Текст книги "Навеки связанные (СИ)"

Автор книги: Valine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Сегодня же Нуала должна была поселиться в ней, и от мысли, что он в самом скором времени увидит ту, которую намеренно избегал все это время, его сердце наполнилось почти юношеским довольством и предвкушением. И сколько бы не корил себя Нуада за столь глупое и несерьезное для закаленного и сильного война поведение, он ничего не мог с собой поделать.

Стоило эльфу подумать о своей сестре, как в этот же момент его разум наполнялся воспоминаниями о ней и, что было для короля одновременно невыносимее и приятнее всего, мыслями о том, что совсем скоро он сможет переступить через все запреты и установленные еще его отцом правила и наконец насладиться сполна самой желанной и прекрасной эльфийкой.

Нуада всей душой жаждал разделить этот момент с его Нуалой, забрать ее боль и подарить свое наслаждение. Ему почти до боли хотелось, чтобы его сестра поняла, что только друг с другом они обретут счастье, что связанные с рождения, они просто не могут выбрать кого-то еще, ведь это будет сродни предательству, измене.

Нуада, даже будучи увлеченным другими фейри, глубоко в душе никогда не забывал, что лишь одна из всех представительниц эльфов имеет власть над ним и над его сердцем, только Нуала заставляет его сходить с ума и биться в агонии от неразделенных чувств.

Это осознание раньше сильно задевало эльфийского короля, ведь Нуада не мог свыкнуться с мыслью, что он, будучи незнающим пощады в боях воином, действующим всегда быстро и смертоносно, словно цунами, стал уязвим перед своей сестрой, показав ей тем самым собственные слабость и чувствительность.

Однако теперь уже было поздно что-либо менять, пытаясь доказать себе, что все в прошлом. Именно поэтому Нуада перестал противиться собственной темной сущности и тому безумию, которое овладело его сердцем. Это было бессмысленно и глупо, учитывая, что теперь никто не мог ему приказывать, как себя вести и что делать.

Должность короля стирала все границы запретов, а потому Нуада теперь уже без малейших сомнений и страха думал о том, чтобы навсегда сделать сестру своей. И пусть для этого ему вновь надо будет пойти против общепринятых мнения и взглядов: теперь уже для эльфа это не имело ни малейшего значение.

Ведь совершивший удачное преступление однажды, потом уже не боится повторить его. А Нуада, не раз пошедший против воли отца, сестры и всей свиты короля Балора, теперь уже с особым азартом предвкушал новое свое преступление, за одно упоминание о котором его дорогой отец приказал бы казнить распутного и недостойного королевского титула сына.

Эльф с горечью вспомнил о том дне, когда его отец без зазрений совести вынес ему смертный приговор, не пожалев даже жизни любимой и послушной дочери. Такой поступок Нуада воспринял как еще более подлое и недостойное преступление, чем то, которым попрекал его король Балор, обвиняя при этом в безумии.

Даже сам эльф никогда бы не смог пожертвовать жизнью сестры, и не потому, что ее смерть значила бы и его кончину, – Нуада никогда не боялся умереть. Однако он не готов был возлагать судьбу Нуалы на алтарь собственных ошибок и неосторожности, поэтому даже полученные в боях и стычках шрамы и ссадины и передавшиеся его сестре, приносили ему сильнейшую душевную боль.

Вспоминая свои старые промахи, Нуада непроизвольно провел ладонью по тому месту, где у него относительно недавно появилась длинная царапина, полученная в ходе тренировки. Эльфу было по-прежнему непривычно не слышать внутри себя голоса сестры и не иметь возможности заговорить с ней.

Нуада никогда не разрывал их связи и не закрывался от сестры, даже когда ушел в изгнание, поэтому все эти месяцы дались ему непросто: и если перед другими он мог играть роль безразличного и холодного брата, то перед собой эльф всегда был честен. И теперь, откинувшись на спинку стула и думая обо всем этом, Нуада мог с уверенностью сказать, что долгие столетия безмерно желал лишь одного: чтобы его сестра была там, где ей положено быть, рядом с ним.

***

Нуала сидела в своей «комнате» на холодной кровати и уже в который раз пролистывала любимый сборник стихов, напоминавшей ей об Эйбе и о том недолгом промежутке времени, что они были знакомы. Эльфийка до сих пор до боли жалела о смерти Авраама, Хеллбоя и Лиз, и, хотя никто из них не являлся для нее даже другом, ей все равно было неприятно и болезненно вспоминать, что именно из-за ее глупости и малодушия эти существа поплатились своей жизнью.

Нуала не могла не думать об этом, как и о той участи, что ждала весь людской род, и самым ужасным для принцессы являлось то, что она совсем ничего не знала о человеческих потерях и о том хаосе, что оставляла после себя Золотая Армия, налетающая на новые и новые жертвы, как коса на длинную траву.

Эта неизвестность угнетала и мучила и без того одинокую и запутавшуюся в себе фейри, которая с каждым новым днем, проведенным в четырех стенах, все более и более терялась в собственных мыслях и желаниях, балансируя на грани сна и реальности. Нуала уже не понимала, как ей надо относиться к брату и к его политике, которая подразумевала геноцид человеческого рода.

Фейри не могла отрицать, что, как бы она того не хотела, связана с Нуадой: и душевно, и физически, а потому просто не может не нуждаться в нем. Однако осознание этого также приносило сильную, почти невыносимую, боль, заставлявшую Нуалу буквально разрываться между собственными принципами и моральными ценностями и таким дорогим сердцу братом.

И как бы не хотела фейри выбрать правильную и единственно верную сторону, она просто не могла заставить себя ненавидеть Нуаду. Даже старому королю Балору не удалось внушить любимой и драгоценной дочери презрение к брату, теперь же, когда он был мертв, Нуала осталась незащищенной и бессильной против всех несправедливостей и жестокостей этого мира, и ей не оставалось ничего иного, кроме как играть роль смирившейся со своим положением принцессы.

И спустя месяцы, проведенные в одних и тех же темных и прохладных комнатах, фейри поняла, что свыклась с нынешним положением дел и даже со своей судьбой. Однако единственным, что до сих пор заставляло ее сердце наполняться ужасом, являлась жестокая и кровопролитная политика брата, ослепленного ненавистью ко всему человеческому роду.

Нуала вновь подумала о том, что будь все, как прежде, она бы смогла переубедить брата, заставить его изменить решение, однако теперь, в нынешнем ее положении, это было более чем невозможно. И фейри, понимая это лучше, чем кто-либо другой, вновь теряла надежду на то, что удастся спасти хотя бы половину людского населения.

Думая об этом, Нуала и не заметила, как из ее бледных рук выпала синяя книга. Нуада был прав: ей всегда шел синий цвет, ведь он придавал образу принцессы еще большее изящество и чистоту, которых не доставало самому эльфу.

Погруженная в собственные противоречивые и тяжелые размышления, Нуала и не услышала, как в дверь постучали, а через несколько секунд на пороге появилась светловолосая курносая служанка в темно-зеленом одеянии. Вошедшая эльфийка, увидев, что ее приход не произвел ровным счетом никакой реакции со стороны принцессы, постаралась привлечь к себе внимание.

– Миледи, – позвала фейри, и Нуала резко и испуганно обернулась, не ожидая увидеть посетителей.

– Да, что вам нужно? – удивленно спросила Нуала, не понимая цель визита фейри. В голове сразу появились мысли о том, что наложница ее брата послала к ней свою служанку, однако принцесса поспешила отмести столь глупое предположение.

– Миледи, меня прислали, чтобы я проводила Вас в новые покои и объяснила Вам некоторые аспекты Вашей будущей жизни во дворце, по крайней мере, ближайших нескольких дней, – улыбаясь, ответила служанка, отчего ее выразительные зеленые глаза совсем сощурились.

– Вас подослал король? – вопрос был глупым, однако он слетел с уст Нуалы прежде, нежели она смогла его осмыслить.

– Конечно, король. Никто более не имеет власти в этом замке, – снисходительно ответила служанка.

– А любовница короля… Она разве не имеет власти? – Нуала чуть не прикусила язык, удивившись тому, как быстро этот вопрос слетел с ее уст.

– Вы имеете в виду Селин? – удивленно и непонимающе спросила фейри, удивляясь тому, что принцессе вообще известно о любовнице короля.

– Значит, ее зовут Селин… – спокойно, с нотками грусти, произнесла про себя Нуала и уже громче ответила. – Да, я про нее…

– Селин всего лишь наложница. Конечно, я не имею более подробной и достоверной информации, однако сомневаюсь, что у нее есть хоть какие-то особые привилегии, – спокойно ответила служанка. – А Вы знакомы с Селин?

Нуала не знала, что ответить и стоит ли вообще доверять какую-либо информацию неизвестной фейри. Да, эта служанка вела себя с ней иначе, нежели другие эльфийки, которые предпочитали превозноситься перед принцессой и огрызаться с ней.

Эта же фейри вела себя приветливо, даже уважительно, а потому непроизвольно располагала к себе. И даже Нуала, которая в последние месяцы отвыкла доверять другим, почему-то почувствовала к пришедшей служанке симпатию, а потому решила ответить правдиво: в любом случае терять ей уже было нечего.

– Несколько дней назад мне представилась возможность лично познакомиться с ней, – уверенно смотря на служанку, ответила Нуала, удивляясь тому, как спокойно и почти безразлично прозвучали ее слова.

– О, вот как… – пребывая в некотором оцепенении, сказала служанка. – И как же состоялось ваше знакомство, если король запретил кому бы то ни было, кроме слуг, посещать Ваши покои?

– Я не знаю, видимо, все же у Селин есть некоторые привилегии, – только и ответила Нуала.

– Что ж, в любом случае я пришла проводить Вас в другую комнату, поэтому попрошу проследовать за мной, – справившись с удивлением, добродушно проговорила служанка, обнажая в улыбке свои красивые белые зубы. – Меня зовут Миата, и теперь я буду вашей личной прислугой по указанию короля Нуады.

– Приятно познакомиться, Миата, – неуверенно ответила Нуала, удивляясь тому, что происходило. Принцесса даже не могла предположить, ради чего ее переводили в другие комнаты, однако ей было приятно наконец покинуть этот «склеп», ставший для нее тюрьмой.

Пока принцесса вместе с Миатой проходили коридоры, которые, в отличие от комнат Нуалы, были светлыми и теплыми, она удивлялась тому, что стены дворца украшали цветочные гирлянды, а каменный пол покрывал длинная красная ковровая дорожка, которую всегда использовали при приемах и празднествах.

Над головами же эльфиеек парили небольшие фонарики в форме озерных лилий, внутри каждого из которых горел яркий огонек. Нуала не смогла справиться с почти детским желанием прикоснуться к одному из цветков, который, почувствовав касание тонких бледных пальцев, закрылся.

Принцесса подавила едва слышный смешок, чем вызвала у идущей рядом Миаты довольную улыбку. В отличие от многих других фейри, эта служанка не просто жалела Нуалу, она ее уважала, видя в ее поступке благородство и сострадание к людям, а вовсе не предательство собственного народа.

Миата не могла не восхищаться добротой сердца принцессы, которая совсем не походила на своего брата. Разница между близнецами была колоссальной, и это немало удивляло служанку, заставляя ее вновь и вновь сравнивать их, пытаясь понять, что же все-таки объединяет таких непохожих друг на друга эльфов.

Однако Миата, как бы не желала, не могла найти каких-либо видимых схожих черт: даже внешностью Нуала и Нуада отличались. Красота принцессы была хоть и не совершенной, из-за шрамов на лице и ярких розовых, почти красных, пятен вокруг глаз, однако она была чистой, можно так сказать, ангельской. Король Нуада же выглядел старше своей сестры, а черные тени возле глаз и такие же темные губы придавали его внешности мрачности и некоторой демоничности, делая его отличным от многих эльфов.

Настолько сильный контраст между близнецами не мог не удивлять и одновременно восхищать Миату, которая не знала более других примеров рождения двойняшек у фейри. Это было крайней редкостью, а потому воспринималось эльфами, либо как чудо, либо, как в случае Нуалы и Нуады, проклятие, от которого не было спасения.

Пока же Миата шла рядом с принцессой, указывая ей путь, она не переставала изредка поглядывать на свою спутницу, скорее из любопытства, нежели по какой бы то ни было другой причине. Нуала же все то время, что они шли по длинным коридорам или каменным ступеням лестниц, не проговорила ни слова, только и оглядываясь по сторонам, будто бы пытаясь впитать в себя образы увиденного.

Когда же эльфийки проходили по главному коридору замка, где и находились отведенные для принцессы покои, слуги, которые заканчивали крепить к стенам длинные и массивные цветочные гирлянды, с нескрываемым любопытством и удивлением провожали их взглядами, что-то нашептывая друг другу, указывая пальцами в сторону Нуалы, которая, заметив это, потупила взгляд и ускорила шаг, желая побыстрее скрыться от испытующих взоров.

Миата же, для которой эта перемена в поведении фейри не осталась незамеченной, тоже убыстрила ходьбу. Через некоторое время они наконец дошли до светлых деревянных дверей, возле которых служанка остановилась, делая знак принцессе, что они пришли.

– Вот и Ваши покои, – довольно проговорила Миата, стараясь отвлечь Нуалу от мыслей о встреченных ими слугах. – Если Вы посмотрите туда, – эльфийка указала ладонью в сторону других дверей, – то увидите черные двери. За ними находятся покои короля Нуады.

– Что ты сказала? – громче, чем следовало бы, переспросила удивленная и обескураженная столь неожиданным заявлением Нуала. Она не хотела столь явно продемонстрировать свои эмоции перед малознакомой эльфийкой, однако ничего не смогла с собой поделать.

– Я сказала, что за той черной широкой дверью находятся покои короля, – удивляясь реакции принцессы, повторила сказанное Миата, замечая, как ее слова подействовали на Нуалу, которая непроизвольно стала поглаживать грудную клетку, словно пытаясь справиться с приступом тошноты; взгляд же фейри наполнился неподдельным страхом, что очень испугало служанку.

– Вам плохо, Миледи? – участливо спросила Миата, пытаясь придержать принцессу сзади, чтобы та не упала без сознания прямо на каменный пол.

– Все… Все хорошо, прошу, пройдем в комнату, – устало и тихо ответила Нуала, борясь с внезапным приступом необъяснимых страха и волнения, что в миг охватили все ее существо.

– Да, конечно, Миледи, – все так же придерживая принцессу сзади, сказала служанка, открывая дверь в просторную и светлую комнату.

Нуала не смогла не заметить, насколько сильно отличались ее нынешние покои от того темного «склепа», в котором она жила все эти месяцы. Широкая кровать, застеленная шелковыми молочного цвета простынею и одеялом, на которой аккуратно лежало несколько мягких светлых подушек с красивым вышитым узором, стояла слева от двери.

Недалеко от постели располагался большой, выполненный из белого дерева, шкаф, до отказа заставленный разными книгами. Справа же от двери, у противоположной от кровати стены стоял письменный стол, сделанный из того же материала, что и книжный шкаф, на нем лежала стопка чистых листов и баночка с чернилами. Рядом располагался высокий гардеробный шкаф, который, однако был уже, нежели книжный и высокое зеркало.

На каменном же полу была расстелена белая шкура какого-то крупного зверя. Нуала, смотря на убранство комнаты, не могла перестать удивляться столь сильному контрасту, именно поэтому она еще некоторое время просто стояла, скользя изумленным взглядом по предметам интерьера.

– Надеюсь, принцесса довольна, – радостно проговорила Миата, уже точно зная ответ на этот вопрос-утверждение.

– Да, конечно, – тихо, почти бесшумно, ответила Нуала, подходя к книжному шкафу и проводя пальцами по корешкам толстых сборников поэзии.

– Что ж, это просто замечательно, а теперь позвольте мне все Вам объяснить, – театрально разведя руки в стороны, с улыбкой проговорила Миата.

– Завтра этот дворец своим присутствием почтит эльфийский принц Акэл, – начала Миата, однако, заметив непонимание и удивление в янтарных глазах принцессы, поспешила пояснить. – Принц Акэл пожелал посетить замок нашего короля в праздник Звездного света, который состоится завтра вечером. Ваш брат согласился принять принца, и приказал мне все разъяснить Вам и подготовить Вас к предстоящему празднеству. Король хотел бы, чтобы Вы присутствовали вместе со всеми другими волшебными существами на столь значимом для всех празднике, – радостно проговорила служанка, находясь в предвкушении от предстоящего торжества.

– День Звездного света не праздновали уже много сотен лет… И король решил возродить давно забытую традицию? Как же это похоже на Нуаду, – мысли о брате вновь отдались неприятной болью в области сердца, которую Нуала решила проигнорировать. Неожиданная и странная новость о торжестве, которое должно было состояться уже завтра, удивила принцессу, вытеснив собой все другие мысли, тревожившие ее весь день.

– Я не могу об этом судить, однако точно могу сказать, что Вам следует хорошо подготовиться к завтрашнему дню, – словно наставление, проговорила Миата. – Завтра утром Вам принесут праздничное платье и все необходимое для того, чтобы Вы выглядели достойно представительницы королевского рода.

– Очень сомневаюсь, что я все еще являюсь таковой, – грустно и задумчиво произнесла Нуала.

– Есть то, что нельзя отнять, несмотря ни на что. И благородное происхождение является как раз-таки примером благодати, которая может снизойти на любого. И хоть Вы оденьтесь в рубища, Ваше высокое положение и королевские манеры дадут о себе знать, не сегодня, так завтра. Потому что это благородную кровь нельзя отнять, – серьезно ответила Миата, удивив своими мыслями Нуалу, которая никак не ожидала услышать подобные слова от служанки.

– Красиво сказано, – легко улыбаясь, ответила Нуала. – Не думала, что ты философ…

– Вы обо мне еще много всего не знаете, – растянув свои тонкие губы в широкой улыбке, сказала Миата. – Надеюсь, что смогу узнать Вас лучше, Миледи.

– Почему ты так относишься ко мне? – спросила Нуала, не в силах более держать этот вопрос в себе. – Почему не презираешь меня, как многие другие фейри?

– Наверное, потому, что Вас не за что презирать, – коротко и серьезно ответила служанка, и взгляд ее зеленых глаз из радостного стал задумчивым.

– Разве? Многие считают меня предательницей, которая готова была обменять свободу волшебных существ на жизни людей. Это ли не предательство?

– Не могу судить, Миледи, однако, как бы не считали другие, я не верю, что Ваш поступок можно расценивать как предательство или измену. Вы не изменили себе и своим принципам, а это самое главное, – Миата понимала, что просто обязана была сказать эти слова принцессе, поэтому не могла и не хотела более держать их в себе.

– Ты правда так считаешь? Ты думаешь, что я не изменила себе? О, как же ты, Миата, ошибаешься. Я предала все то, во что верила. Во мне не осталось ничего от меня прежней, – сдерживая горькие слезы, тихо проговорила Нуала.

Ей не хотелось открывать душу первому же встречному, не хотелось вновь показывать свою слабость, однако светловолосая и зеленоглазая служанка почему-то внушала принцессе необъяснимое доверие. И Нуала, не имевшая возможности никому высказаться все эти месяцы, более не могла держать в себе накопившиеся слова, которые тяжелым грузом лежали на ее душе.

– Я так не думаю, принцесса. По крайней мере, я не совсем с Вами согласна. Вы поступили так, как считали нужным, и никто не имеет права осуждать Вас, тем более, я… Лично меня Вы не предали, – ободряюще произнесла Миата, желая успокоить принцессу.

– Что ж, ты одна из немногих, кто так считает, – слабо улыбаясь, ответила Нуала, обнимая себя за плечи, стараясь создать невидимую опору.

– Приятно слышать, что хоть где-то я выделилась, – иронично заметила Миата, не скрывая хитрой и довольной улыбки. Нуала же, поняв, что служанке можно доверять, решила задать мучивший ее все время заточения вопрос.

– Миата, прошу тебя, если ты уважаешь меня, ответь, насколько далеко зашел мой брат со своей Золотой Армией? – в голосе принцессы читались настоящие отчаяние и страх, которые не могла скрыть ни одна маска.

– Я не знаю, Миледи. К сожалению, никто из слуг не располагает такой информацией… Однако я знаю одного приближенного короля, которому должно быть известно это, – стараясь сохранить спокойствие в голосе, проговорила служанка, которая боялась своим ответом еще сильнее ранить и без того истерзанную душу. – Если Вам так угодно, я могу узнать у него… Однако прошу Вас приготовиться к тому, что число жертв может привести Вас в ужас…

– Что ж… Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Я хочу в полной мере вкусить наказание за мою роковую ошибку, – когда принцесса говорила эти слова, голос ее дрожал, и Миате казалось, что вот-вот Нуала не выдержит и заплачет.

Однако фейри оказалась сильнее, а потому быстрыми движениями вытерла глаза и глубоко задышала, стараясь унять нахлынувшие эмоции. Нуала понимала, что когда-нибудь она просто не выдержит и треснет, словно старый глиняный сосуд, до краев наполненный водой.

Держать в себе все чувства и переживания было не просто тяжело, это было невыносимо, однако принцесса упорно продолжала это делать: потому что она поклялась самой себе, что брат более не станет причиной ее слез, что он не одержит даже самой ничтожной победы. И Нуала не собиралась отрекаться от своих слов, даже несмотря на аморальные и неправильные чувства, питаемые к Нуаде.

Принцесса, пытаясь унять бешеное сердце, которое билось как у мыши, загнанной котом в угол, присела на край кровати, закрыв лицо руками и сделав глубокие вдохи-выдохи. Это помогало крайне слабо, однако Нуала не знала, что еще можно было сделать в данной ситуации.

Миата, видя, насколько же морально истощена принцесса, поспешила присесть рядом, обняв фейри за плечи. Такой простой жест, однако сколько же всего он несет в себе. И Нуала, уже давно забывшая о том, насколько приятны и нежны объятия, некоторое время просто сидела, удивленно смотря на обнимавшую ее эльфийку.

Она никогда не демонстрировала при ком-либо так открыто свои эмоции, только перед братом, от которого невозможно было ничего скрыть, не позволяла лезть в свою душу, однако все произошедшие события безжалостно и жадно продолжали черпать остатки ее сил, делая из принцессы слабую тряпичную куклу.

И теперь, сидя в объятиях незнакомой и одновременно такой близкой эльфийки-служанки, Нуала чувствовала такую нужную и желанную поддержку, которой ей так не хватало долгие столетия.

Это продолжалось еще около минуты: Миата просто обнимала свою госпожу, стараясь показать ей, что она не одна. Принцесса же, почувствовав, что может в любую секунду зарыдать от вновь нахлынувших эмоций, поспешила отстраниться, благодарно улыбнувшись служанке.

– Прости меня… Не такой ты ожидала увидеть сестру короля Нуады, – виновато произнесла Нуала, опуская взгляд на собственные ладони.

– Такой Вы мне нравитесь больше, – с улыбкой ответила Миата и, заметив непонимание в выразительных и чистых глазах Нуалы, поспешила пояснить. – Такая Вы более натуральная и живая. Когда же существо не плачет и не смеется, а только и делает, что носит маску холодного безразличия, оно больше напоминает механизм. У каждого должны быть чувства и эмоции – иначе нельзя.

– Мне нравится, как ты рассуждаешь. Где ты только берешь все эти умные и правильные мысли? – стараясь перевести разговор в другое русло, спросила Нуала.

– Что ж, наверное, я просто много читаю, и мысли как-то сами собой рождаются в голове. Думаю, в этом и заключается вся прелесть чтения, – делая умный вид, проговорила Миата, чем вызвала у Нуалы легкую улыбку, которая, однако, казалось какой-то грустной и натянутой.

– Вам надо лечь спать, уже вечер, а завтра очень важный день, – с пониманием сказала служанка, вставая с кровати.

– Прошу, останься, – удерживая за руку Миату, попросила принцесса. – Я не хочу вновь остаться одна. Прошу, расскажи что-нибудь из того, о чем ты читала.

– Конечно, Миледи, как Вам будет угодно, – доброжелательно ответила Миата, садясь рядом с уставшей и эмоционально опустошенной Нуалой, которая теперь, лежа на широкой кровати, казалась совсем хрупкой и беспомощной.

– Так, что бы мне Вам рассказать, – начала служанка, удобнее усаживаясь на постели. – Наверное, стоит мне поведать об одном очень смелом и сильном рыцаре, жившем много-много сотен лет назад, еще во времена огромных огненных драконов, – на этих словах губы Нуалы непроизвольно растянулись в заметной улыбке, которую она не пыталась скрыть. Ведь впервые за долгое время она позволила и телу, и душе отдохнуть, не терзая себя и не пытаясь найти лишний повод для самобичевания. Наконец, хоть и ненадолго, Нуала почувствовала себя немного сильнее, и морально, и физически.

========== Глава 6. Часть 1. ==========

Нуала впервые за долгое время спала крепко и спокойно: ее не мучили кошмары, после которых она обычно просыпалась в холодном поту, не терзали мысли о поступке, совершенном месяцы назад, и о всех тех убитых, полегших под сокрушительным и беспощадным ударом Золотой Армии.

Эльфийка долгое время винила себя во всех смертях, ставших результатом жестокой и ужасной деятельности брата, ведь именно она была единственной, кто мог хоть как-то повлиять на будущее всего человечества. Именно ей отец давным-давно доверил часть короны, наказав охранять ее, беречь от любого существа, в голове которого может родиться мысль о том, что кровопролитный геноцид лучше даже самого жалкого и ненадежного перемирия.

И Нуала, воспитанная королем Балором, всегда старалась чтить его волю и усердно выполнять все приказы и наставления. Даже когда старый эльф пожелал, чтобы дочь закрыла свой разум от брата, принцесса не противилась, полагая, что воля отца выше собственных желаний и мыслей.

Фейри всегда и во всем была послушна правителю, закону, обычаям, именно поэтому она заслужила доверие и уважение со стороны как и самого Балора, так и со стороны всей его свиты. Даже из-за проступков брата страдала именно Нуала, которая чувствовала угрызения совести и страх, огорчение и вину, Нуада же всегда оставался непоколебим и упрям, а потому не в его правилах было извиняться за содеянное.

Так же происходило и сейчас: эльф, захотевший уничтожить людской род, желавший спасти своих собратьев путем неправильным и жестоким, спал спокойно, чувствуя, что все совершаемое им-благо, и принцесса, невиновная почти ни в чем, которая, однако, не могла и ночи провести без горестных и тяжких мыслей, не дававших ее уставшему организму расслабиться, окунуться в сладкий и прекрасный мир сновидений.

Однако именно в эту ночь Нуала спала спокойно: ей снилась давняя охота, тот день, когда она впервые с братом и свитой отправились в леса, в которых сотни лет назад водилось еще много живности, теперь же там стоял какой-то огромный заводской комплекс по производству мебели.

В голове принцессы рождались сцены погони за большим коричневым оленем с огромными рогами, мешавшими ему пробегать мимо стволов деревьев, обросших раскидистыми ветвями. Нуала вновь видела в сновидении момент, когда ее брат, выпустив смертоносную и меткую стрелу из своего лука, попал прямо в голову сильному животному, вмиг лишив его жизни и повалив гордого зверя наземь.

Принцесса помнила, какими гордостью и довольством светились янтарные глаза Нуады, когда он, спрыгнув с черного вороного коня, подошел к поверженному оленю, видя результат собственной меткости. В тот момент еще совсем молодой эльф хотел произвести впечатление на сестру и свиту, продемонстрировав свое безоговорочное умение.

Нуала тогда не смогла сдержать восхищенного восклицания, полного искренних гордости и радости за брата. Именно в тот момент в душе Нуады и зародились первые ростки влюбленности, в момент, когда он увидел, как прекрасна и обворожительна его сестра в своей простоте и искренности чувств.

Это воспоминание заставило Нуалу блаженно улыбаться сквозь сон, чувствую, как сердце наполняется приятной обволакивающей теплотой и радостью. Принцесса и предположить не могла, что способна хранить в памяти такие замечательные и дорогие моменты, ей казалось, что теперь уже невозможно думать ни о чем другом, кроме как о боли и страданиях.

Как же ошибалась прекрасная фейри, считая, что ее сердце более не способно цепляться за счастливые, ценные и любимые воспоминания, что оно мертво, погребено заживо под обломками нынешних ужасов и невзгод.

Но ее сердце было живо, оно билось в груди, размеренно и спокойно, показывая принцессе, что жизнь не покинула тело фейри. Сквозь сон Нуала думала о том, как же все-таки прекрасно существование, даже со всеми его трудностями, проблемами и потерями.

Жизнь – величайший дар, который только может быть у любого создания, а значит за нее надо бороться, пока еще есть надежда, пока еще стоишь на ногах, пока легкие твои наполняет воздух. Осознание этого враз рассеяло последние остатки сладкого дурмана, заставив принцессу неожиданно проснуться и вскочить на мягкой перине.

Нуала тяжело и часто задышала, не в силах справиться с бешеным ритмом сердца, которое будто бы пыталось выпрыгнуть из грудной клетки. Мысли фейри в безумном темпе кружились в голове, не давая уцепиться ни за одну из них, словно дразня, играясь со своей обладательницей.

Однако одна из них все же чаще других всплывала в сознании Нуалы. Эта мысль заключалась как раз-таки в том, что за любую жизнь стоит бороться до последнего, пока есть силы, наполняющие все тело и заставляющие его идти вперед, не взирая на усталость и боль.

Фейри вдруг поняла, что она может, даже обязана сделать все, что есть в ее силах, чтобы предотвратить кровавую бойню, которую нельзя было назвать даже войной. Ведь на войне у обеих сторон есть шансы, хоть и ничтожные, но они есть, в нынешней же битве участь людей была предрешена, и у них не могло быть и призрачной надежды на спасение.

Нуала надеялась на то, что по-прежнему у нее есть вес и ценность в глазах родного брата, что он прислушается к ее мольбам и остановит человеческий геноцид. Нуада всегда был воином, сильным, смелым, достойным, однако его нынешние преступления никак не могли быть подтверждением этого, они лишь губили этот образ, превращая его в мираж, несуществующее и навеянное видение.

И Нуала, любящая брата всем сердцем и душой, не должна допустить того, чтобы он душевно погиб, чтобы остатки чести и доблести сгнили, навсегда уступив место росткам жестокости и безумия, которые, разрастаясь, душили бы его изнутри.