Текст книги "Пепел на твоих ключицах (СИ)"

Автор книги: Varvara Toronto

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Интервью и съемки проходят по обычному сценарию: улыбки, «спасибо» сто раз за полчаса, отработанные фразы о личной жизни, чуть больше свободы, когда речь заходит о творчестве и новом альбоме.

– Как вам Москва? – спрашивает миловидная блондинка, тыкая микрофоном мне в подбородок. – Я знаю, вы уже бывали здесь, но все же, как ваши впечатления? Вам понравилось?

– О, еще как понравилось! – отвечает Том, незаметно толкая меня в бок.

– Очень красивый город, – невозмутимо киваю я. – С удовольствием погулял бы по Москве ночью.

И что-то подсказывает, если обстоятельства сложатся в мою пользу, я смогу устроить себе такую экскурсию.

***

Интуиция меня не обманула. Из-за сильного ветра все рейсы в московском аэропорту были перенесены на утро. Для меня это стало ключевым моментом для принятия решения, так как я очень верю в случайные неслучайности, в судьбу, одним словом.

Когда мы заказывали Стефани, нам дали ее номер, чтобы мы связались и договорились о встрече, Том номер записал, но звонить отказался, попросив, чтобы девушку оповестили самостоятельно. Я точно помню, что брат записал номер, а значит…

– Том, дай мне номер Стефани. – Потребовал я, когда мы вернулись обратно в отель.

– Аа? – брат нахмурился, потом закатил глаза. – Опять ты за свое…

– Просто дай мне этот ебаный листочек!

Том фыркнул и полез в карман вчерашних джинсов. Моя упрямость и образ дивы иногда играет мне на руку.

– За последствия сам отвечаешь.

– Когда было иначе? – нетерпеливо отрезал я и, забрав бумажку, ушел в свой номер.

Стефани ответила со второго гудка. По телефону ее голос еще более детский, чем вживую. Она растерянно бормотала что-то, и мне ничего не оставалось, как поставить ее перед фактом. Если теория Тома о том, что татуировка = безумная любовь, она обязательно согласится, даже несмотря на то, как бесцеремонно я бросил трубку и как еще более бесцеремонно с ней разговаривал мой старший брат.

Теперь передо мной встала задача потруднее: нужно достать адрес. На обратной стороне листочка был еще один номер – агентства, что значительно упрощало задачу. Я набрал нужные цифры. Матильду – так звали главного менеджера или как там у «таких» называют начальников – уговорить дать адрес одной из ее подопечных было весьма непросто, но я все-таки смог – включил свое обаяния и выписал чек.

Наручные часы показывали половину восьмого. Одевшись попроще – во все черное, исключая темно-зеленую толстовку с капюшоном – я надел кепку с широким козырьком и прошмыгнул на улицу. К счастью, такого тотального контроля к нам уже не было, поэтому я просил передать Генри, что ложусь спать и чтобы до утра меня не беспокоили, разумеется, снова заплатив. А потом, взяв на прокат от отеля черную «Audi», я убежал, как Золушка на бал.

***

Подъехав к нужному дому в тихом спальном районе, я, выйдя из машины, по привычке огляделся в поисках папарацци и направился к двери подъезда. Никогда и думать не смел, что способен на такие фокусы: сбежать из отеля, ехать по незнакомому городу, к незнакомой девушке, которая, наверняка, не восприняла меня всерьез и даже не ждет. Но выбора уже не было, я был на месте. Набрав в домофон номер квартиры, стал ждать. Никто не отвечал. Конечно, даже если ты сам Билл Каулитц тебя все равно может послать девушка, а уж после того, что ей с утра наговорил Том – это вообще более чем логично.

– Да не трезвонь ты, нет никого, – послышалось за спиной. – Билл Каулитц.

Я подпрыгнул, чудом не поскользнувшись на скользких ступеньках. Обернувшись, я увидел Стефани. Я узнал ее только по голосу и глазам – в остальном она была совсем иной. Темные волосы теперь идеально прямые, у висков заколоты разноцветными заколочками, на лице почти нет макияжа лишь легкий тональный крем, чтобы выровнять текстуру лица и избавить его от последствий вчерашней ночи в виде синяков, немного подкрашены губы. Одета она, как и я, – во все черное, а именно в легкое черное платье ниже колен, плотные колготки, кожаные перчатки до локтя и ботильоны, темный образ разбавлял искусственный мех, отделанный под лису, он прикрывал тонкую шею и защищал ее от сильного ветра. В руках девушки поводок, на котором она вела немецкую овчарку. Стефани явно возвращалась с прогулки с псом и не ожидала встреч.

– Ты все-таки пришел? – выдохнула она, изумленно оглядывая меня.

– Да, – только и смог сказать я. Вся уверенность, все мысли, все испарилось. И я просто смотрел на нее, такую обычную. Хрупкую. – Ты покажешь мне Москву?

========== Пять ==========

Мое сердце все еще болталось где-то в желудке, возможно, именно это мешало дышать. Но может дело в том, что Билл стоял очень близко, я чувствовала его дыхание – мятная жвачка и крепкие сигареты – и совершенно не знала, как выйти из ступора. Выброс из тела, кома – ты все отчетливо видишь, но не можешь повлиять на ситуацию, сделать что-нибудь, даже такое незначительное действие, как взмах рукой, например. Так я и стояла, пока Эван не загавкал, приветствуя нового для него человека. Билл нагнулся почесать пса за ухом, тем самым разорвав зрительный контакт, и я смогла прийти в себя. Очнулась, как после ледяного душа. Сквозь тонкую ткань платья ветер пробирался и рождал на коже мурашки. Зачем я так вырядилась? Наверное, я чувствовала, что он приедет. Я ХОТЕЛА, иначе не объяснить, почему я вдруг обратилась к невзрачному незнакомцу на английском.

– Сейчас, только собаку домой заведу, – прохрипела я, дергая поводок. Эван не спешил прощаться с новым знакомым: протягивал Биллу лапу, позволял гладить себя и, готова поклясться, держался из последних сил, только бы не полезть лизать лицо.

Дома я первым делом побежала на кухню, искать в солонках ключ от домашнего бара; однажды Яна увидела, как много я пью, окрестила алкоголичкой и запретила приближаться к запасам (одно время я коллекционировала выпивку, привычка досталась мне от отца). Это нисколько не стесняло меня, потому что алкоголь там действительно дорогой, многие бутылки привезены из других стран, многие подарены сокурсниками и даже есть вино с виноградников друга отца, с которым я до сих пор поддерживаю связь. Да и зачем тратить запасы, когда можно спуститься в магазин и купить? Но сейчас времени на поход в магазин не было, а расслабиться необходимо. Все во благо, клянусь. Не думаю, что кому-нибудь было бы интересно общаться с зажатой и тормознутой истеричкой. Поиски ключа были похожи на кадр из фильма: малолетние наркоманы перерывали родительскую спальню в поисках денег для дозы, только вместо спальни – кухня, вместо денег – ключ, а вместо наркомана – нервная проститутка.

Наконец, разбив не одну солонку и сахарницу, я все же нашла то, что искала. Руки тряслись, Эван скакал вокруг, весело потявкивая, а я пыталась в темноте нащупать замочную скважину. Виски «Jack Daniel’s», пара жадных глотков из горлышка. Зайдя напоследок в ванную комнату, я поправила волосы и подкрасила по ярче глаза – опять же, чтобы чувствовать себя уверенно – и вышла из квартиры.

– Я долго?

– Да нет. Осторожнее! – Билл тут же оказался рядом, подхватывая меня за талию. Виски и высокие шпильки – отнюдь не товарищи.

– Порядок, – я убрала волосы с лица и попыталась улыбнуться.

Билл странно усмехнулся и помог мне дойти до его машины. Мое плечо то и дело касалось его плеча, мы соприкасались запястьями, и я вновь забывала, как дышать. Так обычно школьницы ведут себя с мальчиками, которые им безумно нравятся – нелепо, пытаясь выглядеть неприступно, уверенно. Нужно было остаться дома.

– Не ожидала, что ты приедешь, – сказала я уже в машине, смотря лишь на ремень безопасности, который пыталась пристегнуть к сидению. Тщетно: он никогда мне не поддавался.

– Почему? Я позвонил, – Билл нахмурился и одним движением застегнул мой ремень. Его темно-ореховые глаза настороженно изучали меня. – С тобой точно все нормально?

Я ответила улыбкой. Все внутри постепенно успокаивалось и я не уверена, что это виски. Скорее, заботливый голос Билла, который и раньше всегда успокаивал, только тогда через наушники.

– Что именно тебе показать? – изучая огни города через тонированное стекло, спросила я. – Арбат? Тверская? Или, может, классика – Красная площадь?

Билл усмехнулся, ловко выкрутив руль, и идеально вписался в крутой поворот. Он ехал достаточно быстро и в мои мысли (алкоголички-любительницы, как сказала бы Яна) закрались сомнения – а трезв ли он?

– Давай лучше покатаемся по городу, – ленивым, томным голосом предложил Каулитц. Его ладонь опустилась на мое колено, пальцы поднялись выше и крепко сжали бедро. Он не смотрел на меня, но улыбка на его лице стала шире, слаще – как вчера ночью. Внутри что-то со стуком разбилось. Я так жалела, что не взяла бутылку с собой.

Наивщина. Думала, заинтересовала его? Дура.

– Конечно, – не показывая ни единой эмоции, отозвалась я, выгибаясь на кресле. – Отличная идея.

– Вот и хорошо.

Его пальцы с массивными кольцами неторопливо теребили ажурный край моих чулок. Горько, будто я до сих пор пью виски.

– А ты знаешь, ты лицемер, Билл Каулитц.

Вмиг расслабленное лицо напряглось, но ничуть не утратило обаяния. Билл вопросительно посмотрел на меня. Я дернула бровью и пояснила, цитируя его слова из какого-то журнальчика:

– Никогда и ни за что… Девушка на одну ночь.… Ни с кем не делю свою постель…

Я ожидала разной реакции – от злости до безразличия, но никак не звонкого, искреннего смеха. Билл покачал головой, чуть сбавляя газ.

– Мне уже не восемнадцать, – пояснил он, свернув у обочины и развернувшись ко мне лицом. Он снял кепку, и теперь я вновь могла изучать идеальные черты его лица, пытаясь запомнить все до малейших деталей. – И, к сожалению, я так и не нашел ту, с кем бы проводил свои ночи.

– Ты бы делил с ней и гостиничные номера? Таскал бы в каждый тур?

– И никак, – его лицо вмиг близко, – иначе. – Он резко отстранился, открывая дверь машины. – Куришь?

С трудом, но справившись с пряжкой ремня безопасности, я толкнула дверь со своей стороны и вышла на улицу. Ночной воздух ударил в лицо, по коже прошлась дрожь; все-таки с чулками я погорячилась – сегодня значительно холоднее, чем вчера. Свежий воздух немного рассеял дымку, нагнанную алкоголем. Я облокотилась спиной о машину и обняла себя руками, запрокинув голову к небу. Темное, безразличное. Я должна быть такой, разве не так? Всю жизнь была.

– Холодно? – Билл протянул мне пачку сигарет.

– Немного, – я взяла одну. – Но, вообще, привычно. Лучше так, чем зима.

– Мечтаю побывать тут зимой, – задумчиво протянул Билл, зажав в зубах сигарету. Он огляделся, словно представляя город во всей январской красе.

Я поморщилась.

– Только не здесь… Что? – его внимательный взгляд меня смутил. – Я не патриот.

Снова звонко рассмеялся. Расстегнул толстовку, оставшись в одной рубашке, и протянул мне, одновременно пытаясь прикурить от зажигалки.

– Спасибо, – я накинула кофту на плечи и сделала пару шагов к Биллу, чтобы и мне перепал огонек.

Билл чуть нагнулся и прислонил свою сигарету к моей, сделал затяжку, я прикурила. Сигареты оказались крепкими, на миг в глазах потемнело. Я поспешила вернуться к машине и вновь облокотиться о ее край. Толстовка Каулитца все еще пахла его одеколоном и хранила тепло. Этот заботливый жест, эта теплота и уют – все это так не вязалось с происходящим, с нами. Со мной.

– Давай все-таки прогуляемся. Погода хорошая.

Я кивнула, соглашаясь. Хотела подойти к нему, но глаза снова на несколько мгновений заволокла черная дымка, и я чудом удержалась на ногах. Положив ладонь на стекло машины, я хмурилась и улыбалась, одновременно успевая делать глубокие затяжки. Дым пробивал легкие насквозь.

– Все в порядке, в порядке, в порядке, – я выпрямилась.

Билл курил. На его лице не было ни презрения, ни смущения. Кажется, он считал мое поведение даже нормальным. И это нервировало.

– Идем, – я похлопала его по спине. Даже через рубашку можно было почувствовать тепло кожи.

Билл подхватил меня под руку. Улыбнувшись, я положила голову ему на плечо. У нас есть одна ночь, наутро все станет неважным. Абсолютно.

Мы пошли по мостовой вдоль Москвы-реки, медленно затягиваясь, скурив сигарету за сигаретой полпачки. Я окончательно расслабилась, Билл для меня не более чем любовник, с которым мы отчего-то решили провести ночь вне постели. Уверенна, он считал также про меня: любовница, оказавшееся в то время и в том месте (когда, разумеется, хотел он).

– Зачем это? – вдруг спросила я весьма серьезно.

– Что? – Билл улыбнулся уголком губ. Его горячая ладонь скользнула по моей талии. При ходьбе его бедро терлось об мое; мы шагали шаг в шаг.

– Люди. Привязанность. Все это приносит лишь разочарование.

– И я разочарование?

Я резко остановилась, каблуки чудом не сломались, жалостливо звякнув о грязный асфальт. До небольшой палубы, откуда летом отъезжают пароходы, оставалось совсем немного, изначально я хотела посидеть с Биллом там какое-то время, узнать его получше, но слова, которые я от него услышала, парализовали меня. Отстранившись, я отошла к заборчику, отделяющему мостовую от воды, и прижалась к нему спиной. Даже через плотную ткань кофты Билла я чувствовала неприятную шершавость, ребристые края металлических узоров впивались в поясницу. Нахмурившись, я согнула одну ногу в колене и поставила ее на забор.

– О чем ты говоришь?

Билл в одно мгновение оказался рядом.

– Позволишь?

Не дожидаясь ответа, он расстегнул кофту и сдернул ее с моего левого плеча, потом скользнул пальцами к молнии платья. Его, похоже, совершенно не волновала ни низкая температура, ни, пусть и безлюдное, но все-таки общественное место. Потянув за молнию, Билл приспустил платье, но как только шелковая ткань скользнула с плеч, он вернул куртку на прежнее место и быстро застегнул до конца, чудом не прищемив мне подбородок. Теперь я стояла перед ним в спущенном до бедер платье, но теплая кофта не позволяла моей верхней части тела замерзнуть. Контакт глаза в глаза, от которого привычно не по себе, и Билл немного приподнял край толстовки, тем самым открывая татуировку, спрятанную под моей левой грудью, аккуратно очерченную, сразу после черного кружевного лифчика.

– Красивая, – прокомментировал Билл. Я шумно вдохнула и отвела в глаза. – И выполнена профессионально.

– Ты ничего не знаешь…

– Оденься, – он резко опустил край кофты и отвернулся. – И давай я отвезу тебя домой. Это была плохая идея.

Я хмыкнула, возвращая плечики платья на их законное место. Обида бурлила в крови, подобно горячей магме. Надо же, совесть проснулась!

– А вчера тебе так не казалось, – ядовито заметила я. – Застегни молнию.

Когда Билл повернулся, то одарил меня злобным взглядом, так как возразить действительно было нечего. Похолодевшие пальцы вцепились в мою ключицу, больно царапая кольцами, и резко развернули спиной к себе. Прижав к мосту, Билл вальяжно побродил по моему телу, как бы ища молнию, но на деле – откровенно лапая. Остановился на бедрах, толкнул на себя, заставляя меня перегнуться через перила. Я резко втянула в себя воздух. Кровь прилила к лицу. Он словно говорил этим жестом – ты просто шлюха, Стефани, не надо перечить и играть, ты никто, завтра я уеду и забуду тебя, а если и буду вспоминать, то только с усмешкой.

Но его ответ удивил. Билл Каулитц удивлял меня весь вечер.

– Я не знал, – горячее дыхание обожгло ухо.

– А если бы знал, – слова путались и не желали слетать с языка, сбитое дыхание мешало говорить, но я упорно стремилась ответить, удивляясь, как в моих бормотания с акцентом вообще можно что-либо понять. – Если бы знал,… не стал бы?

– Нет.

– Пф…

Пальцы впились в поясницу, разворачивая к себе. Я дышала глубоко, отчего моя грудь поднималась, терлась об его грудную клетку. От такой близости сносило крышу. Не мужчина – демон. И до сих пор один… А хочет ли он быть не один? Хочет ли прекратить одиночество и игры в обольстителя? Глядя на дьявольские огоньки в карамельных глазах, я уже начинала сомневаться. Но это заставляло подыгрывать ему, манило, потому что я всецело разделяла такую политику – никаких чувств, тем более к людям, которые уйдут, а они ведь всегда уходят, Ремарк был прав.

– Пошли в номер, – почти взмолилась я. Только не продолжать, никаких взглядов, никаких откровений. Я не могу влюбиться в него реального, потому что я буду тосковать по нему, он сведет меня с ума, если еще этого не сделал. Нельзя выходить из роли, нельзя перемешивать карты и из мелкой пытаться стать дамой, потому что он – истинный король – достоин намного большего. Слова Тома выжглись на сердце, как клеймо. Правда всегда выжигается внутри и врезается в память.

– Не хочешь еще погулять? – а слова идут вразрез с действиями, потому что горячие губы уже вовсю изучают мою шею, охлаждая ее кольцами пирсинга. – Я толком и не увидел город.

– Ты сам отказался, – голос звучит откуда-то издалека, приглушенно. Теряюсь в этом наслаждении, откинув голову назад, выгнувшись так, что заныл позвоночник. – Ты знаешь кто я, Билл. И не нужно изобретать… что-то…

А он уже и не слушает. Резко отстранившись, тянет за руку, к машине.

Будь проклято завтрашнее утро, да и вся моя последующая после этой ночи жизнь. Как отдать душу дьяволу, самому желанному и восхитительному. Продать свои принципы и надежды на покой. Теперь я точно не смогу засыпать не вздрагивая, твердить, что мое сердце невозможно задеть.

Достоин большего. Самый лучший. Жить помогает. Ты не подходишь ему. Выполняй свою работу. Доставляй удовольствие. Что насчет минета?

«Что-нибудь еще?»

«Я хочу всё»

========== Шесть ==========

6.

– Расслабь горло.

Послушно приоткрываю рот шире, чтобы его горячий член скользнул глубже. Грязно, пошло и мне это нравится! Впервые, пожалуй.

Я уже говорила о том, что оральный секс для меня – изрядная пошлость; со стороны девушка выглядит рабыней и подстилкой, а так не должно быть, даже если она обычная проститутка. Минет невозможно сделать не грязно и со стороны смотрится либо: а) принуждение, б) кадр из дешевого порно. И как бы девушке не нравился процесс, как бы не был любим мужчина, которому она позволяет засунуть в свою глотку хозяйство, все равно происходящее будет таким, как я сказала выше. Поэтому у меня нет внятного оправдания, почему я делаю его сейчас Биллу. Я же не какая-нибудь дешевка, которая готова на все что угодно на заднем сидении машины… Черт! Единственный довод – я хочу сделать ему приятно, он единственный мужчина, который вызывает у меня не только тяжесть в животе лишь от накатывающего оргазма, но и просто потому, что он есть, он такой.

Его рука лежит на моем затылке, чуть нажимая, помогая выбрать верный темп. Билл дышит тяжело, с придыханием. Я стараюсь не смотреть на него, но иногда краем глаза замечаю, как расслабленно его лицо, как дрожат веки и пересохли приоткрытые губы. Ускоряю темп, стараясь как можно реже задевать зубами твердую плоть. Горячая жидкость на моем языке, его пальцы сильно сжимают мои волосы, сладкий рык с приоткрытых губ и он кончает, обмякая всем телом.

Чувствую себя голой, голой душой, потому что мой единственный принцип – полетел к чертям. Поднявшись и сумев наконец заполнить легкие воздухом до отказа, я отодвинулась на противоположную от Билла сторону сиденья, поджала под себя ноги и уставилась в окно. Мимо, скрипя шинами, пролетали редкие машины, фонарь освещал пустую улицу, а Билл, застегнув джинсы и найдя в бардачке платок, без всяких вопросов вытирал мои влажные губы.

– Отвезти тебя домой? – нарушил тишину Билл.

– Нет… Нет, только не домой, – мысль о том, чтобы остаток ночи провести в своей квартире, одной, животным страхом сковала внутренности. Я повернула голову к Биллу. Вздрогнула. Он сидел вплотную, его лицо находилось в каких-то миллиметрах от моего лица. Такой красивый, необыкновенно красивый, но естественный, настоящий.

Осторожно протянув к его лицу руки, я медленно, но уверенно дотронулась до его губ – на мое действие Билл призывно приоткрыл их – и легким движением пальцев сняла кольцо пирсинга с правой стороны губы, потом с левой, переместилась на нос и сняла пирсинг оттуда.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил Билл, но вмешиваться не спешил. Он расширенными от изумления глазами наблюдал за тем, как я делаю его еще более естественным, таким, каким он был, когда я только полюбила его – пирсинг лишь в брови и в языке. Хотя я была не из тех, кто отчаянно протестовал, видя изменения в Билле, и я бы любила его любым, но все-таки он сейчас, в данную секунду, в эту ночь, не звезда, ему незачем все это.

Но, не зная как объяснить ему, чтобы он не обиделся, не решил, что я пытаюсь «переделать» его под свои желания, я лишь пожала плечами и слегка коснулась его губ своими. Теперь они были не такими холодными, стали более чувственными и мягкими. Его щетина приятно колола мои щеки и подбородок. Внутри все содрогалось от такой близости. Он притянул меня за талию ближе к себе, усадил на колени. Ситуация вновь выходила из-под контроля, границы стирались. Мысли в моей голове боролись друг с другом, но здравый смысл все же победил.

Я плавно закончила поцелуй и выпуталась из рук Билла.

– Поехали в отель, – я задержала руку на его плече. – Пожалуйста, давай вернемся туда, откуда все началось.

Утвердительно кивнув, Билл перелез на переднее сиденье и завел мотор. Двигатель загудел, и машина медленно поехала по пустой дороге. В динамиках тихо играла какая-то романтичная песня, мелодия без слов, она отдавалась ноющей болью где-то в груди, напоминала о предстоящей разлуке, столкновении с серостью одиночества. Я обняла себя руками и вновь уставилась в окно. Казалось, Билл специально старался ехать как можно медленнее, останавливаясь на каждом светофоре, хотя улица по-прежнему оставалась пустой, он барабанил пальцами по рулю и кусал губы; должно быть, непривычно не ощущать на них металла.

– Хочешь перекусить? – негромко поинтересовался он. – Я видел недалеко от отеля ресторанчик с китайской кухней.

Поджав губы, я нервно вздернула плечами.

– Хорошо.

Нажав на тормоз, Билл припарковался у входа в ресторан. Из окна, на противоположной стороне улицы, я увидела Ритц, с которого все и началось, все изменилось. Билл открыл дверцу машины, но я, быстро вскочив, остановила его:

– Давай не будем рисковать, – я поправила меховую накидку. – Езжай к отелю, встретимся в номере. Что тебе взять?

Мгновение он изучал меня глазами, словно взвешивая ценность совета.

– Буду то же что и ты, – наконец сказал он, разблокировав заднюю дверь.

Я послушно вышла, стараясь прошмыгнуть тенью до входа в ресторан. Паранойя паранойей, но не хотелось портить жизни ни себе, ни ему: я знала, на что способны некоторые фанаты, а с учетом того, что продолжение истории не следует, будет глупо слушать истерики и угрозы впустую, да и усложнять ему жизнь мне тоже не хотелось, слухи, обсуждения, перемывание костей и осуждения. Оно того не стоит.

Заказав две стандартных порции риса с курицей, я пошла к отелю. Происходящее напоминало нелепое до истерического смеха дежавю: снова номер, снова неизвестность. Сейчас пройти мимо охраны было проще, чем тогда. В номере меня уже ждали.

Билл переоделся в футболку и свободные спортивные брюки серого цвета.

– Спасибо, – он принял из моих рук стаканчик и устроился на полу, у изголовья кровати. Жестом пригласил сесть рядом.

Я улыбнулась, присев. Как старые друзья или влюбленные мы сидели плотно друг к другу и молча ели. Молчание не было неловким, неуютным, оно, напротив, успокаивало. Когда мы почти доели, я решилась спросить о том, что тревожило меня на протяжении этих двух дней:

– Так все же… почему ты… вы вызвали меня? Зачем? Неужели вы… ты…

Билл дернул уголком губ, отложил пустой стаканчик и, повернувшись ко мне, заговорил тихим голосом:

– Я слишком серьезно верю в судьбу, Стефани. Я не вижу смысла в постоянных поисках девушки, в безразборчивом пользовании ими, надеясь отыскать ту, что зацепит, ту самую, – Билл усмехнулся, – как, например, делает мой брат. Я всегда ждал, когда она сама появится в моей жизни, когда придет время, и пусть я уже не так надеюсь на это и вполне неплохо чувствую себя в одиночестве – привык, наверное, – я продолжаю ждать. Разумеется, я пытался строить отношения, когда появлялась хоть какая-то искра, но все тщетно. Наверное, я уже должен был отчаяться, потому что мое недоверие все губит. Да и вообще, причин много, у расставания с каждой из них своя, но главная моя проблема в том, что даже когда я не был связан контрактом, я отчетливо помнил слова Дэвида: никто не должен узнать. Ну, а так как долгие отношения я построить не в состоянии, а отношения на недельку-две меня не устраивают – не люблю привязывать и привязываться в пустую – девушка на одну ночь – весьма неплохое решение. – Он замолчал и, вытащив из кармана сигареты и зажигалку, закурил.

– Вау, – только смогла выдавить я. – Откровенно.

– Я давно хотел высказаться, – он пожал плечами. – А тебе, как мне кажется, я могу доверять. Даже не смотря на, – он указал рукой с зажжённой между пальцами сигаретой на мою грудь, где под платьем пряталась татуировка, – на это.

– Билл, – я склонила голову на бок, избегая его пристального взгляда. – Ты не понимаешь… Я действительно не из тех, кто.… Это не такая любовь. – Я замолчала, не зная как продолжить. – Возможно, я даже использовала тебя. Ну, знаешь, чтобы как-то отвлечься от проблем, боли и трудностей, находила утешения в твоих песнях.

– Для этого они и были написаны, – перебил меня Каулитц, сделав последнюю затяжку и потушив окурок о ковер, оставив при этом большой серый след. – Спасать, помогать, вдохновлять.

– О, тогда я, наконец, могу перестать чувствовать эгоистичной сучкой, – усмехнувшись, ответила я. Напряжение от тяжелых откровений спало, как камень с плеч. Я вспомнила для чего здесь, для чего он позвал меня, поэтому меньше всего мне хотелось сейчас осознать, что мне комфортно с ним просто разговаривать и находиться рядом, это бы уничтожило меня, привязало еще сильнее, поэтому я решила перейти к действиям.

Решительно поднявшись, я встала напротив Билла и, наклонившись, поцеловала его. В его рту все еще чувствовался острый соус, стальная штанга в языке приятно охлаждала мой язык. Билл притянул меня к себе, и я села на его колени, прижавшись всем телом. Шумное дыхание сопровождалось страстными поцелуями и резкими движениями: его пальцы скользили по моим ногам, цепляя чулки, я чувствовала, как рвалась ткань. Крепко прижималась к нему, выгибаясь и крепко сжимая сильные плечи. Время замерло, оставив меня наедине с ним. Переместившись на постель, я снова принялась делать то, что умела делать лучше всего – доставлять удовольствие, а если это удовольствие еще и хочется доставить, то, соответственно, старалась я вдвойне. Губы, руки, плавность и резкость сливались, как и наши тела. Ни единого слова, но казалось, он слышит мои мысли, потому что делает только то, что мне приятно, а я, судя по его прерывистому дыханию, делала только то, что приятно ему. Эта ночь отличалась от предыдущей лишь тем, что сейчас мы не торопились, растягивали удовольствие на оставшиеся нам часы; кончали и начинали снова, практически не делая передышек, когда тело содрогалось от пережитого удовольствия. Мои ноги ныли, запястья покраснели, потому что он очень крепко сжимал их, тело болело от синяков, кожу щипало от легких царапинок. В последний раз мы кончили одновременно.

(Если хотите придать моменту еще большую драматичность, советую включить композицию Max Richter – Sunlight)

Всему приходит конец. И мой разум все-таки отошел от дымки удовольствия, включился, напомнив, что я должна уйти. Я всегда ухожу первая, так заведено. Коснувшись губ Билла в завершающем поцелуе, я в последний раз взглянула на его наполовину скрытое фиалкового цвета простыней тело. Все татуировки Билла, очерченные пальцами и губами за эти часы ни один раз, мышцы, слегка загорелая кожа, вены на сильных руках. Потребовалось немало усилий оторвать взгляд от всего этого. Я надела белье и уже хотела встать с постели, как Билл остановил меня, чуть подавшись вперед:

– Останься на ночь, – его пальцы крепко сжимали мое запястье, Билл смотрел слегка исподлобья, умолял уверенным взглядом. – Останься… со мной.

– Билл, – я покачала головой и замолчала, поджав губы.

– Я хочу хоть раз заснуть с девушкой, которая мне одновременно и не безразлична, и в которой я уверен, уверен в том, что она не использует меня ради своих целей, – он говорил тихо, голос звучал на одной спокойной волне. Я дрогнула, когда ладонь его второй руки коснулась моей щеки, большой палец задержался на подбородке. Билл подался вперед, желая прикоснуться губами к моим губам, но я отпрянула от него, вырвав руку.

– Хорошо, – я встала с кровати и отвернулась. Выпрямив спину, я глубоко дышала, смотря на темное небо, мерцающее за широким окном номера. Глаза наполнились слезами; время, прошу, остановись. – Хорошо, я останусь, – на удивление мой голос ровный, как и осанка. Только губы искусаны в кровь и запястья продолжаю заламывать. – Не будем разыгрывать драму. Ты все еще мой клиент, – я медленно кивнула, незаметно запрокинув голову, чтобы непрошеные слезинки исчезли в белках глаз, и повернулась к Биллу. Я улыбалась так широко, что заболели скулы. – Мне раздеться? – Я указала на белье.

– Нет, – мягко отозвался Билл, откинув простынь. Его глаза сияли.

Я послушно легла рядом, отвернувшись от него к все тому же окну, позволила обнять себя за талию и, притянув к груди, положить подбородок мне на плечо. На моих губах все еще оставалась улыбка, вернее уже жалкое подобие на нее, гримаса. Меня пугал спектр чувств, бушующий внутри: опустошение, отчаянье, боль, но одновременно такая радость, счастье. Я вдыхала запах его кожи более жадно, чем кислород; он был нужен мне как кислород. Последние девять лет. И то, что произошло, ничего не изменит. Я по-прежнему буду дышать им. Только теперь я буду знать – он на самом деле замечательный, я не обманулась, не разбила свои иллюзии. Он действительно человек, которого стоит полюбить.

Через полчаса Билл заснул. Уткнувшись носом во впадинку за моим ухом, он едва слышно сопел, обдувая мою кожу теплым дыханием. Я осторожно выпуталась из его рук, села на постель, поджав под себя ноги, и положила на них ладони. К счастью, Билл спит достаточно крепко: он не проснулся, лишь перевернулся на спину, раскинув руки на подушке. Я сидела напротив него и смотрела, смотрела, пока глаза снова не заволокла пелена слез, а желание остаться до утра не стало таким огромным, что затмило бы трезвость разума. Конечности налились свинцом, они протестовали, протестовало сердце, но я понимала – будет только хуже. Если это, конечно, возможно. И никто не виноват, тем более не виноват Билл. Это жизнь. Я – это я, а он – это он. Наши жизни – параллельные прямые, странно как они вообще пересеклись, аксиома вовсе не аксиома, оказывается. Я осторожно встала с кровати, в темноте отыскала платье, чулки, накидку. Быстро оделась, с сожалением отметив, что любимые чулки разорваны последствиями страсти, бушующей в наших венах пару часов назад. Засунув их в корзину для мусора, я обулась и закрыла за собой дверь. Даже и не думала обернуться – это бы точно заставило меня остаться – да и не надышишься перед смертью, неминуемой смертью.