Текст книги "Три степени свободы (СИ)"
Автор книги: Vavilon V
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Голова Нелеллу тоже захудала? – спросил в шутку и Гнаб оценил, засмеявшись:
– И прогнила, жрут принца вовсю, – и добавил серьезно: – Мы ее предали земле, поверь, и без нее тебя примут, с ястребом на рассвете улетело письмо.
Путь на юг, таящий в себе неизвестность и туман, выходил намного проще. Никакого смятения, сомнения, и уж тем более страха в себе не хранил. Я все лучше и лучше видел цель, наконец понимая, что жизнь повернула на верный курс. Наконец, я больше не отплывал от Господина Ореванара, а, наоборот, прыжками приближался к нему. Никакой тоски и никакого умирания, впервые с момента выхода из леса вернулся к жизни.
Жизнь – это не когда размеренно, не когда один день чудовищно похож на предыдущий. Жизнь – это борьба за каждый шаг, за каждый вздох, и как же мне хотелось научить этому воззрению Господина.
========== Глава 5. Счастье на юге ==========
Я двигался по окраине, по самой кромке рощи, надеясь острым зрением выявить движение лесного, но не повезло.
Людей королевства с каждым днем встречалось все меньше и меньше, и, как правило, они шли мне навстречу, таща нагруженные повозки и никогда – пустые. Одна мощная женщина даже предупредила, что мне лучше развернуться: «на юге счастья не отыщешь, там демоны»; после такого заявления я ускорился, пока лес не настиг меня, и не оставалось выбора, кроме как войти в гущу деревьев. И суток не миновало, как выбрался, оказавшись за пределами королевства, в котором вовсю рыскали в поисках меня. Порой встречал стражу еще там, когда не был близок к югу, но меня словно не замечали.
Позже узнал, что на юге не племена, не дикие люди и нет королевства. На юге распростерлась Демерия.
В землю воткнуты выструганные палки с изображением быков – красное и черное; и красное, кажется, кровь. Неглубокие ямы, наполненные обглоданными костями, и больше нет особенностей земли, разве что абсолютно никаких людей, только увидел стадо овец, которых никто не пас, а может я просто кого-то не заметил.
Ожидал лицезреть, что угодно: массивные строения, маленькие дома, стены до самого неба, хилые калитки с разваленным забором. И, замер, устрашившись на секунду, возле лестницы, вырытой и укрепленной деревом. Узкая, глубоко ведущая – спускался по ней и гадал куда попаду. Как могут люди жить под землей? Ни света, ни воздуха. Никто там правда жить не сможет, но там и не жили.
Металлическая дверь с мордой быка открывается вовнутрь, меня встретил холод и тишина. Огонь простирался вдоль двух противоположенных стен, крадя последнее, чем можно дышать, глаза защипало и оставаться, а уж тем более, продвигаться вперед, не хотелось. Я ушел, снова поднявшись туда, где трава, а не черви и корни, видные глазу.
Демерия… Насколько кардинально отличалась от всего, что я видел до этого. Немыслимое и отталкивающее: тысячу раз накатывало желание сбежать оттуда. И быть может сбежал бы, если в одну ночь, сидя у костра, не увидел их. Черные мантии, капюшоны и нет лиц – лишь маски волков, медведей, лис, и все рогатые. Десять существ подошло, окружило и один из тех «волков» сообщил равнодушно, что пришли по мою душу. Он называл меня Тиллой и приказал следовать с ними, без всяких угроз, без всяких оружий.
Шли в полном молчании, я вел коня за узду, не смея на него забраться. Медленно, не очень долго до навала массивных камней, служивших стенами, но не крышей. Там такие же люди в мантиях, с масками, стоящие вокруг костра и непрерывно бормочущие нечто; только после узнал, что это было «Зверем зверством зверями». Тогда же это звучало песней, а не словами поклонения себе же.
Сразу догадался, кто из них главный – в маске быка, единственный, кто удостоился этой, непонятной мне, чести быть быком в этом завале. Над головой сияли вечностью звезды и луна наблюдала происходящее.
– Тай, – совершенно неожиданно произнес «бык». – Я и мои братья приветствуем тебя. Демерия отныне укроет тебя, впитает тебя, – он широко развел руки, протянув их к костру, – направит тебя.
Хотелось спросить – откуда ведает мое дикое имя, и что вообще происходит, а бык не позволял, бык молвил:
– Появился убийца, явился дар с небес, – и руки его после взмывали к этим самым небесам. – Предсказанное сбывается, начался отсчет до Величия. – Имя твое Тай – истинный подарок!
И они все поклонились, но отнюдь не мне, а огню, и вернулись к бормотанию. Я чувствовал холод и невероятное спокойствие, видел перед собой секту, но слова такого еще не знал.
Главного человека в этом обществе называли Сектантом, именно он тогда и говорил, скрываясь под маской быка. Настоящем же именем ему служило Фавн, но так к нему обращались крайне редко и самые близкие «братья».
Мы не спали всю ночь. Они ходили кругами вокруг пламени, бормотали без устали, и руки их периодически взмывали в воздух. Иногда повисало молчание, и это казалось самым странным из происходящего. А после случилась вещь, поразившая намного больше – после восхода солнца я привычно поймал себя на мысли, что надо спать и с удивлением обнаружил, что полон энергии. Я действительно был полон жизни, ни о каком отдыхе организм и не мечтал, словно всю ночь спал.
– Что ты чувствуешь, Тай? – спросил Фавн, когда мы покидали место ритуала, остальные шли впереди, а он будто из-за меня отстал от других, плелся со мной позади.
– Силу, – без сокрытия ответил, и тот понимающе кивнул:
– Мы не часто проводим ритуал, но некоторые ночи обладают мощью, которой можно воспользоваться.
Я ничего не понял.
– Откуда вы знаете меня? – спросил в свою очередь, и наконец, и Фавн отвернулся, скрыв маску сползшим капюшоном:
– Я вижу вещи, сужденным сбыться, видел тебя. Виденье пришло из земли – как принц Нелеллу зовет тебя Таем, а ты режешь ему горло.
Не то, чтобы я почувствовал стыд после этих слов, но что-то определенно пришло в потяжелевшие ноги.
– Он звал меня Тиллой.
– Верю, но в видениях не может быть ни лжи, ни заблуждений. Ты Тай, – и после он, кажется, посмеялся.
Сначала принял маячившее впереди за полосу выдранной, непонятно зачем, травы, после за гигантскую по ширине яму, но по мере продвижение ближе, разглядел в этом поселение. Если так это можно называть. Дома располагались по кругу, выдолбленные в этой выдолбленной «яме». Маленькие окна, подобие балконов и сплошные лестницы. Масштаб поражал, как и идея, но в голову пришла мысль засыпать землей.
Почему не строить дома? Почему не забираться на самые массивные деревья и не обустраиваться там? В конце концов, можно жить в пещерах. Почему этих людей так тянет к земле?
Фавн рассказал, что таких «ям» у них сотни, и везде больше сотни людей, но этого не хватало на завоевание Ллаголии. Особенного после каких-то последних событий, в которых они потеряли безумное количество братьев. И, казалось, никаких сестер.
Я спросил – почему они хотят завоевать Ллаголию, и смешно, что у Фавна не нашлось ответа. Еще смешнее, что он сам же и засмеялся; после поведал о некой миссии, предназначении и, расправившись с объяснением «высокими и благородными» словами, попросту сказал, что нужно больше территории, и что без стремления к чему-либо Демерии придет застой, ведущий к праху. Понимаю это, хотя также понимаю, что стремиться можно было бы к чему-то более миролюбивому. Только существует ли миролюбие там, где острые палки воткнуты в землю? Существует, конечно. Но Ллаголия что-то вроде красного пятна для быка, и пока маячит на карте – не подарит смирения.
Рядом с Фавном я ощущал себя хорошо. Намного лучше, чем с кем бы то ни было до этого. Никакого напряжения, отчуждения; я чуял некую целостность с ним, некое единение от преследования общей цели. Не так, как с Господином Ореванара.
Быть может, дело было в том, что Фавн и братья воистину поклонялись зверю и зверству, поклонялись тому, чем по сути являлся я. Не желали мне смерти, не корили, не подозревали и не стремились приручить, они видели меня насквозь и принимали это. Мне впервые со времен леса не приходилось никого из себя строить, ничего скрывать.
Казалось бы, здесь мое место, среди них, можно успокоиться и привести в душу умиротворение, но нет. И главное, в Демерии покоя не знали также, они желали, стремились к лучшей доле, рвались вперед, грезили претворения в жизнь Предсказанного Величия и делали для этого многое.
– Зверем зверством зверями! – Фавн поднял руки, длинные рукава сползли, обнажая белоснежную кожу на контрасте с черной тканью. – Мы расплачиваемся за будущее уже сейчас!
Девушка не сопротивлялась, не дергалась, лишь едва заметное дрожание, некая судорога тела, уловимая глазами.
Повязка на бедрах, прикрытые веки, несозревшая грудь. Я наблюдал за медленным ее дыханием, за мучительным поднятием и опусканием грудной клетки. О чем она думала? Желала ли сбежать оттуда, и если желала – то почему не пыталась?
Распростертая на доске: руки связаны и подняты вверх, ноги же связаны внизу и никак не прибиты.
Фавн прошелся рядом с ней, осторожно ступая и остановился у ее головы:
– Спи спокойно, дитя, – прошептал, и дрожание тела прекратилось. – Винлан, – обратился уже к толпе скрывающих свои лица под масками, и человек-лиса вышел вперед, протягивая железный штык.
Луна светила кровавая. Ветра не было, а может камни укрывали нас намного лучше, чем я думал.
Не видел особого смысла в этих ритуалах, казалось странным, но мощь в этом ощущалась. Ритуалы приносили нечто – будь то сила, видение или нечто другое, что еще не познал. Поэтому останавливать и мешать никак не смел. Это их Демерия, их правила, их судьба.
Фавн проткнул ее тело между грудей и штык не вытащил. Тело дернулось напоследок и больше никогда уже не вздымалась грудная клетка, никогда не открывались глаза.
Все вокруг забормотали «Зверю зверством зверям» делая из этого заклятие, а я просто выжидал окончания. Вечер словно наполнился магией – нехорошей, ощущающейся кончиками пальцев. Чужая смерть повисла в воздухе, я дышал ей и мечтал уйти.
– Зачем? – спросил, когда мы вернулись в поселение; спросил, когда сидел за одним столом с Фавном, и никого, кроме слуги-зайца, рядом не было.
– Одна смерть даст нам всем жизнь, – Фавн указал слуге на дверь, и после мы остались совсем вдвоем. Между нами только кувшин и деревянные плошки. В окно еле пробивается свет, кажется, вдыхал пыль стен. – Тебе было неприятно это видеть, Тай?
– Мне все равно, – пожал плечами. – Как ее звали?
– Ванесса, – с еще большей равнодушностью, чем я, ответил и руки потянулись к маске. Наклон головы, и поднялось лицо уже ни за чем не скрывающееся.
Раскосые, широко расставленные черные глаза – первое, что привлекло внимание. Далее я уже заметил нос с горбинкой и щетину, самое обыкновенное лицо человека и никаких рогов.
– Тай, ты ведь с нами, ты ведь понимаешь, к чему мы идем. Я не знаю твоих планов и намерений, но знаю, что нам с тобой по одному пути идти, – положил маску на стол и протянул ко мне руку, чтобы я ее пожал, – и мы пойдем вместе.
Он не спрашивал, а утверждал. И я, правда, чувствовал себя рядом с ним хорошо, и не важно – присутствовал ли на ритуале, или ел за общим столом. А еще я знал свой план, и поэтому пожал его руку.
========== Глава 6. Скоро будет гроза ==========
– Стой! – Фавн резко затормозил лошадь под собой. – Дальше, Тай, пойдешь ты, можешь прихватить кого хочешь, но не больше трех.
– Мне никто не нужен, – весьма бодро спрыгнул с коня и втянул воздух на полную грудь, запах близкого и дремучего леса вселял силу. – Справлюсь, и как справлюсь, так вернусь.
Фавн кивнул, и все сопровождающие смотрели на меня, забирающегося в лесную глубь. Никакого оружия, никаких заготовленных слов; я шел с целью встретить лесных, а после решил бы – как действовать.
Деревья – столетние, высокие и мощные, с большими кронами, устремляющимися ветками вверх. На этих деревьях замечал зазубрины, оставленные людьми, замечал рядом также людские следы. Фавн, конечно же, был прав: здесь правда жили те, кто на контакт выходить не любит; те, кто на контакт не выйдет до последнего.
Все, что требовалось – это быть внимательным, не лениться убирать листву, чтобы увидеть новый знак присутствия, и не забывать про слух: какой-либо шорох может принадлежать уже не зверю. Трудно сказать, насколько глубоко пришлось уйти в чащу; я почувствовал запах болота, а затем наконец обнаружил нору. Рядом поваленный дуб, разбросанные корявые корни, и только я дотронулся до замаскированной двери, как в кадык уперлось острое и холодное. Ухо подожгло частым, горячим дыханием лесного, намеревающегося перерезать горло.
– Не торопись, – тихо попросил я и тяжело сглотнул. – Не враг.
Лезвие чуть сдвинулось, немного отодвинулось и появилась возможность вдохнуть полной грудью.
– Меня зовут Тай.
– Что мне до имени твоего? – прошипел в ответ и после вообще оружие убрал, резко развернул к себе. Глаза – голубые бездны и губы поджатые; пока я осматривал его, он разглядывал меня.
– Наш? Откуда? – в конце концов кровь родственную учуял, прищурился.
– Выше по реке, дай поговорить с Древом.
Мальчишка (а он оказался мальчишкой младше меня) прыснул, якобы со смеху, над просьбой. Но после дошло, что к Древу меня так или иначе вести, и оружие вовсе спрятал, так повел, доверяя.
Помню, хорошо помню ту чахлую нору, дверь которой еле отпиралась и с большим звуком закрывалась, помню низкий потолок, странную тишину и стоящий запах старости и сырости. Древо по обычаю оказался дряхлым пнем, казалось, ничего не слышавшим, но когда я обрисовал всю ситуацию, кивнул медленно и чинно, и зашептал то, что другой находившийся с нами, громко озвучил:
– Тысячи лет мы жили как живем, и всех положение устраивает. Зачем дереву расточать корни на поляну?
– Они сожгут, – уверил я не без эмоциональности. – Точно знаю, не за горами тот день, когда из леса захотят сделать выжженную «поляну» и собираться будет поздно.
Старец кивнул снова и по его слову послали лису с письмом. Честно говоря, путаюсь, сколько дней я там провел в ожидании, с ними. Наверное, всего несколько, но протянулись как тоска.
Спал дурно, голова болела практически все время и монотонно, везде темнота и зелень, не смог увидеть ни единого цветка. Задерешь голову, а там голубое тонет в верхушках деревьев и аж тошно становилось. Совершенно отвык от леса, забыл, что значит дышать болотом и света не видеть, и коли так, обманывал ли их, причисляя себя к ним же?
От меня жутко чудились, прятались и подглядывали, оглядывали исподлобья, и посматривали, когда я не смотрел, казалось бы. Детишки разбегались при виде меня, и все норы для меня были закрыты, ровно до того момента, когда наконец собрались все. И под «все» имею ввиду мудрую старину, давшую «добро».
Вероятно, я должен был добраться до «дома», до родной обители и заодно нанести визит Господину, встретиться с Оло. По крайней мере, это именно то, чего хотелось до рези, но понимал – не то время, не те обстоятельства; я больше помешаю себе же, проделав такое, да и дни потеряют счет, а Фавн ждал моего возвращения и дождался с благими вестями.
Если честно, план будущего представлялся весьма расплывчато и, слава богу, главным не был. В основном, все обдумывал Фавн и остальные, а я соглашался, смутно воображая, как в действительности провернется дело. Единственное, что понимал абсолютно точно – это нахождение судьбы на переломном моменте. Да, прольется кровь, окропятся лица, заплывут жестокостью глаза и ради чего? Ради земли, ради выживания, борьба ради борьбы и сплошные убийства, но для меня-то все значило лишь имя Господина.
Ореванара. О-ре-ва-на…
– Задумался? – Фавн вошел бесшумно и сел рядом в глубокое, небрежно выструганное кресло. – Или опечалился? Не поддавайся тяжелым думам, Тай.
Я лишь слегка улыбнулся и снова взглянул через замысловатое окно на деревню в земле.
– Первый удар нанесется с рассветом, с севера, после наш ход. Ты готов? – спросил Фавн, не раскрывая суть вопроса. Готов к чему?
– Убивать?
– И это делать придется, – также улыбнулся с натяжкой и заговорил холодным будоражащим голосом: – Много чего делать придется, победу придется выгрызать, а значит, легко не будет. Я видел это, будущее снизошло на несколько секунд и признаться – столько хаоса принесло.
– Я принес, – и, на застывший в чужих глазах вопрос, ответил без промедления: – Куда бы я ни отправился – за мной следуют беды, где бы не пребывал – накрывает тьма, к чему бы не прикоснулся – отравляется.
– И нет ничего лучше этой способности для войны, – поднялся, намериваясь оставить. – Этой ночью к тебе придут, – и едва засмеялся, добавляя мутное: – По твоему вкусу.
И пришли, точнее, пришел несколько позже: юноша, укрытый тонким одеялом. Зайдя, теплую вещь отбросил, оставшись передо мной совсем нагим.
Я просто смотрел на него, сохраняя молчание, и совершенно не понимал, что делать. В прошлом единственный сексуальный партнер Нелеллу (уже безоговорочно мертвый) всегда сам напрыгивал на меня словно дикий кот, и во всем проявлял инициативу: от объятия до более пикантных вещей. Так завелось.
Хотелось, безусловно хотелось, на пару часов, как раньше, как бывало, окунуться в разврат и полностью забыться в чужом жаре, раствориться в другом податливом теле, но я и руки не поднимал, для начала.
– Я вам не нравлюсь? – тихо спросил визитер, почему-то употребил «вы». Кем я был? Да, чаще всего задавался этим вопросом «Кто я для них?». В общем-то, задаюсь и сейчас, только похоже на ответ уже все равно.
– Ты красивый.
Юноша приободрился, чуть расправил плечи, выпрямив спину и все еще сомневался, что ему делать. Я легко читал сомнения и душевные, переплетенные ветками, порывы.
– Вы тоже, – проблеял, и для придания уверенности сделал шаг.
Наверное, как подобает зверю, покамест как подобает выросшему в лесу, должен был наброситься, накинуться на него и сжечь в резком, быстром сношении. Сделать то, что обычно заставлял делать Нелеллу, то, чему научил. Но как уже говорил, Неллелу пребывал даже инициатором этого, провоцировал словами и действиями, раздражающими касаниями и улыбками, действительно заставлял. Поэтому даже будучи насильником, всегда пребывал насилуемым, тут же меня никто ни к чему не принуждал. Но телу хотелось.
– Как твое имя? – спросил от нечего делать.
– Гемил, – наклонил голову и после приблизился еще, чтобы сесть у моих ног и руки положить на область паха.
Наконец распознав, чего от него жду, Гемил занялся привычным и больше мы не тратили время на предложения и фразы. Он знал, что делать, и от меня практически ничего не требовалось. Как обычно, я оказался пассивным в активной роли и даже кончил несколько раз от чужой умелости, но радости, не считая секундной, это больше не принесло. Никакого удовлетворения, только сухая расслабленность.
Несмотря на усталость, в ту ночь не сомкнул глаз, все думал и думал о том, кто находится далеко и в относительной безопасности до настоящего момента. Кто ходит по своему дому, зная каждый угол, для кого холодность пола привычна и родна, будто солнечный свет. Кто отдает распоряжение слугам, не задумываясь, что родиться слугой мог он сам. Кто любуется цветами, а после поднимается в кабинет, чтобы рукой аккуратно вывести пару малозначащих строк.
Господин, спящий в постели, позабывший обо мне, пребывающий в добром неведении того, что на самом деле происходит. Как всегда.
Да, я думал о том, кто уже не думает обо мне, а зря.
*
Нечто словно постучало в окно, и стекло задребезжало. Мерзкий звук, отрывающий от реальности, затягивающий в странный поток; тяжело осозналось, что ничего не было. Но что-то будет?
Сердце немного убыстрилось, на минуту долгую потерял способность дышать, а может, просто лишился воздуха вокруг. Голова закружилась, тело будто взлетело, помню ощущение, потому как происходит и сейчас.
– Каллис? – гость Рамаралл выгнул бровь и нагнулся вперед, чтобы ухватить выражение моего контролируемого лица. – Ты меня слышишь?
– Все так спокойно, – промолвил я, скорее для себя же, чем для собеседника. – Все настолько обыденно и привычно.
– Скоро будет гроза, – Рамаралл закивал, и сложил ладони на коленях. – А затем всех накроет снег. Погода будет совершенно нестабильной, поверь, Каллис, так удивит… я подолью еще вина? Тебе?
Мы опустошили амфору, и последний глоток вышел горьким. То отвратительное послевкусие во рту, я пощекотал языком небо, но лучше не сделалось. И пока Рамаралл вернулся к рассуждению о наступающей зиме, на меня снова опустилось нечто. Громкий звук, стук и резь, невыносимая со стороны окна, и пугливо обернулся, но в наступающий темноте не оказалось и тени необычности. Там никого не было, и второй этаж кто мог быть?
Мы распрощались, я вернулся в спальню и сел на кровать, не понимая, что происходит, откуда это ощущение? Что вообще значило? Почему хотелось куда-то уходить? И почему так тихо вокруг?
– Господин, я вам еще нужен? – слуга едва наклонил голову и поднял блестящие, вместе с тем усталые, глаза.
– Ты свободен, уходи.
Чужое присутствие только усугубляло чувство, но признаться, и одному ощущалось некомфортно. В чем дело?
Снова послышался скрежет, нетерпеливый стук и, не выдержав, распахнул окно. Мгновенно задул холодный ветер, прожгло насквозь, кожа покрылась мурашками, и я тщательно всматривался – то в сад, то в дальше уходящий лес.
Никого не было, никто не стучался, хотя показалось наяву. Вероятно, мне надо было отдохнуть.
========== Глава 7. Зверем зверством зверями ==========
Дыма было так много – темного, объемного, накрывал всю площадь возгорания и разносился далеко за пределы. Стоя на возвышении, все равно умудрялось накрывать, пришлось пару раз прокашляться и после защипало заслезившиеся глаза. Где-то на корочке сознания возникла мысль, что нечто человеческое внутри проснулось от вони огня и горящей плоти. Жаль только, что проснулось для того, чтобы мгновенно уснуть заново.
Люди бежали, ничего не прихватив, никого не забрав, порой даже оставляли детей – потерянных, ревущих; они надрывались в крике, пугливо оглядываясь, не понимая происходящего. Я понимал, но тоже только смотрел, тогда, честно, я своими руками не делал плохого. Не делал плохого! Нет.
Начал делать позже, несколько позже в другие пылающие ночи. Открывать дверь, выбивая, вырубая, снося, заходить в дом волком, подниматься по лестнице в темноте, безошибочно направлять в сторону спальни и опускать ручку, бесшумно отворяя дверь и эту. Никого не обнаруживать медленно ползущим взглядом и тихо наклоняться, заглядывая под кровать.
Рука замирала всего на секунду и после опускалась, через фрагмент из пары дней, перестала замирать вовсе, но стала опускаться чаще. Убивать проще, когда ты этим уже занимался. Чужие напуганные глаза – это просто страх в воде; страх, который ты видишь, наклоняясь над речкой; больше я ничего не видел, только себя перед смертью других. Наверное, это редчайшей консистенции эгоизм.
Так или иначе, мы позабавились вволю, в настоящую волю – дикую, неконтролируемую. Несли потери и смеялись, не замечая коих, смеялись, грабя, убивая, ходя ураганом по землям, выжигая дома, снося деревни до основания, до выжженной сухости и стремились поскорее убраться. Я плохо чувствовал, видя последствия; плохо соображал к чему ведется, зачем; не видел точной связи между целью и войной и какой цели добивается сама война. Почему-то когда в нее вступаешь – теряется и размывается все, кроме инстинкта выжить; именно этим инстинктом оправдываю натуру, мерзости, что творил, то, что совершал… Потянуло на откровения, память накатывает комом, все смешав воедино. Вот помню себя, закрывающего чужие холодные глаза, а вот уже сижу посреди трупов, мои ноги на одном из них, упираются подошвы словно в бревно и смотрю только туда, где соратники пьют, развлекаются с дамами, чьих мужей и перебили. Один заблевывается, отхаркивается, второй закашливается, пустив алкоголь не в то горло, третий закуривает, пуская даме дым в прелестнейшее лицо.
Ты… Кто-нибудь когда-нибудь ложился в постель с горячим живым телом, а просыпался с холодной, остывшей и застывшей глыбой льда? С изваянием смерти? И так ведь можно, убивая в процессе удовольствия, неважно – душа, пережимая горло или уже после оргазма, перерезая трепещущие тело. Скатываешься весь в крови и чувствуешь себя убившим Нелеллу еще раз, вернувшимся к истокам зародившегося мрака. Ничего не приносило большей сладости.
– Что ты чувствуешь, вспоминая? – собеседник впервые открывает рот, за все долгое время повествования.
– Надеюсь, ты не жаждешь услышать упоминания совести, – усмехаюсь, чуть отворачиваюсь от него, устремляя взгляд на деревянную дверь – дерево так хорошо горит: – Я чувствую… ничего, абсолютно ничего, только уверен, что поступал правильно.
– Правильно? – переспрашивает, поднимая брови в удивлении. – То, что вы сделали, – прижимает руку к области сердца, – то, что ты сделал… – и качает головой, вспоминая, что он не человек королевства: – Столько людей унесло, столько жизней сломано и утащено в небытие, а ты не чувствуешь и капли раскаяния. – И, не прерываясь, сам уносится в прошлое мыслями: – Была у меня чета знакомая, хорошие люди, мирные, добрые… большая семья, да. Были – и больше нет, возможно, это ты поднялся к ним в спальню тогда.
– Возможно, – хочется отвернуться от него еще больше, – но надеюсь, что нет. Я ведь никому не хотел причинить вреда, честно, никому, никогда. Только тем, кто на моем пути, так что делать, если весь мир, все в определенный момент перекрали мною возжеланный путь? Что я мог делать, если не убивать?
– Ах, этот загадочный Ореванара… – смеется горько, – столько ради него вытворил, но вот ты здесь, со мной, а его и в помине нет. И ты не думал, может, мертв давно, может, кто и его убил?
Сказанное вызывает во мне усмешку, да уж, сколько иронии.
– Жив, безусловно, жив. Мы ведь остановились, – и поворачиваюсь к нему полностью, чуть наклоняюсь к нему и рассказываю гораздо тише, чем до этого, голосом: – Самое отвратительное, мы ведь остановились, посмотри вокруг, теперь мир и благодать. Я просил Фавна довершить дело, но тот на удивление подовольствовался слишком малым. Королевство сохранилось; да, гораздо меньшее по размерам и людям, но сохранилось, не дожалось. Заключился чертов мир, и, слава миру, Ореванара жив, только…
– Только что? – поторапливает меня заткнувшегося, оборвавшегося, а я договорить не могу, не желаю.
– Что с ним? Где он? – интересуется живо, наклоняется заинтриговавшись. – Раб?
– Был бы рабом, я бы здесь не сидел, – поднимаюсь, оставляя несколько монет на столе. – Хотя мне и вправду пора.
– Подожди, ну расскажи, мне же теперь не жить, хочется знать, чем история кончилось.
– Так история и не кончилась, – забираю плащ, – кажется, вообще только начинается, я только прекращаю существовать и начинаю жить вволю.
– И это еще страшнее войны… – шепчет отстраненно и вспоминает наконец мое положение: – Господин Ордена Истины.
*
Природа умирала от холода, красота увядала стремительно, утром последнее покрывалось тонким слоем инея. Письмо пришло в красном конверте, запыхавшимся вестником доставилось, трясущимся настолько, что едва мог говорить, руки дрожали так сильно, что помялась весть. Хуже это новость не сделало.
Враг объединился между собой и выступил с лесными полулюдьми против нас. Внезапно, сильно и жестоко. Никакого времени, чтобы собраться с силами, мыслями, чтобы отразить удары достойно. Дефицит всего и этим они воспользовались.
– Нападение сразу после той беспокойной ночи? – Суннилл задумывается, и я кивает медленно и чинно:
– Да, и никакой отдых не помог. Писем в свой жизни никогда безумнее не получал.
– Безумнее… Как ты это сказал, Каллис, – посмеивается. – Так ты и правда думаешь, что тот лесной зверек, ну про которого ты мне поведал… Тай, Тилла, этот маленький мальчик, поучаствовал?
– Тилла принял учасите, – киваю снова: – Он очень даже поучаствовал, я знаю это также хорошо, как знаю, что сегодня будет ночь.
– Ну тогда зря ты его не убил в самом начале, – Суннилл поправляет свои темные длинные волосы, убирая их назад и договаривает: – Этого мальчишку надо было убить, не узнаю тебя, Каллис, не узнаю в этой истории.
– Мы все допускаем ошибки в тот или иной период.
– Да, но если ты прав сейчас, то ошибка дорого стоила для всех. Выгляни в окно, посмотри… посмотри, Каллис. Съезди в город, увидь людей, хватит сидеть здесь взаперти, очнись. Королевство мало, слабо, нас просто пощадили, но чего произошедшее стоило… посмотри.
Могу только взглянуть в окно и там нет света. Ограждение, дальше виднеется лес: темный, незыблемый и непоколебимый, оттуда зверь и вышел когда-то.
– Ладно, ты должен быть счастлив и успокоиться, теперь все будет хорошо, – переходит на мирный тон. – Тот мальчишка, Тилла…
– Не мальчишка, – обрываю, я должен его поправить наконец: – Не мальчишка, не человек, а зверь, что не умер. Я видел его, Суннилл, видел его, когда приезжал во дворец осенью, там не было мальчишки уже, а теперь пишут, что он в Ордене Истины на высокой позиции. Знаешь такой? Король в тихой ярости.
– Орден Истины? Это дикое объединение? Плохо знаком с этим.
А кто хорошо? Теперь в Королевстве столько нового, столько чужого, инородного, что за пределы дома нет желания выходить. Демерия властвует.
– Ну пусть, зверь, зверек Тилла, неважно, просто, как я уже сказал, расслабься, – улыбается, и сам же расслабляется. – Теперь это не имеет значения, война ведь уже кончилась, все, правда, будет только хорошо. Королевство существует и будет крепиться… война кончилась все же..
– Странно, да? – усмехаюсь, и в задумчивости провожу пальцем по золотому узору розы на бокале. – Середина зимы, а все уже кончилось… Разве так может быть?
========== Степень третья. Воля. Глава 1. Утро ==========
«Я уже не ищу вас, потому что чувствую ваше нахождение. Я не ищу, потому что знаю – где вы и буду знать – куда бы вы не двинулись. И я за вами приду. Ваш Т.»
Снег захрустел под ногами, раздавливаясь, и я задираю голову, буквально тону в чистоте прозрачного неба. Надо же, никакого цвета, лишь дымчатый оттенок, наверное скоро настигнет метель, сопроводит в обратный путь.
– Вас ожидать здесь, господин? – Лис перехватывает поводья двух наших коней, заранее зная и принимая ответ.
Молча ступаю в сторону ворот, вижу как ко мне подходят несколько стражников, один смеет опустить руку на пояс… Бора, ты ли это? Даже говорить ничего не хочется, только не с ними, открывать рот только не для них. Все также молча приподнимаю утепленную кожу, открывая запястье и на внутренней стороне демонстрирую вытатуированную морду быка. Они смотрят, еще не понимая точное значение, но уже догадываясь, что меня лучше пустить. Пускают.
