Текст книги "Брикстонская петля (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Вместо деталей, которых Холмс ждала, Ватсон снова протяжно вздохнул и осведомился:
– Ты даже не спросишь, как она?
– Ты уже сказал – в тяжелом состоянии. Мне нужно её увидеть.
– Сейчас нельзя. Я готовлю её к операции.
– Сфотографируй её.
– Что?!
– Мне нужен общий план и её травмы по отдельности при хорошем освещении.
– Да иди ты к черту, чокнутая! – Вдруг взревел Ватсон, и Мелинда неосознанно дернулась в сторону от телефона. – Я тебе о том, что Далси едва жива, а ты…
– А я, – повысив голос, чтобы перекричать взбесившегося Джона, оборвала она. – Тебе о том, что сейчас ночь на вторник; Далси – проститутка, подходящая под типаж брикстонского душителя, а он голоден и зол. И если напал он, то я не могу за эту зацепку не ухватиться. Так что избавь меня от своего праведного гнева и пойди сделай фотографии.
И прежде, чем он успел бы возразить, Холмс сбросила вызов и, спешно отыскав номер Лестрейда, набрала его. Ей нужен был полицейский отчет о произошедшем. Слушая тянущиеся прямо ей в завертевшийся шестеренками мозг гудки, Мелинда сползла с кровати и принялась спешно одеваться.
***
Операция продлилась три часа, значительную часть которой заняло ожидание вызванного из дому пластического хирурга. У Далси был длинный разрыв по линии правой брови и несколько рваных ран на щеке, требующих деликатной работы лицевого специалиста. Сами по себе они опасности для жизни не представляли, а потому на них Ватсон не концентрировался. Его главной заботой было сильное размозжение тканей селезенки, перелом двух ребер, при котором два фрагмента полностью отделились от кости, и ушиб легкого. Удалив не поддающийся восстановлению фрагмент селезенки, ушив кровоточащие сосуды и сцепив скобами перелом, Джон ещё раз тщательно изучил результаты компьютерной томографии и, убедившись, что ничего не пропустил, передал Далси в руки недовольно бубнившего пластического хирурга.
Ватсон вышел из операционной, сильно припадая на морозно-онемевшую от боли ногу, расправляя уставшие плечи и растирая затекшую шею. Даже относительно недолгое почти неподвижное стояние у стола давалось ему после ранения нелегко. Этой ночью он несколько раз ловил себя на мысли, что его взгляд затуманивался и сам он едва не падал. К этому домешивалось и какое-то исключительно паршивое эмоциональное состояние.
До того, как он увидел изувеченную Далси, – девушку, которую он встречал, пусть и совершенно не знал – брикстонские убийства казались ему какими-то далекими, словно не взаправду. Джон осознавал, что два тела, к которым его проводила Холмс, ещё очень незадолго до того были чьими-то живыми дочерями, мамами, сестрами, подругами, соседками. Но они почему-то совсем не воспринимались так же, как избитая Далси. В его восприятии предыдущих жертв было что-то от армейской и – в первую очередь – врачебной отстраненности. Смерть воспринималась Ватсоном неизбежной – таковой была жизнь, она имела предопределенный конец, различающийся лишь в форме, но не меняющий своего содержания. Но Далси, которую он всего несколько дней назад видел улыбающейся, наивно пытающейся достучаться до Мэл и даже кокетничающей с ним, Ватсоном, видеть теперь в настолько критическом состоянии было нестерпимо. Это пробуждало в нем какую-то твердую решительность, слепое стремление найти и остановить виновного.
Вместе с этим возникло чувство вины за то, как Джон вспылил в разговоре с Холмс. Она оставалась для него совершенной загадкой, ему было трудно понимать её поведение и распознавать за ним эмоции и мысли, но оказывалось так, что она, пусть в промежутке и казалась черствой, глухой к чужим просьбам и эксцентричной, в конечном итоге преследовала светлую цель. В её словах о том, что напавшим на Далси мог быть искомый ею душитель, Ватсон видел логику – нанесенные в голову и лицо травмы очевидно причинялись кулаком, и все удары приходились слева. Четверых убитых задушил левша.
Дойдя до ординаторской и грузно упав на кровать, к которой уже очень давно мечтал добраться, Ватсон вытянул телефон и повторил последний исходящий вызов – позвонил Холмс. Едва первый гудок сменился вторым, она сбросила звонок. Джон нахмурился телефону и написал:
«Извини за то, что вспылил. Далси перенесла операцию. Сможешь навестить её днём. Часы посещения с одиннадцати.»
И, отправив сообщение Мэл, он лег и мгновенно отключился. Через несколько часов его разбудила медсестра, осторожно подергавшая его за плечо.
– Доктор Ватсон, сэр, к Вам посетительница, – сказала она полушепотом.
Джон скосил взгляд на свои наручные часы – было почти семь утра, его смена подходила к концу. За узким окном комнаты отдыха небо уже подсвечивалось серым холодом.
Особенность его специализации состояла в том, что к нему крайне редко попадали пациенты по предварительному назначению или записывались посетители для консультаций. Он был хирургом-травматологом, имеющим дело с тяжелыми повреждениями, обычно требующими неотложного операционного вмешательства, и это не предполагало ни предварительных договоренностей, ни длительной совместной работы после. Восстановление пациентов было делом медсестер и физиотерапевтов. А потому к посетителям Джон не привык. Но в этот ранний час, учитывая использованную медсестрой формулировку «посетительница», был уверен, что это Холмс. И ощущал даже что-то неясно удовлетворительное оттого, что его ожидания оправдались – она не собиралась дожидаться разрешенного окна для посещения больных. Так, будто он сам с собой спорил, насколько точно мог предвидеть действия Мэл, и его ставка оказалась выигрышной.
Он встал и вышел из ординаторской, ощущая сильный дремотный озноб и болезненную пульсацию усталости в висках. Холмс нетерпеливо вышагивала вдоль узкого коридора для посетителей в приемном, заложив руки за спину, и полы её темного пальто развивались вслед за её порывистыми движениями. Ватсон не был в настроении впустую пререкаться – он считал, что Далси нужно было как можно скорее допросить, если это позволяло её состояние – и потому повёл Холмс прямиком в реанимацию.
Дежурная по отделению медсестра заглянула к Далси, удостоверилась, что та не спала, и нехотя, неодобрительно покачивая головой, пропустила Ватсона и Холмс в палату. Первой вошла Мелинда, и Джон услышал слабое, сиплое, но отчетливо приятно удивленное:
– Мэл?
Далси была бледной, с блестящей испариной на лбу; вся правая щека, правая бровь и лоб были сильно опухшими, в мелких стежках швов, в рыжеватых разводах нанесенного просто на кожу дезинфицирующего препарата. К носу были подсоединены тонкие трубки, подающие кислород. Из-под больничной робы тянулся пучок разномастных проводов различных датчиков. Над ней повисло несколько пакетов со стекающими в один катетер препаратами. Экран разноцветными ломанными линиями показывал её жизненные показатели.
– Ну, приветик, – добавила она, коротко сглотнув и поморщившись. – Джон! Думала, ты мне померещился.
– Нет, – ответил Ватсон, подходя ближе и заглядывая в показатели её давления. – Не померещился. Я осматривал тебя, когда тебя привезли, и оперировал.
– Ковырялся… в моих внутренностях? – с придыханием, тщетно пытаясь улыбнуться, едва удерживая тяжелые веки поднятыми, спросила она. – Шалунишка!
Холмс выдержала паузу, хмуро рассматривая Далси, а затем спросила:
– Что ты помнишь о напавшем?
Проститутка, щурясь от боли, снова потянула уголки рта вверх в подобие улыбки, и кокетливо парировала:
– А что? Хочешь за меня отомстить? Будешь… моим рыцарем?
Мелинда скривила губы в острый залом, подняла руку, в которой сжимала свой мобильный телефон, и показала его экран Далси.
– Это он?
Та заморгала, пытаясь сконцентрировать взгляд, и даже невнятно передернула плечами, порываясь приподняться, а затем выдохнула едва слышно:
– Не знаю. Плохо… видно. Может быть.
– Что ты помнишь?
Далси перевела растерянный взгляд с Холмс на Ватсона и затем обратно.
– Почему ты спрашиваешь?
– Как он выглядел? Каким именем представился? Приходил к тебе прежде? Снимал других девочек на Ламберт-Роуд? Далси, хоть что-то!
– Поцелуй меня, – вдруг выпалила та, и Джон едва не чертыхнулся вслух. Он всё ещё пребывал в каком-то странном окаменении от происходящего – когда и как Холмс удалось раздобыть фотографию подозреваемого? Что ещё за эту ночь успела выяснить?
– Это нелепо, – возразила Холмс.
– Тогда я ничего тебе не скажу, – сказала Далси и демонстративно закрыла глаза.
Даже для Ватсона, с значительно более высокой восприимчивостью к абсурду, чем у Мэл, это звучало совершенно глупо. В его голове промелькнула мысль, что подобным шантажом от Мелинды ничего нельзя добиться, особенно в таких обстоятельствах. И он снова словно поспорил с самим собой, абсолютно уверенный в своей правоте. Но Холмс, к его полнейшему изумлению – и короткому болезненному уколу где-то в груди, что тоже его немало удивило, – наклонилась к Далси и прижалась к её губам.
– Вот видишь, – довольно проговорила Далси, когда Мелинда отстранилась. – Не так уж сложно быть милой с людьми. Особенно когда тебе что-то от них нужно.
– Далси! – обозленно рявкнула Холмс, и проститутка пугливо вздрогнула на койке, отчего болезненно поморщилась и пискнула. – Тот, кто тебя избил, серийный убийца. Он уже убил четырех, ты едва не стала пятой, и он всё ещё охотится. А потому не испытывай моё терпение и не играйся с жизнью той, кто станет следующей жертвой, если его не остановить. Начинай говорить!
В глазах Далси, опухших и затекших кровью, переполнившихся страхом, взблеснули слёзы. Когда она заговорила, голос её звучал ещё тише и слабее, чем прежде:
– Я никогда не видела его раньше. Он сказал, что его зовут Стивен, и что он медбрат; работает в частном доме где-то в пригороде, ухаживает за тяжело больной старушкой. Сказал, что работает почти круглосуточно, и потому не имеет времени на личную жизнь. Он… – сорвавшись с ресниц, по щеке тяжелой каплей побежала слеза. Голос задрожал. – Показался таким милым… и довольно симпатичным, если бы не шрам.
– Шрам?
– Да, – Далси всхлипнула, шмыгнула носом и скорчилась от боли. – Толстый шрам, будто от ожога, на лице. С левой стороны, от лба и до уха.
– Во что он был одет?
– Не знаю… Обычно: джинсы и темная куртка.
– Он был на машине?
– Нет, сказал, что живет недалеко. Мы шли пешком.
– Он назвал точный адрес?
– Нет.
– В каком направлении вы пошли?
По правой, истерзанной щеке тоже покатилась слеза, и Далси зашипела, когда соленая капля добежала до свежего шва.
– По парку Брокуэлл вниз. Было темно и пусто, и холодно. Я сказала, что возьму с него двойную плату за такую прогулку – мы шли долго, минут двадцать. Он рассмеялся, а потом вдруг начал бить, я пыталась убежать, а он швырнул меня на кирпичный забор, и бил ногами, я пыталась уползти, а потом… – проговорила она спертой скороговоркой на одном дыхании и разрыдалась.
Холмс с минуту хмуро её рассматривала, ожидая продолжения рассказа, но Далси вздрагивала, всхлипывала, давилась слезами и едва в накрывшей её истерике успевала вдохнуть. Её давление резко поползло вверх, пульс стремительно ускорился. Ватсон всерьез задумался над тем, чтоб уколоть ей седативное.
– Далси, – подступая ближе и накрывая её руку, испещренную мелкими царапинами и растекающимися под кожей багровыми пятнами ушибов, проговорил он. – Далси, успокойся. Тише.
Её пальцы, холодные, с нездорово сухой, словно шелушащейся кожей, жадно обхватили ладонь Ватсона и с неожиданной силой сжали, будто искали в нём защиты. Джон на мгновенье завис между необходимостью выпроводить Мелинду из палаты едва пришедшей в себя после операции пациентки, желанием помочь Холмс выведать как можно больше, искренним позывом успокоить и приютить Далси и неприятно скрежещущим отголоском необъяснимой ревности к ней же. Пока он растерянно смотрел на монитор, где молниеносно сменялось двузначное число пульса, Мелинда развернулась и молча вышла из палаты.
– Она из полиции? – сдавленно спросила Далси ей вслед.
– Нет, – ответил Джон коротко и нашёл свой тон слишком резким, а потому добавил мягче: – Не совсем. Это непросто объяснить, но она помогает полиции в поимке серийного убийцы.
– Кто она такая?
– Это ещё более сложный вопрос, Далси. И сейчас это не имеет значения.
– Она его поймает?
Ватсон коротко задумался над ответом. Медицина приучила его никогда и никому ни на что не давать стопроцентной гарантии, поскольку даже в наипростейшем случае всё всегда оставалось довольно изменчивым. Но с некоторым завороженным удивлением обнаружил в себе полную уверенность в Холмс.
– Да, – ответил он и приободряюще улыбнулся.
========== Глава 12. ==========
Вторник и среда смешались воедино. Холмс не спала с полуночи вторника и за двое суток едва ощущала себя живой. В ночь на четверг физическое истощение взяло верх, и Мелинда отключилась просто в кресле у камина, с погасшим на коленях экраном и с опрокинувшейся из её руки чашкой кофе. Утром её разбудили хромающие шаги Ватсона, вернувшегося с дежурства. Он вошёл на кухню, привычно неся небольшой пакет продуктов, зацепился взглядом за растекшееся по ковру темное пятно кофе и валяющуюся на боку чашку, внимательно всмотрелся в лицо Холмс, упрямо выдерживая её встречный взгляд, и промолчал.
Мелинда была этому рада. Она отчетливо видела по вектору движения его глаз, по перекатывающимся под кожей желвакам и по запавшей между бровей вертикальной складке его острое желание произнести что-то поучительное о вреде чрезмерного употребления кофеина или длительной бессонницы, и была приятно удивлена тем, что он всё же сдержался. Он напряг нижнюю челюсть, сжал и облизнул губы, намереваясь заговорить, но затем лишь молча сглотнул и спрятался за дверцей холодильника. Вероятно, подумалось Холмс, придерживайся Джон такого же паттерна поведения и впредь, она предпочла бы сосуществование с ним полному одиночеству. От Ватсона была какая-никакая посильная помощь в расследовании, он вкусно и питательно готовил, при нужде с ним можно было заняться сексом или одолжить мотоцикл. Неудобств он почти не создавал: редко прикасался к её вещам, не шумел, не возражал против скрипки и не сдал Холмс за курение.
Кроме того, именно благодаря ему Мелинда так быстро узнала о нападении на Далси, а потому смогла сразу отреагировать. Грегори Лестрейд, которому Холмс позвонила после разговора с соседом, тогда не имел о произошедшем понятия. Без вмешательства Холмс – по своевременной наводке Ватсона – дело об избиении Далси едва ли когда-либо было бы присоединено к следствию по брикстонскому душителю.
К какой бы оптимальной модели взаимодействия ни пришли с годами Мелинда и инспектор, остальному департаменту полиции и судебной системе навязать свои правила Холмс не могла. Вопиющая тупость правоохранителей возводилась в абсурдную степень их вездесущей бюрократией, и дела, решаемые Мелиндой за день, нередко растягивались на недели, месяцы или даже годы, прежде чем названному Мелиндой виновному выносился приговор. Холмс находила криминальное законодательство Королевства – всех государств, в юрисдикции которых ей приходилось вести расследования – излишне усложненным в процедурах своего претворения в жизнь и порой крайне гуманным. Его рамки нередко стесняли её представление о справедливости, а потому Холмс всё чаще предпочитала частные заказы.
Подавляющему большинству обращавшихся к услугам Мелинды были нужны лишь имена совершивших преступления; и что происходило после того, как Холмс их называла – подпадало оно под определение правомерных действий или выходило далеко за границы закона и общепринятой человеческой морали – её не касалось.
Во всех сложных предписанных процедурах, многоступенчатых структурах, порядках судебных разбирательств, праве на защиту и презумпции невиновности Мелинда видела неоспоримо логичное стремление – притягивать к ответственности только виновных и защищать невиновных. Все эти алгоритмы служили защитой от ошибок, повсеместно допускаемых людьми, но Холмс их не совершала. А потому и в сдерживающем механизме не нуждалась. Вот только избавиться от него при сотрудничестве с полицией не удавалось. И это бесило Холмс.
– Нет, Мэл, этого мало, – сказал Грегори, глухо кашлянув. – Дай мне свидетеля или улику – что-нибудь, ну ты же знаешь.
– Далси может опознать его.
Лестрейд вздохнул, растеряно оглянулся и потуже запахнулся халатом. Они стояли на крыльце его дома. Было раннее утро пятницы, по асфальту растянулись влажные следы осевшего холодного тумана, из окна кухни недовольно поглядывала жена инспектора. Холмс приехала, чтобы назвать имя убийцы и дать нужный адрес, но Грегори лишь сокрушенно покачал головой, скорбно поджимая губы.
– И что это даст?
– Время, – сухо ответила Мелинда, раздражаясь сонной тупости инспектора.
– Сутки. Всего сутки до необходимости его отпустить или выдвинуть обвинение. И что мне ему инкриминировать – нанесение тяжелых телесных? Ему максимум дадут года три!
Холмс сжала зубы до побежавшей по скулам в виски и затылок тупой боли. Сонный Лестрейд, которого она выдернула из постели истерично захлебывающейся трелью дверного звонка, пуговицу которого вжала пальцем и не отпускала, пока её руку не столкнул сам инспектор, открывший дверь, воплощал в себе всё нерасторопное бессилие Лондонской полиции. И Мелинда едва сдерживалась, чтобы раздраженно не вскрикнуть и не пнуть его носком ботинка. В случае с одиночным убийством она не реагировала бы так остро на неспособность Лестрейда действовать молниеносно и жестко, но речь шла о постоянно повторяющихся нападениях, два крайних из которых обернулись для маньяка неудачами, а так – разжигали его голод ещё сильнее. Близилась новая неделя, новая ночь на вторник, и вместе с тем – стремительно рос риск обнаружения нового женского тела. Теперь, когда Холмс нашла виновного, не остановить его немедленно было равносильным содействию ему.
Стоять на крыльце дома Грегори было бесполезно. Она предполагала это на пути сюда и, окончательно удостоверившись в этом, не видела причин продолжать терять время и возможности. Мелинда крутнулась на пятках и порывисто зашагала обратно в направлении станции метро, проигнорировав вытянувшееся в гримасе недоумения лицо Лестрейда и полетевшие ей вдогонку:
– Мэл! Мэл, стой!
Всё изменил шрам. Находящаяся на лице настолько необычная отличительная примета в дополнение ко всему, что Холмс уже было известно о душителе, в конечном итоге обнаружила его личность. Немного смазанное движением и расстоянием фото она получила поздним вечером накануне от одного из своих бездомных информаторов. Мелинда рутинно подкармливала их и снабжала достаточным количеством наличных денег, чтобы у тех не возникало соблазна заложить в ломбард выданные им мобильные телефоны. И вот такое поведение в очередной раз за много лет дало свои плоды.
Снимок был сделан в тесном круглосуточном продуктовом магазинчике на Гернси-Гров, кварталом южнее от парка Брокуэлл в Брикстоне. И запечатлел наполовину обернутое к объективу массивное мужское лицо с темным бугристым рубцом, протянувшимся наискосок от лба, пересекшим левый висок и опустившимся вдоль линии роста волос к уху. Холмс незамедлительно отправилась в этот магазин, выторговала у сговорчивого китайца-владельца запись его камеры видеонаблюдения; затем прошагала к параллельной улице, куда, придерживаясь её указаний, тот же бродяга проследовал за замеченным им мужчиной со шрамом, сунула бездомному сверток банкнот и сменила его на посту слежки. Так у неё появился адрес – дом 5 по Гаварден-Гров.
Устроившись просто на тротуаре напротив нужного дома, спрятавшись от яркого фонарного света за запаркованной машиной, прислонившись к низкой кирпичной оградке, Мелинда выудила из рюкзака лэптоп.
В первую очередь она сравнила запись камеры из магазина с несколько-секундным отрывком из архивов «Дорз Супервайзер» с места убийства тринадцатого ноября, чтобы обнаружить сходство фигур и порывистость походки. Тот же рост, тот же размах плеч, та же линия шеи – никакой кепки или светоотражающей полоски на спине куртки. Холмс сопоставила полученный от осведомителя снимок лица со скриншотом с записи регистратора из салона автобуса – схожесть в виду низкого качества обеих фотографий нельзя было считать очевидной, но линия скул и челюсти, форма подбородка и высота лба имели много общего.
Не найдя неоспоримых отличий, выводящих обнаруженного человека со шрамом из-под подозрений, Мелинда взялась за адрес. История предоставления жилья в аренду, размещение собственности по этому адресу на сайтах съема и покупки недвижимости, данные о собственниках и жильцах Гаварден-Гров, 5 в базах риелторов; коммунальные платежи, оплачиваемые банковскими картами; интернет-заказы с доставкой по этому адресу – Холмс потребовалось несколько часов методичного перелопачивания сети вручную. Так появилось имя – Стивен Деннехи.
В полицейской и миграционной базах ничего не обнаружилось – человек с таким именем не получал заграничного паспорта, не проходил в полицейских заметках свидетелем, пострадавшим или подозреваемым в каких-либо делах, не имел водительского удостоверения. Самый короткий и надежный из возможных поисков по имени оказался безрезультатным, и следующие несколько часов ушли у Холмс на то, чтобы вручную задавать поисковые запросы и изучать выдаваемые результаты. То, что «Чертоги» безошибочно выполнили бы за долю секунды, отняло у Мелинды времени почти до самого утра. Она искала в социальных сетях, форумах, списках рекламных электронных рассылок, газетных статьях, комментариях, оцифрованных картотеках учебных заведений. Задавала параметрами имя Стивен Деннехи, возможные уменьшительно-ласкательные производные, канцелярские сокращения; устанавливала территориальные рамки различной ширины – от самого Лондона до всего Соединенного Королевства, возрастные ограничения – не младше двадцати, но не старше сорока, сужала поиск по профессиям: санитар, медбрат, сиделка.
По земле полз сырой холод, скрещенные под ноутбуком ноги онемели, спина затекла, в пачке закончились сигареты, а подтверждения тому, что Стивен Деннехи было настоящим именем конкретного человека со шрамом, так и не находилось. Подняв с асфальта один из собственноручно разбросанных окурков – тот, в котором до фильтра оставалось ещё немного не сотлевшего табака – и осторожно его раскурив, Холмс перевела взгляд на дом номер 5.
Тот был узким краснокирпичным таунхаусом с глухой входной дверью без витражных или стеклянных вставок, без молотка, таблички с именем и даже разъема для почты. Дверь и оконные рамы были окрашены в пожелтевшую от времени светлую краску, на окне первого этажа были плотно закрыты жалюзи, за стеклами окна второго этажа были опущены занавески – свет нигде не горел. За кирпичным забором высотой в несколько десятков сантиметров, вытянувшимся вдоль обоих тротуаров Гаварден-Гров, не виднелось оголившихся к зиме ветвей кустарников или низкорослых деревьев в отличие от засаженных соседских палисадников. На ведущей ко входу дорожке в скрупулезный ряд выстроились три разноцветных бака для сортированного мусора. Рядом о забор была облокочена небольшая плотно подвязанная стопка сплющенных картонных коробок, педантично сложенных сгибами в одну сторону, а раздельными краями в другую.
Сделав одну глубокую затяжку, упершуюся в фильтр, Мелинда отложила ноутбук на тротуар и встала. По окаменевшим от долгого неподвижного сидения ногам прокатилась судорога, Холмс неловко пошатнулась, резко вздернула руками, чтобы удержать равновесие, и оглянулась. Улица была пустынной.
Мелинда откинула окурок и подошла к пятому дому. С выставленных на выброс коробок были старательно отодраны полоски скотча и наклейки с информацией о вмещавшемся внутри или ведомостях о доставке. В баке с органическими отходами на самом дне валялись несколько высохших и потемневших картофельных очистков и яичная скорлупа. Бак бумажных отходов оказался почти доверху заполненным ровно сложенными опустевшими пакетами из-под кошачьего туалетного наполнителя. Все упаковки были одной и той же марки, с точно отрезанными уголками с одинаковой стороны, методично сложенными иллюстрацией кота вверх.
Настолько навязчивое стремление к симметрии даже в выбросе отходов было ярчайшим симптомом обсессивно-компульсивного состояния. К ним же можно было отнести последовательность и скрупулезность в очищении и одевании жертв; навязчивые сексуальные и жестокие желания, систематически претворяемые в жизнь. Само расстройство могло быть самостоятельным отклонением, а могло сопровождать какое-то требуемое амбулаторного лечения психическое нарушение.
Холмс закрыла мусорный бак и бросилась обратно к оставленному посреди тротуара ноутбуку. Результатом получаса поисков по хранимым в сети закрытым базам психиатрических лечебниц стала история болезни Стивена Адама Деннехи, заведенная и на протяжении десяти лет пополняемая в психиатрическом крыле районной больницы Илинг на северо-востоке Лондона. Первая запись датировалась поздней весной 2005-го и состояла из краткого пересказа полицейского рапорта, отчета об осмотре дежурным психиатром в приемном покое больницы Илинг и заметок детской социальной службы.
Шестнадцатого мая сотрудники последней, присматривающие за Стивеном Деннехи и его матерью, имеющей долгую историю наркотической зависимости и мелких административных правонарушений, заявили о жестоком обращении с подростком. Учителя в школе четырнадцатилетнего Стивена стали замечать разительные изменения в поведении прежде замкнутого и отстраненного мальчика – он стал задиристым и откровенно жестоким, на его руках и голове систематически появлялись мелкие ссадины – зарабатываемые прямо на школьном дворе и приносимые из дому. Была проведена проверка и профилактическая беседа с матерью Стивена и её сожителем, но очевидных причин предпринимать какие-либо действия, вроде изъятия ребенка из семьи, социальные работники не увидели.
Через две недели в школу были вызваны не только служба по вопросам детей, но и полиция – Стивен Деннехи жестоко избил одноклассника и набросился на попытавшегося его остановить учителя. Агрессивного подростка досмотрел школьный психолог. В беседе с ней Стивен сообщил о своих частых суицидальных мыслях, специалист категорично назвала это манипуляцией, но всё же направила Деннехи на более тщательное обследование в психиатрическое отделение больницы Илинг. Там установили, что у подростка имелись явные признаки ментальных нарушений, а потому вместе с социальной службой предложили программу групповой семейной терапии для диагностики проблем, поиска их причин и устранения последствий, но мать Стивена на встречи являлась редко и нетрезвой, а сам Деннехи, приходивший исправно, неизменно молчал.
В карте значились упоминания о двух случаях прилюдной конвульсивной мастурбации в том же 2005-м году, но ни эти происшествия, ни предыдущая история проявлений психического расстройства не повлекли за собой принятия решения о принудительном лечении.
Диагноз «приобретенное нервно-психическое напряжение» был поставлен полутора годами позднее, когда Стивен Деннехи оказался госпитализированным с сильными ожогами лица после того, как во время ссоры с матерью в ярости схватил с плиты разжаренную сковороду и дважды ею себя ударил. В записях двух попеременно консультирующих подростка врачей несколько раз проскальзывало определение «посттравматика», но записей о предпосылках к такому выводу в истории болезни не имелось.
С 2007-го по 2009-й год Стивен Деннехи находился на амбулаторном лечении. И ведение карты в этот период стало систематическим и детальным. Среди сопутствующих менее выраженных или опасных расстройств главным диагнозом было определено «маниакальное психосоматическое возбуждение». Осенью 2009-го в ходе реформы здравоохранительной системы психиатрическое отделение больницы Илинг было переформатировано в центр оказания психотерапевтической помощи без госпитализации пациентов. Амбулаторных больных с тяжелыми случаями аффективных расстройств и шизофрении перевели в специализированную лечебницу Найтингейл, а тех, кто был определен некритичными и не нуждающимися в изоляции, выписали. Стивена Деннехи в том числе.
Ему были предписаны постоянные встречи со специалистом, которые он исправно посещал, и до осени 2014-го года работающие с ним врачи отмечали положительную динамику, но затем произошло резкое обострение. В записях были упомянуты нарушение сознания и диссоциативное мышление, суетливость и проявление агрессии по отношению к медперсоналу. В дополнение к проводимой психотерапии было назначено медикаментозное лечение. В ноябре 2014-го Стивену были прописаны ингибиторы: сначала «Сертралин», а спустя несколько недель приема из-за тяжело протекающих физиологических побочных действий был назначен препарат «Пароксетин». Наблюдающие Деннехи врачи отмечали улучшающуюся динамику, а с февраля 2015-го он перестал приходить на встречи и обращаться за лекарствами.
За спиной Мелинды захлопнулась дверь, и она, погрузившаяся в размышления, вздрогнула и оглянулась – Грегори Лестрейд вернулся в дом. Холмс ускорила шаг. За час до этого она проследила за жителем дома номер 5 по Гаварден-Гров – высоким молодым мужчиной с темно-русыми короткими волосами, багровым шрамом слева на лице и тяжелой порывистой походкой – когда тот закрывал за собой входную дверь, совал связку ключей в карман куртки, сверялся с экраном мобильного телефона, подтягивал на плече тяжело повисший рюкзак.
Стивен Деннехи – сомнений, что это был именно он, не оставалось – был левшой с широкой линией плеч и тесно обхваченными тканью рукавов сильными руками. Всего уже известного Холмс и обнаруженного холодной сырой ночью с четверга на пятницу было достаточно для определения Стивена главным подозреваемым, но инспектору Лестрейду требовались улики или показания, что-то более осязаемое и в его примитивном понимании неоспоримее, чем заключения Мелинды. Грегори стоял на том, что арест в таком громком, всколыхнувшем всю страну деле о серийном убийце должен быть выверенным и точным. Каждый прилюдно отработанный подозреваемый мог стать жертвой самосуда, каждый выпущенный из-под стражи задержанный негативно сказывался на общественном мнении о полиции. Холмс было на это плевать, но Лестрейд был её единственным инструментом для остановки душителя, а потому сейчас она направлялась обратно на Гаварден-Гров.
Шансы найти в квартире маниакально страдающего обсессивно-компульсивным расстройством улики, неоспоримо указывающие на его причастность к по меньшей мере одному убийству, были мизерно низкими. Холмс понимала, что ни волос жертв, ни обрезков их ногтей, ни личных вещей, ни сохранившихся на постели остатков их телесных жидкостей не сможет обнаружить. Главным образом она рассчитывала на образец кошачьей шерсти и волокон светлого ковра – эти нити были на колготках третьей убитой. И, окажись они идентичными, это стало бы первой уликой для изучения криминалистами. Чего-то подобного Лестрейд и хотел. Холмс хотела, чтобы Деннехи оказался в камере – ей нужно было отрезать возможности для Мориарти подчищать за Стивеном его оплошности, удалять его ошибки, и, возможно, передавать указания, помогающие увиливать. Без этой внешней помощи брикстонский душитель оказался бы в тисках Мэл намного раньше. Теперь пришло время намертво задернуть вокруг него петлю.
