Текст книги "Брикстонская петля (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Вернувшись домой, она этим и занялась. Первыми камерами наблюдения, установленными на указанном свидетелями пути бегства подозреваемого, оказались две на торцах трехэтажного кондоминиума по Кларвуд-Уолк, дом номер 17. Полминуты поисков в Интернете привели Мелинду к охранному агентству «Армстронг Секъюрити», судя по выставляемым дому счетам-фактур и актам выполненных работ, оказывающему услуги внешнего наблюдения и пультовой вооруженной охраны. Следующие полчаса поисков в переполненной тысячами папок виртуальной видео-библиотеке камер агентства ни к чему не привели. В памяти кэша хранились образы искомых ярлыков, но самих записей не оказалось. Это настораживало.
Далее предполагаемый маршрут убегающего убийцы проходил мимо ворот заднего двора частного детского сада, и над высокими кованными воротами заезда тоже была установлена камера. Охраной этого учреждения занималось «Дорз Супервайзер», и в данных этого агентства нужный ярлык пустым не был. Холмс открыла его и, монотонно ударяя пальцем по стрелке, стала торопливо перекручивать видео к отметке времени – после 2:30 ночи. Картинка, открытая в одном из нескольких десятков наслоенных друг на друга окон программ и вкладок браузера, с каждой перемоткой оставалась почти неизменной – лишь незначительно покачивались голые ветви нависшего над дорогой дерева, и просачивающийся сквозь крону фонарный свет менял свои узоры на асфальте под дуновением морозного ветра. Мелинда всматривалась в сменяющиеся цифры в нижнем углу экрана, улица с течением отсчитываемого цифрами времени оставалась пустынной.
– Хотите кушать? – раздалось вдруг где-то рядом. Холмс отвлеклась от экрана и посмотрела поверх него. На кухне горел свет и у плиты стоял Джон Ватсон.
Всю дорогу от Брикстона домой, занявшую в промерзшем утреннем такси полчаса, Ватсон – к облегчению Мелинды – хранил молчание, по прибытию также молча поднялся к себе, и Холмс казалось, что уснул. Она не заметила его появления и не имела представления о том, как давно он спустился.
– Да, – ответила она хрипло. В горле пересохло. – И кофе.
Время на видео достигло искомой стартовой отметки – 2:30:01. Холмс, всё это время сидевшая, подвернув под себя босые ноги и укрывшись полами пальто, снимать которое не стала, разогнула колени, опустила голые ступни на холодный пол и подалась вперед. Она развернула видео в полноэкранный режим и сосредоточено всмотрелась, занеся над кнопкой пробела палец, готовясь нажать паузу, как только появится фигура в темной куртке со светоотражающей полоской поперек спины и в кепке. 2:42:59, 2:43:00… В 2:54:10 на попадающем в объектив камеры отрезке Кларвуд-Уолк возник силуэт – неясная подвижная точка черноты на неосвещенном пятачке проулка, в 2:54:18 фигура порывистым быстрым шагом вошла под рассеиваемый ветками фонарный свет, в 2:54:20 свечение яркой вспышкой отразилось в горизонтальной полоске на спине куртки; в 2:54:21 вместо темного переулка и спешно идущего по нему возможного душителя возникла неожиданно яркая разноцветная картинка. Анимационная желтая мочалка в одежде и с неприятно режущим ухо скрипящим голосом распахнула дверь и сказала:
– Видишь?
В двери возник округлый красный краб с диковинно торчащими над головой глазами и уточнил:
– Вижу что?
– Гриль! Прямо здесь.
– Прямо здесь – где?!
На кухне Джон Ватсон с отчетливой насмешкой в интонации хмыкнул:
– Начинаете свой день со «Спанч Боба», Мэл?
Холмс только скривилась ему в ответ, не поднимая взгляда от экрана. Сомнений в том, чьим было это вмешательство, у неё не оставалось. Мультфильм сменился тишиной и монохромной темнотой видеозаписи с камеры наблюдения. В нижнем углу было указано 2:54:33, и переулок снова был пустынным. Мелинда сжала занесенные над клавиатурой пальцы в кулак и раздраженно ударила. Ноутбук пошатнулся на коленях, воспроизведение видео остановилось, поверх него всплыл черный квадрат нового чата.
moriarty: Ох, Розамунд.
moriarty: Что ты с нами делаешь?
moriarty: Я уже начинаю беспокоиться из-за этого доктора.
Она скосила взгляд на Ватсона. Тот сталкивал кусок сливочного масла с ножа в поставленную на плиту сковородку. Разогретая, она отозвалась мягким шипением и поползшим по комнате сладковато-молочным запахом. В животе Мелинды что-то болезненно-остро закрутилось – не голод, напряжение. Почему Мориарти завел речь о Ватсоне? Ткнул пальцем наугад? Хотел сосредоточить её внимание на своей выходке с чеком в Макдональдсе и убедиться, что она видела и поняла суть того сообщения? Или знал совершенно точно, что Мелинда и Ватсон сейчас находились в одной комнате, не более чем в нескольких шагах друг от друга? Мориарти скалился, показывая остроту своих зубов и вездесущесть своих глаз, как сделал это в один вечер в прежней квартире, с яблоком? Она неуютно поежилась, поднимая ноги с холодного пола и кутаясь в пальто.
moriarty: Инспектор тоже ревнует тебя к нему.
moriarty: Доктор ревнует тебя к инспектору и к той потаскушке.
moriarty: Она хоть стоила тех денег, которые ты ей заплатила?
Откуда он это знал? Знал о возможной заинтересованности душителя в Далси и следил за ней? Следил за Холмс и так узнал о Далси? Предполагал, что Мелинда заплатила Далси или знал наверняка, что она отдала втрое больше, чем Далси брала за ночь? И если знал, то откуда: от самой Далси или каким-то образом сумел установить слежку и в этой квартире? Все эти вопросы наводняли голову Холмс, затапливая собой всё, не оставляя на поверхности ни одного ответа.
moriarty: Но мы-то оба знаем, что по-настоящему тебя интересую только я.
***
Сон этой ночью оказался для Джона Ватсона чем-то недостижимым. Сначала его разбудили ворвавшиеся в гостиную Лестрейд и патрульные, и неспокойная мешанина обрывков воспоминаний и полуночного бреда оказалась замещенной не менее тревожной реальностью места преступления. Затем, вернувшись на Бейкер-Стрит, Джон принял долгий горячий душ. Стоя под обжигающими потоками воды в окружении клубящегося белого пара, он попытался прочистить голову и согреться – безуспешно. Забрался в постель, намостив под головой подушки и укутавшись в одеяло с головой, но сон не приходил. Снаружи постепенно начинало сереть, наступало раннее утро, и чем дольше Ватсон ворочался в кровати, тем отчетливее понимал, что отключиться не сможет. А потому решил спуститься на кухню, позавтракать и начать свой день. Он приготовил себе и Мелинде по горячему бутерброду из остатков черствого хлеба и последних ломтей ветчины и сварил по большой чашке кофе, после завтрака намеревался отправиться в ближайший круглосуточный супермаркет, а вернувшись – разжечь камин, потому что без разведенного в нём огня квартира невыносимо стремительно остывала. Но к своему удивлению после горячей еды и большой порции ароматного кофе почувствовал приятную сонливость. Снова поднявшись к себе и предприняв третью за ночь попытку, он наконец уснул.
Но вскоре снова проснулся от нестройно повторяющихся отдаленных глухих ударов. Джон открыл глаза и прислушался. В комнате уже было светло, за окном слышалась дождевая капель, откуда снизу доносился стук. Он то казался гулким и деревянным, то глухим, с металлическим звоном, и Ватсону спросонья потребовалось несколько минут, чтобы понять – кто-то долго и настойчиво стучался в их входную дверь то рукой, то медным дверным молотком. Ещё с минуту Джон лежал и прислушивался, не идет ли кто-то другой – Мелинда или миссис Хадсон – открыть утреннему гостю, но в доме стояла нарушаемая лишь стуком тишина.
Недовольно прокряхтев ругательство себе под нос, чувствуя в затылке тупую пульсацию боли и резь в уставших глазах, Джон встал с кровати, взял со шкафа первый попавшийся под руку свитер, натянул его поверх пижамы и вышел из спальни. Он спустился на второй этаж и заглянул в гостиную. Холмс сидела там же и так же, где Ватсон оставил её несколькими часами ранее – на кресле у не разожжённого камина в длинном темном пальто, с натянутым на голову капюшоном и с лэптопом на коленях. На широком подлокотнике её кресла остались стоять чашка из-под кофе и тарелка с надкушенным бутербродом. Её лицо, заостренное холодным свечением экрана, казалось мертвенно-серым. Джон какое-то время постоял на пороге комнаты, переступая с ноги на ногу и скрипя половицами, но Холмс его не замечала, как делала это постоянно. Ему было искренне любопытно, она делала это демонстративно или на самом деле так концентрировалась на своём занятии, что забывала обо всём вокруг.
– Вы разве не слышите, что кто-то стучится? – спросил он.
Мелинда подняла от экрана холодно-серые глаза и вперила в него недобрый взгляд.
– Я никого не жду, – ответила она, заламывая тонкие губы в недовольной гримасе. – Своим гостям открывайте сами.
– Я тоже никого не жду, – парировал Ватсон.
Удары в дверь с неравномерно западающими между паузами продолжались.
– Значит, это к миссис Хадсон, – заключила Холмс и, потеряв к нему всякий интерес, снова вперила взгляд в компьютер. Ватсон кисло вздохнул и вышел обратно к лестнице. Миссис Хадсон – он вспомнил это где-то посередине ступеней, ведущих к темной прихожей – во вторник по утрам дома не было, она отправлялась куда-то на аэробику и едва ли могла на это время назначить приход своих гостей. Наверное, за дверью был кто-то вроде рекламного агента, только распространители домашней утвари и бытовой химии, ходящие от дома к дому, могли так долго и упорно колотиться в одну и ту же запертую дверь.
Но когда Ватсон всё же открыл дверь, на пороге оказалась высокая статная девушка в короткой потертой дубленке, с замерзшим покрасневшим носом и без рекламных проспектов или пробников средств в руках. Длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост и её открытое продолговатое лицо с обильно накрашенными глазами показались Джону смутно знакомыми.
– Фу, блин, – произнесла она простужено и улыбнулась. – Приветик! Почини чертов дверной звонок, к вам не достучаться. Мэл дома?
Джон буркнул:
– Дома, – и отступил в сторону, пропуская статную блондинку. Как же – Холмс никого не ждала. Просто её наглость не имела границ и никак не была стеснена самим Ватсоном – он вопреки всякому здравому смыслу почему-то позволял соседке вертеть собой, как вздумается. Ходил ей за кофе, готовил ей завтрак, возил её на мотоцикле, посреди ночи отправлялся неизвестно куда, открывал дверь её подружкам. Обозленный этими мыслями, он с размаху захлопнул входную дверь и пошел вслед за гостьей, та уверенным тяжелым шагом поднималась на второй этаж.
Она вошла в гостиную, Ватсон свернул к двери, ведущей в смежную кухню. Ему вопреки закипевшей внутри злости – на самого себя – было любопытно, кем была эта утренняя гостья, и почему казалась знакомой.
– Ну приветик, Мэл! – произнесла та бодро, но в ответ удостоилась лишь такого же колкого взгляда поверх экрана, которым минутой ранее Холмс одарила Джона. Гостью это не смутило, и она продолжила тем же бойким тоном: – Прошло почти три недели, и от тебя ни слуху. Ты не оставила мне своего номера, так что я решила зайти.
– Зря, Далси, – холодно ответила Мелинда. – Уходи.
В полусонном, уставшем сознании Ватсона возникло воспоминание трехнедельной давности и внесло ясность в происходящее. Ну конечно, Далси, однажды утром выплывшая из спальни Мелинды в коротком красном платье.
– Но я соскучилась по тебе и…
Холмс раздраженно оборвала её:
– Что за чушь! Я заплатила тебе за одну единственную ночь, Далси. Если я буду искать твою компанию снова, то найду тебя на углу Ламберт-Роуд, не беспокойся. А теперь убирайся!
Резкость её голоса и хлесткость слов неприятно задели Ватсона. Он, собиравшийся набрать в чайник воду, забыл повернуть кран и так и остался стоять у раковины, прислушиваясь. И когда Далси потухшим голосом глухо предприняла новую попытку:
– Но, Мэл!
Снова получила в ответ стальное:
– Уходи!
И развернулась к лестнице, Джон неожиданно для себя бросился за ней. Ему вдруг стало очень стыдно за Холмс и обидно за Далси. В какой-то – в очень большой – степени он её понимал, ведь Мелинда вела себя с ним едва ли не так же гадко. Он понимал этот горький привкус, оставляемый её равнодушием и бесцеремонностью. Ватсон догнал Далси уже в темной прихожей, когда та пыталась отыскать дверную ручку.
– Не принимайте это близко к сердцу, – выговорил он, протискиваясь мимо блондинки к двери, отпирая замок, но придерживая её закрытой. – Это не совсем то, что она хотела сказать. Она имела в виду, что занята и…
– Нет, – с неожиданно вернувшейся в голос бодростью возразила Далси. В сумраке он рассмотрел её обернутое к нему лицо и не обнаружил на нём ни гримасы обиды, ни отблеска слёз, только неподдельную грусть. – Не оправдывай её. Она сказала именно то, что хотела сказать. И она права. Я шлюха, и моё место на улице, где меня могут снять другие клиенты. Вот только… Мне показалось, она не просто клиент. Мне показалось, я была ей по-настоящему интересной. Она так внимательно меня слушала, задавала такие удивительно точные вопросы, так понимала, была такой нежной.
Ватсон понял, что начинает хмуриться, отражая выражением лица свои мысли, и одернул себя. Далси по ошибке или наивности – такого качества от уличной проститутки Джон не ожидал, те казались ему имеющими достаточно тяжелого опыта, чтобы не позволять себе такую глупую неосторожность – восприняла отстраненное молчание Холмс за внимание, а безразличие за понимание. Но вслух говорить это всё он не намеревался.
– Кстати, как тебя зовут? – вдруг поинтересовалась Далси.
– Джон.
– Джон, – повторила она, будто пробуя его имя на вкус, склонила голову набок, разглядывая его, и добавила: – А ты симпатяжка.
Он смущенно прыснул неожиданности этого заявления и лишь невнятно мотнул головой. Далси сунула руку в карман своей темной дубленки и, вытянув оттуда визитку, ткнула её Ватсону.
– Вот, Джон, держи. Захочешь развлечься – звони, я многое умею и сделаю тебе скидку.
Поблагодарив и выпроводив Далси, он поднялся обратно на кухню. Взял с края раковины оставленный там чайник, наполнил его водой, и когда потянулся за спичками, чтобы разжечь огонь на старой газовой плите, из гостиной заговорила Мелинда:
– Раз уж Вы закончили с утешением проституток, может, наконец разведете камин?
Ну вот опять, бесцеремонное навязывание её собственных желаний безо всякой оглядки на чужие чувства и планы, без утруждения себя вежливостью. Ватсон выдержал паузу, неторопливо включая газ под чайником и поджигая синее пламя спичкой, находя какое-то болезненное удовлетворение в вынуждении Холмс ждать ответа, а затем коротко сказал:
– Идите к черту, Холмс. Понятно?
***
Воздух был влажным, пронизывающим, неспокойным. Мелинде пришлось спрятать сигарету и зажигалку в кулак, чтобы закурить. Полыхнувший огонек лизнул кожу её ладони, и Холмс зашипела от пекущей боли. Сделав затяжку, она безотчетно тряхнула рукой, будто могла сбросить с неё ожог, сунула пачку сигарет в карман, пониже натянула капюшон, пытаясь заслонить лицо от остро секущего дождя, и зашагала в сторону железнодорожной станции.
Район Эдмонтон был крайним отшибом Лондона – влажная чернота спутанных ветвей кустарников, которыми порос пустырь; массивные здания оптовых магазинов продуктов, утвари для садоводства и мебели, полигоны заставленных машинами парковок и стоянки компаний по продаже и сдаче в аренду грузовых фургонов. Район был расчерчен напополам скоростным шоссе, вдоль узкого тротуара которого, огражденного замызганным и гнутым отбойником, шла Холмс, и железнодорожной линией, ведущей в сам Лондон и имеющей пересадку на метрополитен. В Эдмонтон Мелинду привела находка, которую она отчаялась отыскать, но целое утро продолжала пытаться.
Мориарти методично удалил или заместил мультфильмом нужные обрывки в каждой видеозаписи, содержащей изображение душителя. После архивов «Армстронг Секъюрити» и данных «Дорз Супервайзер» Мелинда перебрала по одиночке ролики с камер на Кларвуд-Уолк, Мурленд-Роуд, на которую выходил переулок, в обоих направлениях до перекрестков и ещё сотню камер жилых домов и заведений с десятка соседних улиц. Всё бесполезно – убийца не попадал в объектив большинства из них, а если показывался в кадре, Мориарти врезал в запись «Спанч Боба», успевшего опостылеть Мелинде. Долгий упорный труд ни к чему не приводил, и когда на взятом с сервера дорожно-транспортного управления ролике с камеры, установленной над светофором на перекрестке Баррингтон-Роуд, возникла уже знакомая Холмс вспышка отраженного курткой света, и в следующую секунду изображение резко сменилось, уставшая и разозленная Мелинда едва не упустила самое важное. Убийца порывисто шел вниз по улице, обернутый спиной к камере, и, когда он появлялся на экране в полный рост – руки сунуты в карманы, кепка все так же обернута козырьком назад – за секунду до того, как вместо него появлялась желтая мочалка, под накрывающей Баррингтон-Роуд эстакадой к остановке подкатывался поздний пустынный автобус. В своём кресле в постепенно заполняющейся серым утренним светом гостиной Мелинда тогда раздраженно закрыла окно проигрывателя прежде, чем успела заострить своё внимание на том, что именно только что увидела. Она как раз снова развернула эту запись и стала торопливо её прокручивать, когда в комнате возникла Далси – несмышленое материальное воплощение бессилия Холмс перед Мориарти, усугубляющее нависшую над ней опасность до непонятных ей самой и, в первую очередь, Мелинде масштабов.
Избавиться от Далси удалось относительно быстро. Времени между её первым:
– Ну приветик!
И последним:
– Но, Мэл…
Хватило Мелинде, чтобы удостовериться в том, что душитель проходил вдоль автобуса, как раз когда тот стоял, вероятно, выпуская редких ночных пассажиров, а так – сквозь окно или открытую дверь мог оказаться запечатленным установленной в салоне автобуса камерой. Сайт государственного предприятия по пассажирским перевозкам в Лондоне и округе оказался поверхностной визиткой с схемами проезда, расписанием маршрутов и формой для подачи жалоб или заявлений об утере. Возможности сквозь сайт пробраться во внутренние данные не было. Точно так же Мелинда не нашла способа отследить камеры наблюдения и установленные в водительской кабине регистраторы сквозь сеть. Данные, похоже, весьма кустарно передавались с автобусов в депо на внешних носителях и, если и загружались, то в какое-то отрезанное от Интернета хранилище.
Ей потребовалось какое-то время, чтобы отыскать адреса, по которым искомые данные могли храниться, и после первой неудачи – бесполезного визита в офис отдела обслуживания клиентов в центре, недалеко от порта – Холмс нашла само автобусное депо посреди Эдмонтона. В полдень вторника то оказалось удивительно пустынным: лишь несколько контролирующих диспетчеров, стая механиков, курящих возле гаража для ремонта автобусов, и двое скучающих охранников на пропускном пункте. Подкупить их удалось смехотворной сотней фунтов на двоих и скормленной им байкой о том, что в одном из автобусов её, Мелинду, обчистил карманник, а полиция отказывалась как-либо помочь. Холмс удивило, что наиболее действенным из всех испробованных ею мотивов – жадность, сопереживание, нелюбовь к силовым структурам – наиболее эффективным оказался последний. Один из охранников, вызвавшийся провести её к нужному клерку, не стесняя себя в выражениях, обругал полицию, не забыв упомянуть и об их бессилии в расследовании убийств – в частности, четырех задушенных молодых женщин. Мальчишка, поглощающий крекер за экраном допотопного монструозного компьютера, который по словам охранника и занимался собиранием, обработкой и хранением видео с камер в автобусах, гнусаво сообщил, что как раз закончил с этими материалами и мотнул головой в сторону двери, за которой оказалось пыльное тесное помещение, заставленное стеллажами с ящиками, полными дисков, обозначенными пометками, сделанными косым рваным почерком.
Завидев их, Холмс не смогла сдержаться и довольно хмыкнула. Чтобы пробраться сюда, Мориарти нужно было собственноручно проделать всё то же, что сделала Мелинда, или отправить сюда кого-то. И охранник, вышедший на смену вечером накануне, заверил её, что никто другой сегодня с той же просьбой не приходил. А так, эти записи не могли содержать «Спанч Боба». Вместо него на диске с пометкой «12/13 ноября, вторая смена, 35-й маршрут в сторону Шордитч» были 7 никем не тронутых секунд, на которых брикстонский душитель попадал в объектив двух камер. И хоть изображение было весьма низкого разрешения, свет в салоне автобуса был значительно ярче фонарного освещения снаружи и убийца проходил в полутора метрах от самого автобуса, у Мелинды оказалось его фото.
Прямо в депо Холмс сделала несколько копий записи и снимков, растолкала их по памяти своих ноутбука и телефона и в сети, замаскировав под спам на не используемой электронной почте миссис Хадсон.
И теперь, ощущая влажную тяжесть пропитавшегося дождем капюшона, жжение в ладони и, в первую очередь, сладостное удовлетворение тем, что наконец имела над Мориарти преимущество, она торопилась вернуться домой. Над полученном в автобусном депо изображением нужно было основательно поработать, максимально его детализировав и лишив всяческих помех, а затем попытаться идентифицировать лицо, пропустив по полицейской и миграционной базам. Но прежде следовало убедиться, что 221Б Бейкер-Стрит была достаточно безопасной. Холмс не хотела рисковать своей находкой и обнаруживать её Мориарти, если тот имел глаза и уши в самой квартире или вел наблюдение с домов напротив.
Чтобы отыскать две крохотные оптоволоконные камеры в предыдущей квартире, Мелинде пришлось основательно перевернуть ту вверх дном. Заниматься подобным сейчас у Мелинды не было ни сил, – она давно не спала и не ела – ни достаточной внимательности.
Сделав последнюю глубокую затяжку и неторопливо выдохнув дым, щекочущий горькостью глаза, она свернула к ведущей на станцию тропе и оглянулась. Как и прежде, никаких очевидных признаков слежки: ни других прохожих, ни медленно катящихся машин. Невидимость Мориарти, но основательность его присутствия действовали на Холмс двояко: он пугал и захватывал её, раздражал и вызывал неподдельный, голодный интерес.
На пути с Эдмонотона к Бейкер-Стрит Мелинда пришла к тому, что наилучшим оружием против Джима Мориарти будет то же, чем он пользовался против неё – провокации. А провоцировать Холмс умела и любила.
Когда она вернулась домой, сразу за входной дверью обнаружила Джона Ватсона. Тот балансировал на стремянке, судя по повисшим с неё нитям паутины и неравномерности налипшей пыли принадлежавшей мужу миссис Хадсон и неподвижно хранившейся без дела все годы после его смерти. Миссис Хадсон стояла тут же, в прихожей, держала в руках массивный фонарик и направляла столп его света в спутанный комок проводки в открытом электрощите.
– Мэл! – радостно воскликнула она, как только Холмс протиснулась в щель, ограниченную дверью, сдерживаемой стремянкой, и Ватсон на ней неловко пошатнулся от толчка. – Наш дорогой доктор решил взяться за ремонт. Наконец-то у нас будут работать свет и звонок! Ну разве он не сокровище?
Холмс стянула капюшон и подняла голову, исследуя взглядом его длинную фигуру. Сзади внизу на джинсах подсыхала неравномерная россыпь грязных капель – недавно, сильно хромая, вернулся с улицы. Из-под свитера виднелся смятый край белой футболки, та выбилась из-за пояса джинсов и, подтянувшись по инерции за поднятыми к щитку руками, обнажила узкую линию бледной кожи на животе и пояснице. Мелинда невнятно ответила:
– Ага.
Джон Ватсон и в самом деле мог быть определен, как своеобразное сокровище. Этим утром Мориарти обнаружил Мелинде, что её намеренное выставление доктора напоказ не осталось им незамеченным, а так – доктор оставался отличным объектом для провокации.
========== Глава 9. ==========
К своему негодованию Джон испытывал что-то вроде вины за то, что позволил себе послать Мелинду Холмс. Ему показалось, что он обидел её, и был немного удивлен, ведь считал Мэл в принципе неспособной на эмоции, будь те положительными или негативными. Она вскочила с кресла незадолго после его обозленной реплики, – на плите даже не успел закипеть чайник – втиснулась в ботинки, брошенные просто посреди гостиной, подхватила ноутбук и стремительно ушла, захлопнув за собой входную дверь с такой силой, что стекла в высоких французских окнах их гостиной пугливо задребезжали. Несколько часов её отсутствия Ватсон провел в молчаливых препираниях с самим собой. В нём боролись здравый смысл, диктующий необходимость ради его собственного блага осадить наглую соседку, воспитание, противящееся такому обращению с женщинами – пусть Холмс и была самой невыносимой из них – и требующее извиниться, и медленно прорастающее в нём смиренное принятие Мелинды целостной: с поразительным интеллектом, своеобразной добротой и отталкивающим характером. Все эти силы противоборствовали в его голове, и Ватсон упорно пытался избавиться от закипевшей в его сознании бури. Он разжег камин, совершил долгую прогулку к парку и по нему, сходил в супермаркет и обратно, приготовил себе обед – пытался занять руки и тем самым отвлечься. Ничего не помогало, и Джон решил занять себя чем-то требующим больших усилий, чем приготовление тушеного мяса – он вызвался помочь миссис Хадсон с перегоревшей проводкой в коридоре. Ватсон ничего не смыслил в электричестве, но решил попробовать. В конечном итоге, думал он, оплетенные изолентой проволоки не могли быть намного сложнее человеческой анатомии.
Он не имел внятного представления как, но всё же сумел вернуть дверной звонок и светильник в прихожей к жизни. Миссис Хадсон рассыпалась в хвальбе и благодарностях, усадила Джона за стол в своей яркой кухне, заварила чай и предложила к нему пирожных, поднялась на второй этаж, чтобы пригласить к чаепитию Холмс, но вернулась без неё.
– Сказала, что не голодна, – сообщила миссис Хадсон, выдвигая для себя стул. Ватсон различил в себе что-то вроде облегчения. Он надеялся, что Мелинда не присоединится, ведь за время её отсутствия так и не выяснил, как себя повести, когда она вернется, и при её появлении растерялся. В нём преобладала почти физически ощутимая потребность попросить прощение за грубость, но этому противостояло немного ребяческое упрямство – если он пойдет на попятную, лишь покажет Холмс свою слабость, и приструнить её впредь станет совершенно невозможным.
Когда спустя какое-то время, поблагодарив миссис Хадсон за угощение, Джон поднялся в гостиную, Мелинды вопреки обычаю там не оказалось. Её кресло пустовало, но посреди комнаты снова возникли её грубые ботинки, на спинке обеденного стула – одного из четырех, оказавшихся с течением времени заваленных всяким хламом Холмс, который Джону постоянно приходилось раздраженно передвигать, чтобы сесть – темной тяжелой грудой повисло её пальто. Из её ванной комнаты слышался шум воды. На кухне над оставленной на плите кастрюлей с остатками тушеного мяса не оказалось крышки, изнутри торчала вилка – Мелинда в очередной раз воровала его еду. В какой-то момент Ватсон даже начал с этим свыкаться. Его это всё ещё раздражало, но, возвращаясь со смены в Бартсе, он перестал рассчитывать отыскать в холодильнике то, что оставлял там накануне, и приучился не покупать ничего слишком впрок, ведь многое из этого в конечном итоге ему не доставалось.
Ватсон устало вздохнул. Посылание к черту, если и задело Холмс каким-либо образом, воспитательного эффекта не возымело.
– Эта блондинка из больницы, – вдруг раздался за его спиной голос Мелинды. Джон вздрогнул и обернулся. Она стояла в проходе, ведущем из кухни к её комнате, обернутая банным полотенцем, с поблескивающей на голых плечах влагой, с мокрыми тяжело повисшими иссиня-черными волосами. Из ванной за её спиной всё ещё слышался шум воды, на дощатом полу оттуда к кухне протянулись лужицы её следов. – Мэри Морстен – так её зовут? Что Вас в ней не устраивает?
Ватсон растеряно безотчетно покосился по сторонам, будто опасался увидеть где-то в комнате Мэри.
– Откуда Вы о ней знаете? – спросил он. – И какое Вам вообще до неё дело?
Их общение с Мэри, начавшееся с преимущественно его весьма однозначного интереса к ней, постепенно видоизменилось во что-то обоюдно дружеское. Они созванивались, иногда обменивались сообщениями, но чаще всего просто пересекались в больнице и вместе обедали, если совпадали их дежурства. Медсестра из реанимационного отделения была веселой, подвижной и внимательной – полной противоположностью соседки Джона. С ней было уютно.
– Её симпатия к Вам очевидна, – проигнорировав вопросы, продолжила Мелинда. – Вы когда-либо обращали внимание на её язык тела? На то, как она поворачивает к Вам туловище, как наблюдает за Вами, как оглядывается на Вашу реакцию и улыбается или смеется, только если улыбаетесь или смеетесь Вы?
– Что за черт?! Откуда Вы всё это взяли, Холмс?
Она скомкала тонкие губы в кривой острой усмешке и сделала ленивый длинный шаг.
– Думаю, – пусть и не по этим признакам – но Вы понимаете, что ей симпатичны. Почему же это не взаимно, Джон? Вас привлекает кто-то другой?
Мелинда подошла ещё ближе, и Ватсон почувствовал, что кухня заполнилась тем же неприятно покалывающим током, который волной наэлектризованности возник в утро её голого дефиле. Сейчас Холмс не была столь же откровенно обнаженной, но она только вышла из душа и под отрезком махровой ткани едва ли имела хоть какую-то одежду. Эти мысли, выбравшие неожиданное для Джона направление, порождали в нём неловкость.
– К чему Вы это завели, Мэл? – поинтересовался он, отступая назад, но упираясь в плиту.
– Джон, Вы уверены, что не имеете на меня никаких видов? – Она недобро прищурилась, продолжая медленно приближаться, и её глаза отблескивали чем-то стальным и смертоносным. – Мы ведь это обсуждали, помните? И Вы заверили меня, что ничего подобного ко мне не испытываете. Но я вижу, как равнодушно Вы обходитесь с Мэри, и как совершенно иначе ведёте себя со мной, и не могу с Вами согласиться.
Он различил химическую отдушку геля для душа – что-то сладкое и тропическое – и покачал головой, пытаясь оттолкнуть этот запах и порождаемое Мелиндой волнение.
– Холмс, не ерундите! – Заставив себя улыбнуться, парировал Джон. – Вы меня больше бесите, чем привлекаете.
Между ними осталось совсем немного пространства, и то заполнилось чем-то густым и жарким, не поддающимся пониманию Ватсона. Он растеряно смотрел сверху вниз на лицо, поднятое к нему с ядовитым вызовом, и видел опавшую на мягкую влажную кожу её щеки ресницу и белесый росчерк шрама на нижней губе. Будто в ответ на этот взгляд Холмс оскалилась.
