Текст книги "Принцип Парето (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Глава 1. ==========

Анета Блага проснулась от повторяющегося, надоедливого стука. Сначала он пробрался в её сон едва различимым скрипом, затем стал усиливаться, и вот теперь в комнате ничего больше не было слышно – ни тиканья часов, ни уличного шума за приоткрытым окном – кроме этого дребезжания. В какой-то момент она сдернула с головы одеяло, бессознательно натянутое в поисках тишины, открыла глаза и села в кровати. На подоконнике виднелся круглый силуэт кота. Он сидел по внутреннюю сторону шторы и методично шлепал её передней лапой, пошатывая её и шевеля металлические кругляши держателей по полому алюминиевому карнизу. Это был один из любимейших – в силу своей эффективности – способов Петрарки будить по утрам.

Услышав шевеление в кровати, кот замер, медленно опустил лапу и прислушался. Анета потянулась к телефону, подцепив его с пола за провод воткнутой в розетку зарядки. Экран вспыхнул ярким свечением, больно впиваясь в уставшие глаза. Часы показывали начало десятого утра. Отлично, ей удалось поспать всего четыре часа. Так держать!

Вечер – и всю ночь – накануне Анета провела, тужась над финальным текстом. Сегодня был крайний день сдачи материала главреду, и откладывать больше было некуда, хотя очень хотелось. Объемная статья о торможении коалицией левых и левоцентристов строительства социального жилья была заданием редакции. И как это часто случалось с темами, навязанными сверху, а не выбранными самой Анетой, давалась она нелегко. Ей приходилось впихивать себя за компьютер и отказывать себе в отдыхе, сне, еде и даже туалете, пока на экране не появлялся хотя бы абзац. Стоило ей хоть как-то начать – пусть даже десятью минутами позже она стирала все набранные знаки подчистую, или редактор, недовольно скривив рот, выделял текст ярко-желтым цветом и с гневным примечанием отправлял обратно – и уже появлялась надежда на то, что она сможет и закончить. Но до того, как из-под пальцев появлялось первое слово, Анета неизменно ощущала отчаяние и готовность сдаться, потому что вся собранная информация виделась ей разрозненными кусочками несовместимого пазла.

Выключив настроенный на одиннадцать часов будильник и потянувшись всем телом, Анета встала. После мягкой теплоты постели свежий воздух комнаты – она не могла спать с закрытым окном даже в самые лютые зимы – сковал её в морозной хватке. Она продрогла и мелко задрожала, а потому вернулась и сгребла за собой одеяло. Укутавшись в него и зевая до слёз, она вышла из комнаты. Вслед за ней – с глухим ударом и сдавленным «мяу» – с подоконника спрыгнул Петрарка и засеменил следом, довольно топорща хвост.

Под их ногами уютно поскрипывал дощатый пол. Анета Блага сняла эту квартиру на Польской улице – за почти неподъемные шесть лет назад пятнадцать тысяч крон – за красочный фасад, за выходящие на зеленый парк окна, за уютный внутренний дворик с беседкой и стеклянной глыбой пристроенного лифта, и за этот самобытный паркет. Она любила его вид и его звук, как он тихо постанывал, проседая под весом кота, и как пах влажной древесиной после уборки. Квартира сдавалась почти без мебели, – кухонный гарнитур и высокое зеркало в массивной темной раме – и Анета долго жила с двумя тарелками, одним табуретом и брошенным на пол матрасом, но паркет делал весь уют даже в такой пустоте.

Втиснувшись в крохотную кухню со всем своим необъятным шлейфом пухового одеяла, Анета наполнила сухим кормом миску Петрарки и, когда кот принялся хрустеть завтраком, повернулась к кофейной машинке. Без большой чашки горячего и горького она отказывалась шевелиться. Ей даже в душ не хотелось идти, не выпив предварительно ободряющего напитка, иначе она вполне рисковала уснуть, стоя под потоком воды. Но её ждало разочарование. Наполнив резервуар водой и подставив свою любимую кружку, она открыла коробку капсул со спрессованным кофе, а в той оказался лишь крохотный лоскуток фольги.

– Да ладно? – раздосадовано выпалила она. Кот лишь равнодушно покосился на неё, не переставая торопливо жевать. Никто из них не заметил, как опустела упаковка.

Голова была тяжелой и заполненной монотонным гулом разрозненных отрывков мыслей: в большинстве своём застрявшими ещё с ночи вариантами текста и случайными фактами из собранного материала. В таком состоянии Анета не могла показываться в редакции – вообще не могла показываться никому, такой сонной она была даже самой себе угрозой – и потому твердо решила раздобыть кофе. Ниже по улице был ресторан, где можно было взять стаканчик на вынос, но одноразовая покупка не решала проблемы отсутствия кофе на постоянной основе, потому Блага решила отправиться в супермаркет. Он находился в двух кварталах, а это по меркам исповедуемой Анетой религии святой лени, было расстоянием, входящим в понятие пижамного радиуса – местности вокруг дома, по которой она могла себе позволить передвигаться одетой во что пришлось и не зачесанной. Поэтому она натянула куртку прямо поверх пижамы, втолкнулась в сапоги, накинула на голову капюшон, пряча в нём заспанное лицо и взлохмаченный пучок волос, и, подхватив ключи, вышла.

Снаружи было пустынно и холодно. На голых ветвях деревьев и траве осел белесый иней, в щелях между узорчатой тротуарной плиткой замерзла влага. Торопливо шагающая Анета несколько раз неловко поскользнулась на застывших во льду лужицах. Её дыхание вырывалось клубами пара из-под капюшона и оседало замерзшей влагой на меху. Руку, сжимающую кошелёк и телефон, остро царапал холод. В Праге выдался очень сухой и морозный январь.

Ей пришлось почти бежать на пути в супермаркет, чтобы не продрогнуть окончательно – надетый поверх растянутой футболки пуховик едва сохранял последние капли тепла в её теле. На пути обратно – с коробкой кофейных таблеток, упаковкой хлеба и банкой малинового джема, водруженными без пакета прямо в стремительно замерзающие руки – Анета и вовсе мчалась в припрыжку, словно украла, а не купила продукты. В магазине она разогрелась докрасна и до взмокшей спины, и снаружи мгновенно околела. Проснувшись после этих температурных контрастов и пробежки наперегонки с оледенением, она уже мечтала не столько о кофе, сколько о горячем – испускающем белые облака пара – душе и махровом халате.

Она взбежала по ступенькам, все пролеты между четырьмя этажами пытаясь сбалансировать покупки в одной руке, а другой выудить из кармана ключи. Брелок постоянно застревал за подкладку, но Анете уже почти удалось выхватить связку, когда она наткнулась на высокую черную фигуру.

– Госпожа Блага? – осведомился мужчина в объемной дутой куртке. Казалось, он занимал собой едва не всю лестничную площадку. Анета интуитивно отступила на одну ступеньку вниз, насторожено его разглядывая. Узкое длинное лицо, опухшие покрасневшие глаза какого-то невнятного мутного цвета, плотно сжатые губы, отчего вокруг рта появилось несколько морщин, а щеки запали.

– Это я, – подтвердила Анета, едва сдерживаясь, чтобы не сделать ещё один шаг назад. От этого утреннего гостя веяло чем-то нехорошим: сигаретным дымом, усталостью и угрозой. Интуиция никогда не была сильной чертой Анеты, но сейчас она испытывала острое желание броситься наутек.

– Милослав Войтех, – представился гость и раскрыл перед её лицом своё удостоверение. – Детектив криминальной полиции. Мы можем зайти к Вам?

Она попыталась сконцентрировать взгляд и внимание на жетоне, но мысли убежали далеко вперед: полиция? Почему полиция? В последнее время она своими статьями никому не допекала до остервенелых угроз спустить на неё правоохранительные органы, адвокатов и суд. Да ещё и криминальный отдел. Она никогда никому не угрожала и никого не шантажировала.

– А по какому поводу?

Детектив вздохнул и недовольно свёл на переносице брови.

– Давайте зайдем в квартиру, госпожа Блага, – с напором повторил он и отступил назад, пропуская Анету к двери. Она с долю секунды помедлила, с сомнением рассматривая лицо полицейского, и взволновано теребя между пальцев ключ, а затем поднялась и отперла квартиру.

В коридоре, примостившись между массивным зеркалом и табуретом, служащим тумбой для вороха квитанций и жмени мелочи, их с насторожено вздыбленными ушами ждал кот. Он недоверчиво разглядывал хозяйку, пока та неловко вытягивала из замочной скважины неподдающийся ключ, а когда следовавший за ней детектив переступил порог, Петрарка сначала враждебно выгнул спину и ощетинился, а затем шмыгнул в спальню.

Проследив за его трусливо убегающим пушистым силуэтом, Анета поежилась. Она бы тоже не отказалась забиться под кровать, в темноту и царство пыли, утешаясь призрачным ощущением безопасности.

– Хотите кофе? – глухо поинтересовалась она, стаскивая сапоги. Куртку она не торопилась снимать. Достаточно того, что она и так чувствовала себя более чем стесненно, не хватало ещё остаться совершенно беззащитной в одной растянутой пижаме. Детектив, хоть и выглядел так, словно должен был не просто хотеть, а нуждаться в кофеине, вежливо отказался. Он проследовал за Анетой на кухню, и она с досадой заметила, что полицейский не удосужился разуться. Он стоял на её драгоценном дощатом полу в своих черных кроссовках с пыльными носками и серым следом чьей-то подошвы сбоку. Она заставила себя отвести взгляд.

– Простите, я забыла, как Вас зовут, – отвернувшись, заговорила она.

– Милослав Войтех, – повторил полицейский. Он прошел к столу, не дожидаясь приглашения, со скрипом выдвинул стул – зашуршала снятая и накинутая на спинку куртка – и сел.

– Точно, простите, – отозвалась Анета. Распаковав коробку кофе и выудив капсулу, она заправила машинку. И, с тихим приветливым писком включив её, обернулась. – Офицер Войтех, так что Вас привело?

Вместо ответа он с ног до головы смерил её тягучим унылым взглядом и поинтересовался:

– Вам не жарко?

Анета рефлекторно провела рукой по пуховику и мотнула головой. Ей было жарко и морозно одновременно, а ещё тошно от быстрого бега и недосыпа, и ужасно неуютно в присутствии копа.

– Нет, – хрипло ответила она.

Детектив с мгновенье покачивал головой, словно пытаясь решить, как расценить её очевидное враньё, а затем заговорил:

– Госпожа Блага, Вам знакома Гелена Марешова?

Он склонил голову немного на бок, и его лицо превратилось в чудовищную бледную маску, ужасающую в своей каменной неподвижности и хищной грозности. Темные мутные глаза уставились прямо и твёрдо, словно прожигая Анету насквозь, впиваясь в заднюю стенку её черепа.

– Да, – хрипло ответила она. Её взгляд словно против её воли прикипел к детективу. Ей стало не по себе. Казалось, он загипнотизировал её, и каждое произносимое ей слово она на самом деле не хотела говорить, но и не говорить не могла. – Мы… мы близкие подруги. С Геленой что-то случилось?

– Госпожу Марешову сегодня ночью нашли убитой в её квартире, – отчеканил, не меняясь в лице, следователь. Его слова словно бумеранг постепенно приближались к Анете, становясь всё четче и обретая смысл. Когда она поняла, что это значит, за её спиной пискнула, сообщая о готовности, кофеварка, и Анета вздрогнула всем телом, рефлекторно подняв руки и прижав к груди.

– Что? – едва слышно прохрипела она, быстро моргая, но не в состоянии разорвать этот тошнотворный зрительный контакт.

– Госпожа Марешова убита, – повторил тихо детектив.

– Как?

– Три ножевых ранения в легкие и сердце.

– О Боже, – выдохнула Анета и бросилась к раковине. Она выхватила первую попавшуюся из составленной там грязной посуды чашку, наскоро сполоснула её и, набрав воды прямо из-под крана, сделала несколько больших глотков.

Её голову словно что-то распирало изнутри, давило на череп и на мозг. Боль пульсировала и усиливалась, а к горлу подступила кислая желчь. Если бы Анета успела позавтракать, её непременно бы вырвало, она ощущала эти резкие спазмы в своем желудке.

– О Господи, – прошептала она, отставляя чашку и утирая рот тыльной стороной ладони. Тело вдруг стало тяжелым и неподатливым, Анета едва смогла сделать шаг и грузно обвалилась на стул. – Господи!

Детектив Войтех хмуро рассматривал её, и от этого ей становилось ещё более дурно. На кухне было слишком душно и сперто, слишком тесно, её начинала охватывать истерика. Анета дышала тяжело и прерывисто, пытаясь глубоко вдохнуть, но легкие и горло словно слиплись, выталкивая воздух обратно. Она потянула ворот футболки, но давящий спазм в шее не проходил.

– Госпожа Блага, Вы в состоянии ответить на мои вопросы?

Анета судорожно кивнула, сглатывая ком. Детектив тоже утвердительно качнул головой, отведя от неё удручающе цепкий взгляд, раскрыл блокнот и щелкнул автоматической шариковой ручкой.

– Ладно, – выговорил он чистому, тонко разлинованному листку, а затем снова поднял на Анету колкие глаза. – Как давно Вы знаете Гелену Марешову?

– Семь или… – она кашлянула, пытаясь совладать с охрипшим голосом. – Восемь. Восемь лет.

Она уперлась взглядом в шевеление тонкого кончика ручки. Под ним торопливым острым почерком появилось её имя.

– Как Вы познакомились?

– В 2009-м после университета я пришла на стажировку в ежедневную газету «Сегодня»*, Гелена работала там в новостном отделе.

– Вы и сейчас работаете в «Сегодня»?

– Да.

– О чем пишете?

Анета нахмурилась. Вопросы детектива уводили её прочь от понимания происходящего. На лбу выступила испарина, а спина взмокла под горячим весом куртки.

– Политика, – ответила она, приспуская пуховик на плечах. Проникший в щели воздух отдался неприятными мурашками на коже. – Чешская и международная.

– Почему Гелена Марешова перешла в «Файненс Нью Юроп»**?

Блага, растерянно хлопнув ресницами, не сразу нашла, что ответить:

– Ну… их предложение было интереснее прежней работы и… «Файненс» – крупный финансовый журнал, а Гелена любит и умеет делать большие статьи. Её масштабы расследований и текстов превосходили стандарты «Сегодня», тут её стесняли в темах и мнениях. А в «Файненсе» ей дышится легче.

– Над чем она работала в последнее время?

– Спросите Эрика. Мы не обсуждаем статьи до их публикации.

– Вы никогда их не обсуждали или перестали после перехода госпожи Марешовой в другую редакцию?

Анета заставила себя оторвать затуманившийся взгляд от зажатой между пальцами детектива ручки. Она недоуменно уставилась на Милослава Войтеха. То, как он внимательно, едва прижмурившись, смотрел, и то, как хаотично выстреливал вопросами, наталкивало на мысль, что её подозревают в чем-то. Она поежилась.

– Никогда не обсуждали. Это профессиональная журналистская этика.

– Кто такой Эрик?

– Эрик Фолькман – главный редактор журнала «Файненс», – сообщила Анета и проследила, как детектив записал и обвел двумя неровными овалами это имя.

– У Вас есть его контакты?

– У меня – нет, – фыркнула она. – Но я могу научить Вас пользоваться Гуглом.

Гневный взгляд полицейского поднялся с почти различимым звуком свиста рассекаемого воздуха, он словно хлестнул Анету по лицу. Её снова передернуло. Она и сама не знала, зачем ответила именно так, но контролировать себя этим утром у неё не получалось. Её вышибло из седла, и ей никак не удавалось собраться с мыслями. Она отказывалась принимать происходящее за реальность.

– В каких они состояли отношениях? – после короткой злобной паузы, продолжил детектив.

– В исключительно рабочих.

Милослав Войтех снова склонил голову на бок, всверливая острый взгляд в Анету. У него, должно быть, не оставалось нераскрытых дел с таким умением одними лишь молчанием и гипнотизирующими глазами вытягивать из людей сведения. Она добавила тихо:

– У них нормальные рабочие отношения.

– Гелена имела конфликты с кем-то из редакции?

– Нет, насколько я знаю. В «Файненсе» небольшой постоянный штат – меньше двадцати человек. И они все там довольно дружны.

Детектив что-то коротко черкнул в своих записях, заслоняя их рукой, и перевернул страницу.

– Были у неё конфликты с коллегами во время работы в «Сегодня»?

– Не припоминаю.

– Были у неё враги?

Анета снова фыркнула.

– Ещё бы. Гелена исключительно принципиальная, напористая и зубастая. Всех фигурантов её разоблачительных статей можно смело отнести к врагам. На неё и журнал даже подавали в суд.

Она замолчала и вдруг едва не расплакалась. Слёзы подступили к глазам внезапно, застилая детектива и заполненную серым дневным светом кухню дрожащей пеленой. Анету ошеломило то, что она продолжала привычно говорить о Гелене в настоящем времени, в то время как её больше не было в живых. Это не укладывалось в голове. Должно быть, это сон. Она ещё спит и сейчас будет разбужена надоедливым в своём утреннем голоде котом, и вместе с его настойчивостью возникнет реальность, в которой её лучшая подруга цела и невредима.

– Госпожа Блага, Вам нехорошо?

Анета вскочила с места и стремглав бросилась прочь из кухни. Она едва различала, куда бежит, словно её сознание опаздывало за телом. Сзади с грохотом упал опрокинутый ею стул.

Комментарий к Глава 1.

* “Сегодня” – “Mladá fronta Dnes” или просто “Dnes”, ежедневная новостная чешская газета, вторая по тиражу в стране; право-центристских взглядов.

** “Файненс Нью Юроп” – “Finance New Europe”, англоязычный журнал, издающийся раз в два месяца на глянцевой бумаге; обозревает финансовые и бизнес новости стран “Новой Европы”, стран восточного блока и бывших советских республик.

========== Глава 2. ==========

За окном уже начало смеркаться, когда Анета постепенно пришла в себя. Несколько часов с ухода детектива криминальной полиции она провела, неподвижно сидя в гостиной. Пуховик, который она в конце концов всё же стянула, повис на подлокотнике дивана. Кот Петрарка притаился под столом и недовольно помигивал оттуда светящимися глазами. В квартире было тихо и постепенно темнело по мере того, как за окном угасал пасмурный день.

Гелене Марешовой было тридцать четыре года, в апреле ей исполнилось бы тридцать пять, и она уже начала планировать праздничную вечеринку, составляя список приглашенных и обдумывая перечень желаемых к получению подарков. За все восемь лет дружбы – с того самого момента, как они столкнулись в лифте, и Гелена в свойственной ей беззастенчивой манере обозвала редактора новостного отдела напыщенным болваном – она не устраивала гулянок. Дни рождения и прочие праздники проходили в кругу родных или нескольких подруг, а чаще всего за бокалом вина или пинтой пива один на один с Анетой. Но тридцать пять лет представлялись Гелене каким-то исключительно символичным возрастом, и потому она даже готовилась разослать особые приглашения и потребовать всех следовать определенному дресс-коду. В ночь с двенадцатого на тринадцатое января её убили.

Анета потянулась к спрятавшемуся за спинкой дивана радиатору центрального отопления. На нём, борясь за выживание со сквозняками и Петраркой, выстроился ряд из нескольких разномастных рамок. Одна из них обрамляла фото пятилетней давности. Засвеченное и немного размытое, оно запечатлело смеющихся Анету и Гелену, сидящих на этом самом диване в вечер, когда он был доставлен в квартиру и эта покупка была обмыта двумя бутылками вина и тарелкой сыра. В тот день – или немного позже, Анета уже не помнила дату, но помнила, что это был нетрезвый поздний разговор в её квартире – Гелена впервые заикнулась о том, что ею интересуются в журнале «Файненс Нью Юроп». С ней, ещё занимающейся разделом финансов в новостном отделе ежедневной «Сегодня», связалась знакомая из редколлегии «Файненс», и спустя несколько дней молчаливых размышлений, Гелена наконец призналась подруге.

Они проработали вместе чуть больше трех лет. Их дружба началась ещё когда Анету Благу, только что закончившую короткую стажировку, молодую и неопытную, отказались брать в штат, но несколько раз привлекли к работе в качестве фрилансера. У неё не было своего места в редакции, и она часто дорабатывала статьи или просматривала внесенные редактором в текст замечания и поправки на диванчике в конце коридора на шестом этаже. Тут располагался почти весь отдел новостей, и Гелена Марешова часто пробегала мимо, прячась от лишних ушей во время телефонных разговоров или торопясь на перекур. Как-то однажды она вскочила в почти закрывшийся лифт. Ей в спину что-то недовольно прокричал редактор, а она показала задвинувшейся двери средний палец и сердито выплюнула:

– Выкуси это, болван напыщенный!

А затем улыбнулась и подмигнула обескураженной Анете. Они были молодые, полные энтузиазма, бойкие и ещё подверженные некоторым напрасным иллюзиям. Сейчас одной из них не стало.

Блага отложила фотографию и выудила из кармана куртки мобильный телефон. Хоть она и сказала детективу, что не имеет контактов Эрика Фолькмана, его номер у неё, конечно же, был. Они познакомились на праздновании десятилетия «Файненс», куда Анета Блага была приглашена в качестве гостьи от Гелены. Главред журнала был типичным американцем: с овальной головой и высоким лбом, переходящим в залысину, редкими коротко подстриженными волосами, в неизменных горчичных брюках со стрелками и оттопыренными карманами и постоянных – даже летом – тяжелых ботинках на шнуровке. Фолькман в стереотипной янки манере восхищался старой Европой, – история, архитектура, кухня – но и не упускал возможности провести сравнительные параллели со Штатами, и такие сопоставления никогда не были в пользу Чехии. Он был излишне улыбчивым, крайне белозубым, обильно пахнущим парфюмом и порой надоедливым в своём напускном душа на распашку поведении. Но так же был толковым редактором, удерживающим журнал на плаву вот уже сколько лет, и умелым любовником. А потому Анета порой грешила согласиями на приглашения встретиться за чашкой кофе или ужином.

Сегодня первой звонила она.

– Фолькман, – крякнул он в трубку.

– Эрик, это Анета Блага, – заговорила она по-английски. – Нужно встретиться.

В телефоне повисла короткая пауза, а затем раздался вздох.

– Анета, тебе вообще известно, что…?

Она нетерпеливо его прервала:

– Известно. Поэтому и надо увидеться.

– Сейчас не лучшее время, – понижая голос, сообщил Фолькман. – У нас полным полно полиции в офисе.

– Конкретно тобой полиция занимается?

– Нет уже…

– Тогда через час в кафе «Летка», – отрезала Анета и положила трубку.

Это было атмосферное заведение напротив Национального технического музея и в двух минутах от редакции «Файненс». Анета часто встречалась там и с Геленой, когда выдергивала её на обед, и с Эриком на неспешный ужин перед тем, как отправиться к нему или к ней домой. В кафе были голые стены, словно с них только что содрали несколько слоев старых обоев; массивные столы грубого дерева и простые стулья; на подоконниках у высоких арочных окон были разбросаны подушки; стояло громадное зеркало в розовой рельефной раме, а перед ним с потолка свисала большая хрустальная люстра. В общем, заведение было, как это стало принято говорить, концептуальным и пользовалось популярностью у модной молодежи.

Вечером пятницы, тринадцатого января, оно было заполнено под завязку, и Анета едва втиснулась между оккупированными шумными компаниями столами и длинной очередью, выстроившейся за кофе навынос. Эрик Фолькман уже ждал её, заняв место в дальнем углу барной стойки.

Перед ним стояло две голубых чашки с высокой кофейно-молочной пенкой. Он коротко поцеловал Анету в подставленную щеку и заговорил:

– Я взял на себя смелость заказать тебе капучино.

– Спасибо, – ответила она, слабо приподняв уголки рта в подобие улыбки. Стягивая пальто, она невольно поморщилась. Её мутило весь день, после того как во время допроса стошнило желудочным соком и несколькими глотками воды. Запах и вид еды и кофе неприятно раздражали восставший организм.

Усевшись, Анета отодвинула от себя чашку и придвинула поданный к кофе стакан воды. Эрик хмуро смотрел на неё.

– Мы напрасно встретились, – сообщил он. – Я не скажу тебе того, за чем ты сюда приехала.

– Ты не можешь просто молчать.

– Извини, Анета, но могу. Она была моим журналистом, она готовила материал в мой журнал, и все её данные, как и независимое расследование её убийства – тоже мои.

Она скривилась от резкого спазма и раздражения. Фолькман будто настучал ей по голове. Впрочем, тем же он подтвердил её собственные подозрения. Все: детектив криминальной полиции, судя по тому, какие вопросы он задавал, главред «Файненс» и сама Анета – склонялись к тому, что Гелена была убита за проводимое для журнала расследование. У полиции и редакции было преимущество – они владели информацией. У Анеты Блага не было даже отправной точки.

– Я уволюсь из «Сегодня», возьмешь меня внештатным репортером для работы над статьей, – предложила она. Эрик вскинул брови.

– Не глупи, – ответил он. Но она не собиралась отступаться.

– Можешь мне не платить.

Фолькман растер лицо ладонью и протяжно вздохнул. Прячась за рукой, он упрямо покачал головой.

– Ну же, дай мне хоть что-то! – вскипела Анета, и на неё из-за массивной кофемашинки с невысокими шаткими башенками разогревающихся чашек насторожено покосился бариста. Эрик посмотрел на неё поверх пальцев, заслоняя ладонью рот, и сдавленно произнес:

– Анета, держись от этого всего подальше.

Она мотнула головой, отметая этот совет. Усталость, разбитость, подавленность, плохое самочувствие давили ей прямо на череп, и она едва складывала английские слова в предложения.

– Ты же понимаешь, что рано или поздно я докопаюсь, как и все остальные, – процедила она. – Это не останется в секрете до выхода вашего… какого выпуска? Апрель – Май? – Фолькман лишь молча её рассматривал, скрывая часть лица. Она взмолилась: – Да будь же ты человеком. Помоги мне хоть как-то, ради Гелены.

Он сокрушенно закрыл глаза и опустил руки.

– Только потому что вы были подругами, – ответил он и воровато оглянулся. А затем, наклонившись, добавил: – На меня не ссылайся, я не давал, и не буду давать комментариев на эту тему.

Анета кивнула.

– Взрыв на Староместской площади у ратуши 31 декабря, – отчеканил он. Она округлила глаза в недоумении, но он покачал головой и добавил: – Всё. Большего ты от меня не получишь.

Он коротко поцеловал её в щеку и шепнул:

– Соболезную, – и ушёл, оставляя Анету в полном непонимании и компании двух нетронутых чашек кофе.

Взрыв у ратуши в новогоднюю ночь, повторила она мысленно. Это не имело никакого смысла. Гелена Марешова испокон веков – испокон своей журналистской карьеры – занималась лишь вопросами экономики, финансов и бизнеса, и какое отношение её профессиональная деятельность могла иметь к тому, что освещалось как теракт, Анета не понимала. Она вытянула телефон и, подключившись к здешней сети вай-фай, открыла первую выданную поисковиком статью.

Это оказалась Интернет-страница таблоида «Блеск», и тексту предшествовало фото. На нем в сером утреннем свете на усыпанной мусором и мишурой брусчатке лежало несколько накрытых простынями тел. Над одним из них с фотоаппаратом склонялся эксперт-криминалист. Подпись под снимком гласила: «Взрыв унес жизни четверых: трое мужчин и одна женщина, двое местных и двое туристов». В приведенной ниже немногословной статье сообщались сухие факты: дата, время, характеристики сработавшего взрывного устройства, выдаваемого за шашку фейерверка, предположения полиции, две цитаты из сведений очевидцев. Никаких имен, ничего, подталкивающего Анету к пониманию взаимосвязи.

Телефон в её руке вдруг зазвонил, и она вздрогнула. На экране отобразилось имя ответственного редактора новостного отдела газеты «Сегодня».

– Получилось хлестко, – заговорил он без приветствия или вступления. – Возможно, даже слишком хлестко. Как бы нас не заподозрили в право-центристской предвзятости. Тебе бы…

Анета прервала его сухо и резко:

– Или пускай в печать как есть, или снимай с номера. Я не стану переписывать. Мне нужен отпуск.

– Но…

– Две недели.

– Анета, это исключительно не…

– Две недели, – повторила настойчиво она. – За свой счет. Вернусь в феврале.

И положила трубку. В «Летка» было слишком шумно и людно, чтобы она могла слышать собственные мысли. Отпив немного воды, она подхватила своё пальто и – на радость ожидающей свободное место парочке – двинулась к выходу.

Анета Блага оделась уже на улице, торопливо на пронизывающем ветру застегиваясь и поднимая воротник к ушам. Уже стемнело, и улицу заполняли свет фонарей и блики фар проезжающих машин. Начинались выходные, и по тротуарам прочь от офисов к ресторанам и барам двигались многочисленные шумные компании. Прага наполнялась алкоголем и порожденными им весельем и безумствами. С приходом выходных в ежедневных газетах и бюллетенях, продающихся в ларьках прессы и кассах супермаркетов или раздаваемых бесплатно у метро и торговых центров, придерживали несрочные и нерезонансные статьи, до последнего освобождая место для громких, именитых автомобильных аварий и пьяных скандалов. Такие случались с определенной периодичностью, и тогда статья вписывалась в сбереженное для неё окно аккурат за десяток минут до сдачи номера в типографию. Анете и самой доводилось торопливо сочинять такие на коленке.

Но сейчас её заботила лишь статья, которую так и не сдадут в печать с подписью Гелены. Анета знала Марешову большую – и лучшую – часть её карьеры, и понимала, что она не взялась бы за дело – особенно в «Файненс» – если бы оно не было напрямую связано с экономическим преступлением определенного масштаба, ведь именно их разоблачениями она предпочитала заниматься. Получалось так, что, по мнению Гелены, то, что называли в печатной прессе и на телевидении то терактом, то взрывом некачественной пиротехнической продукции, было связано с некоторыми финансовыми махинациями. Вероятно, махинациями столь серьезными, что для их совершения – или, что более похоже на правду, скрытия – потребовалось несколько смертей.

Если ход её мыслей был правильным, – хотя в своём нынешнем состоянии она не была уверена в трезвости своего ума – получалось так, что взрыв у ратуши Гелена представляла как прицельное убийство. Повлекшее за собой случайные жертвы. Анета Блага намерилась первым делом выяснить имена убитых в новогоднюю ночь, надеясь, что это задаст направление вектору её поисков. Запрыгнув в насквозь промерзший трамвай с заледеневшими окнами, она примостилась в углу и методично перечитала все найденные в Интернете статьи: чешских и заграничных СМИ. Она заглянула на сайт «Файненс Нью Юроп», но в выложенных там издержках выпуска декабрь 2016 – январь 2017 ничего о теракте сказано не было – весьма закономерно как для не новостного, профильного аналитического журнала, готовящегося задолго до публикации раз в два месяца. На странице «Сегодня» о взрыве оказалось четыре статьи: первое сообщение о произошедшем в первоянварском номере, затем разворот с детальным описанием произошедшего, комментариями полиции и свидетелей, и несколькими фото; обновленная информация по количеству пострадавших и вторящее предыдущей статье пояснение от правоохранительных органов; в последнем упоминании речь шла о реакции Европы на случившийся в туристическом сердце Праги акт насилия.