Текст книги "Пепел на твоих ключицах (СИ)"

Автор книги: Varvara Toronto

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Я серьезно смотрела на него: карие глаза полные надежд и раскаянья, весьма сексуальное обращение на «вы» и что-то еще… едва уловимое… искра. Мы отошли от прохода. Я взяла руки Тома в свои и ободряюще сжала.

– Я не врач, не знаю, удачно ли пройдет операция, но лучше так, чем смотреть, как пациент мучается, не смея найти покой, не смея вылечиться, – Том удивленно смотрел на меня, в зрачках блестело восхищение. Я поджала губы и отпустила его руки. – Все будет хорошо, – едва слышно прошептала я и уже хотела идти, как Том вновь остановил меня.

– Мне не хочется оставаться сейчас одному, – он слегка улыбнулся. – Выпьем кофе?

Я улыбнулась в ответ.

– С радостью, но я уже пила его. Пока вы не подсели.

– Тогда, может, прогуляемся? – снова надежда в голосе. А он, оказывается, так одинок… Это видно, это чувствуется. У таких людей есть все, кроме искренности и времени.

– А вы не такой, как я думала.

– Вы думали обо мне? – Том удивленно вскинул бровь.

– Лишь о случайной встрече.

========== Десять (1) ==========

– Привет…

Я резко захлопнула дверь. Дышать стало нечем. Сплю, не иначе как сплю. Холодными руками растираю пылающие щеки. Внутри все натянулось и дрожит. Даже и представить не могла, что встреча с этими карими глазами так на меня подействует, подействует еще сильнее, чем та первая, случайная.

– Эй, открой, – где-то вдалеке слышится его прекрасный голос. – Стефани.

Осторожно постучал костяшками пальцев и замолчал.

– Почему, – я прокашлялась, прислонившись спиной к входной двери, – почему я должна открывать? Зачем?..

Я не расслышала ответ. Из спальни прибежал Эван и начал скрестись лапами о входную дверь, радостно лая.

– Оставь! – шикнула я на него. – Брось! Фу! Предатель…

Пес и не думал слушаться меня, лишь еще активнее вилял хвостом. Попытки оттащить его тоже оказались напрасными. Я отчетливо видела хозяйку квартиры, ее гневные вопли и ругань из-за испорченной двери, а также сумму, которую мне придется заплатить за ремонт.

– Ты мне за это ответишь, – проворчала я, поворачивая ключ в замке.

Эван радостно тявкнул и тут же отбежал от двери. Я нажала на ручку.

– Привет, – теперь уже я первая нарушила тишину.

Почти не изменился. Также красив, также у меня перехватывает дыхание.

– Привет, – эхом отозвался Билл, внимательно изучая меня, словно видел впервые; хотя я и правда неслабо изменилась. – Я думал, Том шутит.

– Том никогда не шутит, только дебильно подкалывает.

– Извини его, – чуть склонил голову.

– Чаю хочешь? – будничным тоном поинтересовалась я и пошла по направлению к кухне. Разговаривать на отвлеченные темы легче, правда?.. Чувствуя прожигающий взгляд у себя на затылке, я смело могла предположить, что Билл идет за мной. – Или, может, кофе?

– Я в Германии всего на пару дней, поэтому хочу как можно скорее поговорить.

Остановившись у столешницы, я прислонилась к ней спиной и выжидающе уставилась на Каулитца. Он решил не затягивать:

– Почему ты ушла тогда? Я же попросил тебя остаться! – его требовательный тон ошарашил меня. – Неужели так сложно было остаться?!

– О, и для чего же? – я скрестила руки на груди. – Чтобы ты вышвырнул меня, со страданиями на лице? Мол «мне так жаль, ты такая хорошая», – Билл открыл рот для ответа, но я подняла левую ладонь, прося его помолчать. – Нет, нет, ты бы уехал раньше, оставив на постели записку. Это же так романтично, не правда ли?

– Я бы не вышвырнул тебя.

– Да неужели? – все внутри кипело. Как он может сейчас так открыто издеваться? Этот пристальный взгляд ореховых глаз, уверенный голос. – И что бы ты сделал? – сквозь зубы прошипела я. – Забрал бы с собой?

– Да, забрал бы, – отрезал он, но его лицо оставалось непроницаемым.

Я усмехнулась. Смех получился жалким, сдавленным. Минуту помолчав, я всплеснула руками:

– И что дальше? Что дальше, Билл? Прятаться и врать, брать меня в каждый тур, перестать вызывать девочек?.. – я склонила голову набок, снисходительно улыбнувшись. – Тебе не нужно все это, Билл. Ты и сам прекрасно понимаешь, всегда понимал. Ни меня, ни тебя уже не изменить.

– А мне казалось, ты уже изменилась, – между строк сквозила обида. – Больше не позволяешь прикасаться к себе, – криво улыбнулся.

– Он сказал тебе… – на миг я замолчала. – Боже, конечно сказал! Он же твой брат, он не мог не сказать.

– Стефани, – Билл сделал шаг ко мне, но я выставила руки вперед.

– Я не Стефани. Меня зовут Олеся. Всегда звали. Стефани – псевдоним для… моей бывшей работы. И да, может в это трудно поверить, но я больше не та девочка и за это я тебе очень благодарна, – я говорила искренне, но горькая усмешка все еще слышалась в словах. – Знаешь, ты мог бы заняться своего рода благотворительностью, – я подняла руку над головой и стала водить пальцами в воздухе, как бы отмечая слова на рекламном плакате и проговаривая их вслух: – «Ночь с Биллом Каулитцем и даже самая последняя шлюха станет девушкой, которая засовывает в свой рот лишь зубную щетку».

– Но ты не перестала раздеваться, – отметил Билл. Его перестали трогать мои слова, он осознал, с каким отчаяньем я это говорю, как все внутри меня нарывает от воспоминаний; мы ковыряем старую рану, усердно и медленно.

– Да, – согласилась я. – Такова моя натура. Имеешь что-то против?

– Я имею что-то против твоего представления, которое ты мне сейчас устроила.

Я замолчала, опустив руки по швам.

– Билл, – я так давно не произносила его имени. Хочется повторять его снова и снова, пробовать на язык как дорогое вино. Билл, Билл, Билл… – Что ты хочешь?

Теперь пришла очередь Билла замолчать на некоторое время. Он повернул стул спинкой вперед и, присев, положил на нее руки.

– Не знаю, – ответил он, закусив губу. Я бросила на него хмурый взгляд – не убедительно. – Да-да, ты права: я не искал тебя. И я почти сразу же забыл о тебе. Музыка выбивает воспоминания, а мой образ жизни – со всеми этими бессмысленными тусовками, толпами знакомых и незнакомых людей с которыми мне приходится общаться изо дня день – все это загоняет мысли о прошлом куда-то далеко-далеко вглубь души. Живи секундой, ты же знаешь. Но когда я узнал, что ты в городе… меня как будто ударили под ребра, выбив весь воздух. Мне захотелось увидеть тебя и вот, я здесь.

Я смотрела на него чуть не плача, натянуто улыбалась из последних сил.

– Ты эгоист, – сорвалось с моих губ жалким шепотом с подвыванием. – И через пару дней ты снова уедешь. Как так можно?.. – губы исказило, я все-таки не смогла сдержать слез.

Билл встал и крепко обнял меня, притянув к себе, погладил по волосам.

– Что же будет дальше? – я цеплялась за его плечи, теряя остатки самолюбия. Растворялась в нем, как сахар в чае. И мне было абсолютно неважно, что он ответит.

========== Десять (2) ==========

Он и не ответил. Поцеловал сначала в щеку, от металла в его губах по телу расползлись мурашки, потом в губы, проникая языком вглубь моего рта. Притянул к себе ближе, скользнув сильными руками по талии. Нежно гладит по волосам, прерывисто дышит, прислоняясь ко мне все ближе. Наши тела вновь сливаются в одно целое, страсть в венах подобна бурлящей лаве, воздух становится тягучим, желание – невыносимым. Билл делает шаги мне на встречу, не прерывая поцелуя, я, отвечая на его ласки, отхожу назад. Уперевшись в столешницу, я почувствовала, как его пальцы вжались в мою поясницу и усадили на край. Обхватываю ногами его бедра, целую в шею и небритые щеки. Мои глаза все еще блестят от слез, губы искажены в странной улыбке, я, кажется, схожу с ума. Иначе и невозможно, когда рядом – он. Мужчина-огонь, мужчина-пожар.

– Идем в спальню.

Странно смотрит, проводя большими пальцами по моим плечам и ключицам. Соскочив со столешницы, беру его за руку и тяну в комнату. Разум окончательно отказался подчиняться.

Поцелуи быстро перерастают «во что-то большее», одежда кажется по нелепому лишней. Обнимаю его, впиваясь ногтями в горящую кожу. Его пальцы как наэлектризованы, бесцеремонно врываются внутрь меня, заставляя изгибаться. Пылко целую. Пожалуйста, не томи, не медли. Я и так слишком долго ждала, слишком часто просыпалась в поту, когда ты уходил в самый нужный момент из моих сладостных снов. Мои зрачки наверняка расширены, как у наркомана. Упав на мягкие подушки, тяну за собой, позволяя быть сверху. Кусает мою шею, едва ощутимо, но все внутри сжимается от наслаждения. Когда проникает внутрь меня членом, чувствую металлическую кровь на кончике языка и как резко защипало пересохшие губы, настолько резко и неожиданно, приятно и прекрасно. В полутьме его улыбка сверкает, как драгоценные камни. Восхитителен. Запрокидываю ноги, скрещивая их за его поясницей. Находит мои руки и продевает пальцы между моими, эдакий замок, крепко сжимает их. Сейчас я с уверенностью могу сказать, что мы занимаемся любовью: неторопливо, с наслаждением, изо всех сил сдерживая инстинкты. Если это не есть счастье, то я не знаю, каково оно.

По комнате гулял сквозняк. Из приоткрытой форточки дул холодный ветер. Кожа покрылась мурашками, пальцы на ногах замерзли. Билл, в полудреме, притянул меня к себе, уткнувшись носом мне в шею. Прижал крепко-крепко, обнял сильными руками за талию и плотно укрыл одеялом. Я тут же забыла о холоде, о зиме на улице, что в Германии больше похожа на осень, забыла о часах одиночества и завтрашнем дне. Но вспомнила разговор с сестрой Яны; маленькой Томе пять лет и однажды она сказала, что знает точно – мама ее любит; на вопрос «почему?» ответила очень серьезно и по-детски искренне: потому что когда мне бывает жутко холодно, мама меня согревает.

Щеки защекотало. Я осторожно провела по ним ладонью, утерев слезы.

Осторожно разомкнув объятья, я прошмыгнула на кухню, надев по пути теплый свитер. На улице уже стемнело, зажглись фонари, шум от колес машин стал тише. Свет я решила не зажигать. Поставив чайник, стала искать по ящикам кофе; Яна всегда убирала все туда, куда ей хотелось, не удосужившись предупредить.… А кстати, где она? Время уже около семи вечера. Обычная тревога за близких побудила меня отвлечься от занятия и пойти за телефоном. От сердца отлегло, когда я увидела на дисплее конвертик с родным именем. «Встретила знакомого, хорошо провожу время. Буду около девяти». Отлично, у нас с Биллом есть пара часов до момента, когда реальность вновь разобьет мою сказку. Я вернулась на кухню и снов принялась искать кофе. У нас.… Уже есть «мы»? Так странно. Необычно.

– Опять ушла не попрощавшись.

От неожиданности я подпрыгнула на месте и выронила найденную банку. Та со звоном разбилась, кофе и осколки разлетелись по плитке.

– Билл! – хрипло возмутилась я. Но стоило поднять глаза, как все эмоции улеглись. Все отключилось, кроме безграничной любви и нежности. Я стояла как вкопанная и смотрела на его застывшую в дверном проеме фигуру. Такой домашний: в одних джинсах, с растрепанными волосами; растерянно пожимает плечами и зевает. – Ты напугал меня…

– Извини.

Я покачала головой и опустилась на пол – собирать осколки. Мне было страшно смотреть ему в глаза, все тело сковало. Я сейчас так не похожа на ту себя, с которой он познакомился, которую запомнил. Не подсознательно (или сознательно?) открылась ему, стала доверять. Броня-маска с именем Стефани отошла на второй план, уступив место слабой и наивной Лесе из Москвы, которая в душе еще девочка, верующая в настоящую любовь, в «своего» человека, каким нарисовала себе Билла, да и каким он, собственно, и оказался. Я боялась, что Билл разочаруется во мне, когда увидит в глазах всю эту любовь, преданность, даже восхищение. Он же такой… Да ладно, о чем я, вы же сами понимаете. Билл Каулитц и Леся из Москвы. А внутренний голос наивно шепчет – а ты помнишь его интервью? помнишь, когда был «бум» в 2007-ом и Билл рассказывал, что хотел влюбиться именно так: случайно, в простую девушку? помнишь же? веришь же?

– Что ты делаешь? – подошел и присел рядом, тепло улыбаясь.

– Как что? – растерялась я, по-прежнему не решаясь посмотреть ему в глаза. – Собрать же надо… разбилось… Да и кофе я хотела сделать…

– Брось, пойдем в ресторан.

– Куда? – я не смогла сдержать смешка. Все-таки посмотрев на Билла, недоверчиво прищурила глаза. – Неужели тебе можно куда-нибудь водить меня? Узнают же…

Билл улыбнулся чуть шире. Идеальная голливудская улыбка, но такая родная. Господи, да я же с ума схожу. Что ты делаешь со мной, Каулитц? Я же теряюсь в тебе, окончательно, бесповоротно…

– У меня есть одна идея, – загадочно проговорил Билл, протянув мне ладонь. Неуверенно протянув свою в ответ, я позволила ему поднять меня на ноги. – Одевайся.

Как только официант скрылся с нашим заказом, я еще раз оглядела шикарный ресторан в приятных персиковых тонах.

– Здесь так уютно, – восхищенно проговорила я.

За соседними столиками сидели девушки и женщины в вечерних платьях, мужчины в дорогих костюмах; играла ненавязчивая музыка. Я чувствовала себя весьма неуютно в этой роскоши – я не ожидала, что Билл поведет меня в ТАКОЙ роскошный ресторан, иначе бы надела что-то более подходящее, чем обычное вязаное платье чуть выше колен и сапоги без каблука. Билл же ощущал себя вполне комфортно в светлых джинсах с дырами на коленях, рубашке и джинсовой куртке с заклепками.

– Да, мне тоже здесь очень нравится, – согласился Билл и протянул руку, сжав мою ладонь. – И самое главное, здесь меня вряд ли будут искать папарацци: это ресторан нашего с Томом старого друга, он всегда жестко подходит к списку гостей.

Я кивнула и на секунду задумалась. Сейчас или никогда.

– Билл, – я поджала губы, собираясь с мыслями. – Билл, а давай уедем? Прямо сейчас, вместе.

– Куда? – он рассмеялся, приняв мои слова за шутку.

Но я не шутила:

– В Россию, в Москву. Сейчас декабрь, зима. Ты же хотел побывать в моей стране зимой.

– Ты же не любишь свою страну зимой, – напомнил Билл. – Ты не любишь холод.

– Да, – согласилась я. Помнит. – Но блондинов я тоже когда-то не любила.

Билл усмехнулся и начал болтать о напитках, считая, что тема закрыта, но я загорелась этой идеей, я знала, что он снова хочет почувствовать себя свободным, хочет отдохнуть от всего; чувствовала.

– На пару дней, Билл. Вдвоем. Исчезнем.

Он нахмурился.

– Я никогда не уезжал никуда без брата, – серьезно сказал он. – Да и вообще, у нас билеты в Чикаго, контракт.

Я кивнула, поджав губы.

– Хорошо. Я понимаю. Как-нибудь в другой раз. Будем капучино?

Мне было не столько обидно из-за его отказа, сколько из-за своей наивности. Он же звезда, занятой человек, а я – кто? Способ расслабиться, влюбленная идиотка. Так и должно быть. Это самый верный сценарий.

Я изо всех сил старалась не заплакать. Билл, по-видимому, заметил, как я поникла, в его прекрасных глазах что-то блеснуло.

– Я люблю тебя, – вдруг сказал он. – Стефани.

Быстро заморгав, я почувствовала, как земля уходит из-под ног.

– Стефани, – повторила я, чувствуя тяжесть во всем теле. – Та девушка, проститутка, которая развлекала тебя в Москве, которая была просто игрушкой – вот кто такая Стефани. – Билл смотрел на меня, ничего не понимая. Я же понимала все. – Оболочка, она не умеет чувствовать. А я Олеся. Я живая. Я тоже готова ради тебя на все, как и Стефани, но мне нужно от тебя другое, мне нужно чтобы ты был счастлив и при этом не врал себе.

– Я не понимаю…

– Прощай, Билл, – я резко вскочила. – Я… не могу так. – Мое бессвязное бормотание, непонятные оправдания – лишь бы он разочаровался, лишь бы перестал обо мне думать. Сучка-Стефани, она рада острить и дарить свою любовь лишь в постели – одна из моих сторон за которой я прятала себя настоящую: закомплексованную, слабую, сломанную, безнадежно влюбленную Олесю, которая нуждается в заботе и любви. Билл не сможет дать мне этого, даже если захочет – не сможет. А я не имею права рушить его жизнь, только потому, что так слаба.

Я выбежала из ресторана, на ходу застёгивая пальто и обвязывая вокруг шеи шарф; я понеслась прочь по продрогшей пустой мостовой, которую обнимал лишь ветер. Домой, в Москву, вновь позволить Стефани взять верх, запрятать себя настоящую вглубь души. Так будет правильнее.

Продолжение следует…

========== Одиннадцать ==========

Я ни черта не понимал. Ловил взглядом стекающие по стеклу капли и пытался осознать, что она ушла; ушла снова. И сейчас у этой девушки был более серьезный – по ее мнению – повод сделать это. Я, сердцем озябший, все еще пораженный и не до конца осознающий происходящее, расплатился и покинул кафе. Мне даже не больно и не обидно, в голове лишь одна мысль – «как же так?»

Она так изменилась: высветленные до золота волосы и выжженные до пустоты глаза; кожа как тонкая простыня снега, призывно светит венками и царапинками. Ее губы теперь напоминали расплющенную вишню, а улыбка – ощущения, когда любимые джинсы нечаянно портишь отбеливателем. Вот кто теперь та девушка, которая так и не покинула мои мысли. Стефани? Олеся?

В прихожей на глаза попался завязший букет роз, «случайно» оставленный мной на комоде. Том попытался быть хорошим братом или просто до сих пор чувствовал себя виноватым за то, что мы уехали, как мне казалось, оборвав все нитки. Но я знал, что Стефани… Олеся! не такая, она бы лишь разозлилась и наверняка сказала бы, что цветы дарят лишь дешевым потаскухам. «А я проститутка. Элитная, знающая себе цену, – и столько гордости бы в голосе… Каулитц, с кем ты связался?». И никогда бы сам не поверил, что буду думать о той, кто за пятьсот долларов забудет все принципы. Но забывала ли она их со мной по этой же причине?..

Тома еще не было, поэтому я почувствовал себя еще более никчемно. Сейчас так не хватало его плеча и пары вроде шаблонных, но таких теплых фраз, от которых, и правда, легче. И говорить ничего не пришлось бы – поймет без слов, даже почувствует. Но сейчас меня чувствует лишь воздух.

Сев на диван, я закинул ноги на стол, завядший букет положил рядом и уставился в мобильник, перебирая сообщения в BTK. Может, написать, что меня бросила девушка? Или быть еще честнее – бросила девушка, с которой я провел ночь пару лет назад, пока она работала в эскорт-услугах? Вот шуму-то будет… Я печально усмехнулся. Даже если бы был последней свиньей, все равно не написал бы подобного – нельзя. Негоже кумирам чувствовать.

Щелкнул дверной замок. В коридоре зажегся свет.

– Билл? – а голос-то веселый. Даже портить брату настроение своим нытьем не хочется. – Ты уже дома?

Я молчал.

– Я думал раньше тебя успею… Ай! – опять свалил вешалку. Томас, ну привыкни ты уже, что она у нас в этой квартире справа, прямо перед комодом. – Черт. – Возня, шуршание. Том, потирая плечо, зашел в гостиную. Я краем глаза проследил за тем, как он встал у стеночки, словно виноватый, и вновь уставился в телефон. – Как прошло? Я думал, ты у нее останешься.

Ну, как видишь, не остался.

– Билл, посмотри на меня, что ли.

Я сделал глубокий вдох, поджал губы и, резко откинув телефон на диван, уставился на брата:

– Ну и где ты, бля, был? – накинулся я на него. – Где ты шляешься, когда так нужен? Нахер эта связь близнецов, если ты даже к телефону не подходишь?!

Сказать, что Том был шокирован, значит, ничего не сказать. Лицо окаменело, он подошел и, наощупь отыскав твердую поверхность под собой, сел на край дивана. Я, сложив руки на груди, хмуро наблюдал за ним.

– Вы это… поссорились что ли?

Нет, блять, поженились!

– Я как-то это, – Том почесал затылок. – Не ожидал тебя не в духе увидеть. Все-таки ты Стефани так долго искал…

– Олеся. Ее зовут Олеся! Но я забыл об этом в самый ответственный момент, – Том молча смотрел на меня, выжидая продолжения рассказа. – Не знаю, что у нее в голове, но повела она себя как сука. Я признаниями в любви не разбрасываюсь. Это было хуже, чем предательство.

– Ты признался ей в любви? – изумился близнец.

Я бросил на него гневный взгляд.

Том больше ничего не спросил. И не сказал. Молча встал и вышел. Вернулся уже с виски, бокалами и кубинскими сигарами. Вот так по-мужски, в стиле модных фильмов, мы молча напились, даже не опустившись до уровня женщин и не стали обзывать их последними словами. Том мог бы вообще ничего не спрашивать, но спросил, потому что знал – мне нужно было выпустить пар; иначе сорвался бы позже, сорвался бы абсолютно без повода и намного сильнее.

Перед тем как завалиться в кровать и уснуть, я сквозь дымку услышал довольный голос Тома:

– Не волнуйся, братец, ничего еще не кончено. У меня связи есть.

Но наверняка это лишь очередной пьяный бред. Я ответил что-то вроде «не беспокойся, я знаю, где моя кровать» и завалился спать. Хотя он прав в одном – действительно еще ничего не кончено.

Утро началось с головной боли, ледяной минералки и сборов в спешке. Как «вовремя» мы вчера, перед тем как надраться, забыли, что утром самолет в Чикаго. Хорошо хоть водитель не забыл, да и вообще хорошо, что он есть – оба мы были абсолютно неспособны водить автомобиль. К счастью, я смог поспать в самолете, и в Чикаго был уже более-менее адекватным. Первым делом мы должны были уладить дела с жильем и побывать на студии, в которой предстояло работать; и то, и то мне понравилось, как и город.

В доме, который мы сняли в самом дорогом районе города, я был около четырех часов дня. Пока рабочие перетаскивали вещи, а Том с видом опытного дизайнера с отменным вкусом (вот серьезно, он же знает, что отменный вкус в этом доме только у одного человека и это точно не Том Каулитц) оглядывал жилье, я копался в телефоне. Вдруг мне пришло сообщение. Какое-то письмо-рассылка. Прочитав название, я почувствовал, как тело обдало холодным потом. Я и забыл, что подписался на сайт того самого агентства, где мы заказали Стефани, а этот сайт, в свою очередь, предоставлял клиентам очень интересную услугу: похоже, пересмотрев сериала «Сплетница», Матильда взяла на себя роль этой самой сплетницы, которая в игривой форме рассказывала что происходит с девушками в рамках работы; можно было подписаться на всех или кого-то одного и я, разумеется, выбрал Стефани. Так я узнал, что она уволилась через неделю после моего отъезда. До сих пор помню это сообщение: «Всем птенцам рано или поздно нужно покинуть родное гнездо. Птичка Стефани меняет правила, ведь, как правило, наша обитель – конечная станция. Надеюсь, твои крылышки не сломают, и ты сможешь долететь до рая. Не попади в клетку, Стефани. х.о.х.о. Матильда»

Так что же может значить это сообщение? Она вернулась? Но она же говорила, что все кончено, что я изменил ее… Закусив губу, я нажал на сообщение и на миг мое сердце остановилось.

«Возвращение блудной дочери. Как оказалось, не только феникс способен восставать из пепла. Добро пожаловать домой, Стефани. Мы всегда готовы отогреть бедную птичку. Все возвращается на круги своя, верно, мальчики? Вы, наверное, тоже соскучились по Стеффи? Тогда вы знаете что делать. х.о.х.о. Матильда»

Прикрыв глаза, я дотронулся ледяными пальцами до пылающих губ. Все возвращается на круги своя.

========== Двенадцать ==========

Москва приняла назад снегопадом и толпой встречающих. Не меня. Порвать связи со всеми немногочисленными знакомыми, не оставив даже тех, с кем по барам субботними вечерами; которые бы знали лишь два знакомых мне номера – мой и неотложки. Яна все еще на стажировке: она не я, она не бросает все в мгновение. Три дня в полном одиночестве. Не выдержу.

Натянув мягкий шарф на макушку, я закинула сумку с вещами на плечо и достала мобильный из кармана. Снег в лицо, таксисты кавказкой национальности лыбятся, прохожие спешат, толкаясь. Гудки.

– Да?

– Мам, привет.

В панельном доме обычного спального района меня уже давно не жаловали. После ухода из семьи отца, наши и без того прохладные отношения с матерью просто-напросто оледенели; не удивительно, что, как только мне исполнилось восемнадцать, она торжественно вручила мне мои вещи, упакованные в пару чемоданов, и ключи от новой квартиры; я не была против. На этом и сошлись – звонки раз в месяц и никаких неловких посиделок в праздники. Поэтому мамин шок и трехминутное молчание в трубку было весьма оправдано. Но она все же выдавила вежливое «конечно, приходи».

Дверь мне открыл раздетый по пояс мужчина, хотя его логичнее было назвать парнем на вид которому лет чуть больше, чем мне. Эван тут же зарычал, заняв оборонительную позицию. Парнишка сощурил карие глаза, надменно глянув на меня.

– Тань, к тебе пришли походу, – крикнул он, не сводя с меня глаз.

– Пройти дай, – я бесцеремонно протиснулась в квартиру, а там и на кухню; пес послушно шел за мной, все еще хрипло рыча.

Мама в одном шелковом халатике крутилась у плиты. Мне почему-то стало стыдно, а глядя на ее молодого хахаля, еще и противно.

– Привет, Тань, – передразнила я. – Сидеть, – Эван послушно лег около входа в кухню.

Обернувшись, мама со скучающим видом посмотрела на меня. В ее глазах даже не промелькнула радость, а то, что она скучала по мне – не могло быть и речи. Глупая ситуация. Я уже пожалела, что пришла. Хотелось рассказать ей про Билла – интересно, в моей комнате до сих пор висит тот плакат? – и выслушать мудрый совет, но я знала, что этого не произойдет.

– Как работа? – спросила мама.

– Хорошо. Вот, вернулась из Германии…

– Эта шавка тоже здесь? Тань, а вдруг у нее блохи? Вдруг она меня укусит? Противная тварь. – Зря этот черноглазый придурок решил показать характер.

Меня как переклинило. Схватив со стола нож, я подлетела к нему и приставила лезвие к горлу.

– Заткнись лучше.

– Олеся! – возмутилась мать таким тоном, словно я накинулась на него просто так. Под лай Эвана, она начала с неприязнью в голосе высказывать: – Что ты себе позволяешь? Совсем с катушек съехала?! Ваня прав: твоя собака и правда бешеная, вся в хозяйку.

– Может мне уйти?! – я кинула нож обратно на стол. Этот Ваня пропустил едва заметную улыбку; провокатор хренов.

– Да! – в тон мне отозвалась мать. – Зря ты вообще пришла!

– Отлично. – От обиды засаднило горло. Жестом позвав пса, я направилась к выходу. Настоящая я – это просто одна большая нежеланная проблема. И зачем я только хотела поговорить с ней о Билле, если сам он – теперь лишь мое сладкое воспоминание, не более? Дура.

С этими мыслями я быстрым шагом спускалась по ступенькам подъезда.

Зайдя в квартиру, я налила себе ароматного кофе и удобно устроилась на табуретке. Эван лег под стол и кухня, как и вся квартира, погрузилась в тишину. Именно поэтому я так не хотела возвращаться сюда – теперь это не более чем место моих нереализованных шансов. «Ты ему не подходишь, – твержу я себе, обжигая губы крепким кофе. – И никогда не подходила. Да, ты поступила как идиотка. Твой поступок поистине идиотский и то, что ты упустила его – тоже идиотизм, но нужно не забывать о том, что он – не твоя десятилетняя (о, Боже!) фантазия, а живой человек, который достоин лучшего, которого ты на самом деле не знаешь. Уютнее любить мечту, чем работать над реальными отношениями, верно?». Мне страшно. Мне действительно страшно разочаровать его, если я еще этого не сделала, что навряд ли, поэтому пусть все лучше вернется на свои места: я в Московской многоэтажке с чашкой кофе в руках, почти оконченным высшим и странной, дикой работой, и он – идеал и мечта. Точка.

Да, кстати, о работе… Я долго колебалась то набирая номер Матильды, то сбрасывая его. Вернуться было стыдно и даже в каком-то смысле унизительно, ведь я так уверенно заявила, что все это мне больше не понадобиться, что я теперь другая. Ага, как же.

Офисом Матильде служила ее просторная квартира с евроремонтом в самом центре Москвы. Здесь я сидела три года назад: еще ребенок, но уже не наивный; дикий недоверчивый зверь с теплым угольком вместо сердца, которое согревал красивый немецкий акцент. Теперь я снова сижу здесь. Уже не теряюсь под прицелом кошачьих глаз и не краснею, когда их обладательница задает неэстетичные вопросы.

Все изменилось, все кроме любви к нему, которая вдруг отдается ноющей болью в ребрах. Хочется все бросить и поехать – нет, даже побежать – в аэропорт, а потом – к нему. Самому теплому и искреннему. Изменившему меня, но помогающему оставаться прежней. Но я продолжаю сидеть, скрестив руки на груди. Не знаю, что конкретно меня останавливает. Наверное, то, что я не в каком-то фильме, где он обязательно ждет меня, и мы в конце будем счастливы, а в непредсказуемой жизни, где любое мое действие может привести к очередной ране в душе. Но что теперь – не действовать вовсе? Да, именно так поступают трусихи вроде меня: отпускают ситуацию, упускают любимых, пропускают драгоценные минуты сквозь пальцы. И я ничего не могу с собой поделать.

– Тебе стоит немедленно покрасить волосы обратно в черный, он тебе больше подходит. – Окликивает меня Матильда, вырвав из раздумий. Она разливает по чашкам из белого фарфора настоящий английский чай и сладко улыбается густо намазанными алой помадой губами.

Никаких упреков в мою сторону, странно.

– Тебе все равно не удастся снова выдать меня за непорочную малолетку, – отметила я в ответ с легкой улыбкой. Если честно, мне уже все равно. – Хотя я сама хотела вернуть свой цвет.

– Вот и замечательно, – Матильда обслюнявила мне щеку поцелуем. – Я рада, что ты одумалась. Любовь еще никого не оставляла победителем.

========== Тринадцать ==========

Длинные гудки. Протяжные и томительные, как струны ненастроенной гитары. Сбросила. В недоумении я уставился в экран мобильника. Никогда прежде меня так грубо не отшивали. Грубо и при этом полностью игнорируя. Странная. Хотя, чему я удивляюсь? Она же подруга Стефани. То есть Олеси. Да, именно Олеси. Билл жутко бесится, когда кто-то из нас троих называет ее Стефани и если Георгу и Густаву еще простительно – за незнание всех деталей, так сказать, – то я конкретно огребаю.

Но удивительно другое: Билл совершенно не злится на нее – я-то чувствую – и даже не страдает, не переживает. «Не судьба, – безразлично пожимая плечами, говорит он». Хотя я бы истолковал его слова иначе: если судьбе будет угодно, мы встретимся снова; но я буду ждать эту встречу, всем сердцем ждать. Таков уж Билл.

– Лесь, ты опять себя грызешь? Прекращай.

– И тебе привет, подруга. – Радостная, но натянутая улыбка вышла на моих губах вместе с сигаретным дымом из легких.

Яна закашлялась, покачала головой и крепко обняла меня. Глаза сверкают, улыбка до ушей (естественная, к слову) и выглядит так хорошо, словно это я в Берлин ездила, чтобы с утра до вечера в офисе парится, а она – отдыхать и заниматься ерундой вроде прогулок по городу и смешной работы в стриптиз баре.

Мы расположились на моей кухне, я заварила чай (к алкоголю предпочитаю не подходить, дабы не спровоцировать приступ ностальгии, запоя или, того хуже, острой потребности в Нем) и разлила кипяток по цветным кружкам. Заговорились о какой-то ерунде под приятный джаз из старого приемника. Как в старые добрые времена: я ною, что нового альбома все нет и нет, а Яна ароматические свечи по кухне расставляет; потом обсуждаем мужчин и какие-нибудь пошлости. Золотое время.