Текст книги "Навеки связанные (СИ)"
Автор книги: Valine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Нуала, видя подобный ажиотаж, вызванный словами брата, посмотрела на сидящего неподалеку принца, надеясь не заметить в его взгляде схожих эмоций, однако Акэл, точно так же, как и другие гости, громко хлопал в ладоши, смотря с уверенностью и восхищением на Нуаду.
Лишь она, принцесса, не желала придаваться всеобщему настроению, предпочитая тихо сидеть, скрывая полный отчаяния и боли взор от посторонних. Король же, произнеся свою пламенную и живую речь, подозвал к себе слугу, который стоял в стороне, держа на золотом круглом подносе три бокала с вином.
Когда молодой эльф подошел, Нуада взял кубок и посмотрел на сидящих рядом сестру и принца, взглядом призывая их сделать то же самое. Акэл, встав с предназначенного ему трона, забрал с подноса два бокала, протягивая один из них подошедшей принцессе, которая в легком поклоне выразила благодарность эльфу.
– Да здравствует новая эра! – высоко над головой подняв золотой бокал, выразительно воскликнул Нуада.
– Да здравствует новая эра! – повторил принц Акэл, поднимая свой кубок и радостно и довольно смотря на гостей.
– Да здравствует новая эра! – вторили им все собравшиеся гости, смотря с нескрываемым восхищением и радостью на двух эльфов, в чьих жилах текла благородная королевская кровь.
Лишь Нуала неуверенно, дрожащей рукой, подняла принесенный слугой кубок, однако ее губы не произнесли сказанных братом слов, вместо этого она тихо, едва слышно, одними лишь губами проговорила: «Да будут благословенен человеческий род отныне и вовек».
Сказав это, фейри одним глотком осушила золотой бокал, вмиг почувствовав неприятную горечь, заставившую принцессу поморщиться, и жар, что, подобно расплавленной стали, растекся по ее телу, даря ему приятное обволакивающее тепло.
Тем временем ее брат вновь начал говорить, однако теперь Нуала плохо слышала его слова, пребывая в странном состоянии, граничащим между сном и реальностью: все происходящее ей казалось неправильным и чуждым, и она более не желала находиться в этом зале, среди этих существ, охваченных общей волной ненависти к человеческому роду и радости, причиной которой была слишком дорогостоящая и бесчестная победа.
– Прошу же вас всех сегодня забыть печали и невзгоды, обиды и лишения, – произносил Нуада уже более спокойным голосом. – Пусть этот день станет для вас днем радости и счастья. Прошу, пейте, ешьте, танцуйте – никто более не посмеет препятствовать вам наслаждаться долгожданной свободой, – на этих словах он жестом приказал менестрелю начать играть, и уже через мгновения Большой Зал залился прекрасной и чарующей музыкой, услышав которую многие гоблины, эльфы, тролли и другие волшебные создания не отказали себе в удовольствии пригласить своих избранниц на танец.
Другие же сказочные существа пожелали, прежде всего, испробовать блюда, что так заманчиво и соблазнительно стояли на длинных деревянных столах, покрытых багровыми скатертями и от которых исходили приятный и пряный запах и густой пар. Некоторые из гостей не упустили возможности разбиться на небольшие тесные группки, чтобы с интересом и увлеченностью обсудить образы королевских наследников, речь правителя Нуады или внешний облик и поведение принца Акэла.
Нуада, бросив на сестру короткий, полный сомнения и противоречия, взгляд, медленно отвернулся и направился к своей любовнице, которая стояла недалеко от короля, выразительно и игриво смотря на него, будто бы ожидая, когда же он подойдет и пригласит ее на танец.
Немая просьба Селин не осталась незамеченной, и Нуада, изящно поклонившись, протянул эльфийке свою, облаченную в черную кожу, руку, которую она с удовольствием приняла, на секунду устремив на Нуалу свой, полный гордости и надменности, взгляд, заставивший принцессу ощутить неприятный и болезненный укол ревности, что, подобно стальному кинжалу, впился в самое сердце.
Принцесса не могла смотреть на открывавшуюся перед ней картину, не испытывая при этом смеси обиды, разочарования и невыносимой боли, а потому медленно направилась прочь от места, где в танце кружились ее брат и Селин.
Единственным, чего в этот момент желала всей душой Нуала, было скрыться от посторонних взоров, затеряться среди толпы, чтобы никто не мог увидеть ее внутреннюю опустошенность, что, словно в зеркале, отражалась на лице фейри, делая его уставшим и печальным.
Принцесса проходила среди танцующих партнеров, которые любовно и нежно смотрели друг на друга, вкладывая в каждое свое движение и слово всю страсть, что пылала в них, подобно пламени. Смотря на этих существ, Нуала не могла не завидовать им всем сердцем и душой, ведь они были счастливы и свободны: их не угнетала и не мучила ужасная действительность и по-настоящему страшная и непосильная цена собственной, так называемой, свободы.
Эти создания не разрывались на части от безумных и неправильных чувств, не просыпались чуть ли не каждую ночь в холодном нездоровом поту и не проводили большую часть времени, занимаясь самобичеванием и самоистязанием, изводя и без того измученное сердце.
Они были счастливы, а потому их не заботило состояние принцессы, которая пустым взглядом скользила по танцующим фигурам. Нуала же, которой подобная картина служила напоминанием лишь ее собственного безмерного одиночества, глубоко вздохнув, неуверенными и медленными шагами направилась к магическому фонтану: ей хотелось успокоиться, отвлечься от гнетущих мыслей и чувств, что огромным балластом тянули ее на дно, где не было ничего, кроме отчаяния и боли.
Принцесса надеялась встретить Миату, единственную эльфийку, понимавшую ее и желавшую помочь, поддержать, придать сил и уверенности, однако та кружила в медленном и изящном танце с неизвестным Нуале эльфийским юношей, который был одет в красивую, но простую парадную форму, отдаленно напоминавшую форму стражей и воинов.
Увидев радостную и естественную улыбку на приятном лице служанки, принцесса не смогла не испытать искреннего счастья за фейри, которая за столь короткое время стала для нее одним из самых близких существ.
Нуала стояла рядом с фонтаном, в котором волшебные разноцветные яркие существа плескались и игрались, тревожа воду и создавая иллюзии радужных мостов, и заворожённо смотрела на открывавшиеся перед ее взором забавы, думая о том, что даже столь небольшие создания способны приносить радость и отвлекать от неприятных и тяжелых мыслей.
Фейри, поглощенная созерцанием удивительных существ, название которых она даже не знала, ведь видела их впервые в своей долгой жизни, совсем не заметила подходящего к ней красивого и статного эльфа, заинтересованно и восторженно смотревшего на нее.
– Я смотрю, Вы упорно избегаете всех гостей, – мягко проговорил Акэл, и фейри вздрогнула, резко обернувшись и задев рядом стоящего принца шелком светлых волос.
– Нет, что Вы… Просто я не хочу привлекать к себе лишнее внимание, – растерявшись от неожиданного появления эльфа, быстро проговорила Нуала, поднимая на принца свои красивые янтарные глаза и встречаясь взглядом с искренним и восхищенным взором темных глаз.
– Что ж… Боюсь, что не привлекать к себе внимания в подобном образе-невозможно. Вы слишком выделяетесь из толпы, Миледи, поэтому, когда в следующий раз захотите избежать неинтересного и навязчивого общества, надевайте что-нибудь неброское и темное, – не сдерживая озорной и довольной улыбки, проговорил Акэл.
– Благодарю за совет, Милорд, – театрально вежливо ответила Нуала, желая поддержать непринужденную беседу. – Где же Вы были несколько часов назад, когда меня одевали в столь яркий и выделяющийся наряд?
– В это время я преодолевал последние мили, чтобы увидеть Вас и убедиться в том, что сестра моего давнего друга все так же прекрасна, как и сотни лет назад, – без тени наигранности ответил Акэл, чем заставил Нуалу смутиться и отвести растерянный и слегка напуганный взгляд.
– Я надеюсь, что мои старания не пройдут даром, и Вы окажете мне честь и подарите следующие танцы? – все также серьезно спросил Акэл, не отрывая взгляда от лица стоящей рядом с ним фейри.
Он знал Нуалу, а точнее, ее брата, еще с юношеских лет. Акэл всегда уважал наследника короля Балора и восхищался его мужеством, силой и стойкостью. Они вместе учились воинскому делу, тренируясь от заката до рассвета, зарабатывая новые ссадины и боли во всем теле.
В те давно канувшие в Лету годы Акэл так же, как и Нуада, мечтал об опасных и захватывающих приключениях по всему свету. Эти наивные юношеские желания тесно связывали двоих эльфов, заставляя их вновь и вновь уносится мыслями в то время, когда они смогут окунуться в мир удивительных и интересных странствий.
Однако Нуале не было места среди жаждущих приключений юных наследников, живших лишь мечтами и выдуманными картинами будущего, не имеющими с реальностью ничего общего, поэтому принцесса никогда не участвовала в жизни своего брата и его друга.
Фейри всегда предпочитала наблюдать, изучать тех, кто окружал ее изо дня в день – это занятие для нее было подобно спасательному плоту, что не позволял затонуть в пучинах одиночества и непонимания. Ведь у Нуалы никогда не было подруг, тех, кому она могла целиком и полностью доверять, не боясь быть осмеянной и непринятой.
С самого детства она была иной, совсем не похожей на прочих ветреных и вечно парящих в облаках эльфиеек, которые не думали ни о чем другом, кроме как о дорогих и красивых нарядах и богатых и знатных женихах. Нуала предпочитала балам и празднествам тишину и уединение, танцам и играм – книги, а пустым и ненужным разговорам и сплетням – изучение самой себя, своей души, мыслей и чувств.
Лишь Нуада был принцессе действительно дорог, лишь он знал все о ней, ведь, будучи с самого рождения связанными самыми прочными узами, они просто не могли скрывать что-либо друг от друга, не имели права на подобное.
По крайней мере, так им казалось раньше, давным-давно, еще до того, как король Балор осознал, насколько опасна и губительна сия связь для его чад, особенно для любимой и дорогой дочери, чье послушание и уважение приносили старому эльфийскому правителю радость и утешение.
Позже, когда близнецы стали взрослее, король Балор предпочел уберечь Нуалу от неправильного и губительного влияния принца, а потому приказал дочери закрыться от брата, выстроить в разуме стену, чтобы он не смог внушить ей свои мысли, заставив уподобиться себе.
Именно в тот момент фейри и лишилась единственного и верного друга: она осталась одна во всем мире. Акэла же еще в юности привлекала внутренняя сила принцессы, ее особенная и неповторимая красота, необычные для представительницы фейри мысли и предпочтения.
Она казалось ему загадкой, тайной, что хранится под семью печатями, а потому эльф не мог не испытывать к ней нежных чувств, больших, нежели простая братская любовь. Это были восхищение, симпатия и истинное преклонение перед чем-то особенным и прекрасным, которые Акэл сохранил в своем сердце и пронес с собой на протяжении долгих сотен лет, пока судьба не подарила ему возможность вновь встретиться с Нуалой. Принц видел в этом знак, божественное предопределение, а потому желал насладиться каждой минутой, проведенной в обществе фейри.
– И сколько Вы желаете, чтобы я подарила Вам танцев? – из недолгих раздумий Акэла вывел нежный голос стоявшей рядом принцессы, которая с интересом смотрела на него, ожидая ответа.
– Все, – коротко ответил Акэл, отчего глаза Нуалы удивленно и непонимающе расширились. – Я желаю, чтобы весь этот вечер Вы, Миледи, танцевали только со мной.
– Так не положено, Милорд. Ваше заявление противоречит установленным порядкам, – не скрывая улыбки, проговорила Нуала.
– Никто и не заметит, что Вы будете танцевать все торжество со мной, – будто просящий не рассказывать о совершенной шалости ребенок, произнес Акэл, внутренне надеясь на то, что принцесса примет его приглашение.
– Хорошо, я согласна подарить Вам два танца, – немного подумав, ответила Нуала.
– Три, – высказал свою позицию Акэл, внутренне торжествуя и от того, что он смог отвоевать для себя два танца.
– Два, и не танцем более, – настояла на своем принцесса, и эльф обреченно выдохнул, признавая свое поражение.
– Что ж, два, так два, – спокойно и смиренно проговорил Акэл, принимая поданную принцессой руку.
Вместе с эльфом Нуала проследовала к центру Большого Зала, где и кружились танцующие пары, напоминая распустившиеся бутоны на водной глади, которые от каждого порыва ветра совершали пируэты, скользя по прозрачной поверхности. Акэл нежно прижал к себе фигуру фейри, положив одну руку на ее изящную талию, а второй ощутимо сжав бледную красивую ладонь эльфийки, которая была холодна, словно лед.
Посмотрев на принцессу, в глазах которой читалась смесь смущения и неуверенности, эльф легко улыбнулся и повел Нуалу в изящном и медленном танце. Их пара постепенно слилась с другими, однако теперь большинство любопытных взглядов устремились в сторону Акэла и его спутницы, сестры короля.
Нуада же, который все время, проведенное с Селин, искал взглядом принцессу, пришел в настоящее бешенство от открывшийся перед ним картины: приглашенный им же принц пожелал из всех эльфийских дев, которые только находились в этом зале, танцевать именно с Нуалой, с его Нуалой.
И что же? Нуала согласилась на приглашение Акэла, и теперь принц прижимал к себе фейри, а его рука покоилась на ее талии. Осознание этого заставило глаза Нуады полыхать темным недобрым огнем, который не скрылся от Селин, что следила за каждой эмоцией на лице любовника.
– Что-то не так, мой король? – непонимающе спросила Селин, смотря в сторону, куда был направлен взор ее любовника.
Однако, когда эльфийке открылось, что Нуада не отрывал своего взгляда от собственной сестры и танцующего с ней принца, ее сердце наполнилось лютой ненавистью и черной завистью, которые, подобно хищному зверю, вцепились в него, как в добычу.
С уст Селин слетело неслышное проклятие в сторону сестры короля, одно упоминание о которой приводило фейри в необузданный и безмерный гнев, готовый в любую секунду взорваться, подобно разъяренному и опасному вулкану, спавшему долгие годы.
Наложница короля даже не могла предположить, что будет питать к Нуале еще большие презрение и ненависть, нежели ко всему человеческому роду. Неправильная и греховная любовь Нуады была способна лишить ее всего, оставив в жалком и ничтожном положении, в роли служанки, что будет прислуживать его дорогой и обожаемой сестре.
Селин не желала лишиться всего того, что обрела за последние месяцы, в одно мгновение, лишь потому, что на ее пути появилась серьезная преграда в лице скромной и невинной принцессы, которая всем своим видом заставляла любовницу короля чувствовать себя грязной и ничтожной падшей женщиной.
– Все в порядке, Селин, – отрешенно проговорил Нуада, посмотрев на свою партнершу, от которой не скрылись недобрые огни в его глазах и желваки на скулах, выдававшие раздражение и злость.
– Тогда почему Вы так смотрите туда? – скрепя зубами спросила Селин, желая уже, наконец, вывести короля на чистую воду. Ей надоела его безмерная ложь, его притворство и бесконечные тайны и недосказанности.
– Я смотрю на свою сестру и принца Акэла, – скучающе произнес Нуада, прекрасно понимая, что этими словами не отвечает на вопрос наложницы, а порождает все новые и новые.
– Я это вижу, Ваше Величество, – Селин начинала выводить из себя эта игра, в которой король отвел ей роль беспросветной и наивной тупицы, не имеющей права задавать серьезные вопросы. – И что же Вас так злит?
– Меня ничего не злит, – вновь этот пренебрежительный тон, приводивший фейри в настоящую ярость. Король на протяжении уже нескольких недель вел себя с ней, как с наскучившей вещью, которую жаль выбрасывать, а потому она пылится на полках, изредка отодвигаемая только для того, чтобы протереть возле нее накопившийся слой пыли.
– Прошу извинить меня, мой король, но я очень устала, – перестав танцевать и изобразив наигранное бессилие, проговорила Селин, для большей убедительности и правдивости взявшись за голову. – Позвольте мне покинуть это торжество.
– Конечно, Селин, не смею тебя более задерживать, – изобразив заинтересованность и понимание, негромко ответил эльф, опустив голову в галантном поклоне.
Селин, вновь с ненавистью и злобой посмотрев в сторону сестры короля, развернулась и медленным и твердым шагом прошла по каменному полу к высоким массивным дверям. Фейри более не желала мириться с ничтожностью и жалкостью своего положения, которое с каждым днем все более и более усугублялось, заставляя любовницу короля внутренне кричать, не сдерживая накопившихся эмоций и чувств.
Селин осточертела и принцесса, которая, даже не принимая добровольного участия в играх собственного брата, уничтожала ее, делая фейри в глазах Нуады пустым и нестоящим внимания местом.
Она не понимала, зачем эльф продолжает мучить ее своими отчужденностью и холодностью, если его сердце уже давно принадлежит другой. Все эти мысли больно и неприятно душили Селин, вынуждая тыльной стороной ладони смахивать непрошенные и жалкие слезы, слезы поражения и обиды.
Нуала же, вновь на недолгое время забыв о собственных тяжелых и крамольных мыслях, что бились в голове и гудели, подобно пчелиному улью, кружилась в легком и беспечном танце.
Касания принца более не вызывали стеснения и дискомфорта, а его общество теперь приносило настоящую радость и спокойствие, чувство надежности и тепла. Акэл прижимал к себе фигуру фейри, ощущая неприкрытую и искреннюю радость от того, что танцует именно с ней, с Нуалой.
Каждое их движение содержало в себе изящность и плавность, спокойствие и грацию: не было ничего лишнего, ничего резкого или заранее обдуманного. Нуала кружилась в танце с эльфом легко и непринужденно, чувствуя на себе восхищенные взгляды собравшихся, которые принуждали принцессу мягко и радостно улыбаться, смотря своими большими красивыми глазами на собственного партнера, что не сводил восхищенного и довольного взора с фейри.
– Я уже думал, что более никогда не смогу станцевать на настоящем балу, – тихо, с доброй и искренней улыбкой проговорил Акэл, делая круг и сильнее прижимая к себе принцессу, чувствуя мягкость и тепло тела под ладонью.
– Я тоже, – тихо и задумчиво проговорила Нуала, на секунду подумав о том, что, не получи ее брат все части золотой короны, волшебные создания так и прозябали бы всю оставшуюся вечность в ямах и подземельях, не имея права даже на самые малые удовольствия. Однако фейри тут же поспешила отогнать столь неправильную и негодную мысль, внутренне возмущаясь тому, как вообще ей в голову могло придти подобное.
– Надеюсь, что я танцую не слишком дурно? – иронично спросил Акэл, прекрасно зная ответ на свой вопрос.
– Вы же знаете, что танцуете бесподобно, – не в силах сдерживать улыбки, ответила Нуала, когда они, немного отдалившись друг от друга, взялись за руки, ускоряя шаг, делая движения похожими на скольжение по зеркальной глади воды. – Или же Вам просто хотелось услышать эту истину из моих уст?
– Вы меня разоблачили, Нуала, – по-мальчишески улыбаясь, проговорил Акэл. – Однако, в свою очередь, поспешу тоже сделать комплимент вашей грации и пластике. Вы – самая изящная фейри, которую мне доводилось когда-либо встречать.
– И как же много Вы встречали в своей жизни эльфиеек, что делаете подобные заявления? – с интересом спросила Нуала, чувствуя уверенность и некоторую раскованность в обществе эльфийского принца.
Фейри не смогла не допустить мысли о том, насколько же отличается ее поведение в обществе брата, рядом с которым она ощущала себя загнанной в ловушку добычей, чье сердце бьется с невероятной силой, и в компании простого и искреннего Акэла.
– Понимаете, Нуала, я прожил довольно долгую, даже по меркам бессмертных существ, жизнь, поэтому на моем пути часто встречались молодые и интересные особы, однако ни одна из них ни в чем не могла сравниться с сестрой моего очень хорошего знакомого, с которым у нас завязалась дружба еще в юности, – на этих словах Нуала смущенно опустила взгляд, чувствуя, как приятное тепло обволакивает все ее тело. – И, конечно же, я не могу вспомнить, чтобы хоть одна из фейри танцевала подобно Вам.
– Перестаньте мне льстить, Милорд. Вы же знаете, что преувеличение – одна из форм лжи, – серьезно ответила Нуала, однако с ее лица не сходила довольная и легкая улыбка.
– Никогда не замечал за собой этого страшного греха, – изобразив удивление и непонимание, проговорил Акэл, кружа принцессу вокруг себя, заставляя ее багровую юбку походить на яркий цветок, что вращается на водной глади при порывах ветра.
– Мы очень часто не замечаем собственных грехов, зато хорошо видим преступления и ошибки других, – часто дыша, ответила Нуала, чувствуя, как ее щеки пылают.
– Что ж, это вполне разумная мысль, – согласно кивая, проговорил Акэл и, немного подумав, добавил. – Нуала, давайте уже переступим через все эти церемонности и официальности и перейдем на «ты». Мы знакомы уже очень давно, поэтому нет нужды в том, чтобы притворяться чужаками.
– Конечно, Милор… Акэл, – запнувшись, ответила Нуала, радуясь предложению эльфа. – Прости, боюсь, мне необходимо достаточно времени, чтобы привыкнуть.
– Ничего страшного, мне и самому всегда необходимо немало времени, чтобы к чему-то привыкнуть, – снисходительно улыбаясь, проговорил Акэл, когда уже второй танец завершился и музыканты закончили играть. Нуала же в ответ благодарно и признательно посмотрела на принца, впервые за торжество ощущая такую легкость и беспечность.
– Вы позволите отобрать у Вас мою сестру на следующий танец, – раздался рядом до боли знакомый, полный твердости и решительности, голос, и Нуала, на секунды прикрыв глаза, стараясь справиться с подступившей волной страха и волнения, медленно обернулась в сторону брата, который выразительно и внимательно смотрел на нее, не позволяя себя даже моргнуть.
Фейри заметила, как сжимались в мертвой хватке его ладони, как играли желваки на скулах, как меж белых бровей пролегла складка: Нуада был очень зол, однако Нуала никак не могла понять причину этой злобы, внутренне надеясь на то, что все это – лишь иллюзия, созданная ее больным воображением.
– Конечно, друг мой, – все еще пребывая в отличном расположении духа, проговорил Акэл, посмотрев на Нуалу, которая стояла, потупив смущенный и напуганный взгляд в каменный пол.
– Благодарю, – сладко-притворным голосом ответил Нуада, протягивая сестре свою, облаченную в черную кожу, ладонь, которую та приняла, дрожа всем телом от новых прикосновений брата.
Когда же вновь начала играть музыка, король положил на талию Нуалы ладонь, прижимая сестру к своему стройному и сильному телу, второй же крепко и ощутимо сжал другую, вынуждая тело фейри пропустить волнительную и дурманящую дрожь.
Принцесса на секунду посмотрела в сторону, где недавно стоял Акэл, однако увидела лишь его удаляющуюся фигуру, проходящую мимо большого количества пар, что плотно стояли друг к другу, ожидая начала танца.
Сердце Нуалы сильно забилось в грудной клетке: постепенное осознание происходящего заставляло ее дрожать всем телом, ощущая на своем горле невидимые щупальца, душившие и мешавшие нормально дышать, заставлявшие совершать глубоки и частые вдохи-выдохи.
Нуада же, сильнее прижав к себе хрупкую и статную фигуру сестры, повел ее в танце уверенными и отточенными движениями, словно эльф был всю свою сознательную жизнь вовсе не жестоким и беспощадным воином, а миролюбивым и праздным юношей, любившим балы и различного рода увеселения.
– Я вижу, ты боишься меня, – тихо, почти шепотом, пробирающим до костей, проговорил Нуада, наклоняясь к лицу принцессы, вынуждая ее отворачиваться, пряча смущенный и напуганный взгляд от его выразительных и ледяных янтарных глаз. – Странное дело: буквально минуту назад ты улыбалась, вся светилась от радости, когда с тобой танцевал принц Акэл, теперь же ты вся дрожишь, прячешь свой взор, лишь бы не смотреть мне в лицо…
– Что же такое, милая сестрица? Мое общество тягостно тебе или же противно? – не переставая смотреть прямо в лицо Нуалы, спросил Нуада, и в его голосе читались злость и недовольство.
– Нет, брат мой, – только и проговорила Нуала голосом, в котором слишком отчетливо читались страх и волнение. Принцесса, преодолев себя, подняла взгляд на Нуаду, который находился совсем близко, настолько, что его дыхание ощутимо касалось лица фейри.
– Тогда почему же ты вся дрожишь? – лукаво и иронично спросил Нуада, кружа принцессу по Большому Залу на виду у десятков пар любопытных глаз, что со всех сторон окружали эльфийских наследников, следя за каждым их движением.
Некоторые из гостей недовольно и непонимающе переглядывались, удивляясь тому, как король прижимал к себе собственную сестру, как смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть испытующего и проницательного взгляда.
Гости понимали, что между близнецами происходило то, чему сложно было найти объяснение или оправдание. Какая-то обоюдная борьба, противостояние, об истинных причинах которого никто не знал.
Даже танец, в котором кружились близнецы, походил скорее на столкновение двух слишком разных стихий. И присутствующим на балу казалось, что король и его сестра, подобно льду и пламени, пытаются одолеть друг друга, не взирая на то, что это бесполезно и бессмысленно, забывая о том, что их окружает большое количество гостей.
– Я не знаю, брат мой, – ответила Нуала, которая буквально сходила с ума от каждого прикосновения Нуады к себе, от его тепла, что передавалось и ей, от силы и могущества, наполнявших каждый его жест, любое слово.
Принцессе хотелось закрыть глаза и опустить голову на крепкое плечо брата, чтобы еще сильнее почувствовать эту жгучую смесь сладкой неги и всеобъемлющих страха и волнения, которая туманила рассудок, окутывала, подобно густому туману, в свои сети, подчиняя собственной воле.
– Хм, ты думаешь, я поверю в столь наглую и непродуманную ложь? – наклонившись совсем близко к ее лицу, спросил Нуада, сощурив глаза, в которых горел недобрый и опасный огонек. – Ты не могла перестать улыбаться нашему почетному гостю, однако стоило мне подойти, как куда-то испарились даже остатки радости и довольства… Неужто я не заслужил хотя бы малейшей крупицы твоего уважения, дорогая сестрица?
– Я не могу управлять собственными эмоциями и чувствами, брат мой… Раньше, до всего этого, я могла с уверенностью сказать, что уважаю и люблю тебя, однако теперь не имею права лгать, произнося то же самое… – быстро произнесла Нуала, поражаясь своей дерзости и смелости.
– Вот оно как… – задумчиво ответил Нуада, внутри которого разгоралось настоящее и необузданное пламя. – Я как всегда не угодил тебе, не оправдал твоих надежд и мечтаний. Только вот знаешь ли, Нуала, – на этих словах эльф вплотную наклонился к ее лицу и прошептал на ухо, обжигая кожу горячим дыханием. – Теперь уже ничто не будет, как прежде, желаешь ты того, или же нет. И я не стану более ни с кем, ты слышишь, сестра моя, ни с кем делить то, что всегда принадлежало мне. И я говорю вовсе не про корону и власть, которую она дает… – сказав это, эльф довольно и хищно улыбнулся, видя, как в глазах Нуалы отражается понимание, сменяющееся страхом.
– Поэтому не советую тебе так открыто и радушно вести себя с нашим дорогим гостем, если ты не желаешь повторения неприятной и душещипательной истории того мерзкого водоплавающего, Авраама, кажется, – Нуала, услышав подобные ужасные слова, не смогла сдержать одинокой слезы, которая скатилась по бледной щеке, оставляя на ней влажную дорожку. Нуада почувствовав, что и по его щеке прокатилась точно такая же жалкая слеза, довольно оскалился, совсем утратив облик благородного эльфа.
– Как ты можешь говорить мне подобные вещи? – сдерживая готовые вырваться непрошенные слезы, тихо произнесла Нуала, когда утихла музыка, и все пары, словно по команде, остановились. – Как ты можешь так спокойно объявлять о том, что убьешь давнего друга, если тот попытается завладеть моим вниманием?
– Легко, Нуала, очень легко. А знаешь, почему? – произнося эти слова, Нуада вновь, как тогда, в покоях, обхватил подбородок принцессы бледными пальцами, принуждая поднять напуганный взгляд. – Потому что, какой бы сильной и крепкой ни была моя дружба с принцем Акэлом, как бы я не уважал и не почитал этого эльфа… Если он посмеет хотя бы подумать о том, что может просто так забрать тебя, я поставлю его на место, показав, что бывает, когда посягаешь на чужое.
Нуала часто и глубоко дышала, смотря по сторонам, ища чьей-либо помощи и защиты. То, что сказал ей брат, мало напоминало признание в светлых и прекрасных чувствах, это больше походило на констатацию факта, говорящего о том, что она-собственность Нуады, не имеющая права перечить его воле.
Такое заявление ранило сильнее самой смертоносной и меткой стрелы, пропитанной ядом, ведь оно было сделано тем, кого сама Нуала безмерно любила и кому она всей душой жаждала помочь. Теперь же принцесса сомневалась, что есть хотя бы шанс, малейшая возможность остановить безумие и одержимость брата.
– Я надеюсь, что ты поняла смысл моих слов, Нуала, – убирая от ее лица руку, тихо проговорил Нуада, внимательно смотря на сестру, в глазах которой читались отчаяние и всепоглощающая печаль. – Прошу, не вынуждай меня доказывать тебе правдивость моих слов. Ты принадлежишь мне, Нуала, и я не позволю никому забрать тебя у меня.
– Конечно, брат мой, – вокруг принцессы стоял шум, подобный гудению улья, однако она все равно произносила эти слова негромко, будучи отрешенной от реальности, от происходящего. – Мой король, позвольте мне покинуть торжество… Мне нездоровится…
– Очень жаль, – задумчиво и как-то отстраненно ответил Нуада. – Что ж, конечно, ты можешь идти: этот день слишком утомил тебя. Я предупрежу принца Акэла, чтобы он не беспокоился.
– Благодарю, брат, – слегка наклонив голову, дрожащим голосом проговорила Нуала.
– Сладких снов, дорогая сестра, – довольно и иронично произнес Нуада, наклонившись к лицу Нуалы и запечатлев на нем едва ощутимый, легкий поцелуй.
– Доброй ночи, брат, – ответила Нуала, в чьем голосе не читалось ничего, кроме безмерной усталости и печали.
Отвернувшись от брата, Нуала медленно, словно пребывая во сне, преодолевала каждый дюйм Большого Зала, ловя на себе непонимающие и подозрительные взгляды сказочных существ. Однако принцесса более не обращала на них никакого внимания, погруженная в тяжелые, разрывающие ее на части, мысли.
Когда же она подошла к массивным деревянным дверям, один из стоящих возле них эльфов, поклонившись, вызвался проводить Нуалу до ее покоев. Фейри не помнила, что ответила на его слова, и ответила ли вообще: происходящее вокруг теперь казалось подернуто туманной дымкой, не позволявшей что-либо увидеть, рассмотреть или услышать.
