Текст книги "Отзвуки (СИ)"

Автор книги: Ungoliant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Кормик сам не рад, что посадил её за решётку – как сказал, для профилактики, – теперь же расплачивается сгоревшим зданием.

– Пусть Лорд Нашер её судьбу решает, – в его голосе, к удивлению Лины, не смотря ни на что сквозит смех. – Я зарёкся уже связываться с магами. Думал, если отобрать у них посох, то и дело с концом…

– А это её только разозлило, – констатирует она, хоть свидетелем и не была. Он кивает.

– Сама чуть не померла, дурная. За решёткой же сидела! Мы с парнями едва успели её вытащить, так она ещё брыкалась и вопила, пока сознание не потеряла от удушья.

– Ну просто рыцарь, – хмыкнула Лина, не пряча раздражение. – Не оставит даму в беде!

Она знает, что ему такие речи не нравятся – поэтому и подкалывает. Идеализировать – удел обывателей. Лина же знает, что он – обычный сын фермера из Западной Гавани, «деревенщина» с глухими корнями, который трудится, как она, днём и ночью, чтобы остаться на плаву. Под его глазами залегли тени от недостатка сна.

«Идеальные» люди больше напоминают стекло: малейшие оплошности создают сколы и трещины на гладкой поверхности, однажды каждый из них вдребезги разбивается, как, например, Арибет де Тильмаранд, о которой Кормик может спорить до хрипоты. Порой он так увлечён ею, что Лина теряется в чувствах – от неуместной ревности до откровенного ужаса.

– Честно говоря, если бы не ты, я представлял бы магов такими как эта Квара – с прибабахом и огненными шарами.

Колкость на колкость. Лина растягивает губы в улыбке, встречая хитрый взгляд маршала Кормика.

– А я бы тогда поверила в стражника-полубога, истинного рыцаря без страха и упрёка, который летает по воздуху и укрощает одним словом служителей Бэйна.

– О, было бы замечательно с таким познакомиться!

Они вместе хохочут и продолжают путь, чтобы не замёрзнуть. Под серостью города и неба оба кажутся ненастоящими, лишними. Прохожие с осуждением косятся, будто смех – нечто постыдное, и Кормику явно нравится всех злить. Он берёт её под руку с такой лёгкостью, будто делает так всю жизнь, а не впервые. Лина старается не лопнуть от самодовольства при виде завистливых женских взглядов, но в душе понимает – это лишь забота о корнях, плата за тот случай, когда он её бросил.

Ну и пусть – ей ли не жить иллюзиями?

========== (Не)обычное ограбление (м!ГГ и спутники; кроссовер с сэттингом Shadowrun; киберпанк, городское фэнтези) ==========

Маленькое отделение дочерней компании было идеальным лакомым куском: минимум охраны по периметру бывшего завода электроники говорил лишь о том, что к зданию кто-то очень не хотел привлекать лишнее внимание, но они-то знали о секретном, неучтённом фонде – считай, средствах, украденных у корпорации Невервинтер. Шумихи не будет. Зджаэв уже подключалась к системе.

Фарлонг в предвкушении потёр руки и машинально нажал на маленький динамик, поправляя его в ухе, когда раздался голос их декера:

– Знай же, зелёный коридор продержится девять минут и сорок восемь секунд. Могу начинать?

– Опять она говорит, как задрот, – фыркнул Бишоп через динамик. – Может, хоть раз не обдолбаешься в щи перед работой, дорогуша?

Ответом она его не удостоила или просто не услышала, погрузившись в цифровой мир, где ей было куда интересней, чем в реальном. Переход был быстрым, точно слияние, и если бы Фарлонг не знал точный возраст Зджаэв, то подумал, что она из этих, новомодных «детей матрицы», которым не нужна техника для погружения в сеть. Он содрогнулся, представив себе это. Старая добрая магия была куда привычней и понятней.

– Если химия помогает ей сосредоточиться, то я не против, – отозвался он нехотя, хоть так и не считал. – А ты, Бишоп, если я правильно помню, был наводчиком – так что там с охраной?

– Мы с Гробнаром на месте. Он уже поднимает дронов.

– А его самого почему нет на связи?

– Слишком много болтает, достал. Пусть только слушает и подчиняется.

Фарлонг сжал зубы, подавляя ругательство, ну ничего, с Бишопом он поговорит после дела по душам. Его лидерские качества и без того оспаривались многократно, а этот выскочка ещё и руки тянул к членам команды, будто ими распоряжался. Он не понимал, насколько важна роль каждого из них, ведь ограбление – это всегда дни репетиций, подготовки, почти как в театре. Для Бишопа всегда был важен сам Бишоп, но Фарлонг прекрасно знал, на что тот способен, и терпел ради прибыли.

Показания дрона всплыли на экране планшета: несколько красных точек неспешно двигались внутри здания. Келгар в нетерпении склонился над его плечом и спросил, когда уже будет драка. Он тоже с трудом понимал принцип работы техноманов, но, в отличие от Фарлонга, относился к ним с пренебрежением, будто те фигнёй на деле страдали или в игрушки играли.

– Зджаэв, вырубай сигнализацию. Мы заходим.

Объяснения не требовались, каждый знал, что делать. Двери одновременно распахнулись, свет погас, и Фарлонг на ходу нацепил респиратор со встроенным ночным видением. Клубы газа, выпущенные дроном, уже заволокли помещение, сигнализация не сработала, но охранники, пусть и не сразу, среагировали на вторжение. Несколько тел валялось на полу, остальные попрятались за укрытиями.

Бишоп занял самую высокую позицию на ржавой лестнице, вооружившись снайперской винтовкой, и прикрывал их, пока Гробнар пускал новых, теперь уже боевых, дронов; раскатистое эхо доносило его визгливый смех, от которого мурашки бежали по коже, и обрывки слов. Почему-то все гномы, которых встречал Фарлонг, были не от мира сего.

Вот и Келгар низкорослой широкоплечей тенью ворвался внутрь и побежал прямо к укрытиям охранников, чтобы выбить их из комфортной зоны. Фарлонг же призвал огонь ему на помощь, хоть разбушевавшемуся адепту она и не требовалась. Наверняка он мог пойти на дело и без оплаты, а просто ради драки.

Однако, как бы ни чесались кулаки, в одиночку целый отряд он вынести не смог бы. Вскоре его взволнованный басистый голос раздался через наушник, но Фарлонг слышал по эху, что тот где-то рядом, и побежал следом, когда разобрался с парочкой громил:

– У них шаман… – когда возобновилась тишина, Фарлонг чуть расслабился, поэтому резкий крик заставил его подскочить: – Он вызвал гребаного медведя!

Шаман – тут? Впрочем, наверняка это кто-то из наёмников из частной компании стоит для охраны отмытых денег. Однако сердце подскочило к горлу, тревожное чувство не давало покоя: Сэнд не предупредил, что ближе к цели отпор будет куда внушительней парочки ночных охранников.

Когда Фарлонг вылетел из-за старых контейнеров, по большей части уже превратившихся в груду хлама, то увидел его – странного типа в шмотье дикой расцветки и вплетёнными перьями, и огромного медведя перед ним с переливающейся всеми цветами радуги шерстью. Эту парочку даже можно было назвать эффектной, если бы призванное существо не жевало сейчас его единственного риггера.

Пусть у Гробнара были не все дома, всё же бойцом он был невероятно ловким и сообразительным, а возможное безумие вполне могло сорвать на корню чувство самосохранения. Щёлкнув по панельке вызова, он призвал на помощь обычного дрона разведки; тот резко спикировал, прошелся лопастями по медвежьей спине и выбрил себе настоящую взлётную полосу. Массивные челюсти разжались, и Гробнар упал на пол с победным кличем.

Выстрел в голову, прямо между глаз, отправил духа туда, откуда его призвали. Как-то Фарлонг слышал, что они испытывают ненависть ко всем живым существам, но особенно к шаманам. Существовала даже тактика, вынуждающая призывателя терять контроль над волей духа, но Фарлонг и примерно не представлял, как она выглядела. Он был довольно ленивым слушателем, когда дело не касалось элементальной магии или его любимых проклятий.

Однако шаман ещё неплохо управлялся с дробовиком, и Келгар был вынужден убраться с его дороги. Выстрелы сверху смолкли, дроны теснили последних охранников. Фарлонгу пришлось дождаться перезарядки дробовика, чтобы пустить в сторону шамана парализующий разряд, затем только смог выдохнуть.

Келгар от души пнул обездвиженное тело и выругался.

– Я думал, ты найдёшь такого противника интересным, – с искренним удивлением заметил Фарлонг.

– Этот дрался нечестно. Ты видел это… это чудовище?!

– Не благодари, коротышка, – бросил Бишоп, приближаясь к ним и закидывая винтовку за плечо. Как и большинство людей, он был убеждённым расистом и не стеснялся своих взглядов даже будучи единственным человеком в команде.

– Минута и двадцать семь секунд, – ровный, как у робота, голос Зджаэв заставил их подскочить почти синхронно. Гробнар кинулся к огромной двери с магнитным замком, похожей на те, что ставили в банках. От этой ассоциации даже стало на душе теплее.

Однако внутри они обнаружили не деньги, а лабораторию. Раннеры растерянно оглядывали белые плиты на стенах, оборудование, которое совмещало как технику, так и знакомые каждому алхимику перегонные кубы. Келгар и Бишоп разразились гневной тирадой, а Фарлонг, точно зачарованный, приблизился к центральному столу, похожему на постамент, где одиноко лежал причудливый осколок серебра.

Сэнд сказал, что здесь будут драгоценные металлы, но он ожидал увидеть хотя бы золото!

– Оу, – вздох Зджаэв насторожил куда больше ругани. Сейчас она сражалась на другом поле боя, одна, с превосходящими силами, и Фарлонг никак не мог ей в этом помочь.

– Говори со мной, – чтобы точно ничего не пропустить, он приложил ладонь к уху с динамиком.

– Кто-то вошёл в систему и теснит меня. Рекомендация выходить немедленно.

Повинуясь будто бы чужой воле, – уж не этой штуки ли? – Фарлонг схватил кусок серебра и закинул в поясную сумку. Остальные бежали впереди, даже не оглянувшись на своего горе-командира. Фарлонг прекрасно понимал их и сам нуждался в ответах.

В фургоне почти всю дорогу чувствовалось нервное напряжение. Зджаэв курила, зажав сигарету между выступающими зубами, и будто бы совершенно не интересовалась, как прошёл налёт. Гробнар трендел за неё – в основном о медведе – и выдирал шикарную разноцветную шерсть из лопастей и внутренностей дрона.

– Не смей умирать, Конструкт! – причитал он с неподдельными слезами в голосе. – Вертолёты уже на подходе!

Сидевший за рулём Бишоп, который весь путь был мрачнее тучи, наконец не выдержал:

– Я намерен съехать в реку прямо сейчас, если ты не перестанешь нести чушь!

– Мы выбьем с Сэнда всё, что нам причитается, – пообещал Фарлонг, хоть пока его ещё никто не обвинял напрямую в неудаче.

Бар «Утонувшая Фляга» встретил их неоновыми огнями и оживлённым залом. Здесь никогда не бывало тихо, особенно ночью: заказчики и раннеры почти круглосуточно назначали здесь встречи, а Дункан – неизменный хозяин бара – гарантировал приватность, свою помощь и молчание. Поставщики сбывали товар, предлагали оружие и боеприпасы, консультировали по добыче за отдельный процент от сделки. Наконец, здесь можно было отдохнуть, не боясь получить пулю – разве что от Дункана, если нарушишь простые правила.

Негромко играла музыка. Их новый президент, великий дракон Нолалоткарагасинт (хотя все звали его либо Нолалот, либо «эта сраная ящерица») что-то вещал с плазменного экрана, подвешенного на стене, но звук был выключен – не тот был контингент для патриотических речей о лучшем будущем. Бегущая строка под изображением рассказывала об очередной атаке террористической группировки «Девятка» под предводительством Нашера. Фарлонг уселся на высокий стул у барной стойки и осмотрелся. Сэнд пока не явился.

Раннеры отдыхали. Зджаэв скромно уселась за угловой столик, скрыв нижнюю половину лица планшетом. По правде сказать, он и лица её толком никогда не видел – возможно, он, как Бишоп, тоже тот ещё расист, когда дело касалось троллей и орков.

– Говорят, у тебя неудачный день.

Дункан выплыл будто из ниоткуда и, как любой уважающий себя хозяин бара, обратился в слух, пока изображал заботливого папочку.

– Что-то нечисто было в этом деле: Сэнд либо нас подставил, либо скрыл правду. Ещё не решил, что хуже…

– Если бы я тебя подставил, то, вероятнее всего, гарантировал смерть всей группы, а не пришёл сюда.

Эльф в шикарном деловом костюме, который стоил дороже всего снаряжения Фарлонга, предварительно осмотрел стул и провёл указательным пальцем по его поверхности, прежде чем присоединиться к ним. Дунках хмыкнул.

– Кончай с этими шуточками, а то я подумаю, что ты моему племяннику угрожаешь.

– Что ты, – парировал Сэнд. – Как я могу потерять таких замечательных друзей и компаньонов?

– Да, я слышал, как Квара сожгла твой последний груз. Чем ты её так разозлил?

– А для этого нужен повод? – в голосе Сэнда наконец промелькнула дрожь, он едва держал свою идеально занудную речь под контролем.

Обычно отношения Фарлонга с Кварой колыхались от соперничества в магии до полного взаимопонимания, без исключений. Сейчас она как раз сидела в баре, сложив нога на ногу, и громко смеялась над чем-то со своими спутниками, откинув великолепные рыжие волосы назад и демонстрируя причудливый узор на лбу и шее. Фарлонг непроизвольно сглотнул. Даже не работай он с ней периодически, точно бы сказал – настоящая ведьма.

– Ближе к делу, – магичка явно была последним, о чём хотел говорить Сэнд. – Ты ведь достал его? Осколок?

Сначала Фарлонг собирался выразить своё недовольство, тем самым высказав накипевшие чувства команды, но споткнулся о нетерпеливый тон и блеск в глазах. Кем бы он себя ни выставлял – посредником, учёным, шпионом или нанимателем, – Сэнд всегда оставался торгашом.

– Осколок чего? – он моргнул, точно глупая рыба.

– А это – самый главный вопрос, – внезапно эльф перевёл взгляд на Дункана. – Скажи, что ты знаешь об артефактах древности?

– Только то, что их откапывают то ли в Греции, то ли в Египте. Информации крайне мало.

– Вполне логично, когда сталкиваешься с вещью не из нашего мира. Кто-то скрывает правду – или же боится правды. Как посмотреть.

Глаза Фарлонга полезли на лоб. Его и правда никогда не волновала вражда корпорации Невервинтер с Башнями Лускана, по слухам, сотрудничающими с культом под нелепым названием «Тайное Братство», но то, что Сэнд работал то на одних, то на других, не могло не настораживать. Всё-таки раннеры оставались обычными исполнителями, пешками, которыми корпорации легко жертвовали в угоду секретности.

– Ты хочешь сказать, что эта штука опасна?

Он вытащил осколок из сумки и положил на барную стойку. Сэнд тут же склонился над ним; Дункан только покосился, будто разрывался между любопытством и привычным нейтралитетом.

– Не думаю, что осколок опасен сам по себе, – признал Сэнд. – Но он – часть чего-то большего, а вот это уже куда интереснее, – после долгой паузы, насытившись видом своей добычи, он протянул руку и, к облегчению Фарлонга, положил её в карман пиджака. – Посмотрим, кто начнёт его искать, а пока – проведу кое-какие исследования.

Когда эльф уже собирался подняться с места, Фарлонг схватил его за локоть и прошипел почти что на ухо:

– Если это Невервинтер или Лускан, то я больше не в деле. Нахрен это дерьмо.

Сэнд только хмыкнул, высвободившись из захвата, и Фарлонгу пришла ассоциация со скользким угрём, которого так обожали Триады в запечённом виде – сходство выходило поразительным.

– Я не уверен, что это они. Скорее, их использует третья сторона, – Сэнд потянулся к планшету, нажал пару кнопок и лишь затем поднял взгляд с экрана. Невольно Фарлонг восхитился, как кто-то при его работе может сохранять подобную невозмутимость: есть силы, которые манипулируют корпорациями? Уж не правительство, это точно. – Твои ребята заслужили что-то понадёжнее моих рассуждений, – продолжил он. – Думаю, мой перевод вас немного взбодрит.

В кармане и правда пискнул телефон, но Фарлонг почему-то совершенно не радовался. Он так и сидел за стойкой после его ухода, тупо уперев взгляд в противоположную стену, где батареей стояли бутылки, и мрачно размышлял над словами Сэнда. В том, что это ещё не конец, он почему-то не сомневался.

========== Чокнутая (соулмейты, стёб, упорос, нанесение увечий) ==========

Комментарий к Чокнутая (соулмейты, стёб, упорос, нанесение увечий)

Я не знаю, соулмейты сами по себе AU.

Что-то явно идёт не так. Фарлонг кажется, что она ищет как-то неправильно; смотрит, но не видит, не замечает в упор того, что должно быть предназначено судьбой. Боги слишком уж жестоко шутят и будто прячут её законную половинку в какой-то пещере. Впервые она жалеет, что никогда не являлась фанатом квестов.

«Надеюсь, он не орк», – Фарлонг с тоской провожает взглядом отряд наёмников, пересекающих двор крепости, рослую фигуру впереди, которая будто состоит из одних крепких мышц, шумно сглатывает, однако не проверяет – боится.

Нет, навязчивая идея, это ожидание больше похоже на помешательство. Встреча должна произойти естественным образом, Фарлонг же подгоняет события, торопится, поэтому боги над ней и смеются.

Но разве они не видят, как ей одиноко одной? Рыцарю-капитану, которому предстоит спасти Берег Мечей от великого зла без гроша в кармане, тоже требуется надёжное плечо, какой-то ориентир. Ей хочется, чтобы кто-то ждал её из походов, ценил её саму, а не подвиг с серебряным мечом наперевес.

«Только не говорите, что меч уже в моём сердце, и помощь ближнему – лучшая награда, бла-бла-бла!» – она грозит кулаком серым облакам, но те не одаривают злобную девчонку ответом – только мерзким дождём в лицо. Фарлонг едва не задыхается от возмущения; странно, что её вообще так не утопили за оскорбления. Хотя попробовали бы обойтись без Носителя осколка, жадные ублюдки!

Порыв ветра треплет знамя лорда Нашера и хлещет им рыцаря-капитана по затылку – иди работать, мол, бунтарка. Дел и правда много.

Касавир в тронном зале покачивается в такт бормотанию Каны, тяжёлые доспехи тянут его то в одну, то в другую сторону, и лишь верный молот помогает держать точку опоры. Фарлонг всегда в первую очередь подходит к нему и пробует: со всей силы прикладывается локтем о каменную стену и ждёт ответа. Касавир и не морщится – ну конечно, он же непробиваемый паладин!

Может, в этом и есть секрет, что надо до него достучатся через всю эту броню? Всё-таки он парень твердолобый, шуток не понимает, намёков тоже – этот орешек тяжело расколоть. Однако через несколько попыток Фарлонг устаёт и идёт дальше.

Сердце замирает, когда Сэнд внезапно морщится под её взглядом.

– Рыцарь-капитан, прошу сойти с моей ноги. Вы в тяжелой броне, а я нет.

Ответной реакции она не ощущает и даже не слышит, как Сэнд тихо просит её позвать лекаря. В подземелье она без лишних слов сама разворачивается в дверях и уходит, краснея, поймав убийственные взгляды Аммона и суккуба в круге призыва. Их сосед Гробнар как всегда весь в делах, в отличие от Фарлонг, и не даёт даже слово вставить. Она поднимает указательный палец, приоткрывает рот и внезапно забывает, зачем вообще пришла. Значит, неважно. Морок спадает только на улице, и Фарлонг растерянно оглядывается на дверь в подземелье, пытаясь сообразить, что это за аура такая вокруг Гробнара витает. Выглядит полезно.

В таверне Сэла много гостей – офицеров, путешественников и торговцев, – много потенциальных кандидатов. Он должен быть здесь – иначе где ему ещё быть? Одним махом она ударяет себя по груди, точно берсерк, выбивая почти весь воздух из лёгких, и её глаза лезут на лоб, когда Бишоп начинает кашлять, однако тот лишь давится коркой от хлеба. Где-то рядом за горло хватается Квара и падает на пол, задыхаясь.

«Всё, к демонам это!» – тут же она вспоминает, как нашла руки Аммона на бёдрах суккуба и думает, что вариантов, наверное, может быть много – всё-таки появляются же тифлинги, дженази и другие плоды любви людей с элементалями. Невольно она начинает интересоваться, как это, и готовится к чему-то ужасному… наверное.

Фарлонг плюхается на освободившееся место и заупокойным голосом просит принести бутылку вина – нет, сразу две! Нишка сидит перед ней с кислой миной, бросая на порозовевшего Келгара косые взгляды, затем вытаскивает один из своих кинжалов и делает мелкий надрез на большом пальце. Фарлонг шипит на неё и со всей дури прикладывается лбом о стол. Обе девушки с жадностью гиен следят за пальцами-сосисками и узким лбом, но получают ноль реакции со стороны Келгара, зато кружка в его руках куда больше обласкана вниманием.

А может, её суженный всё знает, но от неё прячется? Увидел чокнутую девчонку, которая лбом стены таранит, испугался и стал жрецом Илматера?

Лоб ещё саднит, наверняка будет синяк, но Фарлонг давно боли не чувствует – слишком уж часто попадает в передряги, ею постоянно кого-то таранят.

«Надеюсь, ты чувствовал всё это, гов… в смысле, дорогой. Прости-прости, только вылези из своей норы!»

Злость точно не ведёт к счастью, думает она, но это единственный способ, чтобы понять наверняка. Времени им осталось очень мало. Вздохнув, она выкладывает осколки меча на стол, прислушиваясь: рядом друг с другом они резонируют и поют собрату в её груди, как милые котята. Раз уж они все останутся вместе до конца своих дней, то стоит познакомиться поближе. Фарлонг бурчит:

– Жаль, что вы не пьёте, ребята.

Зджаэв говорит, что осколки воссоединятся вновь, чтобы стать единым целым – мечом. Фарлонг же так и останется осколком чего-то столь же великого. Пьяные слёзы льются ручьями, а от абсурдных мыслей рвётся нервный смех: её обойдёт даже гребаный меч!

Мысли о восстановлении меча гит всё-таки возвращают мозг Фарлонг к работе по спасению мира от вечного мрака, но она быстро срывается: «А если это Гариус или кто-то из его окружения? А если это… Король Теней?! Вполне возможно, кстати: герой идёт к подвигу, цель ясна, им суждено встретиться. Судьба, трагедия, драма…»

В голове шумит то ли от выпитого, то ли от шока. Либо она окончательно отчаялась, либо сошла с ума, но… если всё окажется правдой, ей придётся перейти на их сторону? Откровенно говоря, ей не хочется стать личом, но разве против богов попрёшь? Они же те ещё подонки…

Фарлонг и не замечает движения рядом, синей формы поверх кольчуги, но почему-то уже хочет провалиться куда-нибудь под землю, хоть к Аммону. Она тихо посидит, мешать не будет, лишь бы не гореть от стыда за своё поведение.

Бивил весь в синяках, угрюмый и какой-то потерянный: ещё бы, сержантская служба – это тебе не ополчение Западной Гавани, где можно наращивать жир и переводить кур через дорогу. Она закатывает глаза и пытается ради приличия поинтересоваться делами друга детства:

– Эй, тебя что, опять Свет Небес отделала?

– Если бы, – он что-то мямлит, но Фарлонг уже переключает взгляд на вошедшего в таверну Ниваля. – Это какое-то проклятие!

Чтобы никто не заметил, она убирает руки под стол и бьёт ногтем о ножку. Лицо Ниваля так и остаётся невозмутимым, а жаль.

– Ну вот, опять! – Бивил растерянно таращится на свои руки, надув щёки, как ребёнок.

Для неё он действительно большой ребёнок. Мысли о детстве слишком приятны в сравнении с реальностью, чтобы так легко от них отказываться. С пьяной улыбкой на губах она с теплотой вспоминает их проделки и вылазки в лес, пока взрослые не видели, как мечтали о поездке в Хайклифф и воображали себя лусканскими пиратами, лазали по деревьям, разбивали коленки, когда падали – всегда вместе… Вместе.

Она выпрямляется и пытается соображать: они оба всегда ходили потрёпанными, потому что не разлучались, но даже если вы всегда вместе, невозможно расквасить локоть идентично. Озарение не приносит облегчения; она тихо воет, как раненый барсук, и где-то в толпе слышится тревожный зов Элани в ответ.

«Нет, подруга, не в этот раз», – злорадно думает Фарлонг, а потом вновь впадает в уныние, вспомнив, что ей достался кто-то похуже барсука – друг детства, будто брат, с которым ей даже личную жизнь неудобно обсуждать. То, чего она ждала, давно случилось и лежит на поверхности – ассоциация прямо-таки неприглядная, но лучше она подобрать не может.

– Бивил… ты знал?

– Чего? – наливающийся синяк на лбу – лучшее, что она когда-либо видела в своей жизни, и загорелые щёки теперь кажутся не совсем уж и пухлыми. С такими вполне можно жить… В смысле, Бивил же как-то ещё жив!

– Что тебе грозит повышение, все дела, – она многозначительно двигает бровями, пытаясь заполучить всё его внимание, – но ты должен как следует тренироваться, подкачаться. Я выпишу тебе Касавира в учителя. И Аммона тоже – как-нибудь загляни к нему. Надо же как-то разнообразить… практики!

Только времени мало на всё это. Фарлонг задумчиво кусает губы, оглядывая Бивила с ног до головы, и тот перестаёт жевать, смотрит в ответ почему-то с опаской и вертит головой, пытаясь понять, что же привлекло её внимание.

Ладно, разобраться можно в процессе.

– Пойдём на сеновал, прямо сейчас! – она дёргает его за рукав, и Бивил мгновенно вырывается, вскакивает – такой прыти даже Фарлонг от него не ожидает.

– С тобой – за повышение? Размечталась! За кого ты меня принимаешь, рыцарь-капитан?

С гордым видом Бивил уходит, оставляя Фарлонг растерянно хлопать глазами. Ну ничего, думает она, кроме боли есть и вещи куда приятнее, наверняка он и их почувствует… Лишь бы не пожаловался на домогательства бюрократам лорда Нашера – исключат же из Девятки!

Осознав, как их сцена выглядит со стороны, она срывается с места и бежит на поклон Кане.

========== My least favorite life (постканон; songfic, darkfic, ангст, modern!AU; Фарлонг/Касавир) ==========

Комментарий к My least favorite life (постканон; songfic, darkfic, ангст, modern!AU; Фарлонг/Касавир)

Ветка AU, где Фарлонг остаётся Пожирателем Душ до скончания веков, а мне приносят странную траву в виде песни: Lera Lynn – My Least Favorite Life (из “Настоящего детектива”, кстати).

С чего всё началось: https://ficbook.net/readfic/6396534/26997385

Это её самая нелюбимая жизнь: серость застилает глаза, даже когда она смотрит на идеально кровавый закат, голову стискивают раскалённые тиски мигрени, чувство необъяснимой тревоги заставляет лезть на стены каждый апрель и выть, выть раненым зверем, но пустота жестоко молчит в ответ. Кажется, она потеряла что-то – наверное, свою цель – и ищет его, как всегда, когда не знает, что делать.

Они бродят в тенях по тропам молчаливых богов, пытаясь найти очередной путь к свету. Он всегда опережает лет на десять, она же тащится последней, не в силах что-то изменить. Кем они откроют глаза, о чём будут думать, каких богов чтить? Ей не важно, пока он замер где-то там незримым стражем – теперь уже – их общих кошмаров.

Его близость даже на расстоянии окутывает уверенностью, стоит только вспомнить, как это бывало раньше – десятки, сотни раз, если не тысячи. Они примеряли маски, прятались у всех на виду, шли против течения, возносились к небесам и ударялись о камни, но всегда рядом, бок о бок, как союзники, друзья, любовники. Блестящее прошлое выгодно отличается на фоне её новой лицемерной жизни.

Невыносимо знать, но не помнить ни одного его имени, ни черт лица, ни цвета волос; голос разливается в её сознании, но беззвучно, словно тёплая волна. Она чувствует, что знает о нём всё – и ничего конкретного. Если бы кто-то попросил составить его примерный портрет, пришлось бы рыть себе яму со стыда и прятаться в ней до тех пор, пока он сам не протянет руку, но спасение – это всегда удел двоих.

Злой смех рвётся из глотки; она говорит себе, что слёзы наворачиваются из-за стойкого сигаретного дыма. Нервы будто кто-то выдернул из-под кожи и растянул на сотни миль – где-то такое она видела в паршивом документальном фильме. Наверное, не стоило запивать таблетки стаканом дешёвого виски.

Глупая, глупая – как найти кого-то, если почти не вылезаешь из дома? Краски и холст теперь заменяют окно в мир, едкие запахи растворителей вгрызаются в одежду и плоть, проникают глубоко в кости и оседает в венах; она с радостью тонет в фантазиях и отдаётся самым страшным кошмарам, где царствует только насилие в её исполнении, закрывает глаза и разрешает прошлым жизням вести кисть.

Кажется, к ней и правда тянутся руки, придерживая за плечи и подпирая спину, шёпот струится прекрасной, зловещей песней; она смеётся, откинув голову до хруста в шее, – безумна! безумна! да здравствует леди давно сгинувших земель! На холстах проступают лишь неясные силуэты, будто она видит его урывками, в толпе. Одежда меняется, но чаще всего это доспехи, которые полностью скрывают тело. У него широкие плечи, а значит, внушительный рост, идеально ровная осанка – ну конечно, он же рыцарь.

Высокие здания внушают необъяснимый ужас, она шарахается в переулки от шума проезжающих мимо машин, сирен и криков: «Такси!», спускается по ступеням вниз, под землю, немного скучает на эскалаторе, пока жадно оглядывается по сторонам, и позволяет себя поглотить тёплым огням метро, чтобы хоть немного успокоить дыхание.

Кажется, ещё чуть-чуть, и образы разорвут разум на части. Это её самая нелюбимая жизнь – та, где она не в себе, а он чертовски недосягаем. Запах краски кружит голову; она широко распахивает окно, отправляя край занавесок в полёт к потолку, и смотрит вниз с пятого этажа на огни освещённых улиц. Ночной апрельский воздух холоден и влажен, всё это что-то чертовски напоминает, но мысль трудно поймать. Кажется только, она была счастлива в этот момент.

Изображение на холсте чуть поворачивает голову; он точно смотрит прямо в комнату сквозь вырез этого чёртового шлема, который она уже ненавидит.

– Здравствуй, а вот и я. Ещё жива.

Смех да и только – говорить с картиной, точнее, с наброском, пародией на человека, но прошло то время, когда она чему-то удивлялась. Шестое чувство подсказывает, что в мире есть вещи куда страшнее. Снова в груди рвётся её тьма, скребёт по рёбрам когтями и зубами, напоминая о голоде; она задыхается, даже подставив лицо ворвавшемуся ветру, и дрожащей рукой хватает упаковку с таблетками. Пережить бы, перебыть – даже этот чёртов апрель должен когда-нибудь умереть. Она убивает его в себе и снова выходит на поиски.

Пронзительный взгляд ловит её с противоположной стороны улицы – это точно должен быть он, снова. Вспыхивают в памяти и лицо, и десятки имён; он ещё не подошёл, но голос звучит у самого уха – низкий, глубокий. Плечи и правда широкие, он на голову выше. Теперь есть всё для полноценного портрета.

Но холст захватывают все оттенки красного. Разум горит, подкидывая совершенно дикие воспоминания, однако в них всегда её руки и его разобранное по частям тело, голая, обглоданная кость ниже колена. Как же теперь собрать всё воедино? Тошнит от собственных снов, кажется, она даже улавливает запах, но сердце почему-то спокойно: всё это уже давно было. Она кровит безумием и рычит, будто так сможет прогнать рвущуюся из груди тьму, но они с ней давно едины: таков был добровольный выбор, сопротивление бессмысленно.