Текст книги "Позови его по имени (Самурай) (СИ)"
Автор книги: Вирэт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Матэ тихо рассмеялся, шагнул назад с быстрым красивым поклоном, рассмеялся снова и скоро исчез за деревьями.
Ошоби посмотрел на дочь.
– Раскусил нас! – с непередаваемой интонацией произнёс старик. И посерьёзнел:
– Нази, японские свадьбы – дело тонкое. После третьего бокала начинаются самые непринуждённые и откровенные пожелания молодожёнам… очень цветастые и образные, но… не для целомудренных ушей. И, чем больше гости пьют… Твое решение очень благородно, но меня куда больше заботишь ты, чем этот облагодетельствованный твоим милосердием парень. Ты уверена, что больше никаких обмороков?
– Отец! – она подняла на него тёмные от боли глаза. – Да вы видите, что с ним творится?!
– Вижу. Для японца мальчишка слишком эмоционален. Говорят, тесть его не очень-то жалует!
– И только поэтому?..
– Зато его жалует Шоган! Успокойся, Нази, он отобьётся и остепенится. Значит, идём? Не пожалеешь?
Она крепко взяла отца за руку.
Когда после первого застолья гости начали подниматься для променада по парку и заиграла приятная музыка, Матэ снова вырос рядом с ними.
– Через час я уезжаю. Я или кто-то из моих людей найдём вас в час Быка. Не исчезайте! – он снова засмеялся. – Когда я буду ещё иметь радость видеть вас! Подарите мне это счастье – быть с вами ещё хоть несколько часов!
– Речист! – с весёлой укоризной произнёс подошедший незаметно сзади Шоган. – Так бы ты разливался за свадебным столом, негодник!.. Этоми-сан, Назико-сан… прекрасная и печальная, как ранняя осень… прошу вас выпить с нами за здоровье молодожёнов! Матэцура, тебя не будет в Эдо два месяца; твои проблемы, но чтобы к вашему возвращению Мидори уже вынашивала ребёнка! Хочешь – летай домой голубем, но я отправляю тебя только с таким условием! Тебе понятно?
– Я сделаю всё, что от меня зависит, господин, – натянуто ответил самурай.
Шоган усмехнулся: «Вот-вот!» и отошёл в окружении смеющейся свиты.
– Сочувствую, – понимающе произнёс Ошоби.
Матэ взметнул на него бешеный взгляд, круто развернулся и ушёл.
– Отец, я хочу уйти. Теперь уже можно? – слабым голосом спросила Нази.
Ошоби задумчиво посмотрел на неё:
– Можно. Нужно!..
*
Мирный оранжевый закат золотил воду залива. Уходил вдаль Эдо с его башнями крепости Шогана, разноцветными парусами рыбацких лодок, парящими у побережья альбатросами.
Прижавшись к плечу отца, стояла у борта Нази, грустно глядя на пенящуюся под дружными ударами вёсел зеленоватую воду. Большой барабан отмерял ритм гребцам. Ветер был слабый, гигантское жёлтое полотнище паруса (оранжевый диск сиял в его центре) едва заметно дышало. Уже восходила на ясном вечернем небе чистая, словно умытая луна.
Подошёл и встал рядом с Ошоби Матэ.
– Ночь должна быть светлой, полнолуние. Пойдём и ночью. Если всё будет благополучно, днём окажетесь на месте.
– Однако шкипер чем-то обеспокоен, – не поворачиваясь, заметил старик.
– Плох тот шкипер, которого ничто не беспокоит, – засмеялся Токемада, только что весьма серьёзно и вдумчиво выслушавший пламенную речь опасений капитана галеры. – Он выделил вам собственную каюту в безраздельное пользование и почтительно просит прощения за её относительный комфорт. Прошу вас, отдохните!.. Назико-сан, вы сегодня весь день на ногах!
– Иди отдохни, Нази, – сказал Ошоби.
– Отец, позвольте мне остаться с вами!
– Нет, тебе нужно отдохнуть, – он сам проводил девушку в крохотную каюту на баке, где она сразу же с тихим стоном стекла на одну из застеленных циновками скамей, и вернулся на палубу.
– Так что у нас со шкипером?
– Он утверждает, что кожей чувствует перепад давлений где-то по курсу галеры. И опасается ночного шквала. Видимо, южнее прошёл ураган.
– Опасность реальная?
– Скальный хребет тянется и под водой. В этом районе всегда была сильная тектоника; прибрежная полоса напичкана подводными скалами и рифами. В принципе, хороший шкипер при хорошей погоде спокойно пройдёт без лоцмана…
– У нас хороший шкипер?
– Я с ним не плавал. Но это военная галера, капитан подчиняется лично Шогану.
– И что он предлагает?
– Затабанить в какую-нибудь бухту и переждать до утра.
– А если шквал пройдёт утром?
– Я сказал ему то же самое. Подобным ходом мы не дойдём до Осаки и через месяц. Шоган снимет мне голову и будет абсолютно прав.
– Тогда нужно уходить на глубину.
– Конечно, он и не надеется, что я позволю ему ползти по берегу… Но сейчас не о том речь. Вы мои гости, и я честью поручился Шогану, что довезу вас до Окото целыми и невредимыми. В этом разрезе предложение шкипера имеет смысл.
– Вы потеряете пол суток пути – в лучшем случае.
– Это не проблема, при попутном ветре можно наверстать.
– А что насчёт глубины?
Матэ засмеялся.
– Страх перед открытым морем у японцев, наверное, в крови. Хоть и говорится в легендах, что камикадзе защищают японские берега от вражеских нашествий, но сколько рыбацких и военных кораблей сгубили эти ураганы! К тому же, мы не ахти какие мореплаватели, – Шоганы любят, когда все подданные сидят дома!
Ошоби внимательно посмотрел на юношу. После отплытия из Эдо точно крепкий морской ветер сдул с лица Матэ все следы свадебной нервозности, это был уже прежний – быстрый, ловкий, презирающий опасности «буси», каким Ошоби знал его всегда. Очень желающий помериться со шквалом силами.
Старый воин перевёл взгляд на землю. Отроги прибрежных скал громоздились, как поверженное войско великанов.
– Вы видите здесь какие-нибудь бухты?
– Нет, пока не вижу, – с интересом ответил Матэ. Глаза его зажглись, он весело смотрел на Этоми Ошоби.
– Пусть уберут парус. И скажите гребцам – пусть привяжутся к скамьям…
Матэ улыбнулся и отрицательно покачал головой. Потом сделал быстрый жест в сторону паруса пристально смотрящему на них с мостика шкиперу. Тот немедленно отдал команду.
Через час Ошоби пошёл проведать в каюте дочь.
И – не дошёл.
… «Бум!» «Бум!» «Бум!»… «Хай-я!» «Хай-я!» «Хай-я!»…
Мерно взлетали и плюхались в воду лопасти вёсел. Этот ритм наполнял Нази, как дым наполняет перевёрнутый над костром сосуд. Она старалась ни о чём не думать, любое воспоминание о прошедшем дне было равносильно прикосновению к ожогу. В ней не было сейчас ни мыслей, ни желаний. Она не хотела и домой, потому что не нашла бы там привычного покоя и рванулась бы душой обратно в Эдо, но тут же сбежала бы и из столицы, не перенеся агонии воспоминаний. Только теперь обнаружила девушка, что всё время до сегодняшнего дня она жила какой-то неосознанной, неопределённой, почти сказочной надеждой на неожиданное чудо, жила во времени и пространстве, где впереди было ещё множество событий и солнечных дней, напрямую связанных с ней и Матэ…
Всё это сегодня было обрублено и отброшено в небытие словно ударом отточенного самурайского меча. Нази чувствовала себя мёртвой и всё же почему-то ещё должна была ходить, дышать, говорить и отвечать на вопросы…
Сейчас, в одиночестве, она могла больше не притворяться живой.
… «Бум!» «Бум!» «Бум!» «Хай-я!»…
– … От бортов!!!
Среди абсолютно мирного пространства галера внезапно рухнула на правый борт. С треском надломилась оголённая от паруса мачта, и все усилия людей сосредоточились на том, чтобы обрубить ванты и сбросить её за борт. Взбесившаяся в один миг стихия хлестнула со всего маху огромной пенистой волной по палубе, кроша в кучу людей, скамьи, вёсла. Шквал понёс судно к недалёкому берегу, словно щепку, на ревущие пеной буруны подводных камней и рифов, не столько видимые, сколько слышимые в ночной тьме.
Первый же удар разбил нос галеры, но благодаря высокой осадке она не потеряла плавучесть. Люди навалились на вёсла, нечеловеческими усилиями пытаясь предотвратить последующий удар о скалы…
…От внезапного толчка девушку едва не размазало по дощатой переборке каюты. Но судно выпрямилось, и она смогла ухватиться за какие-то поручни в стене и сбоку полки. Не сразу поняв, что происходит, Нази однако холодно удивилась своему абсолютному спокойствию. С треском вылетело выбитое штормовой волной оконце, и залп холодной воды окатил каюту. Нази слышала чудовищный треск галеры и вопли людей на палубе, но это не заставило её ни шевельнуться, ни подняться.
Она закрыла глаза и машинально произнесла молитву, понимая, что скоро конец. Внезапно из глаз её брызнули слёзы: «Да, я хочу этого! Господь милостив и дарует мне облегчение от боли, от безысходности, от тоски… Мне не страшно! Всё страшное уже позади! Я счастлива уже тем, что эти последние часы мы провели рядом, на маленьком пространстве корабля… и умрём вместе! Ни на одно, самое безопасное и прекрасное место на земле я не променяю этой гибнущей галеры, потому что там не будет Матэ!»
… Стремительным маятником судно несло на скалы, разворачивая к ним беззащитным левым бортом. По команде взметнулись горизонтально вёсла левого борта, принимая на себя всю тяжесть удара, и разлетелись в щепки как тростник. Бешено ударили о воду вёсла правого борта, неимоверным усилием пытаясь протолкнуть лодку вдоль гряды рифов. Заскрипел, затрещал раздираемый ножами камней левый борт, шарахнулись от него люди, ожидая через миг неминуемого потопа через лопнувшие шпангоуты…
Но ничего не произошло. Галера проскочила первый барьер камней, разворачиваясь волею волн бакштаг, оставила им в дань куски кормы и, медленно вращаясь вокруг оси, пошла по спокойной воде по течению отлива, похожая на корабль-призрак со своей окаменевшей от пережитого ужаса, ошеломлённой от неожиданного чуда, ещё не верящей в спасение командой…
… Ошоби откинул крышку люка и быстро спустился в каюту. Он был весь, до нитки мокрый, едва не упал, поскользнувшись на залитом водою полу, где плавали обломки реек, клочья бумаги и солома из циновок. Тяжело опустился на скамью, крепко сжал холодную руку дочери.
Она не шевелилась, неподвижно смотрела в стену, возле которой лежала.
– Нази! Девочка моя! Что с тобой?!
Не сразу и с заметным усилием она, наконец, повернула к нему мертвенно бледное лицо.
– Вы… не пострадали… отец?..
– Нет, ничего серьёзного, – Ошоби помолчал и добавил, – он – тоже! Но семерых человек смыло за борт… Самурайские фанатики!.. Говорил же я – привязаться… Одним Святым Духом выбрались!
– Я… молилась… чтобы все спаслись… Чтобы Господь не губил корабль… из-за одной грешницы…
– Так. Пойдём-ка наверх! До чего ты тут только не додумаешься в одиночестве!
– Я не могу… встать…
– Обхвати меня за шею! Вот так…
– Отец… – прошептала вдруг изумлённо Нази, трогая пальцем залитую нежно-розовым маревом ступеньку. – Что это?
– Солнце встаёт. Рассвет.
*
Разгромленная, изуродованная стихией палуба была вся залита розовым светом поднимающегося огромного багрового солнца.
Нази скорбно смотрела, как избитые, измученные тяжёлой ночью люди пытаются сделать что-либо, чтобы довести галеру до берега. Без паруса, вёсел и руля она была просто игрушкой волн и течений, каждую минуту грозящих посадить её на новые рифы.
Кое-как распределили уцелевшие вёсла на оба борта. Подранок-корабль стал медленно выгребать вдоль берега.
– Назико-сан!..
Матэ – весь мокрый, в порванном монцуки, с разбитой скулой, с запёкшейся кровью в уголке губ – опустился перед ней на колени. Любовь и страдание отразило его лицо.
– Простите меня! Какое «надёжное путешествие» я вам уготовил! Всему виной моя неисправимая самоуверенность! Мне давно уже пора понять, что я способен приносить только несчастья!
Шкипер окликнул его с кормы. Матэ быстро оглянулся, но не ответил ему.
– Вы не пострадали?.. Назико-сан?..
– Нет. Вас зовут, – Нази поднялась и подошла к отцу, стоящему у борта. Осторожно накинула на его плечи плащ, взяла под руку и прижалась лицом к его плечу.
– Окото! Смотри, Нази, вон она уже видна! Скоро ты отдохнёшь на твёрдой земле!
Пока готовилась гостям еда и сушились вещи, Нази вышла из домика деревенского старосты и села на траву пригорка. Отсюда ей хорошо был виден берег, уткнувшаяся носом в мелководье галера, суетящиеся на берегу люди, разгружающие судно или носящие к нему материалы.
Отдельной группой полукругом стояли четверо: Ошоби, Матэ, шкипер и староста деревни. Обсуждались вопросы объёма и сроков ремонта. Внезапно Матэ резко развернулся к старосте, закричал и ударил его, повалив на песок…
Нази встала и ушла обратно в дом.
После обеда, оставив своих людей заниматься ремонтом, Матэ попросил разрешения проводить Ошоби в их усадьбу. Староста выделил устланную сеном и мягкими циновками повозку и возничего. Нази прилегла калачиком возле задумчиво сидящего отца.
Сквозь калейдоскоп древесных крон мелькали пятнышки звонко-голубого неба. Всё было, как совсем недавно, когда кленовый лист упал на шею её коня… И как страшно всё изменилось!..
…Казалось, никогда больше не удастся Нази заснуть, и всё-таки она задремала под мерный скрип колёс, потому что дорога промелькнула для неё невероятно быстро.
Пока мужчины занимались своими травмами, баней и переодеванием, Нази отправилась в единственное место, где ей хотелось быть сейчас – на мамину могилу. Это был просто тёплый холмик, густо заросший цветущим вьюнком. Чьен-Хо любила этот цветок больше других растений. Непонятным образом вьюнок сам собою вырос на её могиле и не рос больше нигде в саду.
Опустившись на колени и поклонившись, девушка прильнула к маминой могиле, желая и не находя слов, чтобы раскрыть всю свою душу. Не было даже облегчающих слёз, только великая усталость и желание покоя, – без мыслей, чувств и боли, желание полного забытья, мирного сна души под заботливым, защищающим оком.
И она не заметила сама, как крепко и глубоко уснула.
Молоденькая служанка, посланная на поиски пропавшей госпожи, едва разбудила её, целуя ей руки и прося прощения.
– Передай отцу, что нет причин для беспокойства, я сейчас приду, Рато. Скажи, что я просто прогулялась по саду и навестила могилу матери. Как чувствует себя отец?
– Ему делают сейчас массаж… потому что…
– …морские холодные ванны не пошли на пользу его пояснице. Понятно. Ступай. Я иду.
– Да, госпожа!
Уже подходя к дому, Нази замедлила шаги. Если бы Матэ не заметил её, она, наверное, нашла бы другую дорогу. Насколько радовалась она прошлой ночью возможности умереть вместе с ним, настолько не хотела сегодня ни видеть, ни слышать его. Неужели он не понимает, что детская сказочка кончилась именно потому, что они уже не дети?!
Токемада подошёл к ней сам. Нази отвернулась. Они долго молча стояли на посыпанной белым песком садовой дорожке посреди засыпающего вечернего цветника.
– Между нами снова пропасть? – спросил Матэ.
Нази подняла к нему лицо. Он узнал этот взгляд, жёсткий и твёрдый, как над телом погибшего Нисана. И те же чувства были в этих глазах.
– Вы бросили жену в день свадьбы. Неужели вы не понимаете, как это жестоко?!
Он вдумчиво и мрачно смотрел в её лицо.
– Мидори – самурай! Она знает свои обязанности, в частности и то, что я ничего сентиментального ей не обязан. Ей по горло достанется сейчас хлопот по хозяйству и управлению имением. Вряд ли ей придёт в голову оценивать поступки мужа, тем более что они были в полном соответствии с моим долгом по отношению к Шогану. Я уже говорил вам: японская семья базируется на особенных, чисто японских взаимоотношениях. Наш брак больше формальность, чем союз… точнее, скорее деловой союз, нежели…
– Да? Может, я ослышалась, но мне показалось, что Шоган требовал от вас по отношению к жене нечто большего, чем передачи ей функций управляющего и делопроизводителя!
Лицо Матэ дёрнулось, он почти закричал:
– Да, и я взял её, это пятиминутное дело! И, может, она действительно уже зачала, как Шогану и мечталось!.. Но какое мне до всего этого дело?! Я остался душою здесь, как было и раньше! Я не изменился!
– Да, – жёстко сказала Нази. – Вы действительно не изменились! Вы остались всё таким же себялюбивым эгоистом, как и раньше!
– Меня навязали ей так же, как и её мне! Она так же подчинилась приказу своего даймё, как и я – своего!.. Что ты хочешь от меня?! Чтобы я ещё и влюблялся по команде?!
– Я видела её. Она красива, – тихо сказала Нази. – Попытайтесь просто протереть глаза и посмотреть на неё, как на человека, а не скотину… Ну, почему вы так циничны? Не хотела бы я быть на месте вашей жены! – отвернулась Нази.
Он обошёл её и снова встал лицом к лицу.
– А на моём месте ты не хотела бы побывать? – как-то сорвано произнёс Матэ. – Знаешь ли ты..?
Он замолчал. Потом усмехнулся.
– Ну да… Ведь ваша семья – специалисты по вопросам любви! У тебя есть рецепты, как в кого влюбиться? А можешь ты дать совет, как разлюбить?
Он опять умолк. Горло его сжималось.
– Что же ты молчишь? Ну, посоветуй же – как?! Я испробую тотчас же! Вакадзаси у меня под рукой! Как бы ты поступила на моем месте?!
– На вашем месте, – грустно, но твёрдо ответила Нази, – я последовала бы примеру вашего отца.
– А-а… – Матэ выпрямился до упора и как-то странно посмотрел в её глаза. – Ты серьёзно хочешь, чтобы я стал мечтать о смерти Этоми-сана?
– Что?!
Матэ замолчал, задыхаясь… И вдруг стал очень спокоен – обречённо и безнадёжно.
– Мой отец двенадцать лет ждал, пока не умер тот, кто противился его браку. Наверное, он не всегда был благодушен к своему господину, как ты думаешь?
– Причём здесь мой отец?!
– Я просил тебя у него. Он отказал мне. Наотрез.
Нази показалось, что зазвенела ночь. Как после удара на камакурской дороге! Побледнела, провела дрожащей рукой по лицу:
– Видимо… он знал… что Шоган всё равно…
– Шоган дал согласие! Шоган хотел, чтобы ты стала моей женой!
Нази повернулась и тихо пошла по дорожке к дому. Она чувствовала, что вновь рушится мир и ещё более страшно его падение. Отец… Ведь он спрашивал её… И она ответила, что согласна пойти на смерть. Согласна умереть женою Матэ! Каким блаженством было бы это мученичество по сравнению с нынешней бесконечной агонией! Чего добился отец?! Как жить им теперь, ей и Матэ?!
Она вошла в дом, в гостиную, освещённую оранжевым круглым фонарём на стене. Комната была пуста. Длинный стол застелен белоснежной скатертью с неизменной икебаной из осенних листьев и трав.
Нази села с одной стороны стола. Матэ – напротив. Больше не о чем было говорить. Безнадёжное отчаяние кричало громче слов.
Нази поняла, что не может больше видеть его почерневшее лицо. Она обогнула стол и, подойдя сзади, положила руки на его плечи.
– Матэ! Ничего уже не изменишь! Нужно думать о том, что надо как-то жить дальше…
Он развернулся так круто, что девушка невольно отпрянула назад.
– Если твой отец отдаст тебя мне, я уговорю Шогана расторгнуть этот брак!!.
Преступная искра пьянящей надежды на миг обожгла Нази, но она тут же, жёстко гася её, ответила с твёрдой непреклонностью:
– Ведь ты же знаешь – если это случится, клан не примет Мидори обратно, она будет вынуждена убить себя! В чём виновата Мидори?!
Матэ не успел ничего сказать. Приблизились шаги, отодвинулась дверь, и вошёл старый Ошоби. Быстро, бесстрастно оценил ситуацию и сказал:
– Нази. Отправляйся к себе. Оставь нас с Токемадой вдвоём.
Когда она была уже на пороге, бросил вслед:
– Я зайду потом к тебе.
Ошоби не спеша обошёл длинный стол и сел на место Нази. Посмотрел на самурая тяжело и жёстко. Матэ, не поднимая глаз, машинально вертел в пальцах длинную сухую травинку из икебаны и ломал её хрупкий стебелёк. Сведённые упрямо и хмуро брови образовали на его лбу глубокую морщину.
– Что нужно было тебе от моей дочери, самурай? Разве не было всё уже достаточно ясным?
– Нет! – едва сдерживаясь, резко ответил Матэ. Поднял глаза, горящие непримиримым пламенем. – Вы позволили ей и мне сблизиться, допустили, что мы потянулись друг к другу и полюбили друг друга! А когда мы захотели соединить свои жизни, вы ответили мне «нет»! Безо всяких убедительных причин! Даже со стороны Шогана не было никаких препятствий!.. Быть может, я действительно сам по себе мало чего стою, но ведь я был не первым претендентом! Подумайте о девушке – каково ей?! Если уж вы твёрдо решили обречь её на безбрачие, не лучше ли было сразу отправить её в монастырь? Что вы делаете с нами?! Я не понимаю… Вам приятна наша боль?..
Ошоби невозмутимо выслушал его до конца. Медленно покивал.
– Понятно. Вы полюбили друг друга. Шоган одобрил и благословил твоё сватовство. И только старый Ошоби по своему упрямому тиранству ставит вам палки в колёса и мешает счастливому браку…
И вдруг со всего маху Этоми Ошоби врезал кулаком по столу так, что, высоко подскочив в воздух, полетела на пол икебана, а Токемада непроизвольно схватился за меч и шарахнулся в сторону.
– Зачем был нужен Шогану этот брак?! – заревел старик, навалившись всей грудью на стол, невиданно грозный и гневный. – Смотри мне в глаза! – рявкнул он, потому что Матэ лишь на миг глянул на него, и тут же взгляд самурая скользнул куда-то косо вниз. – Ты утверждал, что будешь играть на моей стороне?! Ты говорил, что ты человек чести?! Что нужно было Шогану в этом браке?!
Губы Матэ дёрнулись вхолостую. Лицо его побелело и покрылось испариной.
– Китай… – наконец выговорил он.
Ошоби мгновенно расслабился и вновь стал жутко и абсолютно спокоен. Медленно откинулся на спинку стула.
– Китай, – ровным голосом подтвердил он.
Матэ ошеломлённо смотрел на него, приоткрыв рот, лишь сейчас впервые осознав, с какой силой и мощью духа он пытался бороться!
– Но Шоган не получит Китая! Он может разрезать нас с дочерью на кусочки, придумать какую угодно пытку, но Китая он не получит! Наши две жизни – это лишь две песчинки в песчаном море – море людских жизней, которые унесёт война, развяжи её Япония на китайской земле!
Немного расслабившись, Матэ криво усмехнулся.
– Я не знаю, откуда у вас такие сведения… о пытках и прочих кошмарах! Разве не было благословение моего господина, напротив, знаком доверия к вам, протянутой дружелюбно и уважительно рукой? Если бы господин Шоган хотел насилия, он применил бы его и гораздо раньше, и тем более без всяких свадебных маневров! Он искал вашей доброй воли в ответ на свою добрую к вашей семье волю. Мне горько слышать от вас такое!
Ошоби задумчиво посмотрел на взволнованное лицо юноши.
– Как отреагировал Шоган на мой отказ? – внезапно спросил он.
– Стал искать другие варианты, – не моргнув глазом ответил Матэ. – Мой господин умеет и проигрывать с достоинством!
… А Шоган был взбешён! Молодой Токемада выслушал его полное и исчерпывающее мнение о себе в тот день и был отправлен под домашний арест. Целую неделю он провалялся дома, заложив руки за голову и глядя в потолок, каждый день ожидая получения предписания о сэппуке. Через неделю Шоган вызвал его в столицу. С порога приёмной Матэ увидел ещё троих приглашённых – старого Оми Асахару, его среднего сына и наследника Кану и племянника Насинагу. Все трое встретили Матэ такими взглядами, что ему сразу стало ясно: вожди клана Асахары колеблются сейчас между массовой сэппукой и открытым мятежом против Шогана. Токемаду устроило бы и то, и другое… Судьба распорядилась иначе, выбрав третий вариант окончания переговоров.
– Глядя на тебя, этого не скажешь, – приподняв одну бровь, заметил Ошоби.
Матэ побагровел. Уязвлённое самолюбие, стыд от неудавшейся лжи и не убиваемое, трижды проклятое уже Токемадой восхищение старым воином выплеснулись гневным болезненным отчаянием:
– Я не понимаю… не знаю, что меня так тянет к вам?! Для чего я, действительно, лезу туда, где не нужен?! Что вы сделали со мной?! Я был покоен до вас, знал, для чего жить и как умирать! Я не понимаю, почему я так люблю вас! – закричал Матэ почти с рычанием в голосе. – Так люблю и так ненавижу!!.
Этоми Ошоби долго, задумчиво смотрел на свои сцепленные в замок руки, лежащие на столе, и вдруг негромко заговорил:
– «Как бы ветер не ярился, – горы не склонятся перед ним.
Как бы не свирепствовали волны, – утёсы твёрдо смотрят в небо.
Смерть не одолеет жизни, тьма не одолеет света,
Свет во тьме извечно светит, побеждая смерть…» – и поднял глаза на самурая:
– Матэцура, я ведь предупреждал тебя, что ты лезешь не в свои и очень опасные игры. Почему ты считаешь, что если у тебя бардак в голове, то и все остальные не ведают, что творят? Почему ты думаешь, что можешь принести другому счастье, если ты и в себе-то не можешь разобраться? Тебе, как урождённому Токемаде, свойственны все основные черты вашего клана: горячность, дерзкая смелость, прямолинейность и преданность. Тем легче тобою манипулировать тому, кто тобой владеет. Я же стар и незлобив, страсти не душат мой рассудок, как ослепляют твой, и я могу властвовать над ним и использовать его по назначению, а не как орудие своих похотей и прихотей. Я давно знаю характер и повадки Шогана. Знаю и то, что унаследовал от отца ты, а что привнесло в тебя воспитание твоего повелителя. И если в ряде случаев я мог полностью довериться Сёбуро даже в том, что он не одобрил бы, тебе я практически ни в чём не могу доверять. Это не твоя вина, но ты – такой, а не иной. И мне приходится с этим считаться. Шоган умён, этого у него не отнять. Как бы ты не уверял меня, что душою ты с нами, поступки твои свидетельствуют о том, что выполняешь ты полностью волю Шогана, даже если и сам не догадываешься об этом. А воля и замыслы Шогана известны лишь Шогану, да ещё мне, потому что для него я слишком сильный противник, и он это понимает. Его любезность со мною – не знак любви. Я просто ему не по зубам. Шоган не мог «с достоинством» смотреть, как я отбил его главный козырь по имени Матэцура Токемада. Догадываюсь, что и тебе в те дни пришлось несладко.
Ошоби встал, поднял с пола вазу. Потёр рукою поясницу, стараясь не выдать боли.
– Верю, что по-своему ты действительно был счастлив все эти годы. Посмотри на лесного зверя: он ест, пьёт, охотится на добычу или спасается от зубов другого хищника, сражается за самку, побеждает, залечивает раны, выращивает потомство и умирает – без угрызений совести или страха смерти. Вот твоя жизнь, о которой ты сожалеешь, Токемада, не так ли? И ведь я говорил Нази, чтобы она не мечтала о бесплодных чудесах, но бедная моя девочка всегда любила тебя, сын Сёбуро, и она не послушалась отца, отдала свой душевный покой, своё чистое мирное счастье и, быть может, отдаст и свою жизнь, чтобы расколдовать тебя, витязь в звериной шкуре, вернуть тебе человеческий облик. Но боюсь, она напрасно пролила свою кровь! Кроме несчастий, ты ничего ещё не внёс в этот дом!
– Я готов искупить это, – глухо произнёс Матэ. – Я не лгал вам: я действительно готов отдать за неё жизнь! Я не пойду против своего господина, это правда. Но во всём, что касается ваших интересов и Назико-сан, вы можете полностью располагать мною!
– А если твой господин повелит тебе убить нас?
– Этого не может быть!
– Я задал тебе вопрос.
– Я уже отвечал вам на это. Я совершу сэппуку, – помолчав, серьёзно ответил Матэ. – Но думаю, что это нереально… Почему вы так смотрите на меня?
– Потому что это именно то, что случилось бы, если бы ты женился на Нази, самурай Матэцура.
Матэ застыл. Несколько раз он пытался что-то сказать, но ничего членораздельного из этого не выходило. Наконец Токемада коротко и как-то сорвано рассмеялся:
– Это ещё что за версия?!
– В полном соответствии с существующим Указом Шогана о придании смертной казни как государственных преступников всех, исповедующих на японской земле христианскую веру.
– Вы?!
– Я и моя дочь – христиане, – твёрдо сказал Ошоби. – И Шогану давно это известно. Ни о каком дружелюбии с его стороны не может идти и речи. Десять лет мы живём с занесённым над головой мечом твоего повелителя.
Несколько минут Ошоби спокойно наблюдал смену эмоций на лице самурая: ошеломления, недоверия, отвращения, надежды на ошибку, снова изумления, снова отвращения и снова надежды…
– Хорошо, что промолчал, – наконец произнёс старик. – Ты явно вырастаешь в моих глазах от мальчика до мужа.
Потемневший лицом Матэ угрюмо глянул на него.
– Выйдя замуж, моя дочь потеряла бы статус неприкосновенности Независимого Свидетеля, и Шоган смог бы начать шантажировать меня её жизнью и жизнью её детей, отлично понимая, что защиты нам не будет нигде в Шоганате. Китай – это было бы только начало, ведь я же не вечен. Твоя сэппука ничего не решила бы. У Шогана хватает самураев и без тебя.
– Зачем вам всё это?! – вырвалось у Матэ.
– Что?
– Этот… Ерунда какая-то!! – Матэ измученно и нервно провёл рукой по лицу. – Вы же умный человек! Зачем вам эта несуразная религия?! Это поклонение висящему на гвоздях мёртвому телу?! Я знаю, что это безумное поветрие выкосило в Японии сотни тысяч людей! Если бы Шоганы не приняли решительные меры против распространения христианской эпидемии, мы все бы уже ходили с головами набекрень! Японией правили бы иноземцы-варвары с их пушками и ружьями, а японцы были бы рабочим скотом, падалью под их ногами! Я не понимаю вас! Чем дальше, тем меньше!
– Не понимаешь? – иронично переспросил Ошоби. – А как хочешь ты понимать то, чего совсем не знаешь? Разумно ли отвергать и ненавидеть что-либо, не исследовав предварительно, хорошо это или дурно? Ты думаешь, я не знаю, какое пугало сделали японские правители из христианской веры?! Любое доброе намерение или идею можно закидать грязью до неузнаваемости, если умело метить. Разве ты знаком с сущностью нашего учения, чтобы поносить его? Если оно окажется худо, – вот тогда и гони нас, смело берись за меч. Тогда ты будешь и справедлив, и спокоен, и душа твоя будет мирна, и совесть чиста!.. Что за детский лепет, Токемада?! Ведь ты ничего не знаешь о Христе и о нас!
Матэ отвёл глаза.
Минуту они молчали.
Потом Токемада вздохнул и ладонью смахнул со скатерти травяное крошево.
– Говорите!.. Это правда… Я не знаю…
– Мы чтим единого Бога, создавшего небо и землю, невидимый ангельский мир и человека, приблизив его к Себе, как лучшее Своё творение. Но человек пал, не послушавшись Бога, как своевольное дитя не слушается мудрого отца, он совершил зло, отпал от Бога в мир, где отныне стали царить порождённые его грехопадением страдания и смерть, и сам стал обречённым на страдания и смерть. Тогда в гибнущий от пороков мир Бог послал своего Божественного Сына, воплотив Его от Святой и Пречистой Девы, чтобы Он, горя немеркнущей любовью к человеку, прошёл Сам сквозь мрак и тление смертного мира, испытал на Себе всю бездну наших страданий и страшную смерть на кресте от ненавидящих Его гонителей, собственной невинной, животворящей, божественной Кровью искупил бедного человека от ненасытной пасти адской пустоты, которой вы, буддисты, поклоняетесь как богу, омыл этой Кровью грехи и раны человека, указал верующим в Него путь на Небо, в вечное Царство Света и Жизни (вместо пути в вечную смерть, мрак и уничтожение, куда опять же ведёт ваш дзен) и протянул руку помощи на этом пути тому, кто хочет её принять. Что кажется тебе здесь несуразным и отвратительным, самурай?
