Текст книги "Разбитые надежды (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Кэролайн, резко выдохнув, небрежно опустилась рядом с Никлаусом, который ненавидел в себе свой романтический порыв и желание зарыться лицом в её волосы и больше ни о чём не говорить. Но реальность подсказывала ему, что это глупая мальчишеская сентиментальность, и нужно быть сейчас серьёзнее.

– Я даже опущу массу назревших второстепенных вопросов, которые, вероятно, не должны меня касаться, думаю, это станет ясным со временем, – он нервно начал катать под ногой камешек гравия. – Просто хочется узнать, неужели мы всё оставим, как есть? Я скажу больше, для меня это было нечто особенное, потому что ты для меня особенная, – он всё так же избегал в своих мыслях и в разговоре слов «влюблён», «люблю», потому что боялся, что для них ещё рано, но больше всего боялся говорить их именно Кэролайн.

И опять этот взгляд, как у ведьмы, словно она поймала Ника в клетку: она так смотрела на него у бассейна и в школе, в день, когда они были близки. Кэролайн льстило, что Клаус так очарован ею, её это трогало и раззадоривало.

– Хорошо, давай встречаться, – легко и с энтузиазмом сказала она.

– Ээ-м, и всё? Вот так просто? – Клаус даже усмехнулся от неожиданности.

– Ну, да, я же нравлюсь тебе, и у нас был секс – вполне достаточно для того, чтобы встречаться, – не без сарказма ответила она. – К тому же, буду откровенной, ты вообще-то далеко не урод, к тому же ещё и не глуп.

– Ты так прагматично и рационально об этом говоришь, что мне даже смешно! – весело парировал он, почти подпрыгнув на месте от смеха.

– А к чему лишние сантименты? Нам нравится проводить вместе время, и всегда есть, о чём поговорить: когда я ещё в скором времени найду себе такой удачный вариант?

– Хах, ну, как скажешь, милая, – он особо иронично, но не без удовольствия произнёс это «милая», – мне всё равно, как ты себе это представляешь сейчас, надеюсь, в будущем смогу показать тебе другую сторону того, что мы собираемся начать.

Кэролайн ничего ему более на это не сказала и не стала сопротивляться, когда после наступившего молчания, Клаус обнял её за плечо.

***

– Дружище, подожди-подожди! Фух, дай ты с мыслями собраться, – негодовал Стефан, хватаясь за голову и за колени, – ну, с Форбс-то… Чёрт, ты серьёзно в неё влюблён?

Клаус поймал себя на мысли, что впервые этот вопрос прозвучал вслух, и нужно было и другу и самому себе дать ясный, искренний ответ.

– Да, я в неё влюблён, Стеф, и, кажется, влюбился не «сегодня»…

– А она-то? Она-то что?! – восклицал Сальваторе, и глаза его расширялись бешено.

– Она не хочет держаться за руки, – разочарованно бросил Ник.

– Я бы сказал, да и хрен ты с ним с этим «за руку», но она же девчонка, для них эти штучки играют большую роль: это либо странно, либо она стерва.

– Ну, я бы на твоём месте со стервой не спешил бы, – пресёк Майклсон друга, – просто не думаю, что она так же от меня без ума, как я от неё. Я даже до сих пор не в силах понять, почему она вообще вдруг решила со мной строить отношения? Я всегда так романтизировал её в своих мыслях, думал она неземная, и у нас, если и будут отношения, то она тоже будет в меня влюблена… Более рациональной и приземлённой девушки я ещё не встречал, Стеф, – грустно усмехнулся он, опустив глаза в пол. – Нет, порой, я вижу, как она отрывается от земли, но это всегда короткий миг, и она всегда словно сама этого в себе боится…

– Вы встречаетесь всего около месяца – может, ещё рано отчаиваться? – деловито и добродушно заметил Стефан, который уже давно привык ждать и надеяться, потому что с Еленой у него шло более чем никак.

– Возможно. Но я боюсь, что в силу её характера это может затянуться, и мы увязнем в болоте, застрянем на месте. Придётся разбежаться, потому что я захочу идти вперёд, а она опять будет бояться.

– Не начинай ты с этим… Опять наболтаешь сейчас черти чего! Девушки просто любят всё усложнять – это у них в крови.

Они после недолго молчали. Каждый обдумывал сказанное и услышанное, но оба одинаково хотели верить в лучшее.

– Кстати, у неё через неделю день рождения, а я и не знаю, что ей подарить, – неловко сказал Никлаус, внезапно рассеяв тишину.

–Думаю, что-то банальное не прокатит: ты ведь назначал ей свиданки у бассейна и писал про свои чувства в школьном сочинении: да-да, чувак, я понял, что ты там накалякал про неё! Так что включай свою фантазию на полную мощность, думаю, она опять ждёт чего-нибудь эдакого.

– Хм, а я отчего-то сразу вспомнил, как пьяный Спенсер выступал с речью вроде «если не знаешь, что подарить девушке, дари ей косметику или шоколадные конфеты», – театрально изображая одноклассника, Ник залился смехом и замотал головой.

– Ага, или ещё хуже этого – набор для душа! – Стефан, как обычно, рассмеялся громче, чем напоминал заржавшего коня, но Клаус обожал этот идиотский смех, потому что он веселил его больше, чем сказанная другом шутка.

– Что-то я не настроен «извращаться» с подарком: боюсь, она скажет, что это чересчур и будет смеяться надо мной. Хотя, может, ты и прав. Я подумаю ещё об этом.

***

– Надеюсь, ты не собираешься мне что-либо дарить? – скептично бросила Кэролайн, выходя из душа и на ходу вытирая волосы.

– Ты серьёзно? Конечно, собирался! – настойчиво и, стараясь победить ироничный тон девушки своим – серьёзным, ответил Клаус.

– Ник, я не хочу подарков. Пожалуйста, давай как-нибудь обойдёмся без них: ты можешь просто пригласить меня в какое-нибудь приличное место на ужин, этого будет вполне достаточно.

– Я и так не держусь с тобой за руки: ну, уж нет – подарок я тебе подарю! – с шаловливой улыбкой упрямо ответил он. – А в «приличное место», коли так хочешь, мы тоже обязательно сходим, не переживай.

– Ты отвратителен! – капризно воскликнула она, отшвырнув расчёску.

– Ты тоже, – ласково сказал Никлаус, резко притянув девушку к себе, и прижался лбом к животу Кэролайн.

Она и сама не поняла, как ей понравился этот его жест. Кэролайн почти неосознанно стала гладить и взъерошивать светлые кудри на голове своего парня, наблюдая за тем, как он стал льнуть к ней сильнее и гладиться лицом о её ладони, наслаждаясь женской лаской.

– Никаких подарков, – шепнула она снова.

– Безусловно, – соврал Никлаус.

Оба хотели в полной мере прочувствовать этот момент, поэтому быстро замолчали, вслушиваясь только в окружающие звуки, мерное тиканье часов и прерывистое дыхание друг друга.

– Мне надо одеваться, – тихо сказала Кэролайн и нехотя отстранилась от Ника.

Естественно, Клаус не послушал свою девушку и стал обдумывать подарок, потому что день праздника поджимал. Идея подарка пришла неожиданно и сама собой: не желая попадаться на глаза родителям и в особенности матери, Кэролайн пригласила Никлауса в загородный домик, где жила до смерти её обожаемая бабушка. Там она хотела заняться с ним любовью и показать любимые места детства. В одном из эпизодов разговора девушка упомянула о большой старой книге-сборнике с приключенческими рассказами и романами, что именно с этой бабушкиной книги началась её любовь к этому жанру. Вот только эта книга однажды где-то затерялась в доме, и сколько бы она вместе с родителями её ни искала, не могла найти и была очень расстроена. За день до дня рождения любимой Кэролайн Клаус поехал туда вечером и всю ночь искал ту самую книгу, и удача ему ещё как улыбнулась. Она нашлась в сарае, застрявшая в дырке, в полу, но поскольку доски его были выложены в два ряда, книга просто-напросто провалилась и застряла между ними. Толстый, твёрдый переплёт спас её от разрушения, так что книга была в весьма хорошем состоянии.

Кэролайн не могла скрыть своей радости и даже расплакалась. Она в душе хотела злиться на Клауса, но знала, что это глупо и бесполезно, ведь этот подарок стоил того, чтобы закрыть глаза на упрямство своего парня. «Вот чудак! Вот же ненормальный! Думать не хочу, где он лазил и как, чтоб найти то, что мы всей семьёй не могли отыскать не один год».

В свой праздник Кэролайн также представила Клауса родителям, а тот ещё утром познакомил свою девушку с мистером и миссис Майклсон. Чего, конечно, нельзя было сказать о школе: это было то место, где Кэролайн так и не решилась открыто быть рядом с Никлаусом и всячески противилась, когда он уговаривал её не обращать внимания, если ребята будут что-то лишнее болтать.

Приближалось Рождество – любимый праздник Клауса, который он любил вдвойне за то, что в рождественскую ночь родился любимый братик Кол.

В зимние каникулы Клаус и Кэролайн всё время куда-нибудь уезжали: то на лыжах за город кататься, то в деревенский дом бабушки Кэролайн на лесные прогулки и катания на коньках. Если не было настроения на прогулки и поездки, они долго сидели перед компьютером: Клаус обожал в Кэролайн то, что она не хныкала о том, что он «пришёл к ней только в компьютер дурацкий порубиться, а на неё вообще плевать», девушка предпочитала сидеть во время игры с ним и раздавать советы, куда лучше пойти и что сделать.

В утро перед Рождеством они сидели в комнате вместе с Колом и вырезали из бумаги украшения для окон. Все трое смеялись и подшучивали друг над другом. Клаус катал на себе то брата то девушку, а они в свою очередь развлекали его, осыпая огрызками бумаги, оставшейся после вырезания снежинок. Пол весь был усыпан блёстками, бумажками и различными фантиками от конфет, которые приносила между приготовлением разных блюд Эстер.

– Миссис Майклсон, давайте я помогу вам с готовкой! – весело спросила раскрасневшаяся Кэролайн, выбиваясь из рук Клауса.

– Спасибо, солнышко, не надо: вы тут веселитесь…

– Нет-нет, это не дело, – своим привычным деловитым тоном, как в школе, ответила девушка, – вы там готовите, а мы ерундой занимаемся. Так всё, ребята, давайте-ка заканчивать: идите лучше помогите мистеру Майклсону!

– Слышали? – весело спросила Эстер, поставив руки в боки, – что вам «командир» сказал? Давайте, идите.

К середине дня пришли и родители Кэролайн, в доме началась возня и беготня, которая вдруг напомнила Клаусу детство и эту волшебную и вместе с тем волнительную ночь много лет назад. Он посмотрел на Кола, помогающего выносить стол в гостиную, и с благоговением подумал о том, как братик вырос, а ведь недавно был ещё совсем крохой.

Это время было для Никлауса маленьким раем, который он и не думал терять. Молодой человек строил планы на будущее и уже серьёзно относился к отношениям с Кэролайн. Представить, что такая идиллия может когда-нибудь рухнуть, было просто невозможно, но Клаус был слишком молод, оттого не допускал в свои мысли то, что судьба до безумия превратна.

========== 11 Глава. «Запертый внутри» ==========

Работа – дом, работа – дом, пьяные выходные, а дальше всё сначала… Никлаусу казалось, что это лето после окончания школы прошло как в тумане, ему думалось, что он живёт в закрытой намертво бетонной коробке, именуемой «Большой город». События и последствия минувшего последнего учебного года были упрятаны в сознании парня подальше от области осмысления их, потому что принесли достаточно боли и разочарований.

Сейчас Клаус работал официантом в одном из нью-йоркских ресторанов, где почти каждый день ему приходилось терпеть скандалы, устраиваемые богатыми посетителями или просто теми, кому не на кого было вылить желчь и нервные расстройства и переживания. Он со временем стал просто ненавидеть свою должность, потому что задыхался без творчества, а главное жалел о том, что не поступил в Брауновский университет. На конкурс для специальности «литература и культура» он отправил то своё сочинение о Кэролайн. Конкурс Майклсон не прошёл, а один профессор из приёмной комиссии недвусмысленно намекнул парню, что рассказ похож на «безыдейные записочки мечтательного парня» и лишён концепции и идеи, хотя язык написания прекрасен и многообразен.

Иногда под закрытие ресторана за Клаусом приезжал Стефан на «еле живом» Ford года 2000, который он купил за ящик пива у какого-то пьяного директора салона сотовой связи. Сам же Сальваторе работал в отделе зоотоваров, куда его взяли из тех соображений, что он «большой клоун» и можно взять его «чисто по приколу», авось хоть продажи поднимутся, сам Стефан, разумеется, об этом не знал. И продажи действительно стремительно поднялись, потому что до весельчака-Стефа никто не умел так театрально и вдумчиво толкать покупателю кошачий корм или клетку для попугая.

На часах было ровно одиннадцать, Клаус сонно опустил голову на сложенные перед собой на столе руки: он работал так уже шестые сутки, потому что одна из коллег ушла в отпуск, персонала не хватало, и Клаус по доброте душевной опять взял на себя всю лишнюю работу. На улице шумели автомобили, нервозно толкаясь в вечерней пробке, ругались между собой прохожие. Клаусу снился «идеальный мегаполис», в котором нет ни нервов, ни тревог, где невероятные технологии украшают его сверхновое гармоничное существование, а сам Клаус добирается домой, летя по воздуху: каким образом, он не понимал, ибо во сне всё пространно и не имеет в себе логики.

– Эй, старик, поднимайся, поехали домой, – Стефан тихонько тряс друга за плечо.

– Ах, это ты, Стеф! – резко очнулся Клаус, – напугал-то, а я тут уже почти заснул. Можно я у тебя сегодня перекантуюсь, а то у меня в холодильнике мышь повесилась?

– Да не вопрос, как раз сам хотел тебе предложить: я собирался какую-нибудь комедию перед сном посмотреть, а в одиночестве смеяться скучно.

«Самый обычный, ничем не отличающийся от других вечер. Но мне же 19 лет! Мне всего лишь 19 лет! Неужели это будет длиться вечно?»

***

Холодный октябрьский вечер загнал в ресторан кучу народа, который зашёл сюда больше из соображения «погреться» нежели поесть.

– Майклсон! Чёрт подери, я долго буду орать? Заказ для пятого, восьмого и девятого столика готов, тащи сюда свою задницу, и вперёд! – шеф-повар Роберт Смит не умел разговаривать никак иначе, кроме как на повышенных тонах. Он был талантливым поваром, но на редкость оскотинившимся человеком.

– Я уже бегу, бегу! – оправдывался Ник на ходу, – я просто обслуживал двенадцатый столик.

Под «обслуживал» Клаус имел в виду свой обычай поинтересоваться у посетителей, понравилось ли им блюдо и качество обслуживания и чем он может быть ещё полезен, а кроме того спрашивал мельком о погоде и прочих мелочах. Это его неравнодушие к работе и обаяние подсознательно влекли сюда обратно снова и снова. Мистер Смит понимал, что Клаус сколотил ему новый пласт клиентуры: той, которая идёт сюда не только поесть, но и к конкретному человеку, чтобы вновь почувствовать себя нужными и одаренными заботой чужого человека – официанта. Оттого он жадно боялся потерять такого ценного сотрудника, но самому юноше ни намёком не давал об этом знать.

Взяв профессиональной хваткой разом три блюда, Никлаус бодро и осторожно направился в зал, подавать на стол кулинарные изыски и свой внутренний свет. Приближался девятый столик, а вместе с ним и тонкий, свежий аромат женского парфюма. За столиком сидел солидного вида господин и сжимал в своей руке тонкую ручку белокурой одетой с иголочки девушки, которая в ответ на его умоляющий взгляд лишь скептично усмехалась звонким голосом.

– Спасибо, – отрывисто и преждевременно бросил солидный господин, подняв бегающий печальный взгляд.

– Прошу, ваш заказ…

Клаус не успел расписать то, что входило в заказ, потому что внутри него всё сжалось, а по голове словно больно ударили чем-то тяжёлым, оставляющим глухой звон в ушах: белокурая девушка обратила на него свои насмешливые голубые глаза, губы её скривились, выдавая в своей владелице то, что её застали врасплох.

– Да, спасибо, – холодно и отстранёно повторила она за своим кавалером тоном, выдающим желание спровадить официанта.

Клаус не мог не узнать свою Кэролайн, пусть и роскошно разодетую и с этим выставленным напоказ холодным взглядом. В собственных мыслях он вернулся в тот момент, когда всё разрушилось. Он ненавидел это время и не желал его вспоминать, но это сейчас было уже невозможно.

========== 12 Глава. «Я, конечно, помню всё» ==========

Когда в определённый момент твоей жизни наступает крах, то воспоминания ранят больнее всего: радостные – тем, что остались в прошлом, грустные – тем, что вообще существуют.

И Клаус помнил подготовку к выпускному вечеру, которая началась ещё в марте: тогда он мечтал, как вместе с Кэролайн пройдёт через этот значимый этап, представлял, как они будут кружиться в медленном танце в груде воздушных шаров и конфетти, как в подростковых мелодрамах и комедиях. В ту пору он ещё был жутко занят поддержкой Стефана, ведь друг признался в своих чувствах Елене, на что та заявила, что они просто друзья, и Стеф всё только испортит «этой ненужной романтикой». А Клаус про себя злился на Гилберт, что та просто не могла сознаться, что ей нравится другой парень, а говорила какие-то пространные глупости про дружбу.

Никлаус и не подозревал о том, какие душевные перемены происходили в его девушке. Отношения молодых людей прошли определённую стадию, и Кэролайн начала задумываться о своём будущем. А тут ещё и мать как-то подсела со своим разговором на обожаемую ей тему того, как это мучительно печально обречь себя на брак с парнем из маленького городка – с соседом по парте, мальчишкой с твоего двора, одноклассником – с кем угодно. Для неё это означало обречь себя на муки с будущим пьяницой и неудачником.

«Ну, да, вот станет мой Ник ещё чуть старше, и дальше-то что? Он будет писать, но кому нужен писатель из провинциального городка без связей и влияния? Хах, да никому совершенно! Его нигде не будут печатать, из-за этого он впадёт в отчаяние и депрессию, начнёт пить или чего-нибудь хуже. Неужели я должна взять на себя бремя вытаскивания его из ямы неудач?»

Ко всему прочему на горизонте замаячил один приятный молодой мужчина: друг одного из художников, приехавших из Нью-Йорка, весьма солидный, к тому же при больших деньгах. В мгновение ока Кэролайн «превратилась» в обожательницу живописи и стала набиваться в знакомые к нью-йоркскому художнику, чьим другом являлся незнакомец. Тогда она неосознанно стала отдаляться от Никлауса в пользу нового потенциального спутника жизни.

– Кэр, милая моя, я понимаю, как ты занята этой подготовкой, но ты так давно не звонила, – грустно звучал голос истосковавшегося любовника в телефонной трубке.

– Ник, прости, но ты прав: Выпускной отнимает у меня всё время и силы, потерпи чуточку.

Но «чуточку» затянулось на месяц. В душе Клауса росла тревога, потому что единственное, что не изменилось с начала этого учебного года – это ощущение, что от Кэролайн неизвестно, чего ожидать и не ясно – любит ли она Никлауса. Ему хотелось от отчаяния сделать какую-нибудь безумную вещь, только бы уже не это ожидание и холодное молчание.

Молодого человека не тревожило, что апрельская ночная улица дышит прохладным ветром и красуется голыми деревьями во тьме, он почти срывался на бег, пряча ледяные руки в карманы ветровки. Когда Клаус очутился на до боли знакомой бетонной дорожке липовой аллеи, он предвкушено вздохнул и побежал. Холод не мешал молодым пальцам ловко перебирать деревянные выступы на стене дома, ноги крепко держали Клауса, не давая сорваться вниз. Парень не слышал ничего вокруг, кроме своего резкого дыхания и шороха, издаваемого ногами. Он три раза постучал в окно – тишина, он не отчаялся и постучал раз десять. В запотевшем стекле было ничего не видно, поэтому Клаус застучал сильнее и настойчивее. Тут окно резко распахнулось, и на него уставилась пара сердитых голубых глаз.

– У тебя ни ума ни совести нет! Чего ты барабанишь мне в стекло в два часа ночи?

Но Клаус ничего не ответил ей, он вскочил коленями на подоконник, радостно и жадно схватил девушку за плечи и жарко поцеловал. От неожиданности Кэролайн замерла и даже не сопротивлялась. Она чуть позже и сама не поняла, каким образом оба уже лежали раздетые в объятиях друг друга на её кровати.

Утром Клаус наскоро поцеловал свою девушку и так же втихую, словно вор, как и прошлой ночью, спустился через окно и отправился домой собираться в школу.

Это была их последняя ночь, о чём Клаус ещё пока не знал, поэтому немного успокоился. Но от Кэролайн всё так же не было вестей вне школы, да и там-то она не была особо разговорчива со своим парнем.

К исходу апреля она уже прочно заполучила в свои сети того состоятельного мужчину, и Клаус повис на девушке мёртвым грузом: она не знала, как бы тактичнее его спихнуть. В ней проснулось что-то очень взрослое, расчётливое и гадкое, что она мигом позабыла всё то, что некогда чувствовала к Клаусу.

Ник очень смутно помнил тот вечер, когда увидел свою Кэр, приехавшую к дому в красном кабриолете с незнакомым мужчиной, на вид которому было лет тридцать, не меньше. Они страстно поцеловались у дверей её дома, он пожелал ей сладких снов и обещал завтра заехать к ней, чтобы забрать к себе – остаться на ночь.

Нудные обязательные серьёзные разговоры возникли, как само собой разумеющееся.

– Ты ведь и сам, думаю, давно понимал, что между нами возникла стена?

– Я её не создавал, Кэр, – в бессильном отчаянии отвечал Никлаус на равнодушный тон девушки.

– Пойми, я не желаю тебе зла и не хочу делать больно, но ты – просто школьные отношения, будущего у нас нет.

Кэролайн ещё много чего «вразумительного» и «адекватного» высказала на этот счёт, что уже не имело для Клауса никакого смысла: он был для неё чем-то несерьёзным, он был «просто школьные отношения». Мир, которым жил парень, рухнул на его глазах в беспощадности реальности.

***

«Я, конечно, помню всё, милая Кэр… Этот выпускной, словно он был вчера, живо рисуется в моей памяти», – думал Клаус, разглядывая разодетую Кэролайн, которая здесь и сейчас, видимо, расправлялась и с нынешним любовником, который так же, как и Ник, был без ума от этой девушки.

А выпускной Клаус провёл в компании пьяного горланящего Стефана – так же, как и он сам безответно влюблённого. Они надували шары и разливали пунш – словом, «веселились от души».

Клаус не подал и вида, что знает Кэролайн, чтобы не ставить девушку в неловкое положение перед её спутником.

Остаток вечера Клаус был рассеян, почти не общался с посетителями и не улыбался. Взбудораженные нервы скрутили всё внутри в тугой узел. Но, к своему удивлению, он не раз замечал, как Кэролайн оборачивалась в его сторону, и в эти секунды казалась озадаченной. Девушка будто хотела что-то сделать или сказать, но ей мешали обстоятельства и место.

На следующее утро Никлаус вновь увидел Кэролайн за завтраком в ресторане Смита: на ней были солнечные очки и дорогой плащ, сама она сидела, чуть развалившись в своём стуле – видимо, ночь у девушки выдалась бессонной. Явилась Кэролайн и на следующий вечер: глаза её так же пытливо рассматривали бывшего парня, и она каждые пару минут меняла положение ног.

– Вижу, ты пристроился, – не выдержав, буднично произнесла она.

– Хм, вроде того. Как видишь, я жалкий официантишка и не поступил в университет своей мечты, – саркастично ответил Клаус, вытирая соседний столик, – а что тот тип? Ты, я думаю, бросила его ещё позапрошлой ночью, поэтому выглядела такой потрёпанной.

– Вообще ты прав, – с деланным равнодушием сверкнула она огоньками глаз, – никогда не видела такого жалкого 36-летнего мужчину: он валялся у меня в ногах и плакал.

– У тебя нет сердца, – простодушно усмехнулся Клаус и облокотился на столик Кэролайн.

Девушка сглотнула и положила ладонь на руку Клауса, отчего тот вздрогнул и резко вздохнул. «Зачем она это делает? Мучить меня хочет? Я даже знаю уже, чем сегодня кончится этот вечер – она, вероятно, соскучилась, я нутром это чувствую… Зачем эти нелепые недомолвки: лучше бы так и сказала, что сожалеет, но она не скажет этого».

***

«Да, мир на какой-то краткий миг показался мне совсем другим – таким же непредсказуемым и страшным, но в нём уже не существовало её, и я почти смирился, стал искать жизненный путь заново. Но теперь она снова в нём появилась: ворвалась безо всякого спроса в мою загнивающую жизнь, чтобы ещё раз меня уничтожить». Клаус неподвижными счастливыми глазами разглядывал потолок роскошного гостиничного номера, прислушиваясь к тихому сонному дыханию Кэролайн, чья голова покоилась на его плече. Размеренно тикали антикварные часы, за окном еле слышен был шум автомобилей, а из фруктовой вазы в гостиной с глухим стуком упало и ударилось о паркет яблоко. «Как хорошо, как прекрасно! И это больше никогда не повторится, но и чёрт-то с ним. Я давно уже был готов никогда не встречаться больше с ней…»

Проснулся Никлаус, как и ожидал, в одиночестве. Сейчас он был готов ненавидеть Кэролайн и сам с собою решил, что более точно не поведётся на её уловки и попытки вмешаться в его жизнь. В ресторане девушка также больше не появлялась, и Клаус понял, что она, скорее всего, уехала.

========== 13 Глава. «Мистер Л.» ==========

С отъездом Кэролайн Клаусу даже отчего-то стало спокойнее. Он твёрдо решил позабыть события минувшей недели, потому что понимал, что это ничего не значит и ничем не кончилось бы в любом случае.

На кухне творился сегодня настоящий переполох, поскольку приезжали кулинарные критики, чтобы оценить ресторан мистера Смита. Шеф-повар не знал в лицо этих людей, оттого в это утро он был особенно раздражён, орал и чуть ли не бил поваров и официантов, которые делали всё, чтобы сегодня ресторан выглядел на высшем уровне.

Приближался вечер, а вместе с ним нарастало напряжение всех работников. Мимолётно проходящие мимо Никлауса они то и дело со вздохом бросали что-то вроде «Ух, заколебал! Придурок!», «Так бы и врезал ему, да не могу: он мой шеф и уважаемый человек, но накипело…», «Вот он смотрит на меня, орёт, а я всё киваю и киваю, типа слушаю его, а сама бы так и двинула в челюсть!» Всем хотелось это высказать именно Нику, потому что сегодня он единственный в этом сумбуре молчал и только слушал, от этого казался своим коллегам, как, впрочем, и посетителям всегда, чем-то светлым и добрым, кем-то, кто выслушает и поймёт. И Клаус понимал всех этих измученных людей, он разделял их чувства, но молчал, а между тем, в душе его горел пожар, который ему самому было не погасить.

– Клара, идиотка! Идиотка! Что ты сделала с моим фирменным соусом? Он на вкус, как козлиное дерьмо – жри это сама, но в зал не смей выносить!

Роберт Смит яростно стукнул после этого по сервировочному столу, рядом с которым стояла худенькая черноволосая девушка. Клара почти подпрыгнула от страха, её лицо покраснело от подступающих слёз, и она опустила голову, чтобы шеф этого не увидел. Девушка была одним из лучших поваров кухни Смита, она была очень красивая и обаятельная, за что всегда получала дополнительную взбучку, потому что не всякий человек способен простить женщине красоту.

– Я всё исправлю, – сдавленно шепнула Клара сквозь слёзы.

– У тебя десять минут! Знаю, соус варится пятнадцать, но ты уж будь любезна и прояви своё кулинарное «мастерство», милочка, – он так лицеприятно выделил слово «мастерство», любуясь голубыми глазами девушки, что у той аж похолодело на сердце.

Когда мистер Смит отошёл, чтобы встряхнуть администратора, к Кларе подлетел Клаус. Почти изящно поставив на стол блюдо, он обнял коллегу и стал тихонько гладить по плечу.

– Ну, тише-тише, всё хорошо, ты же знаешь, он через минуту об этом забудет, а ты только изведёшь себя и не сможешь дальше работать.

– Чтоб он сдох! Ненавижу здесь всё! – всхлипывала девушка.

– Эй-эй… Что нужно делать? Скажи мне, что нужно нарезать: я быстренько тебе помогу и побегу дальше, – Ник утешающее и забавно улыбнулся коллеге.

Наскоро порезав варёную морковь и болгарский перец, Клаус по-дружески потрепал Клару по плечу и побежал в зал. Он почти не разбирал лиц, всем на автомате учтиво и радушно улыбался, расспрашивал о качестве и вкусе блюд, рассказывал, что у них сегодня также предстоит концерт живой музыки. Перед глазами парня плыли уставшие люди, разносившие вместе с ним еду, разбиравшие проблемы, кричащий шеф. «И их таких тысячи и миллионы: они все устали, они хотят кричать, но не смеют, поскольку жизнь сковала их столь крепко, что они не могут даже дышать. И я один из них – я так хочу кричать!» – думал Никлаус всякий раз, когда выходил в зал, сопровождаемый проклятиями мистера Смита, снова и снова. Он думал об этом уже поздно ночью, во время закрытия, сидя в подсобном помещении и, вертя между пальцев лакированную авторучку.

Он не спал всю ночь и весь свой следующий выходной – он писал.

***

Следующие три дня Клаус был рассеян, жил в своих мыслях и плохо слушал окружающих: он летел домой, чтобы всем своим существом погрузиться в новую главу, в чью-то новую созданную им жизнь и не желал, чтоб его отвлекали. Один Стефан его понял: увидев друга после долгого перерыва в его странном состоянии, он подсознательно решил, что надо бы его ненадолго оставить в покое, Никлаус обязательно вернётся.

Молодой человек был весь охвачен эйфорией творческого процесса, наслаждаясь им, как свежим воздухом, без которого он так долго задыхался в своём ресторане. Клаус долго не раздумывал. Через две недели кропотливого труда, он отправился в литературное издательство «Slate», главой которого сейчас являлся сын покойного мистера Слэйта, отдавшего собственную фамилию в качестве названия своему детищу. Майклсон весь дрожал от страха, переступая порог здания, понимая, что здесь сейчас решается его судьба. В холле было много народа, в основном молодые парни с одухотворёнными лицами. Клаус просидел там около двух часов, выжидая «аудиенции» Грегори Слэйта.

Войдя в просторный и светлый кабинет из душного холла Никлаус облегчёно выдохнул и осторожно приблизился к столу мистера Слэйта, разговаривающего по телефону и даже не бросившего взгляд на вошедшего.

– Да-да, меня всё устраивает! Подробности презентации вашего романа обсудим послезавтра, за ужином, – он сангвинически взмахнул рукой.

– Добрый день, меня зовут Никлаус Майклсон…

– Тшш! – он нервно приложил указательный палец к губам, – оставьте, пожалуйста, на столе свою работу и листочек с данными, я с вами свяжусь через четыре дня, – сухо бросил Слэйт.

В растерянности и разочаровании Клаус написал свои данные на листе, отложил в огромную стопку свою работу и вышел прочь. «А ведь я вовсе себе это не так представлял!» – с грустью подумал молодой человек. И он пустился в воспоминания о том, как ему рисовалась эта встреча: как мистер Слэйт его радушно примет, что он тут же прочтёт прямо при Нике первую главу и будет впечатлён, как он восторжённо пожмёт ему руку и скажет, что Клаус особенный. Жизнь показалась парню гадкой и подлой: на его пути то и дело встают неудачи, промахи, разочарования и новая боль. Ну, хоть бы чуточку хоть кто-нибудь подсластил ему хотя бы одно его стремление.