Текст книги "Отзвуки (СИ)"

Автор книги: Ungoliant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Слишком поздно (постканон для Квары) ==========

Кто бы услышал, что Квара будет бояться куда-то зайти, то поднял бы её на смех, однако растерянность и непонятная дрожь в пальцах, когда она потянулась к засаленной дверной ручке, красноречиво кричали – что-то с ней не в порядке. Она глубоко вздохнула, поправила края мантии, натянув её на груди так, что точно стало неудобно двигаться, и шагнула из холода улицы через порог.

Её тотчас обдало жаром, но не таким, что был бы приятен. Шум таверны бил по ушам, играл на тонких нервах, – чуть сильнее надавишь, и точно лопнут, – как та раскрасневшаяся девушка-бард – на скрипке из тёмного дерева. В кураже, окрылённая вниманием, она приплясывала в такт, стоя одной ногой на столе, а другой – на чьей-то коленке. Задорная музыка даже пришлась Кваре по душе, а девушка показалась довольно милым созданием. Наверное, она была единственной, кто хоть как-то красил это сборище пьяных животных.

В воспоминаниях, глубоко, что-то ощутимо шевельнулось, и Квара быстро оборвала поток образов, что готовился прорваться наружу гневом и сладостной ностальгией. Ей следовало смотреть правде в лицо, а не искать бриллиант в куче нечистот – так она и поступила, заранее настроив себя против этой таверны.

Впрочем, Кваре и так было тошно от всеобщего веселья. Запахи дешёвой еды, выпивки, пота и других – не самых благородных – выделений, характерных местам с большим скоплением людей, липли к коже, беспардонно лезли в нос и будоражили кровь – отнюдь не весельем. Кто-то из гостей дёргался, точно под затухающим «параличом», изображая какой-то шаманский танец, попутно задевая Квару руками и плечами, кто-то кричал в уши приветствия и вульгарные предложения присоединиться к их компании; кружки с выпивкой кружили совсем рядом, норовя испортить новенькую мантию.

Дыхание замирало каждый раз, когда она замечала резкое движение рядом, а руки инстинктивно дёргались в пассе «огненного касания». Словом, гости таверны даже не подозревали, что ходили по лезвию, а Квара ни на секунду не расслаблялась, хотя по плану должна была радоваться и расслабляться. Она стояла совсем одна посреди оживлённой таверны, слушала пиликанье скрипки, которое вдруг показалось жутко вульгарным, и никак не могла взять в толк, зачем вообще пришла сюда. Её даже никто не звал, она шла мимо – правда, тоже без цели.

Решение уйти пришло так же быстро, как и некогда – порывистое желание зайти. Развернувшись, Квара стремительно зашагала к выходу, сталкиваясь плечом с вонючими, пластичными телами, уже не переживая за новенькую мантию. Дверь была совсем рядом. В горло будто вцепились горячие щупальца, норовя задушить, выдавить что-то или помешать уйти, но Квара привыкла сражаться.

Холод ночи вместе с глотком свежего воздуха сорвали липкую пелену звуков, запахов и мерзкое ощущение на коже. Больше она не чувствовала себя грязной. Сглотнув, Квара поняла, что свободна, но всё же машинально потёрла рукой шею, будто её и правда только что хватал какой-то монстр. Нахлынуло чудесное спокойствие – невредима!

Она всегда предпочитала холодные улицы теплу и веселью, уюту и любви. Даже получив всё это однажды, она всё равно сбежала, потому что не понимала, не ценила обретённое сокровище. Наверное, это было что-то инстинктивное, какая-то защитная реакция – или же непомерная юношеская глупость, желание жалеть себя.

Квара горько усмехнулась и запахнула плащ, хотя ей было не холодно. Ей всегда жарко, особенно в мыслях, в саване пылких чувств. Холод отрезвлял, а пустые безлюдные улицы успокаивали пылающие мысли. И сейчас, поборов странный приступ, она погрузилась в размышления, что же с ней не так. Мощеная дорожка быстро двигалась под ногами, и больше Квара ничего не видела.

Как обычный человек, ощущающий прогрессирующую болезнь, она пыталась излечиться, однако это была не та таверна. Да и «Утонувшая Фляга» наверняка уже не та, что прежде, её вид не утешил бы Квару, а наоборот – ещё больше бы разозлил. Лучше бы ей оставаться миражом прошлого, где всё раздражало, но теперь страстно манило обратно – к музыке Гробнара, к пьяному трёпу Келгара с Нишкой, наивности и нарочной отрешённости Элани, недовольному взору Касавира… В Бездну, она бы даже Сэнда вытерпела!

Квара замерла посреди улицы, и холод, почувствовав новую жертву, кольнул щёки, руки и открытую шею. Она хохотнула куда-то в звёздное небо, точно безумная – хорошо, что сейчас никто не видел знаменитую колдунью, победительницу Короля Теней в таком беспомощном виде! – и покачала головой: подумать только, вот ведь вздор! Да она бы тотчас испепелила Сэнда после всего, что произошло.

Улыбка так и не сошла с её лица до порога дома с тёмными окнами.

========== Это игра (преканон; Нишка, Лелдон) ==========

Единственная свеча в тёмной комнате должна была морально задавить Нишку, однако кровь тифлинга позволяла прекрасно видеть в темноте. Правда, перекошенная от гнева рожа Лелдона была последним, что хотелось лицезреть перед собой. Парочка громил, имена которых Нишка, конечно же, не помнила, высились за спиной каменными истуканами, как бы намекая, что побег ни к чему хорошему не приведёт. Она сглотнула подступивший ком и робко улыбнулась.

– Лелдон, ты что, обиделся? – ответом ей было красноречивое молчание. Даже сквозь тьму она явственно видела его покрасневшие от ярости глаза и вздувшуюся бычью шею. Громилы тоже молчали, и Нишка поёжилась на шатком табурете, схватившись руками за его края перед собой. – Мы же с тобой много лет работаем, Лелдон, – она снова сглотнула, чувствуя непреодолимое желание повторять его имя – может, так он чуть остынет, вспомнит, что все они смертны? – Это же конкуренция, игра!..

Наконец он вспылил – безусловно, у Нишки был талант бесить всех мыслящих созданий, независимо от расы, пола, возраста и социального положения. Своего рода искусство.

– Ах, игра? – его глаза недобро сверкнули. – Ну так поиграем.

Громилы подхватили Нишку под руки, но поскольку она яростно цеплялась за табурет, словно за последнюю соломинку, то полетела вместе с ним – к столу, за который уже уселся Лелдон. Тут же она заметила потёртые кости и две стопки карт с разными рубашками. Невероятно, он и правда решил с ней играть!

– И что на кону? – пролепетала она, пока Лелдон мешал карты в колоде.

– Ты, – бросил он и оскалился.

– А если я выиграю?

Он замер и задумчиво глянул куда-то ей через плечо. Судя по озадаченному выражению на лице, Лелдон и не допускал мысли, что мог проиграть.

– И чего ты хочешь?

Нишка качнулась на треклятом табурете; она и сама не знала, как правильно сформулировать желание так, чтобы снова не оказаться в этой же комнате, но в других условиях – например, при рабском ошейнике и работорговцами за спиной. Она уже почти видела Лелдона, машущего ей на прощание рукой: «До свидания, Нишка, приятно провести время на рудниках!»

Он и правда был демоном сейчас, а Нишка слишком хорошо понимала, что это значило.

– Хочу выйти отсюда, чтобы никто меня и пальцем не тронул – ни ты, ни твои ручные обезьяны. Я сама найду дверь, провожать не нужно.

На том и порешили. Правила ей не объясняли – и вряд ли Лелдон знал наверняка, известны ли они ей в принципе. Просто он не собирался помогать своей обидчице. Каждый получил по пять карт из каждой стопки; в молчании они углубились в собственные мысли о стратегии. Нишка ёрзала и поглядывала через плечо на громил – не хватало ещё, чтобы Лелдону сдали последнее! Однако она забыла, что люди не видят в темноте так же хорошо, да ещё и на расстоянии.

Сначала борьба выдалась вялой. Нишка собирала подходящую защиту, готовясь к решающей битве, но всё изменилось, когда Лелдон получил карту Вора. Нишка взвыла, глядя на растянувшуюся улыбку по другую сторону стола. Теперь всё решал случай.

Лелдон потянулся к костям, и Нишка зажмурилась, будто тот хотел изрубить её этой рукой, и начала молить Тимору о помощи. Когда она открыла глаза, так и не услышав победного смеха, то увидела выпавшую двойку. Пронесло.

– Повезло, – буркнул Лелдон и скинул одну карту. С каждым неудачным «ограблением» он терял преимущество, и Нишка решила действовать.

Сначала она попробовала его защиту парочкой низших демонов и средненькой нежитью. Увлекаться нельзя – иначе он снова окрепнет, однако Лелдон не намеревался менять стратегию и снова попробовал «ограбить» её. Снова полетели кости, и снова выпадало меньше четырёх. Так повторилось пять ходов, которых хватило её дракону-личу, архимагу-заклинателю бури и кобольду-паладину, чтобы разделать Лелдона под орех.

«Ну и компашка получилась», – Нишка невольно залюбовалась своими карточными воинами. Лелдон же кипел от ярости, ведь излюбленная стратегия только ему навредила.

– Всё, могу идти?

Нишка не собиралась больше шутить про обезьян, чтобы не разозлить громил, и быстро юркнула прочь, бросив своих воинов на столе. Слово ничего для Лелдона не значило, а поражение только ненадолго его оглушило. Нишка прекрасно понимала, что обратный путь заказан, но даже не сожалела об этом: она уже обыграла Лелдона дважды, значит, сможет и в следующий раз – был бы под рукой хороший расклад.

========== “Утонувшая Фляга” (modern!AU; Фарлонг и все спутники) ==========

Комментарий к “Утонувшая Фляга” (modern!AU; Фарлонг и все спутники)

Без заявки, просто пришло в голову.

Взяты за основу те же персонажи, что и в сборнике “Ты меня никогда не слушаешь”: https://ficbook.net/readfic/2931416

– Лина, прими заказ! Лина, клиент сам себя не рассчитает!

Казалось, без криков дяди Дункана мир уже не мог существовать, что пол уйдёт из-под ног, как только тот окажется чем-то наконец доволен, но такого ещё пока не случалось. Грозовой тучей он сновал из кухни в зал и зыркал сквозь окошко для выдачи блюд, точно из наблюдательного пункта. Армейские порядки со всеми вытекающими последствиями были перенесены в тесное пространство забегаловки, что, впрочем, имело и плюсы: гости почти не буянили, а в иных случаях Дункан быстро выставлял их вон. Лина не раз подмечала, что рукоприкладство действует на него так же умиротворяюще, как и алкоголь, что немного пугало. Спорить с ним точно не хотелось.

Конечно, лишние проблемы никому не нужны, когда каждый заказ в любой момент мог обернуться катастрофой, криками и угрозами привести санинспектора. Перерывы оставались единственной отдушиной в бесконечной череде рабочих будней, без выходных и праздников. Близость грузового порта сказывалась на местном контингенте и запахах, что неизбежно приносил ветер, однако Лина любила гулять после смены по набережной, глядеть, как кран разгружал массивные контейнеры, а иногда выглядывала за открывающийся горизонт и, пиная носком ботинка пустые пивные бутылки, мечтала о какой-то другой жизни, подальше от шумного Невервинтера, но и не дома, где у неё не было будущего.

Квара дымила за углом и трещала по телефону, видимо, с кем-то из своих дружков, то хмурясь, то огрызаясь, однако разговор она всегда заканчивала одинаково:

– …Да, и тебе не подавиться… До вечера.

Лина примостилась рядом, стараясь не касаться рубашкой грязных стен. Внутренний двор был скромным, скрытым забором. Только внушительные чёрные пакеты с мусором напоминали, что они стояли у забегаловки.

– Так и не сказала родителям, что тебя отчислили?

Квара, не отрывая взгляда от телефона, равнодушно пожала плечами. Сигарету она зажала между пальцами так изящно, что Лина невольно залюбовалась её ухоженными красными ногтями и отрешённо подумала о пожарных машинах. Что ж, такая утончённая девушка прекрасно разбиралась, какой цвет ей к лицу, в отличие от неё, нескладной деревенщины. Просто так, даже без колких слов Квара умудрилась её разозлить, и Лина почувствовала себя невероятно глупой и несчастной одновременно: работа на дядю Дункана постепенно изменяла её – и никакой тебе мечты о красивой жизни в большом городе.

И не заметив, что творится с Линой, Квара наконец оторвалась от телефона и затянулась догорающей сигаретой.

– Зачем? Во-первых, они наверняка уже знают. Во-вторых, папиной репутации только на пользу моё исчезновение, меньше… грязи. К тому же он попытается пропихнуть меня обратно, а я не стремлюсь возвращаться.

Рассказы об избалованных отпрысках богачей, которые докучали ей во время учёбы, были для Квары излюбленной темой. Иногда она постила особо пикантные истории на форумах и наслаждалась разгневанными комментариями таких же работяг, как Лина, и голодных, лёгких на подъём студентов.

Жизнь Квары до «Утонувшей Фляги» могла показаться раем: обеспеченные родители, частная школа, личный охранник, элитный колледж для «избранных», на который Дункан не заработал бы, даже если бы несколько раз заложил свою забегаловку. Хамкой она стала задолго до того, как её отец получил пост сенатора, но после этого характер испортился куда больше. Его присягу они с Дунканом смотрели по старому телеку, подвешенному под потолком, а Квара даже не появилась в зале. Наверняка она сидела здесь же, в закутке, наедине со злым одиночеством.

Несмотря на явные, даже яркие различия, всё же Лина ощущала с ней связь: они обе сбежали от прошлой жизни, выживали как могли и понятия не имели, что делать дальше. Правда, на самом дне у Лины было преимущество в виде дядиной поддержки. Квара могла бы сотню раз уже позвонить домой, попроситься обратно – вряд ли мать отказала бы ей, – но она почему-то так не поступала, а лезть глубже в чужую жизнь Лина стеснялась. У самой с отцом отношения вышли сложными и натянутыми; лес и зверьё он любил куда больше дочери.

Квара уже замахнулась, чтобы привычно закинуть окурок за забор, когда её воплем остановила Лина:

– Потуши!

– Да подумаешь… – Квара скривилась, но просьбу выполнила и демонстративно поскребла окурком о стену забегаловки. Встретив взгляд Лины, она закатила глаза. – Что? Да не сгорит эта дыра… К сожалению.

Видимо, она забывала, как однажды загорелись мешки с мусором, как вопил Дункан, пока втаптывал прорвавшиеся объедки в асфальт. Запах тлеющего пластика долго не сходил с одежды и ожидаемо проник в зал. Частично Лина проводила с Кварой перерывы, чтобы не повторить инцидент; частично – потому что больше не с кем было. Неразговорчивого повара Сэла она видела всего два раза в день – утром и перед закрытием, – а с дядей по душам заговаривать даже не хотелось, не тот он человек.

Как и всё хорошее, перерыв кончился в мгновение ока. Лина вернулась в душный зал и мысленно благословила закон о запрете курения в общественных местах. Работа и так представляла собой форменный ад – только была бы ещё в клубах удушливого дыма, а на фоне всего этого бесновался бы красный, как рак, дядюшка Дункан.

– Элани, ты что, в лесу родилась? Квара! Неси тряпку!

«Вспомнишь чёрта…» – Лина прикусила губу, радуясь, что на уборку послали не её. Элани была милой дамой, одинокой, но чересчур рьяной защитницей животных. Её появление всегда сопровождал ореол неприятных запахов, а светлая куртка – всегда одна и та же – прохудилась и засалилась. Конечно, Квара не желала к ней приближаться, а Дункан назло их сводил, чтобы прижать к ногтю нахальную девчонку.

– Разбежался! – донеслось в ответ с другого конца забегаловки. – Я пожалуюсь в профсоюз, рабовладелец хренов!

– Давай, попробуй потом найти другую работу!

Рыжий парень в армейской куртке расхохотался, откинувшись на стуле, будто веселее зрелища никогда не видел. Несколько посетителей повернули головы, затем снова уткнулись в свои блюда с хмурым видом. В большом городе почему-то все злились, даже на мелочи. Элани же, густо покраснев, резко сорвалась с места, набрала с соседних столов салфеток и принялась яростно вытирать свой стол от следов разлитого кофе.

Лина краснела не меньше: дядя Дункан не имела права огрызаться на посетителя, пусть и не самого респектабельного. В «Утонувшую Флягу» никогда и не заходили богачи, а бизнес-ланч только так громко назывался – в наборе был обычный постный суп, салат с картофелем да кофе.

– Жалкое зрелище, – донеслось со стороны парня в армейской куртке. Лина повернулась и, встретившись с ним взглядом, невольно вздрогнула – настолько злым и холодным тот показался. Затем он снова уставился Элани в спину. – Эй, я думал, вас, хиппи, всех давно перестреляли.

– Следи за языком, парень. Ещё слово, и будешь зубы свои с пола собирать, – к разочарованию Лины, вступился за честь Элани не Дункан, а низкорослый крепкий мужчина за соседним столиком. Его очаровательная спутница с медными волосами и россыпью веснушек на лице поддакнула:

– Келгар превратил драки из хобби в работу, так что будь умничкой и свали в ад, пока цел.

– Спасибо, но за меня говорить не нужно, – покончив с уборкой, Элани гордо вздёрнула подбородок. – А вам, уважаемый, – она кивнула парню в армейской куртке, с лица которого уже сползла нахальная улыбка, – я пожелаю всего хорошего – наверняка вы ничего доброго в жизни не видели, раз так ведёте себя.

Парень фыркнул, но участвовать в скандале не стал. Вскоре, будто ничего и не случилось, он снова цедил свой холодный кофе и пялился через окно на улицу, будто ждал кого-то и чего-то. Лина хорошо запоминала постоянных клиентов, включая его, знала о противном характере и постоянно удивлялась, почему всегда молчал Дункан, когда по вине этого парня вспыхивали проблемы.

Пока Лина расставляла на стойке салфетки, её внимание переключилось на крепыша Келгара и вязь чёрных татуировок на его руках, начинающихся с кулаков и тянущихся под футболку. Она и не заметила, что увлеклась и начала откровенно пялиться, но девушка, его спутница, не разозлилась, а наоборот, лукаво подмигнула. То, как она сидела на стуле, как складывала на столе руки, увенчанные кольцами, выдавало в ней какую-то кошачью грацию, гибкость и невероятную для Лины раскрепощённость. Этим двоим повезло, что они вместе, думала она, вздыхая.

К вечеру зал полностью заполнялся посетителями, и времени на перерывы не оставалось вовсе. Портовые трудяги спускали деньги на выпивку к великой радости дяди Дункана, Квара бухтела и разносила заказы, а Лина несла вахту у стойки – записывала заказы, крепила стикеры у окошка раздачи, чтобы передать их на кухню, открывала кассу и поглядывала за порядком, будто могла что-то сделать, случись что неприятное. К закрытию Дункан едва стоял на ногах, но не от усталости, как они с Кварой, а от выпитого в компании словоохотливых посетителей пива. Лина оставалась наедине с шумной толпой и молилась, чтобы дотянуть до наступления ночи – а потом начать новый день сначала: первой открыть двери, поговорить о сумасбродных дядюшках с Шандрой, которая как обычно принесёт свежие овощи и мясо, выслушать, как прошёл вечер Квары, отдраить туалет, предложить Дункану аспирин…

Открывшаяся перед очередным посетителем дверь принесла не только портовую затхлость, но и звуки гитары. Навострив слух, Лина различила нескладное пение.

– Снова этот Гробнар! Я же велел ему не побираться у моих дверей – это вредит имиджу! – мигом вспылил дядя Дункан и схватился за мокрое полотенце, точно за кнут. Краем зрения Лина заметила, как пошевелился парень в армейской куртке, явно заинтересованный грядущим представлением.

– А мне он нравится, – осторожно заметила она. – Дядя Дункан, студентам тяжело живётся, вот он и зарабатывает, как умеет…

– Нанялся бы в порт грузчиком, – не унимался он, разгорячённый алкоголем и предстоящим сражением с хилым юнцом, и Лине стало действительно страшно.

– Дай мне поговорить с ним, а если не уйдёт, то ты поступишь по-своему.

Плотно скрученное полотенце вернулось на плечо, Дункан покачал головой. Может, он прислушался к голосу разума, пожалел парня, а может, веским доводом стал её испуганный взгляд, полный уже подступившего разочарования. Только Лина могла влиять на него, однако и не злоупотребляла этой странной властью, боясь однажды её потерять.

Квара не без зависти глянула ей вслед – наверняка ей хотелось курить, – но Дункан быстро дал понять, что до конца смены отлынивать не получится, ждали клиенты.

Если бы не парочка фонарей, то на улице стоял бы непроглядный мрак – хуже места для выступления и не придумаешь, но Гробнара, казалось, всё устраивало: он лучезарно улыбался каждому бородатому забулдыге и приплясывал в такт песне. Словом, он абсолютно не вписывался в окружение. Красная клетчатая рубашка, которая была на нём каждую неделю, дразнила зрение, ярко выделяя Гробнара в тусклом свете жёлтых фонарей.

«Кваре бы понравился его выбор», – почему-то подумала Лина, вслух же она произнесла:

– Гробнар, мне очень жаль, но дядя Дункан велел тебе выбрать другое место для… творчества.

Её взгляд скользнул по раскрытому чехлу от гитары, где одиноко лежали два медяка, возможно, уже принесённые Гробнаром с прошлого выступления. Не прекращая играть, он улыбнулся уже ей, подмигнул, и Лина смущённо покраснела.

– Жаль, что моя магия не работает на него, – сказал он, когда доиграл песню; пальцы тем временем уже перебирали лады для следующей, будто минута без музыки могла его убить. – Я о магии доброты, – пояснил Гробнар для скептически настроенной Лины. – Когда люди проходят мимо, я вижу, как меняются их лица, как шевелятся губы, повторяя слова песни. Они совершенно не ожидают этого и растеряны, как дети. Все заботы уходят прочь. Дункану не помешало бы тоже расслабиться и послушать!

– Он снова вооружился полотенцем, – предупредила она, вздыхая. Как бы ей ни нравился Гробнар, всё же влезть к нему в голову было выше её сил – уж слишком там внутри зелено и весело, до тошноты.

Патрульная машина подкатила ко входу в «Утонувшую Флягу» и остановилась на пустующей парковке – обычно к вечеру их посетители предпочитали выпивать, а не садиться за руль. Выключив мигалку, с водительского места вышел мужчина в полицейской форме и, чуть помедлив, направился к Лине и пританцовывающему назло хмурому миру Гробнару.

От неожиданной догадки она сцепила зубы и глянула через плечо полицейскому, чтобы увидеть злорадно улыбающееся лицо дяди Дункана в окне.

– Доброго вечера, нам поступил вызов о… – он посмотрел на парочку молодых людей, на чехол от гитары на асфальте, – …попрошайничестве и нарушении общественного порядка.

– О тюремной романтике я ещё не пел, – громко заметил Гробнар. Лина же боялась за них обоих, раз он за себя не собирался.

– Офицер… – она облизнула пересохшие губы.

– Касавир.

– Ага… Видите ли, мой дядя не любит уличных музыкантов… признаться, он мало что любит… Вот.

Каменное лицо полицейского ничего не выражало, только одна бровь чуть приподнялась. Наконец он вздохнул; руки легли на пояс, где топорщилась кобура и не менее внушительная дубинка.

– Сынок, ты можешь отправиться на пару суток в камеру, если не уйдёшь. Сейчас я зайду купить кофе, а когда вернусь, то тебя здесь быть не должно.

Лина судорожно выдохнула и очень надеялась, что её взгляд сказал намного больше, чем она была способна произнести вслух из-за страха. За маской суровости и командным голосом скрывался добрый, понимающий человек, которому не хотелось портить жизнь студенту, когда в порту сновали целые вооружённые банды и торговцы наркотиками. В это мгновение Лина пожелала, чтобы Касавир никогда не попал тут в переделку.

Когда он неспешно направился в сторону забегаловки, Лина вцепилась в красную рубашку Гробнара и со всей силы тряхнула её обладателя.

– Давай, беги отсюда, не будь идиотом! Слышал, что сказал офицер? – прошипела она, затем помогла запихнуть гитару в чехол.

– Но тебе же понравилось? – в его наивных глазах трепетала надежда, которую ей не хотелось разбивать. К тому же ей правда нравилась его музыка.

– Да, но чтобы сыграть ещё, тебе нужно не попасть в участок.

С полицейским они пересеклись уже у патрульной машины. Он передал бумажные стаканы своей напарнице, которая сидела на переднем сидении, кивнул Лине и уселся за руль. Лицо дяди Дункана в окне тем временем выражало все стадии принятия действительности, а затем – исчезло из виду. Этот раунд остался за Линой.

Ноги отекли, хотелось присесть хоть ненадолго, однако она понимала, что через час, когда закроет «Утонувшую Флягу» на ночь, побежит домой чуть ли не вприпрыжку. С отцом они исходили сотни миль по болотам, но настоящую усталость Лина ощутила, стоя на одном месте двенадцать часов. Злость на дядю за такой низкий поступок по отношению к Гробнару – да и к ней, когда они договорились уладить конфликт сначала мирным путём, – жгла мысли мигренью, и чтобы не сорваться, она переключилась на кассу и холодный подсчёт наличных.

Лина немного успокоилась, но на смену раздражению пришла невероятная тоска: если бы она училась, как Эми, то не попала бы сюда. Или следовало остаться, как Бивил, дома. Ей же захотелось пойти наперекор всем.

– Кофе, пожалуйста.

Слова вежливости были такой редкостью, что Лина вздрогнула, вскинула голову до хруста в шее и встретилась взглядом с новым посетителем – мужчиной в синей, идеально отглаженной рубашке. После портовых рабочих и отщепенцев он, как и Гробнар, – правда, тот, в силу своих странностей, – выглядел лишним, инопланетным существом. Многие люди носили на лице отпечаток личности, даже своей профессии – за месяц работы в «Утонувшей Фляге» Лина научилась определять с первого взгляда, кто стоял перед ней. «У этого-то точно высшее образование есть, – подумала она, искоса глядя на ровные, спокойные черты лица, ухоженные руки и зачёсанные назад чёрные, как смоль, волосы. – Скучно ему, наверное; ищет приключения, – решила Лина, пока наливала свежий кофе в белую кружку».

Словно уже прочитав мысли о себе, мужчина взглянул на неё с неподдельным интересом, уселся за стойку с самого края, будто желал отделиться от сидящих за столами людьми, и спросил:

– Вы ведь не местная?

– Я всего месяц назад переехала из Западной Гавани – это небольшой городок, на границе топей, – пояснила она, когда посетитель нахмурился.

– Никаких перспектив для молодёжи? – догадался он и вздохнул – искренне горько.

Лина отмахнулась; сочувствие было ей ни к чему.

– Не всё так плохо: вокруг лес и болота, грибы да ягоды, чистый воздух, людей почти не встречаешь. Отец – егерь, а я ему помогала, сколько себя помню. Теперь работа здесь кажется несколько скучной, этого не отнять, – добавила она с улыбкой, убедившись, что Дункана не было рядом. Мужчина усмехнулся в ответ, и несколько мимических морщин в уголках его губ взбороздили гладкую кожу. Сердце Лины почему-то болезненно стукнуло.

– Так вы должны неплохо стрелять.

– И ещё недурно снимаю шкуры.

Он затих, поняв намёк, поднёс кружку к губам и, отпив, поморщился. Лина никогда не принимала всё близко к сердцу, особенно стряпню Сэла, но сейчас ей почему-то очень сильно захотелось заехать этому странному гостю в челюсть. Кофе всегда варила она, а это было уже почти личным оскорблением.

Она медленно выдохнула и посчитала до десяти в попытке совладать с эмоциями, как научил её в первый день Дункан – наверное, это был самый дельный его совет за весь месяц. Определённо сказывалась усталость, ведь не мог один человек вызывать целый спектр всевозможных чувств одновременно.

– Не понимаю, зачем такой девушке этот паршивый Невервинтер, – тем временем продолжил он. Так и тянуло уточнить, что подразумевалось под «такой» девушкой, но Лина предпочла вернуться к подсчёту наличных, пока посетитель изливал ей свои мысли по знакомому шаблону. – Люди съезжаются сюда в надежде заработать денег, славу, зажить по-человечески, но оказываются в подобном месте. Без разницы, что это – бар, магазин или даже колледж, – всё едино. Тоска, уныние и грязь. Здесь всегда одна и та же погода, знаете? – Лина машинально покачала головой, и он вспомнил, что переехала она недавно. – Одна и та же серость, будто фабрики коптят небо, летом нет солнца, даже снег зимой не задерживается, тут же тает на подлёте. До чего же мерзкое место!

Лина взглянула на него исподлобья, насупившись. Восхищение давно сменилось неприязнью. Говорил он красиво, сыпал интересными сравнениями, – про «закоптившееся небо» ей действительно понравилось слушать, – но столь поэтичные слова сочились ядом. Таких ярких эмоций не вызывал даже парень в армейской куртке, который огрызался на посетителей, точно злобный цепной пёс.

Не зная, что вообще можно сказать на его бурную реплику, Лина произнесла в тон, ядовито:

– И всё-таки вы здесь.

Он развёл руками, показывая свою беспомощность.

– Поверьте, бывает куда хуже. В Невервинтере хотя бы есть выбор: встать на сторону закона или пойти против него.

О преступности в портовом районе ей можно было не рассказывать. Как Квара не боялась возвращаться домой с работы, Лина не понимала. Она жила в том же доме, где на первом этаже располагалась «Утонувшая Фляга», но всё равно опасалась грабителей и оглядывалась, подходя к двери. Лишь нож, подаренный отцом перед отъездом, немного успокаивал разыгравшееся воображение.

– Сэнд, прекрати компостировать мозги моей племяннице, – голос дяди Дункана звучал так же ядовито, явственно доказывая, что они точно знакомы. Челюсть их странного посетителя на миг отвисла, однако он быстро взял себя в руки и рассмеялся.

– Ты шутишь? Не вижу никакого фамильного сходства, к счастью для вас, – добавил он, многозначительно стрельнув взглядом в Лину.

– Допивай кофе и пошли, хватит тут умничать.

Вежливо поблагодарив за кофе, хоть тот ему и не понравился, Сэнд в сопровождении Дункана скрылся в подсобке. Любопытство грызло Лину, заставляя теряться в догадках. Тип этот был странным и не внушал ей доверия, а дядя выпил лишнего – кто знает, что может случиться? Она даже поделилась своими опасениями с Кварой, но та только посмеялась, а затем быстро смылась с работы.

Парень в армейской куртке бросил деньги на стол и наконец-то покинул «Утонувшую Флягу», не взглянув на Лину и тем более не ответив на её заученное до автоматизма прощание с посетителями. Сэл – уже в куртке и с рюкзаком за плечом – вышел немногим позже. Ключи от кассы Лина бросила в карман куртки и стала дожидаться возвращения Дункана, на всякий случай зажав в кармане рукоятку ножа. Чтобы успокоить ноющие ноги, пришлось рухнуть на одно из мягких сидений.

Тишина после закрытия в паре с густым мраком за окнами подействовали на Лину умиротворяюще, клонило в сон, однако эхо приближающихся голосов заставило обратиться в слух. Хотелось думать, что она не превращается в типичную сплетницу, жадную до чужих секретов, а помогает Дункану не попасть в неприятности, поэтому появление Сэнда Лина встретила в штыки – снова насупившись, как ребёнок.

– Хорошего вечера, – он кивнул ей, сложив за спиной руки, – Дункан, ещё свидимся, – и вышел за дверь, оставив им щемящее чувство недосказанности.