Текст книги "Навеки связанные (СИ)"
Автор книги: Valine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
========== Глава 6. Часть 2. ==========
Нуала сидела на кровати, перелистывая страницы книги, с интересом скользя по неизвестным строчкам, заставлявшим ее губы непроизвольно растягиваться в легкой улыбке. Принцесса не знала, сколько уже времени провела за сим делом, будучи полностью погруженной в чтение, которое было одним из самых любимых ее занятий.
Наверное, больше книг Нуалу привлекала только верховая езда, заставлявшая сердце быстро биться, чувствуя бешеные порывы ветра, дарившие ощущение бесконечной свободы. Это было непередаваемо, а потому так притягательно для представительницы фейри.
Нуала вспоминала, как раньше, много-много лет назад, они с братом каждый день почти устраивали продолжительные скачки по девственно чистым полям, заставляя слуг, приставленных к ним, едва поспевать за юными наследниками. В такие моменты принцесса чувствовала себя самой свободной и сильной эльфийкой на свете, которой были подвластны и ветер, и солнце, и бесконечные просторы лугов.
Езда на лошади для Нуалы подобна полету, именно поэтому она так часто представляла себя гордым и властным орлом, стрелой разрезающим облака. Но всему положено заканчиваться, уходя в небытие и оставляя о себе лишь воспоминания. Так и верховой езде должен был придти конец, когда люди захватили все территории, заставив лесных свободных существ спрятаться под землю, как крысам в яму.
Однако еще до того момента Нуала перестала выезжать на столь любимые ранее прогулки, ведь родной брат бросил ее, уйдя в добровольное изгнание, а потому принцесса уже не видела смысла в том, чтобы заниматься дорогим сердцу занятием одной.
Через какое-то время Нуала нашла утешение в бесконечных книгах, сборниках поэзии, мифах и легендах, в которых прекрасные и благородные принцессы всегда обретали счастье со своими любимыми.
Читая эти истории, эльфийка улетела мыслями в тот день, когда и она, подобно героиням подобных сказок, встретит своего суженого, который завладеет ее мыслями и чувствами, которому она ответит согласием на его предложение руки и сердца.
Однако шли годы, десятилетия, столетия, а Нуала все так же была недоступна для многих значимых и благородных юношей, в которых она искала лишь недостатки, упуская из виду все их достоинства.
Фейри и теперь не могла сказать, почему так поступала, однако кое-какие предположения и догадки все-таки ютились в ее сердце: от них принцесса старалась избавиться, не позволяя себе даже развивать подобное, чтобы не грешить против Великого Создателя.
Теперь же Нуала понимала, что те мысли не являлись чем-то глупым и бессмысленным, наоборот, они прекрасно и правдиво объясняли причины ее постоянных отказов, а если быть точнее, то причину, которая крылась в Нуаде. Принцессе казалось, что именно из-за чувств к брату, которые, возможно, зародились в ее сердце уже давно, однако лишь недавно она позволила себе признать их существование, ей никак не хотелось связывать свою судьбу с кем бы то ни было еще.
Однако все это являлось лишь догадками, вразумительными и имеющими под собой почву, но все же догадками.
Так или иначе, теперь уже было поздно, что-то предполагать, заполняя свой разум догадками, посторонними мыслями и неуместными подозрениями по отношению к самой себе. Нуала более не желала искать зачатки и ростки собственных чувств к брату, ведь это было так же бесполезно и глупо, как и вовсе отрицать их.
Эльфийка постепенно начала смиряться со своими чувствами к Нуаде, понимая, что скрываться от них так же странно и неразумно, как прятаться от самой себя, желая закрыть свои разум и сердце от собственного же вмешательства.
Эта мысль вызвала у принцессы смешок, заставив ее непроизвольно прикрыть лицо книгой, однако через секунды фейри вновь погрузилась в чтение, про себя повторяя понравившиеся строки, желая запомнить их, впитать подобно плотной ткани, что впитывает капли вина.
Отвлек Нуалу от чтения непродолжительный стук в дверь, услышав который, она удивилась, думая, что уже прошло два часа, а потому Миата, как и обещала, должна была придти. Эльфийка вновь улыбнулась, предвкушая интересную и непринужденную беседу с простой сердцем и уютной служанкой, заставлявшей принцессу отвлекаться от тяжелых размышления и воспоминаний.
– Войдите, – радостно произнесла Нуала, желая побыстрее увидеть, какой же все-таки образ выбрала для себя Миата.
Однако, когда дверь тихо, почти бесшумно, и медленно открылась, на пороге появилась вовсе не веселая и общительная белокурая Миата, а высокий, одетый в красно-черное королевское одеяние, эльф – Нуада, голову которого венчала та самая злосчастная и проклятая золотая корона.
Увидев брата, Нуала резко вскочила с постели, чуть не вскрикнув и выронив от удивления и неожиданности книгу, которая негромко приземлилась страницами вниз на шкуру, покрывавшую пол. Глаза принцессы были полны смеси страха и безмерного удивления, однако в них читалось и еще одна эмоция, которую фейри старалась скрыть, – восхищение.
Нуала, как бы это глупо и наивно не звучало, была очарована своим братом, а потому не могла отвести взгляда от его статной фигуры, облаченной в багровый сюртук, от волос, струившихся по ткани, резко контрастируя с ней, и от этих янтарных глаз, что внимательно и с интересом разглядывали ее, завлекая в свои сети, заставляя безвольной куклой стоять на одном месте, испытывая смущение, ужас и волнительный трепет.
– Здравствуй, сестра моя, – с плохо скрываемой довольной и хищной ухмылкой сказал Нуада, наслаждаясь впечатлением, которое он произвел на принцессу.
– Ты, видимо, ждала кого-то другого, – медленно, растягивая слова, говорил Нуада, плавно и неторопливо подходя к сестре, буквально физически ощущая, как напряглась ее стройная фигура, как участилось сердцебиение и дыхание.
Эльфа приводили в восторг большие выразительные глаза Нуалы, в которых читались испуг, удивление и непонимание. Как же сильно он скучал по этому прекрасному, обворожительному и чистому взгляду, как же давно жаждал вновь его увидеть.
– Что же ты молчишь, Нуала? – подойдя вплотную к сестре, которую подобная близость заставила смущенно опустить голову, пряча залившиеся легким румянцем щеки, Нуада медленно наклонился, поднимая книгу, не отрывая при этом своих янтарных глаз от принцессы, не желая разрывать колдовских уз, что держали Нуалу на месте.
– Снова поэзия… В этом мире не меняются, похоже, две вещи: войны и твои предпочтения в литературе, – произнес эльф, все еще стоя слишком близко к Нуале, и отбросил книгу на шелковые простыни кровати.
Он нарочито растягивал слова, наслаждаясь каждой, даже малейшей, реакцией своей неподражаемой сестры. Нуада аккуратно обхватил пальцами подбородок принцессы, заставляя ее посмотреть на него: ему важно было видеть все ее эмоции и чувства, что отражались в столь прекрасных глазах, словно в зеркальной глади.
– Впервые за эти месяцы я увидел сестру, а она не желает даже поздороваться со мной, – во взгляде, как и в голосе Нуады читалась неприкрытая ирония. Он внимательно смотрел в лицо сестры, восхищаясь тем, как упрямо она старается сохранять невозмутимый вид, хотя ее учащенное дыхание и выразительный и испуганный взгляд выдавали всю гамму чувств и эмоций, вызванных неожиданным приходом брата к ней в покои.
– Здравствуй, брат мой, – дрожащим голосом ответила Нуала, внутренне ненавидя себя за столь жалкое поведение, совсем не вяжущееся с образом сильной и смелой принцессы, которой ее считал отец.
– Рад, что за время твоего непродолжительного заточения ты не разучилась говорить, – вновь усмехнувшись, сказал Нуада, чем вызвал в эльфийке смесь обиды и огорчения.
– Ты все так же прекрасна и непоколебима, как и сотни лет назад… – тихо и задумчиво проговорил Нуада, большим пальцем нежно проводя по подбородку, вызывая в теле фейри приятную и волнительную дрожь, принуждавшую прикрыть глаза. – Ничто не способно сломить тебя, и никто… Отец ценил в тебе это качество, помнишь? Он видел в тебе одни только достоинства, только самое лучшее… Ты всегда была его любимицей: такая добрая, такая послушная, такая справедливая. Ты вызывала у всех восхищение, и я не стал исключением, ведь как раз-таки меня ты покорила более других. Сестра моя, ты сделала меня своим рабом… Я готов был пойти на что угодно, лишь бы заслужить твои внимание и любовь, – на этих словах губы Нуалы задрожали, и она попыталась отвести взгляд, но эльф только сильнее сжал ее подбородок, заставляя смотреть на себя.
– Меня печалит то, что я так никогда и не узнаю, за что ты так поступила со мной, за что предала того, кто когда-то любил тебя больше жизни, – принцесса глубоко вдохнула, сдерживая подступающие слезы: только что брат сам сказал ей о том, что более не любит ее, и от этого хотелось рыдать, однако она не могла, ведь Нуада до сих пор находился в непозволительной близости, не позволяя отступить, отойти, скрыться от его внимательного и изучающего взгляда, пробиравшего до дрожи.
Нуада же не понимал, как так вышло, что он начал изливать ей свою душу, как смог так скоро забыть, что перед ним стоит источник всех его безумий и бед. Принцесса была так близко: он ощущал ее дыхание на своей шее, касания женских одежд к своим, гладкость кожи под пальцами.
Это все казалось эльфу чем-то непередаваемым и прекрасным, и он едва смог пересилить безумное желание прижаться своими губами к столь манящим устам сестры, впиться в них страстным и обреченным поцелуем, заставив их обоих уже наконец переступить все существующие границы запретов, поддаться сладким и томительным чувствам.
Однако Нуада поспешил отступить от принцессы, отойдя на более приемлемое для этой встречи расстояние. Нуала же, потеряв ощущение тепла чужого тела, вздохнула, одновременно огорченно и облегченно, и опустила голову, пытаясь справиться с собственными чувствами и эмоциями, вызванными близостью брата.
– Я кое-что принес тебе. Своего рода, подарок… – стараясь сохранить спокойствие в голосе, произнес Нуада, двумя руками протягивая Нуале мраморную шкатулку и демонстративно открывая ее.
– Это украшение станет прекрасным дополнением для твоего восхитительного образа, – довольно произнес эльф, показывая принцессе шкатулку, в которой лежал золотой венец, напоминавший переплетенные стебли роз с искусственными шипами, на которых располагались прекрасные багровые цветки, инкрустированные гранатовыми камнями, переливающимися на солнце.
Венок был действительно изумителен, а потому Нуала восхищенно вздохнула, не скрывая благодарного взора своих удивительных янтарных глаз. Нуада, увидев этот взгляд, хотел было провести пальцами по волосам сестры, однако вовремя себя одернул: одно лишнее движение, и он уже не сможет более сдерживать себя от недостойных и неправильных желаний и возьмет Нуалу прямо здесь и сейчас, в день торжества, в священный для фейри праздник Звездного Света.
– Позволь мне… – сипло и слегка грубовато произнес эльф, желая надеть сестре на голову венец. Нуала едва заметно кивнула, однако взгляд ее остался напряженным и напуганным: она не знала и не понимала, чего можно ожидать от собственного брата, чье поведение было столь же противоречиво и непостоянно, как погода весной, меняющаяся изо дня в день.
Нуада аккуратно взял венец в руки, кладя шкатулку на постель, и медленно и плавно надел его на голову сестры, ощущая прикосновение шелковых белокурых волос к своей коже. Эльф немного отошел, обводя Нуалу довольным и восхищенным взглядом своих янтарных глаз, обрамленных темными пугающими тенями.
Фейри, видя реакцию брата, легко и смущенно улыбнулась одними лишь уголками губ, вызвав в сердце Нуады томительную и сладкую боль, что, словно огонь, охватила все тело, заставив его пылать, гореть изнутри, будто опаленному куску пергамента.
– Ты прекрасна, сестра моя, – взяв ладонь принцессы в свою и нежно и почти невесомо поцеловав ее, произнес Нуада, желая вновь, хоть и ненадолго, прикоснуться к самой дорогой и обожаемой эльфийке на свете.
Король только сейчас в полной мере смог понять, насколько же он скучал по своей сестре, насколько же пламя любви сильно и жестоко жгло его сердце каждый день их разлуки, заставляя страдать и мучиться. Нуада более не желал, чтобы Нуала томилась в тех ужасных и холодных комнатах, каждый день чувствуя себя одинокой и брошенной.
Эльф хотел, чтобы его сестра осталась с ним навсегда, навечно, чтобы она стала ему единственной супругой, королевой, которая бы делила вместе с ним власть и свободу. За всю жизнь у Нуады было всего два желания: освободить волшебных созданий, уничтожив людской род, тщеславный и жадный, и заполучить свою сестру, ту, которую он любил столь безумно и сильно, ту, что была с ним единым целым.
– Принц Акэл совсем скоро прибудет, и нам необходимо будет встретить его так, как подобает представителям королевской крови… – Нуада безмерно не желал уходить, покидать общество сестры, которая одним своим присутствием, взглядом заставляла его черное стальное сердце биться сильнее.
Однако эльф обязан был покинуть ее, чтобы помутившийся разум не сыграл с ним злую и жестокую шутку, которая могла стать для близнецов роковой.
– Я покину тебя, сестра, – не зная, что сказать, проговорил Нуада, чувствую, как бешено бьется его сердце, готовое, словно вольная птица, вырваться из груди, взлетев ввысь.
Когда Нуада уже хотел покинуть комнату принцессы, остановившись у двери, чтобы вновь посмотреть на любимую сестру, Нуала, очнувшись от собственных размышлений, растерянно и вместе с тем чувственно посмотрела на него, желая что-то сказать, но не находя подходящих и правильных слов.
– До встречи, брат мой, – только и смогла проговорить Нуала тихим и дрогнувшим голосом, не смея при этом смотреть в выразительные и пугающие глаза брата, который, секунды помедлив, вышел из покоев, тихо закрыв за собой дверь.
Когда же Нуада покинул комнату, фейри, громко выдохнув и прикрыв ладонью лицо, села на край кровати, чувствуя, как бешеным галопом скачет непослушное и необузданное сердце, заставляя свою обладательницу часто и глубоко дышать.
Нуала не могла понять, как могла столь короткая и незначительная встреча с братом так повлиять на нее, как могли несколько его предложений и жестов разыграть в ее душе настоящий каскад разных чувств и эмоций, приносивший и томительную боль, и волнительный и сладкий трепет.
Фейри хотелось плакать и смеяться одновременно, однако она лишь странно и мечтательно улыбалась, сдерживая ладонью готовый вырваться безумный смех. Впервые за всю свою жизнь Нуала чувствовала себя подобным образом, и это безмерно пугало ее, заставляя думать о том, что, возможно, ее настигло помешательство, однако она тут же отметала эти мысли, будучи уверенной в том, что безумство не настигает тех, кто уже им заражен.
А она была безумной, ведь зараза, поразившая и губившая ее брата, просто не могла не оставить следа в ее чистой и доброй душе. Нуала никогда, ни на мгновение, не забывала, что у них с Нуадой-одно тело на двоих, одни на двоих мысли и чувства, одна на двоих душа, и если поражен он, то и она погибла, и неважно, внутренне ли или внешне.
И если брат обезумел, то и ее сердце оплели все те же стальные сети. Однако принцесса, в отличие от Нуады еще могла бороться с собственными демонами, а потому она не собиралась предавать принципов, взглядов и идеалов, которые впитала вместе с молоком матери и которые сделали ее такой, какой она стала.
И какой бы сильной не была ее любовь к брату, Нуала не позволит ему, им, умереть внутренне, душевно сгнить, отказавшись от чести и благородства древнего эльфийского народа. Осознание этого придавало фейри сил, заставляло ее воспрянуть духом, почувствовав, как по телу разливается сильный и необузданный огонь.
Символ мощи и благородства, торжества света и жизни над мраком и смертью. Именно это пламя и поможет ей справиться с поставленной задачей, преодолев собственные страх и неуверенность. Нуала-потомок великого и сильного королевского рода, и она не имеет права отступить, предпочтя самый простой и безопасный путь…
***
Нуада стоял около массивной деревянной двери, ведшей в Большой зал, предназначенный для торжеств и пиршеств, который теперь был уже полностью подготовлен к празднованию дня Звездного Света. Многие гости уже прибыли во дворец, и теперь в предвкушении и ожидании разбились на небольшие группы, непринужденно беседую и обсуждая самые интересные и значимые прошедшие события, среди которых был сам приезд принца Акэла и слух о том, что сестра короля посетит сие торжество.
Некоторые из присутствующих предпочитали утомительными и пустым разговорам прогулку по Большому залу и любование особыми предметами декора, которые украшали всю комнату, придавая ей вид волшебный и праздничный.
Нуада же ожидал свою сестру, которая должна была стать королевой сегодняшнего вечера, темой общих восхищений и обсуждений. Эльф знал, что так и произойдет, и не только потому, что весь образ Нуалы являлся олицетворением власти и изящества, но и потому, что она продолжительное время пребывала в немилости короля, не имея при этом возможности посещать главные коридоры дворца.
Ее отсутствие рядом с братом породило множество слухов и предположений, которые, словно вихрь, пронеслись по всему замку, не оставив никого равнодушным и не заинтересованным в настоящих причинах ссоры близнецов. А потому сегодняшнее появление принцессы на празднестве не могло не стать самой обсуждаемой и важной темой новых разговоров.
Даже приезд эльфийского принца Акэла не смог так заинтересовать гостей, как слухи о возможном пребывании на торжестве сестры короля Нуады, который, однако, был безразличен ко всем этим толкам и сплетням, будучи погруженным в собственные странные и противоречивые мысли, не дававшие ему покоя уже слишком давно, терзавшие его и без того искалеченную душу.
Эльф еле заметно теребил черные кожаные перчатки, покрывавшие его бледные красивые руки: только этот жест мог что-либо сказать о состоянии короля, так как лицо его было бесстрастным и ледяным, а выразительные янтарные глаза опасно поблескивала в свете факелов.
Наконец, в коридоре появилась фигура Нуалы в сопровождении приставленной к ней служанки, облаченной в лазурное платье с легкими и почти прозрачными сетчатыми рукавами, с белокурыми волосами, заплетенными в красивую и аккуратную прическу, украшенную ободком из свежих цветов гладиолусов.
Однако взгляд эльфа, как, впрочем, и все взгляды стоявших рядом с ним, был устремлен только на прекрасную и роскошную принцессу, которая шла прямо, гордо и благородно подняв голову, увенчанную золотым венцом. Нуада не смог сдержать довольной и лукавой улыбки, когда его сестра подошла ближе к нему и, изящно поклонившись, встала рядом, вновь пряча свои удивительные глаза, которые так любил эльф.
– Что ж, дорогая сестра, сегодня мы с тобой будем теми, кем нам суждено было родиться: правителями сказочных существ, королем и королевой эльфийского народа, – негромко проговорил Нуада, искоса смотря на фигуру принцессы, которая, услышав подобные слова, непонимающе и удивленно посмотрела на него, вызвав у эльфа легкую усмешку.
– Я надеюсь, что ты продемонстрируешь всем присутствующим, какой должна быть эльфийская королева, – снова негромко проговорил эльф, не сводя своего взгляда с лица сестры, на котором отражалось и переплеталось множество эмоций. – Не подведи меня, Нуала и не разочаруй гостей.
– Да, брат мой, – тихо, словно боясь сказать лишнее слово, произнесла эльфийка, упрямо и гордо смотря в глаза своему брату и королю. Нуада вновь усмехнулся, откровенно забавляясь тем, как его сестра пытается играть роль непоколебимой и ледяной госпожи.
Когда же раздалась торжественная и красивая музыка, что вмиг разлилась по всему Большому залу, словно аромат цветочных масел, наполнивший комнату, Нуада взял сестру под руку, несильно, но ощутимо сжав ее ладонь, отчего лицо Нуалы приобрело еле заметный розовый оттенок: касания брата действовали на нее сильнее любого поцелуя, подаренного юношей своей любимой в знак собственных чувств.
Массивные двери распахнулись перед наследниками короля Балора, впуская их в освещенный магическими шарами зал, где стояло большое количество гостей: гоблинов, фей, эльфов, троллей и других волшебных созданий. Все они устремили свои взоры на вошедших брата и сестру, которые ступали изящно и уверенно по бордовой дорожке, гордо подняв головы, обводя взглядом всех присутствующих.
Гости же восхищенно и с наслаждением смотрели на короля и принцессу, не смея отвести глаз, будто их приковала какая-то неизвестная и темная сила, подавляющая волю и подчиняющая себе. Что бы это ни было, оно очаровало всех присутствующих, которые провожали взглядами Нуаду и Нуалу, желая запечатлеть их благородный и красивый облик.
Когда же король и его сестра воссели на приготовленных им тронах, гости одновременно, словно по чьей-то продуманной подсказке, склонили свои такие разные головы в почтительном и признательном поклоне, демонстрируя свои уважение и благодарность.
В этот момент сердце Нуалы болезненно сжалось, и она искоса посмотрела на брата, однако он со свойственной ему деликатной и сдержанной улыбкой скользил взглядом по всем сказочным существам, которые стояли в этом зале.
Принцесса же не могла не чувствовать себя чужой в этот момент: здесь, среди всех этих созданий, она была никем иным, как предателем, изменившем собственному же народу. От этих мыслей, словно от острого кинжала, вонзившегося в едва затянувшуюся рану, стало больно, и Нуале захотелось убежать с празднества, спрятаться от всех этих восхищенных взглядов, в каждом из которых фейри теперь видела фальшь и неестественность.
Она не должна была находиться здесь, ведь только для нее этот день не являлся днем празднования победы над человеческим родом, торжеством, посвященным освобождению волшебных созданий из-под гнета этих ужасных и недостойных жизни существ.
Все присутствовавшие ненавидели людей или же очень умело притворялись, что питали к ним презрение, и только она, Нуала, искренне сопереживала каждому человеку, который сейчас был вынужден скрываться, прячась от гибели в лице несокрушимой Золотой Армии.
И только фейри не желала им смерти, всем сердцем и душой веря в то, что людской род не заслуживает такой ужасной участи. Эти мысли на недолгое время выбросили принцессу из реальности, в которую ее вернули общие крики и восклицания собравшихся гостей, радостно и оживленно о чем-то сообщающие друг другу и поздравляющие своего правителя с его победой.
Нуала же не желала смотреть на брата в этот момент, не желала видеть его радостную и довольную улыбку, демонстрировавшую, насколько же ему безразличны потерянные жизни, что уже более никогда не возродятся в этом мире. Вместо этого фейри скользила своим чистым и полным скрытой грусти и тоски взглядом по гостям, отмечая про себя их общую радость и нескрываемое счастье.
Среди присутствовавших Нуала заметила и Селин, которая стояла ближе многих других к тронам повелителей. Ее взгляд был полон всеобъемлющей ненависти и черной зависти: эльфийка даже не пыталась спрятать своих темных чувств к сестре короля, скрыть их под маской всегда сдержанной и обольстительной наложницы.
Глаза фейри зло блестели, выдавая безмерный гнев, а на скулах играли заметные желваки. Принцесса, даже несмотря на то, что почти физически ощущала презрение любовницы брата к себе, не могла не заметить, как изящно и эффектно она выглядела: черные волосы, украшенные темно-лиловыми миниатюрными цветами, тяжелыми волнами струились по прямой спине; яркое фиолетовое платье без рукавов, покрытое вышивкой золотой и черной нитями, открывающее вид на красивые плечи и длинную шею, шелком струилось по манящим и женственным изгибам, приковывающим к себе взгляд любого эльфийского юноши.
Нуала непроизвольно прикусила внутреннюю часть губы, подумав о том, что Селин была намного привлекательнее нее и куда опытнее во всех сферах любовной жизни, а потому просто не могла иметь никакой конкуренции. Это осознание подействовало на принцессу сильнее любой, даже самой отрезвляющей, пощечины, заставив ее сглотнуть подступивший к горлу ком обиды и разочарования.
Нуала не знала, не понимала, когда же закончиться ее самобичевание и истерзание собственного сердца, которое с каждым днем становилось все более и более чувствительным к новым неприятным открытиям.
Однако принцесса не смогла ответить на этот вопрос, так как раздался громкий и выразительный голос эльфа, возвестившего о прибытии принца Акэла. Услышав это, Нуала вмиг собралась с мыслями и надела на себя самую сдержанную и холодную маску, на которую только был способна чистая, честная и благородная фейри.
– Принц Акэл, сын эльфийского короля Хусто и почетный гость этого прекрасного праздника! – торжественно и выразительно проговорил эльф прежде, чем массивные двери открылись, под громкие звуки музыки впуская красивого и высокого наследника некогда сильного и мужественного правителя Хусто, который был облачен в темно-синий парадный сюртук с россыпью драгоценных камней, препоясанный черным широким поясом с ножнами.
Акэл имел темные добрые глаза и светлые волосы, которые, однако, были заплетены в плотную и густую косу. У него точно так же, как и у всех эльфов-воинов был церемониальный шрам, рассекающий лицо и служащий знаком того, что он – достойный и доблестный защитник.
Нуала отметила, что принц казался довольно красивым эльфийским мужчиной с орлиным носом и тонкими губами, растянутыми в красивой и приятной улыбке, совсем не похожей на хищный оскал ее брата. Даже движения Акэла слишком отличались от движений Нуады, демонстрируя сестре правителя огромную пропасть различий между двумя этими эльфами, каждый из которых являлся наследником гордого и благородного королевского рода.
– Приветствую всех жителей свободного волшебного мира, которые собрались в этот день здесь, чтобы вспомнить старые и давно позабытые традиции, – громко, с радостной и доброй улыбкой воскликнул вместо приветствия принц Акэл, обводя гостей взглядом своих темных глаз.
– Приветствую освободителя сказочных существ, – подойдя к трону Нуады проговорил эльф, смотря на своего давнего друга и не сдерживая довольной и радостной улыбки, – Приветствую прекрасную принцессу, сестру короля Нуады.
– Приветствую тебя, друг мой, – искренне улыбаясь, ответил Нуада, положив свою ладонь на плечо эльфа и ощутимо сжав его. Акэл повторил жест эльфийского короля, также сжав его плечо, приветствуя сильного и достойного воина.
– А это, как я вижу, прекрасная сестра освободителя наших собратьев, не так ли? – театрально разведя руки в стороны, проговорил Акэл, ближе подойдя к принцессе и нежно и аккуратно поцеловав ее руку, не сводя своих глаз, в которых игрались озорные огоньки.
Нуала радостно и смущенно улыбнулась, смотря на красивого и статного эльфа, который всем своим видом желал продемонстрировать восхищение фейри. Нуада же, увидев подобную картину, проглотил укол жгучей ревности, которая, словно черная и густая смола, захватила сердце эльфа в плен, обжигая его: короля коробило от осознания того, что кто-то смел так открыто заигрывать с Нуалой и прикасаться к ней.
– Вы уже знаете ответ, Милорд, – спокойно, с благородством королевы, ответила Нуала. – Я очень рада, что могу вновь видеть Вас в добром здравии. Надеюсь, Ваша дорога была легкой и приятной.
– В этом Вы можете не сомневаться, ибо теперь уже никто из смертных людей не препятствовал моему небольшому путешествию, – на этих словах Нуала едва заметно сглотнула, удерживая неприятный и ощутимый ком, что, словно острый камень, застрял в ее горле, мешая дышать. – Вы не представляете, как я рад, что после непродолжительной дороги я могу лицезреть столь прекрасное и обворожительное создание, как Вы – тихо проговорил Акэл, не желая, чтобы кто-то из гостей услышал. Нуала на его слова смущенно и беспомощно опустила взгляд, чувствуя, как все внутри нее противится подобным словам, считая их лишними и неправильными в данной ситуации.
Нуада, чей острый слух не позволил ему пропустить столь выразительные и пламенные речи гостя, несильно сжал ладони, пытаясь справиться с вновь нахлынувшим темным чувством, не имеющим под собой никакой почвы: ведь все, что Акэл говорил его сестре, было лишь формальным обменом любезностей, но никак не выражением заинтересованности и симпатии. Однако король постарался как можно быстрее прервать «очаровательную» беседу между Нуалой и эльфийским принцем.
– Прошу, дорогой друг, займи почетное место подле меня, – с особым уважением проговорил Нуада, указывая на трон, что стоял рядом с его. Принц Акэл, склонив голову в едва заметном поклоне, очаровательно улыбнулся, одарив Нуалу восхищенным и озорным взглядом темных добрых глаз.
Когда же Акэл занял свой трон, Нуада, встав со своего, обвел взглядом собравшихся, что стояли с заинтересованными и радостными лицами, ожидая дальнейших действий и слов своего правителя, который гордым и горящим взором скользил по каждому гостю, собираясь с мыслями: он был прекрасным и искусным воином, но не оратором.
– Сегодня, впервые за много сотен лет, мы собрались здесь, в этом дворце, чтобы отпраздновать столь важный и значимый праздник, – громко и с чувством начал свою тираду эльф, желая достучаться до сердца каждого из присутствующих. – Многие и многие годы наш народ обязан был стыдиться своей сущности, своего лика, которым так брезговали эти ничтожные и тщеславные людишки!
Нуала, слыша подобные речи брата, не могла не посмотреть с надеждой на гостей, попытаться найти в их взглядах несогласие и неприятие слов короля, однако их глаза были полны решимости и огня, которыми они заражались, смотря на своего правителя и освободителя.
Ни в одном лице она не могла прочесть сомнения или сожаления об убитых и раненых людях, беззащитных и слабых против сокрушительного и беспощадного удара Золотой Армии. Все присутствующие, как один, с согласием и уверенностью взирали на ее брата, желая всем своим видом, каждым взором, доказать, что они полностью поддерживают слова эльфийского короля. Это заставило Нуалу обреченно и печально опустить голову, потупив полный сожаления и боли взгляд.
– Человек забыл своих богов, забыл, что существует карма, которая подобна разящему мечу, что безжалостно и беспощадно наносит сокрушительный удар, разрезая даже самые прочные кости. И вот эта самая карма настигла лживых и недостойных людей, заставив их вспомнить, что всегда найдутся силы, превосходящие их собственные. Мы и есть эта сила, непобедимая и сметающая все на своем пути, словно ураган, смерч, цунами! Пусть же теперь человек сполна вкусит горечь и ничтожность положения, в котором совсем недавно пребывал каждый из здесь присутствующих, и возопит всем известным ему богам! – громко воскликнул Нуада, видя, как взгляды присутствующих наполнились огнем и верой, некоторые же из гостей в знак согласия подавали свои уверенные голоса. – И этот день пусть ознаменуется началом новой эры, эры, в которой мы обретем свободу и власть, а человеческий род, наконец, вспомнит, отчего раньше он так страшился темноты! – на этих словах раздались общие раскатистые аплодисменты, что, подобно волне, охватили всех гостей, на чьих лицах читалась искренняя вера в своего вождя и освободителя.
