Текст книги "Раскрась сам (ЛП)"

Автор книги: vitoliel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Хуже того, эмоции управляли его мыслями и, стоило ослабить защиту, показывали отрывки воспоминаний, полные чувств. Дорога превращалась в поле с минами и колючей проволокой. На соседнем сиденье оказывался молодой капрал с аккуратным отверстием во лбу. Его форма менялась: вот она серо-зеленая, а через секунду уже пустынный камуфляж.

Солдат моргнул, сердце трепыхалось в груди. Капрал исчез, руль под руками стал шире. Вокруг была кабина старого Форда.

– Притормози здесь, Джеймс, – сказал отец. Лицо его расплывалось. – Я сейчас приду. Оставайся в машине. Слышишь, сынок? Обещай, что останешься в машине.

В третий раз обогнув несуществующие выбоины, Солдат съехал на обочину и упал лбом в руль.

Он сходил с ума.

Его функциональность была серьезно нарушена. Солдат… нет, нет, теперь он был Барнсом… Барнс нуждался в техобслуживании. Волна темных чувств все нарастала, как он ее ни подавлял. Нельзя было позволить себе где-то остановиться с ГИДРой на хвосте. Нельзя было позволить им столкнуть его обратно в бесчеловечность, пусть так стало бы легче.

Большинство его эмоций были ужасными, от них делалось плохо и больно, но он знал, что если потерпит, то придут и хорошие образы. Этим утром среди воспоминаний о пропитанной кровью одежде и грохоте взрывов промелькнула улыбка девочки. Она морщила нос, и Солдату показалось, словно в груди затеплился огонек. Он еще не знал, кто была эта девочка и как ее звали, но хотел вспомнить. Ему нужно было вспомнить. Он хотел знать, кто такой Джеймс Бьюкенен Барнс.

Солдат попытался думать логически. Он не сможет долго скрываться от ГИДРы, у них слишком длинные руки и слишком много ресурсов. Даже если он убежит, придется вечно быть настороже, а в его нынешнем состоянии он даже от грабителей защититься не в силах. (Он повернулся проверить, заперты ли двери).

Ему нужна была… помощь.

Солда… Барнс! Барнс, черт побери! Он заслужил эту крупицу человечности. Барнсу очень не хотелось это признавать, но лучшим выходом был… капитан Роджерс. Капитан Роджерс назвал его Баки. Капитан Роджерс назвал его Джеймсом Бьюкененом Барнсом. Образ Стива Роджерса пропитывал каждое его воспоминание. Капитан Роджерс назвал его другом. Стив Роджерс отказался драться, чтобы доказать это.

Тем не менее, бежать прямо к капитану Роджерсу казалось несколько унизительным.

Солдат был хорошо знаком со стыдом и унижением, эмоциями, призванными мотивировать эффективность и компетентность. Однако он не знал их в контексте тактического планирования. Найти капитана Роджерса и попросить убежища было тактически верным решением. Тактически верные решения были вопросом гордости.

Но подобный выход чувствовался поражением.

Барнс понял, что хочет появиться перед капитаном Роджерсом полноценным человеком. Не подобием, а настоящим человеком, способным на человеческие решения и человеческие мысли. Даже спустя семь месяцев Солдат… Барнс. Даже спустя семь месяцев Барнс все еще сражался с вопросом, что значит быть человеком. На исходе этой недели он решил, что эмоции – важное свойство человека. Он думал, что это как-то связано с самосознанием, и знал, что решения – определяющая граница между «оно» и «он».

Он также знал, что многие кусочки утеряны. Знал лишь на том уровне, как человек, собирающий паззл, видит пустые места. Барнс понятия не имел, что происходило в этих отсутствующих кусочках и какой формы они были, он только знал, что их нет. Унизительно было не распознавать вещей, в которых инстинктивно разбираются даже дети.

Барнс мог бы сидеть так бесконечно, если бы не вереница проносящихся мимо машин. Их шум выдернул его из раздумий. Рука сжалась на прикладе, но машины не останавливались. Сообразив, что это скорее остатки вечернего часа пик, чем караван ГИДРы, Барнс попытался успокоить дыхание. Он начал понимать, что у него нет выбора. Или он едет к капитану Роджерсу, или снова становится Солдатом.

Быть Солдатом он не хотел.

Врезав ладонью по приборной панели, Барнс повернул на запад, к Вашингтону.

–*-

Тюрьма общего режима в Сауз-Бенд

Бентли, Айова

Тюрьма стояла в пустом поле – в окружении колючей проволоки, бетонных стен и чистого голубого неба. Стив, сложив руки на груди, ждал в приемной начальника, глядя на раскинувшуюся внизу баскетбольную площадку.

– Капитан Роджерс?

Он развернулся и посмотрел на начальника. Тот, кашлянув, шагнул в помещение.

– Заключенный, встречу с которым вы запрашивали… Гэри…

– Грэг, – поправил Стив, оборачиваясь и затыкая большие пальцы за ремень, чтобы плечи казались еще шире, а рост выше.

Глаза начальника расширились, взгляд быстро метнулся к планшету. Сообразив, что сделал, он насупился.

– Верно, – сказал он. – Грэг Барнетт. Слушайте, Капитан, я, как и все, понимаю угрозу со стороны ГИДРы и уважаю ваш вклад в борьбу с ней. Но мне неудобно позволять человеку, чья кандидатура не выдвинута, не нанята, не одобрена… никем… из правительства США, допрашивать находящегося в моем ведомстве заключенного. Особенно человеку, который носится по миру, взрывая здания, берет в плен первых попавшихся граждан и бросает их в пенитенциарные учреждения. Возможно, мне приходится следовать решению моего правительства брать этих людей под стражу, но я совершенно точно уполномочен не позволять вам нарушать их права больше, чем вы уже сделали. У меня есть дюжина докладов от местных надзирателей, которые сообщают, что Грэг Барнетт – образцовый заключенный, и я не дам вам измываться над пожилым человеком из-за того, что вам вздумалось возродить Красную Угрозу. Дело Барнетта даже к слушанию еще не назначили!

Стив подождал, пока начальник остановится набрать воздуха.

– Вы закончили?

– Что? – рявкнул начальник.

Стив выпрямился и освободил пальцы.

– Если вы закончили, я обращаю ваше внимание на то, что все, что я делал на протяжении последних четырех месяцев, было одобрено оставшимися членами бывшего ЩИТа, с позволения и поддержки не только вашего президента, но и ООН. Я также укажу, что мое присутствие здесь – одолжение. Я не спрашиваю у вас разрешения, я даю вам привилегию мне помочь. И теперь либо вы выполняете свой гражданский долг и пускаете меня поговорить с заключенным, либо я устраиваю здесь такое, что говорить с Грэгом Барнеттом мне придется через нового начальника, – Стив подошел к начальнику вплотную. – Я ясно выразился?

Спустя десять минут он стоял возле пуленепробиваемого стекла, а двое охранников привели в допросную невысокого человека и помогли ему усесться. Грэг Барнетт не выглядел безжалостным злодеем, который на протяжении многих лет не только разрабатывал, но и собственноручно претворял в жизнь способы лишить человека его личности. Он был престарелым мужчиной с мягкими седыми волосами и аккуратной бородкой.

Охранники обращались с ним бережно, даже не стали приковывать к столу. Один наклонился перекинуться с заключенным парой слов. Похоже, доклады о харизме Барнетта были не голословны. Стив заскрипел зубами.

Вошел Сэм и встал позади, воплощение спокойной поддержки.

– Ты готов? У нас все еще есть время позвать Наташу.

– Нет, – сказал Стив.

У них было так мало информации о Баки, что папки, которые он держал в руках, насчитывали всего по несколько страниц, но все равно казались тяжелыми.

– Я сам должен это сделать. Если не сработает, позову Наташу. Пусть пообщается с начальником, остудит его пыл, если хочет.

Сэм фыркнул.

– Ну да. Никогда не видел, чтобы человек был таким красным. Я думал, его удар хватит. Сомневаюсь, что даже моя мама смогла бы такого остудить.

Стив молча ухмыльнулся. Он успел понять, что Сэм часто шутит, чтобы смягчить предостережения. Через секунду Сэм переступил с ноги на ногу и сказал:

– Я знаю, ты считаешь, что должен сделать это сам. Знаю, что никто не беспокоится о Баки больше, чем ты. Но ты уверен, что сейчас подходящее время? Ты только что налетел на начальника. Если не уверен, что сможешь сдержаться, лучше тебе не заходить. Барнетт, может, и ублюдок, но права у него те же, что у любого американского гражданина.

Стив вошел в допросную. Это было маленькое серое помещение без окон – такое же, как тысяча подобных по всему миру. Он не озаботился никакими театральными эффектами, просто спокойно шагнул внутрь и подтянул к себе стул. Усевшись напротив Барнетта, Стив аккуратно выложил на стол три папки ровно вне досягаемости заключенного.

– Интересный вы человек, – начал Стив, продолжая выравнивать папки. – Все, кто работал с вами, утверждают, что вы милый старик, который и мухи не обидит.

Он поднял глаза.

– Работавшие с вами женщины называли вас своим ангелом-хранителем. Вы разбирались с жалобами о домогательствах, требовали судебных запретов, применяли взыскания за травлю. Даже взяли морского пехотинца с инвалидностью в свою научно-исследовательскую группу. Не знай я вас, решил бы, что лучшего супервайзера в жизни не встречал.

Грэг молчал, и Стив наклонился вперед.

– Но я вас знаю. Я только не понимаю, с какой стати такому человеку, как вы… целеустремленному, неравнодушному, социально ответственному… поддерживать организацию, которая делала подобное.

Открыв папку, Стив выложил ряд снимков. С глянцевых страниц смотрел Баки, с пустыми глазами, окровавленный. На другой фотографии кто-то надел на него ошейник и затянул так крепко, что он врезался в кожу. Баки хватал воздух, изо рта текла слюна – пытка, запечатленная в блестящем черно-белом контрасте. На последней фотографии Баки стоял обнаженный, пока его измеряли и одевали. Техники улыбались, смеялись над какой-то шуткой, а Баки стоял, как огромная кукла.

Грэг даже не моргнул.

– Я никогда не одобрял их развлечений, – тихо сказал он, медленно и четко. – Агент не игрушка. Как только меня повысили, я положил этому конец. Ужасно. Очень непрофессионально.

– Да, вы положили этому конец, – подтвердил Стив. – Но вы никогда не пытались его освободить. У меня здесь несколько докладных записок, составленных и подписанных вами, где вы, помимо прочего… я процитирую: «Рекомендую разорвать контракт с Алисой Уитфилд. Она неоднократно пыталась привлечь внимание Агента и установить с ним человеческие отношения, отношения, которые могут негативно повлиять на его функциональность».

Стив поднял голову.

– Мне бы хотелось добавить, что тело Алисы Уитфилд мы уже нашли. Просто чтобы вы не почувствовали желания солгать. Что я хочу знать… Как вы оправдывали это?

– Оправдывал что?

– Как вы оправдывали лишение человека его личности? Как вы оправдывали пытки…

Грэг поднял закованную руку.

– Я никого не пытал. Это не было пыткой.

Стив, вскинув бровь, ткнул пальцем в одну из фотографий.

– В таком случае как вы это назовете?

– Подготовка, – дружелюбно ответил Грэг. – Нельзя держать бойцовую собаку без должного обучения, Капитан! И перестаньте же думать о Зимнем Солдате как… как о человеке. Хоть это и звучит жестоко, но эта вещь была человеком не больше, чем компьютер или… или пистолет. Возможно, оно выглядело, как человек, но в нем сохранилась только базовая программа, заложенная русскими. Если бы там осталось хоть что-то, подлежащее восстановлению, я так бы и сделал.

– Компьютер, – проговорил Стив. – Компьютеры проявляют страх? Гнев? Объявляют голодовки, привязываются к кураторам? Потому что есть у меня здесь несколько докладов…

Грэг щелкнул языком.

– Забудьте доклады, Капитан, и послушайте меня. Агент не человек, а оружие. Любое иное обращение снижало его эффективность и стоило нам жизней.

Он наклонился и понизил голос.

– Вы понимаете, на что оно было способно? Нам на столы швыряли задания и говорили: выполнять. Эти задания стоили нам десятков жизней. Я отправлял мальчишек, и они возвращались по кускам. А потом я получил Зимнего Солдата, и знаете, что изменилось? Наши потери сократились. Не на пять, не на десять. На десятки. На сотни! Вместо флага и соболезнований я возвращал матерям их детей и одновременно продвигал дело.

– Дело, – сказал Стив.

– Дело мира! – выпалил Грэг. – Как вы думаете, за что мы сражались? За какие-то древние нацистские убеждения? Мы сражались за мир, где все будут равны. Где каждый получит шанс на мир, свободу, достойную жизнь под эгидой благородного неподкупного правительства.

– За счет убийства миллионов.

– И спасения миллиардов, – сказал Грэг с почти фанатичным жаром. – Не только наших детей, но и детей наших детей и их детей! Больше никакого социального неравенства, расового превосходства и сексизма! Свобода. Настоящая свобода. Это война, капитан Роджерс. На войне всегда есть потери.

Глянув в пустое лицо Стива, он сел обратно и успокаивающе поднял руки.

– Просто чтобы вам напомнить, не мы сделали Агента таким. Он достался нам от русских, и мы ничего не могли изменить, – Грэг пожал плечами. – Совсем ничего.

Стив улыбнулся и открыл еще одну папку, не давая, однако, Барнетту увидеть содержимое.

– Потери.

Он поиграл с бумагой, горько улыбаясь углом рта.

Когда он снова поднял глаза, лицо у него было благодушное.

– Вы правы, Грэг. На войне всегда есть потери, так что позвольте мне сказать начистоту. Я хочу знать все про Агента, все, что вы с ним делали, все о том, как он думает, реагирует, и как ГИДРа его отслеживает. А потом, на суде, вы расскажете все, что говорили мне. И очень ясно обозначите, насколько автономен был Зимний Солдат, когда совершал свои преступления, вернее, насколько неавтономен. И когда вам предложат лазейку, вы ее не примете. Вы получите высшую меру наказания и проведете остаток своих дней в крохотной камере.

Грэг засмеялся.

– С чего бы мне вас слушать?

– Вы сделаете, как я говорю, Грэг, потому что в противном случае вам не видать ни единого спокойного дня, – Стив перевернул страницу и подтолкнул к нему папку. – Я выкраду вас из тюрьмы, если понадобится, и посажу туда, где будет очень глубоко и очень темно, где вам едва хватит света, чтобы рассмотреть собственную убогость. И это компенсирует лишь малую часть того, что вы сделали.

Грэг тронул папку.

– Это…

– Это список преступлений, о которых вы не сочли нужным упоминать на допросах. У нас нет достаточных оснований, чтобы обвинить вас в них, но я не думаю, что мировые лидеры, кроме разве что правительства Китая или Северной Кореи, обрадуются даже намекам на вашу причастность. Если этот список обнародуют, вы едва ли будете в безопасности и в одиночном заключении в тюрьме максимально строгого режима.

– Зачем вы делаете это?

Лицо Грэга стало почти таким же белым, как его борода.

– Потому что это оружие, эта «вещь», как вы его назвали – он мой лучший друг. Когда-то я выжег всю ГИДРу за то, что они к нему прикоснулись. Как вы думаете, что я сделаю сейчас, узнав, что ваша организация мучила его семьдесят лет?

Стив выложил на стол диктофон.

– Теперь, если я исчерпывающе выразил свою позицию… говорите.

–*-

Квартира капитана Роджерса была пустая и холодная. Пыль на мебели, пыль на простынях, пыль на дверных ручках. Холодильник не работал. Барнс беспомощно стоял посреди комнаты, свесив руки.

Прежде чем сюда прийти, он остановился возле музея с выставкой, посвященной капитану Роджерсу. Баннеры и стенды убедили его в том, о чем мозг твердил еще с Вайоминга. Он был Джеймсом Бьюкененом Барнсом. Во всяком случае, раньше. Барнс провел два дня, собирая всю возможную информацию, которая могла пригодиться для переговоров о примирении, надеясь получить вдобавок к защите немного свободы. Но он не ожидал, что Роджерса не окажется там, где Солдат его оставил. Судя по слою пыли на полках, Роджерс отсутствовал не первый месяц.

Барнс позволил себе тридцать секунд, чтобы впитать разочарование. Потом перестроился. Раскрыв украденный ноутбук, он взломал соседский вай-фай и начал искать сведения о Капитане Америка, но достоверная информация оказалась погребена под слоем сплетен и слухов. И все-таки среди буйства домыслов он нашел несколько иностранных новостных ресурсов, которые фокусировались на текущих событиях, а не на том, как Капитан Америка постоянно уклоняется от вызовов в суд.

Последние несколько месяцев Роджерс был очень занят.

Уничтожена база ГИДРы в Киеве.

Захвачены архивы Красной Комнаты в Москве.

Уничтожена база ГИДРы в Милане.

Генерал Лиам Нивель арестован по обвинению в бесчеловечном обращении с пленными и связях с ГИДРой.

Командан Казимир Алуа из французской армии арестован по обвинению в сокрытии важной информации, сговору с целью совершить предательство, бесчеловечном обращении с пленными и связях с ГИДРой.

Девяностолетний генерал Александр Лукин найден с пулевым отверстием в голове после того, как избежал суда ООН.

Уничтожены базы ГИДРы в Судане, Малайзии, Канаде и Мумбаи.

Оперативники Красной Комнаты обнаружены в ООН.

Остатки Красной Комнаты уничтожены – в буквальном смысле, осталась лишь дыра в земле.

За четыре месяца Капитан и его команда проложили кровавую дорогу через Европу, Азию и Средний Восток, в то время как Старк и завербованные агенты ЩИТа выжигали корни в пределах американской и канадской границ.

На правительственных сайтах вывесили список разыскиваемых и задержанных оперативников и сторонников ГИДРы. Просмотрев его, Солдат удивился количеству знакомых кураторов и техников, которые там числились. Грэга должны были судить через две недели. Энн Бартон была под арестом. Родригес бежал и находился предположительно в Мексике (насчет чего Солдат сомневался. Родригес не знал ни слова по-испански. Лучше бы они попытали счастья в Японии или Южной Корее). Карсон приговорили к десяти годам тюрьмы строгого режима вместе с десятком других агентов и техников – за преступления против человечества.

Процент агентов, работающих над проектом Зимний Солдат, по отношению к количеству агентов вообще был поразительно высоким. Словно кто-то специально выслеживал и преследовал именно эту целевую группу. Солдат сел на стул в кухне Роджерса и закрыл ноутбук, отсоединившись от чужой сети.

Капитан Роджерс мстил за все семьдесят страшных лет. Некоторые из списка были уже стариками, успели перебраться в дома престарелых или играли с внуками. Даже если суд отказался обвинять их из-за срока давности, их репутация была испорчена навеки.

Барнс ощутил… тепло. Будто крохотный огонек поселился в груди. Глаза защипало, в горле снова встал ком, но он больше не казался удушающим. От тепла по живой руке прошла щекотка. Пальцы на ногах поджались.

Раньше никто никогда не делал Солдату подарки.

В то же время вернулась головная боль. Солдат не знал, что можно испытывать одновременно и позитивные, и негативные эмоции. Это было интересным открытием (над которым следовало подумать позже), но все перекрыл гнев, поднимающийся из живота. Солдат сжал зубы. Какой же Стив дурак.

У этого идиота не было никакой поддержки, кроме чокнутого парня с металлическими крыльями и кучки потрепанных военных, заманенных из местных органов. Стив не мог быть уверен, что они не из ГИДРы, но доверял им спину! Чертов упрямец! Любой слабоумный осел имеет больше здравого смысла! ГИДРа разленилась и переоценивала себя после десятка лет успеха, но не стала от этого менее опасной.

Капитану Роджерсу вот-вот снесут дурную голову, а где он? Роджерс колесит по Европе, пытаясь вышибить последние мозги из своей тупой башки, а Барнс застрял здесь.

Угрюмо прочесав новостные сводки, Барнс наткнулся на кричащий заголовок. Капитан Роджерс предстал перед Военным Трибуналом, чтобы ответить на вопросы, касающиеся ГИДРы и падения геликарриеров.

Барнс прочел, что в свое карательное мировое турне Капитан отправился после инцидента с геликарриерами и стал доступен лишь несколько дней назад, когда вернулся в связи с вызовом в суд. Планировались речи на каком-то мероприятии ветеранов в среду и в честь открытия новейшей благотворительной акции Красного Креста через три недели. Пока же, сообщал Питер Паркер из «Дэйли Бьюгл», капитан Роджерс оставался в Башне Старка с другими Мстителями.

Барнс даже не обеспокоился, что газеты вот так запросто выдали важную информацию любому встречному-поперечному с претензиями и ружьем. Оставив ноутбук и ключи на столе, он метнулся к дверям.

–*-

Башня Старка возвышалась на горизонте Нью-Йорка шпилем из стали и стекла. На верхних этажах проводились какие-то работы, но в целом поверхность выглядела гладкой непроницаемой призмой.

Каждый вход щетинился многочисленными камерами, биометрическими сканерами и сканерами сетчатки. Каждое окно было сделано из пуленепробиваемого умного стекла и накрепко закрыто. В стены до третьего этажа были вмонтированы камеры. Очень милый и вежливый персонал из бывших спецназовцев немедленно приветствовал гостей, а сканеры на дверях собирали информацию, чтобы потом отслеживать перемещения посетителей внутри здания.

Барнс подумывал спуститься в какое-нибудь окно с крыши, но короткая разведка с вершины ближайшего, гораздо менее охраняемого небоскреба показала наличие датчиков движения и нажимных плит. Солдат кружил вокруг Башни уже два дня, но так и не обнаружил входа, не говоря уже о выходе.

– Фу-ты ну-ты, – пробормотал Барнс, опуская бинокль. – Что за параноик этот говнюк.

Оказалось, еще какой параноик.

Услышав шорох подошв по бетону, Солдат кувырком ушел с линии обстрела. В стену ударились дротики, а Солдат вскочил и бросился к намеченному выходу. Приглушенное проклятье – и кто-то рванул за ним. Сделав вид, будто собирается прыгнуть вниз, Солдат в последний момент оттолкнулся от низкого ограждения и обрушился на преследователя. Тот, вскрикнув, попытался затормозить. Солдат упал на него, хищный и смертоносный.

Один кулак врезался в горло – сдавить трахею, ограничить доступ воздуха, шокировать. Второй нацелился в ребра – нанести трещину, сломать, вдавить в легкое. Но мужчина успел вскинуть руки и отразить последний удар. Руки Солдата сомкнулись на его затылке и потянули вниз, колено пошло вверх.

Твердая кость встретила мягкий хрящ.

Охранник, взвыв, метнулся вперед, но Солдат зацепил лодыжкой его ногу, и преследователь упал ничком. Прежде чем он успел прийти в себя, Солдат зажал его в нельсоне. Охранник брыкался, пытаясь сбросить его, но Солдат был слишком силен и опытен. По мере того, как кислорода в мозгу становилось меньше, охранник дергался все отчаяннее. Ногти его оставляли на руке Солдата глубокие кровавые лунки. Потом он обмяк.

Обождав еще несколько секунд, чтобы убедиться, что охранник потерял сознание, Солдат слез с него. Перевернул. Тяжелая челюсть, военная выучка, дешевый костюм и… Солдат порылся в карманах охранника – Сотрудник Службы Безопасности Старка Брент Леброн.

Вытащив маленький наушник телесного цвета, Солдат вставил его в ухо.

– …брон. Прием. Ты в порядке? Кто это был? – женщина сделала паузу. – Кто это? Назовитесь.

Барнс не ответил. Он смял наушник на случай, если тот отслеживался, и поспешил убраться прочь.

По пути вниз Солдат миновал несколько отрядов, прочесывающих этажи. Сейчас, когда им стало известно, что кто-то выискивает слабые места в защите, охраны будет еще больше. Это очень… напрягало. Эмоция. Досада. Чувство, которое появлялось, когда что-то шло не по плану. В другое время Солдат был бы доволен тем, что удалось отыскать название для одной из своих реакций, но теперь все затмевал растущий в животе страх.

Каждый день, проведенный вне гор, был еще одним шансом для ГИДРы отследить трекер в руке. Барнсу надо было как можно скорее оказаться под защитой капитана Роджерса, не то он вернется в кресло еще до завтрака.

По всему выходило, что Барнс собирался появиться перед Капитаном Америка не только недочеловеком, но еще и слабой стороной. Он даже в дом Капитана не смог сам пробраться, не то что о чем-то договориться. Большой минус для будущих условий явки с повинной.

Живот болел.

Барнс не думал, что капитан Роджерс будет, как другие. Воспоминания о временах, когда он был человеком, все еще появлялись и исчезали – то острые и реальные, как нож, спрятанный в ботинке, то хрупкие, как снежинка на ладони, быстро истаивающие под жаром его пристального внимания. Даже если так, Барнс думал, что капитан Роджерс никогда не заставит его сесть в кресло и снова стать нечеловеком.

Но что если капитан Роджерс будет недоволен его прогрессом и захочет усадить Солдата в кресло, чтобы превратить обратно в Джеймса Бьюкенена Барнса?

Ужас и досада боролись за контроль где-то в животе. От этого тошнило. Отдалившись от Башни Старка на семнадцать кварталов, Барнс повернул в пустой переулок, где его вырвало. Он стоял, прижав лоб к прохладному металлу руки. Мысли бегали кругами.

Живая рука потянулась к мешочку с мармеладными мишками и достала Капитана Желтого Медведя.

Конфеты были липкие после реки, и цвета перемешались, но Капитан Желтый Медведь оставался по большей части золотистым. Правда, у него появилось новое зеленое ухо, но это были неизбежные военные потери и знак почета. Барнс поставил Капитана Желтого Медведя на крышку мусорного бака.

– Я… – сказал Барнс. – Я не знаю, что делать, Кэп. Я хочу верить, что ты не навредишь мне. Тогда ты отказался драться, но, может, это потому, что ты думал, будто я человек. Вдруг, когда ты увидишь, что я не тот человек, которого ты…

Он подавился, воздух застрял где-то между легкими и горлом. Порывшись в мешочке, он достал Солдата Медведя, повернул обе конфеты друг к другу и начал заново.

– Знаешь, Кэп, – сказал он голосом Солдата Медведя, – я волнуюсь, что ты строишь параметры своей миссии, исходя из факта, что Джеймс Бьюкенен Барнс был человеком. И когда ты поймешь, что я больше не…

Он замолчал и глубоко вдохнул.

– Вдруг ты подумаешь, что теперешний я ненастоящий. Я могу быть человеком, Кэп. Только дай мне немного… немного времени, вот и все.

Из глаз потекло.

– Я могу сделать это, Кэп. Я…

Голос сорвался.

В ярости он сгреб обоих мишек и швырнул в дальнюю стену.

– Глупо, – прошипел он, сжимая кулаки. – Как же…

Он вжал костяшки в глаза, пытаясь остановить выступившую жидкость.

– Стив, – всхлипнул он в темноту. – Стив, я хочу домой.

Он стоял, дрожа, в переулке, пока дыхание не выровнялось. Потом утер воду с лица и пошел спасать мишек. Капитан Желтый Медведь не пострадал, а вот Солдат Медведь перемазался в мусоре и нуждался в чистке. Барнс осторожно его вытер.

– Не понимаю, из-за чего сыр-бор, – сказал он, возвращая их к остальным. – Не то чтобы у меня был выбор.

–*-

Барнс решил сделать себя насколько возможно человечным, прежде чем встретиться с капитаном Роджерсом – просто на всякий случай. Прошло уже три недели с тех пор, как он в последний раз занимался гигиеническим обслуживанием. От одежды несло мусором и немытым телом, люди начали обходить его и морщить носы. Группа подростков заулюлюкала, он ушел с их пути, но они продолжали выкрикивать оскорбления, даже оставшись позади.

Барнс отправился в местный торговый комплекс в поисках парикмахерской, но там на него глазели. Он отводил глаза, как его учили, но вскоре сообразил, что люди заинтересованы в зрительном контакте не больше, чем он сам. Тем не менее, поглядывая из-за спутанной завесы волос, он заметил, что на свою ровню они смотрели спокойно. Должно быть, еще одна черта человеческого поведения, которую он забыл.

Кивнув сам себе, Барнс огляделся в поисках вращающейся красно-белой карамельной трости, обозначающей парикмахерскую. Вскоре одна нашлась, вывеска на стеклянной двери гласила «МУЖСКИЕ И ЖЕНСКИЕ СТРИЖКИ» жирными красными буквами. Барнс двинулся к двери, но тут человек в костюме – высокий, худой, мозоли только на безымянном и большом пальцах, низкий уровень опасности – втиснулся перед ним. Оглядев Барнса с ног до головы, человек поджал губы и наморщил нос.

Барнса пробрало жаром и холодом одновременно. Рука, потянувшаяся было взяться за дверную ручку, поднялась выше и поправила волосы, и Барнс пошел дальше, притворяясь, что даже не думал открывать дверь. Человек проводил его сощуренными глазами. Побродив немного по комплексу и удостоверившись, что человек ушел, Барнс уговорил себя на вторую попытку.

На этот раз он добрался почти до дверей, но сквозь стекло увидел ряды кресел и людей с инструментами в руках. Он продолжил идти.

В секунду, когда парикмахерская осталась позади, он почувствовал себя глупо, обогнул квартал и вернулся снова.

Кресла были подбитые, да, но никто в них не лежал и не носил Программирующего Оборудования. Он дернул дверь и замер. У дальней стены стояла линия кресел с большими куполами, нависающими над головами клиентов.

Барнс развернулся и зашагал прочь. Дыхание застревало в груди, мир кружился, и в конце концов Солдат прислонился к стене, прижавшись к нагретым кирпичам здания. Он делал глубокие вдохи, пока жужжание в ушах не прекратилось. Постепенно на фоне звона появился хриплый голос.

– Вот так, сынок, вдох и выдох. Правильно. Вдох… выдох… вдох… выдох… вдох… выдох… Все в порядке. Ты в Нью-Йорке, здесь безопасно. Дыши глубже.

Мир вернулся в фокус. Перед Солдатом стоял старый афроамериканец в черном переднике. Вытянутыми руками он удерживал на расстоянии кучку зевак.

– Ты с нами, сынок? – спросил старик.

У него была мягкая на вид белая борода и гладкий лысый череп.

Солдат слабо кивнул.

– Да, сэр.

– Тебе надо присесть? Здесь нечего стыдиться.

Ноги тут же подогнулись, будто только и ждали разрешения. Барнс хлопнулся на мостовую и прижался лбом к стене, настороженно наблюдая, как старик медленно опускается рядом. Двигался тот скованно. Вероятно, хрупкие кости, остеоартрит в коленных и голеностопных суставах, типичный для мужчин за пятьдесят.

Устроившись, старик сидел тихо, зеваки постепенно рассосались, нормальное движение возобновилось. Тишина успокаивала. Ковыряя ногти и потягивая себя за волосы, Барнс сканировал лица проходящих мимо людей. Потом старик вытащил пачку белых палочек и предложил Солдату. Солдат видел, как кураторы, бойцы и техники держали такие во рту, но не знал, что с ними делать. Решив не признаваться в этом, он покачал головой, но внимательно смотрел, как старик, вытряхнув одну, зажимает коричневый конец в тонких губах и поджигает противоположный, белый, зажигалкой.

Солдат уложил голову на поджатые колени. Дым струился кольцами и растворялся.

Наконец, старик заговорил.

– Служишь, сынок?

Солдат вскинул голову, взгляд соскользнул с лица старика. Тот кивнул и выдохнул дым через нос, как дракон.

– Два тура во Вьетнаме. Потом вернулся с Красным Крестом и попытался собрать себя по кускам. Страшная штука, – он сделал еще одну затяжку и медленно выпустил дым. – Страшная.

С усилием сглотнув, Барнс потер мокрые глаза рукавом. Он не хотел, чтобы из них снова начало течь.

– Я просто хотел постричься, – сказал он кирпичной стене.

Голос дрожал.