Текст книги "Позови его по имени (Самурай) (СИ)"

Как звонко печатались шаги в коридорах дворца! Двое сзади, двое по бокам, впереди – офицер полка дворцовой охраны, – почётный эскорт! Капитан Ёритомо Масатаки, пришедший к Нази с приглашением от Шогана, был младшим братом погибшего в прошлом поединке самурая Танимуры Масатаки. Между братьями была нетипичная для Японии тёплая привязанность. После гибели Танимуры капитан Ёритомо приехал к Ошоби с просьбой показать ему могилу брата. После этого он бывал там ещё несколько раз. Стала ли эта могила для него своеобразным «ками» – местом общения с духами предков – или он тосковал по брату? Нази понимала, о чём он сейчас думал.

На каждом повороте коридора от шеренги застывших вдоль стены как изваяния самураев отделялся старший, и на каждом повороте Ёритомо, не глядя на него, поднимал ладонью вверх правую руку, показывая какой-то пропуск. Охранник без единого слова отступал обратно к стене.

Резкий поворот, – и прямой коридор упирается в закрытые широкие двери. Самураи эскорта занимают позиции у стен и косяков. Капитан принимает из рук Нази оба её меча и передаёт тому, кто справа от дверей. После этого он отодвигает дверь в сторону и входит. На миг Нази ослепляет изобилие ярко освещённого пространства – высокие с золотыми украшениями потолки, колонны под золочеными панелями на стропилах из редких пород отполированного дерева, роскошные шёлковые драпировки на стенах, человеческое море устремлённых к двери голов…Она жёстким волевым усилием опускает глаза и заставляет себя расслабиться, отключиться от всего этого мешающего великолепия.

– Госпожа, прошу вас! – вышел к ней капитан Ёритомо.

– Благодарю.

Он шагнул первым, переступил порог и сразу же сделал шаг влево. Не поднимая глаз, Нази вошла. Раз, два, три, четыре… двадцать шагов перед Шоганом имел право пройти Свидетель без поклона. Исключительное право клана. Этоми Ошоби никогда не пренебрегал этим правом…

…двадцать!.. Нази опустилась на колени, положила руки ладонями вниз и с достоинством поклонилась.

– Честь, оказываемая вашим появлением здесь всем собравшимся, равносильна только радости и наслаждению, которыми одаривает нас ваше мастерство, уважаемая Назико-сан! – прозвучал хорошо поставленный голос Шогана, властный и дружелюбный одновременно, красивый мужской баритон, неотразимый, как слышала Нази, для женщин.

Она поднялась и поклонилась снова, уже стоя.

– Но всё это несравнимо с честью для клана Независимых Свидетелей быть принятыми в столь блестящем обществе и честью быть полезными в благородном деле поединков, на которых лучшие мастера столь великих наций, как Япония и Китай, могут проявить себя в свете героических и славных традиций прошлого, никогда не меркнущих в настоящем и достойных жить в будущем для назидания потомкам! – отчётливо и с достоинством ответила Нази.

– Красивые и благородные слова! – улыбнулся Шоган. – Убеждаюсь лишний раз, что ваш отец может гордиться своей достойной дочерью…

– Красивы мечи и честь владеющих ими. Моё же достоинство – быть причастной к этой чести лучших бойцов Шоганата и Поднебесной Империи. Благодарю вас и прошу позволения нижайше поприветствовать их от имени моего отца и господина!

Шоган располагался на небольшом возвышении в дальнем конце зала, рядом с ним с правой стороны сидел представитель Китая. Слева и справа от возвышения соответственными полудугами на мягких татами располагались самураи в официальных чёрного шёлка хакама и верхних монцуки (из-под которых красиво просматривались вороты белоснежных нижних) и члены китайской делегации в ярких, длиннополых, расшитых шелками или однотонных одеждах. Нази увидела, что ни при ком не было мечей.

Она поклонилась – сидя – на все стороны. Ряды гостей ответили поклонами.

– Хочу выразить всеобщее сожаление об отсутствии сегодня среди нас почтенного господина Ошоби, чей визит украсил бы этот день, как удачный аккорд прекраснейшую музыку.

– От имени отца я приношу глубокие извинения и сожаление высокому собранию. Получено сообщение, что ему уже лучше, но старые раны иногда дают о себе знать внезапными, приковывающими к постели приступами.

– Что ж, боевые раны – достояние и украшение воина, свидетели его мужества и доблести в сражениях! Вы должны гордиться своим отцом, это редкостный боец! Передайте ему от нас горячее пожелание видеть его в столице снова, как только его здоровье укрепится и он сочтёт возможным оказать нам эту честь…Что ж, если не возражаете – приступим? – повернулся Шоган к своему китайскому гостю.

Девушке представили двух её помощников в церемонии. Японского бойца она видела впервые, а китайца с тёплой радостью в сердце узнала мгновенно; это был тот же молоденький шаолиньский монах по имени Лю Юань, что отлично ассистировал ей в прошлый раз: маленький, крепко сбитый, бритоголовый, круглолицый и улыбчивый, очень симпатичный. Его глаза ответили взаимной радостью, но парнишка волновался и старался быть серьёзно-сосредоточенным.

Она села в позу сэйдза на одном конце площадки для церемонии. Китаец и японец – лицом к ней, спиной к помосту – на другом. Справа и слева вынесли две подставки, на обе положили по мечу, соответственно «китайскому» и «японскому»: мечи были бамбуковые, чтобы исключить возможность нанесения ранения во время представления, и назывались «синаи».

Нази, опустив голову и глаза, ждала. Зал затихал. Она почувствовала, как дрожат пальцы. Сотни глаз устремились на неё. Все уже знали об исходе поединка, весь Шоганат знал об этом, но вслух на эту тему говорить разрешалось лишь после окончания свидетельской церемонии.

В звенящей тишине ударил гонг. Нази, не поднимая глаз, начала излагать течение и ход поединка, основные моменты и важнейшие композиции боя, всё то, что можно было бы без ущерба для зрелищной части церемонии передать словами. Потом, запросив разрешение, поднялась и движением рук подняла с татами обоих своих помощников.

Назначением Свидетеля в данной церемонии было наглядно и достоверно воспроизвести перед глазами присутствующих весь ход поединка, если он был достаточно захватывающ, либо наиболее интересные его части. Чем выше было мастерство Свидетеля, тем полнее и объёмнее могли ощутить зрители свою сопричастность к происшедшей дуэли и ярче уяснить себе и прочувствовать весь ход борьбы, его драматизм и триумф. Помимо личного умения вести разностильные поединки, Свидетель должен был быть и хорошим актёром, уметь «преподнести» бой эффектно… без искажения его достоверного течения!

Некоторые места поединка, менее зрелищные, Нази излагала хорошо поставленным голосом драматического актёра. Голосовое изложение плавно переходило в действие, когда приближалось время наиболее эффектных комбинаций: один из «мечей» оказывался в её руках, и тут же боец, чей «меч» оставался на подставке, подхватывал его и на ходу усваивал тихо поданную ему команду – название приёма или каскада приёмов, которые он должен был сейчас выполнить. Нази была его «противником» и собственными движениями изображала то, что в реальном поединке выполнял реальный боец.

Довольно быстро монашек увлёкся и перестал волноваться. У него была отменная пластика и реакция, а также здоровая интуиция прирожденного бойца, – он смотрел ей в рот в буквальном смысле этого слова и соображал всё, что требуется от него, с первых же звуков команд.

После нескольких приёмов с японцем Нази поняла, что с тем вообще не может быть причины для беспокойства, это был первоклассный мастер, только, в отличие от Лю Юаня, совершенно не знакомый с волнением.

Поняв, что их команда сработалась и контакт установился, Нази начала плавно наращивать темп, без чего вообще немыслима зрелищность поединка. Некоторые места она пускала, наоборот, замедленно, с замирающими фазами, потом мгновенно – их же в рабочем темпе, стремительно вливающихся в другие комбинации.

Владея и иайдо, и кун-фу, девушка брала на себя те приёмы, которые ассистентам было бы трудно выполнить или осмыслить, их роль вообще-то была только фон, заготовка для тех основных боевых комбинаций, которые иллюстрировала она. Но как и в спектакле не бывает второстепенных ролей, так и в этой трагической постановке свершившегося поединка не было ни одной маловажной детали. В этот час все трое были единым организмом, Нази с признательностью чувствовала, что увлекла их, как и постепенно загорающихся азартом зрителей.

Интересным и очень уместным штрихом было то, что в паузах между комбинациями откуда-то с высоты колоннады печальным плачем чарующе вскрикивала флейта, а в конце комбинации дважды ударял барабан. Артистов в церемонии было куда больше, чем сначала думала Нази.

«Поединок» подходил к концу. Она знала, что устроит высокому собранию сюрприз, о котором долго и безрезультатно будут говорить годами. Лишь одна она понимала сокровенное в происшедшей на поле боя трагедии, но её задачей было лишь изложение достоверного действия, а не его сущности. Действие она им изложит достоверно…

…Удар левой «рётодзукаи». Зал молчал, лишь флейта пискнула и замолкла как-то сорвано… Лю Юань смотрел на неё круглыми глазами. «Да!» – взглядом показала она. Он ловит «меч» левой рукой. Нази гонит его назад. «Киухон мэ»! «Иппон мэ»!.. «Кириагэ»…Каскад коварнейших приёмов отбит! Нази даёт новую команду. Он опускает «меч»… смотрит на неё… сообразив, быстро отводит взгляд и корпус влево. Нази наносит разрубающий удар по его правому плечу и, чиркнув остриём «синая» по корпусу, показывает глубину удара.

Монашек смотрит на неё, открыв рот. Нази выпрямляется. «Падай!» – спокойно говорит она в это юное ошеломлённое лицо.

Лю Юань рухнул.

В зале словно никто не дышал. Она отрешённо повела взглядом по дальней стене, потом вздохнула, перевела «меч» из боевой руки в левую – и села в позу сэйдза, опустив голову.

Весь зал смотрел на неё.

«Убитый» монашек смотрел на неё.

Отчётливые неторопливые хлопки раздались с помоста как ружейные залпы. Шоган милостиво улыбался и аплодировал актёрам-бойцам. Зрители дружно присоединились, пряча ошеломление под масками требований этикета. Все вставали, следуя примеру Шогана. Загремели барабан и гонг.

…Монашек плакал. Он вставал медленно, пряча лицо, ломая себя невероятным усилием. Нази неприметным движением скользнула к нему, поднимая «мечи», быстро стиснула его руку в пожатии… и вдруг резко вывернула его кисть из сустава. Китаец ахнул, но девушка была уже далеко от него. За её спиной стоял капитан Ёритомо с мечами. Встав на колени, она с поклоном преподнесла победившей стороне в лице Шогана меч Нисана, а потом свой – Свидетеля. Тот принял оба, а затем второй меч вернул ей. Это означало, что он доволен её работой и надеется ещё увидеть её в этой роли.

– Благодарю вас, благодарю! Вы доставили нам своим мастерством глубокое наслаждение. Мне хотелось бы сделать что-нибудь приятное и вам, Назико-сан, в память об этом дне, но я, право же, затрудняюсь, зная, как ваш клан блюдёт свою «независимость»… Быть может, вы, уважаемый Чень Чуньян Линг, со свойственной вашему роду мудростью, дадите совет: чем бы мы могли отблагодарить за труды и доставленное эстетическое наслаждение нашу достойную гостью?

Советник императора Китая, боевой генерал, прославившийся в героической войне с гуннами, коротко посмотрел на Нази и ответил так же кратко:

– Лучший подарок воину – хорошее оружие.

Девушка быстро посмотрела ему в глаза… Секунда… другая… И повернулась к Шогану:

– Если осмелюсь я надеяться на такую честь… я попросила бы в дар… – и она показала рукой на меч Нисана.

Шоган продолжал улыбаться, но уже несколько натянуто. Качнул глазами на китайского генерала, потом куда-то в толпу.

– Вот как? Проигравший меч?.. Хотелось бы дать вам отеческий совет, дорогая Назико-сан: если хотите всегда выигрывать – носите достойные мечи!

– Я благодарю вас за мудрый совет, господин, – поклонилась Нази. – И постараюсь всегда следовать ему.

Шоган полоснул по ней глазами. Потом сделал капитану Масатаки повелевающий жест и развернулся к китайскому гостю.

– Почтительно прошу вас отужинать с нами в час Тигра! Назико-сан, вы окажете нам честь, если присоединитесь к торжественному ужину, который устраивается в честь наших китайских гостей. Капитан, вы покажете госпоже Назико её комнату и позаботитесь, чтобы к её услугам были баня и прислуга…

– Благодарю вас, господин. Пожалуйста, простите меня, но я не в состоянии принять ваше высочайшее приглашение. Ещё раз прошу простить! – твёрдо произнесла Нази.

Уже уходящий Шоган изумлённо остановился от такой дерзости и молча уставился на неё.

– При всём моём желании, я всего лишь девушка и нахожусь на послушании у своего отца. Мне были даны чёткие указания: сразу же после проведения церемонии покинуть Эдо.

– Не помню случая, чтобы Этоми Ошоби брезговал нашим обществом… независимо от исхода поединка… – с ужасающим спокойствием произнёс Шоган, задумчиво рассматривая Нази, точно увидел её впервые за этот вечер.

– Мой отец – мужчина и воин, и он имеет право поступать с собою так или иначе. И имеет право воспитывать свою дочь, как сочтёт нужным. Думаю, он считает, что не всё, что позволительно солдату, позволительно девушке… Простите, это лишь моё скромное мнение, которого никто не спрашивал, прошу простить мои плохие манеры.

– Назико-сан, – медленно и внушительно заговорил Шоган, – рискну предположить, что ваш отец оказывает вам не очень хорошую услугу, лишая вас полноценного человеческого общества и так жёстко ограничивая ваши выходы в свет. Что пригодно старику, не всегда пригодно молодой девушке. Девичья красота – это цветок, который нужно срезать, когда бутон набирает силу, если хочешь сохранить его свежим долгое время, не так ли?

Нази поняла двусмысленность и быстро ответила, краснея:

– Не мне судить об этом, простите меня, господин. Моё дело – послушание.

– Послушание глупцу – двойная глупость! – резко произнёс Шоган. – Мне жаль и вас, и вашего отца! Если желаете уехать – можете отправляться в путь, я подпишу пропуск. Но от всей души советую вам подумать о моих словах! Вы, Ошоби, всегда были упрямцами, и ваш отец даже не подумал об огорчении, которое вы доставите своей строптивостью нашим китайским гостям! Что подумают о нас гости?!

Нази посмотрела на старого генерала. Он не выглядел очень огорчённым. В узких глазах Чень Линга стояли стоическое понимание и искорка тёплого одобрения.

***

Капитан Ёритомо Масатаки проводил её до выхода из дворцового парка, до последней стражи. Здесь он вручил ей мечи и пропуск на выезд из города. Стоял тёплый душистый вечер, залитый огнями город красиво золотился у подножия крепостного холма. Бездонная чаша ясного звёздного неба куполом покрывала весь мир.

Никто не спешил уходить первым.

– Это поминальный комплекс Шоганов Токугава, – не поворачиваясь, как-то определил направление её взгляда Ёритомо. Потом повернулся. – А рядом – буддийский храм, там центр города… Задержитесь до рассвета. Ночные дороги небезопасны.

Нази молчала. Разговор с Шоганом открыл ей слишком много. И она не знала, что здесь для неё было полезным, а что – лишним.

– Я дам вам своих людей, хотя бы до Камакуры. Передайте моё глубокое почтение господину Ошоби. Я почтительно прошу разрешения посетить его через две недели.

– Думаю, отец… как и я… сочтёт за честь принять вас в своём доме, Ёритомо-сан, – задумчиво произнесла Нази. – Благодарю вас за всё!

– Храни вас Будда!

Она спустилась вниз с холма в расстилающееся разноцветное марево городских огней. Впереди был базар, качались под бамбуковыми навесами матовые шары фонарей, маленькая открытая закусочная источала запахи жареной рыбы и рисового супа, стелился по земле дым жаровен.

Нази остановилась и, положив руку на рукоять меча, резко развернулась, – кто-то бежал за ней следом. Через несколько мгновений она поняла, что это Лю Юань. В метре от неё парнишка бухнулся девушке в ноги прямо в дорожную пыль.

– Брат, встань, – твёрдо сказала она. – Что-то случилось?

– Госпожа, учитель Чень Линг передаёт вам благодарность… от всех нас… за то, что вы спасли меч!.. А меня вы спасли от позора… Мне очень стыдно! Я вёл себя недостойно бойца! – горько закончил юноша.

Нази взяла его за плечо, серьёзно глядя в расстроенное лицо молодого китайца.

– Да, нужно уметь проигрывать с достоинством, брат, – тихо ответила она. – Путь воина состоит не из одних побед. Не знаю, что труднее – победить или проиграть. Как ты думаешь?

– Учитель сказал мне то же самое… Госпожа, учитель спрашивает, как вы намерены поступить с мечом?

Нази удивленно посмотрела на него.

– Носить его с честью. Это очень достойный меч для того, чтобы носить его с честью, Лю Юань, что бы ни говорили незнающие! Человек, носивший его, погиб, но он не был побеждён! Передай учителю, что это – слова Независимого Свидетеля. Китай может гордиться таким бойцом. Лучшего бойца он не выставлял ещё ни разу! И ещё передай учителю – возможно, это был последний поединок…

– Как так? Почему? – монах смотрел на неё круглыми глазами.

– Не знаю. Мне так кажется, – улыбнулась ему Нази. – Ты всё запомнил? А теперь – беги, мне нужно поторопиться! И будь острожен… Нет! – остановила она парнишку, собравшегося снова упасть ей в ноги. – Сделай то же самое перед учителем – за меня! Беги!

Пока не исчез в темноте его силуэт, Нази смотрела вслед. Потом медленно развернулась и пошла дальше своим путём. Вечерний Эдо не спал, шумел, переливался огнями разноцветных фонариков, чадил запахом пищи, морских испарений, человеческих тел, дымом праздничных фейерверков и ароматами курящихся ритуальных благовоний. В этот день, видимо, в каждой семье прославляли духов предков – «ками», принесших победу японскому оружию.

Нази шла по сияющим улочкам-лабиринтам центра, мимо залитой оранжевой иллюминацией громады синтоистского храмового комплекса, многолюдного, гремящего ритуальными гонгами, плавающего в сладковатом мареве, как гигантская кадильница; мимо говорливых базарных рядов, где продавались жертвоприношения: сакэ, рисовые лепёшки, морская рыба и морепродукты, зелень, сладости. На одном из перекрёстков она наткнулась на впечатляющее шествие с паланкином – омикоси, который несла группа юношей в набедренных повязках. В паланкине символ какого-то местного божества объезжал окрестности храма. Мимо Нази проплывала миниатюрная храмовая модель из яркого картона, бумаги, струящейся лёгкой материи, украшенная золотом, цветами, изображениями драконов, журавлей, птицы феникс; звенели колокольчики, разлетались шёлковые шнуры. Следом за паланкином громыхали даси – богато украшенные парчой, цветами, мечами повозки, на которых возвышались фигуры легендарных героев, божеств, макеты гор и дворцов. На последней повозке сидели, стояли, танцевали музыканты и актёры театра «но». И следом плотной стеной повалила нарядная толпа смеющихся, ликующих, скандирующих людей в праздничных одеждах.

На побережье, где в сорока метрах от берега возвышалась впечатляющая тория храма Уми-но-миядзима, посвященного морскому божеству, загрохотали разрывы фейерверков, разукрасивших собою небо в некоторое подобие извержения Фудзиямы.

Только замок Шогана был освещён сдержанно всего тремя ярусами огней – ради торжественного ужина в честь китайской делегации, но Шоган не постеснялся, цинично упрекая Нази в непочтительности к гостям, разрешить в Эдо недвусмысленное национальное ликование ещё в тот день, когда китайцы оставались в столице…

Нази от всей души пожелала генералу Чень Чуньян Лингу и его спутникам мужества и выдержки и свернула на боковую улочку, тщательно выбирая места поспокойнее.

Она впервые почувствовала, как смертельно устала. Это была не физическая усталость, хотя день для неё сегодня был трудный. Она чувствовала глубокую давящую тяжесть на сердце, словно что-то было безжалостно вырвано из него, смято и растоптано. Она понимала, что много изменилось теперь для неё в жизни и она стала совсем другой. На полминуты душа девушки вдруг взорвалась бессильной яростью на то, что она уже не вернётся к отцу той Нази, которую он благословил в путь – той доброй, ласковой девочкой, ещё верящей в чудеса!!.

Через полминуты она пожала плечами и пошла дальше. На душе стало пусто, зябко, бесстрастно, безразлично. Хотя Нази была голодна, её мутило от запахов пищи, благовоний, шума и мелькания лиц. Она твёрдо знала, чего хочет сейчас – тишины и полного одиночества, и ускорила шаги.

Наконец она нашла свою гостиницу в тихом отдалённом районе, погружённом в благоухающую дрёму ночных садов. На веранде возле входа замёрзшей обезьянкой скорчился маленький, лысый, с тощей бородой человек, обрадовано вскочивший при её появлении.

– О, Назико-сан! Хвала небесам! Вы здоровы? Всё благополучно?