Текст книги "Рассвет в забвении (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Хм, неужели ты наконец-то это заметила? А я уж было решил, что я один насквозь вижу, что свадьба была убогой фикцией.

– Погоди, погоди! – изумилась Леони. – Я вовсе не так думаю. Я просто думаю, что Теренс заигрался в брак, но не в чувства: он любит Тину, пусть и не показывает этого в полной мере.

– Хах, оказывается, ты слепа до брата, – отметил Джим и приблизился к Леони, – а я ложно решил, что ты проницательна. Моё мнение таково, что ты идеализируешь Теренса по многим аспектам, хотя и не стоило бы: я много говорил с ним о Тине – он не любит жену, он, как бы это сказать, – Джим задумчиво запрокинул голову, – исполняет свой гражданский долг, – саркастично заключил он.

– Он всегда мне чудился героем и защитником, он таким и был по отношению ко мне, не могу ни в чём упрекнуть его, он старше меня на шесть лет, и…

– Стало быть, тебе двадцать пять? – перебил её Джим.

– С женщинами об их возрасте не говорят, – отшутилась она одной из банальных шуток, которые бросают на автомате, просто так. – И я хотела сказать, что до сих пор рядом с ним чувствую себя в безопасности. Да, он поверхностный человек, но добряк, согласись, Джим?

«Опять. Опять это смятение. Она вновь говорит мне «Джим» и смотрит так, словно мы знакомы сотню лет, и нет никаких преград».

Она смотрела в его лицо, выражающее полное отсутствие, и почувствовала неловкость из-за повисшего молчания.

– Ладно, проходи на второй этаж – там сразу будет гостиная, а я пока принесу чего-нибудь выпить, – по-хозяйски скомандовала Леони, дабы расстроить тишину.

Поднимаясь по лестнице, Джим с интересом разглядывал фотокарточки, висящие «лесенкой» на стене: чёрно-белые снимки начала двадцатого века, люди на них – с кукольным выражением лиц и контрастирующими на их фоне глазами, выражающими осмысленную умственную работу и бурлящую внутри жизнь. Вероятно, предки Леони и Теренса, так как фотографии были немного потрёпаны, явно висели здесь не только в декоративных целях.

Гостиная была просторная и уютная, кружевные короткие шторки украшали широкие оконные стёкла. В обстановке чувствовалась некая двойственность: очевидно, что Леони сохранила черты интерьера, который был задуман ещё родителями: смесь 50-х и 60-х годов. Но в основном элементы современных стилей, с чёткими линиями и светлыми тонами.

Леони бегом поднялась по лестнице, балансируя на ступенях, в страхе уронить бутылку вина и два хрустальных фужера.

– Мне здесь очень нравится. Чувствую себя комфортно… О, это что, ароматические свечки? – он засмеялся, взял в руки светло-жёлтую свечу и поднёс к лицу. – Не понимаю тех, кто покупает эту ерунду, ну да ладно: пахнет приятно.

– Это намного лучше запаха какого-нибудь холостяцкого бунгало, где воняет окурками и пивом, – важнически ответила Леони и сложила губы в смешливой улыбке.

Джим приблизился к полке из орехового дерева в стиле кантри.

– Старые добрые пластинки! Да тут целая коллекция! – обрадовался он и схватил целую пачку.

– Это папы с мамой…

– Боже, да ты богата! – весело причитывал Джим, перебирая пластинки.

– Перестань! Брось ты это старьё, давай выпьем, – со скептичной улыбкой изрекла Леони и налила обоим вина.

– Как же кстати здесь этот «доисторический» проигрыватель… – он подлетел к аппарату и поставил одну из пластинок. – О, – он блаженно поднял вверх указательный палец и прикрыл глаза, – слышишь?

Из проигрывателя полились нотки чего-то до боли знакомого, что-то из 50-х. Джим плавно приблизился к Леони, напевая себе под нос и пытаясь изобразить старые танцевальные движения.

– Вставай, пойдём-ка потанцуем, – говорил он, протянув ей руку, и глаза его добродушно сверкали.

– О боже, – Леони закрыла глаза ладошкой и рассмеялась. – The Everly Brothers?* Серьёзно?.. Ты настолько старомодный?

– Очень!.. – он игриво вздёрнул брови и улыбнулся одним уголком губы.

И в столь же старомодной манере он обхватил её стан и прижал к своей груди одну её руку. Джим ощущал, что до невозможности близок с Леони, и не потому, что сжимал её в покровительственных объятиях, а потому, что мог свободно говорить ей всё, что было на душе, и делать различные глупые и милые вещи.

Комментарий к 5 Глава. «Переступив черту»

* Под любимой книгой Теренса подразумевается “451 градус по Фаренгейту” Рэя Брэдбери. Главного героя романа зовут Гай Монтэг.

* The Everly Brothers – американский дуэт братьев Эверли, имевший большой успех в 50-60-х годах 20 века. В данном случае в качестве композиции, поставленной Джимом, имеется в виду их известная “All i have to do is dream”.

========== 6 Глава. «Пламя» ==========

Сегодня вечером он мог упиваться каждой секундой.

Он целовал Леони, крепко и отчаянно сжимая в объятиях, не обращая внимания, как её маленькие кулачки несмело упираются в его грудь в неравной борьбе. Она слабо постанывала, делая вид, что совсем не хотела того, что происходило. Но это не имело никакого значения.

Сегодня вечером он мог упиваться каждой частичкой её дрожащего тела.

На стене совершали свой торопливый тихий ход стрелки часов, лунные отблески бегали по столу, по тумбе да полкам с книгами и пластинками. Небо, слабо подсвеченное фонарями, отдавало блёкло-синий свет шторам и стенам.

Сегодня вечером он получит её всю…

Но Джим открыл глаза.

Отчего-то он был в своей комнате, а не в гостиной Леони, и почему-то тиканье часов раздавалось другое, более знакомое, но не то. Вот стоит его стул в углу, а вот и камин, на котором стоят его антикварные часы. И он совершенно один.

«Почему окно не закрыто? – рассеянно и наивно думал Джим, сонно потирая глаза и волосы на затылке. – Какой холодный ветрюга… Одному здесь холодно и жутко».

Холодный воздух ноября врывался в комнату, трепал листы документов и зарисовок на столе. И опустошающее чувство вонзалось под рёбра, что нечто столь желанное было всего лишь сном, буйством фантазии воспалённого разума, заполонённого сантиментами и помыслами о любви и близости.

Джим, раздосадованный своим пробуждением, сел на край постели, сложив замочком руки сзади, на шее, и не услышал, как пёс Гай, сочувствующе скуля, подошёл к хозяину и уткнулся мокроватым носом в его колени. Джим вздрогнул от неожиданности и, увидев перед собой собаку, слабо улыбнулся жалостливой улыбкой и стал поглаживать пса по морде и почёсывать ему за ушами. Его досада сменилась ребяческим умилением. Охваченный странным порывом, какой случается при внезапном пробуждении посередь ночи, он живо оделся и отправился погулять с Гаем.

Природа будто смилостивилась перед ночными путниками: ветер стих, мокрый холод сменился свежей прохладой, а воздух стал ещё прозрачнее и чище, окутывая лицо и щекоча лёгкие.

Сколько они не виделись с того вечера? Может, несколько недель или всего лишь пару – всё одно: Джиму уже всё время вдали от Леони казалось тягучим, вязким, как при долгом и нервном ожидании.

«Я влюблён? – смеялся Джим самому себе, запинаясь на каждом шагу и устремив взгляд в небо. – Неужели я влюблён?»

И тут вдали, из-за невысокого холма, показалось солнце, отбросив яркий багрянец на дома, деревья и кусты, и словно по команде дирижёрской палочки запели птицы. Ветерок сделался ласковее и теплее, кое-где стали заводить машины те, кому на работу нужно явиться в шесть утра. Мир проснулся и открыл глаза, вдохнув свежесть этого дня.

«Я влюблён».

***

США, Нью-Йорк, октябрь, год спустя.

Перед зданием Метрополитен-оперы собралась внушительная толпа: родственники заложников, полиция, зеваки, а также сотрудники оперы, которым посчастливилось в этот день отдыхать по случаю выходного. Разумеется, туда-сюда сновали журналисты и репортёры, жадно поглощая комментарии и интервью у представительных лиц и полицейских. Площадь была охвачена паникой, суетливой болтовнёй и плачем.

Шерлок Холмс и Джон Ватсон приехали в машине сотрудников полиции, чтобы не привлекать к себе настырного внимания СМИ. Автомобиль был припаркован через дорогу, слева от главного здания оперы.

– И ты вот так просто пойдёшь туда… к нему? – тревожно спросил Джон, изрядно уставший и раздражённый молчанием Шерлока, смотрящего на людей, ютящихся на ступенях, ведущих к площади. – Ну, разумеется, у тебя есть план, – отвечал самому себе Ватсон, сжимая от нетерпения кулаки и расхаживая вокруг друга, – Мориарти не удастся провести тебя и в этот раз… Ну что же ты молчишь?

– Расслабься, – просто, почти буднично бросил Шерлок и закурил.

– О, – Джон тяжело вздохнул, – только этого ещё не хватало: неужто в Америке запрещены для продажи никотиновые пластыри?

– Я думаю, – не обратил внимания Холмс на замечание Джона.

– Ничего не могу понять. Зачем так надолго залегать на дно, водить за нос спецслужбы, тебя? Я, конечно, догадываюсь, что, как обычно, что-нибудь важное упускаю, но всё-таки не могу взять толк…

– Я тоже, – перебил его Шерлок и сосредоточенно сощурился: – игра без подвоха, без выдумки! Зачем так просто?! Без шика и изворотливости – всего лишь здание оперы взял… И то размах лишь в размерах здания ощущается, а игра так и вовсе не стоит свеч!..

Джон внезапно успокоился, осознав, что был с Холмсом на одной волне: обоим была не совсем ясна «соль игры». Никакой увертюры, сразу кульминация, призывающая к развязке.

– Он будто бы… растерян? – изумился Шерлок, вглядываясь в одну точку. – Словно желает наверстать упущенное. Будто бы так только надо, всего лишь для галочки… Подвох не в игре, а в нём, – осенило детектива, и в глазах его сверкнул боевой огонёк.

К друзьям спешно подошёл офицер полиции, а за ним семенил маленькими ножками низенький журналист в огромных очках, которые озабоченно поправлял на бегу.

– Только этого ещё не хватало, – проговорил себе под нос Шерлок, закатывая глаза и демонстративно отворачиваясь. – Никаких комментариев! – бросил он журналисту избитую фразу, которую, вероятно, подслушал по телевизору из политических новостей.

– Но у меня всего лишь парочка малю-ю-сеньких вопросиков, и всё! – гнусавил неугомонный журналист, посекундно тыкая пальцем себе в переносицу.

– Вы же его слышали! – вмешался Джон. – Лучше уйдите, не хотелось бы, чтобы сюда сбежалась толпа ваших коллег.

Внезапно на большом плазменном экране, специально вывешенным на фасаде главного здания для трансляции, появилось изображение. Из массивных колонок раздался оглушительный звук. На экране играл оркестр под дулами автоматов, а на месте дирижёра эксцентрично, но весьма вальяжно кривлялся Мориарти, скалясь и самозабвенно радуясь устроенному им спектаклю.

«Это просто отвратительно», – грустно выдохнул Ватсон, приложив ладонь к лицу. Шерлок же стоял неподвижно, не выражая охвативших его эмоций, и с особым вниманием наблюдал за изображением. Вскоре трансляция прекратилась, стерев с экрана изящную клоунаду Джеймса Мориарти. Сегодня уже он звал Шерлока на конфронтационное чаепитие.

Журналист, не добившись эксклюзивных подробностей, удалился.

«Хм, отправился оповещать своих «коллег по несчастью», что мы здесь, отомстить захотел, как жалкая крыса. У нас не так много времени, чтобы оговорить основные моменты», – кажется, не совсем уверенно, но Холмс что-то придумал.

За спиной Шерлок услышал торопливый стук каблуков, лёгкий аромат французского парфюма, явно нанесённого с утра, потому что сейчас от него остались лишь завершающие ноты. Чьё-то прерывистое дыхание, а затем стыдливое затишье.

– Вы мистер Холмс? Шерлок Холмс? – бормотал тихий голос, полный отчаяния.

Обернувшись и с ног до головы оглядев обладательницу голоса, Шерлок с успокоением заключил, что она не журналист, но всё-таки испытал лёгкое раздражение, поскольку предположил, что она родственница кого-нибудь из заложников и сейчас начнёт слёзно умолять его о чуде.

– Не буду обещать, что с вашими родственниками всё будет в порядке, но постараюсь сделать всё, что от меня зависит, – с напускной вежливостью, будто читая с листка, ответил детектив и сделал хмурую мину.

– Я, я не… – девушка растерялась, видимо, не ожидала холодности со стороны Холмса.

– Ах да, извините, не родственники – бойфренд, с которым вы расстались не столь давно, – нарочно ленясь объяснять детали, сухо изрёк он. – А кулон, тот, что сейчас украшает вашу шею, сегодня вдруг напомнил вам, что смерти благоверного вы всё-таки не переживёте, – Шерлок говорил почти равнодушно, но любой не знакомый с ним точно решил бы, что это насмешка.

– Я вовсе не помощи пришла просить, мистер Холмс, и уж тем более не заставлять вас слушать мои мольбы, – проглотив его бестактность и совсем не обращая внимания на «чудеса дедукции», ответила незнакомка. – Я Леони, – она беззлобно протянула ему руку, но затем сконфузилась и одёрнула её, чтобы оправить растрепавшиеся локоны.

После сказанного девушкой Шерлок на секунду задумался и неожиданно для самого себя заинтересовался незнакомкой.

– Мистер Холмс, времени ждать нет, – обратился к нему офицер полиции, – у вас что-то случилось? – спросил он Леони.

– Не стоит, сейчас мы закончим, – поспешил спровадить его к машине Холмс и вернулся к Леони.

– Пожалуйста, не сочтите только меня глупой или сумасшедшей. Я знаю, сейчас все на грани, вы на грани, и в любую секунду какой-нибудь неосторожный шаг может привести к непоправимому, – чувствовалось, что это лишь неловкий пролог, желание убедить в собственном здравомыслии, хотя о каком здравомыслии могла идти речь при взгляде на ломание рук, дрожание губ, подступающие слёзы. – Я не знаю, что за дела у вас с Джимом… с Мориарти, – она нервно вздохнула, опустошённо посмотрев впереди себя.

– И?.. – задержав дыхание, готовясь удивиться, только и выдавил из себя Шерлок.

– Пожалуйста, не ходите туда, мистер Холмс, – печально молила Леони и почему-то взяла обеими руками его руку, по-женски наивно пытаясь повлиять на него. – Если вы только позволите мне… чуть-чуть… всего лишь немного поговорить с ним, обещаю вам, я сумею найти нужные слова. Я знаю, что смогу. Я знаю его.

– Не может быть… – изумлённо и тихо вырвалось у детектива.

Нахмурив деловито брови и насупившись, он с нахлынувшим любопытством вновь оглядел свою внезапную собеседницу. Это было чем-то из рода фантастики. У Мориарти, у злодея-консультанта, который обещал Холмсу выжечь сердце, у него самого оно горело в пламени, по причине настолько прозаичной, что проще было бы расхохотаться. Разрозненные пазлы огромного панно начали складываться в причудливую и невероятную картину. И что же особенного было в этой женщине, что стояла перед ним? Ничего. Заурядная внешность, заурядный характер, заурядная профессия, вероятно, взгляды на жизнь у неё тоже были заурядными. Он не мог логично себе объяснить этого (интуиция лишь подсказывала), но отчего-то он верил этой девушке, ведь порой разгадка кроется как раз в самых незначительных, обыденных вещах и обстоятельствах, Шерлок много раз убеждался в этом.

Подвох действительно был в самом Мориарти. Разгадка была в смятении: он любил, и он взбешён, оттого весь этот сумбурный вялый цирк.

Шерлоку не нужно было вести беседу о чувствах, прикидываясь психологом, чтобы всё понять, чтобы оценить возможности этой девушки и потенциальные риски. Он не верил, что любовь совершит над Мориарти чудо, он всего лишь осознал, что любовь позволит ему выиграть время. Где бы все эти годы ни скрывался злодей-консультант, с ним случилось нечто неизлечимое: Шерлок услышал этот яд в ласковом голосе Леони.

Джон Ватсон и офицер стояли чуть поодаль, наблюдая за беседующими. Обоих мужчин мучило любопытство, потому что было отчётливо видно, что Холмс и девушка о чём-то договорились, и детектив смотрел на неё с участием и сочувствием, что немало удивляло в первую очередь Джона.

– Я пойду за ней следом, постараюсь проскочить незамеченным.

– Что? Куд… за кем ты пойдёшь? – Джон выкатил глаза, ничего не понимая. – Шерлок, может, ты потрудишься объяснить, что ты задумал! И почему эта девушка? Зачем подвергать её опасности? – Ватсон решительно ничего не мог взять в толк.

– Джон, оставайся здесь, с капитаном Мэдисоном, обещай мне, – наспех бросил другу Шерлок. – Мне кажется, это гениальный план, ты и представить себе не можешь! – его лицо просияло, словно у охотника, выследившего жертву. – О, эта игра будет грандиозной! – усмехнулся он самому себе, но его восторг не остался незамеченным Ватсоном.

– О боже, – Джон смиренно выдохнул, осознав, что не допытается у Шерлока подробностей.

О чём друг договорился с этой девушкой, осталось загадкой. И Джон ощутил ставший давно уже знакомым щемящий страх, острый вкус тревоги.

Шерлок и Леони, стараясь быть незамеченными журналистами и толпой, подкрались к чёрному входу, где уже стояла бригада группы захвата. Холмс лично знал командира, для которого вёл неделю назад расследование по делу похищения его дочери. Это обстоятельство сыграло решающую роль, и бойцам был отдан приказ пропустить двоих внутрь.

***

Ноябрь, годом ранее.

Объятый сладостным чувством осознания в себе любви, Джим, словно обезумевший, хотел признаться Леони. На него, в сущности, напала дремота, в силу того, что он мало спал, к тому же мозг его, пересытившись кислородом, шутил странные шутки, рождая сумасшедшие идеи и предприятия.

Минув порядочно кварталов пешком, Джим приблизился к пункту назначения. Дом Леони был окутан прозрачным туманом, рассеивающимся с нарастанием тепла. Как в бреду, Джим очутился на пороге и надавил на звонок. Послышались шаги: тяжёлые, шаркающие – не женские вовсе. Дверь открыл здорового вида мужик по пояс раздетый, с заспанными глазами. Проведя рукой по блестящей лысине и пару раз чавкнув, он с удивлением уставился на Джима щурым взглядом.

– Утро доброе. Тебе чего, чувак? – лениво поинтересовался субъект и закурил с видом очень важным.

– Эм, да я тут… – волшебство мгновенно испарилось, уступив место удручающей и нелепой реальности. – Я гулял вот… с собакой. Зашёл поздороваться, – мямлил Джим, глотая слова. – О, Леони!.. – с самым что ни на есть глупым видом крикнул ей Джим и вдобавок помахал рукой.

За спиной незнакомца показалась Леони в коротком халате и с растрёпанной косой.

– Доброе утро, Джим, – с доброй улыбкой, контрастирующей на фоне хмурой физиономии лысого парня, ответила мисс Маллиган и сонно прижалась головой к двери. – Ты с Гаем гуляешь! – по-детски воскликнула она и присела, чтобы погладить пса. – Привет, мой хороший! – она игриво стала чесать густую шерсть на шее и груди зверя. – Калеб, это Джим, друг моего брата, – обратилась она к лысому субъекту, – Джим, познакомься с Калебом: мы помирились пару дней назад.

– О, как мило, – иронично буркнул Джим и протянул руку Калебу, натянуто улыбнувшись.

– Может, зайдёшь, выпьешь с нами кофе? – пытаясь быть вежливой, скромно предложила Леони.

– Нет, нет! Что ты! – подняв кверху ладони, ответил Джим, распахнув глаза. – Я дома уже пил чай. Спасибо… Э, я пойду тогда, – неловко заключил он и поспешил скорее прочь от своего позора.

До этого момента «призрачного» любовника Леони, о котором она рассказывала, словно и не существовало. Теперь этот здоровяк нарисовался, словно верстовой столб на дороге, он сделался реальным.

«…а парень, с которым я встречаюсь на данный момент – кретин, но почему-то он очень приятен маме: она долго упрашивала меня принять его ухаживания», – зазвучал в голове Джима голос Леони, напомнивший ему об их первом откровенном разговоре в автомобиле. Кстати, этот автомобиль принадлежал Калебу – да, да, именно вот этому самому Калебу, который чесал свою блестящую репу и сонно закуривал полуголый на пороге дома Леони. «До чего гадостно об этом думать», – беспомощно думал Джим.

Его более всего волновало сейчас не то, что Леони вновь сошлась с таким ничтожеством, не то, что он хотел спать, а то, насколько всё вышло жалко и смешно, обрубив на корню светлые и пылкие порывы сердца. Джиму хотелось провалиться сквозь землю, или даже завернуться в одеяло и уснуть – даже этого будет достаточно – только бы изгладить из памяти это отвратительное ощущение собственного провала.

После этого случая он много раз хотел заговорить о своих чувствах с Теренсом, его буквально душило желание высказаться, ощутить поддержку и понимание. Но здравый смысл подсказывал ему умолкнуть и даже не иметь попыток излить душу другу: что мог сказать Теренс на такое заявление? Он бы всего лишь кинул какую-нибудь пошлейшую шутку, дал бы поверхностный и пустой совет (что было бы ужаснее всего с его-то отсутствием чуткости в понимании людей). И Джим молчал.

Но было вместе с тем кое-что ещё: его неодолимая тяга из прошлого – быть всегда королём, быть всегда в выигрыше, оттого он страстно желал заполучить Леони, позабыв о её чувстве к Эвану, забыв даже свой нелепый позор перед её дружком – ничто уже его не пугало.

Джим вынашивал свои эмоции целый месяц, борясь с собой.

Шёл второй день декабря, резко похолодало, и по утрам на землю ложился тонкой коркой пушистый иней. Целую неделю в салоне почти не было посетителей, что весьма взволновало Теренса и стало причиной его отъезда в Лос-Анджелес в поисках прибыльных клиентов. Джиму же он дал поручение заручиться поддержкой Леони в плане рекламной кампании.

Так вышло, что эта просьба совпала с пиком внутренних метаний Джима, он был на пределе.

Он явился в офис к мисс Маллиган в обед. Всю дорогу Джим убеждал себя не наговорить лишнего, «пустого», но именно это-то и волновало его больше, чем реклама для салона Теренса. К счастью, он обнаружил, что почти успокоился, когда опустился в кресло напротив Леони: они обсуждали исключительно дела, перекинулись парочкой приятельских шуток даже. Но между делом Леони стала поглядывать в сторону вернувшегося с обеда Эвана: её коллега тут же заговорил с подбежавшей к нему Джули, мило улыбаясь ей, одаривая её бархатом своего голоса.

– Знаешь, это уже просто смешно, – спокойно, но с насмешкой выпалил Джим, когда Леони в очередной раз повернула голову в сторону Эвана.

–Что ты имеешь в виду? – надула Леони губки, нахмурившись.

– Всё никак не могу в толк взять, почему сильные женщины так часто изнывают по убожеству. Он, быть может, и выглядит интеллектуалом, носит дорогие очки в толстой оправе да читает заумные книжки, но каким нужно быть придурком, чтобы млеть от девиц подобных этой кукле.

– Джим, придержи-ка поводья… Что с тобой? Откуда эта желчь? – она оторвалась от документов и посмотрела прямо в глаза своему приятелю.

– Я говорю о тебе, Леони. Да уж если вдуматься, я только о тебе и говорю, – не следя за словами, неосторожно сказал он. – У тебя нет ни грамма самоуважения, если ты позволяешь себе настолько жалеть саму себя: плевать, с кем спать и жить под одной крышей – зато не одна! Плевать, что этот пустышка интересуется исключительно инфантильными и глупыми – зато у тебя к нему любовь. Где-нибудь лет в сорок ты оглянёшься назад и разрыдаешься, потому что…

Джим не успел окончить свою бурную речь, поскольку в ушах у него зазвенело, а щека загорелась краской – Леони отвесила ему добротную пощечину. На глазах её выступили слёзы, а в горле встал ком.

– Замолчи, – горько шепнула она. – У тебя совести нет, – Леони закрыла лицо руками в попытке удержать рыдания. – Неужели ты настолько меня ненавидишь, что рано или поздно не упускаешь случая, чтобы уколоть меня, обвинить в слепоте? В твоей дружелюбной улыбке так часто таится слабо угадываемая злоба, и мне страшно всякий раз понимать, что она обращена ко мне.

Джиму стало не по себе, его словно обухом ударило, рот его скривился и губы затряслись.

– Нет, нет, ты опять меня не так понимаешь, Леони!..

– Говори тише, мы не дома,– стыдливо, но резко оборвала она его.

– Подумать только, ты решила, что я тебя ненавижу, – на его губах заиграла истерическая улыбка. – Ты очевидное всегда называешь противоположными именами – это твой восхитительный талант, – его глаза безумно заблестели.

– Что? – угадав истину, но всё ещё отгоняя её прочь, удивилась Леони и крепко сжала лежащие перед собой на столе руки в кулачки. – Нет… перестань, – она подскочила и взяла его за руки, поднимая с кресла, – уходи сейчас же, – растерянно шептала она, глаза её всё больше округлялись. – Джим, пожалуйста, уйди, прошу тебя! – всё так же тихо, но отчаянно бормотала она, упираясь руками в его грудь.

«Поразительно! Неужели с ней это именно так? Она боится моей любви к ней больше, чем ненависти и презрения. Совершенно странная женщина. До чего она хороша в своей беспомощной борьбе, когда гнев её сменяется женственной беззащитностью. Как бы я хотел её такую целовать и прижимать к себе!» – бесстыдно думалось Джиму, пока он двигался спиной к выходу.

– Ну всё, хватит, Леони, – он перехватил её руки, взяв за запястья и с нежностью прижал к своей груди, когда они остановились на лестничной площадке. – Если это увидит миссис Саммерс, получится страшно неловко. И до чего ты забавна в своём негодовании: воешь о невозможности любви в собственной жизни, а стоило только мне открыть рот, как ты гневно гонишь меня за порог.

Леони чуть сгорбила плечи, пытаясь высвободиться из его хватки. Никогда ещё он не видел её такой смешной и очаровательно хрупкой. Осознав тщетность своих попыток, Леони в бессилии прильнула к Джиму, уткнувшись лицом в его шею, и тяжело задышала, успокаиваясь. «Пусти», – со слезливой женской хитростью жалобно сказала она. Джим добросердечно засмеялся в ответ и крепко сжал её в объятиях, поцеловав в рыжую макушку.

========== 7 Глава. «Твои черты» ==========

«А если бы и она меня любила? Так же, как любит его… Нет. Лучше, больше, чем его! Всё внутри меня алчет любви, словно меня никто никогда не любил».

Сон не шёл к Джиму, обрывки этого дня въедались в память, подхлёстывая эмоции. Ему чудилось, будто обе руки его до сих пор горели от жара объятий, в которые он заключил беспокойную Леони.

«Всё отныне между нами иначе. Как бы она меня не оттолкнула, ведь это убьёт меня; я не собираюсь проигрывать: ни Эвану, ни этому лысому чёрту, ни ей самой… Было бы правильно благородно уйти в сторонку, чтобы не смущать её, но я не в силах: я хочу её смущать, хочу вызывать в ней негодование и смятение, хочу видеть её испуганные глаза, полные обожания! Во мне одновременно столько гадости и нежности, и я желаю выпустить их на свободу».

Но прошла неделя, а решительность Джима стала сходить на нет. Теперь он не знал, как подойти вновь к ней, как начать разговор, все его прежние смелые порывы угасли.

Но время даром не теряла Леони. После вспышки между ней и Джимом, она захотела во что бы то ни стало доказать самой себе, что она «не гонит любовь за порог», что она не «танк». Вдохновлённая решительностью и напористостью Джима в тот день, она твёрдо вознамерилась добиться расположения Эвана. До того стала она с коллегой мягкой да покладистой, уступчивой и терпеливой, какой не была с ним ни разу. Эван не узнавал в этой новой Леони ту Тэтчер и гильотину, что каждый будний день обрушивала на него бурлящую внутри злобу и раздражение.

Однажды она даже принесла ему утром кофе. Внутри Эвана случился самый настоящий перелом.

– Доброе утро, мисс Маллиган… Эм, кофе? Это розыгрыш? – несмело сказал он.

– И вам, доброе утро, мистер Стенли, – любезно кокетничала Леони, плавно протянув ему стакан. – Решила зарыть топор нашей невидимой войны.

– К слову, война была лишь с вашей стороны, я только…

– Да. Я знаю, и сожалею, что вела себя так… предвзято… да! – она не нашла более подходящего слова. – Ты хороший парень, Эван, пусть я сейчас фамильярничаю, но это искренне.

– Думается мне, что это неплохое начало, – и он одарил её своей самой очаровательной, той божественной улыбкой, какую вручал лишь друзьям и женщинам, которые были ему приятны.

Леони ощутила блаженную дрожь в коленях и неистовый стук сердца, празднующего первую победу.

С этого момента её отношения с Эваном потеплели и стали набирать обороты.

Джим явился к Леони в середине декабря, он был готов объясниться, расставить точки над «i», но застал девушку в самой неожиданной компании. Леони сидела на краешке рабочего стола Эвана, ярко жестикулируя в своей любимой манере: она рассказывала ему о каком-то новом рекламном проекте, посвящённом приезду музыкальной группы.

Джим уверенно, но неспешно приблизился к беседующим и легко коснулся плеча Леони. Её тело вздрогнуло, напряглось, она резко повернула голову в его сторону и почти неслышно издала стон удивления и испуга. По её пухлым губам пробежала фальшивая улыбка, и она ответно взяла Джима одной рукой за ворот пальто, изображая приятельскую близость.

– Давно не виделись, Джим, – отстранённо заговорила она. – Ты, кажется, много работал? Мне Теренс говорил, что с вами работает сейчас какой-то крупный заказчик из Сан-Франциско.

– И тебе привет… День добрый, – Джим исключительно из приличий обратился к Эвану, – мистер Стенли, если не ошибаюсь? – он пожал руку Эвана.

– Да, всё верно, рад знакомству, – он не был рад.

– Если не сильно потревожу, могу я украсть у вас мисс Маллиган на обед? Как раз время подошло, – простодушно заявил он, забавно поджав губы и распахнув глаза.

– Нет! – тревожно вскрикнула Леони, но тут же снизила тон и натянула кривую улыбку. – Нет… я сейчас никуда не собиралась, я не голодна. И вообще у меня столько заказов, пойду, пожалуй, работать.

Она соскочила со стола и торопливо зашагала в свой кабинет.

Джим был взбешён её поведением: «Всегда она при нём пластмассовая, фальшивая, суетливая – так раздражает её трусость в подобных ситуациях. Девушка на руководящей должности с подобными заморочками – фантастическое веселье со стороны!»

Он решил её перехитрить.

Вопреки всем своим планам на серьёзный разговор и пламенное выяснение отношений, он заговорил о пустяках. Леони впала в некоторую растерянность, потому что ожидала, что разговор с Джимом будет носить деликатный характер, что, возможно, он будет о чём-либо просить её. Но всё его тело, лицо были расслабленны, уголки губ подёрнул еле уловимый хитрый оскал. Руки его праздно блуждали по краю её стола, касаясь всего, что покоилось в небольшом рабочем беспорядке. Большим и средним пальцем он ухватил какой-то черновой листок и чёрную гелевую ручку.

«К чему это необъяснимое затишье? Смотрит так странно… неприятный, леденящий взгляд, хотя рот улыбается и брови причудливо изогнулись дугой. До чего напоминает зверя, готовящегося к прыжку. Мне с ним так просто, но в то же время сложно, как бы тривиально это ни было: все, кого я знаю, мне понятны, предсказуемы, они либо нестерпимо сложны и глубоки, либо простаки до умиления. Но я всегда знаю, чего от них ожидать, и чья-либо сложность из них не удивляет меня, не вгоняет в пугающее смятение».