Текст книги "Пепел на твоих ключицах (СИ)"

Автор книги: Varvara Toronto

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Я была не из тех, кто рвался в первые ряды его жизни и тянул к нему руки, я не собиралась кричать ему о любви и требовать ответных чувств. Мне это ненужно, мои чувства слишком интимны, им место лишь в моем сердце, поэтому я твердо уверена, что смогу отпустить его. Я смогу забыть это встречу или оставить ее в памяти согревающим воспоминанием. Я буду по-прежнему наблюдать со стороны, стоя где-то в уголке его насыщенной жизни, и шептать за него молитвы. Как бы сейчас не было тяжело, со временем будет так, я уверенна в этом. Он – луч солнца, он не может причинять страданий, нет. Только спасает, как и его музыка, его песни, голос.

Из большого зеркала на стене лифта на меня отсутствующим взглядом смотрела черноволосая девочка, на вид ей не больше шестнадцати, в паспорте ровно девятнадцать, а боли на ее сердце – на все сорок лет жизни хватит, если не больше. Она сжимала дрожащими пальцами свои запястья, скупо улыбалась. Какое счастье, что эту разбитую, слабую, беспомощную перед шутницей-судьбой девочку мне пришлось видеть в отражении всего пару минут, пока лифт не доехал до первого этажа.

Выйдя на улицу, я сняла туфли и медленно пошла вдоль мостовой, ступая голыми пятками по сырому шершавому асфальту. Меня провожали огни города, редкие машины, холодный ночной ветер и воспоминания, осевшие невидимыми отпечатками его пальцев на каждом сантиметре тела.

Спи сладко, милый. Завтра будет новый день.

Конечно,

До этой осени

Я знала б счастливую быль…

Потом меня бы вы бросили,

Как выпитую бутыль…

Поэтому было не надо…

Ни встреч… ни вообще продолжать…

Анна Снегина (Есенин)

*

А вам разве известно, что внутри карих глаз? На дне этих темных, темных зрачков. Самолет разрежет не только воздух, но и иллюзию близости; напополам, параллельно, на два лоскутка души. Оставил один ее воспоминаниям, оставил ее одну. Привязаться за мгновение, а знаете, мания ностальгии намного хуже, чем мания преследования. Ему до сих пор ощущается горечь ее сладкого языка на уставшем от перелетов нёбе, голубом небе за стеклом. И он уставший, ложно стойкий. Зацепила призванная не цеплять. Ничто не выдаст киноленту воспоминаний, не выйдет ни в один прокат. Но брат-близнец разве спросит? Старше, и знаете лучше. Поэтому и стирает из записной книжки младшего брата ее номер, пока тот отошел на пару минут. Он не приедет больше к тебе, потому что и ты, и он, и даже город – все станет другим, сотрет со своих асфальтированных улиц отпечатки ваших силуэтов, затрет поцелуи и прикосновения пальцев. Так будет лучше. Прощай, Стефани. Нажать «окей», согласиться на чужие больные воспоминаниями сны.

Продолжение следует…

========== Семь ==========

Вот так просто: выметайся, без тебя тошно! А на улице дождь, Берлин как никогда похож на Лондон с его пасмурными серыми вечерами, нагоняющими тоску. Холодные капли хлещут в лицо, не спасает даже козырек кепки. Планы на вечер придется изменить, потому что если мой нервный братец сейчас соберет себя по кусочкам, поднимет голову выше и все-таки пойдет на ту вечеринку, на которую мы собирались, меня не должно там быть. Не нужно мне пронзительного взгляда уставших карих глаз, на дне которых теперь всегда злоба и обида, не нужно скандалов и упреков, потому что я и сам знаю, кто я. И, может, тогда, два года назад, я действительно поступил неправильно, стерев ее номер из его мобильного, но я никогда в этом не признаюсь, так же как Билл никогда не признается, что все еще думает о ней. Не часто, иногда, такими вот холодными вечерами, когда он беспомощен перед одиночеством.

Мы вернулись в Германию после головокружительного тура в поддержку четвертого альбома. Ненадолго, так, погостить, поностальгировать даже. Вернее ностальгировать приехал я, а Билл – за вдохновением и вечеринками в кругу старых знакомых. Эта девушка… Стефани… она не изменила его, не влюбила в себя, но все-таки всколыхнула что-то в его недоверчивой душе. После девочки с DSDS, в которую Билл серьезно влюбился, как говорят с первого взгляда, он зарекся никаких больше серьезных отношений, больно все это… предательства. Она сломалась, поставила свою безопасность выше чувств, хотя она знала Билла, знала, что он будет защищать ее до последнего, умрет даже, если потребуется, он приставил к ней троих охранников, везде был рядом, прятал, а она выбрала свободу. Упорхнула, как птичка. Наверное, Билл тогда действительно слишком сильно сжал ладони, чуть не погубив ее своей заботой и любовью, а она ведь такая молодая, восемнадцать всего, не нужно было ей всего этого. Поэтому Билл и оставил Стефани так просто и не заговаривал о ней больше, вбил себе в голову, что так будет правильно. Каюсь, я приложил к этому руку, я убедил его в том, что он для нее – не больше чем привязанность (она же сама ему сказала, что в каком-то смысле использовала его музыку и образ, чтобы нормально жить), работа. Не знаю, прав ли я, но если бы я встретил бы сейчас Стефани, то в этот раз бы точно сделал все, чтобы она была с Биллом. Раз уж он считает, что она достойна его – флаг в руки. Только вот Стефани я не встречу, а Билл никогда в том, что она нужна ему, не признается.

Так я и бродил по пустым улицам (конечно, кому охота гулять в ливень?) и думал, размышлял. Возможно, действительно не стоило лезть во все это. Билл мне ошибки делать позволял, хотя наверняка знал, что будет потом. Хотелось курить, но сигареты намокали и отказывались поджигаться, поэтому пришлось остановиться у ближайшего здания и зайти под его крышу. Когда я, наконец, смог прикурить, то, делая затяжки, решил оглядеть здание. Это оказался какой-то новый стрип-клуб, весьма элитный. Что же, думаю, я знаю, чем займусь сегодня вечером. Отключив мобильный, я поспешил внутрь.

Стеклянные стены вдоль крутой лестницы с подсветкой. Пол вибрировал из-за громкой музыки в зале и чем ниже я спускался, тем сильнее гремели биты. Официантка в откровенном наряде томно взглянула меня и буквально всучила мне в руку стакан с текилой, в благодарность я шлепнул ее по заднице.

На сцене, у каждого шеста крутились девушки на любой вкус, мужчины кричали им что-то, совали в трусы купюры, мимо меня проходили уже состоявшиеся «пары», они направлялись к противоположной от входа лестнице – в VIP комнаты. Хотелось поскорее забыться – сознание настойчиво рисовало мне образы Стефани, Стефани в объятиях моего брата, его сияющие глаза – и я залпом выпил около четырех стопок текилы и двух бокалов виски. Сознание заволокла дымка, в зале было слишком душно, немного закружилась голова.

Я стал судорожно бегать глазами по девушкам, которые сидели недалеко от сцены – они, обольстительно улыбаясь, заманивали в свои сети клиентов побогаче. Мой взгляд задержался на одной из таких девушек: она сидела ко мне спиной, и я мог видеть лишь ее спину с изящно выпирающими лопатками. Легкая полупрозрачная накидка до середины поясницы, темно-фиолетовое белье и самое интересное – розовые волосы, стрижка-каре. Очевидно, парик, но она так выгодно выделялась из массы вульгарных «подруг» с наращёнными и частенько выжженными волосами. Словно почувствовав мой взгляд, девушка обернулась: отработанная, сладко-похотливая, но такая невинная улыбка сменилась замешательством. Она резко отвернулась, сделав вид, что не видела меня, но я успел разглядеть зеленые глаза, выгодно подчеркнутые темными тенями. Дыхание перехватило. Должно быть, я слишком много думал о Стефани (из-за Билла, конечно же, черт возьми!), но эти кошачьи глазки, детские черты лица, которые не скроешь никакой косметикой, все факты указывали на то, что это она, кроме, конечно, одного – весомого и реалистичного – ее. не может. быть. здесь.

Ноги плохо слушались, но я все-таки дошел до столика, за которым сидела девушка с розовыми волосами. Она невозмутимо посмотрела на меня, хлопая накладными ресницами.

– Пошли, – прохрипел я – жгучий виски до сих пор сдавливало горло – и, не дожидаясь ответа, направился к комнатам для уединения. Я знал, что она пойдет за мной, обязана пойти.

Она молчала пока мы шли по лестнице и коридору, молчала, когда легким толчком в плечо указала мне на одну из комнат, молчала, пока снимала свою прозрачную накидку и жестом указывала мне на бархатный диван, она продолжала молчать, даже когда забралась на тумбу с подсветкой и начала сексуально двигаться под музыку, медленно раздеваясь; она молчала, но не сводила с меня глаз, словно проверяла – выдержу ли я такого пристального взгляда? Я выдержал.

Она держалась слишком холодно, а я отчетливо помнил первую встречу со Стефани: от нее исходил пожар, сияние. Эта девушка, безусловно, возбуждала, но все ее движения были отрепетированы, в то время как Стефани души не чаяла в импровизации, я в этом уверен. Но все встало на свои места, когда она расстегнула лифчик, и я увидел аккуратно вытатуированные слова песни, которую я когда-то слышал каждый день, по двадцать часов в сутки: репетиции, концерты, репетиции, концерты.

Я не смог сдержать смешка. Стефани чуть прищурилась, отчего ее глаза теперь напоминали взгляд хитрой светской львицы на приеме у любовника, который на ее глазах обжимался со своей законной супругой. Стефани изящно наклонилась до пола, резко выпрямилась, выгнув спину и, улыбнувшись, села на тумбу, свесив ноги. Одну из них она положила на диван, совсем рядом с моим бедром и слегка потерлась ступней о мягкую ткань. Чуть выше колена болталась повязка, в которую, собственно, я и должен был положить деньги (лифчик и трусики она уже сняла). Стефани ничуть не стеснялась своей наготы, да и мне это казалось весьма естественным для такого места. Но мысль о том, кто она и мысли о Билле, который впервые не смог прогнать из своего сердца девушку, вмиг отрезвили меня.

– Не ожидал тебя увидеть, Стефани, – начал я в своей привычно-безразличной манере. – Тем более здесь.

Она молча смотрела на меня, ее лицо было абсолютно непроницаемым, лишенным эмоций.

– Не хочешь разговаривать со старым знакомым?

Девушка подалась вперед, чуть задев мое бедро своей ногой. Ах да, я кое-что забыл. Послушно вытащив из бумажника купюру, я положил ее под повязку; кожа Стефани обжигала. Я выжидающе посмотрел на девушку.

Она резко поднялась, надела трусики и прозрачную накидку, через которую отчетливо виднелись розовые соски, позволяя эротическим фантазиям гулять самим по себе.

– Не понимаю о чем ты, – ее голос был так же нейтрален, как и лицо. – Никогда тебя здесь не видела. – Стефани направилась к выходу. Я не мог ее просто так отпустить и дело уже не в банальном любопытстве, а в том, что она наверняка исчезнет сразу же, как покинет клуб и у меня не получится ничего исправить.

– Эй. Я хочу поговорить.

– Я свое дело сделала. Разговоры в мои услуги не входят. – Официальным тоном заявила Стефани, но все-таки остановилась, повернувшись ко мне лицом.

– Я заплачу, – в той же манере ответил я и снова достал бумажник. – Ты хорошо танцуешь.

– Спасибо.

– Кто научил?

Стефани вновь подошла к тумбе, поставила на нее одну ногу и, согнув ее в колене, оперлась об нее локтем.

– Ты об этом хотел поговорить? О том, кто научил меня танцевать стриптиз?

Я нахмурился – нельзя быть настолько бронированной! Невозможно!

– Ты больше не позволяешь трахать себя так, как и где того захочет клиент, а, Стефани?

В ее глазах что-то сверкнуло, но тут же погасло, как задутая ветром свеча.

– Кем ты работаешь? – она переместилась на диван и села на его спинку.

– Неужели ты не знаешь? – передразнил я.

Стефани нагнулась, ее лицо оказалось слишком близко, в какой-то момент я подумал, что она хочет поцеловать меня, но она только ответила на мой вопрос горячим игривым шепотом:

– Не представляю.

Мне понадобилось около тридцати секунд, чтобы прийти в себя. Стефани изящно подвигала бедрами и не спеша начала ходить по диванчику, словно танцуя. Ее движения были плавны, неторопливы.

– Ты давно здесь? Все эти два года была, перебравшись сюда, как только он бросил? – я закурил.

– Меня никто не бросал, – она не спешила оборачиваться, каблуки впивались в мягкую ткань, мешая ей идти ровно. В какой-то миг Стефани даже сжала мое плечо, дабы удержаться, но тут же отпустила, перешагнув на другую половину дивана.

– Неужели тебе все это нравится? Ты даже оргазма не получаешь, как раньше.

– Мне достаточно того, что я возбуждаюсь, когда вижу, как у мужчин вроде тебя текут на меня слюни, – сексуальным шепотом отозвалась Стефани. Она чуть наклонилась, позволяя разглядеть ее тело во всей красе.

– И поэтому ты изображаешь соблазнительницу? – я затушил окурок.

– Я могу делать и говорить, что захочу.

– Но не дотрагиваться? – уточнил я.

– Нет, – Стефани снова присела на спинку, широко расставив ноги. Черт, братец, если бы не ты я бы точно наплевал на всякие правила вроде «только танцы и блаблабла». – Дотрагиваться запрещено. И, – она словно прочла мои мысли, – не смей испытывать судьбу, иначе уйдешь с разукрашенным лицом.

– Угрозы весьма сексуальны, – я оттянул воротник футболки, под которой собрались крупные капли пота. – Но я действительно лучше не буду рисковать. Как тебя зовут?

Я надеялся, что вопрос застанет ее врасплох, но она тут же ответила, даже не моргнув:

– Олеся.

– Не нужны мне твои псевдонимы, назови свое настоящее имя, – меня начинало это злить – кого она пытается одурачить? – Стефани, – подсказал я.

– Я русская, – хоть в чем-то правда, – меня не могут звать Стефани.

– Ты назвалась так, – я старался говорить спокойно, словно разъяснял очевидное ребенку. – И да, это было в России. Мы вызвали тебя, помнишь? Элитная проститутка.

– Не понимаю о чем ты, – Стефани медленно, выгибая спину, легла на спинку дивана, согнув в колене ногу с повязкой для купюр.

– Может это освежит тебе память? – сквозь зубы прошипел я, положив под повязку еще денег.

– Спасибо, – спокойно сказала она. – Меня зовут Олеся.

– Думай лучше, – еще две купюры.

– Спасибо, – улыбнулась уголками губ. – Мое имя Олеся.

– Не делай из меня идиота! – не выдержал я, кинув в лицо ей оставшиеся наличные. – Ты Стефани! И ты прекрасно это знаешь!

– Прошу прощения, – спокойно выслушав мою гневную тираду, Стефани слезла на диван, подобрала все деньги и направилась к выходу.

– Эй! – беспомощно окликнул я. – Мы виделись два года назад.

– Не со мной.

– Мне жаль, что все так вышло! – в отчаянье крикнул я, вскочив. Стефани повернулась и подошла ко мне на расстояние пяти шагов, скрестив руки на груди, она выжидающе уставилась на меня. Я сделал глубокий вдох и спокойно сказал: – Не ожидал тебя здесь увидеть, да и не искал специально, правда. Просто ты не думаешь, что это судьба? – я, если честно, никогда не верил в судьбу, но для Билла эта теория была жизнью, религией, и я почему-то вдруг решил разделить его точку зрения. – Пойдем со мной, он думает о тебе. – Я хотел взять ее за руку, но Стефани увернулась.

– Дотрагиваться запрещено, – напомнила она, а потом, подойдя вплотную, выплюнула мне в лицо: – Я. Вас. Не знаю.

– Брось, Стефани, я дам денег, сколько захочешь, только пошли со мной…

– К черту твои деньги, – отрезала она.

Аргументы кончились. Я отчетливо представлял разочарованное лицо Билла, видел его боль и обиду. Он возненавидит меня. Все произошло только по моей вине, и я уже не знал, как это исправить.

– Он… он не хочет видеть меня, – опустившись обратно на диван, я обхватил голову руками. Горло засаднило, говорить вмиг стало тяжело. – Я очень сожалею…

– Здесь нельзя плакать, – холодно отозвалась Стефани. – Я схожу за охраной, она поможет вам и вызовет для вас такси.

– Нет, – я шумно втянул в легкие воздух, незаметно утерев глаза. Поздно. – Просто… забудь. – Резко поднявшись, я направился к выходу. Совершенно разбитый, раздавленный. Уверен – Стефани чувствовала себя также, когда покидала его, и она ничего не могла сделать с этим. Тогда она проиграла, жизнь обставила ее. Теперь пришла моя очередь.

========== Восемь ==========

«Цель визита в Германию?»

И сказать, что лишь попрактиковать язык летом – соврать, потому что сердце все равно будет шептать: это его город, он может быть здесь, он может приехать. Но дни шли, надежды притуплялись и вскоре вовсе потеряли свою значимость, как это произошло в Москве – неделя, две… он уехал, он не вернется… три, четыре… у тебя теперь своя жизнь. Стефани пришлось оставить в агентстве по эскорт-услугам, оставить жить любовью к нему; любовью, которая вмиг стала такой осязаемой, но осталась невозможной.

Утро роняет вазу надежд со стола иллюзий, разбивая ее вдребезги. Я знаю это, так уже было. Но в этот раз так хотелось, чтобы все оказалось сном, чтобы вчерашней ночи не было, и Тома не было. Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Он узнал меня, он помнит меня. Наивная маленькая Стефани до сих пор в мыслях у того, кто два года назад плевался ядом и говорил, что Билл забудет эту миловидную проститутку на следующее утро. Что же, не забыл. И я была бы рада позлорадствовать, только мне грустно, грустно и страшно. Сознание рвет на части: самой разыскать Билла и, крепко обнимая его, благодарить за то, что было, за то, что он помнит или убежать, как я бежала все это время от своих мыслей, сесть в поезд и уехать как можно дальше. И в голове лишь один вопрос – зачем ему это?

Яркий свет ударил в глаза, я застонала и закрыла лицо подушкой.

– Утро наступает даже для тех, кто живет ночной жизнью, – пропела Яна, плюхнувшись на кровать. – Вставай, я уже вернулась.

– Сколько время? – нехотя убрав от лица подушку, я посмотрела на подругу: деловой костюм, темно-рыжие волосы (она решила сменить имидж со мной за компанию) и широкая улыбка на лице.

– Уже шесть вечера. Ты сегодня работаешь?

Я отрицательно покачала головой, сев на кровати. Источником света было не солнце, как я сначала подумала, а лампа на потолке, которую Яна заботливо включила, чтобы разбудить меня.

– Везет. Меня сегодня шеф адски напряг.

Усмехнувшись, я крепко обняла подругу. В Германию мы приехали из-за нее, вернее из-за стажировки, которую ей любезно предложили пройти в институте, а мне как никогда нужно было сменить обстановку. Платили Яне копейки, правда квартиру предоставили бесплатно. А я, договорившись с институтом, поехала в Германию чтобы практиковаться – писать статьи, снимать репортажи о стране и обо всем, что с ней связано. Ответ на вопрос – почему я пошла в стриптиз-клуб – я не могу дать до сих пор, даже проработав месяц. Там платили приличные деньги, мне было скучно и пусто без подобных развлечений, да и всегда хотелось научиться танцевать. Но сейчас я задумалась – если бы я знала что встречу в этом клубе Тома, я бы согласилась? Наверное, ему от нашей встречи куда больше пользы, чем мне и тем более Биллу – Том облегчил душу, теперь он снова может считать меня легкодоступной фанаткой, мне уже плевать на это.

– Ты какая-то загруженная, – заметила Яна. – Все нормально? Выглядишь так же, как и после встречи с Каулитцем, когда он снял тебя… – подруга осеклась.

Ее слова – как удар под дых. Горло сдавило, губы задрожали.

– Эй, что с тобой?

– Теперь это был Том, ясно?! – выкрикнула я и, откинув одеяло, выбежала из спальни. Ноги подкашивались, впервые за долгое время я смогла признать свою слабость и заплакать; зарыдать до сорванного голоса. Стены расплывались, я хваталась за них руками и кусала до крови губы. Ничего не выйдет, незачем себя обманывать, нужно убираться из Германии, это смешно, ему плевать на меня, глупая шутка, а я – наивная идиотка.

– Олеся! – каблуки Яны стучали по деревянному полу, она бежала следом, иногда касаясь пальцами моего плеча. – Олеся, скажи мне что произошло!

Когда я повернулась к ней, то уже не могла сдержать слез:

– Прости, – горло сдавило, – прости, я должна была сказать тебе сразу, но я думала… думала, что если не произнесу вслух, то действительно смогу сделать вид, что этого не было, – я сжала голову руками, всхлипывая. – Мы гуляли всю ночь, гуляли по ночной Москве и говорили. Я такая дура, я думала, что смогу заставить себя оставить это…

По выражению лица Яны было ясно, что она в глубочайшем шоке – с того дня, дня когда Билл приехал с концертом и заказал меня, мы больше никогда о нем не заговаривали. Я удалила все страницы, все фото, оставив лишь песни. А теперь… теперь Том находит меня и говорит, что Билл все еще думает обо мне. Это не укладывалось в голове.

– Т-ш-ш, – Яна осторожно обняла меня и начала гладить по спине.

– Но все должно быть кончено, – я вздрагивала, роняя крупные слезы. – Он сам это сказал!.. Сам!..

– Леся…

– Мне нужно побыть одной, – я скинула ее руки и, глубоко дыша, направилась в комнату.

Сев на кровать, я закрыла лицо руками. Все нормально. Я ему ничего не должна, а он мне – тем более. Это была лишь одна… ладно, две встречи. Две маленькие жизни, срок которых давно истек. Что до Тома и его слов… Я не удивлюсь, если он солгал и сейчас; сотрясаясь от смеха, рассказывает Биллу историю о девушке, так похожей на ту проститутку, Стефани. Смешно будет в обоих случаях: если он расскажет, что обознался и загрузил незнакомую девушку какой-то сопливой ерундой или второй случай – до боли в животе Том будет хохотать над тем, как Стефани вдруг внезапно оказалась поблизости, врет о своем имени и делает вид, что ничего не было. Ха-ха-ха.

Я скрипнула зубами. Слезы кончились. Распрямившись, я подошла к туалетному столику и достала подводку и черные тени. Скучает, значит? Тогда какого черта ни разу не позвонил? Мы же договорились… Он знает, что я ничего бы не потребовала, не упрекнула бы, не попросила бы сорваться и приехать… Просто разговор, просто напомнить о том, что я – не просто игрушка или вещь, которой воспользовались, что я больше, чем столичная шлюха… Гордый, да? А я еще более гордая, потому что больше всего на свете ценю его спокойствие. Но раз раскрытая душа для Билла Каулитца – абсолютное ничто, тогда его «чувства», если таковые, конечно, есть, тоже обесцениваются. Я нарисовала ровные стрелки и создала вокруг глаз «дымку» с помощью теней. Надев платье, чулки, туфли на шпильках и накинув на плечи куртку, я поправила прическу и вышла из комнаты, к Яне. Она чуть ли не в конвульсиях билась от любопытства и тревоги.

– Все в порядке? – неуверенно спросила она.

– Да, – я широко улыбнулась, взяв ее под руку. – Идем в клуб. Хочу развеяться.

– Не думаю, что это хорошая идея… – Я посмотрела на подругу взглядом, который говорил, что сейчас со мной лучше не спорить. – Хорошо, идем. – Она взяла со столика клатч. – Как скажешь.

В стакане – водка с соком, длинными кроваво-красными ноготками постукиваю по барной стойке. На лице – блядский макияж как дополнение к короткому платью с открытой спиной. Музыка пульсирует, льется внутрь меня вместе с градусами алкоголя. Сегодня я снова Стефани: представляюсь так, веду себя так, чувствую себя так. Свободна и пуста. Девочка, что не знает о комплексах и чувствах.

«У тебя лицо ангела, – сказал мне вчера Томас напоследок». А я думаю только о том, что скажет Билл, когда все узнает. И как не стараюсь – не могу представить его реакцию. Не могу представить нас снова рядом. Себя прежней я тоже не могу представить. В подтверждение этим мыслям, неосознанно касаюсь пальцами волос, которые теперь чуть ниже подбородка, уложены в аккуратные волны.

..Недовольство от незапланированного пробуждения резко сменяется гниющей пустотой оставленной воспоминаниями о вчерашнем вечере. Не сказав и слова, я пропустила Яну в квартиру и закрыла дверь. Всё – как и день назад, только теперь я еще и злюсь на себя: сама виновата, дурочка.

– Как ты? – Яна крепко обняла меня. – Все еще думаешь о нем?

Я вздрогнула. Вторая ночь была только нашей, маленькой интимной тайной, да и я четко решила закинуть воспоминания о произошедшем в самый дальний уголок сердца, поэтому на вопрос подруги лишь пожала плечами с легкой улыбкой.

– Забей, он же звезда. Самовлюбленный козел.

– Он не козел, это я дура. – Выпалила я и, резко вскочив, пошла в ванну. Закрывшись на ключ, я прислонилась спиной к двери и сползла по ней, не прекращая глупо улыбаться. Это было. Моя благодарность за то, что он делал и делает для меня, даже не находясь рядом, моя любовь, которую посчастливилось подарить ему, пусть и в такой грязной форме. Было – это самое главное.

– Эй, – Яна тем временем стучалась в закрытую дверь. – Ты что там вены резать собралась? Стеф, не дури! Открой! Не надо суицида! Подросткового! Я читала про это! Открой!

А я все никак не могла прекратить улыбаться. Говорят, что волосы все помнят, а мне не нужно помнить, только чувствовать, поэтому я взяла ножницы из ящичка и парой уверенных движений отстригла свои густые длинные локоны. Самовнушение, безвыходность? Я убрала черные пряди с белого кафеля и взъерошила новую прическу. Пока, Стефани.

========== Девять ==========

Помешивая ложечкой кофе, я пыталась переварить то, что услышала от Олеси вчера днем. Она еще раз встречалась с ним! Она позволила ему проникнуть в свою жизнь, позволила официально стать ее частью. Ошеломисимо. Любовь – зараза, любовь – болезнь. А любовь к такому человеку, как этот Билл Каулитц, – вдвойне провал и трагедия. Только вот Олеся прекрасно знает это. Прикрыться своим псевдонимом, сделать вид, что Стефани не имеет к ней никакого отношения и ответственность за ее поступки она не несет – это, простите, уже клиника. И как после этого можно говорить, что в любви есть что-то хорошее?

В Starbucks было как всегда многолюдно, из колонок играла приятная музыка, любимая Олесей Dido, но сама она наотрез отказалась выходить из дома. Похоже, она собирается сидеть в четырех стенах до окончания нашего отпуска – а это немного-немало еще две недели – и анализировать слова, которые ей сказал этот Том Каулитц, искать в них смысл; я же говорю – клиника. Но если я и осуждала Олесю, то вовсе не со зла. Эти Каулитцы понятия не имеют, во что они превратили мою девочку, которая жила их музыкой, ее настроение менялось до неузнаваемости: то она неделю сидела дома и пялилась в потолок, то пропадала в клубах и на квартирах у сомнительных личностей, то с головой уходила в учебу. И если бы я тогда знала, что она встречалась с ним еще раз,… что она разговаривала с ним, влюблялась в него настоящего, живого человека… я бы отнеслась к этому иначе, поддержала бы ее. Но Олеся совершила самую распространённую в таких случаях ошибку – стала пытаться подавить воспоминания. Я, конечно, не психолог, но знаю, что в таком случае воспоминания лишь сильнее мучают, а если их все же удалось подавить, они когда-нибудь вернутся, отскачут подобно пружине и обрушатся лавиной. Собственно, это вчера и произошло. Но кто я такая, чтобы осуждать не только ее, но и этих… Каулитцев… Билла. Он не мог поступить иначе. Я, как реалист до мозга костей, понимаю это. Поэтому сейчас и сижу над этой несчастной кружкой с кофе и не знаю, что делать дальше. От меня, конечно, мало что зависит, но и сидеть, сложив руки, я не могу. Нужно как-то найти этого Тома, поговорить с ним. В клуб, где работает Леся, что ли пойти?..

– Привет, здесь не занято?

Но как оказалось, необходимости в этом нет. Он нашел меня сам.

– Не занято, – ответила я, стараясь выглядеть максимально невозмутимой и не дать ему понять, что я знаю – передо мной Том Каулитц.

Разумеется, я видела его на фото и видео, но не знала, что он настолько симпатичен, да и еще и голос такой… бархатный.

– Ты Яна, верно?

– Верно, – как болванчик повторила я, осторожно положив ложечку на блюдце. – Не думала, что я стала настолько известна в этом городе.

– Да нет, – он улыбнулся, сняв солнечные очки и присев за соседний стул. – Просто я знаком с твоей подругой… – он на мгновение осекся. – Ты точно Яна?

– Простите?..

Том рассмеялся. Смущенно, пряча глаза. Леся не говорила, что он так мил. И этот молодой человек никак не вязался у меня с образом эгоиста, который два года назад выставил ее за дверь, наговорив при этом малоприятных вещей.

– Ну, мало ли, – тем временем ответил Том. Он немного расслабился, развалившись в кресле и смотря на меня с усмешкой. – Твоя подруга сменила имя, может и ты – тоже?

А вот это уже неприлично. Я поджала губы и нахмурилась. Симпатию как ветром сдуло.

– Никто ничего не менял, – холодно ответила я, достав из сумочки деньги за кофе. – Можете попросить у нее паспорт, когда снова увидите, – я резко поднялась со своего стула и накинула на плечи пальто. – Хотя, вы ее точно не увидите. – Леся права. Самовлюбленный эгоистичный мальчишка. Раскаялся он, ага. Так мы и поверили. Не перепутал профессию музыканта с актером, случаем? Какое самомнение!..

– Постойте, – его пальцы ненавязчиво скользнули по моему запястью. Обжигает. – Извините. Не хотел хамить.

А в глазах и правда сожаление. Странный.

– Сложно отказывать себе в старых привычках, верно? – я присела на край стула и попыталась улыбнуться. – С кем имею честь беседовать?

– Я Том, – он протянул мне руку и, когда я протянула свою в ответ, стал энергично ее трясти, широко при этом улыбаясь. – Том Каулитц.

– Чем обязана, Том Каулитц? – я специально подчеркнула интонацией его фамилию, тем самым дав понять, что я все знаю. И я не в восторге.

– Мне нужно… вернее Биллу, – речь Тома вмиг стала сбивчивой, он положил локти на стол и наклонился к моему лицу, взгляд глаза в глаза, смотрит с надеждой. – Очень нужно поговорить со Стефани. Просто увидеть ее.

Я сделала глубокий вдох. Ситуация сложная, с этим не поспоришь. И хотя я уверена, что Олеся будет орать на меня и осуждать, я знала, что для нее лучше. Вернее, лучше для разрешения сложившиеся драмы. Необходима развязка, иначе ни она, ни этот Билл нормально жить дальше не смогут. Да и вдруг, правда, – любовь? Кто их знает.

– Никакой Стефани я не знаю.

– Но, – Том растерялся.

– Но я знаю Олесю. Может Биллу поговорить с ней? – я не смогла скрыть улыбку, наблюдая за облегченным вдохом Каулитца. – Да не волнуйся так, если она и убьет нас, то обоих. – Рассмеявшись, я слегка ударила его в плечо.

Том усмехнулся, а я почувствовала себя глупо. Почти незнакомый человек, которому интересно лишь местонахождение Леси и я со своими штучками в стиле «своего парня» и колким сарказмом. Ненавижу себя за то, что так веду себя с мужчинами. Быстро продиктовав адрес, я, чувствуя, как заливаюсь краской, поспешила покинуть кафе.

Но Том нагнал меня у самого выхода. Взял за запястье настойчивее, чем минутами ранее. Слегка потянул на себя.

– Постойте. Я только что позвонил брату, он уже едет к ней, – Том говорил с придыханием, на его лбу собрались крупные капли пота. – Как думаете, все получится? Получилось ли у меня… изменить содеянное?