться уязвимым оказался слабее стыда от слез. Не было большего проявления ограниченности и нестабильности. Должно быть, звук все же вырвался, потому что скрип карандаша замедлился, а потом и стих. Барнс чувствовал себя ребенком, прячущимся от темноты.

Одежда Капитана зашуршала. Барнс слушал, как тот откладывает альбом и карандаш, слушал его шаги, медленные и тихие, пока Капитан не оказался в нескольких футах от койки, где снова опустился на пол.

– Баки, – тихо произнес Капитан.

Голос его задрожал, будто он хотел сказать что-то еще, но вместо этого замолчал.

Барнс зажал рот и нос плотнее, однако грудь требовала воздуха. Через некоторое время легкие не выдержали, вынуждая его сделать прерывистый вдох. Подобно булыжнику, этот вдох пробил стену и сломал все защиты. Слезы потекли быстрее. Теперь Барнс больше не мог задерживать дыхание. Каждый вдох клокотал, каждый выдох заканчивался всхлипом. Барнс отчаянно пытался обратиться к стоицизму Солдата или пустоте Агента, но это не работало.

Проще говоря, Агент никогда не чувствовал разочарования, потому что разочарование подразумевает надежду. Он знал страх, когда кураторы наказывали его, злость – когда что-то мешало миссии, и недовольство, когда его не слушали, но надежда была бессмысленным понятием. Теперь, когда Солдат испытал надежду, он понятия не имел, как задавить ее и закопать поглубже, чтобы больше не было так больно.

Солдат знал надежду, но не для себя. Он не знал, как надеяться на прощение, на исцеление, на доброту. Он надеялся на идеал – на миссию, на Советский Союз, на честь. Он знал разочарование, но не личную болезненную пустоту горького желания.

Из Барнса выбили надежду. Барнсу случалось надеяться: на спасение, на смерть, на прощение. Он узнал, что, рассыпавшись пылью, надежда превращается в яд. После того, как они сломали его, он никогда не надеялся ни на что для себя.