Текст книги "Позови его по имени (Самурай) (СИ)"
Автор книги: Вирэт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
– Мне нечем ответить вам на такой царский дар, Назико-сан… по крайней мере, в данный момент… Благодарю вас!
– Вы легко можете сделать мне взаимную приятность, – засмеялась Нази. – Помните крестьянина, у которого вы изъяли лошадей по дороге в Эдо?
На лице Матэ отобразилось явное усилие памяти.
– Один из этих коней застрял где-то у вас в столице. Верните его хозяину! – Нази постаралась удержать усмешку, видя, какие гримасы изобразило самурайское высокомерие на лице Токемады, и поспешила прийти ему на помощь.
– У Сёбуро была очень интересная способность «терять» в подобных случаях кошельки. Знаете, едет по дороге важный даймё в окружении не менее важных даймё, а на обочине похоронный кортеж – вдова с кучей ребятишек, двое-трое соседей бедняков, старенький деревенский бонза. Все на коленях, как и полагается. Даймё начинает стремя поправлять и роняет кошелёк из-за пояса. Вдова к нему: «О, господин! Вы уронили…» Тот, понятное дело, возмущён, что его окликает кто-то из простолюдинов, машет плёткой: «Пошла вон!» А спутник ему: «Совсем обнаглела эта чернь, Сёбуро-сан. Скоро будет за штаны хватать самураев!» – «Вы абсолютно правы, господин Мендоси. Просто ужас, куда катятся нравы!»
Матэ засмеялся. «Я люблю тебя», – подумал он.
– Назико-сан, – сказал он, когда, отведя коня, девушка вернулась на веранду, – мы расстаёмся друзьями?
Она удивлённо обернулась к нему.
– О чём вы?
– Вы как-то сказали мне: «Сейчас не время для личных счётов». Мне очень хотелось бы, чтобы это время не настало никогда. Тем более, мне кажется, что и Нисан на меня не в обиде…
Нази изумлённо глянула на самурая, зная, что это имя для него, как для чёрта крестное знамение.
Матэ улыбался, но уже как-то натянуто; глаза его серьёзно и задумчиво смотрели вдаль.
– Он сам спровоцировал меня на удар. Иайдо – искусство боя, а не танцев. А из боя лишь два выхода – победа или смерть. То, что сделал он, не укладывается ни в какие рамки боя. Он превратил меня в убийцу, в мясника-«эта»… Не знаю, зачем, но он это сделал! Видимо, он хотел, чтобы я носил на себе пятно позора, чтобы в меня тыкали пальцем?
– Нет! – воскликнула потрясённая этой откровенностью девушка. – Уверяю вас, что нет!
– Тогда зачем ему нужно было мешать моей сэппуке?.. Не смотрите на меня так, я не сошёл с ума! Знаю, что шрамы от моего меча на ваших руках. Но вы появились уже во второй раз! В ту ночь я ведь пытался дважды…
И Матэ медленно, почему-то начиная внутренне дрожать снова, рассказал ей о призраке на кладбище.
Потом они долго молчали.
Лишь раз Матэ попытался выдать версию о своих расстроенных нервах, но Нази очень серьёзно и решительно покачала головой и снова погрузилась в размышления.
– Матэ-сан, – заговорила наконец она, – если вам угодно, я скажу, что хотелось бы мне получить от вас в качестве «царского подарка».
– Вплоть до моей жизни, госпожа Назико! – сразу оживился и рассмеялся он.
– Вот именно! Выбросьте из головы мысли о сэппуках! Я понимаю – если этого потребует тот, кому вы обязаны подчиняться, у вас не будет выхода! Но пока вы распоряжаетесь своей жизнью сами, забудьте слово «сэппука»! Я прошу вас ценить свою жизнь, она очень дорогая у вас…
– Дорогая… вам?
– И мне. И отцу. И Нисану… И ещё Тому, Кого вы не знаете. Вы можете подарить мне такое обещание?
– Только обещание? Или – жизнь? – улыбался Матэ.
Нази почувствовала, как стало жарко дышать, и опустила глаза.
– Почему вы молчите? Ведь это почти равнозначно…
– Я не распоряжаюсь вашей жизнью, – тихо ответила девушка. – Я только прошу пообещать мне, что вы будете распоряжаться ею с умом.
– А если я начну терять его, то кто тогда?..
Нази старалась поскорее выбраться из этой опасной словесной игры и не позволить ему свести всё к шутке.
– Тогда приезжайте к нам, и я уверена, что отец поможет вам вправить его на место!
Матэ рассмеялся, разведя руками, – «сдаюсь!». И каждый почувствовал, что добился очень важного.
*
– Нази! – сказал старый Ошоби. – Подойди и сядь здесь.
Девушка обернулась от окна, удивлённая серьёзностью его тона.
Час назад они проводили гостя. Ей всё мерещился голос Матэ в их доме, настолько привычным стало его присутствие…
– Что ты смотришь там?
– Думаю, будет дождь, – ответила она. – Это хорошо: его давно не было. Я слушаю вас, отец.
– Нази, ты никогда не спрашивала раньше, почему я не выдаю тебя замуж. Знаю, что ты думала об этом, но держала свои мысли в себе.
Девушка встревожено уставилась на отца. Он был мрачен и как-то напряжённо сосредоточен.
– Думаю… всё дело в служении Свидетелей? Если бы у вас был сын, он, женившись, продолжил бы наш род. Дочь, выйдя замуж, ушла бы из клана.
Ошоби молчал. Потом вздохнул и расцепил стиснутые в замок пальцы.
– Отчасти это так. Но только отчасти. Мы оба понимаем, что служению Свидетелей подходит конец. Возможно, ещё несколько лет – и я умру. Что будет с тобой? Я думал об этом все эти годы… Ты считала, что я ждал, пока вырастет молодой Токемада? И это тоже отчасти, потому что я видел, что из него выращивают… Подожди! – остановил Ошоби её порыв. – Мне трудно говорить сейчас, и скоро ты поймёшь, что ещё труднее будет тебе слушать, что я скажу. Последние годы я думал отдать тебя Ёритомо Масатаки. Из всех, кого я знал в Шоганате, он больше всех вызывал мои уважение и симпатию. Ещё два года назад он просил тебя. Я откладывал ответ несколько раз. Последний раз – до свидетельской церемонии последнего поединка…
Широко раскрыв глаза, почти не дыша, смотрела на отца девушка. Наконец сказала:
– Но ведь он – буддист… И… по антихристианскому указу Шогана… должен был бы… Он знал, что я..?
– Нет, – спокойно ответил Ошоби. – Но думаю, что Ёритомо отнесся бы вполне терпимо к верованиям своей жены. Христианами были его дед и бабка, которых он хорошо помнил. И за меч он хвататься не стал бы. Нази… дело в другом. О том, что мы христиане, знает Шоган.
– Отец… – через минуту непослушными губами прошептала Нази. – Вы уверены?..
– Да.
Он вспомнил, как десять лет назад, когда его дочери исполнилось тринадцать – возраст невесты, молодой Шоган с пышной свитой нагрянул в их усадьбу. Какая была суета, хлопоты с застольем, баней, показом племенных лошадей и охотничьих угодий в окрестностях! Когда, наконец, уселись за стол, юная Нази, смущённая, зардевшаяся, чистая и прекрасная, как роза в икебане на столе, не поднявшая ни разу глаз от своей тарелки, жмущаяся к матери, впервые допущенная к серьёзному взрослому застолью и чрезвычайно волнующаяся в такой компании, – его девочка тут же притянула глаза Шогана, восхищённые и загоревшиеся желанием. Он сразу же начал отвешивать любезности и комплименты в самом утончённом, недвусмысленном тоне; свита, переглянувшись, принялась оказывать хозяину дома знаки самого глубокого почтения и уважения; Этоми Ошоби, уловив первый же тревожный взгляд жены, одними губами твёрдо сказал ей: «Молись!», и она сразу же обморочно побледнела…
И лишь его маленькая беззащитная девочка невинно краснела от оказываемого ей таким высоким гостем внимания.
Во время послеобеденной прогулки по саду Шоган и Ошоби как-то естественно оказались вдвоём. Поламывая веточку сакуры, Шоган поинтересовался, как представляет Этоми-сан будущее своей дочери, вскользь заметив, что, по его эстетическому мнению, такой цветок мог бы стать дивным украшением дворца самого Шогана в Эдо. Итак, каковы планы отца?
Ошоби, последний раз помянув в молитве имя Божие, негромко и твёрдо ответил, что дело свидетельского служения, для чего они и прибыли в Японию, для их семьи важнее личного счастья, и что они счастливы принести свою дочь в жертву благородному начинанию Шогана – проведению поединков на японской земле…
… Как-то очень быстро после этой прогулки по саду столичная кавалькада покинула усадьбу Ошоби…
Старый воин не стал рассказывать обо всём этом дочери. Он сразу начал с того, что несколько месяцев спустя получил от Шогана приглашение на празднование, посвященное рождению его второго сына. Прибыв в Эдо и отпраздновав, получил предложение от правителя осмотреть бастионы столицы на предмет их обороноспособности.
– Я уже стал расслабляться, – задумчиво рассказывал Ошоби. – Около часа мы довольно дружелюбно и увлечённо обсуждали с крепостной стены вопросы фортификации, как вдруг Шоган обернулся ко мне и ровно тем же тоном, как и минуту назад, произнёс: «Этоми-сан, а ведь вы – тайный христианин?» Я обмер. Фраза звучала вопросом, но в глазах Шогана прочно стояло насмешливое утверждение. Он с интересом смотрел в моё лицо, ожидая реакции. Не помню, чтобы я когда-либо ещё с таким жаром поминал всех святых! Потребуй Шоган чёткого ответа, и я вынужден был бы его дать. И подтвердить этим смертный приговор в том числе и своей семье.
Шоган не потребовал чёткости. Ему хватило выражения моего лица. Он расхохотался и пошёл с крепостной стены вниз. Весь вечер после этого он был как-то особенно оживлен и любезен и не сводил с меня задумчивых глаз. Я понимал, что он раздумывает, как поступить со мною, но на другой день Шоган с миром отпустил меня восвояси. Я верил и не верил, что обошлось… И только дома понял, к чему приговорил меня этот человек! Теперь наша судьба была жить с вечно занесённым над головой мечом! Каждый день, каждый час, каждый миг знать, что он знает… и ежедневно быть готовым к его мести! Такую изощрённую пытку могли придумать лишь Шоганы Токугава! Я понял, что ещё нужен ему в роли Свидетеля, да и статус экстерриториальности, нарушенный публично, мог вызвать негативный резонанс в мире. Моя дочь, пока она Свидетель, тоже находится под защитой этого статуса и своего отца. Пока она остаётся в клане Ошоби…
«Этот ягуар не получил добычу… но и не отдал её никому другому, – его мщение, его план в действии… и моя головная боль, моя сердечная мука десятый год!» – горько подумал старик.
– Отец, почему вы не сказали мне об этом раньше?
Ошоби удивился выражению лица дочери: оно успокоилось, посветлело, словно озарилось ровным сиянием ясных глаз.
– Сколько лет вы в одиночку несли эту боль!
– Зачем бы я стал взваливать её на твои плечи, девочка моя? Не так уж много было радостей у твоей юности, чтобы омрачить её ещё и этим! Пока я видел, что ты не проявляешь особых интересов к замужеству, о чём было вести речь?
– А сейчас? Разве что-то изменилось?! – вспыхнув, быстро проговорила Нази.
– Не меня спрашивай об этом, дочка.
Она опустила голову, собираясь с мыслями, досадуя на неожиданное волнение и против воли ещё сильнее волнуясь.
– Я думаю… ничего не изменилось, отец! Мы с Матэ… С Матэ легче стало говорить… Он стал более открытым и простым… – Нази тщательно подбирала слова. – Я думаю, что он ищет в нашем доме семейное тепло, которого ему не хватало… и поэтому тянется к нам, как сын… и брат…
Ошоби молча, мрачно смотрел на неё.
– Да и потом… Если бы даже… Но Шоган никогда не позволил бы ему жениться на мне! Матэ сам говорил, что Шоган подбирает ему невесту из влиятельных самурайских кланов… И Матэ относится к этому со спокойным юмором и пониманием… Ну, почему вы так смотрите на меня?!
Ошоби вздохнул и поднялся. «Если бы я мог рассказать тебе всё до конца, моя светлая девочка…»
– Ладно, не будем больше гадать, Нази. Время всё расставит на свои места. Ты предупреждена теперь, и отныне, как ты и хотела, понесём этот тяжкий крест вместе. Все эти годы я думал о тебе, о твоём будущем. Знал, что после моей смерти твой статус Свидетеля ещё может защитить тебя от гибели, но он же обрекал тебя на одиночество, медленное угасание и старение без семьи и близких. Думаю, пришло время, когда ты должна иметь право голоса при обсуждении твоей будущей судьбы.
– Отец, но откуда мог узнать Шоган? – тихо проговорила Нази. – Быть может, это лишь его догадка, подозрение?
– Какое это имеет значение, дочка? Может, это и была догадка. Но он задал вопрос, на который христианин не может сказать «нет», потому что это будет его отречением от Бога. И Шоган сыграл на этом. Он ведь знал, что такое подобное «нет» для христианина…
– Отец, ведь вы говорите сейчас о мученичестве исповедников! Быть может, пришло и наше время подтвердить свою веру не только жизнью, но и смертью?
Ошоби прямо глянул в её ясные глаза.
– Я ждал этих слов, дочка, – тихо сказал он. – И я горд и рад, что ты произнесла их! Ты вознаградила меня сейчас за все десять лет душевной пытки. Я ждал твоих осознанных слов и теперь могу жить и умереть спокойно, не боясь уже ничего на свете.
– Скажите мне, отец, почему вы запретили мне говорить с Матэ о вере? Я боюсь, что, когда он женится и у него будет своя семья… он отойдёт от нас… и… кто принесёт тогда его душе свет Христа?.. Я глупая, да?.. Почему вы улыбаетесь?
«Девочка моя! Не человек приносит веру человеку, а Сам Бог открывает ему Себя, когда придёт час! Не кидают бисера свиньям. Мальчишка слишком сыт, чтобы взалкать, и слишком слеп, чтобы увидеть себя нагим, и слишком избалован жизнью, чтобы понудить себя на поиск Истины. Лишь страдания – лучший учитель, а пока он беспробудно счастлив, как удачливый игрок, – зачем ему Христос с Его жертвенно простёртыми на кресте, источающими спасительную Кровь руками?»
– Рано ещё, – кратко ответил дочери Ошоби. – Он не вместит. Нази, на что смотришь ты за окном?
– Дождь пошёл, – тихо ответила девушка.
*
– Интересно. И весьма оригинально! Кто подал тебе эту идею? – внезапно спросил Шоган. – Она ведь не твоя! Чтобы до такого додуматься, нужно понюхать пороха самому. Ну? Хамацугэ? Рюкаи?..
– Этоми Ошоби.
Шоган поднял глаза от бумаг.
– Ты был у него?
– Да. Заехал в конце отпуска. Я подумал, что он старый боец, имеющий опыт сражений ещё по Китаю. Оба его сына были боевыми генералами императора.
– Очень интересно, – медленно произнёс Шоган, задумчиво глядя на самурая.
– Кроме того, он ведь обязан мне спасением его дочери.
– И как он принял тебя?
– Очень радушно. Рассказывал много весьма интересного о фортификациях, стратегии и тактике различных военных действий… включая требуемую «архитектуру».
– Китайскую? – прямо спросил Шоган.
– Исключительно японскую, – тонко, понимающе улыбнулся Матэ. – Но ещё со времён Минамото. Создавалось впечатление, что говоришь с прямым участником событий. Объём его знаний и памяти ужасающ…
– Очень интересно.
– Очень.
– Да, это глубокий кладезь, если умело почерпнуть. А что он говорил о Японии? Спустись в реальность!
– В основном – об особенности ведения войны на Эзо.
Шоган резко выпрямился.
– Откуда он знает – про Эзо?!
– Меня это тоже заинтересовало, господин. По-моему, Ошоби знает вообще про всё на свете. Его ум и проницательность граничат с прозорливостью.
– Кто бывает у него в гостях?
– Выяснить, господин?
– Нет, это не твоя задача. Одно время у него слишком часто отирался Ёритомо Масатаки. Я рад, что вовремя снёс ему голову! Он рвался в зятья к Ошоби и, по-моему, пользовался взаимной симпатией. Хотел бы я знать, кто информирует его сейчас!.. Матэцура, перестань быть восторженным идиотом! Или этот китайский тигр очаровал и тебя?! Сказки о том, что Ошоби колдует и гадает по звёздам, оставь бездарным трепачам. Кто его информирует, я хочу знать?!
Шоган долго ходил по комнате, потом молча вернулся к бумагам и задумчиво уставился в них.
– Матэцура, – произнёс он уже спокойно и собранно. – Я хочу, чтобы он информировал тебя о Китае! Добейся этого! Придумай сам, каким образом?
Токемада минуту молчал, глядя на него. Когда Шоган поднял на него требовательный взгляд, медленно произнёс:
– У него есть дочь, господин. Которой давно пора быть замужем. Как любящий отец, он должен быть озабочен её судьбой… ведь сам он – в годах и прибаливает… весьма часто…
– Он делал тебе намёки? – прямо и резко спросил Шоган.
Матэ стушевался.
– Н-нет, господин…
На лице Шогана медленно расцвела ядовитая и снисходительная усмешка. Он выпрямился, уничижительно окидывая самурая взглядом.
– За последние десять лет к ней сватались двенадцать довольно знатных самураев. Из них шестеро – даймё таких именитых кланов, как Харуза, Рюкаи, Сатори, Рикато, Дешима… Сын Мендоси, Ябу, был просто помешан на ней, отец порол его и услал в Кагосиму, на чёртовы куличики. Ошоби отказал всем!
Минуту Шоган с явным наслаждением рассматривал ошарашенное лицо молодого самурая.
– Вы знаете причину, господин? – озадаченно проговорил наконец Матэ.
– Знаю, – иронично подтвердил Шоган. – Можешь мне поверить! – он прошёлся по комнате, постукивая веером по костяшкам пальцев. Внезапно стал абсолютно серьёзным и хватким. – Интересно… очень интересно… Матэцура, как тебе эта девушка?
– Она красива, мой господин.
– Я заметил, – мрачновато усмехнулся Шоган. – Её мать была китайской принцессой, а нынешний император Китая – её дядя… Очень интересно. Вот ты на ней и женишься, мой мальчик! И через полгода китайский барс принесёт мне Китай на блюде собственными руками! Весь! Его укрепления, состав и численность армии, особенности рельефа и порты, крепости и вооружение…
– Этоми Ошоби не болтлив, – с тайной иронией скромно произнёс Матэ.
Шоган встал и твёрдо срезал его взглядом.
– У меня есть способ развязать ему язык! Если будет нужно, он даже отправится в Китай, чтобы освежить свою память. Если не ошибаюсь, – а ошибаюсь я редко! – Чень Чуньян Линг – его соратник и старый друг!
– Вы думаете, он отдаст мне свою дочь, господин? Ведь я буду лишь тринадцатым…
Шоган рассмеялся.
– Что-то подсказывает мне, что на этот раз старик сменит свою непреклонность на милость! Иди, мой мальчик! Оставь бумаги и рапорт на столе. Я просмотрю всё ещё раз.
Остановившись у распахнутого окна, Шоган загоревшимися глазами окинул панораму города и морскую даль.
«Ты попадёшься, старый тигр! На этот раз ты будешь мой! Ты не глуп и понимаешь, что я искал случая взять тебя не штурмом, так осадой. Ты понимаешь, что твоя дочь остаётся совершенно беззащитной, если не сегодня-завтра твоя преисподняя возьмёт тебя! Ты думал об этом все эти десять лет, и ты искал защиту для дочери среди тех, кто не отдал бы её на мою волю! Старый гордый глупец! Ты не захотел смириться и отдать её единственному тому, кто может защитить её от всего на свете, не отдал мне! Очень скоро я не буду больше спрашивать тебя об этом…
Но сейчас ты попадёшься! На молодого Токемаду я поймаю тебя, как акулу на тунца! Я напустил на тебя Сатори, я сблизил Матэ с тобой и твоей дочерью, он сын Сёбуро, он нужен и дорог тебе, этот единственный мальчишка во всей Японии! Бери его, а я – возьму тебя! Я подожду, пока твоя дочь забеременеет, даже родит, и ради неё, ради сохранения от позора и смерти её и внуков ты сделаешь всё, что я захочу! Гордец и глупец, ты вспомнишь, что японской крови в тебе большая часть, ты наконец покончишь со своим нелепым китайским маскарадом, ты станешь японцем и будешь служить интересам Японии!.. Когда же она родит тебе внука, я расторгну её брак с Токемадой и женю его на дочери Асахары. Она станет моей наложницей… А пока – бери, приручай мальчишку, очаровывай его, как очаровал его отца! Но ты опоздал! Я не позволил тебе дотянуться до него, пока Матэ был ребёнком. Теперь он мой и сердцем, и разумом, и он будет делать то, что хочу я, как бы ты не восхищал и не очаровывал его! Играй! А я поиграю с тобой!..»
*
– Я слышал, что ты выложил целое состояние за какую-то куртизанку. А во сколько ты оцениваешь мою дочь, самурай?
– Назико-сан – не вещь.
– И тем не менее, она очень дорого стоит.
– Я готов ко всему. Думаю, это было ясно ещё с камакурской дороги.
Ошоби смотрел на него строго и мрачно.
– Ты дерзкий игрок, смелый и рискующий. Но повторяю тебе, что ты вмешался в игру, в которой не знаешь всех условий и правил.
– Скажите мне их. Я буду играть на вашей стороне.
– Вот как? А не на стороне Шогана?
– Шоган не враг вам.
Минуту оба молчали.
Погружённый в ночь дом спал. Мохнатая ночная бабочка порхала над пламенем зажжённой на столе лампы, едва не задевая её крылом.
Ошоби смотрел на свои сцепленные в замок руки, а Матэ – на него.
Он был уставшим с дороги, но очень решительным и возбуждённым. Скованный требованиями этикета, терпеливо выдержал полчаса необходимых вежливостей (здоровье Шогана, новости столицы, ураган над Эдо, сэппука главы клана Рикато), затем полчаса ужина (и тихий, ясный взгляд Нази, молчаливой, близкой и далёкой как никогда), дождался, когда хозяин наконец невозмутимо отправил её и слуг спать, и вот они вдвоём. И тёплая бархатная ночь над землёй.
– Хорошо. Оставим Шогана в покое. Так как дорого оцениваешь ты мою дочь? Жизнью?
– Если будет нужно.
– Представим… что кто-то потребует её жизнь. Неважно, по какой причине. Ты выкупишь её собственной. Ты убьёшь себя вместо неё. И обеспечишь её безопасность любыми путями. Ты согласен?
– Хорошо, – спокойно сказал Матэ. – Хотя я и не совсем понял, в чём тут дело… Значит, да?
– Нет.
Ещё минута тишины. Очень звенящей…
– Я не понимаю вас! – резко воскликнул Матэ.
Ошоби долго смотрел на него в упор.
– Матэцура, – наконец твёрдо сказал Ошоби. – Ты так легко соглашаешься, потому что твоя жизнь ничего для тебя не стоит. Так ведь?
Матэ молчал, не отводя глаз.
– Сколько раз за последнее время ты хотел сэппуки? Причем безо всяких серьёзных причин! Не говори мне о чести и позоре. Я воин, и не хуже тебя разбираюсь в подобных вещах. Я вижу одно: ты молод, красив, здоров, богат, имеешь высокое положение в обществе и славу лучшего бойца Японии, – букет всего, о чём только может мечтать самурай! И при всём этом – ты не хочешь жить! Ты пресыщен всем, – для полноты острых ощущений тебе не хватает только самоубийства? Сейчас у тебя появился объект новых вожделений – моя дочь, и сэппука временно отодвинулась на задний план. Надолго ли?
Матэ молчал. Быстрый ручеек пота вдруг блеснул на его виске…
– Самурай… «Пустота Зияющая» царит в твоей душе, и всё кидаемое в неё гаснет, тонет без следа, принося лишь тоску и неудовлетворение. Скоро она и тебя засосёт, как болото. Мне только непонятно, стоит ли это болото того, чтобы приносить ему такие жертвы?
Матэ откинулся всем корпусом назад. Непомерная усталость охватила вдруг всё его существо, и всё сделалось безразличным.
– Вы странный человек, – произнёс он медленно через минуту. – Я был готов к этому… и всё-таки я не понимаю вас! Может, это у вас какая-то китайская философия, и Нисан в качестве зятя подошёл бы вам куда больше… – Матэ почувствовал, что близок к истерике, и, боясь, что его прорвет, старался стиснуть зубы и замолчать. И всё же, не удержавшись, бросил:
– Не знаю, кого вы ищете для своей дочери?! Хотите, чтобы к ней посватался император?!
Ошоби на удивление мирно посмотрел на задрожавшие, побелевшие пальцы молодого самурая.
– У Нази есть Жених, Которого ты не знаешь, – спокойно сказал он. – Ты устал, Матэцура. Иди отдохни! Прохлада с моря – скоро рассвет.
***
За завтраком Этоми Ошоби невозмутимо произнёс:
– Нази, Матэ-сан покидает нас. У него срочные дела, но он оказал нам честь, посетив наш дом. Мне жаль, что вы так торопитесь, Матэ-сан! Надеюсь, вы передадите Шогану мои почтительнейшее приветствие и глубокое пожелание всяческих благ.
Нази заметила быстрый удивлённый взгляд самурая на хозяина дома, в котором ясно читалось: «За что?!»
Потом Матэ опустил глаза и больше уже не поднимал их до конца завтрака.
Она с тревожным изумлением смотрела на отца, но тот был само доброжелательное безмятежие.
После завтрака Матэ глухо попросил разрешения поговорить с Нази. Старый Ошоби очень любезно сообщил ему, что всё, что сочтёт нужным, он скажет дочери сам. Матэ хрустнул пальцами и вынужден был откланяться.
Старик тоже потребовал коня и проводил гостя по лесной дороге едва ли не до камакурской границы.
Девушка села на ступени веранды и не сходила с них, пока отец не вернулся. Широко шагая, он вошёл в дом, словно не заметив вопроса её встревоженных глаз. Нази пошла следом.
– Отец?..
– Получен вызов от корейского правителя, девочка моя! Думаю, скоро Шоган вызовет нас на совет. Как ты относишься к возможности ещё одного поединка в этом году, Независимый Свидетель?
– Матэ приехал из-за этого?..
– Не только. У него были и кое-какие личные проблемы. Думаю, теперь они разрешились. Итак, поединок?
========== Часть 6 ==========
Жёлтый кленовый лист мягко спланировал на гриву её коня. Нази бережно взяла его за черенок, не дав скользнуть на землю.
Осень… Осенняя дорога в Эдо…
Кто бы мог подумать, что её, неизменную домоседку, может порадовать эта поездка с отцом в столицу? Она всегда тосковала по дому, изо всех поездок стремилась поскорее вернуться в мирную тишину их усадьбы!
Матэ говорил, что Любование Осенними Листьями Клёнов ему ближе всего, что ранней осенью он любил в одиночку бродить по лесам.
Матэ… Всё пропитано этим именем – и прозрачные солнечные лучи, бьющие сквозь мозаику листвы, и дрожащие в них лёгкие паутинки, и бодрящий янтарный осенний воздух… Какая чарующая печаль разлита в ранней осени… Матэ…
– … Итак, принимаем решение! – Шоган авторитетно припечатал ладонью по бумаге. – Я рад, что моё мнение подкрепляется такими весомыми аргументами, как ваши, уважаемый Этоми-сан! Я тоже считаю, что поединок следует отложить на год; на чём и остановимся. Благодарю вас! – Шоган поднялся.
Встали и гости. Залитая светом обширная комната казалась голубоватой от высоты потолков. Солнечные пятна огромными квадратами лежали на полу.
– Я счастлив, что вы оказали нам честь своим приездом в Эдо! Вы и Назико-сан так редко удостаиваете столицу своим посещением… Уверен, вы сможете хорошо отдохнуть здесь и не пожалеете, что оказались моими гостями на этот раз! Я и мой воспитанник надеемся, что завтра утром вы окажете нам честь и примете участие в церемонии бракосочетания Матэцура-сана. Приглашаю вас от своего и от его имени. Обед, плавно переходящий в ужин; танцы, театральное представление, большая соколиная охота…
– Это большая честь для нас! – с достоинством поклонился Ошоби. – Осмелюсь узнать имя невесты?
– Мидори, младшая дочь даймё Асахары.
– Хороший выбор, – спокойно признал Ошоби. – Дом Оми Асахары славится безупречным воспитанием будущих жён. Будь у меня сын, я не колебался бы ни минуты. К тому же, это удачный способ примирить два непримиримо враждующих клана – для пользы общего дела Шоганата! Примите мои искренние поздравления!
– Ваше одобрение – честь для нас! – улыбнулся Шоган. – Как говорится, от мудреца прими и обличение с радостью, и благо тебе будет!
Ошоби сделал вид, что не заметил никаких христианских нот в комплименте Шогана, и ответил не менее изысканно:
– Ваша мудрость не нуждается в моих скромных советах, как солнечному сиянию не требуется подсветка фонаря. Рассудительность Шоганов Токугава всегда была залогом успешного и мудрого правления.
…На широкой лестнице парадного входа Нази на несколько секунд остановилась. Кленовый лист выскользнул из её пальцев и долго парил в сильной волне солнечного ветра. «Нази?» – обернулся к ней Ошоби, серьёзно и внимательно глядя в её побледневшее лицо. «Нет, отец, всё в порядке. Всё хорошо!..»
Но уже на другой день девушка поняла, что хорошего было мало. Она никогда не могла и представить себе, что эта боль – такая страшная! Она старалась углубиться в себя, не смотреть по сторонам. Сознание воспринимало происходящее кусками и пластами. Празднично разукрашенный сад, где происходила церемония… переносной алтарь… столики с жертвоприношениями… пышные белые облачения синтоистских священников – каннуси… речевой ритуал норито с традиционными каждениями и кроплениями… разноцветная толпа приглашённых гостей…
Потом она увидела жениха и невесту… Как-то обморочно ослабела, но почему-то не могла оторвать глаз…
Невеста, в бело-розовом кимоно с огромным алым бантом на поясе-оби, с высоко поднятыми волосами, маленькая – едва до плеча жениху, изящная и хрупкая, как шахматная фигурка, очень миловидная, совсем юная. Когда каннуси поднял их с татами для ритуального поклонения божествам семейного очага, девушка запуталась в складках своих пышных кимоно, и Матэ протянул ей руку, сжал тонкую девичью кисть.
Всё поплыло перед глазами Нази. Как хорошо помнила она это горячее крепкое пожатие!
Нази опустила лицо и схватила за руку отца, чувствуя, что сознание куда-то уплывает…
– Нази! Молись Божьей Матери! Мы сейчас уйдём! – прошептал ей одним дыханием Ошоби. – Соберись с силами!
– Да… я… сейчас…
Толпа народа вокруг расступилась, и с пением участники и свидетели церемонии потекли в другой конец парка, где были расставлены богатые обеденные столы.
Ошоби отвёл дочь чуть в сторону, под кроны деревьев, протёр ладонями её мокрые щёки, пошарил за рукавом, ища платок. Она достала свой и быстро вытерлась; пытаясь улыбнуться, вопросительно глянула на отца. «Плохо, – серьёзно сказал он. – Высморкайся, и немного пройдёмся по парку… Ничего страшного, девушка ещё слаба после болезни, большие нагрузки вредны ей, – невозмутимо ответил Ошоби на вопрос подошедшего самурая из охраны Шогана. – Я не вижу здесь скамеек… А, благодарю вас!»
Они отошли вглубь парка, минуя пирамидки из декоративных камней, живые икебаны из кустарников и подушек мха. Просеянный чистый песок дорожек успокаивающе похрустывал под ногами.
– Вот теперь получше, – тихо сказал Ошоби. – Прости меня, дочка!
– Я знала, куда еду, – так же тихо ответила Нази. – Догадывалась, что за приглашение от Шогана…. Это вы простите меня, отец! Я сама не ожидала, что так подведу вас!
– Всё позади! – твёрдо сказал Ошоби. – Как только ты сможешь управлять своим лицом… – он внезапно замолчал на полуфразе. Потому что невесть откуда на их пути вырос Матэ Токемада! Через мгновение он был уже рядом.
– Нет! Прошу вас – не уходите! Сегодня вечером в Осаку пойдёт галера, Шоган отправляет меня с посланием к императору. Со мной будет двадцать самураев. Я думаю, это будет самый быстрый, удобный и надёжный для вас способ вернуться домой, – он говорил спешно и как-то едва уловимо нервничая, щурясь, точно от бьющего в глаза ветра. – Прошу вас, окажите мне эту честь, не отказывайтесь! Вернитесь к застолью и хорошенько подкрепитесь – блюда и вина самые изысканные, от запасов и щедрот Шогана. Останьтесь! После обеда я сразу увезу жену в поместье и вернусь в Эдо; вы отдохнёте несколько часов, я сам найду вас в гостинице…
Отец и дочь, застыв, смотрели на него.
– Ну почему вы молчите?! Чем я вас обидел?!
Нази быстро сжала руку отца. Ошоби понял её и спокойно ответил:
– Благодарю вас, вы очень любезны!.. Как интересно спланирован этот парк! Хатоки, не правда ли?.. Вы просто удивили нас, Матэцура-сан. Мы вовсе не собирались оскорбить вас невежливым уходом. Странно, что вы так подумали о наших манерах.
