Текст книги "Отзвуки (СИ)"

Автор книги: Ungoliant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Песня: Кукрыниксы – Вера. Просто я каждый раз растекаюсь на последнем куплете.

Несмотря на то, что его заперли, как взбесившегося пса, Фарлонг чувствовал давно позабытый, выкинутый куда-то на задворки внутренний покой. Он потерял счёт времени, когда пришёл в Невервинтер с проклятым осколком, поэтому не знал даже приблизительно, сколько уже прошло с тех пор – два года, три или все пять. Зато молчать разрешалось хоть сутками напролёт, чем он, конечно, вовсю пользовался.

Покой прерывался каждые три дня, когда дверь распахивалась, приглашая ослепительно яркий свет и двоих конвоиров в серебряных плащах. Без разговоров и церемоний его подхватывали под руки и силком тащили по коридорам к храму Илматера, не интересуясь, хочет ли великий герой Невервинтера идти самостоятельно.

Он видел те же стены раньше, когда улепётывал из ловушки Гариуса в тронном зале – помнится, тогда он знатно набил карманы фамильным золотом Нашеров, даже подсвечник, заткнутый за пояс, как родной уместился за складками мантии. По возвращении Нишка завистливо складывала руки на груди и дёргала кончиком хвоста, а он так и не показал, где сокровища спрятаны. Должно быть, сейчас она бы уже не стремилась лезть под замок Невер, ибо во чреве его спрятано проклятое золото. Фарлонг знал достаточно, видел корону из листьев на голове Нашера и его свиту, жадную до крови.

В тюрьму попадали за куда меньшее преступление. Герой вернулся обратно, но уже в качестве пленника. Какая ирония.

– Как успехи, мой мальчик?

Фарлонг без интереса оглядел жреца Илматера, имя которого даже не потрудился запомнить, и пожал плечами. Фамильярное обращение выбешивало, – какой он, к демонам, «мальчик»?! – и его мучитель прекрасно знал об этом, надавливая на эмоции, точно на едва зажившую рану, прощупывая, какой Фарлонг пришёл к нему сегодня, сколько гноя готов вылить.

– Вы о той чуши про покаяние, отречение и возвращение к Тиру? Я был слишком занят в своих шикарных апартаментах, простите.

Тяжёлый вздох был ему ответом. Только некромант мог так явственно чувствовать, как сочувствующий, солидарный с изломанным божеством взгляд жреца направился прямиком в душу, прожёг лицо огненной иглой сквозь кость, до беззащитного мозга. Фарлонг поморщился, но не разразился бранью, как в прошлые разы – к несовместимости ауры можно и привыкнуть. Спать на земле и питаться хлебцами, похожими на подошвы, привык же.

– Всё ещё видишь своих друзей?

Зря только дал слабину, всего раз откровенничать начал, о чём пожалел практически мгновенно. Точно грех перед богом, заглаживал он оброненную искренность – наверняка же опять сыграли на нём шутки ауры и Илматера, хоть тот весельчак похлеще Касавира…

– Нет, ведь ко мне посетители не захаживают, – Фарлонг провёл рукой по щетинистому подбородку и приподнял брови, переводя взгляд, будто вспомнил самую главную деталь. – Потому что никто не знает, где я!

Ему говорили, что это везение – попасть в подземелья замка, а не прямиком на плаху; дань подвигам и благодарность Нашера за спасение Берега Мечей от Великого Зла, все дела, но стоило поднять парочку мертвецов не первой свежести, поколдовать над плотью, как Серебряные плащи, которые салютовали ему в крепости, накинулись толпой и скрутили. Какое они имели право вообще? Это его друзья, а значит, он волен поступать с ними, как пожелает. Некоторые даже поклялись служить ему вечно. Вечно – значит, даже после смерти, глупый Нашер!

– Пойми, я хочу помочь, чтобы ты не страдал, мой мальчик.

Так и тянуло спросить, сколько мальчиков-служек и прихожан, больных и калеченых прошло через жреца, скольким из них он заглядывал в глаза и представлял сидящими подле него, согнутыми в поясе и коленопреклоненными перед задранной мантией – Фарлонг просто уверен, что он заходил достаточно далеко, чтобы самому гореть или вечно слабости плоти у Илматера отмаливать. Тьма услужливо подкидывала короткие образы из чужой головы – будто кусочки от ауры отщепляла, которые ей роднее, – шептала и скалилась, взирая на жреца, совершенно уверенного, что в стенах храма он в безопасности.

Фарлонг усмехнулся, уловив какие-то притязания и на свой счёт – что-то совершенно извращённое, даже на грани его понимания.

– Ваш «мальчик» не страдает, не волнуйтесь.

…Разве что в первые часы заточения, когда ему сказали, что «чудовище» упокоено и похоронено с почестями всех богов, которых чтили его друзья. Расколоть их так и не вышло, поэтому закопали сплетённые магией тела вместе в братской могиле. Они всегда были единым целым, но – вместе с ним. Без него колдовство не разбить, но разве жрецу стоит знать об этом?

Голем не был идеальным, но однозначно дорог сердцу. Только Фарлонг любил достаточно, чтобы после нескольких лет скитаний по чужой земле вернуться домой, к месту, где всё решилось, и найти своих друзей всё там же, ожидающими его под обломками. Болота сохраняли их плоть нетронутой, но воздух рвал на части так, что мясо соскальзывало с кости. Он ловил ее руками и выл, пропуская сквозь пальцы своё прошлое, Тира и блестящее золото Нашера. Следом слетала вся грязь и ложь, но ничто – всегда темнота, черная бездна. Он не виноват, что боги нарисовали её такой.

Возможно, жрец прав, и Фарлонг действительно лишился разума, но может ли у безумца так ровно биться сердце? Чем он стал? Ясно лишь, что никем – и одновременно всем. Он выжжен до основания, но до сих пор почему-то дышал, слышал чьё-то дыхание.

– Ты окажешься на Стене Неверующих с предателями и клятвопреступниками, если не одумаешься…

Как верить, если само это слово погибло? Не всё подвластно некроманту, увы – есть вещи, которые никто вернуть к жизни не в силах. Фарлонг не горевал, не стоял на месте, бежал обратно, хотел верить, но шанса не получил. Каждый путешественник знает, что лишний груз тянет в могилу. Только грабить нечего: в карманах были лишь камни, которые он благополучно выбросил – не признаешь в них уже золото.

Фарлонг с любопытством играл в гляделки со жрецом Илматера и ставил на кон остатки своей души на то, что истинная верность не может быть предательством. Расправив плечи, точно хозяин храма, он широко улыбнулся.

– Там не так плохо, как кажется. Вам понравится.

========== Дикое дитя и герой партизанской романтики (AU, PWP; Сэнд/Элани) ==========

Комментарий к Дикое дитя и герой партизанской романтики (AU, PWP; Сэнд/Элани)

Продолжение части “Дикое дитя”: https://ficbook.net/readfic/6396534/16999426#part_content

Опять странное порево. Свалю вину на традиционного идейного вдохновителя. :Р Вообще задумала им встречу с Касавиром и его партизанами, так что эта история затянется.

Жизнь в бегах и партизанские вылазки Сэнду не по душе, когда как Элани втягивается в авантюру от всего сердца. Дикое дитя в ней радуется пожарам во временных палаточных лагерях, где останавливаются новобранцы с промытыми мозгами, и подножкам проходящим по тропам разведчикам. Наверняка Гариус не обращает ни малейшего внимания на пропажу поставок и отрядов, но зато на душе становится как-то легче. Два эльфа против столь мощной силы не выстоят, даже с безграничным оптимизмом Элани и самооценкой Сэнда, уходящей в небеса.

Он не готов к лишениям, обеду не по расписанию, а как придётся, сну под луной, комарам-эльфоедам и невозможности нормально помыться, не говоря уже о стирке. Одежда воняет костром, а тело – застоявшимся потом, будто Сэнд не по лесам прячется, а разгружает торговые корабли. Кожа периодически покрывается сыпью, но хотя бы знания в алхимии помогают справиться с болезнями: смерть от горячки не входит в его планы. Элани помогает и даже не поднимает на смех. Только один раз Сэнд по напутствию разукрашивает лицо грязью, чтобы «слиться с местностью», а затем она признаётся, что так решила проучить его за какие-то обидные слова.

Боевой оскал всё так же очарователен, как бы грязно Элани ни ругалась: постепенно выучив друидский диалект, Сэнд внезапно осознаёт, что некоторые мелодичные фразы, периодически слетающие с её языка, вогнали бы в краску и лусканского корсара. К новому сражению она готовится, словно к первому, и сильно переживает за каждую мелочь, не понимая, что война – дело грязное. Разбирая спрятанные ловушки и капканы, она не перестаёт бурчать:

– Вот же отрыжка кабанья! Чтоб ему рыбка кандиру в задницу залезла – тогда посмотрим, как запляшет!

С мыслями, что же это за рыбка такая интересная, Сэнд вздыхает, понимая, что обречён: спустя месяцы Элани всё равно остаётся для него очаровательной девочкой из леса. Наивный, раньше он думал, что напряжение между ними исчезнет вместе с барьерами. Иногда Сэнд ловит себя на мысли, что есть без вилки, руками – даже мило, а слушая яростное чавканье, чувствует ненормальный жар в паху. Элани настолько отвратительна, что хочется выбить кусок из рук, повалить её на землю и отыметь сзади, кусая за плечи и оставляя отметины. Судя по всему, от дикой жизни он и сам превращается в животное.

Сэнд бледнеет, когда кровь третий раз за день устремляется на юг, и член мгновенно каменеет в штанах. Приходится запахиваться мантией, чтобы скрыть этот стыд, или отворачиваться.

– Тебе что, холодно? – допытывается Элани. Кажется, ей даже в голову не приходит, что у двух разнополых эльфов, вынужденных жить бок о бок, могут возникнуть некоторые проблемы во взаимоотношениях.

– С чего ты решила? – собственный голос кажется надломленным, высоким на первой ноте, будто ему дверью что-то прищемило – в принципе, морально так и чувствуется. Только на месте мизинца находится его гордость.

Элани закатывает глаза, затем хмурится – подвох чувствует. Сэнд почти готов взвыть от раздирающих душу стыда, похоти и брезгливости уже к самому себе.

– Ты постоянно кутаешься в мантию. Ветер крепчает, это правда. Скоро придётся уйти с болот, если хотим выжить.

– А как же Гариус? – Сэнд хлопает глазами, на миг забывая о проблемах интимного характера. Элани пожимает плечами и грустно вздыхает.

– Скоро не найдётся такого места, где о нём не будет слышно.

– Нам нужны союзники, – нехотя признаёт Сэнд и встречается с понимающим взглядом Элани: понадобилось много времени, чтобы им примириться друг с другом – а что говорить о незнакомцах с непонятными мотивами?

– Мне и с тобой хорошо, не знаю. Решай сам.

Её голос тихий и застенчивый, но сердце в груди бьёт в набат: «Это твой шанс, старина!», и Сэнд прочищает горло, как на выпускном экзамене.

– Думаю, следует разузнать, чем сейчас занимается армия Невервинтера – вряд ли они останутся в стороне. Но не сейчас, – добавляет он. – Сейчас дожмём твоего старейшину, как хотели.

Радуется она тоже бурно, как ребёнок, но хоть обниматься не лезет – он бы умер на месте. Сердце трепещет, и перед глазами встаёт пелена. Героем партизанской романтики ему, конечно, не стать: на бродяг они не похожи, пахнут лучше и точно не учатся оскорблениям на языке друидов, пока сидят в засаде. Однако и Элани не тянет ни на девушку в беде, ни на боевую подругу в бронелифчике. Реальность жестока, но он всё равно каждое утро просыпается с явной надеждой на контакт куда более тесный, чем взаимный обмен усилениями.

На руку им играют смекалка и эффект внезапности. Заряжая ум и тело заклинаниями, они действуют быстро и скрываются в лесах – опыт борьбы друг с другом тоже идёт только на пользу. Призванное зверьё топчется по прохудившейся обуви и жуёт подол мантии, но Сэнд отчего-то до сих пор держит себя в руках и только смотрит, как Элани с нежностью нянчит ручного барсука за очередную подставу на тракте. Только сейчас, спустя сотню лет, он чувствует жизнь в собственных венах, видит, каков мир вокруг, и нисколько не сожалеет о принятом решении – ну почти.

– Первым делом в Невервинтере отмоюсь и куплю новую мантию, – делится своими планами Сэнд в последнюю ночь перед отходом с болот. – Покажу тебе «Жемчужину севера», лучшие таверны – поди, южное вино ни разу не пила?..

Он разглагольствует под её молчание, однако в темноте не видно лица, чтобы прочитать эмоции – обычно Элани их не прячет, а наоборот, охотно демонстрирует, – поэтому говорит всё больше, чувствуя себя идиотом. Денег у них нет, пройти в город в таком потрёпанном виде будет проблематично, но поднимать очередные проблемы, когда за ними гоняется армия тьмы, тоже не хочется.

Тёмная фигура на соседнем лежаке едва шевелится – не спит, значит.

– Мне тоже не хочется уходить.

Сэнд сглатывает, замолкая и кивая темноте. Живя бок о бок, поневоле начинаешь читать своего напарника, как открытую книгу, но от этого становится только больнее. Оба знают, что разойдутся в Невервинтере навсегда: Сэнд не выдержит, ему цивилизация по душе, а Элани вернётся в леса и примкнёт к другому Кругу – но и мечтать же не вредно?

Элани поднимается с лежака и ложится рядом. Она тёплая, трепетная и живая, а Сэнд и не помнит, когда в последний раз вот так с кем-то обнимался. Пока она не передумала, он сцепляет с ней руки и глядит в глаза, мысленно посылая все те слова, что давно копятся на душе. Пусть тьма укрывает их, Сэнд всё равно помнит каждую черту лица, высокие скулы, бронзовую кожу и медные волосы. Для него она пахнет вековым лесом, свободой и бессмертной юностью – и если это их последний день вместе, то он должен быть самым лучшим.

Она тоже это чувствует и не сдерживается, пусть и дрожат руки, а сердце колотится, будто давно наружу выпрыгнуло. Сэнд проводит пальцами под её мешковатой мантией, изучая каждый дюйм мягкой кожи, и подбирается выше, чтобы провести большим пальцем по затвердевшему соску. Её стон он ловит губами и, будто получив разрешение, задирает подол – некогда избавляться от одежды, – свою мантию сбрасывает и кладёт Элани на неё.

– Только не торопись. Я не… – она очаровательно теряется в словах и наверняка вся горит от смущения, и Сэнд всё прекрасно понимает. Сразу исчезает то дикое, животное притяжение, оставляя за собой одну лишь нежность. Сейчас даже смешно вспоминать, что он собирался разодрать её, как волк ягнёнка.

Пальцы очерчивают линию от талии до внутренней стороны бедра, дразнят, а затем касаются мягких складок, чувствуя, насколько влажной она стала. Элани пытается свести ноги, но Сэнд и не думает убирать руку, давит и ласкает, пока она не расслабляется. В штанах стоит уже крепко, до боли, но он каким-то чудом держится, чтобы всё как всегда не испортить.

Когда Элани с криком хватается за его одежду, как за спасительную соломинку, а бёдрами приникает ближе к руке, умоляя не останавливаться, Сэнд снова находит её губы и подводит к краю чувственно, без спешки. Даже в темноте глаза блестят; языком он очерчивает её улыбку и никак не может насытиться – нужно куда больше больше, куда ближе.

– Ты позволишь?

Он не вынесет, если она пожалеет на утро – или же откажет. В голове царит бардак из противоречивых чувств, которые лишь чудом сдерживает страх и рыцарская честь. Однако Элани быстро кивает, не в силах произнести внятный ответ, и помогает стянуть с него нательную рубаху. Волосы лезут в глаза, мешают любоваться ею, расслабленно раскинувшейся под ним; штаны приходится приспустить – сил уже нет терпеть.

Она слишком узкая – кажется даже, что их желания не совпадут с действительностью, – и Сэнд призывает всё оставшееся терпение. Хочется, чтобы эту ночь она вспоминала всю жизнь, даже если будет в объятьях другого. Её пальцы сжимают его предплечья – наверняка утром там будут синяки, – однако с губ не срывается ни стона, ни всхлипа: его дикая подруга куда сильнее, чем кажется на первый взгляд.

Когда он входит до конца, оба расслабляются, но затем Сэнда охватывает жар, будто бездействие вот-вот его прикончит. Отмерив ей время на вдох и выдох, он тянется назад и входит обратно куда быстрее, выбивая из Элани громкий возглас.

– Слишком? – точно обжёгшись, Сэнд замирает – только кого он обманывает? Останавливаться уже поздно.

– Нет… то есть, да… Не останавливайся, – выдыхает она, цепляясь и царапаясь, пока мышцы привыкают к растяжению.

Для Сэнда это слишком: он так долго воображал этот момент, что, получив желаемое в реальности, не может справиться с эмоциями. Вновь перед глазами пелена, а в голове – блаженная пустота. Лишь сбившееся на двоих дыхание напоминает, что они ещё живы. Сэнд сжимает её бёдра, чтобы положение было удобно ему, и рычит ей в шею, то кусая, то зализывая кожу, будто извиняясь. Боль от вцепившихся в предплечья пальцев только быстрее подводит к кульминации, и Сэнд, толкнувшись до упора последний раз, резко подаётся назад, кончая на неё.

Элани будто оглушённая лежит несколько мгновений, не шевелясь, а затем моргает и приподнимается. Глядя на её растрёпанные волосы и помятую мантию, Сэнд чувствует новую волну возбуждения и быстро натягивает штаны, чтобы не сорваться сразу: отдавшись эмоциям, он и забыл, что вообще-то был не один. В голову лезут не самые благородные мысли, что даже неплохо, если они видятся в последний раз, но больше в них страха и неуверенности.

Читая его, как раскрытую книгу, Элани ловит Сэнда за руку и кладёт её на шею, где должен вскоре расцвести синяк, и ощущение, что он всё-таки оставил отметину, вновь раздувает на душе ехидное самодовольство. Когда они укладываются рядом, укрывшись одним одеялом, Сэнд уже и не помнит, с чего решил, что они быстро разойдутся: дорога впереди долгая, а в город быстро не попасть, да и неизвестно, что вообще в округе творится. Можно и кругами походить, чтобы перестраховаться, так ведь?

========== Другая сторона жизни (ФБ 2018; Бивил/фГГ; каннибализм, даркфик) ==========

Комментарий к Другая сторона жизни (ФБ 2018; Бивил/фГГ; каннибализм, даркфик)

Бечено Aldariel.

Написано для fandom Neverwinter Nights 2018.

Дни в Западной Гавани протекают точно в сонном мареве, не отличаясь друг от друга. Бивил ёжится, хотя вечерний холод ещё не лютует, и скрывается в уюте родного дома. Мать выглядывает из кухни, чтобы спросить, как прошёл день.

– Нормально, – бормочет Бивил, завершая ежедневный ритуал. Младшие давно поужинали – судя по приглушённым голосам, они играют в своей комнате.

Перед дверью лежат Локе и Овцерез, однако, стоит ему приблизиться, псы открывают глаза и приветливо машут хвостами. Нашер, семейный любимец, крутится рядом с матерью, больше напоминая щенка, чем суровую сторожевую собаку.

Тишина смердит старыми ранами. Всего несколько месяцев назад Бивил лишился прошлой жизни: Эми погибла, Кэрол ушла и больше не вернулась, а в доме Старлингов навечно поселился страх. Теперь каждый знает, как хрупко на самом деле благополучие. Если раньше мать уверенно ждала Лорна, то теперь всё больше погружается в апатию, поглядывая на входную дверь.

Холод застаёт Бивила в спальне перед отходом ко сну, поэтому слабость не кажется подозрительной. Только в комнате душно, будто что-то постепенно выкачивает воздух – наверное, следует открыть заслонку и выпустить жар, но лень не позволяет даже чуть приподняться. В очаге потрескивает полено, потихоньку убаюкивая едва вспыхнувшую тревожность; Бивил переворачивается, прикрывает глаза, блаженно выдыхает, наслаждаясь долгожданным покоем…

…и просыпается уже мёртвым.

В окно глядит тьма, ни звука не доносится снаружи. Он раздосадованно надувает губы, уже намереваясь снова прикрыть глаза, но распрямляется, когда сквозь идеально тяжёлую тишину доносится чей-то шёпот. Голос кажется незнакомым и родным одновременно, глубоким и властным – он заставляет двигаться, хотя с недосыпа темнеет в глазах. Бивил подчиняется.

Половицы под ногами не скрипят от каждого шага, да и новая лестница не стонет от усадки. Дом будто умер, исчезли шорохи, но Бивил таких мелочей не замечает: в растерянности он бродит по коридору, ощущая необъяснимое чувство какой-то потери и ничего конкретного не припоминая, затем как обычно переходит к любимой тактике отрицания, которая раздражает… как её там зовут?

Сдвинутые брови отражают работу мысли, но под черепом зияет пустота – ничего нового для старины Бивила. Он задумчиво почёсывает шею, увлекается и уже скребёт предплечье, руку, пытаясь добраться до источника навязчивого зуда. В тишину вклинивается тоскливый вой – будто в унисон его мечущимся мыслям.

Бивил шагает за порог, и псы бледными тенями тянутся следом. Западная Гавань кажется пустой, однако голос наполняет её смыслом, которого не было доселе, ведь смерть, по сути, – лишь другая сторона жизни. Каждый из них мертвец с рождения; и пока набитую мясом оболочку без предназначения точат яд времени и гниль, Король Теней предлагает им соблазнительную вечность, о которой мечтает каждый смертный.

Зуд грызёт кости где-то глубоко внутри, но кожа и плоть – явление временное. Ногти и зубы идут в ход, рот заполняет собственный гнилостный вкус, и под слоем красной, желейной массы Бивил видит черноту – свою истинную суть. Спазм проталкивает склизкий кусок по горлу; плоть на разорванной руке висит лоскутами, и псы помогают от неё избавиться.

Их покой в тишине вечности нарушает очередное вторжение. Воспоминание ещё слишком яркое, поэтому чёрные тени реагируют быстро. Голос твердит Бивилу, что потерянное нужно возвращать силой: тогда рядом снова будут те, кого он так ждёт, и страх потери навеки умрёт.

Рядом мама и младшие – одним прыжком брат запрыгивает на плечи великана в сверкающих латах и вгрызается в незащищённую шею. Локе с Овцерезом работают слаженно, снова мастерски загоняя дварфа в ловушку, а Нашер делает смертельный выпад со спины; слышится хруст. Бивил же безошибочно находит потерянное и зажимает в объятиях – теперь уже навсегда.

– Кэрол, – вместе со звуком рвётся из горла стоялая вода Мерделейна, – я так тебя ждал…

Она бьётся под разбухшим, гниющим телом, вопит, как чужая, и пахнет так же – сухим равнодушием. Точно тень, Бивил поглощает утраченное, лакает горячую кровь почерневшим языком и рвёт края раны, пытаясь достать то, что поёт внутри пронзительно-резко. Осколки виной всему: его одиночеству, смертям, отчуждению и страху – разве Кэрол не хочет избавиться от этой тяжести?

Токи крови в нём спокойны, как и сердце, что уже не помнит обиды – только любовь. Содранные до костей пальцы гладят ещё тёплую кожу и слипшиеся волосы, баюкают содрогающееся тело, пока тишина вновь укрывает их пологом. Скоро Кэрол уснёт – а когда откроет глаза, всё станет как прежде. На вечность у Бивила грандиозные планы.

Глупость всё это – приключения, спасение мира; сказки лишь туманят рассудок и кличут беду. Бивил рад, что Кэрол вернулась, и трётся о неё, как щенок. Две тени сольются в одну, так что плоть ей отныне ни к чему: голодный рык псов последний раз нарушает тишину.

========== Преданный и преданные (ФБ 2018; постканон, ангст, ужасы, кинк: использование трупов для нужд крафта) ==========

Комментарий к Преданный и преданные (ФБ 2018; постканон, ангст, ужасы, кинк: использование трупов для нужд крафта)

По заказу Renfree, с любовью))

Бечено Aldariel.

Предыстория Эрвана: https://ficbook.net/readfic/6396534/27037282

Легко быть богом во плоти, когда желаний у смертных не то чтобы очень много и все – мольбы о мире. Они сами выбрали его, чувствовали, что рыцарь-капитан Эрван Фарлонг, вчерашний деревенский целитель и человек из народа, своим примером доказывал возможность чуда. Казалось, даже боги не смогли бы переломить их веру – в такого же смертного.

То, что за чудом стояли пот, кровь, потери, бессонница и непроходящая ломота в теле, конечно, никто не знал – ведь герои легенд не страдали от сомнений, от страха, от боли, а на крыльях летали над полем боя. Сэнд говорил, что в сказках нет ничего плохого, даже наоборот, поэтому с энтузиазмом распускал байки о подвигах, а Гробнар накладывал их на музыку и сам искренне принимал вымысел за чистую монету – что уж говорить о простых обывателях. Вскоре в каждой таверне пелось о драконах, сокровищах, но ни разу – о мертвецах и сгинувших городах на пути тени, включая Западную Гавань.

Наверное, стоило убиваться по ней более убедительно, чтобы Бишоп не кивал солидарно, а Элани не хмурила брови – подозрения витали над Эрваном грозовой тучей. Его спутники и советники грызлись между собой, искали предателей и почти не замечали самого главного. Никто не хотел меняться, жить спокойно, будто война и ужас обросли на них второй кожей, зато вчерашний деревенский целитель почему-то должен был изменить мир «к лучшему». Видно, не устраивал он их таким, каким был прежде. Вряд ли ревность божеств сулила хоть что-то хорошее; даже Илматер в итоге отвернулся, и свет на кончиках пальцев померк безвозвратно.

Зато надежда не угасла, и со временем Эрван пришёл к выводу, что полное взаимопонимание возможно. Прямо сейчас он наблюдал, как отгремевшая война связывала вместе представителей разных рас, верований, взглядов и социальных статусов. После неё не было ни богатых, ни бедных, ни «плохих», ни «хороших». Эрван выполнил, как обещал, желания каждого жителя Берега Мечей одним своим словом:

– Согласен.

Собственными руками Эрван сотворил новый мир, хоть и не бог он, а простой человек с осколком в груди. Банальное совпадение, шутка Тиморы предоставила шанс вырваться из жадных вод Мэрделейна, но империю Эрван построил сам, лишь отчасти, как самому казалось, опираясь на беспредельное доверие. Нашер средств и не выделил толком, но развязал руки, за что впоследствии поплатился. Бойцовых собак с цепи не спускают: сначала они преданно демонстрируют хозяину окровавленную пасть, но однажды обратно не возвращаются. Зря люди Нашера проигнорировали деревенского лекаря и не разобрались толком, кто перед ними; не читали будто в детстве сказки об одиноких мессиях и переменах, что девятым валом шли за ними.

Кусок серебряного меча всё ещё жил в груди, но теперь – полноправно заменял сердце. Оно мешало, и Фарлонг на время переложил его в банку со спиртовым раствором, затем задвинул подальше где-то в лаборатории, когда мерный стук в тишине играл на нервах, точно на демонической лютне. Что-то в том звуке мешало; замирая, Эрван пытался поймать мысль, как рассеянный старик, однако та отчаянно проскальзывала сквозь пальцы, и он возвращался к работе.

Его занимали мысли о последних днях, проведённых в Западной Гавани – без определённой даты, но кажется, была осень, раз запах сухой травы и гниения с топей надёжно въелся в память. Вся юность пропиталась наивными надеждами, ложью о беспечном будущем. Они с Эми хвастались новыми робами, рисовались, считая себя великими магами, а Бивил без конца точил двуручный меч и рассказывал, как однажды снёс им голову человеку-ящеру.

Теперь жители Западной Гавани снова вместе. Болотная вода текла в них вперемешку с густой, стылой кровью по широким трубкам искусственных вен, напоминая, откуда они вышли, однако не было той тягучей, непослушной силы у Эрвана, ведь он – подкидыш, прибившийся к стаду овец волчонок. Тёмная вода Мэрделейна стояла в горле, душила и отравляла кровь своей гнилью. Он не рождён ею, но достаточно нахватался, чтобы лёгкие полностью забились вонючей жижей. Кому-то дар, а ему – проклятие.

Разорвать бы грудь, где чесалось невыносимо, пробить бы рёбра да выцарапать болотную тину ногтями – да глубоко проникла. Возможно, однажды придётся попробовать полное переливание крови, и может быть тогда странное чувство наконец уйдёт.

Жители Западной Гавани сильные, значит, послужат и дальше: разведчики у границ Берега Мечей несли тревожные вести об армии Уотердипа, которую успел призвать лорд Нашер. Не на помощь она шла, а жаждала сломать юную империю, пока та только наращивала силы. Тревога стучала в висках – и то были не его мысли: Страж видел дальше, прямо в будущее. Однако чаще они вместе глядели в прошлое и жили там, не замечая покосившихся сводов, крыс и затопленных уровней крепости.

Это страшилка для детей и паладинов, что тьма поглощает души вместе с волей. Теперь Эрван с высоты своего опыта мог сказать, что если воли не было изначально, то и забирать нечего. Разве нужна безвольному телу какая-то душа? Нет, это лишний груз, от которого он тоже избавил и указал направление тем, кто жаждал быть ведомым изначально; сильные стали ещё сильнее, и все в итоге остались довольны.

Эрван работал без перерыва – спасибо осколку, – изредка поднимая взгляд на обблёванные древностью стены лаборатории и гадая в предвкушении, какие технологии ещё таил в себе Иллефарн. Чертежи поражали дерзостью мысли, простотой и совершенством. Никто и помыслить не мог, какие технологии ждали под ровной гладью тёмных вод, и Эрван с энтузиазмом восстанавливал их на зависть тем, кто однажды придёт по душу его юной империи. Человеку не хватило бы времени узнать всё, но его впереди ждала неторопливая вечность.

Война показала ненадёжность старых големов из металла, раз даже такие мерзкие твари, как гитьянки, смогли обмануть зачарованные сердечники, поэтому им на смену пришли другие, куда более преданные, – големы из плоти. Боги, должно быть, восхищались и одновременно боялись магов, которые в качестве сырья предложили покойников. И как реагировали граждане Иллефарна на запрет хоронить своих друзей и родственников?

«Отчаянное время требует отчаянных решений», – звучал в голове голос Стража, а следом Эрвана накрыла печаль – ему тоже придётся испытать те же чувства сквозь века. Так близко, так лично великой нации он ещё не касался и дрожал в предвкушении.

Вчерашний деревенский целитель применял все свои знания в анатомии, чтобы правильно собрать големов по схемам. Крепкие кости фермеров из Западной Гавани и дворфов клана Айронфист отлично послужили каркасом. Пришлось восстановить несколько старых механизмов, – не без помощи Сэнда, – чтобы переработать всю собранную плоть в податливую биомассу, а затем, точно красной глиной, покрыть ею основу и вылепить новое существо – совершенное, многоликое и любящее.

Эрван понял главный секрет големов, когда держал Элани за окоченевшую руку, а отпустив, сквозь слёзы наблюдал всё то же застывшее на лице спокойствие. К ней присоединились Касавир, Гробнар, Келгар, Нишка и даже Шандра, которую он забрал из убежища Аммона Джерро – преданные им и ему навеки. Столь крепкие связи не разорвёшь даже смертью, и Эрван им – сердечный камень.

В голове будто прояснилось; он кинулся к груде сваленного хлама, чтобы выудить давно позабытую банку. Стук отражался от стекла в руки, вновь наполняя мысли воспоминаниями, но теперь уже об их совместных путешествиях, разговорах у костра и вечных спорах, кто сильнее в ближнем бою – монах или варвар. Ещё оставалась его семья, солдаты, крестьяне и жители Невервинтера, которые вверили Эрвану свои жизни – тоже преданные.