Текст книги "Падшие (СИ)"
Автор книги: Vi_Stormborn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Гермиона целыми днями не выпускает инструмента из рук, дает себе передышку лишь на трапезу, но трудится с рассвета до заката. Стоит солнцу зайти, она благодарит Предназначение за еще один день, а затем тут же идет к Нему.
Она просит Северуса любить ее, и он любит. Всецело, безбожно, открыто и немного слепо. Целует ее усталые плечи, тонкие пальцы, любимые губы. Держит ее в своих объятиях почти целую ночь, а затем утопает в Ее запахе, забываясь сном.
Утром Гермиона первым делом благодарит Судьбу и Предназначение, принимает душ, наносит под оба уха по капле своих любимых духов в аккуратном пузырьке, переодевается и возвращается к работе.
За бесконечной суетой будней и вечном страхе перед неизбежным Гермиона плохо спит, плохо ест и неважно чувствует себя в первой половине дня. Несколько недель ей удается с этим жить, но вскоре, чтобы лишний раз не волновать Северуса, она вызывает их лекаря на дом, чтобы понять, что с ней происходит.
– Вы уверены? – шепчет она, округлив глаза.
Молодой врач, который знаком ей не первый год, лишь кривовато улыбается, положительно кивая.
– Да, мисс, это правда так, – кивает он.
Гермиона чуть хмурится.
– Я уже миссис, док, – замечает она.
– Для меня вы всегда будете «мисс», – закрывает доктор свой чемодан. – Обрадуйте хозяина дома. Хорошего вам дня.
Гермиона не замечает поведения доктора, только тревожно вздыхает, закрыв на мгновение рот ладонью. Она принимает решение не гневить судьбу и оставить эту новость при себе. Это оказывается трудным решением, но она принимает его.
О своей беременности Северусу она не рассказывает.
Время по-прежнему идет по течению, не вставляя им палки в колеса. Чем дольше она молчит, тем больше становится уверена, что так и надо. Тем усерднее Гермиона трудится, убивает за работой свои руки, сбивая их в мозоли, но не останавливается.
Она знает, что это опасно.
Что Оно только этого и ждет.
Северус чувствует изменения в поведении возлюбленной лишь со временем. Предполагает, но не может быть до конца уверен в своих предположениях. Он решается на разговор первым. Боится до дрожи в коленях, но решается.
– Гермиона, – останавливается он возле ниши, поднимая голову.
Девушка прекращает работу, опуская взгляд.
– Спустись ко мне, пожалуйста.
Гермиона понимает моментально, что за разговор им предстоит. Скрывать это с каждым днем все сложнее. Девушка спускается вниз, поправляя свободную рубашку. Северус замечает этот незначительный жест.
Он смотрит на Нее. Смотрит так, что внутри все сжимается. Нет, не может она с ним так поступить. Северус делает шаг вперед.
– Почему ты не сказала? – ловит он ее дрожащие от усталости руки в свои и забирает из них инструмент, откладывая рядом.
Он ведет ее в гостиную, усаживает на софу и садится возле ее ног, заглядывая в глаза. Грейнджер сжимает губы.
– Боялась, – шепчет она, понимая, что в глазах сами закипают слезы, – боялась, что Оно услышит.
Северус чувствует, как она дрожит, его самого прошибает мурашками от осознания того, что происходит. Мыслей слишком много, одна заглушает другую. Северус опускает ей голову на колени. Гермиона гладит его по волосам, слезы сами бегут по щекам.
– Мы сможем побороть Проклятье, – уверенно, но тихо шепчет она, утирая слезы.
Северус поднимает взгляд. Он столько раз слышал это от нее. Столько раз видел ее эмоции в то мгновение. Ее слепую веру, уверенность в лучшее. Первые несколько раз он и сам в это верил, а вскоре уже перестал, потому что устал.
Северус смертельно устал терять Ее из раза в раз.
– Мы оставим после себя след, – улыбается она. – Что бы со мной ни случилось, останется наше дитя.
Мужчина чуть морщится от боли.
– Ты же понимаешь, что Оно дает время в этот раз именно поэтому, – едва сдерживается он. – Оно хочет забрать тебя у меня таким изощренным образом. И ты думаешь, что я смогу на него смотреть? – шепчет он, бросив быстрый взгляд на ее живот. – Смотреть на убийцу?
Гермиона задыхается словами.
– Что ты, – смаргивает она слезы, сжимая его ладонь. – Это же наш ребенок, наследник этого поместья.
– Он убьет тебя, – не может молчать Северус.
Грейнджер сползает с софы вниз, обхватывает руками его лицо и заставляет посмотреть в глаза. Она всякий раз старается бороться. Всякий раз заставляет его поверить, что у них получится.
– Не говори так, – шепчет она.
Гермиона сжимает губы. Ее всегда, в каждой жизни, что-то уничтожает. Будь то погодное явление, несчастный случай или человек. Сейчас появляется шанс что-то исправить, изменить, разорвать цепь.
– Мы должны попробовать, – решительно произносит Гермиона. – Я пойду на это. Ради нас. Ради нашего будущего.
Она стирает подушечкой большого пальца слезу с его щеки. Он так устал терять Ее. Он так смертельно, бесконечно устал. В этот раз Проклятье хочет ударить больнее, Северус знает. Оно каждый раз придумывает что-то новое.
И все это расплата за их неповиновение.
Наказание за отречение.
Бессмертная, бесконечная агония.
– Этот ребенок станет наследником поместья, – уверенно произносит она.
Северус смотрит на нее.
Проклятье, я так бесконечно тебя люблю.
– А если не выйдет? – слова срываются с языка сами.
– Ты отыщешь его после перерождения, – сглатывает она. – Я отыщу его, мы оба. И мы встретимся. Снова.
Гермиона знает, что нельзя быть ни в чем уверенной до конца. Ее бравады хватает на двоих почти в каждой из жизней, но она понимает, что удача никогда не бывает на их стороне. Северус восхищен ею. Так сильно, бесконечно восхищен.
В каждой из жизней она старается сделать хоть что-то.
Надеется, что Оно оставит их в покое.
Пусть надежда эта из раза в раз оказывается слепа.
Северус берет себя в руки. Делает это снова ради нее. Собирается с мыслями, снова старается поверить, потому что верит Она. Он целует ее холодные пальцы.
– Как мы назовем это поместье?
Он старается улыбнуться. Знает, что Ей станет легче, если он тоже будет верить. Гермиона смеется.
– Мэнор, – улыбаясь, жмет она плечами. – Просто Мэнор. И мы отыщем его, если что-то пойдет не так.
Северус тянется к ней, запечатывает на губах своего Ангела горький, наполненный любовью и безысходностью поцелуй. Гермиона дарит ему свою любовь, гладит пальцами по его щеке, а после смотрит в глаза.
Бегает лихорадочно взглядом по его лицу, запомнить старается это перевоплощение целиком и полностью, знает точно, что сможет отыскать его в следующей жизни только по глазам.
В них спрятана Его душа.
– Мы впервые держимся так долго, – шепчет она. – Все потому что Оно дает нам время.
Оно заберет, в итоге, намного больше.
Северус кивает. Решает, что надо попробовать. Они справятся. У них все получится. Но Северус боится, он в праведном, бесконечном ужасе. Он сам не верит в то, о чем думает, но старается это сделать.
Ради нее.
Гермиона тоже старается верить в лучшее. Блокирует любые дурные мысли, надеется на благоприятный исход. Она трудится сутки напролет, не выпускает инструмента из рук, задабривает предназначение, пусть и чувствует, что с каждым днем ей все тяжелее.
Они выигрывают целых полгода.
Под сводом красуются ангелы в разных позах.
Гермиона потирает уставшую шею и заводит за ухо волосы. Сегодня ей удается закончить одиннадцатого ангела, остается всего два для полноты картины. Ее это и пугает, и радует одновременно.
С одной стороны, ее желание оставить след почти исполнено, с другой стороны, это означает, что времени у Них почти не осталось. Гермиона снова берет в руки инструменты и поднимает руки.
И резко морщится, хватаясь за живот. Спазм скручивает ее, заставляя приглушенно вскрикнуть. Девушка морщится сильнее, когда это происходит снова, и хватается за живот. Спустя несколько секунд боль стихает, но затем она чувствует, как штанины становятся влажными.
– Малыш, что это ты? – шепчет она. – Слишком рано.
Это всего восьмой месяц, так не должно быть.
– Родненький, слишком рано, – шепчет она, а затем вскрикивает от вспышки боли.
У нее начинаются схватки.
– Северус! – истошно кричит она.
Ее крик эхом разбивается под потолком, разносится по всему большому дому, утопая в каждом углу поместья. Слышатся громкие быстрые шаги. Гермиона слышит Его голос. Руки и ноги дрожат, резкая боль усиливается.
Северус гонит дворецкого за врачом, сам помогает Гермионе спуститься вниз, несет ее на руках в спальню, шепча бесконечным потоком просьбы о прощении, пусть каждая из них не имеет никакого смысла.
– Я справлюсь, слышишь? – произносит она, едва справляясь с тупой болью во всем теле. – Справлюсь, Северус.
И ему бы сказать, что он верит в нее, сказать бы, что все будет хорошо. Что они справятся. Что они смогут обмануть Его, провести вокруг пальца, разорвать цепь, но…
– Врач скоро прибудет, – он знает, что не сможет этого сказать. – Он скоро будет здесь.
И не знает, что ему делать.
Грейнджер кричит снова, хватаясь за простынь. Ощущения такие, словно чья-то невидимая рука сжимает все ее внутренности в кулак и резко дергает. Малыш еще не готов к появлению на свет.
Оно хочет забрать это дитя у Них.
Врач врывается в поместье с первой грозой в этом году. За окном бушует непогода, но Гермиона этого совсем не замечает. Белый халат мужчины весь мокрый, он ставит свой чемодан на стол и тут же раздает указания белым от страха горничным.
– Мистер Снейп, вам придется выйти, – надевает врач на руки перчатки.
Северус тяжело дышит, мечется в принятии решения. Он не хочет оставлять ее одну, но знает, что на родах присутствовать запрещено. Он делает шаг к двери непроизвольно.
– Северус, – ловит Гермиона его ладонь. – Останься. Надо, чтобы ты остался.
Схватки настигают ее снова. Девушка истошно кричит, зажмуривая глаза. Тело пробивает жаркой волной, в глазах взрываются искры. Она чувствует, как буквально горит изнутри. Северус садится возле нее на колени, сжимая хрупкую ладонь.
Сердце бьется в груди, как сумасшедшее.
Грохочет небо.
– Мистер Снейп, покиньте комнату! – рявкает врач.
– Я не могу!
– Вы обязаны!
Гермиона слышит, как они громко разговаривают на повышенных тонах. Только слышит, зрение сфокусировать почти не удается, перед глазами вспышки, пульс долбит в глотке. Такое ощущение, словно ее кости плавятся с каждой последующей секундой.
Грейнджер истошно вопит, когда с очередным раскатом грома снова начинаются схватки. Она не чувствует руки Северуса в своей ладони. Время словно замедляется. Пот струится по всему телу, попадает в глаза, мешая видеть.
– Северус! – с болью кричит она. – Позовите Северуса!
– Я не могу, мисс.
В полутемной комнате почти ничего не видно, горит лишь пара свечей на тумбочке. Гермиона вертит головой, стараясь хоть что-то разглядеть, но у нее ничего не выходит. Только когда молния прорезает небо, и свет попадает в комнату, Грейнджер понимает, что видела уже лицо врача однажды.
– Вам придется принять это, – кивает он. – Снова.
Гермиона комкает в пальцах простынь и, не сдержавшись, вновь кричит, когда боль режет в животе снова. Она почти не слышит собственного голоса, не видит ничего из того, что ее окружает. Думает только о том, что ребенок должен выжить. И предпринимает для этого все, что только возможно.
Очередные схватки оказываются такими резкими и болезненными, что Гермиона почти теряет сознание, не слыша собственный крик и не замечая, как в сгибе руки что-то колет.
Северус долбит в закрытые двери.
Надвигается шторм.
– Еще немного, мисс, – голос врача холоден.
Гермиона не чувствует собственного тела, под ладонями что-то горячее и теплое, из глотки вырываются хрипы. Девушка морщится от боли, когда врач вытаскивает ребенка. В глотке долбит пульс. Грохочет небо.
Но Грейнджер не слышит главного.
– Он не плачет, – едва слышно шепчет она, стараясь приподнять голову.
Сил совсем нет.
Она знает, что это мальчик.
– Почему он не плачет?! – сорвавшимся голосом произносит она.
Белый халат врача, почему-то, алый. Она едва видит, как он держит его на руках. Слезы режут щеки, она почти ничего не видит, только едва находит в себе силы протянуть вперед руку и набрать в легкие воздуха.
– Дайте его мне, – просит она.
– Мисс, мне жаль.
Грейнджер не слушает.
– Я хочу подержать своего сына.
Доктор делает два небольших шага вперед и, склонившись, опускает на грудь девушки неподвижный кулек. Гермиона едва шевелит пальцами, но открывает крохотное круглое личико младенца.
Я не справилась.
Она целует его закрытые веки.
Шторм за пределами Мэнора становится все сильнее. Порывы ветра ломают молодые деревья. Северус долбит в закрытые двери. На тумбочке догорает свеча. Гермиона не чувствует ног.
Сверкает молния, освещая одиннадцать выбитых под сводом ангелов. Над камином висит картина с так и не законченным лицом.
Он не дышит.
Гермиона поднимает взгляд. Она знает, кто Этот врач такой.
– Оно здесь, – шепчет она.
И затихает, срывая глотку в агонии глубоко внутри, пока сжимает в своих объятиях младенца.
Грейнджер понимает, что кричит в реальности в тот момент, когда ей удается проснуться. Кругом светлая комната, софа с подушками возле окна и пыльная книжная полка в углу. Гермиона рыдает в голос и совершенно не сдерживается, лишь зажимая рот ладонями, чтобы быть тише.
Она не понимает, что означают эти слезы. Осознание или избавление.
Знает только одно.
Она не сумасшедшая, а глаза ангела с картины хозяина дома преследуют ее не просто так.
И все ее прожитые жизни являются тому подтверждением.
========== 13. ==========
Комментарий к 13.
Читать с:**Hans Zimmer – Time**
– Выезжаем через полчаса, – кладет очередную сумку в багажник Люциус. – Драко, сын мой, проверь, чтобы все вещи были собраны, мы из Рима поедем домой, сюда возвращаться уже не будем.
– Хорошо, отец.
Люциус принимает решение ехать в столицу сразу, как понимает, что его сын уже умудрился оставить свой след в этом небольшом городке. Гермиона и Драко придумывают неплохую историю о том, как он получил свои наливающиеся на ребрах синяки, и почему у него разбита губа.
Гермиона сочиняла на ходу, даже толком не помнит, что говорила. Что-то про неудачное падение в воду или самокат, с управлением которого они оба не справились. Как бы то ни было, Люциус доверяет Гермионе целиком и полностью, поэтому принимает неправдоподобную версию за чистую монету.
Однако настаивает на том, что дольше задерживаться не следует, поскольку что-то уж слишком сильно они все притягивают в этом городе неудачи. Драко соглашается. Гермиона тоже. Надеется только, что в Рим они поедут не втроем, и оказывается права.
Багажник автомобиля хозяина дома также открыт; в нем уже уложены две сумки. Идет уже второй день с того момента, как Гермиона в ужасе проснулась с полным осознанием того, зачем она здесь. Она старается выхватить момент, чтобы остаться с Северусом наедине и все ему рассказать. Что она все поняла.
Все осознала.
Что она все вспомнила.
Но сама Судьба словно противится этому.
Гермионе не удается застать его с утра, ближе к обеду Драко тащит ее гулять, а вечером хозяина дома не оказывается на месте. Люциус говорит, что Северус отправился в университет, чтобы решить какие-то вопросы с работой, поскольку завтра у них намечается поездка в город мечты Гермионы.
И девушка старается искренне обрадоваться, прилагает все усилия для этого, но у нее плохо получается. Душа совсем не на месте. Не на месте, потому что Его рядом нет. Она, конечно, старается отвлечься, проводит вечер с Драко, собирая вещи, но это все равно не помогает.
Ей почти физически плохо, когда Его нет рядом.
Грейнджер не может уснуть до глубокой ночи, ходит под окнами, постоянно глядя во двор, но знакомого света фар так и не наблюдает. Выбившись из сил, она ненадолго ложится в постель, подминая под себя подушку, и, забывшись беспокойным сном, просыпается снова раньше всех.
Недолго думая, Гермиона сразу идет в западное крыло дома, потому что ей нужно поговорить с Северусом, и как можно скорее, но…
Дверь спальни хозяина дома оказывается закрыта.
Гермиона жмет на ручку, делает это несколько раз, знает, что он там, чувствует всем своим существом. Северус понимает, что, если откроет ей, Это снова случится. Оно свершится, заберет ее у него любыми способами.
Поэтому он и тянет время.
Выбивает минуты, секунды, мгновения. Хоть что-то.
Знает, что в этот раз Оно свершится иначе.
Потому что ничто не повторяется дважды.
Гермиона стучит в закрытую дверь, прикасается к ней лбом и с дрожью выдыхает. Грейнджер знает, что ей придется снова принять все это. Придется умереть, потому что только такая жизнь ей уготована.
Любить его до самой смерти.
– Грейнджер, идешь?
Драко протягивает ей стакан с кофе и параллельно забрасывает в багажник последнюю сумку. Гермиона взгляда от дверей дома не отрывает. Все так сильно изменилось, все так необратимо, чудовищно поменялось.
Вот почему ей снились в детстве эти странные сны.
Вот почему она всегда чувствовала себя не на своем месте.
Ей бы только услышать от Него, что все это правда. Это расставит все по своим местам.
– Иду, – кивает она.
Расправив на себе хлопковый комбинезон со свободными шортами, Гермиона сжимает в руке стакан с кофе и, поблагодарив Драко, делает пару несмелых шагов вперед. Машин снова две. У нее есть возможность выиграть немного времени.
Хотя бы поговорить.
Он не может избегать ее постоянно.
– Люц, ключи, – появляется на пороге хозяин дома.
Северус делает на ходу небольшой хвост на голове, забрав по бокам темные волосы, и следует к своей машине. Люциус кидает ключи и Северус их ловит правой рукой, не обращая внимания больше ни на кого.
Гермиона прерывисто вздыхает. Она видит теперь намного больше.
Кажется, что реальность становится многогранной, и ей удается увидеть несколько его перевоплощений разных эпох, призрачно следующих друг за другом. Девушка часто моргает и сглатывает комок слез, внезапно появившийся в глотке.
Господи, как же ты живешь со всеми этими воспоминаниями каждую жизнь, любимый?
– Все готовы? – закрывает Люциус багажник.
Он так посвежел, загорел и даже помолодел в некоторой мере. Нарцисса не нарадуется, как отпуск пошел на пользу супругу. Жаль только, что невесткой она после этого отпуска так и не обзаведется. К сожалению, Гермиона может сказать об этом с полной уверенностью.
– Мы снова едем по двое? – интересуется Гермиона.
– Да, думаю так будет лучше, – замечает Люциус.
Гермиона смотрит на хозяина дома, который возится с остатками своего багажа.
– Может, тогда я поеду с мистером профессором? – пожав плечами, предлагает она и скрещивает на груди руки.
Драко хмурится, сжимая в руках ключи от машины.
– Это с чего вдруг, Грейнджер? – не понимает он.
– Думаю, будет целесообразно позволить быть за рулем вне города людям, знающим местность, разве нет?
В груди девушки начинает ломить, когда Северус поднимает взгляд. В нем столько всего. Столько всего, чего она раньше никак не могла разглядеть. Поэтому его глаза такие. В них сосредоточена душа, которая проживает слишком много жизней и не имеет возможности забыть хотя бы одну из них.
Поэтому в этом доме на чердаке, вдали ото всех глаз, стоит картина с так и не законченным лицом, поэтому в этой жизни единственным другом Северуса является Люциус – владелец Мэнора, под сводом которого выбито одиннадцать серых ангелов, которые были созданы Ею.
Именно поэтому на полке под зеркалом в ванной стоят Ее духи.
Оно никогда не даст ему забыть.
– Почему бы вам не поехать вместе с Драко, мисс Грейнджер? – предлагает Северус.
А сам в глаза ей перестать смотреть совсем не может.
– Прекрасная мысль, – поддерживает Люциус.
– Но мы не знаем дороги! – сжимает она кулачки.
Прекрати отталкивать меня, нам придется поговорить.
– Вы поедете за нами, магистраль одна, ничего сложного, – спокойно отвечает Северус.
Позволь мне еще хоть немного любить тебя, пока ты здесь.
– Вот именно, Грейнджер, – фыркает Драко. – Брось бред говорить, садись уже в машину.
Гермиона пытается наскрести у себя за пазухой хоть немного саркастичности или упрямства, чтобы заставить Драко порычать, а самой сесть за руль, но у нее не хватает на это сил. Все ее существо дрожит от принятия Предназначения.
Несмотря на то, что садится она в другую машину, душа ее слепо следует за Ним.
– Грейнджер, даже не будешь ныть, что я за рулем? – спрашивает Драко.
Гермиона чуть хмурится, не отрывая взгляда от машины впереди, пока Драко заводит двигатель. Хорошо, что она надела солнечные очки. Пусть Малфой думает, что она просто еще не проснулась.
– И не будешь включать свою дерьмовую попсу? – снова оборачивается он.
Гермиона сжимает губы. Что-то в ней непоправимо, неизбежно сломалось. Треснуло, что уже не починишь. Оно выпустило на волю ее душу, которая уже не обременена рамками одной жизни. Перед ней открыты двери. Десятки, сотни дверей в прошлые жизни.
Только выход лишь один.
И она об этом знает.
– Да что с тобой нахрен такое, Грейнджер? – рычит Драко.
Гермиона оборачивается к другу, смотрит на него мгновение или другое, по ходу движения автомобиля почти не видит в его состоянии чего-то такого, о чем стоило бы беспокоиться. Не замечает очевидного.
Гермиона открывает окно и кладет босые ноги на нагретую солнцем панель.
– Я просто устала, не принимай на свой счет, – негромко произносит она, убирая в хвост раздуваемые ветром волосы.
Драко кусает губы и с силой сжимает руль.
Он пока не понимает, куда она без конца смотрит. Но он поймет. Все они однажды все поймут.
Три часа дороги в тишине приравниваются к пытке.
Гермиона никогда до сегодняшнего дня не испытывала дискомфорта в общении с Драко, но этот день настал. Все слова идут мимо. Каждая шутка, каждый подкол —не туда. Малфой младший злится, сжимает челюсти и ведет машину в итоге молча, потому что понятия не имеет, что происходит.
Он периодически смотрит на подругу, понять пытается, что он сделал не так, почему в их взаимоотношениях произошел некий раскол, но у него не выходит. Грейнджер закрывается от него непроизвольно, неконтролируемо. Так, как это происходит в каждой из жизней, когда она наконец понимает суть своего предназначения.
Когда она понимает, что ее жизнь априори сосредоточена на том, чтобы найти Его.
Гермиона смотрит в окно, не сразу понимает, что находится в Риме. Она глядит по сторонам, даже старается восхищаться и в какой-то момент дает себе пинок, потому что Драко не виноват в том, что она ввязалась в его жизнь такой… Неправильной?
Нет, это не совсем подходящее слово.
Падшей.
– Смотри, как красиво, – искренне восхищается она, высунувшись из окна. – Ты видишь?
Драко все еще зол, но все равно переводит взгляд на нее. На такую живую, светлую, ангельски прекрасную. Грейнджер его. Она всю жизнь была с ним, была частью его самого. Не может он долго на нее злиться.
Всякое может быть. Человек не способен всегда улыбаться.
Сели бы батарейки.
– Вижу, – ухмыляется он.
Гермиона позволяет себе улыбку.
– Драко, – негромко зовет его девушка.
Он снова на мгновение переводит на нее взгляд и чуть вскидывает брови. Она редко зовет его по имени.
Гермиона осознает в это самое мгновение, в этот самый момент, когда солнце заливает салон автомобиля, когда ветер треплет ей волосы, когда всюду пахнет цветами и жизнью, что Драко – часть ее самой. Ее друг, ее опора, ее стержень в этой жизни.
– Ты самый лучший, – улыбается она.
Малфой фыркает.
– Нежности опять твои, Грейнджер, да сколько можно, у меня зубы сводит, – скулит он.
Гермиона улыбается чисто и открыто, смеется искренне. Драко ради ее смешинок вокруг глаз убить готов всякого, кто к ней прикоснется. Грейнджер – апогей его собственного мира, частица в пространстве, которая, почему-то, прикоснулась именно к его жизни.
Он может фыркать столько, сколько захочет. Оба они знают, что друг за друга – и в огонь, и в воду.
– Водишь намного лучше, – замечает Гермиона, когда они паркуются возле какого-то отеля.
– Я просто трезвый, – замечает Драко, и они в унисон смеются.
Грейнджер видит, как из машины выходит Люциус, а после непроизвольно смотрит дольше положенного, когда следом выходит Северус. Сердце пропускает на мгновение удар. Гермиона сглатывает, опуская взгляд, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания.
– Мы сейчас займем номера, – весь светится от желанной поездки Люциус, – и направимся на прогулку. Гермиона, ты же так хотела побывать здесь, я прав?
Я хотела отыскать Его.
– Конечно, мистер Малфой, – через силу светит Гермиона. – Мне слов не подобрать, как я счастлива наконец оказаться здесь!
Я проклята.
Люциус снова все делает в лучшем виде. Он располагает к себе персонал моментально, стоит ему дать им понять, кто он такой. Сотрудники сразу подрываются, им выделяют четыре лучших номера. Извиняются только, что они будут на разных этажах, но все соглашаются, что это совсем не проблема.
Носильщики забирают чемоданы и тут же ведут своих лучших гостей в самые престижные номера. Гермиона сначала даже радуется такому отличному приему, но затем на мгновение сникает, когда понимает, что она будет на одном этаже с Драко, а Люциуса и Северуса направляют этажом ниже.
Гермиона чувствует, как сбивается ее дыхание, когда они с Драко остаются на этаже вдвоем, а лицо Северуса скрывается за закрывающимися дверцами лифта. Она берет себя в руки, потому что Рим – их место, их пункт назначения и точка опоры.
Разница в этажах – сущая мелочь, Гермиона в этом уверена, поэтому она чуть улыбается, когда Драко снова отмачивает какую-то шутку в духе, что можно было бы и получше их разместить, после чего на чистом автомате следует за сотрудниками в сторону своего номера.
Комната Драко всего в трех номерах от ее собственного. Это даже радует, потому что Гермиона, чего греха таить, не намерена тревожить его покой. Она лишь надеется, что он не потревожит ее. Они договариваются встретиться через двадцать минут в фойе, и Гермиона входит к себе, закрывая за собой дверь.
Номер просторный, в такой роскоши она никогда в жизни не проживала. Малфой Мэнор воспринимается ею так, словно он ей дом родной, роскошь особняка уже не кажется такой уж необъятной и безграничной.
И это правда так.
Гермиона оставляет чемодан, принимает душ, сушит волосы и делает легкий макияж. Из всего гардероба ничто почти не прельщает ее, кроме брюк кремового цвета с высокой талией и аккуратной бежевой приталенной блузки.
Она медленно надевает перед зеркалом сережки, а после, на мгновение задумавшись, тянется к косметичке, лежащей на дне чемодана. Гермиона кладет ее к себе на колени и открывает молнию. Потянувшись внутрь, она вынимает оттуда старинный пузырек с духами, который она забрала из ящика под зеркалом в ванной своей комнаты.
Гермиона вертит пузырек в руках, рассматривая его в сотый, наверное, раз, а после внимает колпачок и, закрыв глаза, брызгает духи себе на шею, запястья и под мочки уха. Грейнджер смотрит на свое отражение и видит перед собой ту самую девушку-архитектора, которая укачивала на своих руках неподвижного младенца почти сотню лет назад.
Это мои духи.
Грейнджер встает с места. Драко уже ждет ее в холле.
– Необычно, – прищурившись, восхищается он. – Платья тебе, конечно, идут больше, Грейнджер, но сойдет и это.
– Полегче, Малфой, я могу и поверить в искренность твоих слов, – парирует она.
– Давно пора, – впервые за долгое время Драко говорит серьезно, – ты потрясающе выглядишь, – он на мгновение замолкает, – Гермиона…
Драко протягивает согнутую руку. Грейнджер сжимает губы и чуть улыбается, когда берет его под руку. Он не называл ее по имени уже три года, двести шестьдесят семь дней и семнадцать часов.
Последний раз, когда Драко называл ее по имени, Гермиона помнит очень хорошо. Она тогда отрабатывала с группой поддержки сложную фигуру и не удержалась на высоте. Помнит, с какой силой ударилась, когда навзничь свалилась вниз. Так, что искры из глаз вышибло, а от боли тяжело было дышать.
Драко тогда сказал ей: «Не сегодня, Гермиона, соберись, нам еще на весенний бал вместе идти».
Она помнит, что тогда заплакала. Сейчас на слезы нет ни сил, ни возможности.
Внизу их ждут Люциус и Северус. Малфой старший восхищается Гермионой, что-то ободряюще говорит, и девушка кивает, улыбаясь, но слов совсем не слышит. Видит только, как Северус смотрит на нее, потому что так она дает ему понять, что от судьбы не убежать.
Что она знает.
Она помнит.
Она здесь.
Экскурсии по городу проходят мимо нее, пусть Гермиона и старается быть частью всего действа. Она просит Драко ее сфотографировать, и он с охотой выполняет ее просьбы. Даже не фыркает и не капризничает. Ведет себя очень по-взрослому. Видимо, старается показать, какой он на самом деле.
Что он не мальчишка, который марал в начальной школе подолы ее любимых платьев.
– Встаньте вдвоем, давайте, ну же, – берет Люциус в руки телефон, направляя на них камеру. – Драко, кучнее, что ты встал к Гермионе так, словно не родной?
Северус смотрит на то, как она смеется. Как обнимает Драко, сияя улыбкой. Камера фиксирует ее смех, запечатывает в цифровом современном мире этот момент, делает Ее бессмертной в очередной раз.
На ней штаны кремового цвета с высокой талией, бежевая блузка с одной расстегнутой сверху пуговицей, легкие кожаные босоножки, на руке великоватый браслет. Ее каштановые волнистые волосы развеваются на ветру, в глазах смешинки, на устах улыбка.
Она живая. Она самая живая из всех ныне существующих людей.
Северус обессиленно улыбается.
Я бы все отдал за то, чтобы ты прожила полную жизнь.
– Потрясающее фото! – искренне радуется Люциус.
– Покажите, – подбегает Гермиона, склоняясь над телефоном. – Покажите скорее!
– Сейчас, – старается разобраться он в технологиях и прищуривается.
– Отец, – цокает языком Драко. – Внизу слева кнопка, чтобы галерею посмотреть.
– Я бизнес веду вот уже двадцать лет, с галереей как-нибудь разберусь, – обещает он, смотрит пару мгновений в экран и сдается, а после смотрит на сына. – Какая кнопка?
Грейнджер заразительно смеется, а после показывает Малфою старшему, что тут да как. Фото и правда получается прекрасное, после чего Гермионе в голову приходит потрясающая идея. Она загорается в ней внезапно, и ей кажется, что это самое лучшее, что можно сделать.
Оставить след.
– Давайте сделаем фото все вместе, – предлагает она.
Люциус загорается энтузиазмом со всем присущим ему рвением.
– Давайте!
Драко стонет, но Гермиона не дает ему вставить и слово. Люциус моментально знакомится с какой-то молодой парой, извиняется за беспокойство и просит их сделать фотографию, на что молодая девушка тут же с улыбкой соглашается.
Малфой младший лениво кладет Грейнджер руку на шею, притягивая к себе, а Гермиона, зная, что такого шанса может никогда больше не быть, подходит к Северусу, останавливаясь рядом. Люциус встает с правой стороны от старинного друга и также кладет ему свою руку на плечо.
