Текст книги "Разбитые надежды (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Но всё равно спасибо. Всё-таки они уже начинали немного раздражать: отвлекают жутко, – добросердечно улыбнулась Кэролайн, поняв вдруг, что Елена чем-то задета, и захотела успокоить чувства одноклассницы, не доводя диалог до абсурдного конфликта.

– Да без проблем, – в небольшом недоумении отозвалась Гилберт, – если что, я на синей площадке! – она заключительно улыбнулась в ответ.

«И отчего я так неё разозлилась? Она ничего такого ужасного не сказала и даже была мила и улыбалась, а я тут же нервничать начала. Это так отвратительно и бестактно было с моей стороны», – ругала себя Елена, возвращаясь туда, где тренировалась.

***

Вечером, сидя дома за ужином, Клаус разглядывал своих родных, в особенности Кола, ковыряющего свою стручковую фасоль в тарелке. Он думал о том, как бы сказать брату, что не сможет прийти к нему на его матч, чтобы поддержать: ему всё казалось, что Кол обидится на него, а потом будет холоден и даже не захочет интересоваться, как всё прошло у старшего брата.

Майклу внезапно позвонил сосед с воплями, что его пьяный друг, уходя от него из гостей, с дури выломал дверь, пока пытался её открыть. В итоге сломалась дверь, друг вылетел из дома кубарем через порог и навернулся в детский надувной бассейн. Майкл поведал домашним этот забавный факт, чем немало всех рассмешил до боли в животе, затем поцеловал в щёку жену в благодарность за ужин и, захватив свою ветровку, отправился к соседу помочь с починкой двери и отправкой пьяного бедолаги домой.

– Да, других плотников в городе нет, – протяжно начала Эстер, пытаясь изобразить неудовольствие, но, на самом деле, в глубине души восхищаясь тем, что её мужа считают лучшим в своём деле.

– Ничего страшного, мам: он вернётся через час, – сказал Клаус, положив руку на плечо матери.

– Ага, если не задержится выпить по кружечке пива, – она со вздохом, но по-доброму улыбнулась.

После ужина Клаус заглянул в комнату к Колу, заканчивающему делать домашнее задание. Он поджал губы и вскинул брови, пытаясь придать лицу самое доброе и стыдливое выражение.

– Кол, слушай… Мне очень стыдно, что я вынужден об этом говорить и я сожалею, но я не смогу прийти к тебе через неделю на матч… – Клаус присел рядом на подлокотник дивана и зажал кисти рук в коленях. – Через неделю у нашей команды очень важное соревнование по баскетболу, между старшими классами школ нашего города…

– Те, которые ежегодно проводят? – со знанием дела спросил брат, – да, конечно, иди! Чего мне обижаться-то? Всё-таки эти соревнования – вещь ответственная для выпускных классов, а я перебьюсь как-нибудь, – совсем без обид сказал Кол.

– Правда? Ты точно не обижаешься?! Иди сюда, мелочь! – Клаус «дал пять» брату и приобнял его, похлопав по плечу пару раз.

«Какой же он уже стал большой и серьёзный! А ведь, казалось, совсем ещё недавно был такой кроха и даже говорить не умел», – с ностальгией подумал Клаус.

После он отправился в свою комнату. Никлаус всё так же помнил задание мистера Оливера, на выполнение которого всем был дан месяц, а ведь прошла неделя, а он даже ничего не начал. Клаус мучительно понимал, что пока не знает, о чём ему писать: вдохновение молчало, и ни одна интересная мысль не собиралась посещать голову юноши. Он начинал раз десять новую первую строчку: про Родину, про лучшего друга, про семью, про хобби, про политику даже, но всё было не то. Клаус внутренне расстроился и отправился спать.

***

Настал день игры. По всей школе царило волнение и беготня, зато на радость ученикам всех распустили домой пораньше. Вот только домой почти никто не пошёл, потому что интереснее всего было попасть на игру. Оттого по направлению к спортивному залу собралась гигантская очередь.

Клаус сидел в раздевалке, на скамье, завязывая шнурки на кроссовках. Он пребывал в эйфории и страхе одновременно, отчего его движения были порывисты и сильны.

– Пора! – крикнул ему, выглянувший из-за шкафчиков Стефан.

Послышался свисток тренера, и парни вышли на игровую площадку. Игра была долгая и напряжённая: первенство переходило то в руки команды Клауса, то в руки соперников. Давно в зале уже не было столь весело и шумно, беспристрастными оставались только приглашённые из университетов преподаватели физической культуры: они в своих блокнотах отмечали особо выделяющихся игроков. Девушки из команд поддержки хоть и закончили свои выступления, всё равно продолжали выкрикивать девизы, синхронно хлопать в ладоши или стучать ножками. Их молодые и свежие лица светились влюблённостью в эту секунду, в эту игру и во всех парней-игроков.

И всё же, уступив одно очко противникам, команда Клауса проиграла. Особенно огорчён был её капитан и тренер. Болельщики победителей ликовали, свистели и смеялись, а проигравшая команда чувствовала расстройство и упадок настроения и духа.

Клаус сказал Стефану, чтоб тот его не ждал, потому что он расстроен и хочет пойти домой один. Уже было тихо, и все разошлись по домам.

– Эй, Ник, ты чего здесь сидишь? К тому же один. Пошли домой, – утешающим голосом внезапно сказала Кэролайн.

Клаус сразу же узнал этот голос, и его печаль сменилась уже почти блаженством. Он резко повернулся и одобрительно кивнул. Ему сейчас даже было приятно в полной мере полюбоваться Кэролайн в костюме чирлидерши.

Молодые люди вышли на улицу и оба с наслаждением втянули свежий воздух и ощутили тепло вечернего солнца. Они шли налегке и говорили о ерунде, но им обоим было приятно быть рядом, в особенности после сегодняшнего проигрыша.

Этот момент был одним из тех моментов, которые запоминают на всю оставшуюся жизнь. В какую-то секунду Клаус выпал из разговора и почти не слушал свою собеседницу: он щурился на ослепительное солнце, в лучах которого играли локоны Кэролайн, собранные в высокий хвост, который очаровательно раскачивался при ходьбе, он волнительно вздыхал, глядя на красную коротенькую юбочку, почти не скрывающую стройных ловких ног. Сейчас для Никлауса светилось всё вокруг, но особенно светилось весёлое и ласковое лицо любимой девушки, обрамляемое завитками, непослушно растрепавшихся тонких прядей волос у висков. Ему хотелось, чтоб эта дорога не кончалась никогда, и милая сердцу Кэролайн вечно вот так смеялась ему, оборачиваясь и громко что-то рассказывая.

Когда они дошли до дома Кэролайн, и уже надо было прощаться, Клаус трепетно обнял свою спутницу и не мог выпустить. Кэролайн решила рассмеяться, дабы развеять напряжение этой минуты, но Клаус её не выпускал и сжал только ещё крепче.

– Спасибо, что проводил. Ну, до завтра, – волнуясь, решила сказать она.

Кэролайн боялась того, что происходило между ними, но более всего она боялась себя, своего одобрения и взаимной внутренней радости от этого момента.

Клаус проигнорировал реплику девушки, и его руки спустились на её талию и остались там. Он сейчас и сам понимал, что желание Кэролайн уйти – обман, поэтому не желал ему поддаваться. Эту картину в окно увидел отчим Кэролайн и, обеспокоившись (да и просто «по-стариковски» захотев испортить молодыми людям радость объятий), вышел на крыльцо.

– Привет ребята, – сказал он глухим голосом, – домой-то идёшь? – проворчал мужчина, поправляя домашние штаны.

– Иду-иду, не начинай только… – она прервала объятия и дождалась, пока отчим не уйдёт с порога.

– До свидания, Кэролайн.

Клаус последние несколько секунд ещё подержал в своих руках руки Кэролайн, поглаживая большим пальцем ладони девушки. Затем с улыбкой кивнул на прощание и повернул к дому.

========== 9 Глава. «Домашнее задание» ==========

– Мы победили! – звонкий голос Кола прорезал тишину, мальчишка бросился на шею брата.

– Ты меня задушишь, мелкий! – изображая строгость, отозвался Клаус, взъерошивая каштановые волосы расшумевшегося мальчугана.

– Садись есть, триумфатор, – ласково огласила Эстер, целуя младшего сына в висок.

Раскрасневшийся, поминутно вскидывающий лохматой головой Кол размахивал руками, рассказывая, как его команда сделала соперников, и как он ловко «увёл мяч», «применил ту самую тактику отвлечения противника» и прочее.

– Ну, а ты как? Чего такой хмурый? Давай рассказывай, как прошла твоя игра?

– Скажем так, мы были чересчур самоуверенны. Моя команда проиграла. Но я всё равно рад за тебя: сегодня хоть есть, чему радоваться. А вообще я уже не так уж и расстроен, настроение как-то само собой улучшилось, – Клаус растягивал слова, погружаясь в воспоминания о дороге домой.

– Да ну, не понимаю тебя! У меня б вообще настроение упало на неделю после такого, – бросил в ответ Кол, запихивая в рот оладьи.

– Просто в отличие от тебя я не стремлюсь к спортивной карьере, для меня это больше хобби.

– Ах, забыл: ты же у нас великий писатель! – усмехнулся брат.

– Вообще-то я этого не говорил! Ешь давай уже! – Клаус, сморщив нос, ущипнул за бок Кола.

***

Пару дней спустя Стефан предложил другу прогуляться. По настоянию Клауса Кола взяли с собой. Три парня, шумя и перескакивая лужи, образовавшиеся после вчерашнего ливня, веселили друг друга, болтая о всяком разном: о спорте, о девчонках, о компьютерных играх и кино. Каждый из них прятал зябкие пальцы в карманы, а красные от холода носы в воротники курток, потому что на улице стоял первый сырой сентябрьский холод, который предвещал об окончании «сезона шорт и юбок».

– Я договорился с Еленой, что мы послезавтра пойдём в кино. Она поссорилась с парнем и хочет поплакаться мне в жилетку… Хреново, но что сделать: буду рядом, и плевать даже, если она этого никогда не оценит. – Стефан задумчиво опустил голову, но в голосе старался придерживаться равнодушного тона, чтобы не выдать огорчения.

Никлаус отчего-то был даже изумлён этой фразой друга. Он часто думал, что Стефан напротив питает себя иллюзиями насчёт Гилберт, но, как оказалось, он был настроен серьёзно: Сальваторе был упорным в своём решении завоевать Елену, терпеливым, как удав, выжидающий жертву.

– Хм, когда же это ты включил «соображалку» насчёт своей принцессы? В начале месяца я думал, что ты подобно послушной собачонке таскаешься за ней и ждёшь, что она разглядит в тебе рыцаря… Я рад, что ошибался.

– Поначалу оно так и было. Это ты меня в чувства привёл тогда. Я знаю, что, возможно, ей плевать на меня, но сдаваться рановато, я ещё хочу себя испытать.

Кол же меж тем с удовольствием слушал с внешним равнодушием болтовню старших парней: у них уже были планы серьёзнее, чем бессмысленные подшучивания, расстёгивания лифчиков и дёргания за волосы – всех тех детских знаков внимания, которые оказывали одноклассники Кола девочкам, что делал и он сам от скуки.

– А здорово бы было сейчас по мороженке, – с детской улыбкой изрек Стефан посередь разговора, простодушно вскинув брови и оттопырив губу.

– Тебе хочется в такую холодину ещё и «вприкуску» зубами трещать над своей «мороженкой»? – усмехнулся на реплику друга Ник.

– Отличная идея, Стеф! – заговорщически прищурил глаза Кол, – я так точно не откажусь, а этот зануда пусть как хочет!

– Ладно, возьми и мне, – сдался Клаус, – неужели я буду смотреть на ваши довольные рожи и слюной давиться?

Стефан и Кол победоносно расхохотались над смутившимся Клаусом, который тут же отвесил шутливый щелбан младшему братишке.

Когда Стефан скрылся за дверями магазинчика, Кол стал переминаться на месте, взглядывая при этом на брата: он явно желал начать разговор, который, по всей видимости, был очень личный.

– Слушай, Ник, у тебя бывало когда-нибудь так, что вот нравится тебе девчонка, но в то же время тебя бесит, что она тебе нравится, да и вообще эта девчонка тебя раздражает…

– Хах, извини? – еле сдерживая смех, отозвался Никлаус, – ты хочешь сказать, что запал на девчонку, которая не нравится другим?

– Нет, она и меня тоже бесит…

– Нет-нет! Так не бывает, братишка! – он сделал останавливающий жест двумя руками и прищурился тем проникновенным прищуром, которого Кол всегда боялся, потому что за этим следовал «глубокий психологический анализ». – Ты чертов трус, братишка, потому что она нравится тебе, но ты боишься всех, кто говорит, что она «странная», «дура», «какая-то не такая» и прочее. Поэтому хочешь выставить себя эдаким циником, каким ты не можешь быть в свои двенадцать лет, чтобы никто не раскусил, насколько эта девчонка особенная, и как ты, размазня, смог в ней это разглядеть! – Клаус с особым удовольствием щелкнул большим пальцем об указательный, предчувствуя удачу своей «мозговой атаки».

Кол замер, мальчишка был явно в тупике и только недовольно фыркнул: «Да ну тебя! Ты меня совсем не понимаешь. Давай больше не будем».

И в это мгновение Никлаус задумался: уж не себе ли он сейчас всё это сказал, хотя и действительно адресовал это Колу.

***

Мать с отчимом устроили с самого утра перебранку: Гвен Форбс залепила мужу нехилую затрещину, потому что супруг опять пропил половину зарплаты.

Кэролайн затыкала уши, делала громче телевизор, но всё было напрасно. «Как же это достало! Клянусь себе, что сделаю всё, для того, чтобы никогда не испытывать нужды: не желаю считать каждый ничтожный цент и волноваться о том, хватит ли до конца месяца». Её нервы были на пределе, но нужно было сосредоточиться на чёртовой литературе, иначе мистер Оливер будет злиться на неё, ведь Кэролайн и так всегда нестабильно занималась, хотя и весьма успешно, чему преподаватель неоднократно изумлялся. На ум ей не приходило ничего оригинального и стоящего, оттого она зацепилась за самый беспроигрышный, как ей показалось, вариант: она начала короткий рассказ об Америке, где неискренне и высокопарно изливала гордость своей страной, выдавая чужие мысли за свои – красиво, витиевато и стройно. Она даже и сама начала верить, что так считает, потому гордилась самой собой, воображая, как учитель будет воодушевлённо читать её текст, что он всех глубоко тронет. Кэролайн так размечталась и так разошлась, что исписала десять листов, после чего облегчённо выдохнула, отбросила от себя задание и отправилась на кухню за большой кружкой своего любимого чая с запахом ягод.

«Как же я давно не видела Клауса… даже и не помню уже, как звучит его голос», – неосторожно подумала девушка, поднеся ко рту кружку с горячим чаем. Кэролайн отставила её и сложила нервозно руки на груди, затем повертелась пару раз на месте и быстро подошла к окну. Её глаза тревожно и суетливо изучали сырые липы, потерявшие былую свежесть, бетонную дорожку и ржавый велосипед матери, на котором миссис Форбс каждое утро в рань уезжала на работу, на почтовую станцию.

Чтобы унять свои размягчённые мысли, Кэролайн попыталась представить, как послезавтра утрёт нос этому дилетанту писательского ремесла. Наверняка он не смог придумать ничего лучше своих юмористических пьесок или заметок – на публике, во всяком случае, дальше этого редко заходило, так что Майклсон будет весьма не оригинален, а вот она точно будет оценена мистером Оливером за столь патриотическое и трогательное произведение.

***

– А вы сегодня будете проверять наши работы? – раздался первый вопрос в начале урока литературы.

– Коллеги, я уже все ваши шедевры проверил и сейчас всё раздам, наберитесь терпения! – с милым выражением лица ответил мистер Оливер.

Преподаватель обошёл себя кругом три раза, как всегда, забыв, что хотел сделать, затем, ахнув, сложил ладони и облегчённо взял стопку домашних работ.

– Так-с, вот здесь, Мэганн, ваш рассказ о вашей кошке: довольно мило, но очень просто. Держите, пожалуйста, Митч, ваш рассказ о походе в горы – очень скучно, ну, это же Альпы, коллега! Можно было написать гораздо красочнее, чем останавливаться ежестрочно на поедании консервов. Держите ваш рассказ о семье…

Учитель был не строг, хотя оценивать было откровенно нечего, но он старался смягчаться, понимая, что талантом обладают не все, и единственное, что его смущало, это отсутствие энтузиазма и заинтересованности у учеников.

– Представляете, парни, вчера Эндрю на пьянке заблевал весь гараж родителей Спенсера! Ха-ха, правда смешно? – еле удерживая нездоровый смех, пролепетал сидящий впереди Стефана и Клауса парень с очень коротко стриженной темноволосой головой и едкими глазками-щёлочками.

– О да, это, безусловно, интересно, Ральф, – равнодушно отпустил Никлаус, крутя между пальцами авторучку.

– Э-эм, «Любовные неудачи улитки Мелинды», – неуверенно и со скепсисом в голосе продолжил мистер Оливер, – кто писал про улитку Мелинду? – ничуть далее не конфузясь, спросил учитель.

– Я, сэр, это моя работа, – скромно, но с довольной физиономией отозвался Сальваторе.

– Вот, держите…

– А что скажите? – самоуверенно и весело спросил Стефан.

– Ну, думаю, это слишком экстравагантно, – мистер Оливер посмотрел на ученика поверх очков, – хотя не лишено интриги, – он добросердечно улыбнулся Стефану, словно маленькому ребёнку, требующему конфету, и отошёл.

– Стеф, ты серьёзно? – Клаус жалостливо сдвинул брови и залился хохотом, – любовные неудачи улитки?! Звание «идиот года» у тебя уже в кармане, поверь!

– Эй, да я просто хотел повеселить его.

– Чёрт, это ни разу не остроумно и не смешно, это откровенный идиотизм, брат, ты видел, как он на тебя посмотрел: он, вероятно, впервые в жизни нечто подобное прочитал, – Клаус покачнулся на стуле в новом приступе смешка.

– А сам-то про что написал? По-любому, что-нибудь похлеще этого: ты на такое мастер!

– Но вот одно произведение меня всё-таки заинтересовало…

– Простите, пожалуйста, за опоздание! – защебетала на пороге запыхавшаяся Кэролайн, вкладывая всю свою силу в сумочку с тетрадями, которую стискивала раскрасневшейся рукой.

– Садитесь, пожалуйста, скорее. Итак, одно произведение меня всё-таки заинтересовало…

Кэролайн села за парту, волнительно выдохнула и приготовилась услышать вступление к своему рассказу, которое она ежеминутно повторяла про себя: «Америка. Я говорю это слово, и сердце моё сжимается…» Девушка с полной уверенностью уставила глаза на учителя, стоящего у своего письменного стола, чуть прижавшись к нему в артистичной позе. Но внезапно тишину рассеяли совсем незнакомые ей строки: «Возможно, он никогда не испытает этого: вероятно, ему не светит искупаться в лучах того света, что всегда исходил от неё… Ей на удивление легко давалось любое дело, и всё, к чему бы ни притрагивалась её рука, оживало и приходило в движение. И каждый счастливец, которому довелось ощутить эту её прелесть, мечтал забрать с собой хотя бы частичку её света…»

Внутри Кэролайн всё болезненно опустилось с тяжестью и жгучестью. Она почти затравленно начала озираться по кабинету и ей в глаза бросилось лицо Клауса: он нервно потирал подбородок, опускал часто голову и отрывисто вздыхал – да, это сочинение принадлежало ему. Он победил, но победил честно, и Кэролайн это осознавала всякий раз, как её слух улавливал новые предложения. Мистер Оливер продолжал читать, и сердце Кэролайн сжималось вовсе не от слова «Америка» и пресловутого, искусственно накрученного чувства патриотизма, а от неизвестно откуда возникшего волнения и трепета. Рассказ и далее был так же текуч и мелодичен. Он больше напоминал расширенное впечатление, нежели завершенную мысль, но оттого казался ещё очаровательней.

Кэролайн ненавидела свой восторг и желала искоренить его. Её мысли вернулись к позавчерашним напрасным стараниям. Девушка понимала, что про её работу, вероятно, уже что-то сказали, но она всё пропустила, хотя это уже не так важно, потому что не имело смысла.

Одноклассники не поскупились на аплодисменты по окончании прочтения, и Клаус смутился, предложив тут же продолжить урок. Ему было это лестно, но этот рассказ был для него откровением перед самим собой, оттого ему не хотелось бахвалиться при одноклассниках и мистере Оливере.

После урока он стоял у кабинета со Стефаном и оживлённо обсуждал похождения любвеобильной улитки Мелинды, но услышал доносящийся из класса спор.

– Нет, мистер Оливер, я не хочу себя оправдать или злорадствовать над кем-то, но вам не кажется, что этот рассказ слишком бесконцептуален и пространен? Я имею в виду, что это просто какие-то романтические, безыдейные записочки мечтательного парня – не более того!

Она импульсивно развела руками и была в действительности неприлично похожа на очень глупую девушку, чем напоминала почти всех остальных своих одноклассниц: злоба и зависть всю её поглотили, а уж борьба со своими чувствами сделала Кэролайн просто-напросто упрямой. Учитель с трудом узнавал в ней тактичную и взрослую мисс Форбс.

– Скажу откровенно, коллега: если вы хотели намекнуть на невероятно глубокий смысл вашего произведения, то поспешу с вами не согласиться: где-то я уже видел неоднократно всё то, что вы написали. Вы замахнулись далеко – я видел, вы соревновались в числе тех самых нескольких человек, которые в отличие от прочей массы, действительно подошли с умом. И я ожидал большего, чем штампы, одетые в красивую оболочку. А вот мистер Майклсон пустил в ход очень рискованную, но весьма сильную вещь – откровение, искренность. Он очень впечатлительный и неординарный юноша, если присмотреться… даже не знаю, понимаете ли вы сейчас, о чём я, – мистер Оливер загадочно улыбнулся своей светлой улыбкой, держа у плеча снятые очки, и очень внимательно смотрел в глаза своей ученицы, словно продолжая говорить с ней одним лишь взглядом.

Кэролайн чуть приоткрыла рот, беспомощно пробежавшись глазами по испытующему лицу мистера Оливера и, попрощавшись, вышла в коридор.

– Извини, Стеф, я на минутку! – крикнул Клаус другу и бросился догонять Кэролайн.

Кэролайн ускорила шаг, сама не зная зачем. Она уже неистово боялась близости этого парня, это было похоже на наваждение, не смолкавшее ни на секунду.

– Кэролайн! – крикнул он ей вслед, – ты обижена на меня?

– Нет, конечно! Мистер Оливер выбрал того, кого счёл достойным – своего неподражаемого любимца!

– Ну, прости меня за это, пожалуйста, – он шустро очутился подле девушки и взял её двумя руками под локти.

Кэролайн ещё больше раздражило это его милое, неподкреплённое сарказмом или насмешкой извинение, но ей так нравилось то, с каким жаром он схватил её руки, что бежать захотелось ещё сильнее, но это уже было невозможно.

– За что ты извиняешься? – недовольно бросила она.

– Я читал твоё сочинение: оно мне понравилось, не считая нескольких моментов; перестань так злиться, ведь ты злишься сейчас больше на себя, видимо, – он говорил мягко и утешительно, пытаясь достучаться до девушки.

– Я столько сил вложила в этот рассказ! Десять листов, это не два, ты и сам понимаешь! – она встряхнула своими светлыми локонами, и лицо её покраснело, а на глазах почти выступили слёзы.

– Кэр, я скажу сейчас одно: без тебя ничего бы я не написал, – Клаус утешительно притянул Кэролайн к себе и обнял, – я написал о тебе, поэтому я принимаю эту победу на твой счёт и благодарен тебе.

Кэролайн была в замешательстве. Её затуманенный злостью разум внезапно прояснился, и она почувствовала стыд. Никто ещё ни разу в её жизни так легко не признавал перед ней своего поражения или неправоты. Она сейчас со всей ясностью поняла, о чём так загадочно говорил мистер Оливер: он говорил о смелости Никлауса, которую понял он один.

– Знаешь, Кэролайн, я не хочу сейчас оправдываться или что-то объяснять, а всего лишь хочу, чтобы ты знала, что всё, что я там написал – правда, – Клаус ощутил внутри подобие взрыва страха, но за ним следовала лёгкость и успокоение от того, что всё уже произошло.

– У меня сегодня утром родители уехали в гости к родственнице, – внезапно начала Кэролайн дрогнувшим голосом, – хочешь зайти ко мне? – она спросила это уверенно и без колебаний, сверкнув глазами, подобно дикой кошке.

Они уже оба поняли, что всё только начиналось и начиналось прямо сейчас.

========== 10 Глава. «Прекрасное начало» ==========

Эта знакомая липовая аллея у её дома, бетонная дорожка, чуть разбитая кое-где велосипедистами и любителями скейтборда, изредка доносящиеся голоса птиц. Клаусу отчего-то все казалось таинственным и волшебным, в особенности туман, поднимающийся за асфальтированной дорогой: он уже несколько раз представил себе льющийся сквозь него вечерний уставший солнечный луч. Ему хотелось дорисовать себе окружающую картинку, и он даже неосознанно придумывал литературные фразы для описания того, что видел вместе с тем, что вообразил.

– У меня дома есть шоколадный торт! – внезапно обернулась и по-детски произнесла Кэролайн. – Я его сама сделала, – эта фраза почудилась Никлаусу ещё более детской.

– Оу, это здорово! Обожаю, когда девушка умеет готовить, – ответил Никлаус, замявшись.

Но в эту же секунду на ум ему пришло, что никакой девушки у него и не было. Да, случалось так, что на пьяных вечеринках они со Стефаном пытались соблазнять девчонок (что, кстати, бедолаге-Сальваторе ни разу так и не удалось), но отношений у Клауса не было.

Но Кэролайн лишь как-то странно ухмыльнулась на эту его фразу, опустила глаза и спрятала в рукава пальто озябшие пальцы. Её локоны настойчиво трепал ветер и обдавал прохладой щёки. «Какая она сейчас особенно красивая, хоть и замерзшая, и растрёпанная. Есть в ней даже что-то от этого тумана – что-то сокрытое и недоступное, хотя она ведёт себя со мной сейчас просто, но отчего-то я никак не могу до неё дотянуться, до сих пор не могу…»

Переступив порог дома Кэролайн, Никлаус понял, что сейчас увидит мирок, в котором она живёт, обстановку, в которой протекает неизвестная часть её жизни. Предметов роскоши никаких не было, как, впрочем, и у большинства жителей городка, но чистота и уют были здесь главной роскошью: Гвен Форбс была женщиной чересчур чистоплотной и дотошной до мелочей быта, поэтому в полной мере могла считаться хозяйкой дома.

– Присаживайся тут, я за тортом на кухню сбегаю, – она указала на старенький диванчик в гостиной у потертого кофейного столика.

Даже и тут миссис Форбс проявила изобретательность, спрятав уродство и замшелость дивана под красивым покрывалом, вероятно, доставшимся ей ещё от какой-нибудь прабабки – наподобие такого было у его тети Дейзи в Лондоне, которое было куплено прапрадедушкой Ника в начале 20-го столетия. Эта роднящая деталь очень была приятна Клаусу, он даже сам себе улыбнулся.

Когда тарелка с тортом звякнула, очутившись на столе, минуты и часы понеслись ещё быстрее. Молодые люди сами не поняли, откуда взялись все эти бесконечные пустые темы для разговора, постепенно принявшие форму серьёзных и сложных. Когда Кэролайн принялась вспоминать детство, она внезапно взяла Клауса за руку и отправилась вверх по лестнице. Юноша послушно следовал за одноклассницей, медленно перебирая ногами деревянные покрытые блестящей краской ступеньки. Очутившись в комнате Кэролайн, Никлаус начал с предвкушением озираться, открыв рот, потому что не хотел упустить что-либо важное, ведь он в её комнате – месте, где мог узнать о ней больше, чем при ежедневном общении. Подойдя к полке с книгами, Ник заметил, что книги философского содержания, сложные или научные стояли, покрытые тонким слоем пыли – к ним девушка не притрагивалась, а вот романы исторические и о приключениях явно были излюбленным выбором мисс Форбс. Рядом с книжным шкафом стоял комод, весь уставленный сувенирами разного возраста, а главной среди них была старинная фарфоровая кукла с неподвижными широко распахнутыми голубыми глазами. Она выглядела немного ужасающей, а выражение лица её было капризным, как у избалованной аристократки. Тумбочка возле кровати была завалена различного рода журналами, стояла на ней кружка с недопитым чаем, а по краям тумбочка была обклеена стикерами с напоминаниями.

Всё время, что они разговаривали, Кэролайн ни разу не сказала ничего сокровенного или личного, но, очутившись в комнате, она вдруг вспомнила очень кстати свою бабушку по материнской линии, с которой, судя по всему, связывала самые счастливые моменты своего детства. А та жуткая фарфоровая кукла была подарена бабушке Кэролайн в детстве её бабушкой, поэтому была особенно ценна. Девушка взяла игрушку в руки и стала медленно перебирать идеальные медные локоны, не останавливая своего рассказа. В этот момент по её щеке пробежала крупная слеза. Почувствовав её, Кэролайн испугано стала отирать глаза рукавами джемпера и прятать в них лицо – она явно не хотела, чтобы её собеседник застал её настолько уязвимой и открытой. Но Клаус сочувствующе сдвинул брови и бросился обнимать девушку. По женской привычке, после этого Кэролайн расплакалась сильнее и вцепилась пальцами в плечи парня.

– Ну, всё-всё, не плачь, всё пройдёт, – успокаивающе причитал Клаус, целуя её в лоб.

Но Кэролайн порывисто подняла свое раскрасневшееся и чуть опухшее от слёз лицо и крепко поцеловала Никлауса в губы. Парень был изумлён, но с трудом удержал улыбку, после чего стал отрывистыми короткими поцелуями покрывать мокрое лицо Кэролайн, а она в ответ нежно обвила руками его шею. «Да, всё к этому и шло! Как я мог сомневаться? Стала бы она просто «чая попить» меня приглашать в свой дом, в свою комнату. Плевать, что будет потом! Не хочу сейчас об этом вообще думать, когда всё так хорошо», – Клаус был слишком возбуждён, чтобы о чём-либо думать дальше, он просто выключил голову и весь отдался этому жадному чувству, поглотившему их двоих.

***

После этого вечера и последующей за ним ночи Кэролайн стала избегать Клауса, как ни пытался он остаться с ней наедине, чтобы поговорить. Ко всему прочему, он и сам испытывал стыд за то, что всё ещё не рассказал Стефану о своих чувствах к Форбс и о том, что между ними произошло. Но было ещё не время: между молодыми людьми было всё столь не ясно, что и говорить об этом было пока слишком рано.

Более всего после случившегося Клауса удивил тот факт, что у Кэролайн до него ни разу не было мужчины в постели. А ведь он помнил, как она с загадочной улыбкой говорила о своём лете, и также был у неё этот богатенький самовлюблённый Райан. Неужели она так просто отдалась тому, с кем не встречалась и даже с трудом можно сказать дружила? Клаус не мог этого понять, оттого желание разговора с Кэролайн назревало всё сильнее, но девушка, будто нарочно забыла о его существовании: всё у неё дела были, или же она открыто делала вид, что не слышит Ника, хотя он стоял прямо возле неё и шёпотом почти умолял о разговоре.

***

– Чего расселся на холодных ступеньках – простудишься, – поучительно бросила Кэролайн, но её голос был неожиданно тёплым, хотя девушка и старалась говорить холодно и отстранённо.

– Тебя жду. В школе тебя всё равно не поймать и не уговорить, так, может, ты здесь хотя бы, наконец, посмотришь на меня, – он испытующе глядел на неё снизу вверх с отчаянной полуулыбкой.