Текст книги "Три степени свободы (СИ)"

Нелеллу сжимал мои пальцы, переплетенные с его, и не спускал с меня глаз.

Тело еще трясло, иногда нападала лихорадочная дрожь, но сердце понемногу приходило в чувство… Чувство ярости. Я ненавидел всех. Ненавидел всех, начиная с Нелеллу и короля, и закачивая каплей пота, выступившей на лбу возницы. Ненавидел пыль под ногами лошадей, ненавидел влажную ладонь принца. Я ненавидел небо над головой и проклинал солнечный свет. Воду, воздух, само существование… Не осталось ничего, кроме боли, которая, по своему обыкновению, перетекла в тоску.

Я прикрыл глаза, желая представить лицо господина, но видел только его спину. Как тогда, в самом начале… Он смотрел в окно, а я сравнивал его со статуей. Кто же знал, что статуи умеют уходить…

– Он предал тебя, – прошептал Нелеллу, – ненавидь его. Будет легче, если ты станешь его ненавидеть.

Будто бы этот человек что-то понимал! Будто бы он был там, в доме, вместе с нами все эти годы и мог теперь раздавать советы.

– Вы ничего не знаете, – я безуспешно попытался вырвать руку. – Я ненавижу его с тех самых пор, как увидел. С тех самых пор, как он оставил меня, как дал мне имя.

– Вот как? – принц усмехнулся. – Почему же это?

Потому что полюбил так сильно, что больше ничего не видел, ничего вокруг больше не имело значения. Я оставил свой дом, свой лес, свою настоящую жизнь в погоне за холодной, расчетливой красотой. Я оставил все ради магической чистоты и правильности. Ради той сказки, которую придумал себе, смотря из-за тени деревьев на совершенный дом.

Выструганный, закаленный по всем законам, чистый и жесткий хозяин этого дома, правитель выдуманной сказки… Ради него я кинулся в пучину другого мира, желая обладать самым белым и холодным цветком, который никогда бы не вырос в лесу.

Да, это была магия первой встречи, когда смотришь на кого-то и преклоняешь колени.

– Господин сломал меня уже тогда.

– Глупый, – он наконец отвернулся. – Нужно держать тебя как можно дальше от него, – он сжал мою руку сильнее, будто и правда рассчитывал и верил, что получится… Будто могло вообще получиться, ведь все, чего я желал, – это вернуться и вернуть. И главное, развернуть господина к себе лицом и, если надо, преклонить уже его колени.

Но в тот день я только уезжал и удалялся от цели, и не было ни единой возможности это изменить.

В тот день.

========== Степень вторая. Поиск. Глава 1. Мертвая весна ==========

– Ты только посмотри, как они завяли, какими уродливыми и серыми они стали… – он подошел к трупам былого ближе, а я все гадал, держится ли его рыжая голова на чем-то большем, чем жилистая шея. – Просто прах. Цветы – это не более чем временность, Тилла. Надеюсь, этому я тебя научил… Просто прах, просто гниющая и пахнущая красота.

– Да, Нелеллу, – ответил я и осознал, что нет, все-таки не держится. Раз цветы – это близкая кончина, то Принц… обычная рыжая тыква. Я действительно осознал, что не держится… И взялся за нож.

Замок – это кривые массивные темные стены и ничего более. Замок – это духота и одновременно прохлада стен. Замок – это свистящий ветер через щели и развалины с северной стороны. Замок не походил на тюрьму, но и свободным я там не был. Все то время, что я пробыл в нем, ни разу ни смог к нему проникнуться, ни разу не ощутил себя своим, но в конце концов смог им притвориться.

Мне не хотелось бежать, потому что, по сути, было некуда. Возвращаться в лес не имело смысла по той причине, что к господину Ореванара это меня ближе не сделало бы, к господину Статуе, к господину Белого Цвета… Как только я его не называл, лежа в не успевшей остыть постели и не желая засыпать. Возвращаться в Дом также не имело смысла, уже потому, что там не только не примут, но еще и вернут принцу.

На каких правах я был в Замке, я до сих пор еще не понимаю, а уж тогда не имел вообще никакого представления. Меня просто поселили в светлой комнате на втором этаже. Там, где солнце проникает раньше всего с рассветом и уходит еще задолго до заката. В комнате не было ничего лишнего и ничего, чем бы я мог поранить себя. Или его.

Меня сторонились, обо мне знали. На меня поглядывали и мне же оставляли дурацкую одежду с камнями. Тяжелая и броская, господин Ореванара никогда бы меня в такую не нарядил, но Нелеллу настаивал. Я завтракал в зале, сидя рядом с принцем, а после уходил исследовать окрестности, практически не разговаривал. И настал момент, когда Нелеллу это надоело…

– Ты занимаешься самоуничтожением, и ради чего?! – зашипел он, словно кот. – Ради того, кто тебя не вспоминает, ради того, кто заботился о тебе меньше, чем о грязи под ногтями, ради того, кто…

– Замолчи! – слушать это я не собирался, но Нелеллу схватил меня за руку, схватил жестко, лишь бы я продолжал слушать его:

– Ну сколько ты с ним прожил?! А я знаю его с рождения! Каллис не достоин твоих мыслей о нем! Ни единой! Скупой, черствый, расчетливый и даже не холодный, нет… Он не холодный…

«Каллис»… Так просто Нелеллу назвал господина Ореванара, и это отрезвило. А ведь для него он и правда был просто «Каллис»… Просто советник отца. И это звучало почти как «просто никто».

– Он не холодный, Тилла, он пустой, – произнес Нелеллу ту, ставшую позже роковой, фразу и добавил шепотом: – А пустоту любить нельзя.

– Не холодный, не пустой! – я толкнул его, и кулаки зачесались. – Ты не понимаешь и не чувствуешь его, а я…

– А ты ошибаешься, чувствуешь то, чего нет. Он уже имени твоего не помнит… Лица твоего среди слуг своих не отличит. Хочешь историю? – И не дожидаясь ответа, он продолжил, хищно и злобно улыбаясь: – Мне было лет восемь, Каллис был в замке, мы вместе с моим отцом и еще парой зазноб отправились в город. Я до сих пор помню его смиренно покачивающуюся фигуру, маячившую впереди. Его гордую спину и поднятый подбородок, словно король на самом деле он. Его редкие, медленные речи с острыми словами. И чем дальше в город мы заходили, тем недружелюбнее попадались люди. Стрела оказалась в горле его лошади, и с тяжелым всхлипом она упала на колени прямо под ним. Я так злорадствовал в душе, когда на моих же глазах этот бастард опустился. Но, знаешь, любой в этой ситуации испугался бы, побежал за спины стражников, но не он, нет. Он так и сидел на умирающей и брыкающейся лошади, и его осанка не изменилась. Вообще не дрогнул. Человек в грязном плаще оказался рядом с Каллисом намного раньше охраны, и он его закрыл. Вторая стрела пробила этому человеку голову, хотя это могла быть голова Каллиса. Дальше уже были стража, щиты, защита. Но ты знаешь, как человека этого он отблагодарил? Никак. Когда отец спросил, какие почести Каллис хочет представить умершему, тот ответил, что умершему почести ни к чему.

– И что? – я фыркнул. – Умершему почести и правда ни к чему.

– А обгладывающие труп собаки к чему? – наверное, он заметил, как меня проморозило, поэтому добавил: – Мы с тобой не того сорта, Тилла, на самом деле мы выше, как бы голову не задирала пустота… Мы все равно выше.

Свою голову я, однако, совсем опустил, и Нелеллу не преминул ее поднять за подбородок. Он пристально всматривался в мои глаза и шептал:

– Каллис – ничто, а мы с тобой – все. И я тебе докажу.

Мы обнимались. Нелеллу положил свою голову мне на плечо, руками вцепился в бока, я же зажмурился. Все по-прежнему напоминало дурной сон, все вокруг. И эти слова… Выше, ниже, ничто или пустота. Ничего не доходило до меня из посылов Нелеллу. Я хотел быть с господином, принадлежать господину, наблюдать за господином, ухаживать за господином и дышать с ним одним воздухом. Вот и все, а сорта и поступки не имели никакого значения для меня. Не стоили ничего.

В ту ночь Нелеллу потащил меня к себе в комнату. Две служанки зашептались, завидев нас в коридоре, а стража у его покоев переглянулась, но я все равно зашел. Я не мог не зайти.

Его замок, его правила, его я. А я действительно принадлежал ему на тот момент, но господином моим он не был.

Стояла полутьма, горели только две свечи у изголовья кровати, и тени плясали уродливые. Стоял запах горелого затхлого масла, и Нелеллу, вдыхая, уже раздевался. Не спуская с меня взгляда, расстегивал одну драгоценную пуговицу за другой. Я же нервно переступал с ноги на ногу. И злился.

Почему так выходило? Почему я за сотню лиг от того места и от человека, с которым по-настоящему хотелось быть? Кто так решает? Судьба? Рок? Всевышний? Нет же, за человека решает человек, и в то мгновение, когда Нелеллу оказался наг, в то мгновение, когда он потянул ко мне руки, я повторил в царящую полутьму:

– За человека решает человек.

В Принце это вызывало отклик в виде полуулыбки, но если бы он знал продолжение моих мыслей, его реакция стала бы другой. Ведь, если так правда на свете происходит, то для того, чтобы не быть несчастным, надо быть тем самым решающим человеком. А если уж хочется быть счастливым, то надо быть еще и тем, кто решает за других… Все сводилось к тому, что мне всерьез надо было сделать так, чтобы за господина Ореванара решал зверь Тай.

– Тилла, – он обнял руками мою голову и повторил, жаром опаляя губы: – Тилла… Или мне звать тебя Тай?– спросил он, словно знал, что всю жизнь с господином я лелеял свое истинное имя. Спросил так, словно знал, что для меня нет ничего более сокровенного.

– Нет, зови Тиллой.

– Потому что он так тебя звал? Это тебя возбуждает? – подумать только, вообразить, что Нелеллу и правда считал, что держит меня в руках, держит во всех смыслах.

– Да… – солгал я.

– Ох, Тилла, я чувствую, как бьется твое сердце, и схожу с ума, – он поцеловал меня в шею, а я не смог сдержаться и отвернулся. Нелеллу понял этот знак, разгадал. – Почему ты так холоден со мной?

– Я не готов, я не могу, не хочу, – попытался уйти, но разве от принца уйдешь:

– Я тоже не могу, ты так близко…

Происходящее было медленным и плохо запоминающимся. Чужие пальцы дрожали, чужое дыхание ощущалось явственнее, чем собственное. Сейчас уже я могу объяснить это все изоляцией, я старался отстраниться от происходящего, но чем дальше мы заходили, тем сложнее это было сделать. Как можно забыться, когда кто-то очень горячий и нетерпеливый раздевает тебя?

Было бы ложью сказать, что Нелеллу совсем не возбуждал меня. Изгибы его тела, стоны и объятия… Я легко мог представить то же самое, но от другого человека. Мозг творит страшные вещи, предпринимая все что угодно во спасение, он умело вводит в заблуждение, не скупясь на жалкий обман самого себя же. Воистину нет ничего чудовищнее лжи самому себе, но в момент настоящий она делает до боли счастливым.

Та удаляющаяся спина господина заменилась на гладкую кожу под пальцами. Холодный взгляд развеялся с жарким стоном в ухо, и захлопывающаяся наглухо дверь развеялась с чужим оргазмом. А когда и меня настигло удовольствие, то я завыл.

И Нелеллу не придумал ничего мудрее, чем погладить по плечу, но от этого я завыл повторно. Луна была полная.

– Что ты делаешь? – спросил я служанку, которая с трудом пыталась открыть двери.

– Ой, боже, ой… Ай! – она уронила коробку, и свитки выспались из нее, словно яблоки. Дверь с грохотом зашла в проем. Поднимать свитки она и не думала, лишь шмякнулась на колени и голову уронила передо мной. – Простите, господин, умоляю!

– За что? В этом есть что-то преступное? – я наклонился сам и поднял один свиток с зеленой разорванной печатью. – Ты таскаешь их без разрешения?

– Нет-нет, – усердно замотала она головой. – Это воля короля. Простите, что испугалась вас и выронила.

Испугалась меня! Почти месяц я находился в замке и все еще всех пугал, хотя ничего и не делал.

– Почему? – спросил я и сам раскрыл тот свиток. В нем спрашивалось о здоровье короля и принца, и я, свернув письмо, положил в коробку девушки. – Страшный?

– Нет, что вы… – глаза зелено-карие уставились на меня, и, едва шевеля губами, она добавила: – Вы были слугой господина Ореванара.

«Господин Ореванара». Одно только это уже радовало меня, одно это звучало музыкой, что возникло желание замурлыкать. Не «Каллис», не «Советник», а господин Ореванара! Слава богам, не один я его таким знал. Значит, это все не сон, и господин Белого Цвета действительно существовал.

Служанка, однако, не уловила исходящего от меня удовлетворения и в испуге зажала себе рот рукой.

– Простите, что напомнила… – сжалась вся, а мне захотелось до нее дотронуться. Впервые в замке захотелось до кого-то дотронуться.

– Ничего, это лишь доказывает, что истории бегут впереди людей, – я улыбнулся, шепотом добавив: – И зверей.

Ее передернуло, и это доказало, что даже об этом она осведомлена. Зверь… Но господин Ореванара куда больший зверь.

– Простите, – темные волосы закрыли половину ее лица, когда она наклонила голову. Глаз ее я больше не видел. – Пожалуйста, простите.

– Как твое имя? – и я таки дотронулся до нее, до жестких ниспадающих волос.

– Аллиетта.

– Аллиетта, – повторил вкрадчиво, подражая господину Ореванара. – Я был слугой и до сих пор себя таким ощущаю. Бояться меня не надо, хорошо?

Она закивала, а я поднялся. Хотел уже было оставить ее сидеть у разбросанных свитков, как вдруг она заговорила:

– Слухи ходят, что вы хотите вернуться. Вы хотите вернуться и снова быть слугой. Это так странно. – наверное, она чувствовала себя дико смелой в этот момент. Дико храброй.

– Я хочу вернуться, это правда, но не хочу быть слугой.

– Тогда зачем возвращаться? – понимала ли она, что спрашивает? Знала ли уже ответ? Неужели даже самые потаенные истории умудряются вырваться вперед личности? Слова так быстры?

Я ничего не ответил. Она же снова подняла взгляд, и я едва не утонул в эту секунду, но утонул уже в следующую, когда она сказала сокровенное:

– Господин Ореванара не сможет не приезжать.

Не сможет не приезжать вечность… Если от Нелеллу я слышал только всякую надежду убивающие вещи, то это – противоположное – вдохновляло до обретения крыльев. Мир закружился вокруг, пусть и темный мир с этими зубчатыми стенами замка, но закружился! Она была первая, кто подал мне эту мысль. Она была первая, давшая хлеб внутреннему зверю, до этого кормившемуся слепой верой. И зверь воспрял, внемля словам служанки, ничего не решающей. Но как же сладко это звучало…. «Не сможет не приезжать»… Не сможет избежать встречи со мной. А раз так, то я должен быть готов.

Пока я стоял, окаменев, Аллиетта перебирала разбросанные свитки, и найдя нужное, протянула мне:

– Вот… – тонкая рука, а в ней письмо со сломанной печатью «К» и «О». Когда-то я ставил эти буквы для господина. Интересно, какой слуга занял мое место?

«Мертвая весна. Приехать не имею возможности. Откладываю до лета, хотя бы раннего лета.

Ореванара».

Было все равно, что она подумает. Я просто забрал свиток с собой, и не услышал ни одного возражения, а если бы услышал, то убил.

========== Глава 2. Живое ожидание ==========

– Хаос! – воскликнул Нелеллу и захохотал истерично. – Невозможный Хаос!

Я уселся в кресле поглубже, полностью облокотившись на мягкую кожаную спинку. Принц метался передо мной от низкого столика до комода, руки у него ходили ходуном, и нижняя губа подрагивала, даже когда он затыкался. А это было редким явлением в тот вечер.

– Как смеют эти невежды писать такие письма и таким образом обращаться к моему отцу! К нашему королю! Какое свинство, невежды, – он еще раз повторил оскорбление и остановился. Губа дрожала вновь, а пустой взгляд проходился по мне, но видел ли он? – Мерзкие дикари… – зашипел и дернулся, закрыв лоб рукой, словно взыграла старая мигрень. Словно Нелеллу было больно. – Ллаголия, великое королевство, – начал гораздо спокойнее, – со своими старыми законами и правилами. Красота и сила, процветание и долголетие. Тысячи лет существования не могут ошибаться, а они… – он вернул прежнюю, быструю и злую, манеру говорить: – Покусившиеся на торт творца, варвары. Вот кто они, Тилла, – жалкие варвары, не знающие учтивости и почтения. Это те, кто обманывают стариков на базаре и крадут их кошельки там же. Те, кто убивают зверей ради удовольствия и ложатся на холодную землю, чтобы спать. Просто варвары…

Когда Неллелу наконец затих, я не то что бы с особым интересом, но спросил все же:

– Что за письмо?

– Письмо, – прошептал он будто для себя, но взгляд принца сфокусировался. – Ох, что это за письмо, Тилла… Знаешь, тебе повезло.

– Почему же?

– Потому что там, где ты родился, люди не могут умудриться нанести увечье чести оскорбительными словами, отравленными за сотни лиг, – он усмехнулся и поднял бокал с темным как ночь вином.

Стало ясно, что открывать тайны этого самого письма мне он не намерен, и для того, чтобы стереть чужую усмешку с лица, а быть может еще для чего-то, я произнес:

– Но я рад письмам, особенно определенному.

– Ха? – он сделал большой глоток и пристально посмотрел на меня, оставалось только продолжить:

– Не сможет не приезжать, – на лице принца отразилось замешательство, но после второй фразы растаяло: – Отсрочил до раннего лета.

– Ох, Тилла, – покачал головой и направился ко мне. – Мне всегда будет так сложно с тобой?

– Нет…

… потому что я далеко не всегда собирался быть с ним. Не собирался с ним оставаться, жить, спать. Но и бежать мне, по сути, было некуда, да еще известие о том, что господину таки придется наведываться. И все же месяцы до его приезда омрачались и казались адом. Томительное ожидание и существование, лишь для того, чтобы хотя бы увидеться вновь.

Но ждать я был готов.

Та весна прошла тоскливо, я считал дни и по-прежнему был диким, да и не скрывал этого. Нелеллу то злился, то пытался все исправить лаской. Он гладил меня по голове вечерами, становящимися все более и более теплыми, но сердце мое не оттаивало.