Текст книги "Рассвет в забвении (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Я всё равно профан в искусстве, в живописи ничего не смыслю, – с досадой сказал он.

– Я могу научить тебя, – без тени бахвальства ответила Тина, приподняв голову, чтобы заглянуть Себастьяну прямо в глаза, и осторожно взяла его руку, поднося указательным пальцем к одному из элементов на изображении. – Вот видишь, тут… – начала она.

Он ощутил её скользнувшее горячее дыхание на своей шее. Когда Тина отвернулась, снова обратив взор на рисунок, Себастьян чуть наклонил голову вперёд, и его нос и губы коснулись её волос. В сладостном забытье он несколько раз прогладился чертами своего лица о мягкие пряди и застыл в немом восторге. Увлечённая рассуждениями Тина ничего не почувствовала.

В последний вздох августа Тина улетела в штат Вашингтон, они с Теренсом собирались провести неделю на берегу озера Кушман*. Муж остался на пару дней в Калифорнии, нужно было довести до конца кое-какие дела, так как без Джима ему не так-то просто давалось ведение бизнеса, и он с нетерпением ждал возвращения друга и сестры из их затянувшегося путешествия.

Конец августа не баловал здешние места солнцем и тёплой погодой, вместо неё – морось, промозглый ветер и туманная заволока, опутывающая кедровые леса или висящая тяжёлым клубом над озёрной гладью.

Но Тина обладала сердцем художника, ей любая погода была мила. К тому же прохладу она любила больше жары: можно было достать из шкафа любимые безразмерные вязаные вещи, уютно укутавшись в них, обуть ботинки с толстой подошвой и овечьей шерстью, вооружиться термосом с горячим имбирным чаем и отправиться в сырую даль пешком. Они с Леони часто отправлялись в походы по выходным, нехотя беря с собой Теренса, который уже через день начинал скулить, ибо больше любил городской пейзаж и удобства каменных джунглей с их общественным транспортом, закусочными, ночными фонарями и развлекательными центрами.

В этот день она собиралась на одну из таких любимых ею прогулок. Теренс снял через интернет для них симпатичный деревянный домик у озёра. Живописное место: от порога дома до самого края воды тянулся мостик из самодельных досок, а при взгляде на противоположный берег было замечательно видно дремлющие, окутанные усталым туманом горы Олимпик.

Звук мотора на улице. Уверенные шаги. Резкий стук в дверь.

Тина наскоро зашнуровала ботинки и подошла к входной остеклённой двери – на пороге стоял Себастьян. Она отворила ему и с нескрываемым удивлением уставилась на приятеля.

– О, вот так новость… Не ожидала.

– Я от Теренса узнал, что ты здесь. Но вот ему лучше ни слова, что я тут, – он заговорщически приложил указательный палец к губам. – Соскучился. Вот-с, решил, так сказать, почтить визитом.

– Ой-ёй-ёй, что это вынудило вас, сэр, столь изящно изъясняться? – весело ответила на его реплику Тина, делая пригласительный жест.

– Я же сказал – соскучился.

Моран одним движением руки приложил на макушке влажные волосы и двинулся внутрь. Встав посередь гостиной напротив камина, он оценивающе окинул взглядом комнату. В тишине потрескивали дрова, испуская спасительный жар; Себастьян подошёл ближе к камину и протянул к нему закоченевшие красные руки.

– Хочешь ча… ну, в смысле, тут и бурбон есть, – вспомнила Тина с улыбкой.

– Меня даже почему-то бесит, что ты меня так хорошо узнала за почти четыре месяца! – хамовато бросил Моран, но без злобы.

– Не спеши, не так уж хорошо я тебя и узнала, – Тина заботливо налила в стакан бурбона. – В сущности, ты как дремучий лес – тёмный и полон тайн, но с тобой дышится легко и свободно.

«Вот я бы никогда не смог так складно сказать, как она говорит. Выходит, папаша мой был прав – я бездарность и тупица».

После они обменялись парочкой новостей об общих знакомых и умолкли. Моран в тишине изучал черты Тины, ощущая в голове тяжесть, неспособность ясно соображать, собственное тело почудилось ватным. Он злился на себя всё отчаяннее и яростнее: «Как бы я хотел, чтоб она в эту секунду испытывала то же наваждение!.. Бессмыслица, грёбанная бессмыслица. Что я здесь вообще забыл?» – спрашивал он себя.

– Ты собиралась на прогулку да? Ну, пока я не объявился, – внезапно спросил Моран.

– Да, я люблю гулять в сырую погоду. Ты, наверное, не очень, да?

– Не знаю, – хмыкнул Себастьян. – Никогда не задумывался.

– Что ж, – она плавно поднялась с дивана и протянула ему свою тонкую руку, – есть возможность поразмышлять на эту тему прямо сейчас, – её серо-зелёные глаза неистово сверкнули, и Моран многое готов был отдать, чтоб узнать причину их оживления.

Он, необычайно для себя самого, послушно взял протянутую ему руку в свою и направился следом за Тиной.

Они гуляли несколько часов; исходили пару туристических троп, затем катались на катере по озеру. Оба почти не разговаривали, Себастьян лишь согласно кивал восторгам Тины и её эмоциональным возгласам, выслушивал её болтовню о том, как она вдохновилась на создание нового архитектурного ансамбля. Моран много курил. Две пачки выкурил за три с половиной часа, почти не вынимал изо рта сигарету, и Тина шипела на него словно змея, что он «безобразный осёл, губитель природных красот». Как только они вернулись домой, пробыв там всего двадцать минут, сразу решили, что пора бы проехаться и на байке по горным дорогам.

Близился вечер, было около семи. Оставив у проезжей части мотоцикл, Тина и Себастьян взобрались на каменистый холм, усеянный неприхотливой растительностью. Дул промозглый ветрюга, трепал неаккуратную косу Тины, спутывая пряди у лба, что лезли в глаза. Она обхватила свои хрупкие плечи руками, съёжилась от холода и усмехнулась, развернулась к Себастьяну и прижалась к нему, дрожа. Недоумение пробежалось по его лицу, Моран медленно и неуверенно обнял огромными ручищами тонкий стан своей подруги. Затем Тина вскинула голову, задрав нос, и коснулась щекой подбородка Себастьяна.

– Ой! – хихикнула она, потирая ладошкой лицо. – Колючка какой.

Себастьяну почудилось, словно ему грудную клетку сдавило под прессом, он с трудом мог вздохнуть, и, казалось, эмоции, что наполняли его, вот-вот хлынут через край.

– В тебе нет ни капли жалости ко мне… – сказал он непривычным на слух печальным низким голосом.

Тина удивлённо нахмурила светлые брови, на фоне которых глаза её, отражая пасмурное небо, залились необычайной голубизной.

В ответ на её немой вопрос Моран лишь крепче сгрёб девушку в свои каменные объятия и горячо прильнул к её губам. Грубая, неотёсанная, звериная ласка. Тина не смогла его оттолкнуть, сама не понимала, как это вышло. Ей даже нравился его мужественный напор и настойчивость – это было честно и искренне. Тина беспомощно сжала в кулачки полы его кожаной куртки.

Отстранившись, Себастьян погладил широкой тёплой ладонью её холодную щёку и пристально заглянул в глаза. В них было не видно дна, столько сокровенного и невиданного, но ни тени ответных чувств, скорее лишь сочувствие. Его пронзила острым лезвием досада. И эту досаду было не излить. Перед Мориарти он мог орать, крушить всё вокруг, изрыгая брань и проклятья, но он не мог точно так же выразить горечь неразделённых чувств – это не годилось.

– Я бы ни за что не стала жалеть тебя, – сказала Тина, отвечая на его взгляд.

«Я никогда не встречу никого лучше неё. Пропади я пропадом – размазня… Я спускал курок, целясь в женщин, стариков, хороших и талантливых людей – рука не дрожала даже. Теперь стреляют её глаза, сделав мишенью меня».

Ему захотелось быть с ней откровеннее, хотя бы частично намекнуть на то, каков он на самом деле. Моран понимал, что это глупость, но рот не слушался.

– Я бы… Ты знаешь, я бы так хотел открыться тебе. Серьёзно, ты и понять… представить себе не можешь, о чём именно я сейчас говорю. Просто со мной такого прежде не было, и я…

– Тш-ш, – Тина накрыла ладонью его рот. – Помолчи, не стоит. Не торопись мне обнажать то, что сокровенно для тебя: я всё пойму, но не оценю… Я Теренса люблю.

На обратной дороге они молчали, но Морану чудилось, что он вернулся в начало: вот дорога, вот кусты и деревья, и вот она, сжимает его руками, чтобы не упасть. Но это было не то начало, что предвещает душевный подъём, – это было замыкание круга.

В девять вечера, провожая Себастьяна у дома, когда он надевал шлем в седле мотоцикла, Тина поцеловала его сама, с исступлённой нежностью гладя обеими руками его лицо. Как только она оставила его, Моран снова закурил, с силой оттолкнулся ногой от земли и направился в сторону асфальтированной дороги.

Гадкая морось хлестала его по лицу, подгоняемая встречным ветром. Моран опять начал злиться на себя. «Больше никогда… ни одной не позволю», – свирепо хрипел он себе под нос. Ему всё казалось, что он слышал позади себя шёпот, подсчитывающий птиц на нашивке рукава его куртки.

Комментарий к 11 Глава. «Falling for Tina»

* «Falling for Tina» – название данной главы обыгрывает название песни, которой я вдохновлялась при написании:

School Of Emotional Engineering – Falling For Sylvia

* озеро Кушман – Озеро Cushman – живописное озеро площадью 1620 гектаров, расположенное в штате Вашингтон. Первоначально оно являлось участком реки Skokomish, который был значительно расширен при строительстве плотины. Озеро расположено на территории одноименного Государственного парка, охватывающего 500 гектаров.

========== 12 Глава. «Джеймс» ==========

Заявившись в кабинет миссис Саммерс с заявлением о намерении уволиться из фирмы, Леони поставила в тупик начальницу. Терять одного из лучших сотрудников, свою заместительницу, было ей вовсе не на руку.

– Леони, голубка, что случилось?! – неожиданно мягко спросила миссис Саммерс, опустив очки.

– Ничего… Со мной всё хорошо. Я бы даже сказала, что никогда не бывало и лучше, я всего лишь хочу поменять в жизни некоторые вещи.

– Ты что, замуж собралась?

– Хах, ну, возможно в обозримом будущем…

– Так это же не повод бросать карьеру! – раскудахталась директор, округляя глаза.

– Что вы, я не собираюсь становиться у плиты! – засмеялась Леони. – Только не с Джимом.

– Джим? Тот молодой человек, что приносил тебе кофе?

– Да. Предложил вместе посмотреть мир, но мне не хватит пары недель отпуска, чтобы это сделать. К тому же я буду обременять себя мыслями о работе, так или иначе, – выдохнула Леони.

– Неужели ты прямо вот железно? Обдумай, пожалуйста: у тебя прекрасная должность… Если не устраивает зарплата, так и скажи…

– Прошу вас, миссис Саммерс, – умоляюще взглянула в лицо начальницы она, – не надо.

– Хорошо, давай так, сколько тебе нужно времени? Зачту в качестве неоплачиваемого отпуска. Месяц? Два? Три? – миссис Саммерс серьёзно и решительно взглянула поверх очков. – Я понимаю, как ты устала; если уж совсем на чистоту, ты здесь пашешь за десятерых. Знаю, что ты думаешь, что я ни во что не ставлю твои старания, поэтому хочу, чтобы ты поняла, что это не так.

Леони немного растерялась и смутилась. Прежде начальница не проявляла подобной заботы, не выказывала и тени восхищения своей заместительницей, лишь редкие одобрительные кивки и победные ухмылки на её железном лице говорили о том, как она довольна обстановкой в компании.

– Вы меня, прямо скажу, покорили такой теплотой, – саркастично отпустила Леони, прищурясь.

– О! Теперь ты меня пилить будешь! – миссис Саммерс взмахнула жилистыми руками и взялась за жемчужные бусы на шее. – Понимаю, что я не идеальный босс, закончим на этом. Так что ты ответишь на моё предложение? Лично я уж лучше и три месяца попытаюсь тянуть на себе ношу полной ответственности, чем потеряю лучшего сотрудника. За прибавкой к оплате труда дело не станет, разумеется.

– Мне нужно всё лето, не меньше.

– Что ж… Так и быть.

После этого разговора, накануне отъезда, Джим долго прощался с Гаем. Валялся вечером на диване, обнимая пса и нацеловывая его золотистую шерсть. Словно своё дитя, он страшился оставлять его на друге, но понимал, что это глупо, потому что Теренс тоже обожал собаку.

Уже 4-го июня Джим и Леони улетели в Канаду.

***

Подложив руку под щёку, Джон Ватсон со скукой на лице перещёлкивал каналы, пытаясь хоть немного занять себя мещанскими передачками, что идут по телевизору после шести вечера. Изредка он бросал взгляд в сторону друга, занятого раскрытием нового преступления.

Шерлок бродил по гостиной в одном тапке, спущенном с одного плеча халате и бормотал себе под нос, как казалось Джону, бессмыслицу (тяжко поспевать за мыслью детектива в шляпе!). Шерлок то вертел во рту карандаш, то взъерошивал кудрявую голову, подгоняя разрозненные думы различными механическими манипуляциями. Наконец он плюхнулся в своё кожаное кресло, утомлённо выдохнув, и устало прикрыл веки.

– Гнусное, скользенькое дельце! – чуть слышно процедил он. – Доконало оно меня… Если хотя бы было заманчиво и блистательно, а оно тянется уныло, как моментальный клей.

«Хм, очень поэтично!» – усмехнулся про себя Джон, скрывая кулаком, приложенным к лицу, непрошеную улыбку.

Через полминуты Шерлок окликнул миссис Хадсон, намереваясь попросить её о «нечто важном»: ему до смерти захотелось чая с печеньем.

– Между прочим, я должна через час быть у своей подруги, а не прислуживать вам, мой дорогой…

– Ложь.

– Ну… через два…

– Да неужели?..

– Сдаюсь, так и быть! Она сказала, что к ней приезжают внуки вечером, и всё отменяется, – сокрушаясь, дёргала головой миссис Хадсон.

– Так почему вы ещё не на кухне? – Шерлок сделал мальчишескую мину, сдобренную циничным сарказмом.

– Ух! – она суетливо махнула рукой и направилась вниз.

– Как всегда, трогательно,– с доброй улыбкой заметил Ватсон и выключил телевизор. – Ну, что ты разворчался? Погода плохая? – иронично бросил Джон и взял газету. Несмотря на то, что он не был дома уже двое суток, Джон не ощущал, что сильно соскучился по жене и дочери: последний месяц выдался бурный, касаемо домашних забот, и доктор Ватсон был рад окунуться в атмосферу холостяцких дней.

Шерлок молча взял макбук с круглого столика и положил себе на колени. Пролистывая страницы своего сайта, он вдруг уставился на одну из фотографий, где шло следующее обсуждение:

Пользователь Баффи1997: «Взгляните, мистер Холмс! Отдыхаю сейчас в Австралии (смайлик). В кадр случайно попал чувак чем-то похожий на Мориарти! Круто, да? (смайлик)»

Пользователь ЗелёныйШершень: «Вот это да! Чума! Смазано, конечно, но в общих чертах реально есть сходство. Зачёт! (смайлик)»

Пользователь Инспектор_Века: «Ну, не сказал бы. Есть немного, но вообще не он».

И т.д.

Шерлок не понимал, что вдруг нахлынуло на него – радость или напряжение? Он угрюмо и сосредоточенно щурился, уткнувшись чуть ли не носом в монитор. На изображении, позади кудрявой девчонки с пирсингом в носу в типичной глупой позе для селфи с высунутым языком, стоял человек с рожком мороженого в руках. Размытый лик, полупрофиль, едва можно было сказать что-то с точностью. Да и вряд ли злодей-консультант, будучи действительно живым, стал бы мило прогуливаться в чужой стране с искрящейся улыбкой на губах. В кадр немного попала женская рука, которую он держал.

Нет, не он. Вздор. Просто похож.

«Хватило одного лжевозвращения Мориарти, оказавшегося жалкой фикцией одного из его приспешников. Знал ведь, что всю его сеть, особенно «верхи», мне не искоренить. Хотя какое теперь дело – Мориарти мёртв, значит и его собачонок можно исключить из уравнения. Во всяком случае, не уделять им пока пристального внимания».

Холмс отбросил волнительные мысли, пытаясь вернуться в водоворот новых дел.

***

В первый месяц словно и не было ни единой преграды, Леони и Джим стремились сближаться всё более. Они посещали большие и древние города, гуляя по ним, держась за руки, строили планы на будущее. В июле они вдруг стали часто ссориться: сначала просто спорили, потом скандалили. В какой-то момент Джим испугался, решил, что всему конец и им не найти вновь точек соприкосновения.

«Я должен что-то сделать!.. Опять всё было из-за меня. Я стал так резок в своей критике людей, а она бесится на меня, говорит, что у меня нет жалости и понимания. Но я ничего не могу с собою сделать: я вдруг так бешено стал презирать мелочность и глупость… Мне хочется чего-то большего, но не возьму в толк чего же. Будто во мне произошла незримая перемена; я её пока сам не осознаю, но она есть, она пугает меня… Вместе с тем волнует мне кровь. Не знаю, стал ли я хуже. Всё, что понимаю, мы – я и она – должны двигаться дальше, мы должны измениться. Кажется, я даже понял, как именно».

Следующим утром Джим сделал Леони предложение. Они молчали за завтраком, Леони поминутно взъерошивала мокрые волосы и поправляла белый махровый гостиничный халат. Когда посередь этой удручающей тишины Джим задал свой внезапный вопрос, Леони разрыдалась и долго не могла ему ничего ответить, потом рассмеялась.

– Всё, всё, я в порядке! – она усердно тёрла глаза. – Просто я вообще вчера ночью лежала и думала… и думала, и думала! Столько всякой чертовщины лезло в голову: что нам нужно разойтись, что мы слишком разные. Знаешь, это теперь всё такой мелочью кажется. Наверное, мы просто застряли, а нужно было двигаться дальше… Ты у меня такой замечательный, что понял это раньше меня, – Леони трепетно и крепко обняла его, утирая слёзы о рукав футболки Джима и шмыгая носом.

В тот же вечер Леони позвонила Тине и больше часа обсуждала с ней все новости, вылив на подругу горести и радости прошедших недель.

Через несколько дней они уже гуляли по улицам Милана, несколько раз обсудили, как скучно в этом городе: одни дизайнерские магазины.

– Я вот о чём подумал, – Джим приложил палец к нижней губе, – раз тут нечем заняться, давай хотя бы займёмся тем же, чем занимаются и девицы, выскочившие за богачей, что составляют здесь, наверное, семьдесят процентов туристов – зайдём в магазин. Присмотришь себе свадебное платье.

– Ты серьёзно? – Леони скривила брови и насупилась. – Едва ли я причисляю себя к разряду девушек, которым длительные примерки свадебного платья приносят щенячий восторг.

– Перестань нудить, – Джим ущипнул Леони за бок и представительно улыбнулся.

В салоне мисс Маллиган окружили три консультантки с горящими глазами, мысленно потирая ручки.

– Я присяду там, почитаю книгу…

– Нет, нет! Погоди, ты нужен мне здесь. И да, я не верю в дурацкие приметы вроде той, которая гласит, что жених не должен видеть платье до свадьбы. Не хочу случайно выбрать какую-нибудь жуть, – Леони скорчила забавную рожицу.

– Если настаиваешь, то не стану возражать, – Джим развёл руками и убрал книгу обратно в сумочку своей девушки.

Леони надела первое из выбранных продавцами платьев, она вертелась перед зеркалом, совсем не улыбаясь. Поначалу Джим решил, что ей просто самой не нравится платье. Она остановилась, пристально стала разглядывать своё отражение, и уголки её рта опустились. Внезапно Леони закрыла лицо руками, чуть пошатнувшись, и разрыдалась.

– О боже! Ты чего? – изумился Джим и подскочил к ней, чтобы не дать упасть.

– Прошу, помоги мне снять его, – хрипло и чуть дыша запричитала Леони и попыталась снять платье.

Джим спешно высвободил её из шёлковых оков. Девушки-консультантки перепугались, принесли из служебного кабинета стакан воды. Обессилено рассевшись в примерочной на пуфе, прижимая к себе своё платье, Леони с жадностью осушила стакан и протянула обратно.

– Тебе нехорошо? – бормотал растерянно Джим, поглаживая её плечи.

– Перестань, уже всё нормально… Просто я вспомнила кое-что. Я тебе не рассказывала, но я уже однажды чуть было не вышла замуж.

– Вот так дела, – безрадостно ухмыльнулся Джим.

– Да там и вспомнить смешно. Один мой школьный друг. Я его и не любила совсем, из жалости и благодарности согласилась пойти за него, не знаю, что у меня в голове творилось. Он был заучкой в очках, с вьющимися сальными волосами и добрейшим сердцем, какое мне только доводилось знать… У него и родители небедные были. Я отчего-то тогда думала, что на лучшее и рассчитывать не надо, что я, наверное, совершаю что-то очень благородное. Дура восемнадцатилетняя, – она опустила голову и стала дёргать ноготь на указательном пальце. – Представь себе картину: у него прямо на церемонии случился сердечный приступ – здоровье слабое было – умер у меня на руках. До сих пор помню его мертвецки бледное лицо с завалившимся языком на фоне белого подола своего платья, – Леони опять всхлипнула и приложила пальцы к вискам.

– Даже не стану и допытываться, какого чёрта ты мне ничего об этом не рассказывала. Я бы точно не стал держать такое в мозгах.

– Белое не хочу, – жалобно проговорила она. – Не хочу больше белого платья, умоляю…

– Ладно, ладно, тише, – Джим прижал её голову к своей груди, – закажем тебе синее, раз на то пошло! – он улыбнулся, легонько тряхнув её за плечи. – Хочешь синее?

– Хочу, – шмыгнув носом, ответила она.

Вечером они собирались к отлёту; Джим складывал вещи, Леони же вышла немного постоять на балконе. Вид предзакатного города успокаивал ей нервы, она почти забыла о минувшем происшествии с платьем. В своём размягчённом состоянии она уже раздумывала об иных тревожных вещах, что волновали её ум и сердце. По молочно-рыжеватому небу, на огромной высоте, летел самолёт – маленькая белая клякса посередь простора облаков, что оставляла за собой мутный след. Леони отчего-то стало страшно за этот самолёт, за людей, что находились на его борту.

«Только не упади… Только не упади», – с грустью шептала она, вскинув голову. Джим стоял позади неё и услышал её странную тихую мольбу. Подняв глаза к небу, он прищурился, затем взглянул на Леони, и ему пришло в голову, что он устыдился самого себя за то, что в нём нет столько небезразличия, сколько всегда было в его женщине.

Ночью, в самолёте, летящем в Берлин, Леони рассказывала жениху больше о своей семье и о себе. Она не переставала думать о том, что на сей раз всё точно правильно, что Джим её человек.

Весь август они ездили по Европе, интереса ради выдумывали себе редкие, нетуристические маршруты. Им обоим такая затея казалась более познавательной: они знакомились с простыми местными жителями, узнавали любопытные традиции, рассеивали сомнения и избавлялись от засевших в головах скучных и нелепых стереотипов о национальностях. Леони и Джиму доставляло особое наслаждение то, что всё это они открывали вместе, как бы преображали друг друга новыми знаниями и открытиями.

Был один из тихих июльских вечеров в центре Парижа. Джим и Леони ужинали в уютном кафе под открытым небом, разглядывая то разодетых девиц, возвращающихся в гостиничный номер после прогулки по бутикам, то уставших трудяг, то «офисный планктон», апатично переходящий с одной стороны улицы на другую. Поначалу они оживлённо обсуждали происходящее вокруг, но вскоре замолчали; оба стали глядеть в одну и ту же сторону. На тротуаре сидел немолодой пьяный мужчина, одетый в лохмотья и вертящий в руках бесплатную ежедневную газету – бездомный. Вокруг него носились дети лет 10 или чуть старше: они смеялись, подшучивали над ним. Затем один из мальчишек подобрал камень и запустил в бездомного – поднялся задорный гогот его друзей, парочка из ребят последовали примеру товарища. В этот момент Леони легонько ойкнула и отвела печально глаза, приложив пальцы к вискам. Джим отчего-то продолжал наблюдать. Бездомный мужчина не злился на детей: открывая беззубый грязный рот, он заливисто смеялся вместе с ними, даже, чуть привставая, пытался ухватить кого-нибудь из мальчишек – играл с ними. Леони тихо заплакала, закрыла лицо руками и замотала головой. Джим неловко и стыдливо поджал губы, не находя в своей душе какой-либо определённой реакции, потому что ему не хотелось давать волю эмоциям. Через минуту прохожая пожилая дама пристыдила сорванцов и разогнала подальше от бедняги.

Джим попросил счёт у официанта и, расплатившись, помог встать Леони, затем приобнял её за плечи и отправился в гостиницу. Ночью он не мог выбросить увиденного из головы, но больше всего терзался тем, что видел, как отвернувшаяся от него Леони осторожно всхлипывала, пытаясь заснуть.

Было 26-е число в календаре, они пребывали в Вене, где хотели побыть ещё пару деньков и отбыть домой, в Америку. Вечером Леони пыталась поболтать с Тиной, но та себя странно вела при разговоре: рассеянно отвечала о поездке на Кушман, почти не говорила о Теренсе, хотя обычно трещала о муже не умолкая. Сказала что-то невнятное о том, что им с Теренсом нужно что-то делать с их отношениями, иначе они увязнут в быту и однообразности. Леони вскоре от скуки перевела разговор на более приятные для себя мелочи.

Джим же этим вечером чувствовал себя скверно: головная боль, апатия и плохое настроение. Он всё списал на усталость, но Леони видела, что его нужно чем-нибудь ободрить. Не придумав ничего оригинального, она попросту устроила ему страстную ночь. «Заурядно, но эффективно, – отметил сам с собою Джим, проваливаясь в сон. – Я чувствую эти глобальные перемены в нашей с ней жизни. Послезавтра вернёмся домой, поженимся, начнём устраиваться по-новому, столько всего интересного грядёт. Да, обычная жизнь, но кто сказал, что нужно превращать её в скуку перед теликом? У нас с ней точно не будет так… По крайней мере, не всегда», – он улыбнулся и вскоре заснул.

К нему возвратился один из тех странных снов, что оставили его с весной. Опять крики и стенания, взрывы, шорохи, опять победная усмешка человека в пальто, что стоял к нему спиной. Джим, превозмогая бессилие, двинулся вперёд, подошёл почти вплотную и развернул незнакомца за плечо: небольшие пронзительные глаза, отражающие небесный цвет, остроскулое лицо и хмурые густые брови, плотно поджатые губы, что окрашивала ядовитая насмешка – волевое лицо, отталкивающее при первом взгляде, оно вскоре завораживало и заставляло в смущении опустить взгляд, потому что казалось, что этот человек смотрел на кого-либо, как на прозрачное стекло. Холодок пробежал по спине Джима. Он знал это лицо, он давно был им пленён. На дне расширившихся зрачков незнакомца плескались ясный ум и высокомерие, и этот ум пленил Джима сильнее, чем лицо незнакомца.

– Ты знаешь, Джеймс, я приготовил для тебя свой особый полёт, – театрально и хвастливо заявил незнакомец и подошёл к краю.

– Меня зовут Джим! – испуганно крикнул ребяческим голосом в ответ Джим.

– Да брось! – язвительно продолжал тот. – Что ещё за «Джим»? Что это за нелепость? Джим Патрик? Они тебя так называют?! – он захохотал.

– Я Джим! Ты слышишь?!

– Дешёвая драмка… В твоём стиле, – незнакомец подмигнул. – Хотя что мне за дело? Я здесь, чтобы удивить тебя. Чтобы тебя восхитить, – с этими словами он распростёр руки, вдохнул глубоко холодный воздух, подставив ветру и негреющему солнцу лицо, и бросил вниз.

Тьма. Тишина.

«Мориарти был реален», – шепнул в темноте голос незнакомца.

Джим с трудом приподнял тяжёлые веки. Спальню объял торжественный белый свет, на столе тикали старинные часы, похожие на те, что стоят у него дома, Леони, отворачиваясь, легонько толкнула его бедром.

Страх. Ужас. Желудок скрутило. Он резко поднялся и сел на краю, оглядываясь по сторонам.

«Я здесь. Как я могу быть здесь? Джеймс Мориарти не может быть здесь…»

Он обернулся и вновь посмотрел на Леони; она мирно посапывала во сне, по её голой спине бегали бело-жёлтые солнечные блики, и кожа бледнела там, где выпирали лопатки, на которых в беспорядке лежали рыжие растрёпанные локоны. Он ужаснулся от того, что именно он находился рядом с ней.

Словно не было этого года, словно он вернулся туда, где начинал.

Первое, что произошло с ним – его охватили неуёмные рыдания. Стараясь перемещаться как можно тише, он надевал первое, что попадалось под руку, стараясь не издавать никаких звуков и шумов. Он был в шоке и впал в отчаяние. Во рту и в горле пересохло так, что отдавало зудом и жжением. Ему хотелось заорать, бить кулаками стены, пытаясь осознать происходящее.

«Нет никакой новой жизни. Я вернулся туда, где начинал».

Оставив записку на прикроватной тумбе и покинув гостиничный номер, он двинулся куда-то наугад, пересекая улицы, обходя дома, убегая всё дальше оттуда, где он был так слаб.

Наконец остановившись в каком-то кафе под открытым небом, Джеймс сел за столик. Заказал кофе, чтобы официант поскорее отвязался. Эмоциональный приступ его прошёл, он совсем успокоился. Близился час дня, и Мориарти старался не думать о том, что сейчас творится в номере, где он оставил свою Леони. Долгое время ему казалось, что он ни о чём не думает, Джеймс праздно разглядывал декоративный фонтанчик и безразлично помешивал кофе.

«Как я мог любить весь мир? Как мог отождествлять себя с ним?.. Я и этот убогий люд. Никчёмный, тугомыслящий народец. Стал одним из них. Готовил такое шоу и вдруг получил по башке! Если бы я мог ещё хотя бы припомнить смельчака, что гнался за мной по придорожному перелеску… И что мне с этого неба? – хмыкнул он и, щурясь, поднял глаза ввысь. – Атмосфера, стратосфера и бла-бла-бла – что за вздор, возносить венец невидимому Творцу за то, что одарил нас заслонкой от радиации и ультрафиолета! Мямлящий, сентиментальный идиот!» – пытался он уколоть ещё вчерашнего себя.

Он достал из таинственной когда-то папки телефон. Вот ведь штука – теперь он помнил пароль.

«I AM

SHER

LOCKED»

Плоский сарказм. Мориарти разобрал истерический хохот.

«Вот умора! Ай да Моран, дьявольская морда! Пора уже дать ему повышение – у него всё-таки отменный туповатый юмор!»

Комментарий к 12 Глава. «Джеймс»

Музыка к главе:

Max Richter – Each Others Minds

Pure X – Back Where I Began

Момент с примеркой платья был несколько отредактирован в связи с тем, что вызывал у некоторых читателей ассоциации со сценой из другого сериала. Сделала это во избежание недоразумений.

========== 13 Глава. «Муза и грешник» ==========

Наверное, от человека тут уже мало что осталось. Сломанный. Забывшийся. Отрицающий. Вовсе не человек…

Едва ли Мориарти думал так о себе вслух или сознательно, терзало его лишь подсознание, но так глубоко и скрытно, что Моран почти не мог уловить и тень печали на вновь привычном своим выражением лице Джеймса. Правильнее будет заметить – Джим совсем не тосковал. Себастьян боялся этого в первые дни, когда они наладили связь, но мгновенно успокоился, когда обнаружил, что «пещерного короля» ничто так не волнует, как разработка нового шоу для «кудряшки Эс» (Мориарти так назвал Шерлока в пылу весёлых размышлений). Джим не вёл себя слишком возбуждённо или слишком пассивно, всё было так же, как всегда.

***

США, Нью-Йорк, Метрополитен-опера.

Мориарти слегка пошатнулся, силясь совладать с собой. Последнее чего ему хотелось – дать понять Леони, что он счастлив смотреть в её лицо, или хуже того – что он способен стать прежним. К своему сожалению, он обнаружил, что, как и прежде, не может быть с ней наглым лжецом. Но был лишь один путь: чтобы не солгать, требовалось всё равно говорить неправду, и Джим понимал, что это пытка для сердца. «Я уничтожу её, если дам хоть хрупкий намёк…»