Текст книги "Брикстонская петля (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Что это, Джон? – поторопила его с ответом Мелинда.
– Роза с места ночного убийства.
– Именно, – щелкнула пальцами Холмс. – Роза, найденная сегодня у третьей жертвы Брикстонского душителя. Не просто какая-то роза, а сорт, выведенный в 1979-м французским садовником и получивший название «Роза мира», «Rose du monde»…
– Розамунд, – договорил вместо неё Майкрофт и что-то в его голосе тревожно зазвенело.
– Привет, – осклабилась ему сестра, а затем оглянулась на Джона. – Меня зовут Розамунд Мелинда Холмс. И с этого самого момента об этом знают всего шесть человек в мире, пятеро из которых находятся сейчас здесь: Вы, Ватсон; Майкрофт, двое его охранников, старательно делающих вид, что обладают избирательным слухом, и я. А шестой – Мориарти. Кто он и как ему это стало известно?
– Не знаю.
– Майкрофт, тебе не идет это ослиное блеяние. Посуди сам – всё складывается не в твою пользу: моё полное имя – сдался же маме тот куст у дома! – было известно только тебе, о «Чертогах» было известно только тебе. А теперь Мориарти жаждет их заполучить. Кто он?
– «Чертоги»? – эхом повторил Джон, и с разрезающим воздух свистом в него впился стальной свирепый взгляд.
– Доктор Ватсон, – проскрипел Майкрофт, стукнув в такт обращению зонтом. – Это всё не Вашего ума дело, а потому, настоятельно прошу, пойдите на кухню, заварите нам с сестрой чаю и исчезните восвояси.
– Ну нет, – вступилась Мелинда. – Ты сам его сюда позвал, а потому он остается – это раз. Во-вторых, Джон, «Чертоги» это алгоритм отслеживания, расшифровки, сортировки, анализа и сохранения данных. Такой себе своеобразный браузер в неизведанных глубинах преступного даркнета со встроенным специфическим поисковиком и виртуальным облачным хранилищем. «Чертоги» пользуются особой популярностью у нашего правительства и соответствующих структур дружных Королевству государств. Программа написана и управляется мной. И, Майкрофт, у нас с доктором Ватсоном нет чая – это три. Не хозяйничай в чужом доме.
Старший из Холмсов открыл рот, но только вздохнул и промолчал. Запала пауза, в которой двое в гостиной безмолвно схлестнулись борющимися взглядами. Джон посмотрел сначала на Мелинду, потом на Майкрофта. Спиной он ощущал беззвучное присутствие охранников последнего и испытывал неясное волнение. Что он здесь делал? Кем был Майкрофт и зачем изначально пригласил его спуститься? Кем была Мелинда – частным детективом, компьютерным гением, шизоидной сумасшедшей, притаившейся на его кровати – и почему хотела, чтобы он остался? Во что он втягивал себя, идя у неё на поводу, и почему этого хотел?
За несколько месяцев в военном госпитале он устал от монотонно-стерильной белизны потолка в своей палате и от гнусавого голоса физиотерапевта-реабилитолога, постоянно повторяющего раздражающее «Давай ещё раз, ага?». Там было скучно. Несколько недель дома в компании родителей, брата, его жены и двух племянников, не имеющих понятия, кто он такой, были безнадежно однотипными. Полдесятка часов с Мелиндой Холмс были густо заполнены настолько необычными для него событиями и знакомствами, что голова шла кругом.
Ватсон поправил на плечах одеяло и переступил с ноги на ногу – здесь, в гостиной с тремя громадными окнами в рассохшихся рамах было ещё холоднее. Джон покосился на камин. Им с Холмс стоило все же расстелить свернутые возле него ковры и зажечь огонь, – другого отопления кроме такого старинного в квартирке не было – а ещё купить упаковку чая.
***
Она отчетливо видела по брату, что тот сдался – хорошо знала это легкое подёргивание брови и кончиков рта. В детстве она редко могла победить его в споре честно, но прижимала к стенке всякий раз, когда он был прав, но ему не хватало объективных аргументов. С младых лет она была изворотливой, а он слишком ленивым и неподвижным, предпочитающим чистую отвлеченную дедукцию физическому сбору доказательств. Он был чопорным и брезгливым, а потому часто, чтобы взять верх над ним, требовалось лишь достаточно упорства и знание точек давления. Это срабатывало, когда в тринадцать лет Майкрофт экстерном закончил специализированную математическую школу и за лето проглотил четырехлетнюю гарвардскую программу по политологии, а Мелинда тем же летом едва дотягивалась до третьей полки в отцовской библиотеке. Сработало и сейчас.
Майкрофт считал, что ей недоступно понимание элементарной психологии и что у неё напрочь отсутствует всякий эмоциональный функционал, но правда состояла в том, что всякая эмоция, всякое малейшее психологическое колебание имело свои физиологические проявления, совершенно для Мелинды очевидные и легко интерпретируемые. То, что она не испытывала чего-то, не означало, что она не могла это различить в других. Так, например, она знала, что брату нравилась его новая диетолог и что достигнутыми с ней успехами – каких-то жалких, смехотворно несоизмеримых с его общим весом два килограмма – он весьма гордился, потому так срочно и заказал портному пошив нового жилета, хоть из старого совершенно не исхудал – на его брюках остались едва заметные следы мела, осыпавшегося с раскройки. Он приехал прямиком с примерки.
Она знала, что приехал он именно из-за Мориарти и что лгал о том, что ничего не знал. Майкрофту было известно достаточно для того, чтобы бояться: у него подскочило давление – вена запульсировала на лбу и под тесным накрахмаленным воротником, на линии редеющих волос поблескивала потная влага, а во рту пересохло – он уже дважды за время разговора сглотнул слюну. Страх был сильным, иначе Майкрофт не приехал бы так срочно к ней домой – в последних трех её квартирах он не появлялся, предпочитая перехватывать Мелинду в городе и вести разговор в машине или в крайнем случае приглашать в свой кабинет. Слова о том, что он хотел лично познакомиться с Джоном Ватсоном были ложью, которую он даже не утруждался скрывать – никогда прежде Майкрофта не беспокоили контакты его сестры, только если те не могли оказаться полезными или опасными для него самого. О Ватсоне ему было известно так же исчерпывающе всё, как и Мелинде, и Майкрофт не проявлял ни капли заинтересованности в Джоне, хотя тот стоял прямо в двери в клетчатой пижаме, с обернутым вокруг него одеялом и следом от шва подушки поперек щеки. И она отчетливо видела, что он вызывает у её брата только безотчетное раздражение своим присутствием. Это забавляло. Это можно было использовать.
– Ладно, – со вздохом протянул Майкрофт. – Давай сядем и всё обсудим.
Дополнительного приглашения его цепным псам не потребовалось. Двое вышибал шагнули в гостиную, оттеснив в дверях Ватсона, подхватили два разномастных кресла, вплотную придвинутых к дивану, пронесли через комнату и поставили напротив друг друга рядом с камином. Мелинда упала на одно из кресел, едва телохранители Майкрофта отступили, и когда он, подталкивая себя зонтом, двинулся ко второму, закинула на кресло ноги и покачала пальцем.
– Не-а! Возьми себе стул.
Заостренный кончик носа Майкрофта дернулся, а глаза прищурились.
– Что?
– Возьми себе стул, – повторила Мелинда, лениво прокатываясь взглядом по его тучной фигуре и упиваясь скоростью разгона его раздражения. – Я же не позволяю себе садиться в кресло за рабочим столом в твоём кабинете, верно? А довольствуюсь стульями для посетителей. Вот и ты возьми стул – это кресло доктора Ватсона. Джон! Заходите, садитесь.
И она с любопытством наблюдала, как в гостиной снова всколыхнулось услужливое движение: вернулся один из вышибал, и пока он снимал со стола и переворачивал стул, сосед сделал несколько нерешительных шагов к камину, и, поравнявшись с Майкрофтом, смерил его взглядом, в котором смешались настороженность, любопытство и злорадный азарт. Поджарый Ватсон даже обернутый широко свисающим с его плеч объемным одеялом уступал в суммарном воздухоизмещении Майкрофту. Пока все рассаживались, а один из вышибал брата выходил из комнаты и закрывал за собой ведущую к лестнице дверь, Мелинда развлекала себя размышлением, сколько Джонов Ватсонов влезет в новый, торопливо подгоняющийся портным жилет Майкрофта. Приблизительный подсчет показал – от двухсот четырнадцати до двухсот семнадцати с половиной процентов, если исходить исключительно из разницы обхватов в плечах, груди, талии и бедрах.
– Итак, – сложив пальцы воедино прямо под носом и разведя ладони, чтобы её собственное теплое дыхание щекотало замерзшую в стылой комнате кожу, заговорила Мелинда. – Кто такой Мориарти?
– Кибердьявол, – крякнул Майкрофт, поднимая зонт-трость и укладывая его поперек колен. – Наполеон компьютерного терроризма. В каком-то роде твой коллега, дорогая сестрица, – консультирует преступников, помогает им спланировать злодеяния и замести следы. Просто геморрой в задницах всех спецслужб и объединенных международных агентств.
– Слишком много пафосной литературности, – оборвала его Мелинда. – Ближе к сути.
– Джим Мориарти, американец. В девятнадцать, на втором курсе Массачусетского технологического университета взломал Пентагон просто для того, чтобы поставить мелодию из мультфильма «Спанч Боб» на открытие любого документа или запуск программы. Его поймали и приговорили к семи годам, из которых он отсидел полтора, а затем бежал из тюрьмы. Прежде, чем бежать из Штатов, запустил вирус в банковские системы Виза и Мастер-Кард, и пока те пытались защитить счета своих клиентов, своровал четыре миллиарда долларов. Больше властям не попадался.
Майкрофт отвернул борт своего пиджака и из внутреннего кармана выудил небольшой плоский конверт. Он протянул его Мелинде, и внутри оказалось два свежо отпечатанных снимка. Две фотографии – общего и крупного планов – стены справа от рабочего стола Майкрофта в его кабинете. На обитом шелковыми обоями прямоугольнике между двух резных панелей из темного дерева висела в массивной затертой раме горячо любимая Майкрофтом герцогиня Джорджиана Кавендиш. Поперек пышного кучерявого парика на многострадальном подлиннике портрета, исполненного Томасом Гейнсборо, подтеками яркой желтой краски значилось одно слово: «ШЕРЛОК»
– Это возникло там, – пояснил Майкрофт, недовольно кашлянув, когда Мелинда передала один из снимков Ватсону, – за те два часа, пока я был на совещании…
– У госпожи премьер-министра на Даунинг-Стрит, это ясно, – договорила вместо него Холмс. Едва войдя, она заметила горизонтальную морщину внизу заднего борта его пиджака – он долго стоял, опершись о стол, и выше этого залома крохотными темными точками рассыпался веер маслянистых брызг – Тереза Мэй, очевидно, как и в подавляющем большинстве случаев принимала М на кухне, готовя своему дражайшему супругу обед по рецепту из одной из своих сотен кулинарных книг. Сегодня, похоже, она что-то жарила, часто отвлекаясь на разговор и забывая уменьшить под сковородой огонь, отчего масло возмущенно выстреливало. Сам же Майкрофт, вопреки своей пагубной склонности к чревоугодию, не готовил, и едва ли знал, где в его собственном бетонно-стеклянном особняке находилась кухня. – Что не ясно, так при чем тут Мориарти? Вандализм – его стиль работы?
Мелинда отдала вторую фотографию вместе с конвертом Ватсону, тихо и почти неподвижно сидящему в кресле, и уперла в брата полный предельного внимания взгляд. Майкрофт знал о ней намного больше других, возможно, непозволительно много, но даже ему не было известно о ней, как о sher_lock, и она не хотела этого раскрывать по ряду причин, которые он – судя по тому, как многозначительно вскинул брови – как раз намеревался перечислить.
– Нет, не его стиль. Напротив, он проявляет завидную любовь к произведениям искусства и, если верить данным и умозаключениям Интерпола – обычно я этим не грешу, но в данный момент в целом с их концепцией согласен – о взаимосвязи взломов мировых музеев и эксклюзивных частных коллекций, собрал некоторое количество шедевров. Его стиль заключается в том, что эти самые фотографии в электронном варианте возникли на рабочих столах всего моего Офиса, разлетелись по правительству и даже пришли на личный номер первого секретаря Её Величества. Шерлок – по данным наших специалистов – британский хакер, стараниями которого много нелицеприятной информации о высокопоставленных госслужащих и значимых сотрудниках крупных английских компаний было слито в ВикиЛикс. Шерлок – та ещё заноза, специализирующаяся на тщательно скрытой, опасной и оттого дорогостоящей информации. Пока его деятельность не заходила в границы шантажа конкретных лиц и выливалась в судебные процессы лишь над самыми объектами этих данных, но не оборачивалась преследованием самого Шерлока. Мориарти, вне всяких сомнений, этим фарсом в моем кабинете хочет привлечь его внимание. Вероятно, чтобы объединится для поисков «Чертогов». Вероятно, потому же он вышел и на тебя.
Мелинда с силой сжала челюсти, вопреки острому желанию запрещая себе отводить от брата взгляд. Тот усмехнулся и прихлопнул ладонью по ноге рядом с зонтом.
– Но каков театрал: краска на герцогине, роза мира у трупа!
– Джим Мориарти – мне нужно досье на него, – сказала она, и голос её прозвучал сдавленно и глухо. – Где оно? ЦРУ? Интерпол? Дом у реки?
Майкрофт сокрушенно покачал головой.
– Ничего нет. Известно только то, что я тебе уже сообщил. Он за собой основательно убрался.
В кармане её толстовки коротко пиликнул телефон. Она потянулась за ним, протяжно и шумно выдыхая, а когда опустила взгляд на подсветившийся экран, забыла вдохнуть.
«1 входящее сообщение от «док. Ватсон, Джон»
Ещё один короткий звонок и уведомление сменилось: «2 входящих сообщения от «док. Ватсон, Джон».
Мелинда подняла взгляд на соседа, сидящего напротив и вкладывающего фотографии изувеченной картины обратно в конверт. Она видела обе его руки, она не выпускала его из поля бокового зрения всё это время, а главное – она отчетливо помнила, что его телефон, с которого сейчас пришло два смс, остался валяться на кровати в его спальне этажом выше, которую она сама тщательно осмотрела и на пути к которой было два цепных пса Майкрофта. Она усилием заставила себя глотнуть воздух и с ощутимой болью протолкнула вниз по оцепеневшему в спазме горлу.
«Маленькая врунья.»
Второе сообщение гласило:
«Мне нравится, как звучит твой голос, когда ты произносишь моё имя. Это заводит.»
========== Глава 4. ==========
Носить вместо плотной военной формы и жестких ботинок удобные кроссовки, просторную хлопковую «пижаму» и белый халат ощущалось странным. В последний раз он выходил на дежурство так одетым почти пять лет назад в Адденбруке. Он даже помнил своего последнего пациента там – пожилую женщину после серьезной дорожно-транспортной аварии с множественными переломами, разрывами внутренних органов, пневмотораксом и тяжелой черепно-мозговой травмой. Ватсон провел у операционного стола около пяти часов в компании двух других хирургов, а после вычеркнул своё имя из графы «лечащий врач» в заведенной на пациентку карте. Это ощущалось словно другой, отдаленной от него расстоянием и временем чужой жизнью – не его. И вот теперь у него снова вместо погон была именная карточка, вместо пистолета – пейджер, вместо одной на всех палатки досуга просторная ординаторская и несколько обставленных удобными кроватями комнат отдыха.
Из одной из них Джон как раз вышел, устало растирая ноющий тупой болью затылок и отекшую шею. Ему почти не удалось поспать – ни на Бейкер-Стрит до самого вечера, ни теперь в больнице. В голове гремел торнадо мыслей, сметающий сон и замещающий его разрозненными отрывками: хакер, серийные убийства, британское правительство, сигнализация в его собственной гостиной. Наручные часы показывали начало третьего утра, и только сейчас, когда он почти провалился в долгожданную дрему, пришел вызов. С сестринского поста сообщили, что карета скорой помощи везла к ним молодого нетрезвого парня, вывалившегося из окна третьего этажа. Джону предстояло осмотреть его, обезболить, возможно, прооперировать или, если ему самому было не по силам провести полноценное операционное вмешательство, стабилизировать пациента до начала рабочего дня требуемого специалиста. Срочно было нужно взбодриться. И Ватсон, наблюдая за собственными шагами по зеленому линолеуму коридорного пола, так контрастирующего с пыльным плацом их базы, направлялся в сторону ближайшего кофейного автомата.
Возвращаться в мирную жизнь было непросто. Нужно было заново привыкать ко стольким вещам, являющимся для других совершенно обыденными, но кажущимся ему, Джону, чужеродными. Мирная жизнь звучала иначе – вместо стрекотания вертолетных лопастей приветливый писк принимающего его пропуск электронного замка, вместо громкого мужского гогота вахтенных приглушенное перешептывание медсестер на дежурном посту. Мирная жизнь была другой на вкус, многоголосее, пестрее и – вопреки всякой логике – неспокойнее войны. Там, в Ираке, всё было унифицировано, строго, скупо, пастельно. Там было понятно, кто враг, где его искать и как с ним бороться. Тут серийные убийцы просто рядом с большими торговыми центрами убивали молодых женщин, полиция трусливо отмалчивалась, опасаясь не реальной угрозы – маньяка, а каких-то мнимых вероятных последователей. Тут какой-то американец мог незамеченным проскользнуть в кабинет Майкрофта Холмса – настолько высокопоставленного, что Джон так внятно и не понял, кем конкретно он являлся – и разрисовать картину. Тут расследования подобных преступлений доверяли хрупкой и чудаковатой Мэл, которая, получив сообщения, вместо написать ответ вслух послала свой телефон к черту, которая перешагнула просто через Ватсона, пробираясь поверх его кресла, перегородившего проход на кухню, к пачке сигарет, которая плюхнулась обратно в своё кресло, сунула сигарету между губ, но вместо закурить, рявкнула:
– Уходи.
Её брат недоуменно вскинул брови.
– Уходи, – повторила Мелинда, направляя в него палец и закидывая свои босые, собравшие пыль неубранного пола стопы на укрытые одеялом колени Джона. – Не Вы, доктор. Вы останьтесь. Ваше замешательство помогает мне сосредоточиться. А ты уходи, Майкрофт.
Когда за тем закрылась дверь, и под ним самим и его охранниками перестала устало вздыхать лестница, Ватсон осторожно подхватил тонкие лодыжки Холмс, будто та была не его наглой соседкой, а пациенткой с тяжелыми травмами ног, и убрал со своих колен. Её бледная кожа оказалась гладкой и холодной. Вблизи он рассмотрел черноту причудливых вензелей её татуировки и высокий изогнутый свод стопы. В этих деталях, во всей Мелинде присутствовала утонченная красота, которую она осознанно, банально из лени или бессознательно прятала в мешковатой серой толстовке, в спутанных в невнятный высокий узел волосах, а главное – в своём отталкивающем поведении. Будто нарочно в доказательство этого, будто слыша его мысли, Холмс сказала:
– Спуститесь к миссис Хадсон, пусть заварит чаю.
Джон скосил взгляд на два бумажных стаканчика, оставшихся доверху наполненными остывшим кофе на краю стола с самого раннего утра. Тогда он пошел у неё на поводу, и из этого не получилось ни разговора, ни установления добрососедства. Даже банальной благодарности он не получил, а потому теперь фыркнул и ответил:
– И не подумаю, – он оттолкнулся от затертых подлокотников кресла и встал. – Я иду спать.
– Это не займет у Вас больше минуты, – настаивала Мелинда, и не закуренная сигарета в её губах шевелилась в такт её словам. Ватсон проследил взглядом за параболой её траектории и парировал:
– У Вас тоже.
– Джон, перестаньте. Разве…
Но он прервал её:
– Нет, это Вы перестаньте, Холмс! Хватит испытывать на прочность мои терпение и манеры. Я выполнил Ваш утренний запрос кофе, я проглотил то, что Вы едва не разбили мой мотоцикл, пробрались в мою спальню и разбудили меня. Что вы притащили в мою кровать розу с трупа! Всё, Вы исчерпали лимит вседозволенности не только на сегодня, но и на два следующих календарных месяца!
Она слушала его, и на её лице отразилось что-то настолько очевидно насмешливо-надменное, что тогда в их общей, совершенно не обжитой гостиной он различил в себе острый порыв столкнуть эту ухмылку с Мелинды звонкой пощечиной. И теперь, много часов спустя, снова разозлился. Уже не столько на неё, сколько на себя за агрессивную несдержанность своих мыслей. Какой бы невыносимой она ни была, ударить её – как и любую другую женщину – он никогда бы себе не позволил, но тогда на Бейкер-Стрит был всего в нескольких её колких репликах от потери контроля над собой.
– Приветик, – раздалось у него за спиной, и Джон дернулся от неожиданности. Этот голос был женским, но не принадлежал Холмс, и перед ним был не их пыльный нуждающийся в растопке камин, а кофейный автомат, сам он был не в своей спальной пижаме и одеяле, а в зеленом хирургическом костюме под белым халатом. – Нужна помощь?
Он оглянулся. Сразу за ним стояла молодая девушка в светлой форме и с короткими пшеничными волосами, заправленными за уши. Она мягко ему улыбалась, перебирая в руках смятую купюру и с очевидным любопытством его рассматривая. Джон улыбнулся ей в ответ.
– Привет, я… просто задумался над тем, какой кофе выбрать.
– Тут нечего и думать – берите черный, крепкий. Вы задремали стоя. Тяжелая ночка?
– Нет, совсем наоборот – сейчас только направляюсь к первому пациенту.
Она кивнула и протянула ему руку.
– Меня зовут Мэри, я медсестра в отделении интенсивной терапии.
Он ответил на предложенное пожатие, обхватывая мягкую теплую ладонь и заглядывая в широко распахнутые искрящиеся глаза.
– Джон, хирург-травматолог из приемного.
Улыбка Мэри – «Морстен, Мэри Э.» было указано на её повисшем с нагрудного кармана бейдже – стала шире и на щеках запали ямки. В розоватой глянцевой глазури её накрашенных губ отражалось свечение ламп.
– Позвольте Вас угостить, Мэри, – сказал он, выпуская её руку, но не намереваясь так же легко выпускать её саму. В запасе до повторного звонка с дежурного приемного поста у него ещё было несколько минут, а медсестра была слишком миловидной, чтобы проводить эти несколько минут наедине со стаканом кофе.
***
Мелинда выдохнула сизое облако дыма и со свистом рассекла его смычком. Было поздно – возможно, уже даже рано – и в квартире хозяйки этажом ниже больше никто раздраженно не сбавлял громкость на телевизоре во время рекламных пауз, а значит, миссис Хадсон уснула, не услышит сигаретной горечи, и так – об этом не стоило беспокоиться.
Скрипка осталась стоять облокоченной о пустой книжный шкаф, конверт с фотографиями картины Майкрофта остался лежать на кресле Ватсона. Мелинде не нужно было снова с ними сверяться, чтобы отчетливо помнить яркую желтизну густых подтеков краски.
ШЕРЛОК
Вывод уже давно был очевидным, и приход брата послужил тому лишним доказательством: Мориарти были нужны «Чертоги», срочно, и отступать он не намеревался. Состоянием на сейчас он испробовал уже пять разных способов. Во-первых, он раскопал всё на саму sher_lock – её работу, её методы, её настоящее имя, её заказчиков, но тихий шпионаж в сети ни к чему не привел. Он вышел на связь с ней, откровенно демонстрируя своё превосходство и пытаясь подтолкнуть к неосторожности, к трусливому бегству в «Чертоги» в поисках информации – это два. Третье – серийный убийца. Мелинда была уверена, что сам Джим Мориарти рук в крови не марал и отнести по меньшей мере три женских трупа непосредственно на его счет не могла, как не могла и точно определить связи moriarty с убийцей: он его нанял или только вышел на след, диктовал ему, что стоило делать, или просто пользовался плодами чужого зла, вплетая в него своё? Какой бы ни была правда, в этом присутствовала логика: Холмс стремилась поймать маньяка и наипростейшим путем было бы выйти на того, кто уже обладал о нём неоспоримо точной информацией. Мориарти сообщил о том, что оставил для Мелинды подарок за полтора часа до того, как тело обнаружили случайные прохожие. В-четвертых, он попытался надавить на Майкрофта запугиванием тем, что вычислил Шерлока, и тем, что обладал достаточной сноровкой и решительностью раструбить о своей находке кому угодно, но в первую очередь, ведомству М и его прямому работодателю. Вот только здесь Мориарти обнаружил пробел в своей осведомленности. Он не допускал, что Майкрофт мог банально не знать. Именно это и означало его «Маленькая врунья.» А сообщение было одним из множества проявлений пятого способа – он постоянно следил за Мелиндой, подсматривал за ней в старой квартире, следовал за ней на улицах, взламывал сотовые окружающих её людей, так подслушивал и так выходил на связь. Вот только ни один из используемых им способов выйти на Холмс не давал ей возможности отследить его по его же следам – тех просто не оставалось.
Она не могла не признать изобретательности Мориарти и не восхититься его мастерством и упорством в намерении заставить её запустить поисковые протоколы «Чертогов» и вместе с этим обнаружить их ему. Он не был ни простым, ни банальным, ни скучным, ни пресным. Противостояние ему захватывало. Холмс не могла не согласиться: «Это заводит».
Она глубоко затянулась, неторопливо выдохнула, складывая губами медленно взмывающие к потолку дымные кольца, и рассекла их смычком. Её тело взбудораженно вибрировало так, как давно не отзывалось даже на редкой чистоты шестидесятипроцентный героин, пущенный по вене. Энергия в ней требовала выхода, нужно было только задать правильное направление. Что Мелинда знала о Мориарти кроме его образования, не законченного из-за выходки, единственной целью которой было привлечь внимание деньговитых заказчиков? Что он имел выход на брикстонского убийцу – прямой контакт или только подглядывал со стороны – и это нужно было проработать. Помимо того, что душителя, безусловно, следовало как можно скорее остановить, он мог оказаться потенциально полезным в противостоянии с Мориарти. Это возводило дело о трех задушенных молодых женщинах в высочайшую степень важности. Именно на нём Холмс собиралась сконцентрироваться. Она подскочила с кресла, отбросила смычок, сунула сигарету в угол рта и направилась в свою спальню. Действовать нужно было немедленно.
Первую жертву звали Шеннон Грэйс, ей было двадцать, она красила волосы в пепельно-светлый, носила в сумке газовый баллончик и разноцветную коллекцию ярких марок ЛСД. Её нашли ранним утром вторника, четвертого сентября, в самом конце Риджуэй-Роуд у ворот одного из гаражей под железнодорожной эстакадой. Холмс не привлекли. По отпечаткам на пакете с наркотиками, очевидно предполагавшихся для продажи, а не собственного употребления, нашли сутенера и дилера Шеннон. Его арестовали по подозрению в убийстве и приволокли в участок, где Лестрейд так запугал его потенциальными двадцатью пятью годами в тюрьме, что тот в качестве алиби выложил чистосердечное признание в том, что в момент убийства Шеннон в двадцати километрах от Риджуэй-Роуд вместе с двумя подельниками грабил круглосуточный магазин.
Лили Уэбб, второй убитой, было тридцать пять, она была натуральной эффектной блондинкой, матерью двух сыновей-подростков, для которых своим телом и алиментами от первого мужа смогла обеспечить школу-пансион на северной окраине Лондона. Она не пила, пыталась бросить курить и, судя по её электронной почте, намеревалась радикально изменить жизнь – ей пришло письмо-подтверждение о приеме на работу администратором в тренажерный зал. В поисковой истории её браузера значилось несколько десятков просмотренных квартир, сдаваемых в аренду недалеко от школы её сыновей. Лили обнаружили двадцать девятого сентября возле Байторн-Стрит, за высоким металлическим ограждением, отделяющим жилые дома от пролегающих через район железнодорожных колей. Тело пролежало там трое суток и порядком пострадало от изменчивости лондонской погоды – мокло под дождями и распаривалось под солнцем, но причина смерти осталась очевидной – удушение. Как очевидными даже для Лестрейда оказались и параллели с делом Шеннон Грэйс, по которому инспектор успел безуспешно отработать ещё полдесятка подозреваемых.
Обе были невысокими, но фигуристыми, полноватыми, носили цветастые платья и длинные яркие ногти, на обеих были шарфы, которыми их и удушили, обе работали проститутками в Брикстоне и обеих нашли мертвыми далеко от их точки. Этого инспектору было достаточно, чтобы заподозрить серийность и наконец обратиться к Мелинде.
К этому моменту Шеннон Грэйс уже была похоронена, её комнатка в доме, который она снимала вместе с шестью другими девушками оказалась убранной и сданной новой квартирантке; находящийся в заключении в ожидании суда за ограбление сутенер Шеннон отказался говорить, а её мать-алкоголичка хоть и пыталась что-то бормотать, ничего связного и релевантного издать так и не смогла.
Место обнаружения Лили Уэбб ей удалось изучить до того, как вокруг него сняли оградительную полицейскую ленту, а саму Лили – осмотреть в морге. Вещи убитой достались Холмс уже после экспертов-криминалистов скомканными, перепачканными порошком для снятия отпечатков, в таком же состоянии оказалось и жилье, когда Лестрейд провел туда Мелинду.
Этим утром она успела оказаться на месте обнаружения третьей убитой до того, как все следы были окончательно затоптаны. Эта жертва была брюнеткой, но носила светлый длинноволосый парик, которого при ней не обнаружилось. Длинные, остро заточенные ногти ярко-желтого цвета с россыпью стразов были наклеенными поверх своих коротко отстриженных и не накрашенных. Куртка и ботинки были дороже и ухоженней остальной одежды – цветастой джинсовой юбки, узорчатой блузки с глубоким вырезом и несколько раз старательно зашитых капроновых колготок – низкого качества и, вероятно, купленной в магазине подержанных вещей. В сумке у неё было два мобильных телефона; на том, что дороже и которым весьма бережливо пользовались несколько лет, входящие сообщения адресовались Эмили; на том, что дешевле, новее, но с треснутым экраном – Барбаре. Она, очевидно, занималась проституцией не так давно, пришла к этому от безысходности, остро это ненавидела и тщательно скрывала. Судя по следам пасты шариковой ручки на ребрах её ладоней и следам на кистях, у Эмили была другая, дневная работа где-то в офисе, которую она проводила за столом, работая над бумагами.
Всех троих задушил один и тот же человек – высокий и сильный левша. Каждую он убил достаточно быстро, чтобы они не успели попытаться дать ему отпор; воспользовался их же одеждой, затянув шарфы – и пару колготок – вокруг шеи одинарной петлей и надавливая слева несколько сильнее, отчего след от удавки оставался неравномерным. Всем троим он отстриг ногти – ровно, точно, будто имел в этом особую сноровку, но ни на одном из мест обнаружения тела не осталось отрезанных кусочков или хотя бы мелкой крошки лака, отколовшегося в процессе срезания. Вывод: он убивал их не там, где бросал тела. Барбару-Эмили он совершенно точно убил у себя дома – внизу её колготок остался мелкий ворсистый след светлого ковра и несколько рыжих тонких нитей котячьей шерсти, которой на одежде у неё не было – у самой Эмили, очевидно, кот не жил. Ни одна из троих не оказывала явного сопротивления. Из чего Мелинда делала вывод, что с каждой из трех убийца виделся не раз, они привыкли, что в сексе он придушивал их, играя. Потому в последнюю встречу ни Шеннон, ни Лили, ни Барбара не сразу смогли понять, что в этот раз он душил их на самом деле, а так – не успели даже попытаться отбиться.
