Текст книги "Три степени свободы (СИ)"
Автор книги: Vavilon V
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Сапоги плотно обхватывают ногу, сжимают щиколотку добавляя уверенности и без того широкому тяжелому шагу. Несколько ступенек, толчок и входная дверь распахивается приветливо, словно дом все еще меня не забыл. Вот же тот самый холодный пол, источающий аромат крови, то самое окно вдали, вот передо мной разбегаются несколько смазанных серых лиц, у господина новые слуги, и эти слуги бегут впереди меня по лестнице, дико спешат уведомить господин, быть хотя бы на пару секунд быстрее. И никакой попытки остановить незваного гостя.
– … пришел, – слышу обрывок речи запыхавшегося слуги и считаю эту фору достаточной, тот успел доложить, значит, могу войти, значит вроде как предупреждение есть.
Сидит за столом, глаза свои только поднял, холодные, спокойные и даже не дергается при моем появлении. Надо было войти резче.
– Господин Ореванара, – улыбаюсь, но сам чувствую, что улыбаюсь нехорошо, надо бы ласковее, – добрый день.
– Еще утро, – отвечает не мигая, все также хладнокровно – еще нет и десяти.
В груди сковывает, словно великан объятие непрошеное дарит, и сковывает так сильно, что хочет закричать и вдохнуть так глубоко, чтоб голова закружилась. Но голова и без того кружится, фейерверк.
– Чем я вам обязан, господин Тай? – как ни в чем не бывало перекладывает какие-то бумаги, и после сцепляет пальцы между собой, отстраняется от меня от ситуации в целом. – Это имя вам ведь привычнее? – и его улыбка ничуть не ласковее.
– Почему же? – обвожу мимолетным взором его кабинет. – Тилла привычнее… помните, я сидел у ваших ног, здесь же, запечатывая письма?
– Смутно, – отмахивается от прошлого, – да и к чему? Кто вы теперь Тай? Кем вы стали? – и направляет оценивающий и невероятно беспристрастный взгляд: – Расскажите мне, поведайте.
И есть в этом равнодушии что-то колкое, едкое, что-то так стращающее, что только молчать и могу.
– Молчите… уверен, вы с некоторых пор многое делаете молча. Так удобно, да? – искусственный смех, откидывается на спинку стула, ощущая полную свободу вероятно. – Господин Тай, каким образом от лестного зверя дойти до … – заминка и еще более искусственный, громкий смех. – Боже, Орден Истины, что он несет кроме инквизиции? Вы хоть что-нибудь еще умеете делать кроме как убивать, господин Тай?
– Высаживать деревья.
Шутка по достоинству не оценивается, повисает загробная тишина и, выждав холодную минуту, господин Ореванара взмахивает кистью, давая застывшим побледневшим слугам знак убраться подальше. Те с радостью уносятся прочь, прикрывая дверь.
– Я ведаю ваше прошлое лучше других, – господин поднимается и чуть наклоняется, чтобы достать что-то из верхнего ящика стола. – Я видел вас глупым грязным зверем, ревущим и надеющимся на жизнь, до сих пор не могу простить своего малодушия в тот далекий день. Но все уже произошло, и как бы жаль принца Нелеллу не было, приходится иметь с этим дело. С вами дело, Тай, – в его руке письмо, которое даже зачитывать не нужно, произносит по памяти: – «Я за вами приду, Ваш Т.» К чему это, господин Ордена Истины?
Прожигает стыд, яркий, распыляющий и сам понимаю, что стыдиться нелепо и нечего, и от этого смешно и по-прежнему стыдно. Словно щенка тыкнули в собственную непотребность, вывернули самое грязное, выставили то, что должно быть тайной и проходить едва читающимся мотивом явных поступков. Все должно протекать под вуалью… все самые темные воды… Стыдно, все еще стыдно, и инстинктивно опускаю взгляд.
– Я…
Почему до этого не боялся ничего, не сомневался ни перед чем, а сейчас просто озвучить не могу? Почему? Почему все происходит иначе, чем воображал за время пути сюда, и за холодные, и за пламенные ночи?
– Потому, что это правда, – наконец возвращаю какую-то твердость, – я пришел за вами.
Насколько много стоило сказать, а господин просто смеется, громко, несколько поддельно, специально для меня. Неужели там в душе ему также смешно?
– Вы мой, вы еще не понимаете, или понимаете, но отрицаете, но вы мой, вы станете моим, от этого никуда не деться. Это ваша судьба, судьбу эту для вас сотворил я и…
– Тилла, – господин отходит к окну, поворачивается и окатывает ледяной водой, ясно давая понять – кто Он и кто я, и на каком дне мне следует оставить свои несбыточные мечты. – Жалкий, грязный Тилла, ты всегда был зверем, им и остался. Загляни в себя, твои внутренности черны, твоя голова больна. У тебя было столько месяцев, чтобы очиститься, покаяться в грешности, хотя бы немного вылечиться до суда человеческого. Ты мог поработать над собой, привести нутро в человекоподобный вид, постараться измениться, но ты выбрал путь мерзости и разврата. Демоны разворовали твою душу, наполнили тело и мысли отвратительнейшей субстанцией, скверной, ты укоренился быть зверем и зверем подохнешь, – задирает подбородок и еще более высокомерно добавляет: – И ни в чистоте и праведности, ни в безнравственности у тебя нет права на меня, никогда.
– Вы мой…
– Да? – насмешка. – Тогда хоть дотронься до меня.
Вот он близко, вот мы одни. Несколько шагов к нему что делаю и замираю, не дыша. Стоит только протянуть руку и пальцами коснусь чужого плеча, а если выше, то гладкой шеи, шелковистой щеки… но почему же рука не вытягивается вперед? Почему окаменел?
– Видишь? Твое тело понимает, хоть твое тело понимает, что нельзя.
Потому что я слуга, а он господин, я грязь, а он белый цвет, потому что он недосягаем. Сердце пронзает резкая боль, неужели всего через что я прошел недостаточно? Что могу еще сделать?
– Я приехал за вами, – старательно скрываю собственную слабость. – Вы обязаны принять это. Не принимайте меня, но мое положение…
– Я Главный Советник Короля.
– И Король в опале, – отхожу от него, становясь вполоборота, словно разговариваю не с ним. – Правит Фавн, правлю я…
В этот раз получаю его улыбку, печальную, грустную улыбку, не для меня.
– Да? Так, Тилла? – улыбка все не сходит с его губ. – И что же теперь?
Что же? Мое желание запереть его в собственном доме, вдали от всех, и каждый день наслаждаться единением с ним, любовью, телом, совместным существованием в этом мире. Только боюсь, господин не согласится, только боюсь… даже озвучить боюсь. Испытываю стеснение за себя.
– Ореванара… – и снова впадаю в стыд от собственной смелости. – Господин… – смущение, – Каллис… вы, ты… Демерия не разрешает вам оставаться здесь, вы обязаны поехать в замок. Потому что вы все еще главный советник.
Вот кто я перед ним. Замялся, отчаялся, практически попросил, видел бы меня сейчас Нелеллу, вот бы потешился. Тот, кто может законно свернуть шею в один момент, неуверенно бормочет перед по сути пустой фигурой. Но что могу сделать? В ловушке собственных эмоций, в ловушке… как и подобает грязному и мерзкому зверю.
– Но это послание звучало по-другому, будто вы, господин Тай, имеете что-то персонально ко мне. Будто это ваше волеизъявление, чтобы … – Господин доламывает меня, призывая сдаться и прерывая, сдаюсь:
– Простите за мое грубое письмо, я был не так воспринят.
Возможно ли еще ниже пасть перед кем-то? Полная капитуляция, провал, яма. Хочется свернуться клубочком и зареветь на чужих коленях, на коленях истинного господина…
*
Что будет с домом? Выдержат ли стены моего отсутствия, не прогниют ли? На сколько покидаю дом, вернулись ли вообще? Из лап зверя вырываться очень непросто, как подозреваю, хотя угождаю так в первый раз.
Тилла… рассматриваю внимательно его взрослое лицо, волевой подбородок, упрямство и дикий огонь в глазах, эти неуложенные волосы… Ну чистое зверье, от такого надо держаться подальше, но приходиться ехать рядом, в одном экипаже. Я, зверь и Эллин (единственный слуга, которого с собой забираю). Эллин не смеет поднять взгляд и посмотреть на изменившегося, ставшего «важным» Тиллу, словно робеет и боится.
– После знакомством с так называемым Фавном, я могу вернуться домой? – спрашиваю как только мы трогаемся с места, как только колеса приходят в движение двумя запряженными лошадьми. Спрашиваю, чтобы избежать соблазна посмотреть в окно на самое родное, что есть.
– Нет, я вам не разрешу, – отвечает будто само собой разумеется.
Я вам не разрешу, кого возомнил из себя зверь?
– Как ты убил Нелеллу? – интересуюсь уже из праздного любопытства. – И почему?
– Почему? – грустный смех и Тилла прикрывает глаза, вероятно погружаясь в прошлое на несколько секунд. – Вы понятия не имеете в самом деле – куда продали меня? Кому? Днем тоска, ночью тошно. То, что он творил с моим телом, с моей волей, до сих пор настигает в кошмарах, и кажется, веткой будет прорастать всю жизнь.
– А что же ты хочешь сделать со мной?
Вопрос остается риторическим. Тилла уводит взгляд в окно, и мне тоже с ним разговаривать не хочется.
========== Глава 2. С чего надо начинать ==========
С одной стороны замок уходит в небо, с другой – зарывается в землю, погружаясь в нее многочисленными лестницами. Зубчатый, он, вероятно, свежепостроенный, иначе не объяснить, почему никогда об этой «Звезда Демерии» никогда и слова не прозвучало. Окна маленькие, округленные, проходы между башнями узкие, длинные.
– Звезда Демерии? – переспрашиваю, не отводя взгляда от замка, не переставая оценивать.
– Да, прошу, – Тилла делает жест руками, приглашая пройти вперед и, немного пораздумав, делаю шаги. – Вам здесь будет хорошо, но скажу честно, не очень уютно. Стены холодны, темны.
На нескольких воткнутых в землю палках насажаны смердящие головы, другие пусты, словно дожидаются когда же кто-нибудь еще умрет. Когда же кого-нибудь еще убьют.
– Боюсь, неуютно будет вовсе не из-за стен.
– А вы не бойтесь, я всегда буду рядом, – и смеет улыбнуться, широко, для себя же, для самых смелых своих надежд и мечтаний.
Глупец, проводи меня уже до моих новых покоев и оставь, пожалуйста, оставь в этом самом желанном покое.
*
– Он выглядит… – Фавн задумывается, подбирая лучшее слово, и прыскает со смеху: – Словно бесцветный лед на замерзшей реке. Его голову следует насадить на пику.
– Каллис не опасен для Демерии, поверь, он не из тех людей, которые умеют возрождать.
– Верю, да и что он может сделать, будучи заложником? – и снова смех, а после серьезность и понижение тона: – Я этого не одобряю, Тай. На твоем бы месте… я имею в виду, лучший выход – это спросить прямо, будет он с тобой или нет, и коль нет, – проводит пальцем по горлу, словно ножом, – и похоронить; похоронишь тело – похоронишь сердце.
– Я так не могу.
– И это большая проблема, но ты всегда можешь попросить меня, – и после Фавн оборачивается, выискивая в толпе кого нужно и подзывает парня, вовремя посмотревшего в нашу сторону. – Какой милаш, – заливает содержимое бокала в горло и этот «милаш» уже подобрался к нам.
– Фавн…
– Да ты посмотри на него, – приобнимает грубо, притягивая, – майская роза.
Роза покрывается яркими пятнами, смущается и цветет, но глядит упрямо, с намеком на вызов. Мелькает мысль, что между ним и Фавном была некая договоренность, но что мне до этого? Тлен.
Выискиваю Ореванара в толпах разглагольствующих, пьющих, смеющихся людей и наконец нахожу. Нахожу разговаривающего с явно человеком королевства, о чем дает понять пышная, броская, чрезмерно украшенная камнями одежда. Да собственно с кем еще гордый Ореванара будет говорить, если не с привычными людьми? Даже сейчас находит удобное обыденное общество, в наплыве нас «зверях Демерии» и леса.
Направляюсь к нему, на ходу беру бокал, делаю несколько больших глотков и замираю всего в метре, успокаивая взбунтовавшееся вожделение, или только подпитывая его ожиданием и пойлом. Будто после нескольких фраз Ореванара поднимется в мою комнату, как смешно-то… Фавн, постой при полной луне, дай мне больше силы.
– Приятно видеть, что вы уже оправились после долгой дороги сюда, – что еще менее значащее сказать?
– Думаю, вам просто приятно меня видеть, – усмехается, а его собеседник и вовсе смеется, прикрываясь полупустым бокалом.
Заметив мой быстрый и, вероятно, колкий взгляд, напыщенный человек пытается исправить положение, сделать вид, что смеялся не надо мной вовсе:
– Господин… мне также всегда приятно видеть вас, – и улыбается так всезнающе, что хочется выпить еще. И через секунду после глотка, когда горячая жидкость обожгла горло и оставила, я понимаю, что уже видел его. Где-то там, в доме, давным-давно, когда я еще был слугой, видел этого человека, приехавшего к господину. Абсолютно точно, этот человек видел меня, когда я был никем, возможно до сих пор в его глазах я грязь и зверь. И он наслаждается этим.
– Я вас помню, вы приезжали к… – ну не могу же называть господина господином и сейчас: – Каллису в одно лето.
– Ах, приезжал гораздо чаще.
– Суннилл не только казначей, но и мой хороший друг, – объясняет Ореванара и добавляет, явно давая намек: – Очень хороший.
А раз «очень», то значит все знает. Сюрприз.
– Падение Ллаголии никак не отразилось на вашем положении? – спрашиваю с неким утверждением и Суннилл передергивает плечами, невербально демонстрируя неприятность заданной темы:
– Почему же? Приходится трудиться больше, чтобы не отражалось. Теперь жизнь – это некая борьба.
Почему господин Ореванара этого до сих пор не понял?
– И борьба утомительна, – соглашаюсь и после обращаюсь только к господину: – Позвольте показать вам прекрасное место.
С большим удовольствием я бы, как уже посмел мечтать, направился бы с ним наверх, туда, где располагается личная спальня, но мы выходим из зала, чтобы спуститься по лестнице и отворить дверь. Узкий коридор, крытый стеклом и по обе стороны и сверху в это стекло стучаться ветки промерзших кустов, стучатся с ветром, не переставая. Еще немного вперед, другая дверь, подъем и нас встречает зеленая земля, погребенная легким налетом снега. Повсюду деревья, кусты, не дающие никаких цветов. Но под снегом все удивительно зелено, удивительная магия зверей: сохранить жизнь зимой, когда все умирает для перерождения.
– Ты не обманул, место прекрасное, – господин едва-едва задевает подушечками пальцев низко свисающую пышную листву, немного снега падает с этим движением.
Солнце давно село, луна практически не освещает, она только набирает оборот… еще дней пятнадцать до полной фазы. Тусклый свет предает еще большую мистику, и вместе с тем я вижу лицо господина: спокойное, холодное как царствующая зима.
– Вам не холодно? – спрашиваю, потому что температуру своего тела не ощущаю, так сосредоточен на нем.
– Здесь весьма тепло, – соединяет руки, обхватывая тонкими пальцами запястья, согревая так. – Так о чем ты хочешь поговорить со мной, Тилла?
– Вам нравится пребывание в замке?
– Нет.
– Зато вам нравится терзать меня, – склоняю голову, прикрываю глаза в приступе сердечной боли. – Неужели вы не видите моих стараний и мучений? Неужели ничего в вас не затрагивается? Как вы можете оставаться все таким же ледяным, спустя столько лет оттепели? Я так долго вас не трогал, не мешал вашей жизни…
– Это твой план? Разжалобить? – усмехается, чуть наклоняет голову, как обычный взрослый смотрит на сущего активного, приставучего ребенка.
– Ваша жалость не нужна, просто… – запинаюсь, тяжко вздыхаю, едва могу смотреть на него обожаемого: – Заметьте, покажите, что заметили все, что я для вас сделал.
– Все это ты натворил для себя и только для себя, – отворачивается, чуть отходит. – Так какой твой план, Тилла? Ждать? Учитывай, что у меня в запасе не так много лет, как у тебя, хотя терпения вероятно гораздо больше.
– Я не хочу больше ждать, – отрезаю и в голове всплывают слова Фавна… спросить прямо – будет он со мной или нет. Конечно же, нет, как глупо. – Вы все знаете, я знаю, если бы вы только попытались найти во мне что-нибудь, что вас бы привлекло, и вы бы попытались…
Ореванара заливается смехом, вгоняющим в глубочайшую серую печаль и после:
– Я побуду здесь, и когда ты поймешь, что ничего не изменится, я наконец уеду, – еще смех. – И, да, ты сделал многое, ты сделал достаточно, но ты не можешь быть тем, кем хочешь. В тебе заложены самые рабские вещи, хоть и смирения нет. Ты в состоянии ползать на коленях, но на той высоте, на которую ты забрался, эта способность только вредит. Уходи, Тилла, уходи в свой лес и забудь обо всем, не ломай себя и не пытайся сломать меня.
Опять гонит меня, хотя в этот раз жестокости не слышится.
– Это не рабские вещи, это называется человечность.
– Человечность… – повторяет и усмехается, поворачивается ко мне. – Человечность во звере, да? После всех разорванных пастями земель? – и больше не дает ответить, только давит и давит на больное место: – Сколько раз мне тебе повторять? Ни по-плохому, ни по-хорошему ты не понимаешь, тупое мясо. – делает резкий вдох-выдох, только этим демонстрируя раздраженность, этим, и фразами: – Ты лишь моя головная боль – то волк, то пиявка – и раз уж посмел упомянуть человечности в себе, так пойми уж, что всяк человек, которому ответили отказом, обязан смириться и пойти прочь. Наверное, это момент, когда я должен озвучить прямо, быть может, так ты поймешь. Нет, Тилла. Ни раньше, ни сейчас, ни в будущем. Нет. Никогда я не буду со зверем даже в дружеских отношениях, ни в каких и никогда.
Повторит еще раз и ветер развеет меня, потому что умру.
– И слуга-господин тоже никогда?
Улыбается, задирает подбородок, ему явно льстит. Что ж, ничего человеческое ему не чуждо, ровно как и зверское.
– Иметь такого слугу опасно, но если ты унизишься достаточно, то я задумаюсь, – с жесткой усмешкой проходит мимо, не задевая плечо, и я останюсь одиноким в магическом саду.
Сам себе не признается, но терзать однозначно нравится. Хоть от этого получает видимое удовольствие, а значит, сможет получать и от чего-то другого. Жаль, он не понял, что возвращаться в качестве слуги намеренья нет, даже учитывая все то мое топящее отчаянье. Нет, только не слуга… этого так мало.
Но схема самая заманчивая из всех… «слуга-господин» и Ореванара в ней раб.
Только трудно воплотимо, его у ног не усадишь… да и мне еще господином быть учиться и учиться. Учиться желательного у него, и с этого же желательно и начать.
========== Глава 3. Несколько правил господина ==========
– Вы так задумчивы, мрачны… – ночное утешение прижимается к моему плечу, чуть подается вперед для того, чтобы загялнуть в лицо. – Не хотите говорить? – теперь горячим лбом прикладывается к моей заледеневшей коже, тяжко вздыхает. – Это из-за Каллиса Ореванара?
– Что? – хмурюсь, услышав болезненную ноту. – Что ты сказал?
– Только вы его привезли, так сразу изменились, значит, верные слухи ходят.
Поворачиваюсь к нему и будто возвращаюсь в кошмар, что произошел лишь несколько минут назад. Возвращаюсь к тому, что я и он в одной постели ласкались, обнимались, дарили жар и поцелуи, смешное притворство любви. Не хочу вспоминать, отбрасываю морок, не было этого.
– Я не изменился, я всегда таким был.
– Нет, – мотает головой, как дитя неразумное. – Изменились, вы изменились.
– Уходи, – и сам поднимаюсь, подхожу к камину с гаснущим пламенем внутри.
Мальчик все же не глуп, раз торопливо одевается, и напоследок, уже у самой двери, спрашивает:
– Вы хоть имя мое, что называл для вас, помните?
Нет, но и до приезда господина Ореванара не запомнил бы. Да?
– Майская роза, – отвечаю, бросив секундный взгляд на любовника, побывавшего в употреблении мной, и вновь обращаюсь вниманием к огню.
Дверь тихо затворяется и остаюсь в одиночестве с роем мыслей в мутной воде. Дни идут, а происходящее будто остановилось, только время утекает и ничего не меняется. На мое показное безразличие господин отвечает безразличием истинным, на мое напускное охлаждение – действительная зима, на безучастие в его жизни – полное игнорирование моей.
И ничего с этим не поделать.
– Вы пойдете внутрь? – Игривый Лис приподнимает маску, чтобы провести рукой по подбородку. – Может, лучше останемся в стороне?
– Надоело, – спрыгиваю с коня, – может, хоть там убьют, – и с этой однозначной репликой направляюсь к полуразрушенному, деревянному и гнилому дому. Кто же там внутри? Что же?
– Маска, господин, – напоминает Игривый Лис и спешит ко мне, чтобы впарить оставленного «Быка». – Пожалуйста.
И передает ее, умело выстроганную бычью, и я надеваю, а что еще остается? Ну вот, теперь не Тилла, и даже не Тай, я – Бык. И в разрезе для глаз, глаз самих толком не видно. Можно творить, что хочешь, но, думаю, творить в этом доме уже нечего: выпущенная заранее стая «волков» без всякого стыда и совести, скрывшись за лицами зверей, разобралась со всем и всеми. Хотя, было ли с чем?
– О чем вы думаете? – и могу поспорить, Игривый Лис улыбается, задаваясь, на то он и игривый.
– О том, что мне тут надо вообще? – оборачиваюсь, чтобы посмотреть на несколько десятков оставленных без наездников лошадей, и взгляд на покосившийся дом в этом пустом и далеком поле.
– Смерть, ты же сказал, смерть, – веселый смех и, забывая, кто я для него сейчас, похлопывает по плечу. – Наскучило просто деньги грести… Пошли, Тай, тебе не выжидалось.
Приступок скрипит, дверь открывается со скрипом и пол в коридоре не разваливается, разливаясь скрипучей мелодией неизменно на каждый тяжелый шаг – мой и Лиса, позади крадущегося.
Волки в масках и люди без снуют повсюду уже в поисках чего бы награбить, и предводитель встречает в первой же комнате, в углу которой скончался старик. Крови нет, дыхания нет, наклоняюсь к нему еще ближе – смрада тоже нет. Может, и вовсе своей смертью умер? Седой, морщинистый и болезненно худой.
– Вот, мы нашли, – главный волк протягивает шкатулку и, открывая, обнаруживаю несколько черных камней на дне.
И что это? Магия?
Не показывая смятения или возмущения по поводу того, что все дело в паре жалких плодов земли, разворачиваюсь, давая негромкую команду:
– Возвращаемся, – и знаю, что услышали и внемли все.
Путь обратно кажется длиньше и тягостнее, тучи сгущаются над головами и в один момент проливается ледяной дождь, превращающийся в настоящий град. Перед глазами стена, толща осколков как кара, и совсем не слышу что-то говорящего Лиса, только доносится периодический смех.
Вскоре небо смиливается, или посодействовал Фавн, не знаю, но на подходе к замку погода устанавливается мирная, лишь легкий приятный снег. Может из-за этого нас Фавн и встречает, а может потому, что те камушки в шкатулке правда столь ценны как жизнь?
– Так нужно? – вытаскиваю шкатулку из мешка, переброшенного на крупе коня, и отдаю.
– Да, вещь очень хороша, – однако не одаривает должным вниманием, только смотрит на меня пристально. – Есть новость.
– Ты же знаешь, что мне все равно, – на ходу расстегиваю плащ, хочется принять обжигающую ванную и пожрать как следует.
– Поверь, новость очень интересна… – протягивает загадочно, идя рядом.
– Она касается того старика, что убили ради пары камней? Если нет, то не интересна.
– Касается Каллиса, – останавливает меня за плечо, вглядывается в мои глаза, ища разожженное любопытство, но во мне только тоска и печаль. С этим именем приносится лишь боль, и я сдерживаю себя, не показываю эмоций – первое правило господина.
– И что же?
– Не знаю, как получилось, но ты уехал, а Каллис упал с лестницы, и похоже неудачно, – и договаривает, выдерживая милостивую полпаузы: – Целитель сказал – сломал ногу, не критично и всего в одном месте, но…
– Как так получилось?
Фавн пожимает плечами и легко улыбается:
– А разве не ты подстроил?
Покои Ореванара в одной из самых высоких северных башен, на самой высоте, в суровые ночи невозможно спать, слыша завывающий ветер. Идеальное место для господина.
Поднимаюсь почти бегом по крутой, завитой лестнице и распахиваю дверь без стука. Тусклый свет камина и свечей и Он, возлежащий на мягкой перине, под спиной несколько воздушных подушек, ноги и пах скрыты толстым, но наверняка легким одеялом. Пахнет сандалом и тающим воском.
Я не должен был вот так лететь к нему. В конце концов, второе важное правило господина – в первую очередь забота о себе, поэтому ванна, плотный ужин, здоровый сон и уже завтра после вкусного завтрака… Но вот я здесь, и самая темная часть души порочно ликует. Больше никаких прогулок под луной с другими людьми, больше никаких долгих поездок в город и демонстративных увиливаний, если видит меня идущим навстречу в том же коридоре. Он прикован к постели – постыдная сладость.
– Убирайся, – и в мучении господин сердца моего и только сердца прикрывает глаза.
*
Тилла внес с собой запах коней, пота, разделанной кожи. Вижу в его глазах пугающую тьму, губы неподвижны и сам он по-обычному и в тоже время необычно молчалив, вот уже несколько немых минут пронеслось. Наслаждается?
– Убирайся, – произношу, лишь бы не видеть его, тошно.
– Я? – целитель, сидящий на углу кровати, поднимается на своих дряхлых старческих ногах и, не скрывая раздражение, говорю дураку:
– Не вы, вы останьтесь, плохо мне.
Острая боль покинула ногу, но тупая все ноет и ноет. Стискивай зубы, сжимай кулаки – не поможет, разве что методическое прикладывание к специальному вареву спасает. Если целитель уйдет, то и варево уйдем вместе с ним.
– Господин Ордена Истины, – подается вперед Целитель, кланяется этому детенышу лесному и с почтением разъясняет: – Со временем господин Ореванара обязательно поправится, и только от его здоровья зависит – через месяца или два…
– Или через пару дней, – перебиваю, к этому человеку у меня почтения нет, – если кто-нибудь соизволит воспользоваться нечистой магией зверей. Я требую ритуала.
Целитель и Тилла переглядываются, что не упрятывается от меня, и после Тилла озвучивает мысль, которую они разделили:
– Магия может поспособствовать, но не вылечить за момент.
– Это ложь, – я пожил здесь достаточно, чтобы это утверждать. Магия зверей способна на многое, и уж тем более на такой пустяк. – Я требую ритуала.
– На каком основании? – Тилла наклоняет голову, интересуясь.
– На основании того, что это сделал ты, – кладу руку на бедро пострадавшей ноги. – Меня толкнули в спину, когда я намеревался спуститься, и очевидно – по чьему поручению.
Устанавливается тишина, Тилла проводит рукой по лбу и вижу, что улыбается, но улыбку пытается скрыть.
– Думаю, вы сделали достаточно, спасибо, – отпускает Целителя, и тот, кажется, будучи готовым к этому, едва ли не радостно кланяется раз, другой, третий…
– Останьтесь, – простое слово, возможно, просьба, но Целитель оборачивается и быстро исчезает, закрыв дверь.
– За кого вы меня принимаете? – Тилла делает несколько шагов к постели и останавливается.
– За того, кто ты есть, – желания на него смотреть нет, отвожу взгляд. – Привез сюда чего ради, и когда понял, что не поможет, решил губить по частям. Всегда действуешь физически, методы у тебя не меняются.
– Это неправда, я не совершал этого, – медленно поворачивает голову из стороны в другую, придавая большей весомости словам, но я только усмехаюсь жалкой попытке убеждения:
– Кого ты обманываешь, Тилла? Себя? – и усмехаюсь снова, печально только. – Если не твоя рука руководила, тогда сделай так, чтобы я встал на ноги уже завтра. Ритуал, Тилла, я знаю, что это подействует, что здесь есть такая исключительная сила.
Сохраняет молчание и невозможно понять, о чем думает, лицо ровном счетом ничего не выражает, и тихим ужасом осознаю, что читать этого взрослого лесного зверя еще сложнее, чем раньше. Когда Тилла был ребенком, в глазах была загадка, но элементарные, бесхитростные эмоции считывались легко.
– Вы обязательно поправитесь, все будет хорошо, – озвучивает с некой отстраненностью и собирается уйти: – Только вам нужен отдых.
– Тилла… – останавливаю у самой двери, удивляясь собственному спокойствию: – Эллин пропал.
– Эллин? – оборачивается, но дверную ручку не отпускает.
– Да, после завтрака он исчез и до сих пор не объявился. Ты же знаешь – для слуги это немыслимо.
– Я попрошу его отыскать, но, возможно, он просто сбежал, – пожимает плечами, показывая пренебрежительность, безразличие, которое в нем вижу впервые.
– Мне он необходим, Тилла, я не могу без слуги.
– Я знаю, – в этом слышится что-то самодовольное, странное, а затем тишина и все также апатично, официально, отмашкой: – Я попрошу его отыскать, – распахивает дверь и поворачивается ко мне, больше улыбку не пряча: – Простите, но слугу вашего заменить не могу даже по старой памяти.
И внутри что-то щелкает: бойко, внезапно, не сконтролировать, не успеваю проследить, как в руке оказывается опустошенная от лекарства бутылка, только вижу, как Тилла отходит в сторону, чтобы кинутое оружие разбилось не об его голову. Разлетается о дверь, и жаль – никакой осколок не поцарапал.
– Я могу выброситься с чертовой башни, – не кричу, но голос повышается заметно.
– Нет, вы слишком любите себя, – и смеется негромко, не переставая улыбаться. – Также сильно люблю вас и я. Отдыхайте.
– Пошел прочь, – шепчу и тону в ощущении всестороннего давления эмоциональной усталости. Да, перелом подкосил меня в прямом и переносном смысле, как же жаль: и нога ноет, и я обессилен.
========== Глава 4. Тёмный Тай ==========
В любом деле найдется человек выдающегося таланта, только порой им может оказаться вовсе и не человек. Например, Вито – повзрослевший мальчик-волк. Жуткая улыбка из-за двух нависающих над общим рядом зубов, острых на вид клыков; тяжелый взгляд исподлобья и повадки осторожности, присущие даже ужасному зверю. Пальцы рук необычно кривы и тонки, и все же волк не из-за внешности.
– Так я вам нужен? – повторяет вопрос, ухмыляясь от того, что знает ответ.
– Я за тобой не посылал, – откладываю книгу и расслабляюсь в удобном кресле. – Правда ведь это самая комфортная комната для чтения в замке? Не самая большая, но может от удачного расположения…
– Ничего в этом не понимаю, – пожимает плечами Вито. – Ни времени, ни желания читать.
– Какие твои годы…
– Едва ли вы старше меня, – и уже не спрашивает, а утверждает: – Так я вам нужен.
– Признаться, чувствовать ты умеешь, Вито, – киваю, не переставая удивляться, и это удивление скрывать, – однако объясни, откуда столько чуткости ко мне?
– Родство, – быстро, емко, содержательно и все же пояснения следуют: – С одного взгляда на вас пришло провидение, что никто ближе мне быть не может и под вашим покровительством находиться лучше всего.
Так я теперь покровитель? Смешно, но разочаровывать Вито не хочу, ведь, возможно, разочаровать его также опасно, как и меня.
– К Каллису Ореванара приходил этот, с бородкой такой, – визуализирует, демонстрируя на себе, но мне неудобно на него смотреть во время спуска по ненадежной, местами разрушенной лестнице, – не помню как его имя, он еще кто-то там из свиты короля Ллаголии и… – напрягается, вспоминая: – Суинилл?
